Текст книги "Я признаюсь во всём"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

30

Я добрался до места около трех часов утра.

Поезд на Мюнхен отправлялся в четыре. Я купил новый билет. В шесть я был в Мюнхене. Я позавтракал в ресторане на вокзале, потом забрал пакет с деньгами. Я получил его без затруднений. Поезд на Аугсбург отправлялся в восемь. Там я тоже получил свои деньги. Из Аугсбурга я поехал в Штутгарт, где купил украшений на семьдесят тысяч марок. Я взял билет в спальный вагон, дал проводнику двадцать марок и ехал в купе один. В полночь мы были в Мюнхене. Я упаковал деньги, которые у меня еще оставались, и спрятал их в клозете в конце вагона. Контроль на австрийской границе был поверхностным, и таможенники обошлись со мной вежливо. Деньги они не нашли. Если бы их обнаружили, я бы сказал, что мне они не принадлежат. Я долго раздумывал над тем, как надежнее всего было бы перевезти их через границу, но в тот момент странным образом это мне было абсолютно все равно. В любом случае, считал я, у меня было достаточно.

Когда поезд выехал из Зальцбурга, я сходил за пакетом, лег в кровать и стал просматривать колонку новостей мюнхенской вечерней газеты, которую купил на вокзале. «Тяжелая автокатастрофа на Баварском мосту». Я перечитал это сообщение дважды очень внимательно. В нем писали, что в ночь на субботу автомобиль снес заграждение на Баварском мосту и упал вниз. Оба пассажира погибли. Машина выгорела, люди обуглились до неузнаваемости. По номеру машины удалось определить, что она принадлежит Роберту Мордштайну из Мюнхена. Погибшая, вероятно, его жена Иоланта. Я выбросил газету в окно и заснул.

В воскресенье в десять часов утра я снова был в своей квартире на улице Райснера.

Я принял ванну и сменил одежду, так как был очень грязным. В двенадцать часов я позвонил Вильме. Ее не было дома. Я позвонил ей на работу, затем в театр. В бюро вообще никто не отвечал, а в театре к телефону подошел Феликс.

– Госпожи Вильмы нет, – ответил он враждебно. Он узнал мой голос.

– Где же ее можно найти?

– Этого я не знаю.

– Когда она приходит в театр?

– Этого я тоже не знаю.

– Когда она придет, будьте так добры передать, чтобы она мне перезвонила.

– Хм.

– Спасибо, Феликс, – сказал я. – Вы очень любезны.

Я лег в кровать и попытался уснуть, но не мог. Я ждал звонка Вильмы. Телефон молчал. В комнате еще витал аромат духов Иоланты и была разбросана ее одежда. Я встал и собрал ее. Потом я зажег огонь в камине, день был очень холодный. Я присел к огню и смотрел, как он танцевал на буковых поленьях. Я подумал, что хотел бы сначала поехать с Вильмой в Италию. Туда не нужна виза, и там наверняка было еще тепло. Если бы я сегодня поговорил с ней, завтра ночью мы могли бы выехать.

Я достал драгоценности, купленные в Германии, выбрал кольцо, которое хотел подарить Вильме, и положил его в карман. Потом я снова сел к огню и стал ждать звонка.

Было уже пять часов, когда наконец зазвонил телефон. В темноте я пробрался к аппарату и поднял трубку. Я услышал голос Вильмы:

– Как хорошо, что ты вернулся.

– Да, Вильма, это случилось быстрее, чем я предполагал.

– Мы можем увидеться?

– Как только ты захочешь. Лучше прямо сейчас.

– Ты один? – это прозвучало озабоченно.

– Да, один.

– Твоя жена… – она запнулась.

– …осталась в Германии, – я сказал это, не испытывая затруднений.

– Ах… – голос Вильмы потерялся, телефон трещал.

– Что «ах»?

– Нет-нет, ничего. Вальтер, ты поговорил с ней?

– Конечно. Поэтому она и осталась в Германии. Мы разошлись.

Она молчала.

– В чем дело, Вильма, ты не рада?

