Текст книги "Шпионка в Академии (СИ)"
Автор книги: Ядвига Стелецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
– Будь осторожна. Если что – я помогу.
Девушка кивнула ей, как чему-то само собой разумеющемуся, и поспешила за почтальоном. С каждым шагом она старалась забыть, что она Анаис. Все, теперь она – Диана. Вернее – Одетт Нуаре, и стоит как можно скорее убедить в этом себя саму, чтобы потом не пришлось убеждать других.
В почтовой карете они оказались с Маришкой вдвоем. Анаис выпрямилась, свела плечи, словно ее стянул тугой корсет, и постаралась выглядеть как можно более равнодушной. Но или эмиссар тонко чувствовала чужие эмоции, или по лицу Анаис их не прочитал бы только слепой.
– Не беспокойтесь, госпожа, – прошелестела Маришка, отводя глаза. – Мое общество ненадолго стеснит вас. Прошу прощения, что снова вынуждена причинять вам неудобство.
«Снова»? Что ж, значит не одна Анаис так нервничала в присутствии эмиссара, Диане тоже было рядом с ней не по себе. Значит, этой мелочью она себя не выдала.
Почтовый дилижанс ехал медленно, в окне за занавесками проплывали ровные белые домики, аккуратные, словно игрушечные, похожие на жемчужинки в сером утреннем мареве. «Я успеваю», думала Анаис, и это ее успокаивало.
Когда карета выехала из города и свернула с выложенного брусчаткой проспекта на тракт, девушек легонько тряхнуло. Анаис этого почти и не заметила, а вот Маришка вздохнула тяжело, и из ее носа закапала вязкая, почти черная кровь.
– Простите, – едва слышно пробормотала она, прикрываясь ладонью и отворачивая лицо, словно желая уберечь благородную даму от неприятного зрелища. Анаис схватилась за саквояж, зашуршала свернутыми документами и письмами и спешно вытащила мятый, но чистый носовой платок.
– Возьмите, – участливо улыбнулась она. Эмиссар недоверчиво скосила на нее взгляд, но платок цапнула, судорожно прижала к лицу, словно стыдясь недомогания.
– Так тяжело дается передача посланий?
Маришка недоверчиво смотрела на нее из-под прикрытых ресниц, ответила неохотно:
– Словно камень на голове несу, и он давит, давит, так, что думать тяжело. А заберут послание – так голова пустая будет, будто чужие слова все мои мысли вытеснили, ни одной не осталось.
Маришка поежилась, и совсем тихо пожаловалась:
– С каждым разом все труднее чужие мысли передавать. Свой разум слабеет. Скоро не смогу служить эмиссаром.
– Что ж тогда на менталиста не выучишься?
Эмиссар горько усмехнулась.
– Мой дар слишком мелкий, чтоб брить мне виски. Зачем спустя десяток лет получить неумелого и слабого менталиста, если можно получить надежного эмиссара уже сейчас? Такие, как я, всегда нужны: и послание передадим, и в суть его не проникнем… Мечта, а не посланники! – На восковом лице Маришки впервые мелькнула живая эмоция, горькая и тоскливая, – Жаль только, живем мало, изнашиваемся быстро.
Анаис смотрела на нее, едва сдерживая ужас. Труд у швей на мануфактуре тоже был далеко не сахар, и оплачивался не сказать чтобы хорошо, и сил требовал, и здоровья, но из них мало кто умирал настолько молодыми. И уж тем более Анаис не встречала еще ни одной швеи, с таким равнодушным смирением говорящей о своей скорой гибели.
Маришка вздохнула, завозилась, усаживаясь удобнее и стирая с лица остановившуюся кровь.
– Спасибо, госпожа. Я тронута вашим участием к судьбе рядового эмиссара, но прошу, не стоит жалеть меня. Нас не могут заставить, ни в первый раз, ни в последующий. Каждый раз мы сознательно соглашаемся приблизить собственное безумие еще на шаг. Но этот шаг достойно оплачивается.
Анаис кивнула. Она уже успела обуздать свои эмоции и напомнить себе, что магия никогда не была ремеслом легким и романтичным.
