Текст книги "Проводник"

Автор книги: Вячеслав Варин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава 3

Спустя полтора часа я переступил порог своей квартиры. Дело было сделано, и де Круа получил от меня устное донесение. Дверь отделила меня от уличного мрака и тумана бронированной преградой. Замки щелкнули, отсекая случившийся кошмар. Все осталось позади – снаружи и в прошлом.

Я пережил эту ночь.

Потратив несколько минут на осмотр комнат с оружием в руках, я убедился, что дома все в порядке, и с долгожданным облегчением избавился от одежды. Измазанные тиной и гарью вещи отправились в бельевую корзину.

Оставались копоть и грязь, покрывавшие меня с головы до ног, и трупный запах, пропитавший, казалось, все тело насквозь.

На мое счастье, в душевом баке оставалась вода. Щедро расходуя ее, я принялся оттирать себя мочалкой – так, будто от моего усердия зависело спасение если не целого мира, то уж этого города точно. История, приключившаяся на его кладбище, проворачивалась передо мной раз за разом, во всех ее омерзительных подробностях, от начала до финала.

«Ты все равно ничего не понял»…

Последние слова Вурдалака сильно смахивали на то, что вопили перед смертью все культисты – конечно же, если у них оставалось на то время. Но их предсмертные проклятия могли повредить не больше, чем та горячая вода, которая струями лилась мне на голову. И не более, чем ее шум, путали меня бессильные угрозы. За последние недели я переслушал их в таком количестве, что вообще перестал обращать внимание. Классические финальные титры…

Слова Вурдалака были тривиальны. Но мысли – предельно неожиданны. Горячечный абсурд, сопровождаемый нереальными картинами демонических образов, – меня озадачивала эта пущенная под занавес ментальная ахинея, как по своему бредовому содержанию, так и по эмоциональной палитре. Вурдалак корчился в пламени, но его бессилие причудливым образом мешалось с торжеством, а обреченность – соседствовала со злорадством.

Это было странно, с одной стороны. Но с другой – и Вурдалак был личностью, мягко говоря, необычной. Минус на минус давал плюс, и переменная «странность» сокращалась. Оставалась пара-тройка мелочных ссадин взамен двух десятков уничтоженных культистов, в числе которых оказался и Генерал Карательного Легиона… Это был неплохой итог.

Выключив воду, я наложил на саднящее предплечье свежую повязку и пошел спать.

Я полагал, что засну, едва опустив голову на подушку, но ошибся. Едва я оказался в постели, как мной овладело беспокойство. Я не мог расслабиться, ворочался с боку на бок, гадая о миссии, которую «доверили» Вурдалаку. Я опасался, что в записях не найдется на это прямых указаний – лишь некие туманные посылки. И в лучшем случае понять их станет возможно, сопоставив с увиденным в церкви, услышанным от самого Вурдалака. То есть только с моей помощью.

Но что я узнал и услышал? Какую-то нелепую чушь про «Авеню Ночи»?

Генерал Карательного Легиона не мог заниматься нелепой чушью. Если так, то непонятное начертание на полу не было частью очередного дурацкого ритуала, единственный смысл которого – запудрить головы послушникам Внешнего Кольца. Накануне моего визита Вурдалак явно успел провернуть нечто, заставившее его испытывать чувства, граничащие с триумфом… В котле булькали разваренные до жижи человеческие останки – но он косился туда так, будто готовилось что-то немыслимое, неописуемо ему нравящееся. При том, что в ходе сканирования памяти я не нашел никаких ссылок на каннибализм.

«Ты ничего не понял…» На что это чудовище намекало? Пока в Хранилище поймут, время, может статься, будет потеряно…

Выругавшись, я поднялся с постели и отправился за добытым. Пристроив сумку рядом с креслом, включил кофеварку и зажег сигарету.

Первым делом я достал несколько цилиндрических футляров. Внутри были свитки, ветхие и испещренные клинописью – истинные «тени прошлого». Вероятно, будь я археологом, то отнесся бы к ним с должным трепетом и энтузиазмом.

