Текст книги "Раминар (СИ)"

Автор книги: Яна Левская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

   Лайлин как раз вложила в руку виконту печенье, когда рядом послышалось едкое:

   – Ваш кофе отвратителен.

   Все взоры устремились к Алестару. Су-волд выплеснул содержимое чашки за плечо, спокойно поднимая красные глаза на главу застолья. Надо отдать тому должное, он выдержал взгляд три секунды, после чего, небрежно пожав плечом, посоветовал выпить чаю.

   – Выпейте чаю. Вот здесь заварка, а там кипяток. Могу еще рекомендовать варенье во-он в той розетке, красненькое. Пречудесное варево. А вы альбинос, да?

   Поистине, Готрейн был маэстро скандала, и вряд ли что-то под солнцем и луной могло привести его в смущение.

   Алестар откинулся на спинку стула, обхватывая пустую чашку длинными фарфоровой белизны пальцами. На губах блуждала тень улыбки. Похожее выражение могла бы приобрести морда гепарда, если бы он вздумал пощекотать когтем брюшко шкодливому котенку.

   – Если вы подразумеваете тех слабых, болезненных существ, не переносящих солнца, – вкрадчиво начал су-волд постепенно вплетая в голос угрозу, – красные или прозрачно-голубые глазки которых в сочетании с белой кожей являются отклонением от нормы видового фенотипа, то... Нет. Уверяю вас, я не выродок.

   Не забывайте о чае, – Готрейн плеснул заварки в свою чашку, протягивая ее Алестару.

   – Вы ручаетесь за его вкус?

   – Не пробовал ни того, ни другого. Отсюда и промах с кофе. Мой выбор – вино. За него – да, ручаюсь.

   – Сказал бы я вам, каков мой выбор..., – туманно высказался су-волд, не собираясь прояснять смысл фразы.

   Оставив заварку неразбавленной, он смочил губы, пробуя напиток, затем решительно ухнул в чашку две ложки указанного варенья и долил еще заварки. До краев.

   Ровальд, Неи и Дарнадей наблюдали происходящее со смущенным недоверием, сбитые с толку лишенным прикрас диалогом между подпитым Готрейном и странным спутником опального графа. Сам граф и его "душевная компания" вообще смотрели на Алестара во все глаза, или в случае с Теараном – слушали, не веря ушам.

   – Бодрит, – коротко отметил су-волд.

   Готрейн хмыкнул, отправляя в рот орешек из вазочки напротив.

   – Я рад, что чай не подкачал. Так кто же вы тогда, раз не альбинос? То есть, хотите сказать, там, откуда вы родом многие люди имеют красные глаза?

   – Нет. Люди не располагают ничем подобным.

   Готрейн прислушался к звучанию фразы и сделал свой вывод:

   – А вы не человек... Гоблин?

   – Будь вы дамой, я был бы не рад такой оценке внешности.

   – То-то и оно. Слишком благородная у вас физия для гархту, – радушный хозяин с подозрительным прищуром разглядывал гостя, копаясь пальцами в тарелке с орешками.

   – Будь я гоблином, сказал бы, что польщен.

   – Дарни, тебе утерли нос, – сообщил Готрейн радостную весть. – До такого абсурда в разговорах с тобой еще не доходило.

   Дарнадей, неопределенно махнул рукой рядом с ухом, склоняя голову в шутливом знаке покорности проигравшего.

   – Я не дама – вы не гархту. Я вас не обидел и не польстил вам. Вы явно настроены азартно и продолжаете паясничать, значит, я ни на эну не подобрался к сути вещей. Но. Сейчас кину последнего червяка. Если не поймаетесь – рыбалка кончится, – Готрейн, казалось, был в эти секунды трезв, как стеклышко. Позволив себе короткую и емкую паузу, он спросил, – Вы не человек. Так?

   Лайлин, с любопытством и усмешкой следившая за разговором, не сдержала разочарованного вздоха. Похоже, в пьяной головушке мысли двинулись на повторный виток. Уже ведь выяснили, что нет – не человек! Сейчас Ал просто кивнет, и рыбалка кончится – в любом случае, даже если у барончика найдутся еще десять банок с "червяками". Надо было поставить вопрос иначе. Посмотрела бы она, как вампир выкручивается. Хотя, кого она обманывает? – как бы ни был поставлен вопрос, ответ последует лишь тот, который су-волд сочтет приемлемым. Мельком глянув на Халахама, девушка прикусила щеку изнутри. Его глаза налились чернотой – или может быть, так падала тень? Тяжелый взгляд гальта был прикован к Алестару. Халахам явно не одобрял внезапное желание спутника повеселиться.

