Текст книги "Раминар (СИ)"

Автор книги: Яна Левская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

   На третьем мосту гоблинка оступилась и, холодея, почувствовала, что теряет равновесие и заваливается назад. Крепкая рука схватила ее за локоть, удерживая от падения. Одор стоял рядом, балансируя на узком бревне. На несколько мгновений оба замерли. Таша глядела в упор на существо из болота. Оно высунуло голову из воды так, что были видны только близко расположенные круглые глаза и кончики ушей. По серой коже стекали мутные капли. Раштан задеревенела, не в силах отвести взгляд. Белесая поверхность глазного яблока на миг затуманилась: скользнула туда и обратно мутная пленка – второе веко – и обладатель жутких глаз подплыл ближе.

   Таша, оскалившись, издала свой коронный рык, от которого у людей волосы становились дыбом. Из воды вынырнуло еще с десяток существ, раскрылись щели ртов, и над топями разнеслось холодящее кровь шипение. Одор потянул онемевшую гоблинку к берегу.

   – Тебя хлебом не корми – дай кого-нибудь позлить.

   – Что это за твари?

   – Земноводные кровососущие.

   – Вампиры!?

   – Вампиры не любят, когда их сравнивают с хеммами. Это все равно, что поставить в один ряд трактирного синяка и императорского сомелье.

   – Вампиры существуют?! – Таша споткнулась, пропустив мимо ушей заумное слово.

   – Девочка моя, в подлунном мире чего только не водится.

   – Вы встречали хоть одного?

   – Из высших нет. Но один мой, – Одор усмехнулся, – старый знакомый вхож в дом Арединов.

   – Он вампир?

   – Боже упаси.

   – Его же могут пригласить на пир и там сожрать за милую душу!

   – Нет, не могут. Поверь мне.

   – Важная птица?

   – Вроде того.

   – А вот вы, сразу видать, не большая шишка, раз вас и хеммы скушать имеют право.

   – Хеммы, – Одор расхохотался на бегу. – Посмотрел бы я на Халахама, втолковывающего хеммам их права. Они же звери, Таша. Что с них возьмешь.

   – А почему их не истребят?

   – Никому это не нужно. Хеммы не мигрируют и медленно размножаются. Встречаются очень редко, – Одор прервался на минуту, восстанавливая дыхание. Потом до гоблинки донеслись обрывки фраз: – ... колония... огромна. Не думал... одно Древо... породить столько тварей. Хотя... может быть, не одно и даже не два... Интересно, кто занес их сюда?

   – Древо? Хеммы растут на деревьях, как яблоки?

   Одор остановился, крутя головой в поисках дерева для моста.

   – Это сложно объяснить. Яйца хеммов похожи на жучиные. Их крепят к коре дерева под водой. Когда на свет появляется личинка, она вгрызается в "плоть" Древа, и  уже там внутри происходят... м-м-м... определенные процессы, в результате которых будущий хемм оказывается навсегда привязан к своему дереву. Их соединяет своего рода пуповина, через которую хемм питает Древо и наоборот питается от него.

   – Какой ужас. Поэтому они не ми-гри... не исходят?

   – Именно.

   Под треск и скрип кривенькая сосна рухнула к ногам Раштан, а Одор, согнувшись и уперев руки в колени, выдавил:

   – Проросшее Древо невозможно перенести. А хемм без пуповины не живет.

   – Вы сказали, их кто-то занес сюда. Это как?

   – Буквально. Принес росток Древа с отложенными на нем яйцами.

   – Т-ть. Древо еще и ростки пускает.

   – Как и любое растение.

   – Найти бы этого кого-то и руки ему поотрывать! – Таша оглянулась за спину, где в черной воде скользили косяки лысых голов. – Почему они боятся солнца?

   – Глаза. Ты же видела. Хеммы живут на дне – и свет, даже такой, как сейчас, для них слишком яркий.

   – Откуда они вообще такие взялись?!

   – Магия и наука.

   – Так вот чему учат в этом... э-э-э...

   – Ты про Вимроудский университет?

   – Точно!

   – Ну-у... – Одор выпрямился, пнул бревно ногой, проверяя устойчивость, – я бы так не сказал. В Вимроуде обучают основам стихийной магии. Некромантия, алхимия и игры с геномами – это запретная территория.

