Текст книги "Я признаюсь во всём"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

31

После этого вечера события начали разворачиваться намного быстрее. На следующий день уже с утра позвонили и пришел доктор Клеттерхон. Он привел с собой доктора Ойленгласа. Ему было совсем не трудно через клинику Ойленгласа узнать, где я живу. Оба сначала были очень возбуждены и озабочены, но мне удалось успокоить их своим ровным, почти радостным расположением духа. Я обещал не делать никаких глупостей (как выразился Ойленглас), а также прийти через несколько дней на первый сеанс рентгеновского облучения. Я и не собирался отказываться от своего обещания, хотя у меня были совсем другие планы. Мое обещание очень успокоило обоих. Маргарет оно тоже успокоило. Я также сказал Клеттерхону, что мне очень жаль, что пришлось обмануть его, и он принял мои извинения. Когда я пообещал все-таки прислать его коллеге фото с автографом Алана Лэддса, он посмотрел на меня с каким-то испугом. Он почувствовал что-то неладное.

После обеда я набрал знакомый номер с необъяснимым чувством, что мне придется звонить еще раз. Опять никто не ответил, телефон, как и раньше, был переключен на сервисную службу.

Иоланта исчезла.

Второй звонок был не напрасен. Оба раза я звонил из телефонной будки у остановки трамвая «Гросхесселоне». Я был на машине, Маргарет настолько успокоилась, что отпускала меня одного в город.

– Алло, – сказал голос, когда я набрал номер второй раз.

– Добрый день, это Чендлер.

Возникла короткая пауза.

– Слушаю, мистер Чендлер, – вежливо сказал Мордштайн. У меня было ощущение, что я ему помешал.

– Можно мне к вам зайти?

– Да, конечно… – он медлил. – А в чем дело?

– В свое время вы сделали мне предложение… – начал я, но он быстро меня перебил:

– Ах да. По этому вопросу?

– Я хотел бы это обсудить с вами.

– Прекрасно. Когда вы хотите прийти?

– Можно прямо сейчас?

Он опять помедлил, затем сказал:

– Когда вы будете?

– Через десять минут.

– Хорошо.

Он жил недалеко от железнодорожного вокзала, на Шванталерштрассе, адрес у меня был. Это был прекрасный солнечный осенний день, тепло хорошо действовало на меня. На лифте я поднялся на пятый этаж и позвонил в дверь, на которой было написано имя Мордштайна.

Он открыл сам. В полосатом красно-синем шлафроке, как всегда элегантен.

– Проходите, – сказал он и провел меня в уютно обставленную холостяцкую квартиру. Одно окно было открыто, далеко внизу слышался уличный шум. Я огляделся.

– Садитесь, – сказал он.

– Вы один?

– Да, а что?

– Я просто спросил, – сказал я. Странно, но у меня было ощущение, что в квартире есть еще кто-то. Я не мог объяснить это ощущение, но оно не оставляло меня. Оно не беспокоило меня, даже приносило чувство определенного безрадостного, тяжелого и утомленного удовлетворения. В квартире был еще кто-то. Я знал это. Но он сказал обратное – что я мог поделать? Мордштайн предложил сигареты и коньяк. Я принял оба предложения. Затем он подсел ко мне.

– Итак, вы хотите получить бумаги?

Я кивнул.

– Разве я не говорил вам, когда мы встретились впервые, что вы придете ко мне?

– Да. Я часто думаю об этом. Откуда вы могли это знать?

– У меня есть что-то наподобие шестого чувства, – сказал он. – Бумаги только для вас или еще для кого-нибудь? – Он задал этот вопрос, глядя на меня особенно внимательно.

– Только для меня.

– Вы женаты, не так ли? – вежливо спросил он.

– Это к делу не относится, – коротко сказал я.

В этот момент снаружи хлопнула дверь.

– Что это? – Я подскочил и испуганно уставился на него.

– Дверь, а что? – Он продолжал сидеть.

– Вы говорили, что вы один.

– Это правда.

– А дверь?