Виски начало покалывать и давить, когда они уже подъезжали к Академии, и дорога снова стала ровной, присыпанной мелким белым песком. Вдоль нее тянулись к небу тонкие сосны с янтарной, почти красноватой корой. Солнце медленно взбиралось на небосвод, день обещал быть свежим и безоблачным.
Только вот голова болела все сильнее, словно что-то изнутри давило, распирало, слишком крупное, чтоб разум Анаис мог это вместить. Не так ли чувствуют себя эмиссары, успела подумать девушка, прежде чем в глазах потемнело.
Зрение прояснилось, когда она уже стояла на подъездной дорожке, а дилижанс шуршал колесами за спиной, разворачиваясь в сторону города. Анаис поддерживала под локоть Маришку, улыбалась спокойно и уверенно.
– Я провожу вас, – услышала она со стороны свой голос. – Вы слишком слабы.
«Снова Виктор!» На этот раз мысль вызывала не облегчение, а раздражение, внутри начала закипать жгучая злоба, приправленная обидой, колючей и цепкой, как репейник. И пока девушки неторопливо шли к Академии, Анаис внутри бесилась от собственного бессилия. Ясно теперь, что и головная боль – тоже следствие вмешательства Виктора! Странно, правда, что ночью не было так больно и гадко, но может, потому что тогда девушка была ужасно испугана и устала и не цеплялась за свое сознание с такой силой?
Утренняя Академия была тиха и пустынна. Анаис шла и внимательно запоминала коридоры и повороты, соотносила их с планом, который намертво отпечатался в ее памяти. Направо, наверх, крытый переход, сквозь зеленоватое стекло падают косые лучи слабого весеннего солнца, затем длинный коридор, снова наверх… Сомнений не оставалось, долгий и утомительный переход из корпуса в корпус вел к кабинету ректора.
Маришка с каждым шагом все сильнее и сильнее висла на руке Анаис, прижимала окровавленный носовой платок к лицу. Шаги ее становились тяжелыми, медленными, механическими, словно не человечья воля вела ее, а неведомая магия подчинила себе, влекла, словно куклу, чтоб, наконец, выполнить порученную миссию, исторгнуть из разума чужие слова.
Анаис волей-неволей подстраивалась под ее шаг, хотя снова начала болеть голова. Кажется, Виктор больше не управлял ею, она не ощущала ни его мыслей, ни молчаливого надежного присутствия. «Мог бы подсказать, что Маришку надо проводить! – негодовала Анаис, удерживая на лице тревожное, озабоченное выражение, – Разве бы я отказалась?! Что за привычка мерзкая, тело отобрать и начать распоряжаться им!»
Голова болела все сильнее и сильнее, перед глазами замелькали темные точки, а в ушах зазвенело. Кажется, в последний раз ей было так гадко, когда отравилась собственным зельем во время учебы. Долгая мигрень послужила лучшим учителем, и Анаис с тех пор внимательно отмеряла ингредиенты, если что-то готовила, да результаты своих экспериментов испытывала сначала на подопытных грызунах, и только потом на себе. Но сейчас мигрень не была похожа ни на обычную головную боль, ни на вызванную алхимическими составами. Чья-то сила то сжимала виски ледяными когтями, то опаляла горячим дыханием, то рвалась прочь, пытаясь до кого-то дотянуться, то ворочалась внутри, вызывая тошноту.
«Скоро и у меня носом кровь хлынет», – мрачно думала Анаис, чувствуя, как все слабее и слабее становится Маришка. И, как небесные дьяволы подгадили, никого на встречу!
Мир дрожал и раздваивался, девушке казалось, что по стенам змеятся тонкие голубоватые линии, словно артерии огромного организма, или, вернее, его нервы. А стоило ей перевести взгляд на Маришку, как она увидела за ее неподвижным лицом пульсацию синего шара, небольшого, едва ли с полкулака размером. Он переливался оттенками лазурного и ультрамаринового, заглушая своим светом слабое мерцание разума эмиссара.