Но я не питал к папирусам Вурдалака ни малейшего благоговения. Корявые рисунки с пытками и аляповатые чертежи садистских изобретений украшали манускрипты в таком изобилии, что не оставалось никаких сомнений – этот «памятник прошлого» ничем не более чем записки маньяка. Были они составлены на эламском или на аккадском, имели ли отношение к эпохе, когда Персией правила династия Ахеменидов, либо написаны много позже – мне было все равно. Меня мало занимали различия между аккадским языком и арамейским «койнэ», мне требовалась информация, приближенная к моему времени.

Поэтому я сложил бесполезную макулатуру обратно в сумку и перешел к черному фолианту, инкрустированному зубами и фалангами пальцев.

Раскрыв его, я чертыхнулся и пообещал себе, что обязательно изучу латынь, как только с делами станет полегче. Хотя бы для того, чтобы не делать понимающее лицо, когда Магистр или Командор вворачивают свои реплики на мертвом языке.

На смену непонятным закорючкам Древнего Мира пришел готический шрифт, и по цифрам я догадался, что велся подсчет жертв. Нашел места – Лондон, Нюрнберг, Прага, Венеция – и даже даты. Трактат-жизнеописание начинался с 1243-го и заканчивался 1658 годом. Очевидно, большую часть Средневековья Вурдалак провел в Европе и, желая оформить продолжение своих записок должным образом, привлек хорошего каллиграфа. Схемы изуверских приспособлений теперь были представлены в виде тщательно выведенных миниатюр. Присутствовали рубрики и сноски, золотые и красные буквы, орнаменты и маргиналии… Вдоволь полюбовавшись этим «великолепием», я отложил мерзкий том в сторону.

В сумке оставалась одна вещь: большая и старая бумажная книга. Переплет без каких-либо тиснений или надписей… Начало было датировано второй половиной двадцатого века, когда Вурдалак перебрался на территорию Советского Союза. Записи были на русском – и поэтому полностью понятны.

Заметки о пытках именовались как «Алая Тауматургия» – ни много ни мало. Черно-белые фотографии перемежались снимками «Полароида» и распечатками фотопринтера. Я листал, то вчитываясь, то пропуская, то вглядываясь в картинки, то поспешно отправляясь дальше.

В последние полгода садистская писанина начала разбавляться потугами на философию – в ее смеси с оккультизмом. Но начинавшиеся более или менее внятно эссе переходили в такую же ерунду, которую я прочитал в его голове. Последний месяц мутные записи начали превалировать над всем остальным.

«Созерцал ли ты облик иных миров, лики иного бытия? – прочитал я заметку, расположенную как пояснение рядом с фотографией пленника, подключенного к электрическим проводам. – Нет, ты не видел тех золотых созвездий. Твое тело не обтекала лазурная эктоплазма. Это был сапфир, это был оникс… Это был экстаз и это был катарсис. О нет, ты не парил, не ощущал резонанс сладостных вибраций, пронизывающих самую суть твоего существа…»

Это было помечено как «Особо важное» – но было несусветным бредом, излитым на старой бумаге. Своим желтым цветом она примечательно походила не на упомянутую «лазурную эктоплазму», а на стены сумасшедшего дома.

Ни малейших намеков на Культ, ни малейших указаний на те дела, которые творились в капище. Писалось с искажениями, с явной оглядкой на то, что книга может попасть в руки Ордена…

Психика Вурдалака сама по себе была искорежена до такой степени, что оставляла мало намеков на нормальное человеческое существо. А он еще и использовал тяжелые наркотики. Он пичкал ими жертвы, чтобы те протянули подольше, и потреблял их сам в сумасшедших количествах. Уставший от всех изуверств, которые только смогла породить и воплотить фантазия этого психопата, я перевернул последнюю страницу, максимально приближенную к последним дням.

И обнаружил на ней то, что увидел несколько часов назад, – восьмиконечную звезду в круге, а точнее, в пунктирном кольце. Знак был в точности таким, как на полу в церкви.

