Текст книги "Частный детектив. Выпуск 12"
Автор книги: Яннис Марис
Соавторы: Кедар Натх,Игнасио Карденас
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)
Через пятнадцать – двадцать минут после ухода Мадейры, я услышал за стеной легкий шум. Он напоминал шуршание бумаги, и я не придал ему значения. Спустя несколько минут шум повторился. Я прислушался – как будто кошка водила по стене лапой. Я оторвался от газеты и в недоумении пожал плечами. «Если это какой-нибудь шутник, он, возможно, воспользуется звонком, если же кошка, – ей это скоро надоест», – подумал я.
Шум прекратился. Часы показывали десять часов две минуты. Мною овладело странное беспокойство, сердце учащенно забилось, по коже побежали мурашки. Такое редко со мной случалось, сейчас я испытывал неподдельный страх. Мне всегда казалось, что страх – ощущение удивительное. Нередко он возникает на пустом месте, затем усиливается, и так же неожиданно исчезает. Страх подсознательно сидит в каждом человеке. Не он ли в темные ночи палеозоя собирал вместе всех наших предков? Да, страх до сих пор не изжил себя, и, по-видимому, это никогда не произойдет.
Погладив рукоятку «люгера», я несколько успокоился. Затем рассмеялся. Все это глупости! Страх часто приходит сам по себе, не стоит принимать это всерьез.
Я подумал, что пора уходить из конторы. Но я становлюсь до невозможности упрям, когда нечто неприятное, касающееся меня лично, овладевает мною. Тем более такая ерунда, как этот непонятный страх. Я попытался взбодриться. Если из-за каждого неприятного ощущения я буду прекращать работу – на что это станет похоже?
И я поудобнее уселся в кресле, пытаясь отыскать причину этого страха. Но стоит ли терять на это время – раз эта тревога необъяснима, пусть таковой и остается. Черт с ней!
Но все же почему? Эти чувства – страх, опасность, должно быть, из другого измерения – наверное, просто предупреждение свыше.
– Арес! Вы здесь?
Чей-то голос вывел меня из раздумий, и я чуть не поддался панике – настолько неожиданно меня позвали. Я встал с кресла и выхватил «люгер».
– Не подходите к двери, Арес! – услышал я. – Не трогайте дверную ручку! Вы меня слышите?
– Черт побери! Это уж слишком! – вскричал я, но не шелохнулся.
Прошли две нескончаемые минуты. С той стороны двери послышался властный голос:
– Осторожнее, Гонсалес! Ага! Вот и детонатор… Точно!
При слове «детонатор» я вздрогнул. Холодные лапы смерти уже протянулись ко мне. Судорога чуть не свела мне спину. Когда я услышал: «Теперь можно открывать, Арес!», то почувствовал дрожь в коленях. Но выглянув за дверь, самым наглым образом скрыл обуявший меня страх.
– Что вы тут делаете? Что за шум? – спросил я.
На меня насмешливо смотрел лейтенант Гастон из следственной бригады. Рядом с ним стоял агент Гонсалес, держа в руке смертоносное устройство.
– Мы можем войти? – осведомился Гастон.
Не дожидаясь моего приглашения, он ввалился в кабинет, за ним – Гонсалес.
– Мы принесли вам небольшой подарочек, – сказал он и водрузил на стол взрывчатку.
Я мельком взглянул на нее, постаравшись принять равнодушный вид. Передо мной лежала грубо сделанная самодельная бомба. Ее смастерил явно какой-то жестянщик. Но как бы плохо или хорошо она ни была сделана, я четко себе представил, что бы от меня осталось, попытайся я открыть дверь. С недовольной миной я предложил моим посетителям стулья.
– Вы легко отделались, Арес, – произнес Гастон.
Я страшно устал от всех этих передряг и мне не хотелось демонстрировать перед полицейскими свои чувства. Достав коробку – сигар, я подвинул ее гостям, но они отказались. Сам я курить не хотел, но все же взял сигару, чтобы хоть чем-то занять руки, которые предательски подрагивали.
– Вижу, у вас неплохие друзья, Арес, – Саркастически произнес Гастон. – Вам не кажется, что благоразумнее было бы оставить это дело? Несмотря на наши предупреждения вы сегодня все-таки побывали у сенатора… а это нехорошо, Арес.