– Это была дверь где-то рядом. – Он сделал глоток и не двинулся. Я выбежал в прихожую. Она была пуста. Я рванул входную дверь. Коридор тоже был пуст. Я прислушался, но не услышал никаких шагов. Медленно и слегка пристыженный, я вернулся в комнату, и почувствовал, что моя непонятная тоска усиливается. Неожиданно меня начало знобить.

– Извините, – сказал я, – нервы.

– Ничего страшного. Итак, что вам нужно?

– Паспорт, свидетельство о рождении и удостоверение гражданства.

– Американские бумаги?

– Нет.

– Немецкие?

– Австрийские, – сказал я. Он удивленно взглянул брови и слегка улыбнулся:

– Простите мне мою веселость, но это несколько необычное желание.

– Я все хорошо продумал, – сказал я. – А именно: если я от кого-то третьего услышу, что вы не сохранили наш разговор в тайне, я буду все отрицать. Свидетелей у вас нет.

Он покачал головой:

– Ну, ну, мистер Чендлер. За кого вы меня принимаете? Это, в конце концов, моя профессия, не так ли? Я не хочу сам себя отправить в тюрьму. Вы вообще никогда здесь не были – даже если вам самому придет в голову это утверждать.

– Вы не хотите знать, зачем мне нужны бумаги?

– Нет, – сказал он. – Но если вы хотите австрийские бумаги, то мы должны сделать вам еще и удостоверение личности. Иначе вы не пройдете через демаркационную линию в русскую зону.

– Прекрасно, – сказал я.

– На чье имя делать бумаги?

– На имя Вальтера Франка, – сказал я, вспомнив моего мастера, делавшего парик.

– Понятно. – Он допил свой бокал. – Женат?

– Нет.

– Дети?

– Нет.

– Профессия?

– Любая, только не творческая.

– Адрес?

– Лучше всего Вена.

– Место рождения?

– Тоже Вена.

– Сколько лет?

– Около сорока пяти.

Он опять кивнул:

– Прекрасно, мистер Чендлер.

– Вы ничего не записываете?

– Никогда, – сказал он, – за кого вы меня принимаете?

– Можно мне еще коньяку?

Он подал мне бутылку:

– Данные о родителях, их профессиях и так далее – по моему усмотрению, согласны?

– Согласен.

– Вы принесли фотографии на паспорт?

– Да. – Я дал их ему. Он внимательно рассмотрел фотографии и сунул их в карман.

– Как ваше обследование? – внезапно спросил он.

– Спасибо, хорошо, – удивленно сказал я.

– Это меня радует. То есть вы здоровы?

– Да, совершенно.

– Прекрасно, – без интереса ответил он и вежливо улыбнулся.

Я не знаю, почему я ему это сказал, это произошло под влиянием непонятной тоски, которая не отпускала меня с тех пор, как я к нему пришел.

– Послушайте, Мордштайн, – тихо сказал я, – я нездоров. Я неизлечимо болен. И через год я умру.

– Мне очень жаль, – сказал он также равнодушно. Он откашлялся. – Сколько вы можете заплатить?

– Сколько будут стоить бумаги?

– Пока не могу сказать.

– Примерно?

– Примерно тысяч шесть, – ответил он. Я рассчитывал на восемь тысяч.

– Хорошо, – сказал я, – тогда сейчас я дам вам две тысячи.

Он тщательно пересчитал банкноты и спрятал их.

– Когда я получу бумаги?

– Через пять дней.

– То есть в субботу, – сказал я.

– В субботу.

– Это точно? Я должен знать точно.

– Точно, если принесете деньги.

Я кивнул.

– Да, деньги, – повторил я и посмотрел на него. – Не заинтересует ли вас еще одно дело, Мордштайн?

– Я заинтересован в любом деле. О чем идет речь?

– О деньгах.

– Что это за деньги?

– Деньги, которые принадлежат мне, – сказал я. – Немецкие марки. Достаточно крупная сумма.

– Что я должен сделать?

– Вы могли бы помочь мне поменять их на австрийские шиллинги.

Он молча с любопытством смотрел на меня, потом тихо засмеялся.