Внизу присутствовала пометка, выведенная, как и начертание, кровью: «Пусть Жатва начнется».

На этих словах книга обрывалась.

Хотя я мало смыслил в подобных символах, вращение в кругах «Оккульта» не прошло даром. Я знал, что октаграмма, вписанная в окружность, олицетворяет порядок. А нарисованная без окружности – означает хаос и разрушение. В этой же каждый из кровавых лучей будто бы прорывал круг. Символизировал хаос в его наступлении, разрушение в его начале и динамике?

«Пусть Жатва начнется».

Логика подсказывала два варианта.

Первый – безумие, подкрепленное воздействием наркотиков. Пьяный и обдолбанный маньяк ловил ни в чем не повинных людей и потрошил в своем логове. Это и была его «Жатва». А остальное… Я увидел этой ночью достаточно картин, и моему воображению было от чего оттолкнуться.

Тем не менее, жирная итоговая линия подчеркивала, что все враги повержены и все, что мне следует предпринять, – это отдохнуть. Оставались какие-то темные загадки? Утром, на свежую голову, я напишу положенный отчет формы «Триста» и отправлю захваченные материалы в Хранилище Ордена. Тамошние Мейстеры выжмут из записей всю информацию, до последнего бита, а моя работа окончена. Точка.

Второй вариант подразумевал обратное. Речь шла о чем-то действительно серьезном – важном, вполне рабочем, сопоставимом с триумфом столь высокопоставленного культиста. Я сшиб верхушку айсберга, но остальная его часть, жуткая и удивительная, осталась под водой, целой и невредимой. Это была не точка, а вопросительный знак.

Я задумался над тем, существовал ли ответ? И если да, то какой? Нужно было думать и думать – когда веки мои смыкались и одурманенный усталостью разум искал уловки, чтобы отключиться… Вурдалак злорадствовал, что я ничего не понял. Что, если это правда? Теперь я даже не знал, радоваться его смерти или нет. Я сжег этого палача с предысторией в две с половиной тысячи лет, отправил прямиком в заждавшееся пекло, но, может быть, проживи он еще один-единственный день – в его мемуарах появилось бы нечто проливающее свет на происходящее? Или захвати я для допроса хотя бы одного рядового культиста, пешку, – возможно, удалось бы все прояснить?

Дневники не дали ничего.

Я встал, закурил и заходил по комнате.

Впрочем, кое-что я все же извлек и путем трехчасового копания в этой груде мерзости. Это был факт – книга лежала на столе, звезда расплывалась на последней странице кровавой кляксой. Ее лучи тянулись во все стороны.

Я возвратился в кресло и достал Таро – к счастью, у меня имелась еще одна колода, запасная. Сосредоточившись, я раскинул сложный расклад из шестнадцати арканов.

В центре легли Дьявол, Ангел и Смерть.

Поморщившись, я отвернулся – похоже, песне этой не было конца. А ведь я-то наивно полагал, что закончился ее последний куплет. Я надеялся, что мои гадания сбылись сегодняшней ночью, а видения Кассандры о том, что мне стоит собирать похоронный узел, – оказались неправильно истолкованы. Но, как получалось, все предсказания имели вообще иной смысл, на этот раз совершенно непонятный.

Я остановил руку, двинувшуюся к компу. Прибегнуть к помощи Кассандры я успел бы всегда. Куда важнее было иметь в этом деле свое собственное подсознательное понимание. Вполне вероятно, помочь мне в дальнейшем могло только это, а два провидца – это чересчур.

Решив так, я прикрыл глаза и направил мысли на карты. Усталость мешала концентрации – и помогала, расслабляя разум, который служил в этом деле плохую службу. Ощущения пришли не сразу – но они пришли вскоре. Я не отпугивал их.

Покинув квартиру, я спустился к подножиям руин и пошел вдоль их ряда по безлюдной дороге. Чувство вело меня, когда я проходил мертвые сектора, оно направляло к Ядру города. И вскоре я оказался там – совершенно один.