Минуту назад я испытывал к ним огромную благодарность, но как только они заговорили, мне захотелось послать их куда-нибудь подальше.
– Думаю, Гонсалес, мы снова ошиблись, – сказал Гастон задумчиво. – Вы считаете, сеньор Арес прекратит расследование? Как бы не так! Но я тебя поздравляю, Гонсалес! Где еще нам найти такую великолепную наживку, как сеньор Арес? Вот что мне пришло в голову! – восторженно воскликнул он, поднимаясь со стула. – Давай-ка, Гонсалес, оставим сеньора Ареса в покое. Оставим его одного. Я уверен, ему есть над чем подумать, а мы только мешаем.
Они направились к двери, но возле самого порога Гастон остановился, затем возвратился к столу и взял взрывчатку.
– Может, мы отыщем в ней что-нибудь интересное для следствия. Всего хорошего, Арес!
Когда они ушли, я с остервенением пнул корзину для бумаг. «Свиньи!» – подумал я и в изнеможении опустился в кресло.
Сейчас мне просто необходима была сигара. Мерзавец, подложивший мне взрывчатку, должно быть, дерзкий парень: я открываю дверь – и раздается взрыв. Знал ли он, что я нахожусь в конторе? Да конечно, знал. С 23-ей улицы видны окна моей конторы – а свет был включен. Нетрудно догадаться, что я внутри. Но для чего этот негодяй проделал такую сложную, кропотливую работу, ведь один-единственный выстрел мог бы разрешить все проблемы. Я улыбнулся. Теперь мне не надо гадать о том, что за звуки раздавались за дверью.
Посмотрел на часы – около двух. Я решил наконец покинуть контору. И тут зазвонил телефон. Макейра сообщал, что у него сломалась машина.
– Ничего, – сказал я. – Утром поедем на моей.
Тот пробормотал извинения и повесил трубку.
Я отошел от телефона и приблизился к окну. Внизу мчались автомобили, группа людей стояла на автобусной остановке. Среди них я заметил низкорослого человечка, который разглядывал мое окно. Я тихо попятился и сквозь щель между портьерой и оконной рамой стал за ним наблюдать. Прошло двадцать минут, затем полчаса… Люди садились в подъезжающие автобусы, но человечек не двигался. Словно неодушевленный предмет, он застыл под моим окном. Через десять минут я надел шляпу, сунул в карман пиджака «люгер» и, не выключая свет, вышел из конторы.
Спустившись на лифте, подумал, что если выйду через дверь здания «Атлантика», где находилась моя контора, и появлюсь как раз на 23-й улице, то обнаружу себя. Поэтому я решил выйти в другую дверь и перелезть через стену, доходящую до соседнего здания. Я так и сделал и через длинный узкий проход вышел на 12-ю улицу. Затем бесшумно преодолел несколько клумб с цветами и очутился на 23-й. В этот момент зажегся красный свет светофора, и я оказался практически зажат между несущимися мимо меня машинами. Несмотря на поздний час движение в этом районе всегда интенсивное. Рядом послышался скрежет тормозов. Кто-то обозвал меня нелестными словами. Я пробормотал что-то в ответ и выругался, потому что не мог сдвинуться с места, а чертов человечек уже заворачивал за угол. Кое-как выбравшись на тротуар, я бросился за ним вдогонку. Тот на безумной скорости свернул на 10-ю улицу и вскочил в машину. Когда я, отдуваясь, прибежал туда, машина уже мчалась по улице.
Несмотря на неудачу, я улыбнулся, представив себе лицо коротышки, когда тот понял, что взрывчатка не сработала.
На следующее утро я пришел в контору очень рано. В приемной меня вновь ожидал Падуа. Он читал газету, и на его лице было написано отчаянье.
– Приободритесь, Падуа! – крикнул я с порога. – Что у вас случилось? Полагаю, вас пока не беспокоила полиция?
– Вы читали газету, Арес? Видели там про Рамераля?
– Конечно, читал! Да успокойтесь вы! Вас это не коснется. Подумайте хорошенько: сколько людей могут подписаться инициалами «К.С.П»? Беда в том, что каллиграфы в полиции отъявленные мошенники. Если они захотят выяснить, что эти письма написаны вашей рукой… Да, мне не очень-то нравятся эти ребята…
– Не шутите такими вещами, Арес. Знаю, вчера я вел себя, как ребенок. Прошу меня извинить. Но… вам не кажется, что в кабинете нам будет удобнее?.