Несколько секунд Анаис любовалась волшебным мерцанием, а потом ее прошиб озноб от осознания того, что она видит. Ментальное послание, вот это что! Чужие слова, которые выматывают Маришку, высасывают ее силы, истачивают до полупрозрачности и восковой бледности! Так вот почему Виктор молчит и даже не пытается контролировать тело Анаис! Она и так идет, куда ему надо, а он пока может сосредоточиться на магии, через ее разум, как через линзу, взломать чужую магию, вырвать чужое послание, и плевать ему и на боль Анаис, и на самочувствие Маришки, и на то, что она может его вмешательство просто не пережить…
«Неужели это так важно, что там хотят сообщить ректору?» – мелькнула испуганная мысль, прежде чем Анаис затопила бескрайняя клокочущая злость. Ей не нравилось ощущать себя безвольным орудием, пособником убийства. И плевать, что этого могут требовать интересы государства!
– Прошу прощения, – улыбнулась она Маришке, осторожно усаживая ее на кресло в просторной и прохладной зоне отдыха, сквозь которую они как раз приходили. – Голова разболелась, хочу принять микстуру.
Маришка заторможено кивнула. Анаис спокойно, стараясь ни чем не выдать своего волнения и нетерпения, расстегнула саквояж и осторожно извлекла одну из пробирок. Помнится, именно с этим зельем она так неприятно ошиблась во время учебы, все прокляла за те несколько часов, что лежала с мигренью. А уже потом заметила, что бытовые заклинания, что наложены на здания Муниципального университета, на нее перестали действовать. Тогда она все списала на помрачнение рассудка после отравления, хотя ее долгие расчеты и эксперименты подтверждали, что некоторые ингредиенты способны блокировать магическое излучение. Вот только проверить это на людях больше не удавалось.
Что ж. Сейчас и проверит. Голова все равно так раскалывается, что хуже уже не будет. Не колеблясь, Анаис проглотила мерзкую, крупитчатую жижу, с трудом сглотнула и поспешила глубоко вдохнуть, чтобы сдержать нахлынувшую дурноту.
Сначала ей показалось, что ничего не произошло, что все ее расчеты оказались большой ошибкой, а опыты, несомненно, закончились эпическим провалом. Голова все так же болела, вдобавок ко всему она стала тяжелой, словно ее наполнили раскаленным свинцом. Глаза начало жечь нестерпимо, хотелось забиться в темное место и улечься, пережидая приступ мигрени. Не сразу Анаис поняла, что больше не видит ни голубоватых змей-линий на стенах, ни синего шара в голове Маришки, да и головная боль стало простой, монотонной и понятной. Девушка торжествующе улыбнулась побелевшими губами. Удалось. Ох, как будет недоволен Виктор! Ох, как она выскажет ему все, что думает по поводу его методов!
Но это потом. Сейчас надо проводить Маришку. Ей-то легче не стало.
– Идемте, осталось немного.
Девушка подхватила эмиссара под локоть и уверенно повела за собой. Она прекрасно помнила план здания. Вот только отыщется ли ректор в кабинете в столь ранний час?
Однако опасения Анаис оказались напрасны – ректор не только оказался на месте, но и уже принимал самое деятельное участие в повседневной жизни Академии. Из-за двери доносились громкие, отрывистые и очень недовольные реплики – ректор на повышенных тонах отчитывал подчиненных. Анаис поморщилась – голос у сеньора Лаперьера оказался скрипучий, неприятный и очень громкий. Такой-то и в нормальном состоянии слушать болезненно, а с больной головой так вообще пытка! Анаис поморщилась и поправила шляпку с вуалью. Траур сеньорины Нуаре непременно должны заметить.
Оглушительно хлопнула дверь, из кабинета вышли, едва не обгоняя друг друга, двое мужчин – высокий, угловатый, чем-то неуловимо напоминающий Лимьера уроженец севера и изящный блондин, одетый с изяществом столичного франта.
Кантен Лабер, начальник службы безопасности Академии, по слухам, назначенный самим королем, по другим слухам – сосланный подальше от двора, следить за неугомонными подростками. И Антуан Марье, маг-менталист, один из преподавателей.