   Алестар сделал глоток, отставил чашку и... рассмеялся.

   Айхел, сидевший рядом, сохраняя привычное для него выражение лица – что-то вроде, как если бы на плечах он вместо головы носил наковальню – на долю секунды растерялся, недоверчиво всматриваясь в соседа. Мол, а тот ли это красноглазый демон, что вот уже который месяц бесшумно шныряет у них с дочкой за спинами и открывает рот, только чтобы сунуть туда еду, или его успели таинственным образом подменить?

   Готрейн, глядя на Алестара, хохотнул раз, другой – через полминуты уже оба надрывали животы.

   – А чего смеемся-то? – поинтересовался почти-барон, смахивая слезинку.

   Су-волд вздохнул, успокаиваясь, и просто объяснил:

   – Шутку вспомнил, – подождав приглашающего кивка, он продолжил, – Встретил как-то раз человек девушку на мосту. Видит, что никак им не разойтись, и давай приставать, кто такова да откуда. Та в ответ – не спрашивай. Но парень тертый попался. Своего не упустит. "Назовись", – говорит. Она: "Тебе не понравится мое имя". "Есть лишь одно, которого боюсь", – храбрится. "Вот и не пытай судьбу. Потому, как знать..."

   Алестар резко замолчал, и на лице его не наблюдалось ни тени веселья. Готрейна, наконец, пробрал взгляд красных глаз, и барон, сглотнув, констатировал факт:

   – Не смешно.

   – Вот именно, – согласился су-волд, отпивая из чашки.

   – Я думаю, рыбалка окончена, милые господа, – вклинилась в наступившую заминку леди Б'Руан. – Мы только вернулись с одной охоты. Ни к чему развязывать следующую... Рейн, я уже давно хотела выведать у вашей матушки рецепт ее знаменитого варенья. Того красненького, что вы всем предлагаете. Но она редко бывает в имении, а вы все забываете спросить.

   – Неи, вы правда считаете, что маман сама готовит все эти кренделя и джемы? Вам стоит пошушукаться с Бэгом, – попробовал отмахнуться Готрейн.

   Но девушка не сдавалась:

   – И как я по-вашему должна пробираться на кухню мимо котлов и печей с вертелами, разыскивая этого демона кулинарии? Фи. Найдите для такой задачи кого-нибудь другого.

   Готрейн метнул лукавый взгляд на закадычного своего приятеля.

   – Да-арни.

   – Даже не думай! – вскинулся тот, мгновенно заводясь.

   – Тихо-тихо! Я что – я ничего. Хотя, видя, как дамы жаждут сладкого, мог бы и расстараться, – мурлыкнул отпрыск барона Тенберланского, наблюдая за тем, как Лайлин мажет маковую лепешку вареньем.

   Почувствовав на себе прожигающий дыры взгляд, девушка отвернулась к Теарану, протягивая булочку ему.

   – Леди Лайлин, вы все время молчите. Вас не трогают темы наших разговоров?

   – Молчание – злато, – сурово бухнул Айхел, укладывая кулачищи на стол.

   – Что вы хотите от меня услышать? – не выдержала Лин, оборачиваясь и глядя прямо в насмешливые карие глаза Готрейна. Она чувствовала себя совершенно по-дурацки. Весь день все только и делали, что выдирали ее из зубов барончика, подхватывая под локоток, уводя, отвечая вместо нее. Может быть, стоило поставить точку в игре "роняйте слюни на мои следы сколько угодно, я буду делать вид, что ничего не замечаю"?

   – Ваш голос. Это приятно уже само по себе.

   Лайлин смутилась, понимая, что не знает, как реагировать. Получив на резкий вопрос учтивый ответ, она оказалась обезоружена. Язвить и дальше было бы грубо, а мило покраснеть и взмахнуть ресничками ей претило. Это вышла бы самая отвратительная в своем лицемерии капитуляция. За короткие мгновения замешательства девушка раз и навсегда осознала, что светские беседы способны вызывать у нее мигрень не хуже изнурительной работы над больными.