– Разумеется, – ответил я и отпер дверь.
– Мне необходимо письмо, – произнес вдруг Падуа, и в его руке появился пистолет 22-го калибра.
Я посмотрел на пистолет. Маленький, неказистый, но стреляет как любое другое огнестрельное оружие. Я хмыкнул. Угрозы всяких мерзавцев мне уже порядком надоели. Падуа, к примеру, мелкий пакостник. Наверняка издевается над своими рабочими… И сейчас, угрожая своим пистолетиком, он смотрелся со стороны весьма не страшно, о чем, вероятно, и сам догадывался. Рука у него тряслась от страха, и он никак не мог унять дрожь.
– Без глупостей, Арес. Входите первым, – приказал он.
Но то, что я устроил, нельзя было назвать глупостью. Сделав два шага вперед, я поднял руку и снял шляпу. Моя рука описала в воздухе полукруг, словно я собирался бросить шляпу на кресло, но внезапно резко изменила направление; шляпа отправилась на пол, а мой кулак прямо в лицо Падуа. Он оказался обезоружен гораздо скорее, чем я ожидал.
– А теперь сядьте. Спокойно! – предупредил я, подходя к телефону. – Сейчас у нас будет длинный разговор, с Гастоном.
Падуа бросился к телефону, но я толкнул его в кресло.
– Ну, пожалуйста, Арес! – взмолился тот. – Выслушайте меня!
– Меня абсолютно не интересует, что вы собираетесь мне сказать, Падуа, – отрезал я.
Я начал набирать номер.
– Вы не пожалеете, Арес, если выслушаете меня, – заявил Падуа, доставая из кармана вместительный кожаный бумажник.
Я прекратил набирать воображаемый номер и уселся в кресло.
– Честно говоря, письмо мне не нужно, – начал Падуа. – На самом деле я пришел за картиной.
– Я что, недостаточно ясно вам вчера объяснил? – спросил я, заметив, что на лице Падуа появилось вчерашнее выражение нерешительности. – Ладно, – моя рука снова потянулась к телефону. – Гастону будет весьма интересно узнать, почему вы так стремитесь завладеть картиной, которая вам не принадлежит.
– Мне очень совестно за вчерашний срыв, Арес, – объяснил Падуа. – Поэтому я вам раньше ничего не рассказывал. Все началось раньше, – Падуа вымученно улыбнулся. – Я заварил эту кашу, и сам же стал жертвой. Видите ли, Арес, «Балерина» – это подделка.
Я чуть не подпрыгнул в кресле, но вовремя взял себя в руки.
– Не стоит так огорчаться, – произнес я. – Подобные шуточки никогда ни к чему хорошему не приводят.
Падуа, похоже, не слушал, и неожиданно начал свой рассказ с таким видом, словно давно собирался кому-нибудь об этом поведать.
– Во время медового месяца мы с женой отправились в Париж, там я и приобрел эту картину. В ту пору еще не было такого ажиотажа вокруг предметов искусства. И не было таких строгих правил в отношении их вывоза. Я тогда был компетентным, достаточно образованным и вместе с тем амбициозным служащим… Должно быть, эти амбиции и помогли мне добиться благосклонности моей будущей жены, претендентов на ее руку хватало, она была богатой и культурной женщиной. После свадьбы мы решили отправиться в Париж. И я мечтал поднести ей такой подарок, который вызвал бы ее восторг, но, к сожалению, ни средств, ни возможностей у меня в то время не было, и я никак не мог добиться успеха. Увидев эту картину, я понял, что счастье, наконец, мне улыбнулось. Прогуливаясь по Латинскому кварталу, я встретил молодого художника, который предложил мне купить у негр Дега. Вы только прислушайтесь – Дега! Но парень сразу меня предупредил, что картина написана не Дега, что это талантливо, очень талантливо выполненная копия. Понимаете? Любопытно, что он признался мне в том уже в студии, когда я, раскрыв рот, наслаждался картиной. А она была прекрасна! Я не разбирался в живописи, потому показал ее знатокам. И многие из них, без колебаний утверждали, что это подлинник. Я приобрел картину. Кстати, заплатил за нее смехотворно маленькую сумму. И не раскаивался; увидев реакцию Софи, я испытал гордость и удовлетворение. Я ходил раздувшись от важности как индюк, разумеется, жене сказал, что это подлинник. Это и было моей ошибкой, ведь, наверное, где-то существовал оригинал Дега. Мне следовало обо всем рассказать жене, извиниться, но я без конца это оттягивал. Не мог. Мне просто не хватало духу. Время шло. Все, кто посещал наш дом, уходили с уверенностью, что любовались подлинным Дега. Но так не могло продолжаться вечно. Точно не помню когда, кажется, года через три, Совет попечителей церкви, в который входила моя супруга, решил устроить аукцион по продаже ценных вещей, а деньги от него перечислить на постройку церкви. И моя жена решила преподнести им в дар Дега. Я забил тревогу. Ведь это означало, что будущий покупатель обнаружит подделку и меня объявят мошенником!
