Текст книги "Пятый угол"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 43 страниц)

5

Насколько непродуктивной была беседа с бароном де Курвилем, настолько гладко вслед за этим прошла сделка с маклером по недвижимости Пьером Мюэрли. Вернувшись в отель, Томас позвонил ему, вкратце разъяснил, что он хочет, а именно: кредит 750000 швейцарских франков под гарантии акций DESU.

– Не больше? – спросил Мюэрли на своем горловом швейцарско-немецком наречии.

– Нет, этого мне достаточно, – сказал Томас, подумав: нельзя перегибать палку.

Маклер, краснолицый и неуклюжий мужчина, пришел в отель сам. Этот человек времени не терял. На следующий день у нотариуса был составлен договор:

«Господин Вильфрид Отт, промышленник из Дюссельдорфа, обязуется выплачивать восемь процентов годовых на предоставленную ему сумму в три четверти миллиона франков. Кредит должен быть погашен не позднее полуночи 9 мая 1959 года.

До этого срока господин Пьер Мюэрли, маклер по недвижимости из Цюриха, обязуется не трогать депонированные акции, которые господин Отт передает ему в качестве гарантии. Однако если кредит не будет возвращен к указанному сроку, то господин Мюэрли будет вправе распоряжаться ценными бумагами по своему усмотрению».

С договором в кармане Томас и Мюэрли поехали в Национальный банк. Подлинность свидетельства о депозите была подтверждена. Затем в конторе Мюэрли состоялась передача чека на 717850 швейцарских франков – кредит за вычетом процентов и комиссионных за два года.

Итак, в мгновение ока Томас обрел капитал в 717850 швейцарских франков! Теперь в течение двух лет он мог и собирался работать с этими деньгами, в мае 1959 года аккуратно и в срок выплатить свой долг, забрать акции из банковского сейфа, порвать и спустить в канализацию. И все на этом заработают, никто не останется в убытке, никто и не заметит, какую операцию он провернул. Да, вот как просто сработает этот механизм, если сработает.

Когда Томас Ливен, он же Вильфрид Отт, спустя несколько часов вошел в холл своего отеля, он увидел Хелен де Курвиль, сидевшую в кресле.

– Хэлло, как я рад!

Бесконечно медленно Хелен оторвала взгляд от модного журнала. С бесконечно скучающей миной ответила: «О, здравствуйте». В этот прохладный день на ней было коричневое платье в мелкую клетку и жакет из канадской натуральной норки. Не нашлось ни одного мужчины в холле, который бы не обернулся в ее сторону. Томас сказал:

– Вы немного опоздали, но я счастлив, что вы все же пришли.

– Господин Отт, примите к сведению: я пришла не к вам, а к своей подруге, которая проживает здесь.

Томас сказал:

– Если не получается сегодня, то, может быть, встретимся завтра, на аперитив?

– Завтра я уезжаю на Ривьеру.

Томас всплеснул руками:

– Какое совпадение! Знаете, я ведь тоже завтра собрался на Ривьеру. Я заеду за вами. Скажем, в одиннадцать?

– Разумеется, я поеду не с вами. А вот и моя подруга, – она поднялась. – Будьте здоровы – если сможете.

На следующий день, в семь минут двенадцатого, Хелен де Курвиль на небольшой спортивной машине выехала из ворот Шато Монтенак, не остановившись возле Томаса. Он раскланялся с ней – она отвернулась. Он завел машину и двинулся следом.

До Гренобля не случилось ничего примечательного. Но сразу же после него автомобиль Хелен встал. Она вышла, он притормозил рядом.

– Что-то с мотором, – сказала она.

Он исследовал движок, но не смог обнаружить никакого дефекта. Хелен тем временем отправилась к ближайшему дому, чтобы по телефону вызвать механика. Тот вскоре подъехал и объявил, что «полетел» бензонасос, машину придется эвакуировать, ремонт продлится минимум два дня.