Анаис порадовалась, что успела прочитать и запомнить досье, кропотливо собранные Дианой. Было бы очень неудобно сейчас не признать коллегу. Девушка неловко поклонилась, приветствуя мужчин и стараясь не выпускать локоть Маришки. Сеньор Лабер скользнул по ним равнодушным взглядом, чуть задержал его на эмиссаре и, вежливо кивнув, ушел по своим делам, даже слова не проронив. Не зря, пожалуй, Диана окрестила его грубым и замкнутым солдафоном.
Антуан же расплылся в улыбке, поспешил расшаркаться перед дамами. Его светлые волосы красиво качнулись, заблестели в солнечных лучах. Удачно подобранная прическа скрывала выбритые виски.
– Несравненная Одетт! – воскликнул мужчина, улыбаясь светло и искренне, словно старого друга встретил. – Как же я рад, что вы уже вернулись! Ох, простите мне мою грубость и примите соболезнования…
Анаис осторожно кивнула, чувствуя, как у висков плещется боль, слабо улыбнулась из-под вуали.
– Рада видеть вас, Антуан. Прошу прощения, эмиссара нужно проводить к сеньору Лаперьеру, у нее срочное послание…
Антуан едва ли не отпрыгнул в сторону, освобождая ей путь. Последние несколько шагов Анаис почти тащила Маришку на себе. В кабинете девушка едва не споткнулась о жесткий и хмурый взгляд ректора. Низкорослый, одутловатый и лысеющий, сеньор Лаперьер восседал за тяжелым столом, постукивая по столешнице из темной дорогой древесины толстыми пальцами.
– А, сеньорина Нуаре, – поприветствовал он ее пренебрежительным кивком. – Вы поразительно вовремя. Можете посадить эмиссара и наслаждаться вашим последним выходным.
Меньше всего это походило на приветствие, скорее – на пожелание убираться к небесным дьяволам, но Анаис последовала ему с облегчением. Мигрень все усиливалась, и девушке хотелось, наконец, прилечь.
Интересно все же, царапало ее колючее женское любопытство, что ж за срочное послание отправили с Маришкой? Ведь точно что-то важное, эмиссаров не стали бы гонять по пустякам. Подслушать бы, подглядеть, да напротив дверей к стене привалился Антуан и поджидает ее с теплой улыбкой, не терпится ему завести куртуазный разговор, выразить радость от встречи…
Анаис поймала его взгляд и, прижав ладонь к груди, нежно улыбнулась.
– Антуан, могу ли я попросить вас об одолжении? – Заметив, как у мужчины зажглись глаза, девушка продолжила, – Ах, прошу вас, дождитесь эмиссара и проводите ее, она так слаба, вы же понимаете!
– Конечно! – Пылко отозвался менталист, – К чему эти просьбы! Я непременно дождусь девушку вместе с вами!
Анаис печально покачала головой.
– Я потому и прошу вас об одолжении, друг мой, что сама не могу помочь эмиссару. Мне нездоровится с дороги, прошу меня простить.
Он сочувственно покивал и пообещал позаботиться о Маришке, как о собственной дочери. Анаис, внутренне расслабившись, поспешила прочь, пока словоохотливый маг снова не привязался с разговорами и, упаси небесные дьяволы, с расспросами.
Она уже успела дойти до поворота коридора, когда ей в спину донеслись слова Антуана:
– Едва не забыл! Одетт! Сменили расписание, и завтра первая пара – ваша!
Девушка едва не сбилась с шага. О небеса, как же она могла забыть! Ей же не только изображать Диану, искать Диану, но и преподавать вместо Дианы!
Я подумаю об этом не сейчас, девушка сжала губы и ускорила шаг. Перед глазами темнело, временами она переставала различать коридоры, по которым быстро шла, едва не срываясь на бег, и комната Одетт Нуаре возникла перед нею почти внезапно. Заперев за собой дверь, Анаис едва не сползла по стене на пол, но все же нашла в себе силы переодеться и опуститься на кровать. Уже закрывая глаза и проваливаясь в глухую дрему, она начала строить планы. Сначала – объяснить Виктору, чтоб не смел влезать без спроса в ее тело и в ее разум, а уж затем – лекции и семинары!