– Приятная ситуация! – воскликнул я.
– Я говорил себе то же самое! – кивнул Падуа. – Как вы, наверное, предположили, попытался отговорить свою жену. Приводил для этого все возможные доводы. Но тщетно. Софи всегда делала то, что ей вздумается. Картина представляла для нее духовную ценность, а раз духовную – значит она должна принадлежать Богу. Она заявила, что не может пожертвовать деньги или какую-нибудь материальную ценность, потому что это всегда вызывало у нее отвращение. Вы только вообразите! Я не знал, что делать и рассказал обо всем Сусанне, с которой был связан тесной дружбой. – Падуа поднял на меня глаза, робкая улыбка промелькнула на его губах. – Сусанна была тем человеком, который всегда мог дать дельный совет. Она предложила просто-напросто перекупить картину до открытия аукциона, и эта идея показалась мне стоящей. И Сусанна приобрела ее за 15 000 песо. А потом обещала продать картину мне. – Падуа умолк и глубоко вздохнул. – Вот для чего мне нужна картина, Арес. Потому что если она попадет в руки властей, они смогут отдать ее на экспертизу, и разразится такой скандал, что мне не поздоровится.
Я смотрел на его безутешное лицо еле сдерживая смех. Столько хлопот из-за какой-то подделки. Ведь все могло бы разрешиться иначе, скажи он жене: «Знаешь, старуха, я купил тебе ценную картину. Заплатил за нее гроши. Вот здесь внизу написано Дега, но на самом деле написал ее Сеньор Никто. Ты ведь не рассердишься, правда?» Но сеньор Падуа поступил не так, как простой смертный. Он предпочел прожить всю жизнь в этой беспрестанной лжи, ради одного лишь тупого удовлетворения своей ненасытной гордыни.
– Вот и все, Арес, – сказал Падуа, давая понять, что его повествование подошло к концу. – Вы продадите мне картину?
– Там будет видно, пока что это не в моей власти, – ответил я. – Как вы сами недавно заметили, я не могу продать то, чего у меня нет.
Падуа с досадой махнул рукой.
– Вы мне обещаете? – спросил он.
– Я ничего не обещаю и не обещал. Я сказал, что поговорю с вами, вот мы и поговорили.
– А письмо? Что вы сделаете с письмом?
– Пока что спрячу его. Посмотрим, насколько правдив ваш рассказ.
Падуа приподнялся в кресле, побелев от ярости.
– Вы – мошенник! – заорал он. – Я думал…
Я презрительно улыбнулся.
– Не волнуйтесь, Падуа, – перебил я его. – Не такой уж я подлец, как вы думаете. Если вы не имеете отношения к убийству, ваше письмо никто не прочтет. Это я вам обещаю.
Падуа достал пузырек с таблетками, проглотил две штуки и направился к двери. Я проводил его.
– Когда «Балерина» будет у меня, я с вами свяжусь. Всего хорошего!
Падуа обернулся.
Я легонько подтолкнул его в спину и захлопнул за ним дверь.
17. Анонимная угрозаСидя в кресле автобуса, я развернул газету – ведь только в дороге у меня было время для чтения. Так… Скандал в доме Рамераля. После того, как меня выпустили из полиции, поскольку мое алиби подтвердили дочь сенатора и бармен из «Пласы», полицейские допросили служанку Сусанны, которая показала, что последним человеком, видевшим Сусанну живой, был Рамераль.