Томас был убежден: механик лжет, чтобы побольше содрать с клиентки, но был счастлив, что нарвался на жулика. Он пригласил Хелен продолжить путешествие в его машине.

– Вы весьма любезны, господин Отт, – ответила она после долгих колебаний. Перегрузили ее багаж. Томас незаметно расплатился с лжецом по-царски.

Первые сто километров Хелен разомкнула губы только единожды, сказав ему: «Будьте здоровы», когда он чихнул. После новых ста километров она объявила, что договорилась встретиться в Монте-Карло со своим женихом.

– Бедняга, – сказал Томас. – Не часто он вас будет видеть.

В Монте-Карло по желанию Хелен он подвез ее в «Отель де Пари». Здесь ее ожидало известие: жених задерживается в Париже и не сможет приехать.

– Я беру его апартамент, – объявил Томас.

– Очень хорошо, мсье, – сказал главный портье, незаметно пряча банкноту в пять тысяч франков.

– Но если мой жених все же приедет…

– Тогда пусть сам ищет, где остановиться, – отрезал Томас, отвел Хелен в сторону и прошептал: – Он вас недостоин. Вы что, не видите здесь руку провидения?

Молодая женщина неожиданно рассмеялась.

Два дня они прожили в Монте-Карло, потом отправились в Канны, где остановились в отеле «Карлтон». Томас провел несколько восхитительных дней. Он ездил с Хелен в Ниццу, Сен-Рафаэль, Сен-Максим и Сен-Тропе. Они купались в море. Он взял напрокат моторную лодку, катался с Хелен на водных лыжах, валялся рядом на пляже.

Хелен смеялась над тем же, над чем и он, ей нравились те же блюда, она любила те же книги и картины. Когда спустя семь великолепных дней она стала его возлюбленной, выяснилось, что они понимали друг друга во всем. И тут случилось главное – на восьмой день в первом часу ночи…

С влажными мерцающими глазами Хелен де Курвиль лежала в постели в своей спальне. Возле нее сидел Томас. Они курили. Он гладил ее волосы. В комнату издалека доносилась музыка. Горела лишь одна маленькая лампа.

Хелен вздохнула и потянулась: «Ах, Билль, я так счастлива»… Она называла его Билль. Имя Вильфрид напоминало ей о Рихарде Вагнере, говорила она.

– Я тоже, душа моя, я тоже.

– Правда?

И снова этот странный изучающий взгляд раскосых глаз, значение которого Томас объяснить не мог.

– Правда, дорогая.

Внезапно Хелен уткнулась в подушку, продемонстрировав свою прекрасную золотистую загорелую спину. При этом она зарыдала с таким отчаянием, что Томас даже перепугался:

– Я тебя обманывала! Я мерзавка – ах, какая же я подлая!

Некоторое время он слушал ее всхлипы, затем кротко сказал:

– Если речь о твоем женихе…

Она снова перевернулась на спину и закричала:

– Чушь, какой жених! Нет у меня никакого жениха! О, Томас, Томас!

Он почувствовал, будто ледяная рука прошлась по его спине.

– Что ты сказала?

– Нет у меня никакого жениха.

– Нет, я не это имел в виду, – у него слегка перехватило дыхание. – Ты только что сказала «Томас»?

– Да, – всхлипнула она, и крупные слезы полились ручьем по щекам прямо на грудь. – Да, разумеется, я сказала «Томас». Ведь так тебя зовут, мой бедный любимый Томас Ливен… Ах, ну зачем я тебя только встретила? За всю свою жизнь я не была еще так влюблена… – снова вскинулась она, последовал новый водопад слез. – И именно тебе я должна была это причинить, именно тебе.

– Причинить? Что причинить?

– Я работаю на американскую секретную службу, – с отчаянием в голосе пожаловалась Хелен.

Томас не замечал, как огонек сигареты все ближе подбирался к его пальцам. Он долго молчал. Наконец, глубоко вздохнул:

– Бог мой, значит, опять все сначала?