***
Граф де Руан смотрел тяжело и недовольно.
– Лорд, вы понимаете, к чему могут привести ваши действия? Вы понимаете, что стоит кому-то обнаружить вашего агента, и в лучшем случае это сочтут провокацией со стороны Канцелярии? – он говорил тихо, на грани слышимости, так, что приходилось напрягать слух и задерживать дыхание, чтоб не упустить ни слова.
Лучше бы кричал.
Виктор стоял навытяжку, не смея пошевелиться, чувствовал, как по лицу снова по капле сочиться кровь из носа. Глаза пекло, в голове шумело, от литров выпитого кофе подташнивало.
Но хотя бы спать не хотелось. Заснуть, когда на тебя начальство гневаться изволит – что может быть хуже?
– В последние годы у нас и так нет влияния ни на монарха, ни на то, кого он назначает на министерские посты. Вы же словно нарочно пытаетесь дискредитировать нас окончательно. Ждете, когда благородные семьи поднимут вой, что их отпрысков смеет обучать мало того, что безродная девица, так еще и крыса Канцелярии? Так ведь и до полного расформирования нашей службы недалеко.
Виктор только сильнее стиснул зубы. Все затея с Академией была только его расследованием. Он и сам в свое время проходил там обучение, пока не начал учиться ремеслу менталиста, и потому прекрасно представлял, какие опасные мысли могут бродить в головах благородной молодежи. Среди его однокурсников были популярны шутки над слабыми и безродными, насилие и потакание порокам – вещи, в принципе, обычные для избалованных подростков. Но Виктор искренне считал: от насилия недалеко и до идейного терроризма вкупе с изменой. Что поделать, развлечения молодежи с каждым годом становятся все сложнее и извращенней.
– Она не подведет, – наконец выдавил Виктор. – Я в ней уверен.
Де Руан недовольно свел кустистые брови на переносице.
– Я бы сказал, что за неудачи своего агента вы отвечаете головой, лорд, но ваша голова, к сожалению, ценится гораздо выше. Сейчас нам необходимо продемонстрировать Его Величеству нашу незаменимость, доказать, что только мы отделяем его от смерти и того хуже – свержения. Вот намедни модераты взорвали мост через Вилан, погибли гражданские… Переброска войск застопорилась, – граф поднял на Виктора темные, почти черные глаза, которые на бледном морщинистом лице казались двумя дырами в пустоту. Да и само лицо де Руана больше походило на небрежный рисунок на холсте, эскиз художника-недоучки, который научился писать лица, но так и не смог вдохнуть в них жизнь.
– И вы хотите, чтобы я расследовал этот взрыв.
– Нет, лорд, вы не поняли меня. Я хочу, чтобы вы нашли виноватых. Нашей стране необходимы показательные казни. И еще, Виктор, – в глазах графа мелькнуло что-то, похожее на жалость, – выспитесь.
Виктор удержал на лице непроницаемое выражение и, коротко поклонившись, поспешил покинуть кабинет главы Особой Канцелярии. Внутри клокотали то ли раздражение и злость, то ли кофе и бодрящие зелья. Виктор головой мог ручаться, что организатор взрыва так или иначе связан с изменниками, но граф четко высказал позицию двора – виновными желали видеть модератов, бунтующую чернь, недовольную безнаказанностью аристократии, бесконечным ростом налогов и низким уровнем жизни. Конечно, декаденствующий король повторит за своими богатыми кукловодами все, что они желают слышать.
Будь воля молодого д’Альбре, он бы перетряхнул всех, кто хоть что-то знал о переброске войск, влез бы в их мозги, невзирая ни на чины, ни на происхождения, но выяснил бы, кто сливал информацию модератам, превращая озлобленных террористов в слепое безвольное оружие.
Виктор остановился и с усилием потер глаза. Бессонница давала о себе знать, путая мысли. «Безвольное оружие», подумать только! Так и до сочувствия террористам недалеко! Кому бы ни был выгоден взрыв, а заложили бомбы модераты, и из-за их действий едва не погибла Анаис.