– Ну что ты! Конечно рада! – неожиданно громко произнесла она. – Я должна увидеть тебя. Мне нужно с тобой поговорить.

– Мне тоже, Вильма! Приходи ко мне.

– Нет, я не хочу. Давай встретимся в маленькой кондитерской.

– Хорошо, – сказал я немного разочарованно. – А когда?

– Через полчаса, – предложила она.

В половине шестого я вошел в кондитерскую. Толстая хозяйка поспешила ко мне:

– Как приятно видеть вас снова, господин! Милая девушка уже ждет.

– Принесите мне…

– …двойной коньяк, я знаю! – пропела она и исчезла.

Я вошел внутрь. За столиком в нише у окна сидела Вильма и улыбалась мне. На ней была серая кофточка и юбка того же цвета. Она выглядела обворожительно.

Я подошел к ней и поцеловал ее, но она поспешила снова сесть прямо. Толстуха принесла мой коньяк. Кошка свободно проследовала за ней и с любопытством уселась передо мной.

Я гладил руки Вильмы и ощущал необыкновенную легкость. «Теперь, – думал я, – я у цели, теперь снова все хорошо, и мы можем быть счастливы».

– Я так рад, что вернулся, – сказал я.

Она улыбнулась, но глаза оставались серьезными:

– Я тоже.

– Теперь мы будем вместе.

– Да, Вальтер.

– Мы поедем в Италию, Вильма!

– Я не знаю, разрешат ли мне родители…

– Я поговорю с ними! Ты познакомишь нас! Я женюсь на тебе…

– Но ты еще женат!

– Я разведусь! – Я засмеялся. Я больше не думал ни об Иоланте, ни о мосте, ни о железной палке, ни об ужасном звуке. – Я уже принес тебе обручальное кольцо! – радостно закричал я и достал кольцо из кармана. Камни переливались в свете лампы. Вильма выпрямилась и серьезно посмотрела на меня. – Тебе не нравится?

– Очень нравится.

– Ты что, не возьмешь его? Я купил его специально для тебя! – Я попытался надеть ей кольцо на палец. Но она отдернула руку:

– Мне нужно кое-что сказать тебе, Вальтер.

– Да, я слушаю.

– Я получила письмо.

– Так, – сказал я с видимым удовольствием. – И от кого же?

– От твоей жены, – сказала она.

31

На улице прогремел мотоцикл. Я чувствовал, будто ледяная рука погладила меня по спине. Перед глазами снова стояли Иоланта, мост, железная палка, я снова слышал этот непередаваемый, вызывающий ужас хруст.

– Письмо у тебя с собой?

Она кивнула и положила передо мной конверт:

– Оно пришло вчера с утренней почтой.

Я взял листок и почитал:

«Дорогая Вильма, то, что я вам пишу и вообще к вам обращаюсь, не совсем удобно, но меня вынуждают исключительные обстоятельства, и я надеюсь на ваше понимание. Я знаю, что вы любите моего мужа, он, в свою очередь, сказал мне, что тоже любит вас. Мне было очень больно узнать об этом, так как я тоже очень люблю своего мужа. Я старше вас, Вильма, и я, вероятно, люблю его совсем по-другому, нежели вы. Он для меня – единственное и последнее, что у меня еще есть в этой жизни, обстоятельства которой очень сложны и безрадостны. И мой муж – единственный человек, на которого я еще могу положиться…»

«Бедная Иоланта», – подумал я и продолжал читать.

«Мы вынуждены, преследуемые обстоятельствами, поехать в Германию, через несколько дней мы вернемся. Я не вижу смысла настоятельно просить вас проверить и удостовериться, в самом ли деле вы так сильно любите моего мужа, что не можете без него жить. Я знаю, что не обладаю больше тем оружием, которое дает вам молодость и безупречная красота. Но вы должны подумать и то, что мой муж человек не вашего круга и не вашего возраста. Он вдвое старше вас. Он нездоров. И к тому же он очень тяжелый человек. До сих пор вы проводили время только с молодыми людьми, среди которых также тот, кто любит вас по-настоящему и которого своим поведением вы сделали очень несчастным. Подумайте также и о нем в дни нашего отсутствия. И будьте, пожалуйста, так любезны позвонить мне, когда я вернусь, и сообщить, что вы решили. Я понимаю, что это письмо походит на мольбу, но у меня это не вызывает стыда.

