Текст книги "Я признаюсь во всём"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

10

Она серьезно посмотрела на меня. Затем приветствовала меня легким кивком головы.

– Добрый день, Вильма, – сказал я и протянул ей руку. Она ответила на рукопожатие.

– Садитесь, господин Франк, – предложил чиновник, сидевший за письменным столом.

Другой сел за пишущую машинку и с любопытством смотрел на меня.

«Ну вот, – подумал я. – Все кончено». Вильма сидела рядом. Я бы очень хотел знать, что она уже успела рассказать обо мне. Но узнать этого мне, наверное, не суждено. Я посмотрел на Вильму. Она отвернулась. «Она всего лишь женщина, – подумал я.

– Я могу идти? – спросила она.

– Нет, останьтесь, пожалуйста.

Она пожала плечами.

Итак, очная ставка. Тоже хорошо! Позаботится ли доктор Фройнд о Мартине? Мои деньги так и лежат дома. Ах, если бы я только их куда-нибудь спрятал! Слишком глупо. Вероятно, меня оставят здесь. Конечно, они прямо сейчас могут взять меня под арест. Я и не предполагал, что они уже так много знают. И что здесь будет Вильма.

– Вы знаете, для чего мы вас вызвали, господин Франк? – спросил чиновник. Он был высокий и тощий, с серым от сверхурочной работы лицом.

– Да.

– Хорошо, это облегчает дело. Вы расскажете все сами, или будете отвечать на вопросы?

В этот момент я почувствовал себя таким бессильным, как никогда. Я хотел во всем сознаться.

– Я хочу говорить! (Почему нет? Однажды это как-то должно закончиться. Иоланта была мертва. Мордштайн мертв. Маргарет, моя жена, неизвестно где. Почему я не должен говорить? Прежде чем они вынесут мне приговор, я успею умереть…)

– Очень хорошо, – сказал чиновник из-за письменного стола и кивнул своему коллеге за машинкой. Тот заправил лист бумаги. – Тогда говорите, пожалуйста, господин Франк.

– Да.

Он поднял руку:

– Но, пожалуйста, по возможности, только о вещах, которые имеют отношение к господину Лаутербаху.

11

Прошла пара секунд, прежде чем я понял, что они совсем ничего обо мне не знают, что они только хотели допросить меня о бедном Лаутербахе, который сидел за решеткой из-за каких-то валютных операций.

Через какое-то время я снова овладел собой и смог говорить. Эти несколько секунд Вильма серьезно смотрела на меня. Она сидела молча и слушала. «Она могла все испортить, – подумал я.

Ну ладно.

Я рассказал, что знал о Лаутербахе. Я сказал, что встречался с ним один раз, чтобы обсудить деловое предложение.

– Какое деловое предложение?

– Экспорт материалов. Это мой профиль.

– И вы закончили это дело? – Чиновник рассматривал фальшивые документы.

– К сожалению, нет. Лаутербах был арестован, прежде чем мы успели закончить. – Мне показалось, что этого было мало, и я попытался помочь Лаутербаху. – Он произвел на меня очень хорошее впечатление, – сказал я. – Я не могу себе представить, чтобы он оказался впутанным в противозаконные махинации.

Чиновник махнул рукой.

– Этого достаточно, – сказал он. Затем он поблагодарил меня за помощь, вернул фальшивые документы и пожал мне руку.

Через десять минут я снова стоял в коридоре. Вильме тоже разрешили идти. Второй чиновник проводил нас до двери и позвал следующего:

– Господин Роберт Хоенберг!

Мой новый знакомый поднялся. Он прошел мимо меня.

– До субботы, – сказал я.

Он кивнул, и дверь за ним закрылась.

Я спускался рядом с Вильмой вниз по лестнице. Мы вышли на оживленную улицу. Шел сильный снег.

– Вальтер… – начала Вильма.

– Да?

Ее узкое лицо дрожало.

– Я уезжаю из Вены.

– Вот как?