   – Значит ли это, что смыл сказанного мною не так важен для вас, как тембр голоса, которым я говорю?

   "Это кто ляпнул? Я!?", – Лайлин похолодела, отводя взгляд. Но в глубине ее души одна вредная девчонка злорадно хихикала, довольная собой до умопомрачения.

   – Отнюдь, – повел плечом Готрейн. – Откуда такие выводы?

   – Я лишь продолжила вашу мысль.

   – Умеете читать мысли? Тогда ясно. К чему разговоры с такими талантами. О чем же я сейчас думаю, по-вашему?

   Вряд ли Готрейн серьезно предлагал покопаться в своей голове, но Лайлин невольно перехватила взгляд Эрикира. Тот сидел пунцовый до кончиков ушей. "С чего бы это?" Девушка посмотрела на Готрейна в упор. Он ждал ответа, откинувшись на спинку кресла, и бессознательно поглаживал пальцами подлокотники. В темных глазах блуждало что-то еще более темное, тяжелое и душное. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем заняты в данный момент его мысли. Но Лайлин, неприятно взволнованная реакцией Эрикира, который естественно сунул нос, куда позвали, хотела увидеть сама. Так сказать, оценить, насколько все плохо. К тому же она искренне полагала, что пара эмоций и несколько слов не смутят ее. Еще бы, ведь она думала, ощущения будут похожи на те, когда она коснулась сознания Алестара. Уравновешенное любопытство, вязь образов, воспоминания...

   Тот жар и шквал, который обрушился на нее, едва она протянула ниточку между собой и Готрейном, сбил дыхание Лайлин. Вместо сдержанных холодных оттенков чувств, на которые она набрела в голове су-волда, здесь плыли яркие картины маслом. Живые картины. Двигающиеся и звучащие.

   Лайлин прижала руку к губам. Ее бросило в жар и начало подташнивать. Готрейн удивленно нахмурился. Казалось, жемчужная птичка, и правда, прочла его мысли. "Но этого не могло быть. Ведь так?"

   – Пап, мне плохо. Хочу уйти, – выдавила девушка, цепляясь за рукав кузнеца.

   – Это все солнце, – поучительно заметила Неи. – Нужно ставить столы в тени, или натягивать полог. Мою тетушку хватил удар однажды. Из-за жары. Что-то и мне уже дурно.

   После того, как Айхел увел Лайлин, застолье не затянулось и на четверть часа. Леди Б'Руан, пребывая под впечатлением, сразу же отставила чай и не стала доедать пирог. Алестар давно расправился с той гремучей смесью, которую сотворил в своей чашке. Эрикир, казалось, хотел провалиться куда-то под землю или того ниже, а Н'Карн изнывал от жары, чувствуя, как под повязкой собирается пот – шрамы даже начало пощипывать.

   – Мы отправимся в путь через несколько часов, – заговорил Халахам впервые с того момента, как переступил границу имения. – Благодарны вам за гостеприимство, но время не ждет.

   – Нет-нет-нет. На ночь. Вы останетесь на ночь, а на рассвете поедете. В вашем распоряжении прекрасные комнаты, мягкие постели. Неужели так охота поскорее запихнуть себя в грохочущие колымаги и глотать дорожную пыль?

   Не дожидаясь ответа, как обычно, когда не хотел его получать, Готрейн поднялся из-за стола, отвесил легкий поклон и направился через полянку к залитому солнцем особняку.

   Тихо поскрипывали половицы паркета. Человек пересек арку лунного света на полу, сквозняк тронул занавески. Отсчитывая двери, Готрейн осторожно шел по коридору, улыбаясь своей затее. Поскольку птичка так и не высунула клювик из клетки до самого вечера, птицелов решил нагрянуть с личным визитом. Может быть, не чувствуя рядом с собой напряженного внимания отца и жениха, леди избавится от своего надуманного недомогания. Глупо было бы ломаться и строить из себя фифу в ее положении беглянки.

