Текст книги "Шпионка в Академии (СИ)"

Автор книги: Ядвига Стелецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

А может, он ни в чем и не виноват, шепнул тихий голос. И перчатки – всего лишь совпадения, и паника твоя – не более чем влюбленность и желание защитить любимого.

Лишь бы так и было, истово надеялась Анаис, лишь бы так и было.

До комендантского часа осталось всего ничего – слишком много времени заняло приготовление зелья. За окнами уже плыла густая темнота весенней ночи, стылая и влажная. В коридорах еще изредка встречались ученики и наставники, но большинство коротали вечер в уютных гостиных. Обманчивое ощущение покоя и равновесия застыло в воздухе, ощущалось почти на вкус – как тонкий запашок разложения, столь слабый и обманчивый, что стараешься не принюхиваться до поры до времени.

Антуан открыл ей сразу, стоило только постучать. Он выглядел усталым и взволнованным.

– Одетт? – он посторонился, пропуская ее внутрь. – Все в порядке? Вы не пришли на ужин.

– Увлеклась экспериментом и перестала следить за временем, – улыбнулась девушка и присела на любезно предложенное кресло у камина. В камине уютно горел огонь, бросал теплые отблески на скромную комнату, едва ли больше той, что занимала сама Анаис.

Антуан сел напротив, прищурился, разглядывая девушку.

– Вы плакали? Вас кто-то обидел?

Столько тепла было в его голосе, столько заботы, что у Анаис кольнуло в груди: и она смела подозревать этого человека?! И только перчатки на руках мага не давали ей расслабиться.

– Испарения от реагентов, – пожала плечами девушка. – Ничего серьезного, к утру пройдет.

Антуан кивнул.

– Если вы не передумали и все еще хотите узнать о моем наставнике…

– Нет, что вы! Я с готовностью вас выслушаю!

– … то может, вина? Я понимаю, – маг виновато улыбнулся, – что леди больше приличествует предложить чай, но ради него придется беспокоить слуг, а мне бы не хотелось, чтоб они прерывали наш разговор. А вино у меня есть.

Анаис кивнула. Вряд ли после ее зелья алкоголь окажет сильный эффект – слишком холодным и острым, слишком отстраненным от тела ощущался разум. Антуан встал, достал с полки секретера, который Анаис сначала не заметила в полумраке, изящную бутылку достаточно дорого вина. На горлышке болтался простенький амулет, от которого кругами расходилась прохлада. Маг неловко перехватил бутыль, чтобы выдернуть пробку, и девушка обратила внимание, как он странно и неуклюже ее держит.

– Могу ли я спросить, что с вашими руками? – Анаис вдохнула и набралась смелости задать так беспокоящий ее вопрос.

Антуан кинул на нее короткий взгляд и продолжил сосредоточенно выкручивать пробку.

– Спросонья уронил запонки в неостывшие угли, – со вздохом пояснил он, когда пробка, наконец, вылетела. – И полез за ними голыми руками. Достать-то достал, но сами понимаете, – с иронией продолжил он, – наши утонченные ученики и некоторые из коллег не вынесут вида ожогов.

Анаис сочувственно вздохнула. Тихий голосок довольно шипел в голове: вот видишь!

– Я могу приготовить противоожоговую мазь, – предложила она, не сводя взгляда с рук Антуана. – Быстрее заживет. И будет не так вредно закрывать ожоги тканью.

Антуан просиял улыбкой.

– Вы меня спасете!

Анаис немного расслабилась. У нее все равно оставались подозрения, но самый главный аргумент в пользу виновности Антуана, кажется, исчез. Правда, она не будет в этом уверена, пока маг не снимет перчатки.

– Если хотите, я могу осмотреть сейчас ожоги и помочь вам их обработать.

– Не стоит, Одетт, это зрелище не для юных леди, – Маг ловко разлил вино по пузатым фарфоровым чашкам за неимением фужеров, – И простите простолюдина за неподходящую посуду!

– Вряд ли ожоги могут меня шокировать, – усмехнулась Анаис, принимая из рук менталиста чашку. Подозрения снова закопошились с новой силой. – Но как знаете. Давайте вернемся к разговору о вашем наставнике.