Стоило вспомнить девицу, как тут же снова удушающей волной навалилось раздражение. Она посмела вышвырнуть его из своего сознания! Посмела помешать его магии, не дала вытащить послание из эмиссара! В глубине души Виктор понимал, что шансов у него и так не было: если б из разума эмиссара можно было бы хоть что-то извлечь, с ними ничего важнее сводок погоды не передавали бы. Но он так привык считать себя везде первым, самым сильным, самым талантливым, что не верил, что у него что-то может не получиться.
И потому свою неудачу сваливал на самоуправство Анаис. Виктор понимал и это – и потому злился сильнее. Тем более он помнил, что девушка осталась без защиты и помощи – он так и не смог дозваться ее, связаться с ней, словно и не было между ними с таким трудом установленной связи. И маг опасался, что так и не сможет дотянуться до разума девушки, что ее зелье оборвало хрупкий мостик между двумя сознаниями.
За мрачными мыслями Виктор и не заметил, как дошел до кабинета. Верный Лимьер уже ждал его с очередной порцией кофе. Резкий запах вызывал уже не наслаждение, а тошноту, но времени на сон снова не оставалось, и потому Виктор залпом опрокинул в горло обжигающую жидкость, даже не успев почувствовать ее вкуса.
– Что у тебя? – прохрипел маг, пытаясь отдышаться.
– Я забрал тела бандитов, напавших на сеньорину Лессар. Ничего примечательного в их вещах обнаружить не удалось. Двое уже опознаны как уроженцы Скворечника. Работали в порту, хватались за любую подработку, не гнушались разбоем. Скорее всего, их нанял третий. Его личность установить не удалось, вследствие…
Лимьер запнулся. Меткий выстрел, спасший ему и девушке жизнь, снес большую часть черепа мага, почти ничего не оставив от лица.
Виктор поморщился.
– Не переживай. Я успел заглянуть в воспоминания Анаис и узнал его. Это Жан Дотре… вряд ли тебе что-то говорит это имя. Он обучался магии у моего наставника, но был на несколько лет старше и раньше закончил курс. Честно говоря, я думал, он служит где-то в провинции – дар у него был не сказать чтобы впечатляющий.
Лимьер внимательно выслушал шефа и кивнул. Ему не требовалось что-то записывать, его ледяной разум, словно напрочь лишенный каких-либо эмоций, идеально хранил любую информацию, и Виктор не сомневался, что его помощник уже составил необходимые запросы, которые позже разошлет, чтобы выяснить, из какой же дыры выполз Жан Дотре.
– В его вещах тоже ничего примечательно не обнаружено. Одежда новая, явно куплена уже в столице, ни украшений, ни кошелька при нем не было. На пистолете стоит клеймо мастерской Морно, но он явно сменил уже не одного хозяина, так что найти по нему тех, у кого преступник достал оружие, будет затруднительно.
Виктор поморщился.
– Если б все было так безрадостно, ты бы этот разговор не завел.
Лимьер поднял на менталиста змеиные глаза, и маг поежился, иногда и ему становилось не по себе под взглядом подчиненного.
– Я понимаю, что, принимая во внимание характер ран преступника, просить вас взглянуть на тело бесполезно, но может все же у вас есть возможность достать из него хоть какие-то воспоминания?
Маг тоскливо поднял глаза к потолку. Больше всего на свете он не любил копаться в остатках разума у мертвецов. Это всегда было холодно и мерзко, и Виктору каждый раз казалось, что он и сам медленно умирает, костенеет заживо. Он прекрасно помнил панический ужас, который охватил его, когда во время обучения он не смог с первой попытки покинуть разум мертвеца. Мысли тогда выцветали и замедлялись, и казалось, что еще чуть-чуть и они остановятся совсем, станут статичными, серыми, мерзкими, как и разлагающийся мозг трупа.
– Глаза уцелели? – стараясь скрыть малодушную надежду, уточнил Виктор. Лимьер отрывисто кивнул, и маг, тяжело вздохнув, велел: – Идем.
В мертвецкой было стыло и гадко, пахло формалином и гниением. Виктор ощутил, как весь выпитый кофе подкатывает к горлу. Это не страшно, уговаривал маг себя. Это не долго, это не так противно, как кажется. Мне даже не надо к нему прикасаться.