   Остановившись у заветной комнаты, Готрейн приложил ухо к двери. Внутри было тихо. Стараясь не шуметь, он вытянул из кармана связку ключей, из трех выбрал нужный. Бородка ключа скользнула в замочную скважину. Поворот, толчок – и на полу развернулась полоска лунного света. В этот же миг шея барончика оказалась зажата в тисках чьего-то локтя. Опора ушла из-под ног, внезапно переместившись под лопатки. Хозяин дома, валяясь на паркете, в недоумении таращился на темную фигуру, заслонившую обзор. Не успел он вздохнуть, как на здоровую скулу обрушился высекающий искры удар – и мир померк.

   Оттащив бесчувственного Готрейна в сторонку и подоткнув к стеночке, Алестар предусмотрительно отобрал у него ключи и только тогда осторожно толкнул приоткрытую дверь. Посреди комнаты с подсвечником в руке замерла всклокоченная Лайлин. Кого бы она ни ожидала увидеть, но зрелище застывшего в дверном проеме су-волда совершенно сбило ее с толку. Тем большим было удивление девушки, когда она заметила в его кулаке связку ключей.

   – Так это ты крался по коридору? – выдохнула она возмущенно, приподнимая подсвечник.

   Алестар молча шагнул влево, позволяя свету из окна упасть на мирно лежавшую у стены кучку.

   – Кто там?

   – Кто-то, – передразнил су-волд, издеваясь.

   – Готрейн?

   – Нет, Халахам.

   – Халахам?!

   – Гот-рей-н! – прорычал тот по слогам.

   – Да ладно, поняла я!

   – Не похоже, – буркнул мужчина, окидывая взглядом тонкую подрагивающую фигурку в ночной рубашке.

   Увидев, что су-волд разворачивается и уходит, Лайлин с досадой бросила ему в спину:

   – Вы все что, даже ночью за мной по пятам ходите? Я и сама могла ему врезать. Только бы сунулся.

   – Да?

   По голосу Алестара было ясно, что ему слабо в это верится.

   – Представь себе!.. Да только как мне это доказать, если все носятся вокруг и пылинки с меня сдувают, – пробормотала Лайлин, захлопывая дверь. Рядом с косяком на пороге показался башмак – дверь отскочила, снова распахиваясь. С той стороны нависал Алестар, не мигая глядя на девушку глаза в глаза.

   – Так вперед. Удиви меня.

   Лайлин отступила, не понимая, в чем дело.

   – В смысле?

   – Ну, врежь. Или как ты себе это представляешь?

   – Кому врезать? Тебе?

   – Да.

   – За что?

   – Ну, хотя бы за это, – су-волд шагнул в комнату, на ходу хватая руку Лайлин и притягивая девушку к себе.

   Чуть не ткнувшись носом ему в грудь, Лин ошалело подняла глаза.

   – Что ты делаешь?

   – Жду, когда мне врежут. Заметь – рука, в которой ты держишь канделябр, свободна. Но я так и не понимаю, что делаешь и чего ждешь ты.

   – Можно и в глаз. Я же тебя насиловать пришел, или что ты себе вообразила? – с этими словами Алестар откинул начинающую дрожать тонкую ручку и обхватил Лин за талию, вжимая в свое тело.

   От нахлынувшего вдруг страха, та замахнулась, метя вверх – все равно куда. Подсвечник вырвало из пальцев так резко, что на нем вполне могла остаться кожа с ладони. Комната завертелась перед глазами, а когда Лайлин вновь смогла определить свое местонахождение в пределах этой комнаты, то оказалось, что она стоит лицом к стене, а со спины на нее давит ледяная скала. Алестар.

   Лин почувствовала, как по щеке скользнула горячая слеза, и кожи прохладным дуновением коснулся тихий шепот:

   – Итак. Что дальше?

   – Н-ничег-го, – она никогда не слышала у себя такого плаксивого жалкого голоса.

   – Ошибаешься, – выдохнул су-волд, и мокрые дорожки на коже девушки замерзли, кусая и жаля. – Очень много чего. Все, что в голову взбредет тому, в чьих руках окажешься. Поэтому не надо пренебрегать защитой, пока она у тебя есть.

   В следующую секунду Лайлин почувствовала, что свободна. Отлепив от стены промерзшее до костей тело, она оглянулась. Алестар, подцепив Готрейна за ноги, тащил его прочь.

   В горле застрял комок размером с яблоко. Преподнесенный урок оказался жестким.

   – Ты б-бездарный уч-читель, Ал.