– Ну? – нетерпеливо спросил я.

– О какой сумме идет речь?

– Сколько вы могли бы принять?

– Подумаем. По какому курсу?

– Шесть, – сказал я.

– Пять, пять, – сказал он.

После долгих препирательств мы сошлись на 5,8.

– Как я получу деньги в Австрии? Легально еще ничего нельзя перевести.

– Я дам вам адрес одного из своих друзей. Вы перечислите деньги здесь на счет, номер которого я вам назову, и покажете ему квитанцию, когда прибудете в Австрию. От него вы получите шиллинги.

– Где живет ваш друг?

– У меня много друзей.

– Живет кто-нибудь из них в Вене?

– Да, – сказал он.

– Тогда остановимся на нем.

– Хорошо, – сказал он.

– Еще один момент, – я поднял руку. – Кто мне гарантирует, что я получу деньги в Вене, если здесь перечислю их на счет?

– Я.

– Вот как?

– Вам этого недостаточно?

– Нет, – сказал я. – Я хочу сделать вам другое предложение. Сумму в марках в пакете в вашем присутствии я положу в камеру хранения на вокзале. Квитанцию я возьму с собой в Вену. Когда я получу шиллинги, ваш друг получит квитанцию.

Он подумал, затем ухмыльнулся:

– Согласен. Это хорошая идея.

– Я размышлял над этим целую ночь.

– О какой сумме идет речь?

– О сорока тысячах марок, – сказал я.

Он сидел тихо и улыбался. Потом он стал рассматривать на свет коньячный бокал, который держал в руке, поворачивая его туда-сюда.

– Вы интересный человек, мистер Чендлер, – наконец сказал он.

– Слишком велика сумма?

– Сорок тысяч марок – это более двухсот тысяч шиллингов. – Он покачал головой. – Нет, это не слишком много. Но в крайнем случае мой друг передаст вам деньги двумя частями.

– Согласен, сказал я. – Тогда в камеру хранения мы сдадим два пакета.

Я встал и протянул ему руку. Он пожал ее и улыбнулся тонкими губами. Его пальцы были горячими и сухими, у меня было ощущение, что он борется с большим волнением.

– Мистер Чендлер, – сказал он тихо, – у вас вообще есть такие деньги?

– Если бы у меня их не было, я бы не пришел к вам.

В действительности в этот момент у меня было, со всем тем, что лежало на моем банковском счету, около десяти тысяч марок. Но в субботу в двенадцать часов у меня стало двести тысяч.

Вся операция была достаточно сложной, и, принимая во внимание, что германская полиция все еще занимается этим случаем, я хочу попытаться дать по возможности подробный отчет о событиях, которые привели к тому, что я стал обладателем такой крупной суммы.

Толчок дало один случай с Джо Клейтоном, который произошел в первую неделю моего пребывания в Германии. Это было очень незначительное событие, я вспомнил о нем спустя много времени. Это произошло в тот день, когда я подписал свой контракт. Я подписал его в офисе телекомпании на Театинерштрассе. И уже мог получить свой первый гонорар. Джо извинился, что у него в офисе нет необходимой суммы. Ему надо было идти в банк, чтобы обналичить несколько чеков. Если я хочу, то могу пойти с ним, сказал он. Банк находился недалеко, мы пошли туда вместе. По пути Джо объяснял мне кое-что по поводу собственности нашей фирмы.

– Мы здесь, в Мюнхене, собственно, только филиал. Головной офис кинокомпании находится во Франкфурте-на-Майне. Там в Рейн-банке также лежат деньги. Не все, конечно, но основная часть. Раз в неделю главный кассир прилетает самолетом в Мюнхен и привозит деньги или чеки. В этот раз он привез чеки.

– Ага, – сказал я. Я почти не слушал его, меня мало интересовало, как я буду получать деньги, если я буду их получать. Мы вместе вошли в большое, современно оборудованное помещение банка, и Джо сразу подошел к веселому молодому человеку, которого он, похоже, знал. Оба сердечно поприветствовали друг друга.