– Согласен, – маг уселся в свое кресло, закинул ногу на ногу и довольно улыбнулся. – Самое удивительное в моем наставнике было то, что он учил только аристократов. Сами понимаете, они редко осваивают ремесло, но иногда и среди них находятся либо довольно эксцентричные господа, такие, как Бьянка Мелансон, или младшие сыновья, которым можно и не надеяться на наследство. Что еще удивительнее – сам наставник был из простых мещан, даже из не особо богатой семьи. Я же пришел с улицы, не умея за душой ничего, кроме дара и наглости. Не знаю, почему Филипп согласился меня учить. Может, увидел, что идти мне некуда – либо к нему, либо в Вионну. А может, ему показалось, что у меня какой-то редкий талант.

Антуан грустно улыбнулся, и Анаис вспомнила, что и Виктор, и Лабер отзывались о нем, как об очень посредственном маге.

– Наверно, все-таки второе, – продолжил Антуан, пригубив вино. – Ибо добрым или чутким я наставника назвать никогда не мог. К тому же, я пришел к нему поздно, только в семнадцать лет. – Заметив недоумение Анаис, он пояснил, – Может, вы не слышали, но магов начинают обучать самое позднее в десять лет, а если дар силен, то приходится заниматься еще с ребенком, чтоб он мог его контролировать. Хотя, будем честны, Филипп всегда любил сложные задачи. Помню, через несколько лет после того, как он согласился взять меня, к нему привели юного аристократа, у которого сильный дар открылся в тринадцать. Мы оба тогда удивлялись, как ребенок вообще дожил до своих лет!

– И долго вы проучились?

– Само обучение длилось около шести лет, еще два – я ходил в подмастерьях, пока наставник преподавал в Академии. Потом, как я уже рассказывал, он порекомендовал меня.

– Вы всегда говорите о нем в прошедшем времени, – осторожно и тихо заметила Анаис, так и не притронувшаяся пока к вину, так чутко и внимательно она слушала, – он…?

Антуан вздохнул, слегка поморщился.

– Да, погиб. Почти сразу, как покинул Академию. Подозреваю, это все один из его опытов, – маг нахмурился, снова пригубил вина. – Понимаете, Филипп был одержим идеей бессмертия, считал, что у него слишком много незаконченных дел, чтоб умирать от старости. Правда, искать способ увильнуть от смерти он начал задолго до ее признаков. Одно время возлагал большие надежды на алхимию…

Анаис поморщилась:

– Сложно представить, что меньше поколения назад наука пребывала в таком отвратительном состоянии, что мифы о красной тинктуре считали реальностью! И тратили огромное количество времени и сил, чтоб создать то, что вообще в природе существовать не может!

– Так все-таки это миф? Какая жалость. Одетт, вы лишили меня веры в очередную сказку.

Он шутил, но Анаис все равно смутилась и потупилась.

– Простите…

– Ничего страшного, мне и самому не пристало уже верить в сказки. Возраст обязывает.

Анаис осторожно пригубила вино, оно пахло густо и сладко, рябиной и вишней. По языку словно искорки пробежали, и девушка прикрыла глаза от удовольствия. Больше всего это походило на чары – она всегда ощущала их, как покалывание. Но какие могут быть чары в вине? Скорее, след магии охлаждающего амулета.

– Не только за это. Мне не стоило спрашивать вас о смерти наставника. Я же вижу – вас это расстраивает.

– Как может расстроить воспоминание о смерти любого знакомого человека, – Антуан пожал плечами. – Увы, смерть – это неотъемлемая часть жизни, и со стороны Филиппа было огромной глупостью от нее бегать. Когда мы с ним общались последний раз, он пытался скопировать свое сознание. Для нас, менталистов, разум значит гораздо больше тела, – пояснил он.

Да уж, мрачно подумала Анаис, вспомнив, как Виктор легко влезал в ее тело и еще легче – выдернул в свое: для таких тело – что одежда, сменил и не заметил.

Антуан меж тем продолжал:

– Думаю, Филипп легко пожертвовал бы телом, если б знал, что точно сможет сохранить сознание. Жаль, что у него ничего не вышло.

– Вы в этом так уверены?