Где была та радость, которую я испытывал, находясь рядом с ней? Куда делось волшебство ее взгляда? Где все это? Снег бесшумно падал, снежинка за снежинкой. Ее лицо казалось мне чужим, я почти не узнавал его. Как далеко позади все это уже было, как далеко…

– Наш театр пригласили в Германию. Мы едем на гастроли на Рейн, с пьесой Феликса.

– Я очень рад, Вильма!

– Вальтер! – это прозвучало как крик о помощи. Она стояла, прижавшись к стене дома, укутанная в шаль, раскрасневшаяся, со спутанными волосами.

– Да, Вильма?

– Я согласилась, Вальтер. У меня не хватило смелости отказаться.

Прохожие толкали нас, машины сигналили, звонили трамваи. Мы молча стояли в хаосе улицы.

– О Вальтер, Вальтер! Ты не знаешь, что я пережила за эти последние дни! Я хотела позвонить тебе. Я хотела прийти к тебе среди ночи.

Я молчал.

– Но я боялась. Этот ужасный прежний страх. Я не могла прийти! А сейчас… – Ее голос сорвался.

«А сейчас?» – Я думал о докторе Фройнде. Что бы он сказал? Что бы он сделал на моем месте?

– …а сейчас я просто не знаю, как быть дальше! Скажи, что мне делать, Вальтер! Пожалуйста, скажи мне!

Автомобили, трамваи. Шум и прохожие. Утренние газеты. Продавцы громко выкрикивали последние новости:

– Семья отравилась газом в своей квартире! Сход лавины в Тироле!

– «Курьер»! Всемирные новости! Вечерняя газета!

– Я люблю тебя, Вальтер! Я очень тебя люблю!

Я глубоко вздохнул, что причинило мне боль в груди. Я посмотрел на нее. Она стояла передо мной, хрупкая и беспомощная.

– Поезжай в Германию, Вильма, – сказал я.

– Так все плохо?

– Да, – сказал я. – Так плохо. Я тоже люблю тебя, Вильма. И именно потому, что я тебя люблю, я говорю – поезжай в Германию. Уезжай из Вены. Оставайся с Феликсом.

– «Курьер»! Всемирные новости! Вечерняя газета! Последние новости со всего света!

– Вильма…

– Да?

– Я скоро умру, Вильма, – сказал я тихо и взял ее за руку. Ее рука была горячей и сухой.

– Да, Вальтер. Но это ничего не меняет.

– Я знаю, Вильма. Но я не могу.

– Нет?

– Нет.

– Я знала, – еле слышно прошептала она. Потом она достала из сумочки конверт. – Я надеялась увидеть тебя сегодня. Я кое-что принесла тебе.

– Что?

– Деньги, которые ты нам одолжил. Сейчас мы можем их вернуть.

– Господи, оставьте их себе!

Она покачала головой и вложила конверт мне в руку:

– Нет, пожалуйста, возьми.

Я сунул конверт в карман.

– Вальтер, если я поеду в Германию, меня не будет шесть месяцев!

– Значит, мы больше не увидимся.

Она посмотрела на меня:

– Я должна ехать?

– Да, Вильма.

Внезапно она обняла меня и страстно поцеловала. Это был наш последний поцелуй. Я знал это.

– Будь счастлива, – сказал я, когда она отстранилась от меня.

– Прощай, Вальтер, – она сжала мою руку.

Она ушла, а я смотрел ей вслед. Она ни разу не обернулась и вскоре исчезла за снежной завесой. Я был абсолютно спокоен. «После обеда, – подумал я, – я снова поеду к доктору Фройнду».