– Добрый день, господин Кляйншмид, – сказал Джо на смешном немецком. – Как поживает форель?

Выяснилось, что Кляйншмид, как и Джо, был заядлым рыболовом. На этой почве общего приватного времяпрепровождения они стали друзьями. После того как они обсудили профессиональные вопросы, Клейтон протянул чеки. Кляйншмид, несмотря на свой молодой возраст, похоже, занимал, высокий пост. Он казался очень симпатичным. Когда он улыбался, вашему взору представали два ряда безукоризненных белых зубов.

Теперь он улыбался:

– Мистер Клейтон, мне жаль, но я не могу дать вам деньги по этим чекам!

Джо сильно покраснел.

– Не можете? – проревел он по-английски. – С чертовыми чеками что-то не в порядке?

Кляйншмид тоже заговорил по-английски:

– Это расчетные чеки, мистер Клейтон. Вы не заметили этого?

Клейтон посмотрел на бумаги.

– Черт меня побери, – сказал он, – я действительно не заметил.

Я подошел ближе и с интересом прислушался: в конце концов, речь шла о моем первом гонораре.

– Что такое расчетный чек?

Кляйншмид любезно объяснил:

– Расчетный чек – это чек с напечатанным примечанием: для расчетов. С помощью этого чека можно перевести деньги с одного счета на другой.

– И?

– И если вы предъявите здесь, например, такой расчетный чек, мы отправим его по почте в Рейн-банк во Франкфурте, а вы сначала получите подтверждение на его получение. Рейн-банк проверит, настоящий ли это чек и имеет ли он покрытие, и отправит его нам обратно с соответствующим примечанием. Когда он поступает к нам, вы получите деньги. Это деловое решение, оно создает дополнительную защиту против обмана и облегчает ведение бухгалтерии.

– Я понимаю, – сказал я.

– Мистер Чендлер – мистер Кляйншмид, – несколько запоздало представил нас Джо. – Мистер Чендлер – наш автор.

– Очень рад, мистер Чендлер, – сказал Кляйншмид.

Джо был раздосадован:

– Как же быть? Нам нужны деньги!

– Позвоните во Франкфурт, – предложил Кляйншмид, – и попросите о телеграфном переводе. Через час-два он будет здесь.

– Да, это выход. А что нам делать с чеками?

– Оставьте их здесь.

– Сколько времени это займет?

– Два-три дня, – ответил Кляйншмид. – Мы отправим их сегодня, завтра они будут во Франкфурте, послезавтра опять здесь.

– Быстрее нельзя?

– Вряд ли, мистер Клейтон.

– Нельзя ли сделать, гм-гм, исключение?

– В личных вопросах – с удовольствием. Но у нас есть наши предписания. И кроме того, мистер Клейтон, речь идет о крупной сумме – сто пятьдесят тысяч марок.

– Да, да, – сказал Джо. Он признавал свою ошибку, но это все равно его сердило.

– Минутку, – закричал я, – немного ускорить дело, я думаю, все-таки можно.

– Как?

– Если вы, – сказал я Кляйншмиду, – отправите чеки за наш счет экспресс-почтой во Франкфурт и попросите Рейн-банк сообщить вам телеграфом, конечно тоже за наш счет, имеют ли они покрытие.

– Да, – сказал Кляйншмид, – это возможно.

– Сколько времени это займет?

– Сейчас два часа… – размышлял Кляйншмид, – послеобеденный поезд пойдет в пять, и завтра в пять утра он будет во Франкфурте. Затем письмо уйдет с первой почтой и придет в банк в восемь… а в девять или десять часов мы можем получить ответ, если они сразу же ответят телеграфом.

– Видите, – триумфально прокричал я. – Так мы экономим два дня.

– Попробуем? – с готовностью спросил Кляйншмид. Я немного рассердился на Джо, когда он проворчал:

– Нет, спасибо. Может, в другой раз. Я лучше позвоню и попрошу перевести деньги телеграфом. Пусть чеки отправляются обычным путем.