   Зубы стучали чечетку. На душе было больше, чем паршиво. Лайлин чувствовала себя тугим клубком стыда, обиды и разочарования. А еще знобящей сыростью между лопаток примостился страх по поводу того, насколько постоянны роли защитников, которые выбрали в этой истории Халахам с Алестаром.

   15 глава. Вверх по реке

   Идешь на лисицу – возьми нож, что сгодится и для волка.

   Идешь на волка – захвати рогатину для медведя.

   Идешь на мага – остановись и подумай, а надо ли оно тебе?

   (поговорка)

   Три дня, проведенные на тьялке, оказались для Раштан настоящим испытанием. Забитое до отказа овцами и гусями, суденышко угрожало расползтись по швам. Гоблинке мерещилось, что это не корабль, а чудовище, медленно ползущее по реке, распространяя вокруг зловоние и страшную смесь гогота птиц, блеяния баранов и ругани капитана. Последний уже извелся на нет, пока изобретал и сыпал проклятия на голову синего ящера, чувствуя присутствие которого, скотина сходила с ума и не умолкала ни на минуту даже по ночам. Юка дни напролет торчал в трюме, и благодушное настроение его с каждым часом уступало место голодной озлобленности. Гархту не заходила к нему уже сутки – с тех пор, как ящер сбил ее с ног и попытался расцарапать щеку. «Явно хотел подкрепиться чем-то вроде крови мамочки. Подлец». После происшествия Раштан и Одор без колебаний решили повременить с кормежкой. Тьялк совсем не годился для подобных опытов. Кто знает, насколько мог измениться Юка после третьей порции «вкусняшки».

   Из-за таяния снегов в горах, где брала начало Дичка, в летние месяцы река полностью оправдывала свое название. Вода бесилась за бортом, как табун спятивших жеребцов. Суденышко шло против течения лишь благодаря умелой работе капитана и двух матросов, ставивших паруса. И хоть временами казалось, что плоскодонка болтается по волнам на одном месте, на самом деле она медленно, но верно пробиралась вперед. До прибытия в Грот оставались часы.

   По берегам ютились рыбацкие хижины, вдалеке виднелась россыпь домиков в окружении засеянных полей. Еще утром тьялк миновал огромное мельничное хозяйство. Приток Дички загородила дамба, над которой возвышались каменные сооружения с водяными колесами. По глади образовавшегося перед плотиной пруда расползлись кирпичные и деревянные домики, стоя на многочисленных сваях, как на ножках. "Камень для строительства, должно быть, сплавляли по реке от самых гор", – задумчиво бормотал Одор, пока гоблинка тянула шею, рассматривая медленно ворочавшиеся скрипучие колеса. Мельницы давно скрылись за излучиной реки, а грохот воды все еще доносился до чуткого слуха гархту. "Хозяин, как пить дать, гребет денежку лопатой. Наврядли еще кто-то рискнет заняться поставкой муки в этих местах. Как там сказал учитель? Магнолия? Ах, нет! – "монополия".

   Кажется, последнее слово гоблинка пробормотала вслух, потому что нашпигованное ругательствами бубнение за ее спиной оборвалось, и капитан буркнул подозрительно:

   – Ученая что ль?

   – Чего? – Таша обернулась, перекидывая одну ногу через перила фальшборта, где сидела.

   – Слово больно умное для шпаны, вроде тебя.

   – Какая еще шпана, дяденька! Я – леди.

   Мужчина перестал черкать что-то в пухлой, словно жена булочника, книжке и перевел странный взгляд на девчонку. Точно так же он мог бы смотреть на совершившего смертельное сальто престарелого пуделя. Ничего не сказав, капитан снова вернулся к записям, подсчитывая бочки с вином и сверяя числа.

   – Разве шпана знает, что такое монополия? – обвиняющее поинтересовалась гоблинка.

   – А ты знаешь, выходит.

   – Конечно.

   – Ну-ну..., – промычал в усы хозяин тьялка, шурша карандашом по бумаге.

   – Эт когда пять человек на весь город могут садануть по морде так, что зубы летят во все стороны, но только одного из них за такие заслуги зовут Зубной Ведьмой и боятся. Потому как она, ну то есть он – человек этот – сумел очень грамотно обосновать свои права на такое уважение.