   – Откуда же берутся потом всякие хеммы?

   – Запретный плод сладок. К тому же всегда приятно владеть приемчиками, не входящими в "школьную программу". Знать больше и уметь больше.

   – И спать хуже...

   – Все, Таша. Хватит трепаться. Вперед!

   Прыжки и перебежки. Быстрые взгляды за спину и по сторонам. Бег. Бег. Сердце в горле.

   Раштан обратила внимание, что острова суши превратились в полянки, вода стояла в нешироких канавах. Болото заканчивалось. В скором времени стало тяжелее бежать – начался склон холма.

   – Выбрались! О, слава горному королю...

   – Нет, Таша, добавь ходу! Солнце зашло.

   Гоблинка оглянулась и похолодела. На кочки, острова и полянки взбирались маленькие, тощие, с большими головами и брюшками хеммы. Болото у подножия холма напоминало кусок тухлого мяса с копошащимися в нем червями. В вечерней тишине начал нарастать шум: утробное урчание и взвизгивания, как у толпы раздраженных котов. Таша ускорила бег. Сумка отбила ей спину, плечи ныли, в колене пульсировала горячая боль, но жить хотелось отчаянно.

   После того, как солнце село, начало стремительно темнеть. Хеммы оживились. Визг стал кровожаднее. Шорох сотен лапок приближался. Одор бросил взгляд за спину, оценивая ситуацию, цокнул языком и подскочил к Таше, на бегу хватая ее на руки вместе с поклажей.

   – Держись – и крепко!

   Раштан успела только кивнуть, потому что в следующую секунду силуэты деревьев смазались, и ветер ударил в лицо. Таша вскинула руку, прикрывая глаза и уши, а второй рукой вцепилась в куртку учителя. Хотелось бы ей глянуть на этот бег – да нет, полет! – со стороны. Воздух упругой волной вдавил гоблинку в тело Одора, под ухом грохотало его сердце.

   Когда деревья расступились, Одор рухнул на траву, выпустив гоблинку из рук. Она отползла в сторону, борясь с приступом головокружения – дикая скачка повергла ее в шок. Придя в себя, она первым делом глянула назад, на стену леса. Вдалеке раздавался еще визг и гомон, но самих хеммов видно не было. Затем она повернулась к притихшему учителю.

   Мастер Одор, – позвала она, тяжело дыша.

   Он не отвечал.

   – Мастер Одор! Учитель!

   Гоблинка стянула сумку с плеч и подползла к человеку. Он лежал на боку, согнувшись чуть не вдвое. Глаза были закрыты. Раштан схватила его за грудки и принялась трясти, всхлипывая и бормоча сбивчивые молитвы своим и чужим богам. Она могла продолжать, пока у Одора не отвалилась бы голова, но, к счастью последнего, он пришел в себя.

   – Тише, малыш. Добьешь.

   Гоблинка отпрянула и затихла, быстро вытерев слезы рукавом.

   – Вы что же, вздумали помирать? – грубо поинтересовалась она, сдерживая рвущийся наружу всхлип.

   – Не дождешься. Как там хеммы? Все еще ползут?

   – Да нет. Не видно никого... – Таша запнулась, в ступоре глядя, как от границы деревьев к ним медленно движется серое море.

   Одор мельком глянул туда, куда уставилась гоблинка, и закрыл глаза.

   – Не дотянутся.

   Раштан ничего не сказала, потому что хеммы и впрямь остановились. Ноя и шипя, они топтались в каких-то десяти лакратах от лежащей в изнеможении на земле добычи. Гоблинка посерела, увидев, что сдерживало "земноводных кровососов". От пупка каждого хемма по земле в сторону болота тянулась тонкая сизая кишка – пуповина, связывающая его с Древом.

   В темноте через искореженные остовы зданий и мусор пробираться было тяжело. Пока дошли до ратуши, чуть не свернули себе шеи. На мостовых проросли травы и кустарники, на месте снятых домов остались ямы с обвалившимися покатыми краями. На площади перед ратушей оплетенный плющом высился помост, сложенный из цельных бревен в полтора обхвата. Три дебелых столба в его центре не оставляли никаких сомнений в назначении помоста. Таша невозмутимо предложила устроиться на ночь в тени эшафота, на что Одор, издав короткий смешок, деликатно возразил:

   – Ценю твою непритязательность, но спать на лобном месте даже не подумаю.