– Я не хотела тебе говорить… – с трудом мрачно выдавила она из себя. – Не имела права… Они меня выгонят… Но я не могла не сказать тебе правду после этого вечера… иначе я жить не смогу…

– Давай-ка помедленнее и с самого начала, – сказал Томас, постепенно приходя в себя. – Итак, ты американский агент?

– Да.

– А твой дядя?

– Мой шеф, полковник Херрик.

– А Шато Монтенак?

– Сняли. Наши люди В Германии сообщили, что ты планируешь крупное дело. Потом ты приехал в Цюрих. Когда появилось твое объявление, мы получили полномочия предложить тебе кредит в сто тысяч франков…

– Зачем это?

– В твоем анонсе было что-то нечисто. Нам необходимо было разгадать, в чем дело, и тогда бы ты был в их руках. ФБР любым способом намерено ангажировать тебя, Оно жаждет заполучить тебя, – она снова заплакала, Томас вытер ей слезы.

– Потом ты запросил 750 тысяч. Мы заказали срочный разговор с Вашингтоном. И что, ты думаешь, они нам ответили? Что 750 тысяч – безумие! Такой суммой они рисковать не захотели! И тогда решили использовать меня против тебя…

– Тебя, – повторил он по-идиотски.

– …и я предприняла эту поездку. Все было сплошным театром. Механик в Гренобле…

– Боже, и этот тоже. А я-то, болван, еще дал ему чаевые!

– …жених, все, Томми. А теперь – теперь я в тебя влюбилась и знаю, что если ты не согласишься работать на нас, тебя сдадут.

Томас встал.

– Останься со мной!

– Я вернусь, дорогая, – сказал он с отсутствующим видом. – Мне только нужно с твоего позволения кое-что спокойно обдумать. Ибо нечто подобное, знаешь ли, со мной уже случалось…

Он оставил ее, продолжающую всхлипывать, и вернулся в свою спальню. Здесь он уселся у окна и долго смотрел в ночь. Потом схватил телефонную трубку, подождал, когда ответит телефонистка, и сказал:

– Соедините меня с шеф-поваром… Все равно, разбудите его…

Через пять минут телефон зазвонил. Томас взял трубку:

– Гастон? Это Отт. Я только что пережил тяжелый удар судьбы. Мне нужно что-нибудь легкое, возбуждающее. Приготовьте мне томатный коктейль и несколько сардин с жареным картофелем… Спасибо, – он повесил трубку.

«Итак, от них не вырваться, – подумал он. – В 1957 году они опять подловили меня – так же, как и в 1939-м!»

Из открытой балконной двери Томас Ливен смотрел на опустевший город и на далекие равнодушные звезды, блестевшие над Средиземным морем. И из бархатной темноты вдруг выплыли, начали приближаться и спускаться к нему – мужчины и женщины из его прошлого: фантастические красотки, холодные женщины-агенты, могущественные главы концернов, прожженные торгаши, безжалостные убийцы, предводители банд, устроители бойни.

Вся его прежняя жизнь нахлынула на него – дикая, полная приключений жизнь, которая, подобно торнадо, раскрутилась в тот теплый майский день 1939 года…

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава первая

1

24 мая 1939 года без двух минут десять перед домом 122 на Ломбарт-стрит в центре Лондона остановился черный кабриолет «бентли».

Из машины вышел элегантный молодой господин. Его загар, небрежная походка, спутанные темные волосы удивительно не гармонировали с подчеркнуто строгой одеждой. Темно-серые брюки в полоску с острыми как бритва стрелками, черный двубортный пиджак, жилетка с золотой часовой цепочкой, белая рубашка с высоким стоячим воротничком, серый с перламутровым отливом галстук. Прежде чем захлопнуть дверцу, господин извлек из салона черный котелок, зонт и две газеты – «Таймс» и «Файненшл таймс» на розовой бумаге. После этого тридцатилетний Томас Ливен вошел в здание, вход которого украшала доска из черного мрамора, на которой золотом было написано: МАРЛОК&ЛИВЕН, АГЕНТСТВО ПО ДЕЛАМ ДОМИНИОНОВ.

