Текст книги "В гостях у эмира Бухарского"

Автор книги: Всеволод Крестовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

III. Отъ Самарканда до Шахрисебса

^{Выѣздъ изъ Самарканда. – Нѣчто о святомъ Ходжа-Ахрарѣ. – Даргамъ. – Древній лагерь. – Почетная встрѣча со стороны аксакаловъ. – Ночлегъ въ Сазангапѣ. – Достарханъ и обѣдъ изъ мѣстныхъ блюдъ. – Способъ отопленія въ юртахъ. – Путь до Джама. – Сухія русла. – Шарсабизскій горный кряжъ. – Видъ на бухарскія степи и на горы Акъ-тау. – Мѣстечко Джанъ и его мечеть. – Узбеки-сараевцы и ихъ нравы. – Бѣлый мраморъ. – За русскою границей. – Степные колодцы. – Обработка степныхъ полей. – Путь Александра Македонскаго. – Встрѣча съ посланцами эмира. – Экипажи его высокостѳпепства. – Посланцы чиракчинскаго бека. – Угощеніе и ночлегъ на урочищѣ Бишъ-Чепша – Путь до города Чирякчи. – Русло Казганъ-буваръ. – Роздыхъ у кишлака Кокъ-ташъ и новые посланцы-чиновники. – Долина Кашка-Дарьи и видъ на городъ Чиракчи. – Характеръ города. – Ночлегъ въ чиракчинском замкѣ. – Беки, почетные посланцы отъ эмира. – Пріемъ у тюря-джана, бека чиракчинскаго. – Обмѣнъ взаимныхъ подарковъ. – Путь отъ Чиракчн до Шаара. – Характеръ страны, курганы, селенія и жители. – Завтракъ въ Урта-курганѣ. – Знакомство съ первыми сановниками эмира, перваначи и тончи-баши. – Бухарская конная гвардія и ея музыка. – Что такое Шахрисебсъ. – Торжественный въѣздъ посольства въ Шааръ. – Посольскій домъ и его устройство. – Условія мѣстнаго этикета. – Смѣна русскаго часоваго бухарскимъ. – Казачья зоря и караульные сарбазы.}

Выѣхали мы изъ Самарканда въ самый день Рождества Христова, въ половинѣ одиннадцатаго часа утра. Князь Витгенштейнъ распорядился, чтобы поѣздъ нашъ постоянно слѣдовалъ въ извѣстномъ порядкѣ. Такъ, впереди скакали конные джигиты князя, за ними ѣхалъ самъ онъ вмѣстѣ съ докторомъ въ коляскѣ, сопровождаемый частью конвоя, затѣмъ я въ тарантасѣ и два конвойные казака, за мной экипажъ маіора Байтокова, ѣхавшаго вмѣстѣ съ хорунжимъ Асланбекомъ Карамурзаевымъ и въ замкѣ – трое конвойныхъ. Остальная часть нашего казачьяго конвоя сопровождала посольскій обозъ, съ которымъ и слѣдовала особо, сходясь съ нами только на мѣстахъ ночлеговъ.

Долго ѣхали садами самаркандскихъ предмѣстій, любуясь на роскошные, хотя и обнаженные отъ листьевъ, контуры высокихъ древнихъ чинаровъ и карагачей. Проѣхали мимо мозаичной медрессе Ходжа-Ахраръ, возлѣ которой находится и могила ея святого строителя, въ память коего медрессе сохранила въ своемъ названіи его имя. Могилу эту не трудно признать по развѣвающемуся надъ нею знамени съ конскимъ хвостомъ (тугъ), на высокомъ древкѣ котораго простирается къ небу бронзовая пясть человѣческой руки, – знакъ, довольно часто встрѣчаемый на подобныхъ тугахъ.