Как я сказал, я немного сердился – я все так хорошо придумал. А Джо только тупо позвонил. Но тоже успешно: три часа спустя пришел телеграфный перевод, и я получил свой первый гонорар.

32

В последующие недели я еще несколько раз сопровождал Джо в банк и таким образом немного подружился с Петером Кляйншмидом. Он был очень внимательным и отзывчивым человеком. По его предложению я тоже открыл счет в банке. Наша компания платила нам почти всегда чеками, и со временем я запомнил имена обоих прокуристов во Франкфурте, которые подписывали чеки. Одного звали Лидделтон, другого Хилл. Лидделтон писал только свою фамилию. Хилл перед фамилией добавлял инициалы К.М.

Неделя за неделей я носил свои чеки к Петеру Кляйншмиду, иногда болтал с ним, когда у него было время, и опять прощался. Маленькую сцену во время нашей первой встречи я вскоре забыл. Но вечером 28 сентября, выходя после спектакля на улицу, я споткнулся. И мне опять вспомнилась эта сцена. Мне пришло в голову еще нечто большее. От этой внезапной мысли я не спал всю ночь. Когда наступил день, мой план был готов.

Это было в понедельник.

В этот день я посетил Мордштайна и подробно обсудил с ним те основные вопросы, о которых я упоминал раньше. Во вторник я поехал на Театинерштрассе, в бюро Джо. Мне надо было получить еще кое-какие деньги, и, таким образом, у меня был законный повод помешать ему работать. Он был как всегда приветлив, и все служащие были особенно дружелюбны. Они знали, что я уволен и что я был в больнице, и проявляли назойливую симпатию, которая немного угнетала меня.

– В четверг начнется, Джимми, – сказал Джо, проводя меня в свой офис.

– Начнется?

– Да, Джимми, первый съемочный день. Наконец-то!

– Поздравляю.

– Спасибо, Джимми. – Он постоянно говорил сам, чтобы как можно меньше возможности дать говорить мне. – Мы начнем со съемок на натуре – на Химском озере и в горах. Мы поедем все вместе, вся группа. Офис мы закроем на две недели. А в Грюнвальде вы можете чувствовать себя свободно – вы и Маргарет.

– Почему?

– Дом принадлежит вам! Я, естественно, тоже уеду!

Это было намного лучше, чем я мог себе представить.

– Я надеюсь, перед этим я смогу получить свои деньги? – спросил я.

– Ну конечно, Джимми, конечно! – Он позвонил, и вошел его немецкий бухгалтер. Джо попросил его выписать чек на мое имя и принести на подпись. Бухгалтер удалился. В тот же момент я встал, чтобы попрощаться.

– Вы не должны сразу же убегать, Джимми!

– Нет-нет, должен. У вас много работы, я знаю. Я подожду в приемной.

Он был тронут моей тактичностью, его глаза увлажнились, когда он пожимал мне руку:

– Добрый старый Джимми! Желаю вам всего хорошего в эти две недели.

– Мы же еще вечером увидимся.

– Ах да, – сказал он смущенно, – конечно.

Я кивнул ему еще раз и пошел в кабинет бухгалтера, который находился рядом с офисом Джо. Бухгалтер был один и как раз тщательно заполнял чек. Чековая книжка лежала рядом с ним. И маленький сейф с наличными деньгами, актами и другими чековыми книжками, стоял открытый.

– Минуточку, мистер Чендлер, – сказал он, поднимаясь. Он подул на формуляр, чтобы чернила быстрее высохли.

– Можно мне здесь подождать?

– Пожалуйста, – сказал он и пошел к Джо.

В следующее мгновение я уже стоял у открытого сейфа. Один момент, два движения – и у меня было то, что я искал: начатая чековая книжка расчетных чеков для Рейн-банка и номер счета Франкфуртской кинокомпании. Я вырвал три незаполненные странички, сунул их в карман и снова сел.

Сразу за этим вошел бухгалтер и подал мне мой чек, подписанный Джо. Я поблагодарил и попрощался. Первый шаг был сделан.