           – Вы с ног валитесь, а хотите искать место с... – гоблинка задумалась, обводя взглядом одичавшую площадь, – с менее неган-тивными эна-мациями иополя.

   Одор споткнулся.

   – Знаешь, не думал, что когда-либо задам тебе этот вопрос, но... Чего?

   – Ну, это.... В местах казней... лада плохая. Вы сами говорили.

   – Надеюсь, другими словами.

   – Да нет.... Что-то было про эти самые, про эна... эманации. Правда, я пока ни одной своими глазами не видела, но вам доверяю.

   – М-да. Верь старшим, – кивнул Одор и направился к ступеням ратуши.

   – Так где будем располагаться?– Под крышей.

   Девушка подозрительно прищурилась.

   – Вы обещали, что в катакомбы мы полезем поутру.

   – Я и не отказываюсь от своих слов, – Одор уже подергал ручку двери. Оказалось заперто. Это настораживало. Если учесть, сколько тут побывало народу вроде искателей всякого рода наживы и острых ощущений, то от дверей должны были остаться в лучшем случае только петли. Обернувшись, мужчина увидел, что Раштан все так же стоит у подножия лестницы. Она выглядела встревожено и смущенно.

   – В чем дело, Таша?

   Та лишь упрямо мотнула головой и насупилась. Не имея желания разыгрывать из себя мамочку, Одор занялся дверью. Отвечая на пинки, дерево гудело и трещало, но дверь держалась. Таша морщилась при каждом ударе: в ночном безмолвии грохот подобен был грому. Чуткое ухо гоблинки уловило неясный шум внутри башни. Она хотела предупредить учителя, но тот как раз спустился на пару ступеней и выбросил руки вперед в отталкивающем движении. Что-то оглушительно хлопнуло, и с жутким скрежетом, вырывая петли из камня, дверь обрушилась внутрь. Шелест крыльев хлестнул воздух, и из окон и дверного проема в небо ринулась стая ворон. Они покидали облюбованную башню, черными реками растворяясь в ночном мраке. Таша шумно выдохнула, успокаивая вмиг отрастившее собственные крылья и забившееся птицей в груди сердце.

   – Ах, жорово племя!

   Одор осел на ступени, устало опершись о балюстраду.

   – Вы в порядке? – Раштан поднялась по лестнице и остановилась рядом.

   – Завтра буду. Помоги встать. Нет, – он отстранил предложенную руку, – подними меня, управляя кровью.

   Таша нахмурилась и дернула плечом.

   – Зачем это?

   – Так нужно. Сделай.

   Поджав губы, гоблинка протянула руку к учителю ладонью вверх и стала сжимать пальцы в кулак. Одор ощутил болезненную вибрацию во всем теле, а потом неприятную тягу, так, словно каждая клеточка его тела устремилась к источнику притяжения. Закружилась голова, и мир покачнулся. Мужчина видел, как Таша медленно сгибает руку в локте и отводит назад. Его спина оторвалась от балясины, и ноги начали выпрямляться. Через полминуты Одор стоял.

   Придя в себя, он подкинул сумку на плечах и поинтересовался.

   – Как себя чувствуешь?

   – Как обычно. А что не так?

   Одор, прищурив глаза, вглядывался в лицо ученицы.

   – Почему так медленно сделала? Было трудно?

   – Нет.

   Мужчина хмыкнул и направился к темному провалу входа.

   – А в чем же тогда дело? – бросил он через плечо. – Обычно ты, взмахивая пальчиком, раскидываешь людей, как мешки с зерном.

   – Когда тебя резко тянут, это очень больно. Я вас берегла.

   Скрипнула дверь под ногой Одора. Раздался громкий чих.

   – Будьте здоровы.

   – Непременно.

   Внутри было темно, хоть глаз выколи. Даже гоблинское ночное зрение Таши подвело ее. Воздух стоял влажный и затхлый, несло отсыревшими птичьими перьями и пометом. Под ногами валялся мусор.

   – Надо прибраться, – Одор вздохнул и собрался вытворить очередной фокус, но маленькая рука легла ему на предплечье.