Читая дальше, я присвистнул: грозовые ветры подули над особняком сенатора. Репортер позволил себе написать следующее: «Почему известный политический деятель скрыл от правосудия тот факт, что ему кое-что известно о смерти прекрасной куртизанки с улицы Зеро?» И дальше в ироническом тоне он продолжал: «Наверняка мужчине, часто посещающему дом знаменитой Сусанны, должны быть известны любопытные подробности ее жизни. Она, несомненно, имела большое влияние на высокопоставленных особ».
Я закрыл глаза и попытался представить себе, как восприняли эту статью сенатор и его агент по рекламе. Мне стало смешно. Пусть они думают, что частный детектив Хуглар Арес, получивший от них за молчание 500 песо, их предал. На самом деле я плевать на них хотел.
Около одиннадцати мне позвонил Макейра и сообщил, что снова принялся за поиски Калиостро в парках Старой Гаваны. Я пожелал ему успеха. Как говорил Батлер, чтобы найти Синкенью, необходимо сначала отыскать Калиостро. Я собирался сам заняться, но решил, что лучше побыть в конторе. Чувствовал, что назревает большой скандал. Слишком уж многие пытались на меня воздействовать, пора с этим кончать.
Прежде чем спуститься поесть я позвонил сеньорите Рамирес. Я представил себе ее улыбку, мягкие линии прекрасного тела, округлую грудь, приятный нежный голосок. После приветствий я сразу приступил к делу.
– Мне нужна ваша помощь, – сказал я.
Ее ответ мне понравился.
– И в чем она будет выражаться? – спросила девушка. Это не было ответом неразумного ребенка.
– Это не телефонный разговор. Не могли бы мы поговорить конфиденциально? Например, в баре, как в первый раз.
Она согласилась, более того, в ее голосе прозвучали нотки воодушевления. Видимо, ее весьма заинтриговал мой звонок. И я подумал: «Женщина не может быть совершенной, если в ней полностью отсутствует любопытство».
Надев куртку и шляпу, я вышел из конторы. Девушка появится не раньше чем через час, и я решил не терять времени даром. Зайдя в бар, просмотрел телефонный справочник, пытаясь обнаружить в нем какого-нибудь специалиста, разбирающегося в живописи. Не найдя никого подходящего, я задумался, где бы отыскать компетентного человека, который может отличить подлинного Дега от фальшивого. Хотелось узнать, врал мне Падуа или нет. Сам же я в картинах смыслил ровно столько, сколько в китайской грамоте.
Гленда явилась почти через два часа. Допив остатки «дайкири», я пересел за столик, стоявший в отдалении от стойки. Девушка изящно опустилась на стул рядом со мной.
– Тоже «дайкири»? – спросил я.
Гленда смущенно улыбнулась, и на ее щеках появились трогательные ямочки. Потом улыбка куда-то улетучилась, уступив место выражению напряженного любопытства, почти такого же, какое она испытывала тогда, При нашей первой встрече.
– Для «дайкири» рановато, – заметила она, грациозно указав наманикюренным пальчиком в сторону моего стакана. – Я, пожалуй, закажу мороженое.
Я подозвал официанта, бледного, долговязого парня, который будто изваяние застыл возле нашего столика. Гленда попросила земляничное мороженое. Затем испытующе посмотрела на меня, но я упорно молчал. Гленда слегка зарделась. Наконец явился официант и поставил перед ней мороженое. После его ухода я спросил:
– Надеюсь, вы слышали о картине Дега «Балерина за кулисами»?
На лице девушки появилось удивление – похоже, вопрос застиг ее врасплох. Она растерянно взглянула на меня, открыла было рот, но промолчала. Прошло несколько секунд прежде чем она с тревогой задала вопрос:
– Она у вас есть?
Я двусмысленно улыбнулся.
– Знаете, – произнес я, – вокруг этой картины разыгралась такая неприглядная история, что мне хотелось бы кое-что проверить. Вы не могли бы мне помочь? Для вас это будет совсем несложно, – уточнил я, заметив на ее лице испуг. – Но я смогу более подробно рассказать вам обо всем, лишь будучи абсолютно уверенным в вашем благоразумии.