Томас Ливен был самым молодым банкиром в Лондоне, и очень удачливым. Такую блиц-карьеру он сделал благодаря своему интеллекту, способности производить впечатление серьезного человека и таланту вести два абсолютно несовместимых образа жизни. Воплощенная корректность и серьезность на бирже, Томас вне этих священных стен был обаятельным покорителем женских сердец. Никто, и меньше всего те, о ком речь, не подозревали, что он мог играючи быть участником сразу четырех любовных интрижек, поскольку был не только вынослив, но и умел хранить молчание. Томас Ливен мог быть более чопорным, чем самый чопорный джентльмен из Сити, но раз в неделю он проводил время в одном из известных танцклубов Сохо, не афишируя это, а дважды в неделю посещал занятия джиу-джитсу.

Томас Ливен любил жизнь, и она, похоже, отвечала ему взаимностью. И хотя он был очень молод, о чем многие не догадывались, казалось, ему все падало с неба.

Когда Томас, с достоинством приподняв котелок, вошел в операционный зал банка, там уже находился его старший партнер Роберт Э. Марлок. Высокий и худой, Марлок был на 15 лет старше Томаса. У него была не очень приятная манера: стоило кому-нибудь взглянуть на него, как он моментально отводил в сторону свои светлые водянистые глаза. «Хэлло», – сказал он, по привычке глядя мимо Томаса. «Доброе утро, Марлок, – сказал Томас с серьезной миной. – Доброе утро, господа». Шесть служащих, сидевших за столами, ответили на приветствие с такими же серьезными минами.

Марлок стоял возле металлической стойки, накрытой стеклянным колпаком, из-под которого доносилось тиканье маленького латунного аппарата, печатавшего на нескончаемых бумажных полосах последние биржевые курсы. Томас подошел и взглянул на котировки. У Марлока слегка подрагивали руки. Человек недоверчивый мог бы сказать, что у него типичные руки карточного шулера. Но недоверие еще не успело поселиться в светлой душе Томаса Ливена. Марлок спросил нервно:

– Когда вы летите в Брюссель?

– Сегодня вечером.

– Самое время. Видите, как рухнули котировки! И все из-за проклятого нацистского стального пакта! Успели прочитать в газетах, Ливен?

– Разумеется, – сказал Томас. Он предпочитал употреблять «разумеется» вместо простого «да». Это звучало солиднее. В этот день, 24 мая 1939 года, газеты сообщали о заключении союзнического договора между Германией и Италией, названного также стальным пактом.

Через темный старомодный операционный зал Томас прошел в свой темный старомодный кабинет. Тощий Марлок последовал за ним и опустился в одно из кожаных кресел возле высокого письменного стола. Сперва партнеры обговорили, какие ценные бумаги Томас должен скупить на континенте, а от каких избавиться. У «Марлок&Ливен» был филиал в Брюсселе. Кроме того, Томас Ливен имел долю в одном из частных парижских банков. После того как с деловой частью было покончено, Роберт Э. Марлок нарушил свою давнюю привычку и открыто посмотрел в глаза своего младшего партнера.

– Э-э, Ливен, у меня к вам еще и личная просьба. Вы, конечно, помните Люси…

Томас прекрасно помнил Люси. Красивая блондинка из Кельна несколько лет прожила в Лондоне и была подружкой Марлока. Затем, должно быть, случилось что-то крайне неприятное – никто не знал точно, что именно, – но только Люси Бреннер внезапно вернулась в Германию.