   – Давайте я, – Таша  пробралась вперед, на ощупь выбирая, куда поставить ногу. – Тут достанет влаги, чтобы я могла подцепить весь этот хлам. Я бы, наверное, и мосты смогла поднять. Там на реке.

   – Надо было попробовать.

   – Поднять смогла бы, а вот держать и бежать сразу... не уверена.

   В темноте послышалось шуршание и скрежет, со всех сторон к дверному проему покатилось, поползло, заскользило что-то неведомое. Несколько раз скребнуло по носкам сапог.

   – Простите, щас. Ау! Зар-раза.

   Таша зашипела и потерла ушибленное пролетевшей мимо доской бедро, одновременно рассекая поток несущегося к выходу мусора и заставляя его огибать место, где стояли они с Одором.

   – Осторожнее.

   – Ну, все, конечно, не вышвырнула, но, кажись, стало почище, – гоблинка с облегчением стащила сумку с плеч.

   Мужчина сбросил свою поклажу прямо на пол и отыскал в ней коробочку с припасенными цержами. Стержни слабо засветились голубым. Этого хватило, чтобы Таша смогла осмотреться, пока Одор рылся в сумке, доставая вещи. Башня была совершенно пуста внутри: ни следов внутренних перегородок или перекрытий – очевидно, их разобрали и унесли, когда покидали город. Над головами высились каменные стены с рядами арочных окон, сквозь которые внутрь лился свет восходящей луны. Крыши видно не было, она терялась во мраке. Раштан вздрогнула от громкого стука – это Одор принялся кромсать выбитую дверь походным топориком. Цержи парили над ним в воздухе, освещая место расправы над дверью.

   Через четверть часа на пороге ратуши потрескивал костер, на камнях в его центре стоял котелок. Собранная Ташей вода уже закипала. Одор резал солонину и бросал в котел.

   – Так зачем вам понадобилось проверять мои способности?

   Девушка лежала на теплом плаще, подперев голову рукой, и смотрела в огонь.

   – О чем ты?

   – Я могла просто подать вам руку.

   – Ах, это, – Одор завернул и убрал в сумку оставшееся мясо, помешал варево ложкой. – Здесь странное место. Я сначала подумал, что это обычная "мертвая земля.

   – Область, где нет свободной силы?

   – Где нет циркуляции и обмена ладой. Да. Я не смог добыть ни капли с того момента, как мы вошли в лес. Пришлось использовать внутренний резерв.

   – Поэтому вы так быстро обессилили, – кивнула понимающе Таша.

   – Не быстро, а слишком быстро. В этом-то и заключается неприятность. У меня такое ощущение, что ладу выкачивают из меня.

   Гоблинка помолчала. В котелке что-то булькнуло, и брызнувшие капли зашипели на камнях. Одор смотрел над костром на Раштан, а в воздух медленно всплывали кусочки солонины, смешно кувыркаясь над водой. На несколько мгновений они сложились в рожицу: глаза и изогнутая линия улыбки – а потом плюхнулись обратно в кипяток.

   – Ничего не чувствую, – девушка повела плечом и перевернулась на спину, уложив руки под голову.

   – То-то и оно. А должна была бы.

   – Это плохо?

   – Не уверен. Звучит, наоборот, хорошо.

   – Тогда давайте будем считать, что так и есть.

   Одор хмыкнул и попробовал бульон.

   – Давай пшенку.

   Таша села, притягивая к себе сумку.

   – Таш.

   – Что?

   – Ты сказала тогда... "когда тебя резко тянут, это очень больно". Откуда ты?..

   – Я испытала тягу на своей шкуре.

   – Как так?

   Гоблинка вздохнула и, отставив сумку, подняла глаза на Одора.

   – Моя сестра однажды не рассчитала силы и слишком грубо рванула меня... Было больше, чем просто больно. Казалось, меня в две секунды подняли за грудки с речного дна, а потом треснули с размаху о стену.

   – Сестра? – мужчина подался вперед. – Она тоже владеет... таким даром?

   – Нет. Больше не владеет, – голос Раштан стал резким. Она выудила из сумки мешочек с крупой и молча передала Одору.

   – Не надо расспрашивать, – добавила она, отворачиваясь.