Объ этомъ святомъ Ходжа-Ахрарѣ мѣстныя преданія, по обыкновенію начинающія каждое повѣствованіе чуть не отъ Адамовыхъ временъ, передаютъ, что нѣкогда появился въ Ташкентѣ выходецъ изъ Стамбула, шейхъ Ауанди-Тауръ (чистый князь), умный, ученый, набожный, богатый и благотворительный, вслѣдствіе чего былъ вскорѣ признанъ за святого и умеръ святымъ, увѣковѣчивъ свою память очень прочно въ названіи одной изъ четырехъ частей города Ташкента, которая и до сихъ поръ называется Шайхантауръ. Одинъ изъ его потомковъ, Ходжа-Ахраръ, избравшій «путь добродѣтели» своего знаменитаго предка, переселился иа житье изъ Ташкента въ Самаркандъ и сдѣлался тамъ пиромъ, то есть духовнымъ наставникомъ отдѣльнаго кружка своихъ учениковъ, ради чего и построилъ особую медрессе, существующую и донынѣ. Ведя строгую жизнь и отправляя на свой счетъ толпы пилигримовъ въ Мекку, онъ тѣмъ самымъ распространилъ свою славу отъ Аравіи до Кашгара. Слава добродѣтелей Ахрара выросла, наконецъ, до того, что однажды мюриды (ученики) его, возвратившись изъ Мекки, разсказали своему пиру, что были они гостями халифа (которымъ тогда былъ второй или третій преемникъ султана Баязида-Ильдерима), что халифъ видѣлъ во снѣ его, святого Ходжу-Ахрара, и въ память этого прислалъ ему коранъ, писанный «святого рукой» третьяго халифа Османа и обагренный его святою кровью. Ходжа-Ахраръ принялъ подарокъ и оставилъ его въ наслѣдіе своей медрессе. Коранъ этотъ долгое время пользовался уваженіемъ, хотя читать его никто не могъ ни прежде, ни теперь, такъ какъ писанъ онъ (на пергаментѣ) куфическими письменами, безъ гласныхъ буквъ и точекъ. Въ настоящее время рукопись эта, пріобрѣтенная у муллъ медрессе Ахрара за 100 рублей, находится въ Петербургѣ, въ императорской Публичной библіотекѣ.

Въ числѣ преданій о богатствахъ Ходжа-Ахрара А. П. Хорошхинъ передаетъ, что всѣ земли на югъ отъ Самарканда до горъ Шарсабизскихъ будто бы принадлежали этому святому мужу и что садамъ и стадамъ его не было счету. Нѣкто Мушрабъ-Дувани, современникъ Ходжа-Ахрара, юродивый, обладатель одного лишь осла, странствовалъ въ ту пору между Бухарой и Ташкентомъ, благословляя народъ и собирая милостыню. Однажды, подъѣзжая въ Самарканду, онъ увидѣлъ огромный гуртъ барановъ.

– Чьи это бараны? – послѣ обычныхъ привѣтствій спросилъ дувана у чупановъ.

– Хазрета Ходжа-Ахрара, отвѣчали тѣ.

Дувана поѣхалъ далѣе, но чрезъ нѣсколько сотъ саженъ въ садахъ ему попадается стадо рогатаго скота.

– Чьи коровы? – спросилъ юродивый.

Хазрета Ходжа-Ахрара, отвѣчали падачи (пастухи).

Чрезъ нѣсколько времени дувана встрѣтилъ большое стадо верблюдовъ.

– Чьи верблюды?

Хазрета Ходжа-Ахрара, отвѣчали тюячи [(верблюжатники).

Дувана ѣдетъ далѣе и снова встрѣчаетъ нѣсколько стадъ барановъ, рогатаго скота и верблюдовъ и все это оказывалось собственностью все того же хазрета, Ходжа-Ахрара. Наконецъ гонятъ на встрѣчу дуванѣ огромный табунъ ословъ.

– Чьи ослы? спросилъ онъ.

– Хазрета Ходжа-Ахрара, отвѣчали ишакчи (ослятники).

– Великъ Богъ! закричалъ дувана, спрыгнувъ со своего осла – про что ни спросишь, все хазрета Ходжа Ахрара!.. Такъ ступай же и ты въ его стадо! обратился онъ въ своему спутнику: только тебя и не доставало у хазрета Ходжа-Ахрара.

И дувана загналъ своего осла въ стадо.

Этотъ характерный анекдотъ невольно вспомнился мнѣ, когда мы проѣзжали мимо могилы сего популярнаго въ Средней Азіи святого.

Наконецъ, миновавъ развалины какихъ-то старыхъ верковъ, выѣхали мы въ чистое поле и здѣсь, въ шести верстахъ отъ города, перебрались черезъ мостъ, что виситъ надъ глубокимъ и широкимъ арыкомъ Даргамъ, текущимъ съ быстротой порядочнаго потока въ отвѣсно крутыхъ высокихъ берегахъ. Арыкъ этотъ прокопанъ слишкомъ четыреста лѣтъ тому назадъ, на средства все того же знаменитаго святого и богача Ходжа-Ахрара, по повелѣнію хана Абдулъ-Азиса, и съ теченіемъ времени самъ прорылъ себѣ столь глубокое русло. Длина его до впаденія въ Кара-Дарью (рукавъ Зарявшана) слишкомъ семьдесятъ верстъ, а глубина воды въ узкихъ мѣстахъ до трехъ аршинъ. Въ прежнія времена городъ Самаркандъ получалъ изъ него свое орошеніе.