– Мне неприятно обременять вас этим, Ливен, – сетовал теперь Марлок, стараясь усилием воли не отводить взгляд от младшего партнера. – Но я подумал, что если вы все равно будете в Брюсселе, то могли бы заскочить в Кельн и поговорить с Люси.

– В Кельн? А почему бы вам не съездить самому? Ведь вы тоже немец…

Марлок ответил:

– Я бы охотно съездил в Германию, но международное положение… К тому же, честно говоря, я тогда сильно обидел Люси…

Марлок часто и охотно говорил о своей честности.

– …да, если честно. Тут оказалась замешанной другая женщина. Люси была вправе бросить меня. Скажите ей, что я прошу прощения. Я хочу все загладить. Она должна вернуться…

В его голосе зазвучало волнение, сродни тому, какое появляется у политиков, когда они говорят о своем стремлении к миру.

2

Утром 26 мая 1939 года Томас Ливен прилетел в Кельн. На фасаде отеля рядом с собором развевались знамена со свастикой. Точно так же был декорирован и весь город. Праздновали стальной пакт. Множество военных. Из гостиничного холла то и дело, подобно выстрелам, доносилось щелканье каблуков.

В номере на письменном столе стоял портрет фюрера, Томас прислонил к нему свой обратный авиабилет. Затем он принял горячую ванну, оделся и позвонил Люси Бреннер.

Когда на другом конце провода взяли трубку, послышался подозрительный щелчок, на который Томас Ливен, впрочем, не обратил внимания. Будущий суперагент, каким он стал в 1940 году, в 1939-м еще ничего не знал о наличии подслушивающих устройств.

– Бреннер.

Это была она, ее прокуренный, возбуждающе-хрипловатый голос, который он хорошо помнил.

– Фрейлейн Бреннер, вас беспокоит Ливен. Томас Ливен. Я только что приехал в Кельн и… – Он остановился. Хотя нового щелчка не последовало, зато прозвучал ее едва сдерживаемый вопль.

Очаровательно улыбнувшись, он поинтересовался:

– Это был крик радости?

– Боже правый! – послышалось в трубке. И новый щелчок.

– Фрейлейн Бреннер, Марлок попросил меня навестить вас…

– Этот негодяй!

– Ну пожалуйста, не надо так…

– Жалкий подонок!

– Фрейлейн Бреннер, выслушайте же, наконец! Марлок через меня просит у вас прощения. Вы позволите навестить вас?

– Нет!

– Но я обещал ему…

– Убирайтесь отсюда, господин Ливен. Первым же поездом! Вы ничего не знаете, что здесь творится!

Новый щелчок на линии, который Томас проигнорировал.

– Нет, нет, фрейлейн Бреннер, это вы не знаете, что творится…

– Господин Ливен…

– Никуда не уходите, через десять минут я буду у вас! – Он положил трубку и поправил узел галстука. Его охватил спортивный азарт.

Прихватив шляпу и аккуратно сложенный зонт, Томас бросился к такси. Оно доставило его в район Линденталь. Здесь, в Бетховен-парке, на третьем этаже виллы жила Люси Бреннер.

Он позвонил. За дверью послышался приглушенный шепот. Девичий голос, мужской голос. Томас был несколько удивлен, но недоверие еще не поселилось в его светлой душе.

Дверь отворилась. Показалась Люси Бреннер в пеньюаре, под которым, судя по всему, было надето немного. Сильно взволнованная, она, увидев Томаса, охнула: «Сумасшедший!»

Дальше все произошло моментально. Из-за спины Люси появились двое. На них были кожаные пальто, оба смахивали на мясников. Один из них грубо отпихнул Люси, второй схватил Томаса за лацкан пиджака.

Всю выдержку, спокойствие и сдержанность Томаса как рукой сняло. Обеими руками он ухватил кулак наглеца и развернулся неуловимо танцующим движением. Ошарашенный мясник тут же завис на правом боку Томаса. Затем небольшой наклон, рывок – и сустав хрустнул. Мясник пронзительно взвыл, пролетел по воздуху и приземлился на полу в прихожей, где и остался лежать, скрючившись от боли. «Уроки джиу-джитсу не прошли даром», – подумал Томас.