Оглядываясь назад, я могу сказать, что это был самый рискованный шаг, связанный с самой большой и самой опасной долей случая. Все последующие, даже и такие же опасные, были в действительности намного проще в исполнении и являлись просто следствием первого.

В последующие три дня я в основном лежал в саду и отдыхал. Маргарет много раз пыталась завести разговор обо мне, о моей болезни, о будущем и о проблемах, которые оно готовит, но я всегда сразу же пресекал эти попытки, и у нее не было достаточно мужества продолжать разговор вопреки моей воле.

– Пока я ничего не могу тебе сказать, – отвечал я ей. – Это для меня нелегко. Ты должна дать мне немного времени.

– Нет, Рой, – шептала она. – Может, я могу тебе как-то помочь?

– Дай мне побыть одному, – просил я. Я использовал это одиночество для точного и бесстрастного размышления над моими шансами и последующими задачами. У меня было много тем для обдумывания. В среду до обеда я учился подписываться за господ Лидделтона и Хилла (К.М.). Я нашел старое деловое письмо, на котором были их подписи. Их обоих я не знал. Отдыхая, я представлял себе, как они выглядят. Лидделтон казался мне маленьким, толстым и злым, склонным к апоплексическому удару. Хилла я представлял обычно аскетом, бесцветным, монашеского вида, которого по вечерам темные инстинкты выгоняли на темные улицы. После обеда я настолько продвинулся, что рискнул поставить подписи на чеках. Они были не совсем похожи, но это было не страшно. Потому что чеки никогда не должны были попасть в Рейн-банк.

Я заполнил два чека. Один на 104.650 немецких марок, другой – на 84.500 немецких марок. Я намеренно выбрал не круглые суммы. За исключением обеих подписей, все остальные графы я заполнил на печатной машинке. Можно было быстро установить, что это была моя машинка. Таким образом, можно было быстро установить, кто подделал чеки. Третий чек и лист бумаги, на котором я тренировался, я сжег. Потом я опять лег в саду и начал размышлять.

В четверг после обеда я поехал в банк. Я был там очень недолго и взял только один из многих конвертов, которые кладутся на столики для посетителей. На конверте стоял штамп банка. Я сунул его в карман и поехал домой, где напечатал на конверте адрес Рейн-банка и сделал пометки «Заказное» и «Экспресс». Затем я засунул в конверт два чистых листа бумаги и заклеил его. Этот конверт должен был еще сыграть свою роль.

В пятницу утром я поссорился с Маргарет. Я сказал ей, что хочу поехать на одну ночь на Химское озеро посмотреть съемки на натуре. Она была очень воодушевлена этой идеей и начала приготовления к скорому отъезду. Я постарался прояснить недоразумение:

– Я хочу поехать один, Маргарет.

– Ты не хочешь меня взять?

– Нет. Лучше нет.

Она молча смотрела на меня.

– Ах так, – сказала она и отвернулась.

– Что – так?

– Ничего. – Она смотрела в сад. Ее плечи затряслись. Она опять плакала. Она очень много плакала в эти дни.

– Почему ты плачешь?

– Я не плачу, – всхлипнула она.

– Просто потому, что я хочу один день побыть один?

Она повернулась, ее щеки были мокрыми, но в глазах горел сумасшедший огонь, который не просил сочувствия и понимания.

– Речь идет не об одном дне. Я точно знаю, что ты поедешь не на Химское озеро. Но мне все равно! Но нам надо когда-то откровенно поговорить друг с другом – обо всем! Нам сейчас надо обо всем поговорить!

– Почему?

– Потому что дальше так не может продолжаться! Ты что, не понимаешь, что для меня это невыносимо? Скажи мне наконец правду! Или ты уходишь? Целую неделю ты лежишь в саду и думаешь! О чем ты думаешь? Ты не хочешь мне сказать?

– Еще нет, – ответил я. Во мне колотилась сумасшедшая потребность сказать ей. Скоро ты узнаешь, думал я с каким-то ликованием, скоро все будет известно, предельно ясно…

Наша короткая стычка закончилась ничем. Я уехал один, она осталась в Грюнвальде. Я сказал, что вернусь в субботу. Она приняла это к сведению в твердой уверенности, что я поехал к Иоланте и что она ничего не может с этим поделать. Я видел ее в зеркале заднего обзора, когда отъезжал. Она стояла неподвижно, ее лицо представляло собой маску замешательства и беспомощности.