На дальнѣйшемъ пути мы послѣдовательно пересѣкли три широкія сухія русла, наполненныя галькой и довольно крупными валунами, а на двѣнадцатой верстѣ отъ города проѣхали въ виду урочища Ханъ-Чаарбахъ, которое представляетъ собою остатки стѣны, обрамлявшей нѣкогда станъ какого-то войска и имѣющей около версты протяженія по каждому изъ четырехъ фасовъ. Какому именно войску принадлежалъ этотъ лагерь, мнѣ не могъ объяснить сопровождавшій насъ караванъ-баши [42]42
  Начальника обоза.


[Закрыть]Массумъ-ходжа, старожилъ самаркандскій, да сказывалъ, что изъ нынѣшнихъ самаркандцевъ едва ли кто и знаетъ, когда и какъ появились эти стѣны. Оно и немудрено: Самаркандъ на своемъ вѣку подвергался безъ числа вражьимъ нашествіямъ и вторженіямъ.

Впереди виднѣлись покрытые снѣгомъ абрисы Шарсабизскихъ горъ (Зарявшанскій хребетъ), къ которымъ мы и направлялись. По пути встрѣчалось много обработанныхъ полей какъ на равнинѣ, такъ и на взгорьяхъ, а въ горныхъ лощинахъ видна была порядочная растительность въ садахъ и рощахъ, окружающихъ кишлаки, пріютившіеся на днѣ между склонами. Силуэтъ горъ, не превышавшихъ 7,000 футовъ высоты надъ уровнемъ моря, чѣмъ дальше къ западу, тѣмъ становился все положе и ниже. На степи попадалось не мало кургановъ, но уже не прежней характерной формы, такъ что скорѣе можно назвать ихъ просто буграми. Почва равнины, твердый суглинокъ, слегка покрытый крупнозернистымъ пескомъ, вполнѣ пригодна для земледѣлія и засѣвается частію подъ орошеніе, а больше подъ дождь (богара), который благодаря близости горъ, здѣсь не въ рѣдкость. На сихъ послѣднихъ поляхъ сѣется преимущественно пшеница (богдай), ячмень (арпи), иногда кукуруза (джугара).

Остановились мы на ночлегъ близь кишлака Сазаганъ, въ двадцати семи верстахъ отъ Самарканда, куда прибыли въ часъ дня, одновременно съ посольскимъ обозомъ. Мѣстный аминъ или даха-аксакалъ (волостной старшина) съ сазаганскимъ кишлакъ-аксакаломъ (сельскимъ старостой) и нѣсколькими джигитами, въ своихъ форменныхъ почетныхъ халатахъ (сарпаи), съ жалованными медалями на груди, встрѣтили посольство на границѣ своего участка, и по обычаю, ради оказанія пущаго почета, дожидались на рубежѣ, слѣзши съ коней и сложивъ на животѣ скрещенныя руки. Когда коляска посла остановилась предъ ихъ группой, аксакалы, подойдя къ ней, отрекомендовались и первые съ простодушнымъ достоинствомъ протянули князю руки для пожатія, не дожидаясь съ его стороны почина. Таковъ обычай, потому что, вступая на ихъ землю, мы становились ихъ гостями, а они нашими хозяевами.

Ночлегъ былъ приготовленъ въ юртахъ, убранныхъ внутри коврами и ватными стегаными одѣялами, служившими какъ подстилки для сидѣнья и спанья. Но тамъ нашлись, впрочемъ, и сартовскія очень удобныя и эластичныя кровати, и столы, покрытые ярославскими цвѣтными салфетками, и даже нѣсколько гнутыхъ вѣнскихъ стульевъ. Въ зеленой, снаружи, бухарской палаткѣ, подстеганной внутри симметрично скроенными и правильно расположенными кусками разноцвѣтныхъ ситцевъ, кретона, адряса и шаина [43]43
  Адрясъ и шаинъ – бухарскія полушелковыя и шелковыя матерія съ яркими и крупными разводами.


[Закрыть]и расшитой по бордюрамъ и фестонамъ узорами изъ шелковаго снура, былъ приготовленъ достарханъ, то есть встрѣчное угощеніе, [44]44
  Достарханъ собственно значитъ скатерть, разостланная для угощенія, но въ переносномъ значеніи этимъ словомъ опредѣляется и все вообще угощеніе, на ней поставленное.