– Конечно! Иначе он дал бы как-то о себе знать! Мы были довольно близки с ним, он смог заменить мне отца…

Антуан помрачнел и нахмурился. Кажется, все-таки разговоры о наставнике разбередили его душу сильнее, чем он хотел показать. Анаис поняла, что момента лучше для ее плана, чем этот, уже не настанет. Она встала и отставила чашку на каминную полку, приблизилась к недоуменно вскинувшему глаза Антуану. Присела у его кресла, заглядывая в глаза ему снизу вверх. Ласково и нежно коснулась его ладони.

– Мне действительно не стоило заводить этот разговор. Я же вижу, он огорчил вас!

Антуан встал, вынуждая и Анаис подняться. В руках он все еще держал чашку с вином.

– Не стоит извиняться, Одетт, – в его глазах отражался огонь в камине, и его блики завораживали Анаис. – Разговор с вами стоил пары неприятных воспоминаний.

– Я все равно должна извиниться, – тихо и решительно вымолвила девушка и, поднявшись на цыпочки, осторожно поцеловала мага в уголок губ.

Когда она отстранилась, чувствуя, как полыхают щеки и уши даже сквозь холодную пелену от зелья, маг уже справился с удивлением. Он опустил ресницы и, набрав в рот вино, склонился к Анаис, нежно коснулся ее губ.

Ты сама начала эту игру, сказала себе девушка, не чувствуя ничего, кроме стыда и смущения, так продолжай играть и не смей менять правила.

И она приняла поцелуй, и разделила с магом этот глоток вина, от которого по языку тут же пробежали мелкие искорки, а в голове приятно зашумело. Целовался маг так, что в груди разгоралось тепло даже против воли Анаис, а колени подкашивались. Столько нежности, столько страсти в нем было, что девушка с готовностью подчинилась его напору и разделила с ним его чувства.

Когда Антуан, наконец, оторвался от ее губ, зрачки у него расширились, а дыхание стало медленным и тяжелым. Грубо отшвырнув чашку прочь, он притянул к себе девушку, обнял ее, одновременно крепко и ласково. Ловкие пальцы пробежались по мелким застежкам на ее спине, и ей тут же стало легче дышать.

Анаис вцепилась в плечи мага, царапнула шерстяной жилет. Металлические пуговицы выскальзывали из ставших неуклюжими пальцев, но она оказалась настырней, и маг, дернув плечами, скинул жилет на кресло. Антуан помог ей стянуть верхнее форменное платье, с шорохом пронеслись мимо лица юбки, растрепав и без того непослушные волосы, и Анаис осталась в одном нижнем платье, тонком, просвечивающем. Сквозь нежную ткань в свете огня было видно молодое крепкое тело, в треугольном вырезе мелькнули выступающие ключицы, и маг с тихим стоном припал к ним губами. Нежными поцелуями он покрыл ее тонкую шею, поднялся к ушку, зашептал, жарко и нежно:

– Милая, прекрасная Одетт, что же ты делаешь?

Анаис не ответила. Чужое имя холодком отозвалось в груди, отрезвило, но не заставило отступиться. Ей уже было все равно. Слишком длинная, слишком страшная, слишком сложная неделя, и ей нужен был кто-то, в чьих объятиях она могла бы спрятаться от мира – хотя бы и на одну ночь.

Хотя бы и для того, чтоб найти доказательства вины этого человека.

У него были горячие руки, нежные и настойчивые. Сквозь ткань нижнего платья он ласкал ее грудь, продолжая нашептывать что-то страстное; Анаис не слушала. Ее руки ловко избавили его от рубашки, требовательно дернули за пряжку ремня.

Он отстранился на мгновение, внимательно посмотрел на нее черными из-за расширившихся зрачков глазами, в которых полыхало дикое, темное пламя, совсем не похожее на мягкий огонь камина. Он коснулся ее лба своим.

– Как пожелает леди, – хрипло выдохнул он ей в губы и улыбнулся.

И было в этой темной, властной улыбке что-то такое, что на мгновение Анаис пожалела о своей игре. Но было уже поздно.