– Ну, теперь вы, – сказал он, подходя ко второму. Белокурая Люси пронзительно завизжала. Второй мясник попятился и стал заикаться:

– Н-не н-надо. Не делайте этого… – он извлек револьвер из подмышечной кобуры. – Предупреждаю вас, будьте благоразумны.

Томас остановился. Только идиот бросается на вооруженного мясника.

– Именем закона, – произнес струсивший мясник, – вы арестованы.

– Арестован? Кем?

– Тайной государственной полицией.

– Ну и ну, – сказал Томас Ливен, – воображаю, как я буду рассказывать об этом в своем клубе!

Томас Ливен любил свой лондонский клуб, и любовь была взаимной. Со стаканом виски в руках, с трубкой во рту, сидя перед горящим камином, члены клуба каждый четверг по кругу рассказывали самые захватывающие истории. «Когда я вернусь, – подумал Томас, – на этот раз я привезу историю не хуже других». Да, история была неплохой и становилась все интереснее.

Вот только когда теперь доведется Томасу рассказывать ее в своем клубе? Когда он вообще увидит свой клуб? Он еще оставался в приподнятом настроении в тот майский день 1939 года, когда сидел в «Особом отделе Д» штаб-квартиры гестапо в Кельне. «Происшедшее – всего лишь недоразумение, – думал он, – через полчаса я выйду отсюда…»

Комиссара, к которому привели Томаса, звали Хаффнером, это был толстяк с хитрыми свиными глазками. К тому же чистюля. Без перерыва он чистил свои ногти, доставая для этого все новые зубочистки.

– Я слышал, вы избили нашего камрада, – злобно сказал Хаффнер. – Вы об этом еще жестоко пожалеете, Ливен!

– Для вас по-прежнему господин Ливен! Что вам от меня нужно? Почему меня арестовали?

– Валютные преступления, – объявил Хаффнер, – давненько мы вас поджидали.

– Меня?

– Или вашего партнера Марлока. С того момента как некая Люси Бреннер вернулась из Лондона, я установил за ней слежку. Я подумал: кто-нибудь из этих наглых скотов когда-нибудь да объявится. Ну вот и – хоп! – Хаффнер через весь стол подтолкнул к нему одну из папок. – Будет лучше, если я вас познакомлю с имеющимися против вас материалами. Надеюсь, тогда вы закроете свою нахальную пасть.

Становится действительно любопытно, подумал Томас. Он начал перелистывать многочисленные подшитые документы. Спустя некоторое время он расхохотался.

– Что вы находите здесь смешного? – поинтересовался Хаффнер.

– Послушайте, но это же великолепно!

Из документов следовало, что лондонский частный банк «Марлок&Ливен» несколько лет назад сыграл злую шутку с Третьим рейхом, воспользовавшись тем, что немецкие закладные письма из-за сложившейся политической ситуации долгое время котировались на Цюрихской бирже в одну пятую своей номинальной стоимости.

«Марлок&Ливен» или тот, кто оперировал под этой вывеской, в январе, феврале и марте 1936 года скупил эти закладные в Цюрихе за нелегально вывезенные из Германии рейхсмарки. Затем некий швейцарский гражданин, выступавший как подставное лицо, был уполномочен приобрести обесцененные в Германии, но весьма ценимые в остальном мире полотна так называемого деградирующего искусства. Нацистские власти охотно разрешили вывоз картин. Во-первых, они избавлялись от нежелательных произведений, а во-вторых, получали валюту, столь необходимую для производства вооружения.

Швейцарец как подставное лицо тридцать процентов стоимости оплатил в швейцарских франках. Оставшиеся 70 процентов оное лицо оплатило немецкими закладными (нацисты спохватились позже), которые таким образом вернулись на родину по номинальной цене, то есть пятикратно превышавшей ту, за которую их приобретал в Цюрихе «Марлок&Ливен».