Ваша Валери Франк».

Я медленно выпрямился и снова обрел способность улыбаться.

– Да, – сказал я. – Конечно, для нее это было очень непросто, ты знаешь. Мы долго говорили об этом, но в конце концов Валери согласилась, что не сможет настаивать на правах, которых у нее давно уже нет.

Вильма сказала, не глядя на меня:

– В письме есть постскриптум.

– В самом деле? – я снова заглянул в листок и прочитал:

«Если мой муж, вернется в Вену без меня, что, разумеется, тоже возможно, и скажет вам, что разошелся со мной, тогда я попрошу вас в ваших же интересах распечатать второе письмо, которое я прилагаю к первому».

Я опустил листок. Сейчас я снова сидел в машине Мордштайна, мчался по ледяному шоссе к Баварскому мосту, автомобиль снова падал, полыхал пламенем, снова все ожило и было так ужасающе…

– И? – спросил я тихо. – Ты распечатала второе письмо?

Вильма молча кивнула и стала искать его в своей маленькой сумочке. Сначала она достала носовой платок, в который бесшумно высморкалась, затем вытащила второй лист бумаги.

– Мне очень жаль. Я не хотела этого делать. Но когда я тебе позвонила и ты сказал, что вернулся один, поговорив с ней, – тогда я открыла его. Я не знаю почему, я просто непременно должна была распечатать его и прочитать. Ты злишься на меня?

– Нет.

– Но ты разозлишься.

– Конечно нет, Вильма. Могу я… прочитать и второе письмо?

– Конечно, – ответила она.

Я взял его и стал читать:

«Милая Вильма, если вы читаете эти строки, я уже мертва. Мой муж убил меня. Сейчас я еще не могу точно сказать, каким образом, но он убил меня. Я еще до нашей поездки в Германию не исключала этой возможности, но даже не попыталась защитить себя от этого. Факт, что мой муж убил меня, – только лишнее доказательство тому, что он хотел со мной развестись. А без него я все равно не смогла бы жить. Поэтому я пишу эти строки без злости, имея намерение предостеречь вас, такую юную и прекрасную, от катастрофы. Так как это действительно катастрофа – то, как мой муж скоро закончит свою жизнь. Он тяжело болен, и жить ему осталось только около полугода. В эти полгода он на глазах превратится в калеку. Он и сейчас уже полностью асоциален и не владеет своим сознанием. Если вы должны будете открыть это письмо и после этого еще увидите моего мужа, то покажите ему письмо и спросите, что он думает по этому поводу. Я убеждена – он скажет правду. Он не лжец. Он всего лишь мой убийца. Валери Франк».

Взгляд Вильмы остановился на мне. Она ни о чем не спрашивала, но через минуту по ее щекам покатились слезы.

– Это правда, Вильма, – тихо сказал я.

– Ты ее…

Я кивнул.

– О боже, – прошептала она.

– Никто никогда не узнает об этом, – быстро проговорил я. – Я сделал это так, что все считают это несчастным случаем. Ты не должна бояться, Вильма, я обещаю тебе, что это никогда не откроется. Да, это верно, я не совсем здоров, но я совершенно нормален, я в самой лучшей психической форме. И ты ни в коем случае не должна судить мой поступок, не зная причин случившегося. Я люблю тебя, Вильма, я все объясню тебе, послушай меня, это началось несколько месяцев назад, когда…

Я замолчал, так как почувствовал, что в кафе кто-то вошел и стоял теперь позади меня. Я повернулся и увидел Феликса. Его щеки покраснели, он стоял прямо и был вне себя от ярости.

– Вы свинья! – закричал он и, схватив меня за воротник, приподнял со стула. – Я знал, что Вильма лгала, когда говорила, что должна идти домой! Но на этот раз вы мне за все заплатите, вы, подлая, грязная…

– Феликс! – закричала Вильма.