От этих мыслей становилось еще гаже.
Труп лежал на столе под ярким магическим шаром. В его холодном белом свете тело выглядело больше похожим на сломанную куклу, чем на человека. Кто-то соскреб с брусчатки разлетевшиеся мозги и заботливо собрал жижу в мисочку у макушки трупа. Виктор старался в ту сторону даже не смотреть.
Конечно, с тактильным контактом было бы проще, но менталист так и не смог побороть брезгливость. Он прикрыл глаза и сосредоточился. Прикосновение к разуму мертвеца оказалось таким же мерзким и ледяным, как ему и запомнилось с ученичества. Задержав дыхание, Виктор потянулся в глубь застывших мыслей. Это было, как прорубаться сквозь слежавшийся снег – от прикосновения к нему немели пальцы, стылый холод медленно заползал в кости, и смерть приобнимала за плечи, обдавая тлетворным дыханием лицо. Маг сжал зубы, с боем выдирая воспоминания из посмертного оцепенения разума. Вот смазанные панорамы города, грязные улочки, серое небо, вот недружелюбные рожи подельников. Виктор уцепился за них, потянул, словно ленту из рукава, но воспоминания поддавались с трудом. Уже перехватило горло, онемели кончики пальцев, но маг продолжал разматывать цепочку воспоминаний. Вот Дотре договаривается с остальными бандитами, перебрасывает им тяжелый кошель. Вот забирает из тайника в заброшенном доме пистолет – интересно, кто его туда положил? Вот легко шагает по вокзалу, постукивая щегольской тросточкой, одет не по погоде легко, но модно.
А дальше – белая тишина.
Виктор отшатнулся от стола, со свистом втянул воздух сквозь сцепленные зубы. Отмахнулся от обеспокоенного Лимьера и, резко развернувшись на каблуках, поспешил в уборную, пока не оставил на безупречно чистом полу мертвецкой свой завтрак. Уже стоя над раковиной и пытаясь отдышаться и умыться, Виктор пытался понять, в какой момент азарт стал сильнее страха смерти. Жажда дотянуться, докопаться до истока на какое-то время подчинила его себе, лишила самоконтроля, заставила забыть о любых предосторожностях. Это слишком походило на наркотическую зависимость, и Виктора, привыкшего быть единоличным хозяином своего разума и тела, этот болезненный азарт пугал.
Магия медленно подчиняла его себе.
От таких мыслей его снова затошнило, и чтобы хоть как-то отвлечься, Виктор сунул голову под ледяную воду. Правда, облегчения это не принесло, и, пока менталист шел по коридору к своему кабинету, он чувствовал себя дураком. Мокрым взъерошенным дураком.
Узнал бы отец, в каком виде Виктор позволяет себе появляться перед глазами подчиненных, его удар бы хватил. Но герцог д’Альбре так оскорбился выбором профессии сына, что последние несколько лет полностью игнорирует его существование.
В кабинете уже ждал верный Лимьер, на этот раз без кофе, и это неимоверно порадовало Виктора. Он и сам понимал, что ему первым делом нужно выспаться, иначе толку от него не будет. Попытка считать воспоминания мертвеца выпила из него остатки сил: разум оставался еще ясным, но тело слушалось все неохотнее.
– Ну что я могу сказать, – вздохнул Виктор, с трудом опустившись на стул. – Ничего принципиально нового я не узнал. Подельники его местные, договорился он с ними только после приезда и, надо сказать, для такого пустякового дела переплатил жутко.
Лимьер вежливо приподнял брови:
– Пустякового?
– Сам вспомни: тебя они встретить явно не ожидали, иначе пристрелили бы еще издали. А за похищение трусливой девчонки, да еще ночью в трущобах платить полновесным золотом…
– Может, за молчание?
– Тоже глупо. Ее бы и искать никто не стал. Кроме нашей Дианы у сеньорины Лессар родственников не осталось. Могли обеспокоиться на службе, но это сомнительно. Похоже, сеньору Дотре настолько была нужна одна конкретная девица, что он был готов устроить на нее полномасштабную охоту. Тебе это не кажется странным?