В Ядре не было никого. Брошенные машины стояли вдоль бордюра и посреди проезжей части, окна высотных домов-башен зияли темнотой – от подножий до венчавших их пирамид и пентхаусов. Жители словно ушли, покинув это место. Не было жизни ни в ночных заведениях, ни в супермаркетах. Вокруг были только туман и тишина.

Мое одиночество было полным. Я шел, и стук моих сапог разносился, казалось, на много кварталов вокруг.

Произошло что-то ужасное. Произошло совсем недавно, но никто из жителей уже не вернется домой. Никогда больше нога человека не ступит на мощенные плиткой тротуары, не опустится на ступени бесчисленных лестниц. Меня окружал туман, и я знал, что дальше будет только запустение – заросли ворвутся на улицы, сорные травы захватят каждый пригодный уголок. Их семена проникнут в каждую щель, и они разрушат стены. Это неминуемо произойдет, потому что совсем недавно…

Здесь побывало зло, настолько колоссальное, чтобы просто смести жизнь, как вихрь сносит песчинки.

Гадая о нем, я шел, и город менялся. Как-то плавно туман обернулся темнотой, в которой по непонятным причинам было бессильно даже усиленное зрение. Удавалось различить только то, что попало в призрачный ореол, создаваемый экраном компа.

Явившись в город, который сделало своими владениями неведомое зло, я бросил ему вызов. Я чувствовал, как оно пробуждается…

Улицы стали заканчиваться тупиками или бездонными провалами. Я перелазил через баррикады всякого хлама – будто кто-то стягивал из окрестных жилищ все, чтобы преградить мне путь. Тишина наполнилась странными звуками. То это был звон, будто кто-то забавлялся колокольчиком. То это был шорох, будто бы кто-то перемещался тайком, крадучись и прячась в закоулках. Шуршание бумаги, будто брели по колено в мятых газетах, или тяжкий размеренный звон, словно ударяли канализационным люком по бетонному столбу…

И всякий раз мне не удавалось выяснить место, откуда это доносилось, даже с помощью форсированного слуха. Стоило мне его усилить, звуки попросту исчезали.

Безжизненный город стал прибежищем призраков. В самом его воздухе витал запах боли и ужаса. Что тут случилось?

Ответом на этот вопрос был очередной звук – из-за следующего дома.

Я выхватил излучатель и кинулся на него. Мне надоело мешкать. Свет моего компа прыгал по мостовой, когда я бежал, выхватывая мусор, разбросанный там и сям, а из-за поворота доносился все тот же скрежет. Какой-то безумец царапал по асфальту стальным ломом, все быстрее и быстрее, в такт тому, как я убыстрял свой бег.

Скрежет стал неистовым – и оборвался, едва я достиг угла дома.

Когда завернул, держа улицу под прицелом, там было пусто. Оставался след.

Ореол дисплея выхватил надпись, выцарапанную на асфальте полуметровыми буквами.

ЖАТВА.

Выведено это было не то что каллиграфическим почерком, а настоящим художественным шрифтом. Присутствовал и огромный знак, начертанный прямо над этим словом, – уже известная октаграмма, прорывающая круг. Надпись была едва заметна, но вот знак выдолблен глубоко.

Я разглядывал его, когда услышал смех из соседнего переулка. Затем послышался испуганный вскрик. Мужской голос, я кинулся на него…

За разбитым автобусом, который перегородил улицу, опять никого не оказалось.

Что-то вязкое булькнуло на земле сбоку. Я развернулся, нацеливая излучатель.

Кровь. Целая лужа крови.

А затем что-то щелкнуло, и алое свечение вспыхнуло над моей головой, сменяя тьму мигающим адским огнем. Это было настолько неожиданно, что я едва не выстрелил в его источник.

Это была всего лишь красная секция светофора. Он мигал своим рубиновым светом, и тени гротескно извивались на том, что качалось на консоли.

Останки мужчины, подвешенного вверх ногами. Над ним поработали так, что возраст было не понять – но почерк был мне знаком. Теперь я узнал и смех.