   Одор не стал. Покусывая щеку изнутри, он насыпал в котелок пшенки из мешочка и принялся медленно помешивать воду. Гоблинка молчала. У дальней стены шуршали невидимые в темноте крысы.

   – Что это у тебя там?

   Раздался приглушенный хрюк, Таша ткнулась лицом в рукав, а потом посмотрела на Одора. Глаза блестели.

   – Где?

   – Из сумки торчит.

   Девушка бросила взгляд на вещи в своих руках и неохотно достала короткую деревянную палочку с украшенным металлом набалдашником.

   – Это трофей.

   – Взглянуть можно?

   Палочку протянули без лишних пререканий.

   Бегло осмотрев ее, Одор с силой тряхнул рукой – и непонятная вещица превратилась в трость – выскользнули подогнанные особым образом сегменты.

   – Где-то я ее видел.

   – Извращенец бросил, когда улепетывал.

   – Ага. Понятно. На что она тебе сдалась? Будешь расхаживать по болотам, вальяжно тыча тростью в кочки?

   – Обязательно. Еще и попой вилять перед хеммами.

   Таша потянулась за тростью, но Одор не торопился ее возвращать. Он рассматривал около минуты длинный кованый наконечник, проводя пальцами по месту стыка с деревом.

   – Что вы делаете? – девушка подсела ближе.

   Мужчина, не отвечая, взялся покрепче одной рукой за наконечник, другой за древко трости и повернул. Детали сдвинулись. Таша вопросительно замычала. Одор быстрыми движениями отвинтил наконечник и отвел его в сторону. Следом на свет появилось тонкое лезвие стилета.

   – Хм. А штучка не такая уж бестолковая.

   – Я лишь бы что с собой не таскаю, – рассеянно пробормотала гоблинка, так словно давным-давно разгадала секрет трости. – Можно мне?

   Заполучив стилет, она повертела его в руке, перехватывая так и эдак, подкинула вверх, поймала за рукоятку, а затем с замахом вонзила лезвие в щель на стыке каменных плит. Оно вошло на половину своей длинны, примерно на две маэны.

   – Ух ты! Вещь. Напоминает шило из игольницы Серой мамочки.

   – Это стилет, Таша. Таким бьют в спину соперников в темных дворцовых коридорах.

   – Отвратительно. У нас в клане за удар в спину, сажают на кол.

   – А кое-где за такой удар платят деньги, – тихо заметил Одор и вернулся к помешиванию каши.

   Девушка презрительно обнажила клыки и завинтила стилет обратно в трость.

   – И все-таки зря я того гада не попинала, как следует.

   – Ни к чему устраивать самосуд на каждом шагу.

   – Ага, пусть подстерегает других девочек и волочет их в черные кареты.

   – Речь сейчас идет не о других девочках и не об этом негодяе, а о тебе. И только.

   – И что во мне такого?

   Одор постучал ложкой о котелок, стряхивая кашу. Вздохнув, заговорил, разделяя каждое предложение паузами:

   – Ты чувствуешь силу и превосходство... И с каждым разом позволяешь себе переступать все новые границы. Одну. Другую. Третью... Сначала украсть, чтобы не умереть от голода. Потом убить, чтобы выжить... Дальше – убить, чтобы наказать.

   – Я убивала не просто так, а за дело.

   – Уверена?

   – Конечно!.. – Таша осеклась и притихла. – Ну, еще за еду, когда меня изгнали.

   – И за деньги. И за свою жизнь. И за подвеску с рубином, которую таскаешь в ладанке под рубашкой.

   Девушка вскинула руку к груди, но тут же опустила.

   – Откуда вы про подвеску узнали? И я не за побрякушку убила ту ходячую жердь! Она была редкостной сволочью! Она, знаете, что делала? Ножиком для чинки перьев резала руки служанкам за не вытертую на косяках дверей пыль!

   – А еще она просто встала у тебя на пути.

   Раштан не мигая смотрела на Одора, ноздри ее раздувались, пальцы сжимали ткань штанов. Она выпятила нижнюю челюсть, и даже слышно было, как скрипнули пару раз зубы. Молчание затянулось. Ресницы разъяренной гоблинки дрогнули, губы скривились.

   – А и слава горному королю, что встала! Одной тварью меньше!