Он грубо рванул платье, и тонкая ткань с треском порвалась, обнажая белое тело. Антуан с глухим рычанием впился укусом в плечо девушки, но стоило ей вскрикнуть от боли, как отпрянул, осыпал поцелуями, шепча сбивчивые извинения. Он легко подхватил ее на руки и уложил на кровать и замер над ней на несколько моментов, любуясь, как ее кожа почти светится в полумраке комнаты.

Она протянула к нему руки, и маг склонился над ней, подчиняясь ее желанию, подчиняя ее своему. Он был страстен и напорист, но в то же время ласков и чуток, и каждое его движение, каждое касание и поцелуй приносили Анаис удовольствие. Из всех ее немногих любовников Антуан оказался самым нежным и умелым. Она закрыла глаза, отпуская рациональные мысли, страхи и сомнения. Сейчас не их время.

Она вцепилась зубами в ладонь, чтоб сдержать стон, выдохнула расслаблено. Антуан над ней дышал быстро и тяжело, от него пахло теплым деревом и вином. Выдохнув сквозь зубы, он опустился на подушки рядом с ней, нежно привлек к себе ее лицо, поцеловал в лоб.

Анаис дождалась, когда его дыхание сонно выровняется, станет медленным и глубоким, и только затем тихо спустила ноги на пол. Верхнее платье на голую кожу неприятно кололось, и даже застегнув его под горло, Анаис все равно чувствовала себя почти голой. Постоянно оглядываясь на мирно спящего мага, она начала медленно и методично обследовать его жилье, стараясь не шуметь. Во рту все еще сохранялся привкус вина, и девушка никак не могла понять, почему же она до сих пор ощущает в нем чары.

Она успела осмотреть секретер и рабочий стол, когда за спиной раздалось спокойное:

– Даже в этом вы с сестрой похожи.

Анаис обернулась, не удержав удивленного возгласа, и успела заметить ясный холодный взгляд Антуана, прежде чем безвольной куклой упала на пол.

***

Виктор очнулся в своей постели от капель холодной воды, попавших на лицо. Сквозь густую муть забытья пробилась мысль, что на улице дождь, а окно оставили открытым, вот и задувает. Надо и встать и захлопнуть окно, но сил нет даже на то, чтоб позвать прислугу.

Следующая порция воды уже меньше всего походила на дождь – мокрый ком разбился о его лицо, растекся по волосам. Лежать сразу стало мокро, зато мысли прояснились. Виктор сел рывком, с трудом разлепил глаза, попытался проморгаться. В горле пересохло, и при первой попытке заговорить он тут же закашлялся.

Чья-то услужливая рука подала ему стакан с водой, и маг залпом его выпил. Сунув стакан обратно, он попытался пригладить мокрые волосы и смахнуть капли с лица. Когда вода перестала застилать глаза, он не удивился, увидев над собой Лимьера.

– Что случилось?

– Вы потеряли сознание во время допроса сеньорины Ларе, – ответил помощник. Пояснил в ответ на недоумевающий взгляд, – палач модератов.

– А, ты самая, – припомнил Виктор и недовольно потер виски, – Интересно, с чего бы так? Не помню на ней никаких защит.

– Его Сиятельство де Руан предположил, что вы сильно переутомились за последние дни и что недавнее ранение дает о себе знать.

Виктор прозорливо взглянул на Лимьера, как всегда бесконечно спокойного и безмерно тактичного.

– Но ты, конечно, в это не веришь.

– Не верю, – кивнул Лимьер. – По моему опыту кровь носом у вас идет от магического перенапряжения, а не от усталости.

Виктор тут же схватился за нос и нахмурился. Ничего такого он не помнил, допрос шел своим чередом, девица либо молчала, либо ругалась, а сам Виктор осторожно ворошил ее воспоминания, но не находил ничего интересного. Девица была всего лишь исполнителем, все, что она умела – говорить пылкие красивые речи и вкалывать яд. Ни о каком втором дне и речи не шло.

А потом он очнулся у себя. Значит, его осматривал штатный медик, но не смог сразу привести в чувство, раз граф решил отправить ценного мага отлеживаться.

– Что-нибудь еще произошло? – напряженно уточнил Виктор. – И сколько времени я был без сознания?