Он звучал уже позади – там, откуда я только что прибежал.

Я опять бросился на него, и опять нашел пустоту.

Надпись исчезла, точнее, ее замазали кровью. Но символ остался, как знак торжества. Кровь наполняла и пунктирный круг-желоб, и октаграмму.

– Да, дружок… – донесся гнусавый голос Вурдалака оттуда, где висел труп. – Это именно я, ты не ошибся. Как тебе это местечко? Можешь гоняться за мной сколько угодно. Ты не спасешь ее…

Я понял, о ком он говорит. Таня. С проклятием я бросился к нему…

И освещение начало меняться…

Тяжело дыша, я вскинулся – и только тогда осознал, что заснул в кресле, уронив голову на стол.

Ночь открыла передо мной бездну. Безумие разверзло свои глубины, черные и бесконечные, – оно попробовало на прочность мой рассудок, силясь уничтожить эту спасительную грань от окружающего ужаса, растворить в себе мою личность. Граница меж сном и реальностью натянулась до такой степени, что грозила лопнуть. Слишком много выходящего за рамки нормального. Настолько много, что впору было усомниться не то что в способности прочувствовать тонкие нюансы между провидческим трансом и обыкновенным сновидением – а в умении отличить кошмар от событий действительности.

Таймер показывал одиннадцать утра, и это означало, что я проспал без малого семь часов. Что это было, увиденное? Это был повод раскинуть карты еще раз.

Но делать этого я не стал.

На мои нервы обрушилось слишком много. По приезде домой мне следовало просто как следует поужинать и лечь спать. И уж точно не рыться после всего случившегося в посмертных записках тысячелетнего чудовища, а затем еще и пытаться найти отсутствующие ответы в миражах-предсказаниях.

Разминая затекшие плечи, я подошел к окну и зажег сигарету.

Свет пасмурного утра лился с неба, насыщая все оттенками серого. Бетонные многоэтажки застыли в своей безжизненности, походя на титанические склепы. Листва деревьев и кустарников отяжелела от дождевой воды. Темнели лужи на выщербленном асфальте. Все окутывала легкая туманная дымка. Ни ветра, ни звука, ни движения. Полный покой…

Один из тех дней, в которые приятно побыть затворником, расслабленно сидя с чашкой чая, наслаждаясь спокойствием и одиночеством, занимаясь книгами и размышлениями. Мне бы хотелось провести день именно так, но этому желанию суждено было продлиться не дольше, чем сигарете.

Докурив, я пошел собираться. Предстояла масса дел.

* * *

Первым делом я добрался до тайника, координаты которого мне выслал Командор. Вместительный ржавый ящик был спрятан в руинах мертвого сектора, похоронен в подвале под грудами мусора. Спускаясь в темноту, я старался не вспоминать ночной кошмар. Разбросав хлам, я положил в ящик сумку с записями Вурдалака и забрал сверток, предназначенный мне.

В свертке находились четыре батареи для лазерного излучателя и удостоверение майора полиции. Очевидно, дела с внедрением во все структуры власти продвигались скорыми темпами – если я мог распоряжаться такими весомыми «корочками»…

Выбравшись из зарослей, я отправился в Ядро.

Рукав моего одеяния был здорово потрепан псом Вурдалака, и мне нужно было подыскать что-то новое. Магазин, в котором это нашел, оказался фешенебельным бутиком, и цена плаща равнялась цене малолитражного автомобиля.

Это не имело для меня никакого значения, поскольку Тридцать Шестой параграф приносил свои плоды. В ходе уничтожения культистов-послушников гарантированно наталкиваешься на кучу мерзостей, но порой в их логовах находятся еще и звонкие монеты…

Мне нужны были вместительные внутренние и внешние карманы и покрой, способный скрыть оружие. Крепкая кожа, которую непросто разрезать, порвать и поцарапать, – черного цвета, чтобы сливаться с темнотой и чтобы на ней не было видно красного.

Кроме всего этого у плаща был еще и капюшон, поэтому я купил не раздумывая.