Он попытался ударить меня в лицо, но я оказался проворнее и ударил первым. Он с грохотом отлетел к стене, потянув за собой стол. Тотчас появилась толстая хозяйка и набросилась на Феликса:

– Что с вами?! Немедленно убирайтесь, или я позвоню в полицию!

– Этот человек… – начал побледневший Феликс, но она не дала ему договорить:

– Убирайтесь! Вы мешаете моим посетителям. Вы уйдете сами, или я должна позвать на помощь?

Феликс собрался опять наброситься на меня, когда Вильма поднялась.

– Я пойду с тобой, – тихо проговорила она.

– Что? – Он не понял.

– Я пойду с тобой, – повторила она и взяла свое пальто. Она вернула мне оба письма и кольцо.

– Мне очень жаль, – сказала она, – но я не могу. Я не думала, что это будет так тяжело, днем я еще думала по-другому, но теперь понимаю, что не могу больше. Сожги письма. Я их не читала.

– Вильма, – произнес я. – Ты не можешь уйти! Я должен поговорить с тобой! Я так много должен объяснить тебе…

Она покачала головой.

– Иди вперед, – попросила она Феликса. – Я сейчас приду.

Он ушел очень неохотно. Толстая хозяйка отошла назад.

– Я люблю тебя, – сказала Вильма шепотом, положив руки мне на плечи. – Но я очень боюсь тебя.

Я кивнул. Вдруг я стал совершенно спокоен. Я все понимал. Со всем был согласен.

– Если бы я не боялась, все было бы не так плохо, – прошептала она. – Но так невозможно.

– Конечно, это невозможно, – ответил я. – Я должен был сразу это понять.

– Ты не должен опасаться, что я тебя когда-нибудь выдам.

– Я не боюсь этого, Вильма.

– Будь счастлив, – сказала она и быстро, быстрее, чем это было возможно, исчезла. Я стоял один перед столиком в кафе. На улице я увидел их обоих, проскользнувших мимо окна двух молодых людей в дешевых зимних пальто. Она шла чуть впереди. Он торопливо, совершенно бездумно следовал за ней.

Я расплатился и тоже вышел из кафе в темноту осенних городских улиц. Я вернулся домой. В камине еще тлели угли. Я положил пару новых поленьев, сварил чашку шоколада и уселся с ней перед огнем. Ну, теперь и это тоже позади, думал я. Теперь я потерял и Вильму. Это должно было случиться, это было безумием – на что-то надеяться. Это не могло хорошо кончиться. Иоланта была достаточно умна. И, может быть, она действительно любила меня. Кто мог теперь это знать?

Мои мысли были уже далеко-далеко, на юге, на острове, на скалистом пляже. Да, думал, я теперь я действительно свободен. Завтра я хотел уехать и никогда больше не вернуться. Было так много разных мест и столько людей. Я еще жил. У меня были деньги и морфий. Теперь все, кто был мне близок, покинули меня, теперь я был готов найти нового человека, новую жену, нового друга. Было так много женщин, может быть, и друзей тоже. В этот вечер я думал о будущем, и прошел целый час, прежде чем я снова вспомнил о Вильме, и снова задыхался от страсти, и был готов в эту ночь покончить с жизнью.

Я достал бутылку коньяка и выпил ее всю. Потом я, уже пьяный, стал искать ампулы морфия. Я хотел, приняв слишком большую дозу, позаботиться о том, чтобы больше не проснуться. Все, казалось, было подготовлено – кровать застелена, огонь еще пылал, – только я никак не мог отыскать шприц. С неловкостью пьяного я искал его везде, но он пропал. Я плакал и проклинал все на свете, бросался на мебель и катался по ковру. Шприц не находился. Я сдернул скатерть, разбив пару стаканов, и как раз собирался совершить бессмысленный акт вандализма – разнести в щепки свой письменный стол, как вдруг в дверь позвонили.

Я отошел в глубь комнаты и облизнул пересохшие губы.

Позвонили снова.