Лимьер склонил голову к плечу, лицо его оставалось спокойным и безучастным, как у каменного изваяния.
– На тот момент ее роль в нашем расследовании не могла быть известна хоть кому-то, кроме нас. А прибыл Дотре в город еще до того, как мы приняли решение отправить ее на замену Диане.
– Именно! – Виктор схватился за виски, чувствуя, как наливается тяжестью голова, и стройные рассуждения даются все сложнее и сложнее. – Но зачем еще она могла кому-то понадобиться? Эти ее исследования… Я на своей шкуре убедился, что потенциал у них есть, но девица сама молчит о них, как модерат на допросе! – Перехватив непонимающий взгляд помощника, Виктор пояснил, – Когда я использовал ее разум, как фокусировку для одного заклинания, она выпила свое зелье, и меня вышвырнуло из ее сознания. До сих пор не могу снова связаться с нею. Подозреваю, этот препарат может оградить ее вообще от любой магии.
– Это опасная вещь.
– Но очень полезная. Хотя для нас в первую очередь все же опасная. Но, возвращаясь, к нашим мертвым баранам, Дотре не мог знать об экспериментах Анаис. И мы снова оказываемся перед вопросом: кому так срочно понадобилась неизвестная девица, что за нею послали мага?
– А когда именно он прибыл?
Виктор прищурился, пытаясь разобраться в мутных воспоминаниях мертвеца.
– Сегодня у нас вторник, получается, что приехал он с утренним поездом в субботу.
– Нечетный день, – тут же сообщил Лимьер. – Насколько помню, утренний поезд по нечетным датам только один. Можно установить направление, по которому прибыл Дотре, и, если очень повезет, отследить город, откуда он выехал.
– Не утруждайся, я не уверен, что данная информация нам поможет. Лучше вот о чем подумай: пистолетом Дотре разжился здесь, забрав его из тайника где-то в районе старого города. Пожалуй, на карте я даже место отметить смогу. Какова вероятность, что кто-то специально для него все это подготовил? Или же он просто позаимствовал вещи из схрона модератов, без ведома последних?
– Сомневаюсь, что о них и узнать-то можно без ведома модератов. Более достоверной гипотезой мне кажется, что тайник принадлежал контрабандистам или бандитам, и кто-то продал информацию о нем. Насколько я разбираюсь в незаконной торговле оружием, примерно так и переходит его передача от продавца покупателю.
Виктор тяжело вздохнул и опустил лоб на сложенные руки. Веки потяжелели, наконец начало клонить в сон.
– Значит, это ниточка тоже обрывается. И знаешь, что самое странное Лимьер? – Виктор приподнял голову, взглянул на помощника покрасневшими глазами. – Все воспоминания Дотре начинаются с приезда в город. Больше ничего нет, вообще.
– Возможно, – рассудительно предположил Лимьер, – Старые воспоминания просто не удается восстановить? Или играет роль сильные повреждения мозга?
Виктор снова уткнулся лбом в сгиб локтя и пробурчал невнятно:
– Нет, воспоминания или можно вытащить, или нельзя. Старые бледнее, конечно, более отрывистые, сумбурные, но какие-то моменты из прошлого все равно будут ярче. А тут ничего, словно и не было у него жизни до утра субботы.
– Значит, – медленно произнес Лимьер, взвешивая и оценивая слова, – его память просто стерли?
Виктор хмыкнул.
– Представь, что стерли память тебе. Лично я первым делом пошел бы пить и вспоминать, кто я и что в этой дыре забыл, а не покупать дорогие пистолеты и красть никому не нужных девиц.
– Логично, – согласился Лимьер, пощипывая пальцами подбородок. – В этом случае Дотре просто не знал бы, что ему нужно украсть сеньорину Лессар. Возможно, он получил инструкции уже после того, как ему стерли память? Но тогда вы бы увидели это в его разуме, если это не было ментальным вмешательством.
– И в этом случае увидел бы. Дотре не был хорошим магом, чтобы затереть такие следы, я бы заметил постороннее вмешательство или отложенный приказ, если только…