12

За беседой с Хоенбергом субботний вечер прошел приятно и гармонично. Я отправил Мартина спать, приготовил пару сэндвичей и достал виски. Мне показалось, что Хоенберг чувствовал себя очень уютно. Это радовало меня, так как его скромная манера держаться была мне очень симпатична. Он пил мало, но американские сигары, случайно оставшиеся у меня, ему понравились. Потом мы расположились у камина, смотрели на огонь и беседовали. Было очень непривычно снова принимать гостя после долгих недель хаоса и разговаривать с человеком, не испытывая страха. Я наслаждался каждым мгновением. Я почти забыл, что я безнадежный и уже отмеченный смертью лгун и убийца. В присутствии Хоенберга я ощущал мир и спокойствие. Мы говорили, главным образом, о наших сыновьях.

– Вы уже были у доктора Фройнда?

– Да, господин Франк, – он просиял. – Он чудесный человек.

– Это правда.

– Как он говорил с Гербертом! Как он смотрел на него! Я не думал, что в наше время такое еще возможно. Я бы с удовольствием пошел к нему, чтобы рассказать и о своих ошибках.

– Этого действительно хочется, – сказал я и допил свой бокал. – Что будет с вашим сыном?

– В четверг он должен пойти в консультацию. Доктор Фройнд считает, что лечение продлится долго – месяцы, а может быть, и годы.

– А в свою школу он его не возьмет?

– К сожалению, нет. Городское управление образования не дает на это разрешения. Он должен ходить в школу в своем районе.

– Но в случае с моим сыном…

– Ваш случай особенный, господин Франк. Вашего сына не принимала больше ни одна школа. Управление образования вынуждено было согласиться. – Он затянулся сигарой и посмотрел на огонь. – Как ваша жена? – спросил он после недолгой паузы.

Я рассказывал ему, что она в Германии.

– Спасибо, хорошо.

– Она скоро вернется? – он не отрывался от пламени.

– Надеюсь. Нам многое нужно обсудить.

– Да? – он посмотрел на меня.

Я кивнул:

– Будущее Мартина. Оно камнем лежит у меня сердце. Пока мы, родители, еще живы и можем о нем заботиться. Но что будет, если вдруг мы умрем?

Я говорил не раздумывая. И заметил его удивленный взгляд.

– Но к тому времени Мартин уже повзрослеет!

– Конечно, – ответил я поспешно. – И все-таки никто не знает, когда пробьет его час. Это может случиться уже завтра. Несчастный случай, тяжелая болезнь – и Мартин останется один. Что с ним тогда будет?

– Доктор Фройнд позаботится о нем.

– Да, – сказал я. – Может быть.

– Я уверен! – Хоенберг выпрямился и заговорил громче. – Он сам сказал мне. Мы говорили об этом.

– О моей смерти?

– Нет-нет, боже сохрани! Мы говорили вообще. У него в школе уже есть дети, потерявшие обоих родителей. Они живут там. Несколько комнат в школе оборудованы для таких детей. Он отец, у которого много детей, наш доктор Фройнд.

– Это действительно так? – Я почувствовал волнение.

– Да, господин Франк. – Он сказал, что взял бы всех детей, родители которых умерли, если бы у него было достаточно средств. Вы знаете, наверное, где-то в городе есть недостроенный отель. Там могли бы жить дети. Но для этого не хватает средств. Не так уж и много. Я думаю, имея миллион, его уже можно было бы открыть.

– Миллион?

– Да, господин Франк, – он спокойно и дружелюбно посмотрел на меня. – Но где его взять, этот миллион?

– Это верно, – сказал я, – Где же его взять?

13

Мне понадобилось десять дней, чтобы продать все украшения. Это заняло все мое время, и я ни разу не встречался с доктором Фройндом. Но как это было ни печально, я принял все как должное – я ведь делал это для него. Разумеется, я продавал драгоценности не в ювелирные магазины. Это было бы слишком рискованно. Я должен был выйти на венских подпольных торговцев. Это была самая сложная часть операции. «Черные» торговцы не доверяли мне. И я тоже им не доверял. Мы встречались в маленьких грязных кафе на канале, в офисах сомнительных адвокатов и в подъездах. Я торговался со многими интересующимися. Я разделил драгоценности на три части, и продавал их по отдельности. Меня принимали за мелкого воришку. Однажды меня обманули. Человек, который покупал бриллиантовое кольцо, исчез с ним в переходе, и больше я его не видел. Последний момент покупки всегда был рискованным, так как скупщики и воры, прежде чем достать деньги, сначала требовали товар.