– Недолго, – успокоил его Лимьер, подавая чашку с теплым лекарством. – Не больше двух часов. Допрос прервали, и де Руан рассудил, что отдых не помешает всем, пока вслед за вами не свалились и остальные.

– Ну надо же, – проворчал Виктор, прихлебывая горькое варево и постоянно морщась, – почаще что ли в обморок падать?

Лимьер промолчал, не поддержав шутку, принялся переставлять чашки и флаконы на прикроватном столике. Его действия были точны и скованы, словно мыслями он был где-то далеко. Виктор напрягся.

– Ты что-то заметил? – Потребовал он ответа, сверля помощника пристальным взглядом.

Лимьер выпрямился, повертел в руках пустой флакон с потемневшей этикеткой. Неохотно сказал:

– Непосредственно перед тем, как упасть в обморок, вы отвлеклись от допроса, вздрогнули, словно вас позвали. У вас изменилось выражение лица. Стало таким же, словно вы обратились к сеньорине Лессар.

Виктора словно ледяной водой окатило. Он тут же вспомнил, как Анаис позвала его, что-то сказала… Но что? Маг не мог вспомнить, как ни пытался. Вот она зовет его, и он откликается, а дальше… дальше темнота и пробуждение в своей постели.

– О, дьяволы! – Сквозь зубы выдохнул Виктор, чувствуя как в груди разгорается бешенство.

Он попытался дотянуться до нее, позвать ее, но связи не было. Вообще не было, ни следа, ни обрывка, словно он и вовсе ее не устанавливал! Можно было не сомневаться – это самодеятельность Анаис. Но что ее не устраивало? Что ее подтолкнуло к этому решению?! Особенно сейчас, когда она знала, что в Академии есть сильный менталист?!

Что она попыталась скрыть, ради чего оборвала связь? Или… от чего пыталась отгородиться своим дьяволовым зельем, что принесла связь в жертву?!

Теперь он вспомнил, что она прошептала, прежде чем отдача от разорванной связи швырнула его в беспамятство: «простите». Она знала, что делала, она шла на жертву, потому что не видела другого выхода…

Виктор скрипнул зубами. Он должен быть там! И немедленно!

И, кажется, он знал единственный способ это сделать…

***

Это походило на болезнь, на тяжелый, изматывающий жар, от которого ломит кости и мутится сознание. Ты видишь и слышишь, но не можешь и пальцем пошевелить от слабости, а окружающий мир больше похож на бред безумца, настолько он зыбок и не постоянен.

Кажется, ее несли куда-то, осторожно держа на руках. Темнота медленно проплывала мимо. Из-под полуприкрытых век, таких тяжелых, что и ресницей не шевельнуть, иногда пробивался слабый желтоватый свет.

Светильники, мелькнула медленная мысль, вязкая, как кисель. Светильники в коридорах. Комендантский час, вот и не горят почти. Экономия, чтоб ее.

Потом она начала различать шепот над собой, ласковый и успокаивающий, словно кто-то ребенку на ночь сказки рассказывал. Он журчал вокруг нее, обволакивал разум, словно уговаривал: спи, спи, маленькая, спи, красивая, все будет в порядке, все будет хорошо. Вслушиваться в слова не хотелось, но не вслушиваться – не получалось, и с каждым словом, с каждым звуком Анаис все яснее понимала: если ее и баюкают, погружая в сон, то сон этот будет кошмарным.

– … поступила точно так же. Это было почти забавно, взять вторую сестру после первой, сравнить на ощупь и на вкус. Знаешь ли ты, маленькая моя, что вас не спутать? Разные тела, разная кожа, разное дыхание. Даже глаза вы, в миг наслаждения, закрываете по-разному…

От его откровенности замутило. Хотелось вывернуться из мягких теплых рук, ударить его, выцарапать глаза, вырвать язык, а потом долго, долго отмываться под горячей водой, оттирать с кожи его прикосновения, которые начали жечься, словно кислота. Может, он и был самым нежным из ее любовников, но еще после никого из них она не чувствовала себя такой… оскверненной.

А Антуан продолжал тихо говорить ей, то ли изводя, то ли и не зная даже, что она его слышит.