Я решил не открывать. Но затем я увидел, что занавески не были задернуты, вследствие чего посетитель мог видеть, что дома кто-то есть. Раздался третий звонок, на этот раз очень долгий.

Я заставил себя собраться и подошел к двери, которую быстро распахнул.

На пороге стоял мужчина лет пятидесяти, маленький, круглый и дружелюбный. Он говорил мягким, нежным голосом и имел доброе лицо, на котором выделялись квадратные очки. Он снял черную шляпу, из-под которой показались редкие светлые волосы:

– Простите, пожалуйста, за беспокойство, можно поговорить с госпожой?

Я крепко держался за дверную ручку:

– О чем вы хотели с ней поговорить?

– Я имею честь разговаривать с господином Франком?

– Да.

Маленький мужчина улыбнулся:

– Очень рад. Меня зовут Доктор Фройнд.

Я не двигался.

Он протянул мне руку, и я механически ответил на рукопожатие.

В подъезде погас свет. Доктор Фройнд откашлялся. Я не двинулся с места.

– Милостивая госпожа… – начал было он.

– Ее нет, – ответил я грубо.

– А когда она придет?

– Этого я не знаю.

– Может быть, вы разрешите подождать ее здесь?

– Вряд ли, – ответил я.

Этот человек заставлял меня сильно нервничать. Кто был этот доктор Фройнд? Может быть, он из полиции?

– Чего вы, собственно, хотите?

– Я уже сказал – поговорить с госпожой.

– Ее нет, это я тоже уже сказал.

– А когда она придет?

– Этого я не знаю. Она в Германии.

– О! – удивился он. – И где в Германии?

– Я не знаю адреса. Она путешествует.

– Но вы наверняка сможете ей позвонить…

– Нет! – громко закричал я. – Я не могу ей позвонить! Немедленно убирайтесь! Я устал! – И я попытался захлопнуть дверь перед его носом. Но он оказался быстрее и успел поставить ногу:

– Мне очень жаль, господин Франк. Но так не годится. – Он снова распахнул дверь, и я, шатаясь, отпрянул назад. Этот маленький доктор Фройнд оказался очень сильным. – Если вашей жены нет, то я должен поговорить с вами.

– О чем? – Я посмотрел на него, когда он прошел мимо меня в прихожую и закрыл за собой дверь.

– О разном. Я ждал достаточно долго. Мы должны принять решение. Ваша жена, к сожалению, пренебрегла тем, чтобы поговорить со мной. Я глубоко сожалею об этом. – Он быстро осмотрелся, нашел крючок, на который повесил свою нелепую шляпу, и уже собрался снять пальто.

– Но о чем идет речь? – пробормотал я беспомощно.

Доктор Фройнд снова улыбнулся.

– Речь идет о вашем сыне, – ответил он.

Часть III

1

Трамвай, сильно раскачиваясь из стороны в сторону, с грохотом катился по унылым окраинным улицам в фабричный район Вены. В свете фар проезжающих мимо автомобилей виднелись очертания фабрик, складов и дымовых труб. Где-то ревел локомотив. По окнам сбегали крупные капли.

Вагон был почти пуст. Несколько усталых женщин в платках и с большими сумками дремали. Молодой человек в очках с толстыми стеклами серьезно читал толстую книгу. На задней платформе пьяный спорил с кондуктором. Доктор Фройнд сидел напротив меня. Он молчал. За последний час он уже наговорился.

После того как он повесил свою шляпу, он просто прошел мимо меня в гостиную.

– Вы идете? – спросил он. – Я хочу объяснить вам цель своего визита.

Я смотрел ему вслед, потом заметил, что невольно сам проследовал за ним. Доктор Фройнд был необычайной личностью, я почувствовал это с первой же минуты. Голова кружилась, и я был еще очень пьян, когда сел напротив него. Он с любопытством рассмотрел пустую бутылку из-под коньяка, беспорядок в комнате и, наконец, меня. Доктор Фройнд смотрел дружелюбно и тепло. Но я не доверял ему. Будь начеку, сказал я себе, будь внимателен! Если ты сейчас выдашь себя, все пропало. А попасться ты можешь очень легко, так как ты пьян. Что этот человек знает о тебе? Что ты знаешь о нем? Ради бога, будь внимательней! Думай, прежде чем что-либо сказать.