Наконец, я продал все. Я был очень горд – за все вместе я получил 550 000 шиллингов, то есть больше полумиллиона. Кроме того, когда я наконец все посчитал, мне принадлежало, еще 80 000 шиллингов из 110 000 Лаутербаха и 55 000 немецких марок (40 000 марок я забрал на вокзале в Мюнхене и 85 000 – на вокзале в Аугсбурге. Из этих 125 000 марок в общей сложности 70 000 я потратил на драгоценности). Я обрадовался, когда увидел, что ничего не потерял и не потратил. Бумаги с подсчетами я сразу сжег. Поменять 55 000 марок было гораздо проще, чем продать драгоценности, и это заняло у меня всего два дня. Часть я поменял нелегально, остальное – в многочисленных банках по официальному – и конечно, более низкому – курсу и в дозволенном количестве. На двенадцатый день у меня было 935 500 шиллингов, то есть почти миллион. Из этой суммы я отложил 235 500 шиллингов. С оставшимися 700 000 шиллингов я перешел к второй части своего плана. В Вене в общей сложности сто четырнадцать почтовых отделений, в которых принимают денежные переводы. В каждом из этих отделений я в течение последующих двух дней отправлял переводы на сумму 6000 шиллингов. Я пользовался почтовыми карточками. В качестве отправителя я каждый раз вписывал какое-нибудь вымышленное имя и такой же адрес. На обратной стороне в графе «Заметки для получателя» я всегда писал: «От анонимного благотворителя». Получатель же во всех ста четырнадцати случаях был один и тот же. Его точный адрес я узнал в одном из разговоров с доктором Фройндом. Адрес был такой: Общественно-полезный фонд на строительство детского отеля в Нойштифте у леса, Вена II, Дворянская улица, 112». Я начал эту операцию 20 ноября. 6 декабря она была закончена. А 9 декабря случился тот давно ожидаемый доктором Фройндом тяжелый рецидивный приступ у Мартина.

14

– Повод, как это обычно бывает, был самым незначительным, – сказал доктор Фройнд. Я снова сидел в его кабинете. Снег прекратился. Все таяло. Улицы были черными и грязными. – Кроме того, Мартин пошел по пути наименьшего сопротивления. Он утверждал, что Альберт смеялся над ним. Альберт, как вы знаете, дурачок, отстающий в классе, несчастный ребенок. Я признаю, что Альберт действительно имеет привычку ни с того ни с сего глупо смеяться. Это вызвано его болезнью и совсем ничего не значит. После того как Альберт рассмеялся таким образом три раза, Мартин после уроков зверски его избил, выбил два зуба и нанес множество кровавых ран.

– Боже мой!

– Это всего лишь молочные зубы, – сказал доктор Фройнд. – И они, конечно, вырастут, но тем не менее! Ко мне приходили родители Альберта. Они заявили о случившемся в управление образования. Я получил строгое предупреждение, касающееся моих методов воспитания.

– Мне очень жаль, доктор!

– Вы не должны чувствовать себя виноватым. Я постоянно получаю предупреждения от управления образования. Они хранятся в толстой папке.

– Но что же теперь делать?

– Я уже поговорил с Мартином и наказал его.

– Каким образом?

– Я запретил ему приходить утром в школу, – сказал доктор Фройнд. – Это очень расстроило его. Кроме того, предводители класса, Тони и Ильза, пообещали подумать, что можно предпринять.

– И вы полагаете, – спросил я с сомнением, – что Тони и Ильза найдут решение?

Он удивленно посмотрел на меня:

– Конечно. Кто же еще? Может быть, мы?

– Да, сказал я, – тоже верно.

Тони и Ильза, однако, решения не придумали, по крайней мере в ближайшее время. Мартин, злой и молчаливый, на следующий день не пошел в школу. Он снова пошел в школу 11 декабря. На десятиминутной перемене он опять избил несчастного Альберта.