– Вот только обольщать твою сестру пришлось дольше. Втираться в доверие, перекраивать ее чувства, превращая в покорную, податливую глину. Ты же оказалась легкой добычей, легкой и сладкой, а потому не интересной. Хотя вынужден отдать должное: как и твоя сестра, ты подчинила чувства долгу. И это было даже забавно. Хотя наблюдать за ней было интереснее – за ее поисками, слепыми метаниями, смешными подозрениями. Пришлось даже немного подсказать ей, чтоб потом любоваться, как ее разрывает на части между долгом и любовью.

Он тихонько рассмеялся.

– Она так и не узнала, что никакой любви не было. Только магия. Просто немного магии.

Больше всего Анаис мечтала заткнуть уши руками и кричать, долго и громко кричать, лишь бы не слышать его. Магия? Какая, к дьяволам, магия?! Ведь и младенец знает, что менталистам подвластны только мысли и память, но не эмоции и чувства!

– Каюсь, с тобой я обошелся грубее. Пришлось привязывать тебя чаще и крепче, чтоб ты даже и не заподозрила меня. Помнишь ночное купание? Это была вишенка на торте, последней узелок в моей золотой сети. До сих пор удивляюсь, как ты смогла ее скинуть!

Ее лица коснулось легкое свежее дыхание, ко лбу прижались сухие прохладные губы. Если б могла, Анаис содрогнулась бы от отвращения.

– Прости, моя спящая радость, но мне пришлось. Ты явилась на все готовое, тебе оставалось только протянуть руку и взять то, чего твоя сестра достигала кровью и потом. Когда я узнал, что ей не удалось вернуть собственное письмо, я заподозрил неладное. А потом выяснил, что и к увальню Лаперьеру оно не попало… Я не хотел ждать, когда же ты разгадаешь шифр и придешь по мою голову, я привязал тебя слишком грубо. Прости. Впрочем, если бы ты не влюбилась, а обезумела, меня бы это тоже вполне устроило.

Если где-то в груди еще и теплилось что-то предательское и теплое к белокурому магу, то теперь от этого чувства не осталось ни пепла, ни золы. Анаис кипела внутри, билась в клетке собственного тела, скованная странным зельем. Как она не заметила его? Как вообще решилась что-то выпить из рук Антуана?! Ее эликсир защитил ее от магии, о да, но не от зелья, активируемого магией!

– Но тебя надо и похвалить, правда, милая? Ласкового слова не жалеют даже для скота перед убоем. Я впечатлен тем, что ты раскопала про Филиппа… Даже имя его произносить дико и непривычно. Я считал – про него и забыли уже! Чего о простолюдинах помнить? Или это твой дружок тебе подсказал? Этот благородный щенок силен, должен признать, но он глуп, самовлюблен и ограничен и не способен представить хоть что-то, выходящее за пределы его скудных познаний о мире!

Болтай-болтай, со злостью подумала Анаис, стал бы ты так язык распускать, зная, что я все слышу и запоминаю? Нет, ты слишком умен, чтоб попасться в ловушку болтливого злодея, так говори, говори сейчас, когда и не подозреваешь, что я могу слушать и запоминать!

Злость в груди перестала бушевать, пламя заледенело, застыв бритвенно-острыми языками огня. Анаис пыталась понять, куда он тащит ее, но не выходило.

Антуан продолжал самозабвенно говорить, словно токующий тетерев, не слыша никого, кроме себя. Словно слова давно кипели в нем, но он вынужден был держать их в себе, не выпускать, и они копились, копились, пока его не прорвало. Что ж, выговориться над бесчувственным телом лучше, чем случайно проболтаться в важном разговоре.

– Хотел бы я увидеть лицо этого щенка, когда он узнает, что Филипп на самом деле не погиб. И еще больше – когда поймет, как именно он обманул смерть! Так странно говорить о себе со стороны… Кажется, я почти забыл, кто я на самом деле. Это немного жутко, не находишь – когда маски прирастают к лицу? Я сказал тебе правду, девочка – в Антуане Филипп разглядел нечто особенное… Дара у него толком не было, только на эмиссара и тянул. Но эмиссар из него вышел бы знатный – можно было не только слова передать, но и заклятия в его голову вложить, собственную силу… Филипп пошел дальше – вложил себя, собственную личность. Вернулся в Академию под новым именем, в новом теле, а старое оставил усыхать и умирать. Это, воистину, величайшее открытие в области ментальной магии за последний век, бессмертие, к которому только руку протяни! Ну и что сказал бы твой дружок, так кичащийся своей мощью? Ему никогда не достичь таких высот, даже близко не приблизиться ко мне в мастерстве!