Она подняла голову и в упор посмотрела на меня. Затем опустила глаза на свои колени и принялась нервно теребить складки на платье.
– Вы не совсем уверены в моем благоразумии, – тихо произнесла она. – Когда я пришла в полицию с заявлением о вашем алиби, я сделала это потому лишь, что ни на секунду не сомневалась в вашей невиновности. – Гленда запнулась и посмотрела на меня с укором. – А вот сейчас я в этом что-то не совсем уверена…
– В чем же вы сейчас сомневаетесь?
– Вы похитили картину, да?
– Ну… – наконец протянул – я. – Это называется поверхностным суждением. – Я не говорил, что картина у меня. А если даже и так, это еще не означает, что я ее украл.
– Но… но в чем же дело?
– В свое время все станет на свои места, Гленда, И ваша помощь только ускорит дело. Что вы на это скажете?
Она пожала плечами так, что это можно было принять за согласие, однако на лице ее все еще читался страх.
– Вам нечего бояться, – заверил я.
– Хорошо, – кивнула Гленда. – Я согласна.
– И вы обещаете быть благоразумной?
– Обещаю! – торжественно сказала она.
– Ладно, – произнес я, улыбаясь, потому что у Гленды был такой серьезный вид, что мне даже стало смешно. – Верю вам на слово.
И я поведал ей историю Падуа о картине, аукционе, и фальшивке. Девушка слушала меня с ошеломленным видом. Мой рассказ ее поразил. Когда я закончил, она сказала:
– Кажется невероятным, что происходят подобные вещи, верно? Почему этот человек не сказал жене правду? Уверена, что хорошая жена его поняла бы.
– Вот именно, – согласился я. – Мужчины часто совершают опрометчивые поступки из-за женщин.
Гленда рассмеялась, на ее щеках снова появились ямочки.
– Некоторые мужчины, – поправила она. – Вы ведь так не поступили, а? Мой отец прав, Арес, вы – неисправимый циник, – она произнесла последние слова непринужденно-весело.
Я церемонно склонил голову, как бы благодаря ее за комплимент. Затем, усевшись поудобнее, отменил, что окончательно воспринимаю Гленду не как девушку-подростка, а как женщину в полном смысле этого слова.
Отпив из стакана «дайкири», я внимательно посмотрел на нее. Да, я был прав. Она уже далеко не ребенок, и знает об этом.
Мы еще немного поболтали, и я почувствовал, что девушка пытается очаровать меня этой болтовней. Но я ненавидел говорить о тех вещах, которые не любил. Прежде чем она ушла, я еще раз напомнил ей о благоразумии.
Еще минут десять после ухода Гленды над столом витал легкий аромат ее духов, и мне снова припомнились трогательные ямочки на щеках и мягкая женственная улыбка.
В четыре я позвонил Алисе. Длинные гудки уведомили меня, что ее нет дома. Через полчаса я позвонил снова и услышал: «Да, слушаю! Слушаю!», но промолчал. Алиса с раздражением повесила трубку. Это было мне на руку. Я немного подождал, но не услышал характерного щелчка, какой обычно бывает при прослушивании. Я подождал еще двадцать минут и снова позвонил, и как и прежде помолчал в трубку. На сей раз Алиса за несколько секунд в самых нелестных выражениях выложила все, что думает по поводу этого молчания, и безжалостно хлопнула трубкой о рычаг. Когда я позвонил в третий раз, с Алисой чуть не случилась истерика.
– Помолчите, сеньора! – смеясь приказал я. – Боже мой! Что за выражения!
– Убирайтесь к черту! – тем же тоном закричала она, все еще не разобрав, с кем говорит.
– У тебя плохое настроение?
– А, это ты? Прости, любовь моя, – извинилась она, узнав мой голос. – Какой-то кретин без конца названивает и молчит в трубку.
– И это повод, чтобы оскорблять меня?
– Бога ради, Хуглар! Ты что, не понимаешь, я приняла тебя за другого?
– Понятно, понятно… Значит, у тебя есть другой!
Я еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Алиса снова принялась ругаться.
– Отлично, отлично, – перебил я. – Ладно, попридержи свой язычок, и скажи лучше, сверток, который я тебе прислал, у тебя?
Понизив голос, она прошептала:
– Ты имеешь в виду картину?