– Он выдал меня, – сказал Мартин. – Из-за него мне нельзя было ходить в школу.

– Значит, ты с таким удовольствием ходишь в школу, что не мог простить Альберту, что из-за него тебе запретили здесь появляться? – спросил доктор Фройнд.

Мартин кивнул:

– Да, господин доктор. А теперь, наверное, мне опять запретят прийти завтра.

Доктор Фройнд покачал головой:

– Напротив, теперь Альберт не придет в школу. Он не может, потому что ты его искалечил. А ты можешь прийти, если извинишься перед ним и пообещаешь мне вести себя примерно.

– Я извинюсь, обещаю это, господин доктор!

Первую часть своего обещания Мартин исполнил. Он навестил Альберта дома, принес ему шоколад и протянул руку. На следующий день он избил девочку:

– Она тоже смеялась надо мной.

– А почему она смеялась?

– Потому что я пошел к Альберту и попросил прощения. Она сказала, что я трус!

Как выяснилось, девочка и в самом деле смеялась и обозвала его трусом. Но доктор Фройнд покачал головой:

– Иди, Мартин, ты мне больше не интересен.

– Но я ничего не мог с этим поделать, господин доктор, – мальчик был в панике.

– Ты нарушил свое слово. Я не хочу больше с тобой разговаривать. Пожалуйста, возвращайся в класс.

Мартин ушел. Когда закрывал за собой дверь, он всхлипывал. Чуть позже пришли Тони и Ильза:

– Господин директор, у нас есть план. Мы думаем, что можем помочь Мартину.

– Да?

– Ильза и несколько других девочек наблюдали за Мартином и заметили, что он очень любит сушеные абрикосы, – сказал Тони.

– Это правда? – повернулся ко мне доктор Фройнд.

– Понятия не имею, – сказал я.

– Это так. Мы замечали это уже несколько раз! – закричала Ильза.

– И тогда мы решили попытаться, – сказал Тони.

– Как? – спросил я.

– Каждый в классе, – сказал Тони, – сдаст двадцать грошей из своих карманных денег. На них мы купим сушеных абрикосов. Потом Ильза поговорит с Мартином и скажет ему: «Если ты сегодня никого не побьешь, получишь пакетик сушеных абрикосов!»

– Вы здорово придумали, мои хорошие, – сказал доктор Фройнд и потер руки. – За работу!

Что Ильза сказала Мартину, мы никогда не узнаем – они говорили наедине. Известно лишь, что в этот день он никого не побил. В обед я увидел его идущим за Ильзой на спортивную площадку. Из кабинета доктора Фройнда я наблюдал, как она передала ему пакетик сушеных абрикосов. Он съел их. На следующий день случилось то же самое. Альберт вернулся, но Мартин его не тронул. И в последующие несколько все было хорошо. В обед Мартин с Ильзой шел на спортивную площадку. Он съедал свои любимые абрикосы и возвращался к детям, спокойный и тихий. На четвертый день Ильза снова пришла к доктору Фройнду. Она выглядела встревоженной:

– Мы не знаем, что нам делать!

– С чем?

– Деньги кончились. Нам больше не на что покупать абрикосы. У вас нет четырех шиллингов, которые вы могли бы нам одолжить?

В глазах доктора Фройнда загорелся огонек:

– Разумеется, у меня есть четыре шиллинга. Но я думаю, что у меня есть идея получше. Слушай внимательно: завтра утром, до восьми часов, ты скажешь Мартину правду – что у вас больше нет денег.

Ильза озабоченно кивнула:

– А вы не думаете, что тогда он снова изобьет Альберта?

– Посмотрим, – сказал доктор Фройнд.

На следующее утро я стоял в темной кабине кинозала у маленького окошка. Доктор Фройнд стоял рядом со мной. У другой стороны стены, прямо под нами, Ильза разговаривала с Мартином. Она сказала ему правду. Какое-то мгновение Мартин медлил.