Голос его звучал низко и хрипло, и страсти в нем было больше, гораздо больше, чем всего часом раньше, с нею в постели. Но сейчас страсть эта была густая, черная, злая. Ненависть и зависть, столь концентрированные, что не кипели уже, а камнем лежали на душе, густой маслянистой жижей обволокли все ее закоулки. В ней не осталось темных уголков – она вся была черна, чернее зимней ночи.

За что ж ты так ненавидишь Виктора? Слова так и рвались с языка, но он неподвижно застыл во рту. Откуда столько злобы к нему, столько зависти? Что он тебе сделал? И что-то в груди Анаис дрогнуло, тихо подсказало, напоминая, как и она сама втихую завидовала сестре, когда Диане что-то удавалось лучше. Как гордилась своими успехами сама, и как гордость была слаще, если в этой области Диана терпела поражение. Уж не поэтому ли Анаис так погрузилась в алхимию, что именно здесь она смогла обогнать сестру?

Уж не потому ли и Антуан (или теперь правильнее Филипп?) так ненавидел Виктора, потому что с ним соревновался, пусть и в тайне от себя самого? Анаис припомнила слова Виктора о его погибшем наставнике, об их конфликте, и уравнение сложилось, а вслед за ним снова пришла злость: и вот перед этим Виктор хотел извиниться? Вот перед этим Виктор все еще чувствует свою вину?!

Как только она выберется, непременно ему расскажет!

Если выберется.

Если.

Свет перестал пробиваться из-под век, стало прохладнее, словно стылый сквозняк тянул откуда-то.

– Спи, маленькая красавица, – снова ласково прошептал Антуан, и голос его звучал спокойно. Приступ застарелой злости схлынул. – Скоро ты встретишься со своей сестрой. Ты ведь этого так хотела? Жаль, что ты уже не проснешься, чтоб ее увидеть.

Страх ледяной змеей шевельнулся в нутре Анаис, обвился вокруг сердца, оплел синей лозой ребра. Он сдавил бы ей горло, но коварное зелье здесь ее защитило – ее дыхание осталось медленным и спокойном, словно она действительно спала.

Антуан, наконец, замолчал, и тишина изводила девушку еще сильнее его слов. Теперь она слышала только его ровное спокойное дыхание и неторопливые тяжелые шаги. Вот на его пути хлопнула дверь, затем вторая. Стало холоднее, в воздухе появился запах пыли и старости. Кажется, так пахло в корпусе магов – ненужностью и заброшенностью.

Но я же была здесь, скользнула удивленная мысль. Куда он меня тащит? Если бы Диану держали здесь, ее давно бы нашли! Роксана или Бьянка, или еще кто-нибудь… Она бы звала на помощь!

Но только если хотела бы, чтоб ее нашли.

Лестница, длинный, медленный и тяжелый подъем, дыхание Антуана стало медленным и хриплым, все-таки путь с грузом на руках ему давался непросто. Что б ты упал, скотина, мечтала Анаис, я даже костями своими готова рискнуть, но лишь бы ты упал – и, желательно, виском об ступени!

Еще одна дверь, покалывание по коже, словно они сквозь магическую завесу прошли.

– У меня для тебя подарок, дорогая! – Не переведя дыхание крикнул маг.

Он наконец сгрузил Анаис, уложил на что-то длинное и жесткое – то ли стол, то ли скамья. Рука безвольно упала, с глухим стуком ударилась об пол.

Тихие шаги, легкие и быстрые. Ее дыхания Анаис не слышала, но и так узнала – Диана.

– Что с ней? – голос сестры звучал почти спокойно. Тонкие теплые пальцы прошлись по лицу, коснулись пульса на шее.