   Таша резко поднялась и сбежала вниз по ступеням. Дойдя до эшафота, она ловко, как ящерица, вскарабкалась наверх и уселась, опершись спиной о позорный столб. Дискуссия зашла в тупик.

   Одор хмуро глядел в огонь. Таша в бешенстве закусила губу и размышляла над тем, а не свернуть ли шею этому занудному нравоучителю. Мелькнувшие в воображении сцены расправы привели ее в замешательство и растерянность. Ярость откатывалась назад, как волна прибоя. На ее месте росла тревога. Как часто она, поддавшись раздражению, применяла грубую силу? Насколько она была справедлива, насколько честна с собою в такие моменты? "...позволяешь себе переступать все новые границы".

   "Он прав. Как всегда. Но я буду не я, если попрусь извиняться! – Таша нахохлилась, как мокрый воробей на ветру. – Я сделаю это завтра. Не раньше".

   – Маленькая гордячка, – тихо пробурчал Одор. Но гоблинка услышала и почувствовала, как занимаются жаром щеки. Учитель видел ее насквозь, и при этом ему совсем не обязательно было на нее смотреть.

   – Довольно там сидеть, Таша! Еда готова.

   Гоблинка провела языком по зубам и с тоской подумала, что если продолжит изображать оскорбленное достоинство, то останется голодной до утра. От голода обозлится еще больше. До рассвета просидит на эшафоте вдалеке от теплого дыхания костра. И на заре окончательно свихнется от обиды на весь свет. Запах мяса защекотал нос. С досадой фыркнув, Раштан отлепилась от покрытого мхом столба и потопала обратно.

   Одор уже снял котелок с огня и устанавливал на земле, подпирая камнями.

   – Поедим, и надо будет внимательнее глянуть на карту.

   Заслышав о карте, Таша тут же позабыла намерение держаться холодно и сурово. Вместо этого она торопливо кивнула и села, поджав ноги, напротив учителя. Ели быстро. Гоблинка хотела как можно скорее заняться изучением схемы подземелий, а Одор ел быстро всегда.

   Десять минут спустя оба уже склонились над развернутой на плаще картой. Таша до сих пор не могла взять в толк, как Одору удалось добыть вещь, подобную этой. Такая выходка была сродни тому, чтобы спереть у дворянина семейную реликвию. Нарисованная еще на старинном пергаменте схема, передавалась из рук в руки прежним градоправителем новому. На ней были подробно изображены все ходы-переходы, оба уровня казематов под тюремной бастидой и так называемые "диавольские коридоры" – лабиринт, напичканный ловушками, отделявший тюремную половину от той, что находилась под ратушей и отведена была под архивные палаты, казну, и подсобные помещения.

   – А что значит "диавольские"? – спросила Таша, с трудом разобрав слово.

   – Так в одной из древних религий называли Грызущего. Диаволом. Соответственно, "диавльский" означает "принадлежащий диаволу" или "такой же, как диавол".

   – То есть, владения жора? Хорошенькое местечко, наверное.

   – Несомненно. Его-то и надо внимательно изучить. Благо, тут каждый секрет расписан.

   Молча вчитывались в пояснения, и сноски на полях, сверяли легенду со значками, водили пальцами над потемневшим пергаментом. Одор бормотал под нос, заучивая:

   – Второй налево, через зал Ключников, направо, лестница... крест с кружочком это был... ага. Таша, а куда нам, собственно, надо? К темницам? Или мы остаемся на половине ратуши?

   – Я не знаю.

   Мужчина поднял глаза на гоблинку.

   – Хватит уже партизанить. Вместе же идем. Мне надо знать, куда. А в идеале, еще и за чем.

   – Правда, не знаю.

   Одор шумно выдохнул и продолжал сверлить ученицу взглядом.

   – Я должна понять на месте.

   – Должна? А если не поймешь?

   – Пойму, – прозвучало неуверенно.

   – Так. Позволь мне в таком случае проявить навязчивость. За каким, извини меня, лядом мы тут тащимся?

   – Это было Ran'Jeru – Последнее Наставление. Я обязана ему следовать, пока не пойму, что назначенное произошло.

   – Ничего не понял, – Одор разогнул спину, отрываясь от карты, и всем своим видом показал, что готов слушать подробнейшие разъяснения.