Затем, в другом месте, я подобрал себе сапоги – добротные, с пластиковыми полусферами на носках и мягким шнурованным голенищем, высотой почти до колена. Если постоянно ходишь по грязи, проще счищать ее с сапог, нежели со штанин.

Это была серийная модель, армейский вариант. Мне не требовалась уникальная обувь, оставляющая уникальные следы.

Покончив с одеждой, я отправился в автосалон.

Я мог бы купить себе дорогую машину, но мне не хотелось привлекать внимание. К тому же вскоре эту машину могла постичь печальная судьба – ее могли изрешетить пулями, я мог утопить ее в одном из глубоких шахтных прудов-отстойников, как не раз поступал с машинами культистов, заметая следы… В конце концов пришлось бы ее просто бросить, где-то засветившись. Поэтому я оформил на некоего Клинта Новикова, одну из несуществующих виртуальных личностей, документами которых меня снабдил Орден, довольно скоростной «Рено» – за двадцать тысяч.

Было четыре вечера, когда я справился с покупками и поехал в один из мертвых секторов, чтобы забрать из своего тайника то самое оборудование, которым разжился у Зомби. «Черный ящик», позволивший следить за Вурцем, не появляясь у него на радаре, был на месте. Некоторое время я провозился, подключая его и пряча под заднее сиденье. Из того же тайника я пополнил свой боезапас – рассовал по карманам четыре обоймы для пистолета.

За чисткой и смазкой оружия я еще раз задумался, просчитывая варианты, и набрал Таню.

Она ответила на вызов после первого же гудка.

– Алло?

– Добрый вечер, это Рауль, – сказал я самым любезным тоном. – Тот, который сидел вчера на кладбище.

– О, привет!

– Вы добрались домой без происшествий?

– Да, доехали хорошо. А ты как? Прогулка прошла без приключений?

– Спасибо за беспокойство, все прошло нормально… В одиночестве мне стало вдруг скучно, и я отправился домой. А сегодня никак не могу решиться покинуть дом – день свободный, но на улице так пасмурно…

– Я тоже. Целый день сижу дома, погода еще та… – она вздохнула. – Поздним вечером будет концерт. И на вечер обещали грозу.

– Ливень будет обязательно, – я посмотрел на небо. – Тучи уже собираются. Но я мог бы заехать, несмотря на это.

– Правда? Времени до концерта уйма. Мой адрес – сектор 228-46, улица 12, дом 27. Ты приедешь скоро? Заберешь заодно свой шарф…

– Через пару часов, – ответил я. – К семи вечера.

– Тогда не прощаемся. Я буду тебя ждать.

– Не прощаемся…

Я положил трубку и несколько раз прокрутил запись нашего разговора.

Мне не показалось – я различал в голосе Тани натянутость. Это не было следствием плохой погоды и одиночества, ее беспокойство было специфическим. Обычные люди неспособны почувствовать подобные тонкости эмоций, но для меня, человека с врожденной телепатией, всю свою жизнь сопоставлявшего слова и настроения людей с их мыслями, беспокойство Тани походило на обычное не более чем пурпурный цвет на красный. Еще на кладбище я убедился, что Таня обладает чуткой интуицией, и ее нынешнее тревожное состояние указывало на то, что ее мысли читают. Читают весь день, прямо у нее дома, а она сидит весь день на иголках, не решаясь выйти из четырех стен.

Моя нехорошая гипотеза находила ожидаемое подтверждение. Как только ищейки Культа узнали о разгроме, учиненном мной на кладбище, они устремились на поиски. Начались они с разговоров с теми, кто мог что-то видеть. В первую очередь телепатическую проверку прошли патрульные, стоявшие в относительной близости от кладбища. Культисты узнали о том, что ночью с кладбища выезжали музыканты группы «Призрачное Сияние», вместе с ее солисткой. Разумеется, Таня скрывала свой адрес от широкой публики, но для Культа он не мог стать секретом – как и Орден, они легко находили доступ к полицейским базам данных. В самой полиции было полно их Миньонов…

Скорее всего музыканты группы «Призрачное Сияние» были не единственными, кто выезжал в тот временной отрезок с кладбища, излюбленного места тусовок «готической молодежи». Культистам требовалось проверить несколько компаний, которые собирались там с наступлением темноты. Поэтому за домом Тани следил один, максимум два шпика.