Ее идея-фикс, что я еду к Иоланте, навела меня на одну мысль. Когда я приехал в город, я пошел на почтамт и заказал разговор с Химским озером. Я попросил Джо Клейтона, и мне повезло. У него было время поговорить.

– Джо, – сказал я с особой веселостью, с которой мужчины говорят о подобного рода вещах, – вы должны оказать мне маленькую услугу.

– Да, Джимми?

– Я сказал Маргарет, что поеду навестить вас на один денек и переночую на Химском озере.

– Здорово, Джимми! Это очень хорошо! – Звучало честно, он действительно радовался.

– Но я не приеду и не буду ночевать на Химском озере, – сказал я.

– Нет?

– Нет. Я переночую в другом месте.

Возникла смущенная тишина. Джо нравилась Маргарет. Я нравился ему больше, но ему было неприятно то, чего я требовал от него.

– Вы поняли, Джо?

– Да, Джимми, я понял.

– И если она позвонит…

– Да, Джимми, понятно. Тогда я скажу ей, что вы здесь, но как раз спите, или ловите рыбу, или делаете что-то другое.

– Спасибо, Джо.

– Пожалуйста. – Пауза. Затем: – Джимми?

– Да?

– Вам это действительно нужно?

– Да, Джо.

– Маргарет хорошая женщина.

– Да, это так.

– И несмотря на это…

– Да, – сказал я, – несмотря на это. Так надо. Мне надо срочно привести в порядок одно дело. – Я говорил правду.

Я провел целый день в городе. В машину я положил маленький чемодан с бельем и туалетными принадлежностями. После обеда я поехал к ювелиру и попросил показать мне украшения. Прошло какое-то время, прежде чем мы поняли друг друга и ювелир сообразил, что я намереваюсь вложить мои средства в украшения. С этого момента он стал обслуживать меня с изысканной вежливостью. Я пробыл в магазине почти час. В конце концов я выбрал три вещи: золотую табакерку, украшенную двумя переплетенных кольцами из сапфиров, античное рубиновое кольцо с бриллиантами в форме змеи, обрамленное платиной, и современное кольцо с изумрудами. Оба кольца были сделаны так, что их мог носить и мужчина. Все три вещи вместе стоили тридцать пять тысяч марок. Я сказал, что мне надо еще уладить банковские формальности и что я приду в субботу до двенадцати часов. Для проформы я оставил задаток в тысячу марок и назвал свое настоящее имя: Джеймс Элрой Чендлер. Казалось, что ювелир привык к американцам всевозможного рода. Он не выказал ни малейшего удивления ни величине суммы, ни моей манере покупать украшения.

Около пятнадцати часов я поехал в офис «Пан Америкэн Эйрвэйз» и купил там авиабилет во Франкфурт и обратно, который был заказан по телефону. Он тоже был на имя Джеймса Элроя Чендлера. Я хотел в последние часы пользоваться этим именем как можно чаще. Самолет вылетал в восемнадцать часов, автобус в аэропорт отходил от офиса «Пан Америкэн Эйрвэйз» в семнадцать часов. В двадцать часов самолет был во Франкфурте. Свой маленький чемодан я сразу оставил в офисе. Затем я позвонил Мордштайну и спросил, не могу ли я случайно рассчитывать на бумаги.

– Конечно, – сказал он. – А могу я случайно рассчитывать на деньги?

– Разумеется, – ответил я и повесил трубку. В следующий момент я почувствовал, что у меня сильно закружилась голова, и прислонился к стене кабинки. Неожиданно я четко представил себе, во что я впутываюсь. Мне стало жарко и холодно, но я крепко стиснул зубы. Приступ головокружения прошел. Я вытер пот со лба носовым платком и вышел из телефона-автомата. Было пятнадцать часов тридцать минут.