   Капитан снова оторвался от книжки и на этот раз посмотрел так, словно у него на глазах пудель, сделав сальто, взял и тут же свихнулся к жоровой матери.

   – Это не монополия, – выдавил он, кривясь, будто раскусил горошину перца. – Это криминал.

   – Не в том суть. Я привела пример чистейшей монополии на имя.

   – Бред. Вам точно надо поработать над воображением относительно примеров, леди.

   Последнее слово было сказано так, словно у говорившего на языке свернулся противный белый опарыш, которого очень хотелось выплюнуть.

   – Т-ть, – Раштан высокомерно отвернулась.

   За бортом плескалась и бурлила вода.

   Раштан любовалась развилкой кильватерного следа, борясь с желанием поиграть блестящими на солнце каплями. Позволь она себе хоть одну шутку с водой – и доблестный капитан точно вышвырнет троицу вон, да только вздохнет с облегчением. Будь мужичок добрее, Раштан могла бы значительно ускорить его корыто, подправив течение реки.

   Бросив на мужчину короткий взгляд и охватив всю картину целиком: сдвинутые брови, надутые губы под рыжими усищами и узловатые пальцы, сжимавшие карандаш – гоблинка тихонько фыркнула, отбрасывая косички с плеча. "Обойдется".

   Закончив подсчет бочек, капитан захлопнул книжку, рявкнул на устало блеющих овец, и отправился в кормовую часть корабля.

   Два часа спустя Раштан, изнывая от скуки, лежала рядом с загоном прямо на палубе и пыталась разговорить самого спокойного из всей отары барашка.

   – Ну скажи "бе-е-е". Бе-е... Бе. Бе! Ты баран или кто?!... Считаешь себя лошадью что ли? А, может быть, вообще – профессором? Вон глазюки умные какие. Хитрющ-щие. Шпик прямо какой-то. Ты засланный, да? Палишь контору, приятель. Все вокруг тебя блеют – даже я – а ты молчишь. Несерьезный подход получается. Скажи "бе"! Ну? Бе-е-е... Вот тупой. Вот бар-ран, а!

   – Ты пьяна что ли? – раздался вопрос.

   Гоблинка на какую-то безумную секунду решила, что шпион раскололся и заговорил, лишь с опозданием узнав голос.

   – Нет, учитель.

   Одор, вскинув брови, смотрел, как гархту поднимается на ноги, смущенно пряча глаза. Это была забавная картина, если учитывать шкодное выражение ее лица.

   – Пойдем-ка, присядем, – гальт поманил Раштан за собой.

   Примостившись у основания бушприта, он оглядел тьялк. Ни души. Команда, в составе двух матросов и капитана, орудовала в трюме, подготавливая груз на вынос. Впереди по курсу уже виднелись пристани Грота.

   – Взор, Таша. Шустро.

   Гоблинка привычным движением вывела символ, направила ладу и сунула руку в слабо светящееся кольцо. Этот ритуал они вдвоем с учителем повторяли каждый день, едва удавалось подгадать момент, когда никто не шастал по палубе. Каждый раз знак оставался неподвижен – маги по-прежнему гнались за големом, а может, вообще бросили преследование.

   Когда кольцо Взора внезапно растеклось по запястью, покалывая кожу, гархту вздрогнула точно так же, как в первый раз. Оба, замерев на секунду, хором выдохнули:

   – Ж-жор...

   Похоже, чародеи взялись за беглецов всерьез.

   – Что делать будем? Еще голема? – Раштан уже озиралась по сторонам в поисках материала, но Одор отрицательно мотнул головой, отводя со лба рыжие кудри.

   – Сначала сойдем в порту. Не разделять же след прямо посреди реки.

   – А если они до самых гор от нас не отвяжутся?

   – Давай решать проблемы по мере их поступления, – с этими словами гальт быстро развеял знак, потому что из трюма донесся топот и душераздирающие завывания. Уже подбегая к люку, он еле успел увернуться, когда оттуда пушечным ядром выстрелил один из матросов, тут же взлетая на мачту по веревочной лестнице. Ловко подтянув ее за собой, он проорал:

   – Скотину свою уберите к жоровой матери!!!

   Под палубой грохотало и бухало. Стоял звон бьющегося стекла. Сквозь шум прорывался голос капитана. Позабыв все свои цветистые, ветвистые и разухабистые обороты речи, он повторял только одно короткое словцо, но зато с каким чувством!