   – Это будет долго, – предупредила Раштан.

   – До рассвета время есть.

   Гоблинка опустила глаза, собираясь с мыслями, и, помолчав, заговорила.

                                                     * * *

   – Ну что, неженка. Закрепим урок?

   Высокая гоблинка с темно синими волосами, заплетенными в три косы одна под другой, брезгливо ткнула босой ногой растянувшуюся в пыли Раштан, выпустив при этом когти. На белой мягкой коже заалели царапины.

   – Поднимайся, отродье. Сколько можно? Валяешься, будто подрезанная бледная skhra!

   Девочка зарычала, но рык сорвался на замученный стон. Кайра заревела в приступе смеха, поддерживаемая подругами, которые держались в стороне, наблюдая.

   – Грозно!

   Раштан откатилась дальше от противницы и приподняла тело над землей, замерев в позиции паука: руки широко расставлены, одна нога подтянута к груди, а вторая полусогнута в колене и заведена немного в сторону. Она знала, что эта стойка в ее исполнении никогда не будет выглядеть, как у нормального гоблина, потому что человеческое строение суставов не позволяло ей вывернуть конечности в необходимой степени. Но она приспособилась атаковать, учитывая особенности своего тела. Другая и куда худшая проблема заключалась в том, что любой из сверстников был в полтора раза крупнее полукровки и раз в пять сильнее ее. За время боя Раштан приняла несколько болезненных ударов. Не успела увернуться. О том, чтобы их отражать речи даже не шло. В боку разгорался пожар – кажется, ей отбили почку.

   Кайра относилась к тем, кому было "не все равно". Присутствие в клане человеческого отродья не давало ей покоя. И даже тот факт, что Серая мать – одна из пяти матерей – выносила Раштан под сердцем, и заставила всех признать право девочки быть частью клана, не останавливал Кайру. Она считала, что место под солнцем надо выдирать зубами у ближнего, силой и жестокостью утверждая свою личность. Ее называли за глаза Красной Кайрой. Она знала это и бесилась, потому что эпитет "красная" намекал на Красных Гоблинов Архат, чья жестокость и кровожадность стала притчей во языцех. Это было племя, с которым Белые Кланы воевали долго и страшно, с рождения взращивая в сердцах ненависть к исконным врагам.

   – Вот тупорылая дура. Когда же до тебя дойдет? Тебе не пройти Ристалища. Сколько ты не потей на занятиях. Твоя судьба – торчать у видного столба на цепи, чтобы чистокровные гархту могли повеселиться от души, указывая детенышам на уродину.

   Раштан прокусила губу до крови. Хоть оскорбления Кайры не отличались особым разнообразием, но они проникали отравой в самую душу. Полукровка быстро поменяла опорную ногу и прыгнула вперед и вправо, оказавшись в трех кратах от Кайры. Та ушла влево. Таша, не останавливаясь, совершила еще один прыжок из позиции паука, заходя к гоблинке слева же, и, пока та не успела отпрянуть, в развороте полоснула ее со спины по ногам. Брызнула кровь – кастет с железными когтями прошел крещение боем. Кайра рухнула, как подкошенная, визжа от ярости.

   – Свинья паршивая!!! Ты!... Ты рассекла сухожилия!!! Zarh, kehta! Skhra-a-a...

   Гоблинки, что стояли в стороне, пораженные выходкой Раштан, в ярости сорвались с места. Сейчас они способны были прибить полукровку, не вспомнив даже, чьей дочерью она является. Сама Раштан слегка опьянела от шальной радости и упоения: Кайра стала калекой! Никогда ей больше не вертеться вихрем с саблей в руках, не ходить, гордо задрав подбородок, не играться мужчинами. Ущербная, она теперь будет рада стать хоть пятой женой слюнявой Паншаши – свой Дом ей больше не создать. А если учесть, что со своим характером она лихо наживала врагов, но никогда никого не приблизила к себе, как друга... Счастье Раштан росло пропорционально тому, как ширились отчаяние и ненависть в красных глазах Кайры. Отбежав к дальнему краю пустыря, чтобы не отвлекаться на подрезанную гоблинку, полукровка развернулась лицом к взбешенным Канте и Шершар. По закону природы за каждым хищником в отдалении следует стайка шакалов. Кайра была одним из самых грозных хищников Клана.