– Ага, уже посмотрела…
– А что? – обиделась она. – Я не знала, что там и… Но как ты решился, Хуглар? А вдруг бы полиция обыскала дом?
– Потому я это и сделал, дорогая. Где она?
– Здесь, – чуть слышно ответила она. – Я ее как следует припрятала.
– Жди меня в течение часа, – сказал я и повесил трубку.
Посмотрел на часы – уже шесть десять, а солнце все еще стоит высоко и ужасно жарко. Я вытер пот со лба и поспешил к Алисе.
Она встретила меня с непонятным выражением лица. В левой руке она сжимала конверт. Переступив порог, я спросил:
– Что случилось, дорогая?
Она растерянно посмотрела на меня.
– Да нет, ничего, только… Вот это письмо. Странно, когда принесли твой сверток, его еще не было. А почтальон приходил часов в двенадцать.
– Может, письмо принес кто-нибудь еще?
– Возможно… – проговорила она, и губы ее задрожали от волнения. – И от кого оно?
– Не знаю. Сначала надо прочитать. Чего ждать?
Алиса настороженно посмотрела на меня. Я улыбнулся – женщины всегда все драматизируют.
Алиса мельком взглянула на листок бумаги и подняла глаза на меня. В них стоял такой страх, что я буквально оцепенел. Ни слова не говоря, Алиса прижалась ко мне; ее трясло от рыданий. Я нежно обнял девушку за талию, провел в гостиную и усадил на кушетку. Затем вытер ей слезы платком и попытался успокоить. Алиса дрожащей рукой протянула мне письмо.
На машинке было напечатано следующее: «Если ты дорожишь своим прелестным личиком, передай своему любопытному хахалю, чтобы не совал нос куда не следует. Смерть Сусанны – не его дело».
У меня вырвался тяжелый вздох. Все ясно – обыкновенная дешевая угроза. Сначала пытаются меня стереть в порошок, затем запугивают угрозами расправиться с Алисой.
Оторвавшись от письма, я посмотрел на нее. Тревоги в ее глазах уже не было – сейчас в них застыл страх. Чтобы успокоить Алису, я решил соврать. Указав на письмо, произнес:
– Не обращай внимания, дорогая. Это не более, чем обыкновенная угроза. – Я говорил не очень убедительно, но все же продолжал – Если бы они хотели причинить тебе вред, то сделали бы это без всякого предупреждения.
– Но… но я боюсь, – прошептала Алиса. – Ты что, не понимаешь?! Мне страшно! Я же выхожу из дома, бываю на улицах… Я не могу сидеть где-то и прятаться. Я должна выступать на сцене.
– Лучше на несколько дней позабыть о выступлениях, – посоветовал я. – Думаю, поимка этого мерзавца – дело нескольких часов. Тебе же на это время необходимо скрыться.
Моя идея ей абсолютно не понравилась. На лице Алисы появилась раздраженная гримаса.
– Что значит скрыться?! Где?! Как будто меня трудно найти?
– Да, никакого секрета тут нет, дорогая. Газеты сообщали твой адрес. Тебя знает вся Куба.
– Мне это не нравится, Хуглар. Ой, не нравится. Они угрожают изуродовать мне лицо. Мое будущее, – Алиса грустно, с упреком улыбнулась. – Это единственное, что у меня есть… Ясно тебе?. – в ее глазах появилось выражение бесконечного страха и незащищенности. – Что ты намерен делать?
– Тебе необходимо скрыться. Если возможно – у кого-нибудь из дальних родственников. Уверен, у тебя есть кто-нибудь, у кого ты могла бы пробыть несколько дней.
Алиса на мгновение задумалась.
– Да, – проговорила она. – Моя тетя Флора. Иногда я у нее бывала. Она живет в Луйяно.
– Превосходно! – воскликнул я. – Это как раз то, что нужно. Отдаленный район… Необходимо сейчас же ехать.
Алиса слабо запротестовала, но я нежно взял ее за руку и настоял на своем. Она захотела собрать чемодан, но я ей не разрешил – это было бы равносильно тому, что дать объявление в газету об ее отъезде.
Пришлось добираться до дома ее тетки, трижды меняя такси. Когда мы доехали до Луйяно, я был уверен, что за нами никто не следил.