   Раштан хватило лишь взгляда на побледневшего учителя, чтобы ринуться к люку.

   – Стоять!

   Гоблинке показалось, что она налетела животом на полено – на самом деле это была рука Одора, обхватившая ее за пояс.

   – Я сам. А ты даже не суйся.

   Полминуты спустя, после того как гальт нырнул в трюм, на палубу выполз второй матрос. Рубашка его залита была чем-то смахивавшим на масло, и щеки лоснились, вымазанные в пыли и древесной трухе. Дико вытаращив глаза, он оглядел Раштан с ног до головы несколько раз, обвиняющее потыкал в нее пальцем и, шумно дыша, проковылял к мачте. На голову ему тут же свалился сброшенный сверху комок лестницы. Отмахнувшись, матрос нащупал лопатками опору и сполз по мачте вниз, полупьяный от пережитого страха.

   Тем временем внизу стало тише. Гоблинка, выждав минуту, осторожно подобралась к люку и, присев на корточки, заглянула внутрь.

   Капитан сидел между двух квадратных тюков, подтянув колени, одной рукой обнимая пузатую бутыль с маслом, а другой держась за голову. Зарево светильника, болтавшегося под потолком, выхватывало из тени следы погрома.

   Раштан не успела осмотреться в поисках учителя и Юки, потому что капитана вдруг прорвало:

   – Якорь вам в зубы с вашим вар-раном!!! Если б на мою голову свалилось все русалочье племя с водяными в придачу – и то было б меньше урона!

   – Мы заплатим, – вставила гархту, робея.

   – Греб я ваши деньги, как навозную кучу ложкой! Конечно, вы заплатите!!! За каждую долбанную эну поцарапанного дерева, за каждую каплю пролитого и каждую щепку раскуроченного к жору товара! Хотел бы я знать, что эта образина, мать ее через колено, делала в трюме без намордника и за пределами ограды!

   Раштан тоже хотела бы это знать.

   – Вот так поплавали! В глаз мне дышло, если еще когда возьму на борт хоть одну жорову зверушку. Скорее его Святейшество укусит свой собственный зад!

   Гоблинка, прикусив губу, попятилась прочь от люка. Хитронавороченная ругань капитана лилась уже сплошным потоком. Внезапно наступила тишина, и тут же из трюма взвился потрясенный возглас:

   – Что за жор!?

   Подошвы гархту примерзли к палубе. Гоблинка даже задержала дыхание.

   Прямо у нее на глазах из воздуха появился Одор. Обеими руками он обхватывал шею ящера, и шея эта уже еле помещалась в кольце гальтовых рук!

   Юка вырос.

   Едва Раштан осознала это событие, как оба пропали, словно и не было их никогда.

   Сверху прилетело ошарашенное:

   – Чтоб меня!...

   Матрос, сидевший под мачтой, шустро распутал сброшенную лестницу и взобрался по ней к приятелю.

   Гоблинка подскочила на месте, разворачиваясь на грохот. Мимо штурвала прокатился клубок намертво сцепившихся рук, ног, лап и хвоста. Гархту ойкнула, когда от удара скрипнул фальшборт. Затем парочка снова исчезла. Через пару мгновений из трюма донеслись вопли несчастного капитана, а следующим номером Раштан получила в лоб, опрокидываясь на лопатки. Что-то холодное и шершавое забегало по ее щекам, оставляя мокрые дорожки. Юка, нависнув над мамочкой, здоровался на свой лад. Десять пудов чистого обожания!

   – Баклажан! – возопила она. – Ты рехнулся! Очумел! Сбрендил! А ну, с-сидеть!!!

   Ящер сел.

   Раштан отползла чуть подальше, тяжело дыша и пораженно разглядывая "малютку". Похоже, ему все-таки удалось слямзить пару капель кровушки во время последней встречи. За прошедшие сутки Юка вытянулся где-то до шести кратов от кончика морды до кончика хвоста и обзавелся тройным гребнем на голове. Два боковых гребешка поменьше, огибая уши, шли вдоль крепкой шеи, а центральный – самый высокий, яркого голубого цвета – тянулся до середины спины. Грудина раздалась, передние лапы стали толще и длиннее. На хвосте сквозь чешую проступила цепочка острых бугорков – похоже там вскоре появятся шипы.