   – Железные когти? Когда ты успела их отрастить? – Шершар скривилась, разглядывая кастеты на руках Раштан. Сама же мягко перенесла вес с правой ноги на левую и выпустила собственные когти – настоящие.

   Канта, не останавливаясь, налетела на девчонку, рыча и брызгая слюной.

   – Отгрызу вместе с руками! Дрянь!

   Раштан ушла в сторону прыжком, скользящим движением протекла под летящей с замахом лапой, хотела впечатать кулак в печень, но пришлось уворачиваться от ринувшейся в атаку Шершар. Против двоих ей уже приходилось драться, но только в учебных боях под взглядом Гракба. И тогда ее не хотели убивать, во всяком случае, не собирались. Гоблинки нападали, не шутя, не заигрывая – они хотели размазать ее по камням пустыря в прямом смысле. В ушах полукровки звоном отдавались злобные вопли Кайры, и кровь стучала так, что казалось, голова сейчас взорвется. Таша еле успевала уворачиваться. Они носились по всему пустырю в сумасшедшем танце. Боль в боку становилась сильнее. Слева взметнулась в прыжке Канта. Раштан кубарем откатилась с линии атаки, мигом встала, опираясь на руки и одно колено, ушла от рычащей Шершар, проскользнула под ногами Канты. Кастет царапнул внутреннюю сторону бедра. Артерию не задела. Промах.

   Удар между лопаток вышиб из гоблинки дух. Она упала ничком и не успела подняться, как тяжелая ступня придавила ее к земле.

   – Все, крыса. Молись.

   Шершар подвигала ногой, нажимая сильнее. Раштан не могла даже набрать воздуха в легкие. Заметив, как дернулось тело под ее лапой, Шершар надавила еще раз в области почек, проверяя догадку. Ухмыльнувшись, она ударила пяткой. Метко. Безжалостно. У Раштан потемнело в глазах.

   – Кто дал тебе когти? Молчишь. Повторю вопрос, – пятка врезалась в пылающий болью бок. Девчонка выдохнула глухой крик.

   – Откуда кастеты, kehta? – Канта упала на четвереньки, оттопырив задницу, и заглянула в лицо Раштан.

   – Ты не боишься боли? – Шершар убрала ногу и припала на одно колено, заводя руку жертве под горло. Зажав шею в локте, она приподняла легкое тело, просунула вторую руку под грудь. У Раштан заломило ребра, когда ее стиснули и оторвали от земли. – Тогда посмотрим, боишься ли ты смерти.

   Шершар была старше Раштан всего на год, но в размерах и силе превосходила ее чуть не вдвое. Без видимых усилий гоблинка прошла через пустырь, прижимая к груди избитую полукровку. Ступни Таши защекотала трава, перед глазами раскинулась холмистая долина и небо. Ее принесли к обрыву. Ветер трепал ткань рубашки, шевелил тонкие косички. Шершар встала на самом краю, ноги Раштан ощутили леденящее прикосновение бездны, пустоты, воздуха. Ей стало страшно. До дрожи, до боли. Сколько она успеет вспомнить из своей короткой жизни, пока долетит до дна?

   – Ну так как? Поговорим?

   – Д-да.

   – Кто дал тебе кастеты?

   Таша сжала губы, чувствуя, как подступающие рыдания кривят лицо.

   – Кто?! Говори. Или сама взяла? Вороватая дрянь.

   Девчонка оскалилась в бессильной ярости. Она никогда не брала чужого. Когти были подарком. Единственным и самым дорогим подарком в ее жизни.

   Шершар встряхнула ее. Пропасть под ногами хлестнула ветром и потянулась жадным зевом к сладкой добыче. По щеке Раштан скатились две слезы. Голодный ветер тут же слизал их.

   – Ну все, птичка. Сейчас помашешь нам крылышком. Ах, у тебя крыльев нет? Ну, значит, лапкой помашешь.

   – Я хочу повыдергивать ей эти долбаные косички все до одной, – рыкнула Канта. – И сгрызть руки вместе с кастетами.

   – А потом сказать, что она лишилась и того и другого, пока падала? Забыла, кто такая Серая мамочка?