– Спит и смотрит страстные сны – как и ты когда-то, – теперь в голосе мага звучала легкая издевка. – Должен отметить, похожи вы не только внешне.

Диана резко выдохнула, отстранилась от Анаис.

– Спасибо, что держишь обещания, – теперь неприкрытая ирония звучала уже в ее голосе. – Правда, ты когда обещал ее привести? Неделю назад? Полторы? С такой расторопностью неудивительно, что тебе пришлось вербовать союзников.

– За это можешь поблагодарить свое бывшее начальство с его идиотскими планами. Подумать только, прислать неподготовленную девчонку изображать тебя! Не знаю, на что он надеялся.

– Непременно поблагодарю, если увижу. Он оказался весьма мил, что сам прислал мне сестру, а не попытался использовать ее, как рычаг для меня!

– В таком случае, – от интонации Антуана у Анаис мурашки побежали по коже. Она как наяву видела широкую и ядовитую ухмылку, – не забудь его поблагодарить и за то, что тебе придется ее убить!

Сдавленный вскрик, громкое быстрое дыхание. Кажется, и для Дианы эти слова стали ударом в самое сердце.

– Но ты ведь обещал! – Ее голос звучал высоко и гневно и в то же время – беспомощно. Словно спорить – единственное, что она могла. – Ты обещал, что Анаис будет рядом со мной, чтоб до нее не добралась Канцелярия! Ты обещал защитить ее!

– Прости, моя дорогая, – в его голосе не было и тени раскаяния, – но ситуация немного изменилась, не находишь? Я бы защитил ее – если б все пошло по плану. Ее бы поймали в городе, привезли к тебе в любящие объятия, ты спокойно вернулась бы к своей работе в Академии, вместе бы придумали, что соврать твоему начальству… Но сейчас этот щенок д’Альбре знает, что вас здесь двое. Значит, одна должна умереть.

– Нет!

Антуан вздохнул, подошел ближе к Анаис. Его горячие пальцы пробежались по ее лицу, по неподвижным векам и чуть приоткрытым губам.

– Сама подумай, – вздохнул маг, – как можно объяснить Канцелярии твое возвращение? Тем, что ты все время пролежала без сознания в плену у злодея? Но моя милая, твой Виктор – менталист. Он влезет в твои мозги и вытащит правду на свет. Даже я никак не смогу тебя потом защитить.

– А скрыть мысли? – напряженно уточнила Диана, начав нервно мерить шагами комнату. Ее каблучки звучали ровно и четко, словно метроном. – Сделать обманку?

Антуан снова вздохнул.

– Это помогает, когда обман и не ищут. Но если появляется подозрение, то докопаться до вложенных заклинаний труда не составит… даже до моих. К тому же, что бы ты подумала, обнаружив в памяти вернувшегося из плена агента заблокированные, спрятанные или стертые воспоминания?

– Что это теперь двойной агент, – после короткого молчания мрачно сказала Диана и тут же с яростным рыком что-то запустила в стену.

– Не круши мебель, дорогая, она еще пригодится, – с легким смешком осадил ее Антуан. – Поверь мне, единственный способ вернуть тебя в Канцелярию, чтобы ты смогла и дальше работать и быть полезной нашему делу, это сделать так, чтоб ни у кого и желания не возникло лезть тебе в голову. А что сильнее отвратит аристократишку от желания марать руки и мысли, чем женская истерика? Представь сама: вот твоя нежная Анаис приезжает тебя искать, ведомая сестринскими чувствами, и обнаруживает, что ты переметнулась на сторону врага. И ей приходится тебя убить, чтоб спасти покой, порядок и… хм… пусть неприкосновенность королевских портков, для красного словца! После этого девица в слезах, соплях и крови возвращается к дьяволову аристократу, отчитывается о блестяще выполненном задании и остается под его крылышком в Канцелярии – шпионить для меня и всей нашей организации.

Он подошел к замершей каменным столпом Дианы, продолжил тихо и сокровенно, и Анаис едва могла различить его слова.

– Даже если они решат заглянуть в твою очаровательную голову, то увидят то, что ты скажешь: как сестра убивает сестру. Это главное. А путаницу деталей и нужный эмоциональный раздрай я обеспечу. Верь мне.