   Гоблинка в прямом смысле слова загляделась. "Крас-са-а-авец..."

   Длинный розовый язык ленточкой метнулся вперед, и Раштан ощутила легкое прикосновение к губам. Даже когда ящер держал пасть на замке, можно было рассмотреть кончики зубов, а уж какие виды открывались, стоило ему чуть расслабить челюсти...

   – Подлиза, – буркнула она, пытаясь не пялиться на Одора, который заходил к Юке со спины, подавая гархту знаки: "не дышать", "не смотреть" и "не дергаться".

   Одно неуловимое движение – и гальт уже сидит на спине ящера, крепко сжимая ногами круглые бока. Юка поднимается на задние лапы, негодующе шипя, и в следующий миг оба ныряют в ничто.

   – Какого жора вы творите, ребята? – шепнула Раштан. Она чувствовала себя так, как любой другой на ее месте. Вот перед вам стоит слон, вы моргаете – и слона больше нет. Смешно? Не очень...

   – Вы кто такие, леший грызи ваши головы?! – из трюма, наконец-то, выбрался капитан. – Отвечай давай, "леди" фуфыренная!

   – Эм-м-мы-ы-этосамое...

   – Звероловы, – Одор уже стоял за спиной гоблинки, держа Юку на поводке.

   Хозяин тьялка даже поперхнулся.

   – Кто-о? Какие еще, ведьмин хвост, звероловы?

   – Необыкновенные.

   Рыжие усищи капитана уныло обвисли, а сам он молча переводил взгляд с Юки на Раштан и обратно. Наконец, глаза его остановились на Одоре.

   – Я что-то не разберу, кто из вас относится к "ловам", а кто к "зверям".

   – Это так сложно определить? – набычилась гархту, примеряясь к кровушке в жилах грубияна.

   – Зверь – на привязи, – поспешил внести ясность Одор, предостерегающе опуская ладонь на плечо гоблинки.

   Капитан пошамкал губами, зыркнул за спину – судно медленно проплывало первые причалы, и кое-где с берега уже доносились удивленные возгласы. Сложно было не обратить внимания на сверкающего сапфировой чешуей ящера, достававшего в холке до пояса Одору.

   – Пора швартоваться. Но вы двое, пока не возместите убыток, на берег ни ногой. Разберусь с портовыми писарями – и подсчитаю сумму. Если вздумаете испариться в воздухе, заявлю в гарду. Распоследняя шавка в Гроте будет знать ваши приметы и способствовать поискам за умеренную плату. Ясно?! – рявкнул капитан, выкатывая глаза для усиления эффекта.

   Гальт колебался не дольше секунды – со стороны выглядело так, будто сомнений и вовсе не было. Сунув поводок Раштан, он шагнул к заметно напрягшемуся усачу, встав с ним нос к носу, и сделал предложение, от которого сложно было бы отказаться:

   – А давайте, чтобы не тратить ни ваше, ни наше время, я прямо сейчас плачу вам полтинник, и мы расходимся так, будто никогда и не встречались.

   – А давайте, – ядовито пропел капитан, – семьдесят, чтобы у меня не возникало опасений, что сумма не покроет затраты.

   Одор посерел, стиснул кулаки, разжал губы и выплюнул:

   – Берите, и жор с вами. Здесь семьдесят три, – в лапу торгаша перекочевал мешочек с монетами. – Три потратите на выпивку за здоровье вашей матушки.

   – Весьма благодарен. Матушка моя здорова.

   – С трудом верится – при таком-то горластом сыночке...

   – Катитесь, дамтор Зверолов.

   – И вам всех благ.

   Раштан следила за перепалкой с суеверным ужасом. Вокруг учителя дрожал воздух – весь в завихрениях сдерживаемой ярости. Казалось, сейчас посыплются искры. "Неужели этот болван усатый ничего не замечает?" Гоблинка еще ни разу не видела Одора в таком бешенстве, и больше не хотела бы увидеть.

   Едва был брошен трап, гальт, сгибаясь под тяжестью поклажи, прошагал на пирс, не оглядываясь и не проверяя, идет ли Раштан следом. Раштан шла – налегке, если не считать рвущего повод Юку.