– Ладно, – сказал он. – Не могу же я есть абрикосы каждый день! Хорошо, я и без этого не буду драться.

В этот день Мартин никого не избил, хотя знал, что уже не получит за это вознаграждения.

Казалось, кризис миновал.

– Теперь я боюсь субботы, – сказал мне доктор Фройнд.

– Почему?

– Каждую субботу собирается весь класс, и дети подводят итог прошедшей недели. Если Ильза окажется недостаточно великодушной, чтобы умолчать о своем достижении, или какой-нибудь другой ребенок расскажет об истории с абрикосами, стоит опасаться, что Мартин снова почувствует себя высмеянным и начнет все сначала.

– Вы разрешите мне присутствовать при этом?

– С удовольствием, – ответил он.

В субботу после обеда я впервые сидел в классе.

Дети рассказывали доктору Фройнду о событиях этой недели. Они спасли кошку. Мама Герды сказала, что ей нельзя больше ходить с остальными в лес по воскресеньям, она уже выросла из этого возраста.

– И?

– Мы спросили у нее, не потому ли она запретила ей, что в лес ходят не только девочки, но и мальчики.

– И что же?

– Она сказала – именно поэтому.

– И что вы ей ответили?

– Мы сказали, что, если она боится, то может пойти с нами.

– Она согласилась?

– Да, господин директор! Завтра она придет. А в следующее воскресенье с нами пойдет мама Ганса, а потом еще чья-нибудь, пока все не побывают с нами в лесу. А потом мы снова начнем с мамы Герды.

– Это вы очень хорошо придумали, – похвалил директор. – А что-нибудь еще произошло?

– Да, господин директор! – встала маленькая Ильза с черными косами.

«Сейчас», – подумал я.

– Что именно, Ильза?

– Вы ведь знаете, что произошло с Мартином?

Мартин смотрел перед собой на украшенную парту. Ему было очень стыдно.

– Да, Ильза, я знаю.

– Мы поговорили с ним, господин директор, – сказала чудесная, милая, потрясающая, умная маленькая Ильза. – И он пообещал нам, что теперь будет хорошо себя вести. – Она снова села.

Доктор Фройнд вытер платком пот со лба.

– Я благодарю вас, – сказал он торжественно. – Это была хорошая неделя для всех.

Ильза посмотрела на Мартина. Она улыбалась. Мартин покраснел. Потом он тоже улыбнулся. Это было начало его первой дружбы.

15

– Пойдемте со мной, – сказал мне доктор Фройнд, когда мы позже, после окончания детской конференции, вышли в коридор. – Я должен рассказать вам еще кое-что!

Я проследовал за ним в кабинет, где он выдвинул самый нижний ящик письменного стола. Там лежала бутылка шнапса. Он открыл ее, достал два стакана и наполнил их.

– Выпейте со мной, – сказал он.

– С удовольствием.

Мы выпили. Он снова наполнил стаканы.

– Я счастлив, – сказал он и сел.

– Это я уже заметил.

– Сначала я не хотел вам этого говорить. Но не могу молчать. И поскольку вы проявили некоторый интерес к моей работе… – он помедлил.

– Ну говорите же! Что случилось?

Он наклонился ко мне и радостно сообщил:

– Мы получили деньги!

– Деньги? – повторил я озадаченно. Мне казалось, что я отлично играл свою роль. – Что за деньги? Откуда? И сколько?

– В общей сложности семьсот тысяч шиллингов, – сказал он почти шепотом. – Откуда? Этого мы не знаем. От анонимного спонсора. – Он снял свои большие очки и стал протирать их. – Я не думал, что такое еще возможно.

У меня громко билось сердце. Было такое ощущение, что на моем лице написано, откуда взялись эти деньги. Но я продолжал играть дальше.

– Минутку, – я нахмурил лоб. – Однако это огромная сумма!

– Вот именно!