Будь иначе, имей они не версию, а уверенность – устроили бы засаду всей шайкой, не распыляясь. Гибель Вурдалака не позволяла им надеяться на то, что дело пройдет чисто и гладко, усилиями одной ищейки или даже Карателя. Ловушку они бы готовили как следует. Десяток культистов не смогли бы спрятаться так, чтобы Таня их не заметила. Они захватили бы ее, и в ходе разговора я прочувствовал бы это по ее интонациям – уж что-что, а делать это я умел…

Я закурил и еще раз прослушал запись нашего разговора. Нет, она и не подозревала о засаде. Один, максимум два шпика, держащиеся незаметно, готовые вызвать боевую группу, если только тот незнакомый парень, с которым она беседовала ночью, окажется тем самым, кто им нужен.

Согласно сведениям из Устава Паладина, шпики Культа – это, как правило, визуалы либо телепаты не с врожденными способностями. Такие были мне вполне по силам. Но…

Условно я назвал этот путь «программа-минимум». Я сумел бы отправить их в ад, но при этом остальная шайка узнала бы, где они пропали. Культисты неизбежно достали бы Таню – если та не исчезнет без следа. Конечно, я был способен оказать ей помощь в уничтожении личности, но это означало бы конец ее публичной деятельности. Таня, солистка «Призрачного Сияния», – эта роль канула бы в прошлое, без шанса на возврат, и, может статься, это было бы для нее немногим хуже, чем физическая гибель.

Я хмуро вспоминал тех, кому «открывал глаза» в свою бытность Проводника. Это были люди со способностями, выходящими за рамки естественных, – они понимали, что не все в этом мире так просто… Но даже их рассудок бунтовал, отказываясь принимать то, что я им раскрывал. Истинное Положение Дел реально существовало – невероятное, мрачное и сокрытое от остального человеческого общества. И люди отказывались смиряться с этим, потому что это меняло их жизнь, окрашивало мир во все оттенки черного, разрушало устоявшийся порядок вещей, переворачивало все с ног на голову. Я был свидетелем многих истерик…

Все это были люди с даром. Для нормального же человека – не телепата, не телекинетика, не провидца – мой правдивый рассказ об Истинном Положении будет выглядеть не более чем очередная «теория заговора» с ярким мистическим уклоном. Вкупе с наглядной ликвидацией культистов это представит меня не просто как личность с известными психическими расстройствами – как маньяка-убийцу, подобного Мясницкому Ножу. А если еще и дать понять, что я не кто иной, кроме как «прославленный» Ангел Смерти… Что, если культисты выкрикнут это прозвище перед смертью, и что, если они окажутся с полицейскими значками?

Для такого нежелательного развития событий, как Conspiracy Theory, у меня имелось при себе гарантированное и не раз проверенное решение. В одном из карманов моего нового плаща лежал флакон с эфиром, обернутый в большой носовой платок. Эти вещи требовались мне время от времени, когда я служил Проводником… Для этого же – чтобы в случае чего иметь возможность перевезти трупы и бесчувственное тело Тани, – я и приобрел сегодня машину. Не вывозить же их на такси.

Но этот вариант действий сошел бы как путь отхода. Основной план состоял совсем в другом. «Программа-максимум» – вот для чего я ступил на этот кровавый путь, начавшийся с налета на дом Вурца. И для воплощения всего задуманного мне тоже было не обойтись без машины…

Я погрузил в нее еще пару ящиков. Эти были побольше и потяжелее, чем антирадар – едва влезли в багажник.

Выезжая из сектора, я прислушался к своему предчувствию. Оно нашептывало, что вечер явно принадлежит к числу тех, в которые кое-кому не везет.