– Господин Франк, – сказал доктор Фройнд, не спуская с меня любопытных глаз. – Пожалуй, я начну с того, что сообщу вам, кто я такой.

– Да, – сказал я (ответил верно).

– Я директор одной венской школы.

– Школы? (Осторожно, не показывай удивления. Может быть, ты должен знать, что это за школа.)

Доктор Фройнд кивнул:

– Это не совсем обычная школа. Так же как и я не совсем обычный учитель.

– Да?

– Да. Собственно, я воспитатель, я работал с психологом Альфредом Адлером. К практической работе в школе я обратился позже. Школу мне дали, так сказать, в качестве лаборатории.

Зачем этот человек рассказывал мне об этом? Какое мне до всего этого дело? Может быть, я сошел с ума и бредил? Кажется, он сказал, что речь пойдет о моем сыне.

– Вы что-то сказали о моем сыне. (Осторожно. Может быть, он говорил вовсе не об этом. Почему он так улыбается? Я чем-то уже выдал себя? Проклятый коньяк.)

– Сейчас, господин Франк, сейчас я перейду к нему. Прежде я должен сообщить вам кое-что еще.

– Пожалуйста. (Это был хороший ответ.)

– В своей школе я провожу эксперименты.

– С детьми?

– Да, – ответил он. – С разными детьми, с нормальными, а также с больными, дебильными, аутичными. Это, так сказать, экспериментальная школа, которой я руковожу.

– Ах так.

– Вместе с тем, – продолжал маленький человек, – я открыл консультацию. В психиатрической клинике. Туда могут прийти родители вместе со своими детьми, которых что-либо беспокоит. Мы – мои коллеги и я – пытаемся им помочь.

– Так.

– Вам тоже надо бы прийти в мою консультацию.

– Мне?

– Да. Ваша жена была у меня один раз, – он посмотрел на пустую бутылку. – К сожалению, – сказал он и вздохнул. Затем он быстро посмотрел на меня: – Вы знали об этом, господин Франк?

– Я, – начал было я, но осекся. Его взгляд смутил меня, я замялся, а потом понял, что должен пойти на риск, если хотел узнать больше. – Нет, – ответил я. – Я не знал об этом.

– Так я и думал.

– Что?

– Что ваша жена ничего вам не сказала о своем визите.

Бывают мгновения, когда алкоголь помогает найти спасительное решение. Преодолеваешь скованность и отбрасываешь раздумья, действуешь смелее, жизнь больше не кажется такой важной, появляется отвага, играешь ва-банк.

– Доктор, а что моей жене было от вас нужно?

Он посмотрел на свои руки. Это были крепкие жилистые руки с плоскими ногтями, руки скульптора.

– Ваша жена, – сказал он, – пришла ко мне после того, как побывала в приюте, в котором оставила своего сына. Ее направили ко мне. Собственно, я занимался с ее ребенком уже давно.

У Иоланты был сын. И она никогда не говорила мне об этом. И я даже не догадывался. Как же я не догадался? Разве это было так противоестественно? Ее возраст был соответствующим. Она уже была замужем. Почему же у нее не могло быть сына? Действительно, почему нет? Боже мой, но как же это было странно.

– Почему вы смеетесь? – спросил доктор Фройнд и озабоченно посмотрел на меня.

– Я не смеялся, я кашлял.

Он встал и подошел ко мне. Потом так тихо, будто никто не должен был нас больше слышать, он спросил:

– Господин Франк, вы знали о существовании этого ребенка?

Я молчал. Я думал. Но доктор Фройнд знал ответ еще до того, как я медленно покачал головой.

– Конечно нет, – сказал он тихо. – Мне жаль, что именно я должен сейчас рассказать вам об этом.

– Не сожалейте, – возразил я. Наконец я снова был абсолютно трезв, совершенно спокоен и мог здраво рассуждать. – Расскажите мне все.