– Вы хотите сказать, что неизвестный спонсор перечислил вам семьсот тысяч шиллингов?

– Да, господин Франк, именно так! – Он залпом выпил содержимое своего стакана. Его лицо было мокрым от пота. Он зажег сигарету и судорожно затянулся. – Никто из нас не мог этому поверить! Никто не мог этого понять. Но это так, в самом деле, взаправду!

Я закрыл глаза. В этот момент я был готов умереть.

– Поздравляю, – сказал я через минуту. Я протянул ему руку, и он крепко пожал ее. Теперь я увидел, что это был не пот. Из глаз его катились слезы.

– Извините, – сказал он, и смахнул их ладонью. – Это очень глупо. Но это оттого, что я счастлив!

– Я понимаю. И что… что вы собираетесь делать с этими деньгами?

Он широко улыбнулся:

– Построим отель, господин Франк! Сразу после Рождества продолжатся работы! К весне мы закончим!

– А этих денег достаточно?

– Разумеется нет! Но почти достаточно. Дополнительно мы получим заем – и тогда как раз хватит!

– Я очень рад за вас, – сказал я.

Он посмотрел на меня:

– Я верю вам, господин Франк. Вы хороший человек.

Мы оба замолчали. Спустя несколько секунд он спросил:

– А знаете, что мы еще собираемся сделать на эти деньги?

– Что?

– Устроить рождественский праздник, – радостно сказал он. – Самый большой и прекрасный праздник, который когда-либо был в этой школе!

И это действительно был самый прекрасный праздник. Это было сказочное Рождество. Праздник проходил в спортзале. Были приглашены и родители. Гости сидели за длинными накрытыми столами. На возвышении стояла большая рождественская елка с разноцветными свечами. На стене за нею золотыми буквами было выведено: «Мир людям доброй воли на земле». Играла музыка. Были пироги, шоколад, фрукты. И дарили подарки. Каждый ребенок получил мешок сластей, чек на пару обуви и на платье или костюм. Были слезы радости, смех, счастливые крики и тихие радостные вздохи. Родители молча сидели среди детей и улыбались друг другу. Дети сыграли пьесу, которая называлась «Однажды вечером», Мартин тоже играл. Ему нацепили длинную белую бороду, и он представлял трех святых. Когда пьеса закончилась, все с восторгом захлопали. И Мартин кланялся снова и снова. Он все еще кланялся, когда остальные покинули сцену, и он остался один.

Потом все пели рождественские песни. Выступил фокусник, который доставал из своего цилиндра кроликов, а из носа яйца. Дети громко смеялись. Фокусник всем очень понравился. Его вызывали на бис несколько раз.

Я сидел в углу и чувствовал сильную усталость. Я думал о тех людях, которых потерял в этом году. И еще я думал о том, что это мое последнее Рождество. Голова слегка болела. Но впервые боль казалась мне даже приятной. Она наполняла меня грустным, глубоким спокойствием, мы хорошо знали друг друга – я и боль. Если она разозлится, я, придя домой, сделаю инъекцию и засну. В этот вечер мне было приятно видеть множество людей, которые были счастливы. Когда праздник подходил к концу, доктор Фройнд сказал короткую речь и после этого встал у выхода из спортзала и пожимал руку каждому, кто проходил мимо него, взрослым и детям.

Наконец все вышли. Елка с погашенными огнями стояла в тени, электрическое освещение было выключено, все до последней лампочки. Я встал и подошел к доктору Фройнду.

Он довольно потирал руки:

– Прекрасный вечер, не правда ли?

– Просто чудесный. Самый прекрасный из всех.

– Пойдемте.

– Доктор, – сказал я, – у вас есть немного времени для меня?

– Конечно, господин Франк. Что случилось?

– Я хочу рассказать вам одну историю.

– Историю? Она касается Мартина?

– Нет, – ответил я. – Она касается меня.

Он долго испытующе смотрел на меня, затем запер дверь спортзала и кивнул.

– Это моя собственная история, – сказал я. – Я убийца.