Оставалось лишь выяснить, кому именно.

* * *

Сектор, в котором жила Таня, находился неподалеку от Ядра. Это был вполне благополучный район, в котором располагались особняки среднего класса, и для осуществления плана такое мне никак не годилось. Патрульные дежурили там постоянно, да и людей было много, как в далеком двадцатом веке.

Мне был нужен мертвый сектор.

Поискав по карте, я обнаружил такой всего в десяти километрах от дома Тани.

На окраине, среди поросших кустарником пустырей и зарослей, бывших когда-то парком, находилось древнее заброшенное здание с остатками гостиничной вывески. Все в этом строении подчеркивало вертикаль. Окна были стрельчатыми, а стены – скреплены контрфорсами, наверху которых возвышались декоративные башенки. Фасад был украшен резными деталями…

Когда-то все это было отелем, претендующим на высокий готический стиль…

Я вошел в переднее, донельзя загаженное помещение, переступая через хлам, прошел к обшарпанной стойке и тронул колокольчик. Как я и ожидал, никто не отреагировал на мой звонок.

Тогда я осмотрел коридор и взглянул на комнаты. Кирпичная кладка проглядывала сквозь прорехи в штукатурке, обои лохмотьями свисали со стен и потолка. Имелась и мебель – та рухлядь, что не пригодилась даже бомжам. Номера наполняла затхлая атмосфера покинутости и запустения…

Комп то и дело сигналил, предупреждая о нежелательном уровне радиации.

Я вернулся к машине, взял тот ящик, что был потяжелее и, сгибаясь под его весом, занес в номер, располагающийся примерно посредине здания. Там сохранилась двуспальная кровать – перекошенная развалюха, прикрытая ветхим матрасом. Я засунул ящик под нее, придвинул вплотную к несущей стене и замаскировал сбоку мусором.

Неделю назад я нашел эту штуку в подвале «штаб-квартиры» культистов. Не знаю, зачем она была нужна кружку спиритуалистов, – может быть, просто для придания веса своей компании, а может, для террористической акции, которую они собирались провернуть ближе к Концу света… Ящик заключал в себе полцентнера пластида, это был радиофугас с пультом, и никакие контрфорсы не спасли бы это здание, если бы я надавил на кнопку.

Я включил питание, сунул пульт в карман и отправился за вторым ящиком.

Взвалив его на плечо, я ступил на лестницу. Ее доски покоробились от сырости и времени, перила прогнили и местами отсутствовали, в ступенях зияли дыры. Я поднялся на второй этаж и закрыл ящик в разваленном комоде.

Это я прихватил и спрятал на всякий случай – если бы все вдруг пошло не по сценарию и первый ящик остался невостребованным. Я раздобыл эту занятную вещицу там же, где и радиофугас, – и до того момента я только слышал о ней, в руках держать не приходилось…

Было сумрачно, и молнии сверкали на горизонте, когда я вышел наружу. Комп показывал шесть тридцать вечера.

Небо разразилось ливнем, когда я тронулся в путь.

Добравшись до сектора 228-46, я остановил машину на углу Двенадцатой улицы.

Здесь мне следовало перестать быть собой и сделаться тем, кем я мог бы быть – не ликвидатором Ордена, а обычным двадцатишестилетним парнем с его земными делами и желаниями. В моей голове не должно было присутствовать и мысли об оборотной стороне мира. И никаких телепатических способностей – простая и легкая человеческая жизнь со всеми свойственными ей радостями и проблемами, и голова с мыслями, которые может читать всякий желающий…

Да и не было на этом свете никакого чтения мыслей, это знает каждый. Были, может статься, какие-то продвинутые военные или полицейские разработки, наподобие «сыворотки правды» или «детектора лжи», были психологические методы оценки поведения, тесты и анализ мимики… Но если не брать этого, то мысли – вещь сугубо конфиденциальная, а телепатия – удел всяких болезненных личностей, вроде тех, которые носятся с идеями о «летающих тарелках» с зелеными человечками.