Он кивнул и стал ходить по комнате взад-вперед.

– То, что я знаю, я узнал в полиции и из документов мальчика. Кстати, его зовут Мартин.

Его звали Мартин. Ну конечно, должны же его были как-то звать. Почему не Мартин? Мартин – это всего-навсего имя.

– Рассказывайте дальше, доктор, – попросил я.

– Мартин, – сказал он и снова принялся расхаживать по комнате, – сын вашей жены от первого брака. После развода, четыре года назад, мать отдала ребенка в упомянутый мной приют. Иногда она его посещала. Правда, в последнее время очень редко. – Он подошел ко мне и остановился – Господин Франк, – сказал он, – я прошу поверить, что мне не доставляет удовольствия таким образом вторгаться в вашу личную жизнь.

– Зачем же вы это делаете?

Внезапно голос его стал твердым:

– Потому что речь идет не о вас и вашей частной жизни, а о ребенке.

– Рассказывайте дальше, – сказал я.

– Ваша жена регулярно оплачивала счета из приюта, – продолжал он, а я снова перебил его:

– Но как она это делала? Она жила в Германии.

– Счета в Вене оплачивал ее знакомый, некто…

– …инженер Лаутербах, – сказал я.

– Да, откуда вы знаете?

– Я догадываюсь, – пояснил я. Круг замкнулся. Я не был сумасшедшим. Все было просто и логично. – Продолжайте, пожалуйста, – сказал я.

– Когда Мартину исполнилось шесть лет, мать передала право опеки руководству приюта. Мартина отправили в школу. – Доктор Фройнд закурил сигарету и выдохнул облако дыма. – Поймите меня правильно, господин Франк, я излагаю факты и воздерживаюсь от всякой критики по поводу поведения вашей жены, хотя оно тесно связано с тем, что произошло далее.

– Что же произошло?

– Мартина, – сказал доктор Фройнд, – который совсем не знает своего отца, да и мать не очень, через полгода выгнали из школы.

– Но почему?

– Впоследствии его выгнали еще из двух школ, – сообщил доктор Фройнд. – Почему? Потому что он был настоящим маленьким чертенком, так называли его учителя. Он терроризировал весь класс. Он жестоко избивал девочек, ломал чужие вещи. Он был не в состоянии воспринимать учебный материал. Это классический пример патологического ребенка. Руководство приюта направило его ко мне в консультацию. Я, господин Франк, знаю вашего сына уже год. Он приходит ко мне каждый четверг. И я не могу сказать, что мы не установили контакт за этот год. Не могу сказать, что я не пользуюсь его доверием. Если вообще кто-то есть, с кем он с удовольствием разговаривает, с кем он находит какой-то контакт, – то это я. И уже были признаки того, что дела идут на поправку… – доктор Фройнд задумчиво кивал, не обращая внимания на сигарету, которую держал в руке. Он старый человек, вдруг подумал я, я только сейчас понял это. Состарившийся человек, возраст которого был заметен только в моменты слабости, так как в остальное время он скрывался за фасадом силы и спокойствия. – Да, – пробормотал он, – были действительные признаки выздоровления. – Он взглянул прямо на меня, и его возраст ускользнул как дымка, его лицо снова стало молодым. – Поэтому, – продолжал он, – я обрадовался, когда ваша жена пришла ко мне и сообщила, что она снова вышла замуж.

– Ио… – я исправился: – Валери сказала вам об этом?

– Да, господин Франк, она также сказала мне, что вы усыновили ребенка.

– Я усыновил?

– Она предъявила документ, свидетельство, господин Франк, – он внимательно посмотрел на меня. Жгучий интерес к моей личности засветился вдруг в его взгляде. – Это был…

– Это был – что?

– Это был фальшивый документ.

О Иоланта, что же ты наделала! Что же ты была за человек? Ты мертва. Я убил тебя. Но ты все еще продолжаешь жить, я все еще должен принимать во внимание твое существование. Умрешь ли ты когда-нибудь? Что ты еще сделала, о чем я не знаю? Затеряется ли когда-нибудь твой след? Где рассеяны твои остальные тайны, где еще ты наставила ловушек, о которые я буду спотыкаться, в которые еще попаду?