Пока Томас Ливен изучал документы, он думал: «Эту классную аферу провернул не я. И сделать это мог только Марлок. Но он должен был знать, что немцы ищут его, что Люси Бреннер под наблюдением, что меня арестуют, что не поверят ни одному моему слову. И что он станет единоличным владельцем банка. О, Боже правый…»

– Итак, – с удовлетворением произнес комиссар Хаффнер, – вижу, что трепло, наконец, заткнулось? – Он извлек очередную зубочистку и на этот раз занялся своими зубами.

«Проклятье, что делать?» – раздумывал Томас. Одна мысль пришла ему в голову. Не очень удачная. Но лучшей все равно не было.

– Я могу позвонить?

Свиные глазки Хаффнера сузились:

– С кем вы хотите говорить?

Теперь только атака, – подумал Томас, – только вперед.

– С бароном фон Виделем.

– Никогда не слышал о таком.

Внезапно Томас сорвался на крик:

– Его превосходительство барон Бодо фон Видель, посланник по особым поручениям в МИДе! Никогда не слышали о таком?

– Я… я…

– Вытащите хотя бы зубочистку изо рта, когда разговариваете со мной!

– Что… что вы хотите от господина барона? – заикался Хаффнер. Он привык иметь дело с запуганными гражданами. С арестованными, которые орут и знакомы с бонзами, он не знал, как обращаться.

Томас продолжал бушевать:

– Барон мой лучший друг!

Томас познакомился с Виделем, который был намного старше его, в 1929 году в студенческой компании. Видель ввел Томаса в аристократические кружки. Томас как-то дважды оплачивал просроченные векселя барона. Они тогда по-человечески сблизились – вплоть до того дня, когда Видель вступил в нацистскую партию. После бурной ссоры они расстались.

«Интересно, как у Виделя с памятью?» – думал теперь наш герой, продолжая кричать:

– Если вы сию минуту не соедините меня с ним, завтра будете искать себе новую работу!

Комиссар Хаффнер отыгрался на телефонистке. Внезапно схватив трубку, он заорал:

– Берлин, МИД! И побыстрее, сонная тетеря!

«Здорово, ну просто здорово», – думал Томас, когда вслед за этим услышал голос бывшего собрата: «Фон Видель у аппарата»…

– Бодо, это Ливен! Томас Ливен, ты меня еще помнишь?

Раскатистый смех ударил ему в ухо:

– Томас! Ты? Вот это сюрприз! Помню, однажды ты прочел мне воспитательную лекцию, а сегодня сам в гестапо!

Томас на мгновение даже прикрыл глаза: налицо было чудовищное недоразумение. А веселый голос барона продолжал греметь:

– Чудно, кто-то – Риббентроп или Шахт – говорил мне недавно, что у тебя в Англии свой банк!

– Это так, Бодо, выслушай меня…

– Ага, внештатная служба, понимаю! Прикрытие, да? Давно я так не смеялся! Осознал, наконец, что я тогда был прав, а?

– Бодо…

– И до кого ты дослужился? До комиссара?

– Бодо…

– Или до советника по уголовным делам?

– Черт побери, выслушай же, наконец! Я не работаю в гестапо, меня арестовали!

В трубке повисла тишина. Хаффнер от удовольствия зачмокал губами и, не переставая чистить ногти, прижал плечом вторую трубку к уху.

– Бодо, ты что, не понял меня?

– Да понял, к сожалению. И в чем… в чем тебя обвиняют?

Томас объяснил, в чем.

– Н-да, старина, это скверно. Не могу вмешиваться. Мы живем в правовом государстве. Если ты действительно невиновен, все выяснится. Всего хорошего. Хайль Гитлер!

– Ваш лучший друг, да? – хрюкнул Хаффнер.