– Это был, – выговорил я с трудом, – подлинный документ – я усыновил мальчика.

– Но вы даже не знали о его существовании.

– Мы мельком об этом говорили, моя жена и я. Я сразу согласился его усыновить. Я подписал формуляр, не взглянув на него…

– И не зная, как зовут ребенка, – он смотрел на меня без видимого удовольствия.

Я не выдержал его взгляда и отвернулся.

– И не имея желания хоть раз взглянуть на своего ребенка, – продолжал он спокойным безжалостным голосом.

Боже, это какое-то безумие. Чем все это кончится? Ситуация была абсолютно безнадежной! Тому, что я рассказывал, не мог поверить ни один человек. Я застонал. С бездумной легкостью было покончено с моими планами, спокойствием, с которым я шел на свои преступления. Кончено, все кончено. Я был калекой, готовым разрыдаться перед этим человеком, которого не знал, который ничего не знал обо мне и который даже не был полицейским. Кончено. Все кончено.

– Доктор, – сказал я и снова посмотрел на него. – Я хотел защитить свою жену. Но я вижу, вы мне не верите. К сожалению, я должен выдать ее. Ну хорошо. Я ничего не знал о том, что у Валери был ребенок. Я не усыновлял его.

– Разумеется, нет, господин Франк. Я благодарю вас за доверие, это облегчает мне многое. И однажды вы должны были об этом узнать.

– Да, – согласился я. – Когда-то я должен был об этом узнать.

– Мартин носит ваше имя.

Я молчал.

– Мартин Франк, – сказал доктор Фройнд. – Так его теперь зовут все.

Мое имя. Но мое имя не Франк. Мое имя Чендлер. И у Мартина, у которого не было ни отца ни матери, собственно, и имени не было. Он жил по фальшивым документам, еще даже не окончив школы.

– Он спрашивал обо мне? – поинтересовался я.

– Никогда.

Так. Никогда.

– А о своей матери?

– Тоже никогда, господин Франк.

Так. Тоже никогда.

– Его мать, господин Франк, ваша жена, к сожалению, во время своего последнего визита оказала пагубное влияние на мальчика. После долгой разлуки эта встреча для него была очень волнующей. Мать сказала ему, что в скором времени они смогут быть вместе навсегда.

Навсегда вместе. Об этом сказала ему Иоланта. Бедная Иоланта. Действительно ли она приехала в Вену в надежде на мир и покой. Неужели я так мало знал ее? Было похоже, что после своей смерти она все равно добьется этой цели. Потому что теперь мы были вместе. Навсегда. Я не мог ей противиться. И я не мог убежать от нее. От нее – нет. И от Мартина тоже. Доктор Фройнд этого не допустит. Итак, мы были вместе. Навсегда.

Доктор Фройнд снова заговорил, я слышал его голос как сквозь туманную завесу:

– К несчастью, этого обещания она не выполнила, господин Франк. Ваша жена больше не появилась. И сейчас, как вы говорите, она даже уехала неизвестно куда.

– Она в Германии, у нее срочное дело.

– Я могу лишь глубоко сожалеть о том, что она сделала.

Ах, о чем ты говоришь! Знаешь ли ты вообще, что она сделала? Что сделал я? Что ты знаешь о слезах, о лживых клятвах, неверности, надежде, последнем предательстве? Ты ничего не знаешь. Ты не можешь сожалеть.

– Мне тоже очень жаль, – сказал я.

– Шок, который испытал ребенок, оттого что она не сдержала обещания, имел катастрофические последствия. В мальчике вновь проснулась прежняя агрессия. Он сделал такое, чего я не могу больше скрывать. Сегодня мне позвонили из дирекции и сообщили, что он немедленно должен покинуть приют. В настоящий момент он находится под арестом.

– Что он сделал? – спросил я тихо.

– Он попытался повесить младшего и слабого товарища, – сказал доктор Фройнд так же тихо. – И это ему почти удалось.