[Закрыть]состоявшее по обычаю изъ хлѣбныхъ лепешекъ, фруктовъ, каленыхъ фисташекъ, грецкихъ орѣховъ, кусковъ сахару, московскихъ леденцовъ въ махровыхъ цвѣтныхъ бумажныхъ обложкахъ со стишками на билетикахъ и т. и. Затѣмъ насъ угостили обѣдомъ, чисто въ мѣстномъ вкусѣ и мѣстнаго приготовленія, гдѣ фигурировали жареныя куры съ лукомъ, пельмени, каурдакъ, кебабъ, шурпа и палау, въ томъ порядкѣ, какъ они здѣсь перечислены. Послѣднее блюдо, составляющее финалъ каждаго порядочнаго азiятскаго обѣда, полагаю, достаточно извѣстно всѣмъ: это то, что у насъ въ Россіи называется пилавъ, только здѣсь оно приготовляется иначе, а именно рисъ варится не въ водѣ, а на растопленномъ бараньемъ жирѣ, въ плотно закрытомъ чугунномъ котлѣ, гдѣ онъ и доходитъ паромъ, послѣ чего приправляется кишмишемъ и разварною морковью, нарѣзанною тонкими и длинными тесьмами, какъ вермишель, и обкладывается кусками баранины.

Названія остальныхъ блюдъ, за исключеніемъ куръ и пельменей, для большинства читателей, вѣроятно, звучатъ чѣмъ-то совсѣмъ незнакомымъ, а потому позволю себѣ вкратцѣ объяснить, что это за снѣди, тѣмъ болѣе, что впослѣдствіи намъ еще предстоитъ не разъ съ ними встрѣчаться.

«Каурдакъ» или, по иному произношенію, «кавардакъ» (вотъ откуда происходитъ извѣстное словцо русскаго жаргона!..), это мелко нарѣзанные куски свѣжей баранины, которые жарятся въ котлѣ или на глубокой сковородѣ въ собственномъ соку, съ приправой соли, перцу и иногда луку, подвергаясь во время обжариванія процессу безпрерывнаго потряхиванія и мѣшанія ложкой или лучинкой. «Кебабъ» – жаркое изъ воловьяго мяса, вырѣзаемаго изъ филейнаго куска отдѣльными пластинками, какъ бы ремешками; жарится оно на угляхъ и подается на столъ съ присыпкой изъ какого– то ароматическаго прянаго порошка, приготовляемаго изъ сѣмянъ растенія, которое по мѣстному называется «сарыкъ». Что же до «шурпы», то это – бульонъ изъ баранины и домашней птицы съ приправой изъ луку и кореньевъ, подаваемый въ фарфоровыхъ лоханочкахъ русской или китайской фабрикаціи, совершенно такихъ, какъ наши полоскательныя чашки. Всѣ эти кушанья, не смотря на свою, такъ сказать, примитивность, очень вкусны, а съ дороги показались намъ еще вкуснѣе. Роль напитковъ играли при этомъ чай и кумысъ. Въ ножахъ, вилкахъ и ложкахъ тоже не встрѣтилось недостатка: въ этомъ отношеніи мѣстные жители уже успѣли, если не всегда для собственнаго употребленія, то для своихъ русскихъ гостей, перенять европейскій обычай – ѣсть съ помощью столовыхъ приборовъ. Были даже и салфетки изъ нарочно раскроеннаго для этой цѣли коленкору.

Съ закатомъ солнца въ воздухѣ значительно похолодѣло; но и противъ этого неудобства нашлась своя защита. Сноровистые узбеки, джигиты мѣстныхъ аксакаловъ, съ помощью небольшого топорика вырубили въ землѣ посрединѣ юрты небольшую круглую ямку и, наложивъ на нее сухой полыни, прутьевъ, сучьевъ да щепочекъ, зажгли костерокъ. Ямка служила тутъ поддуваломъ, благодаря чему топливо занялось весело и ярко и, спустя какія нибудь пять минутъ, дало уже столько тепла, что намъ пришлось раздѣться. Если лежать въ юртѣ не на кровати, а на постели, постланной на землѣ, или сидѣть на корточкахъ, то ѣдкій дымъ костерка, уходящій въ полуоткрытый вверху тюндюкъ, [45]45
  Круглое отверстіе, образуемое верхнимъ обручемъ юртоваго каркаса, которое въ случаѣ надобности можетъ быть сполна или отчасти закрываемо кошмой.


[Закрыть]нисколько васъ не безпокоитъ и не портитъ нижній слой воздуха. Можете совершенно свободно читать, курить, пить чай и вообще дѣлать, что вамъ угодно, только не подымайтесь на ноги. Джигиты, смѣняясь по очереди, весь вечеръ и всю ночь сидѣли у костерка, поддерживая въ немъ, для ровности температуры равномѣрное горѣніе, и для нихъ это, кажись, дѣло не только привычное, но и одно изъ самыхъ любезныхъ занятій: сидитъ себѣ человѣкъ на корточкахъ, сосредоточенно смотритъ прищуренными глазами на перебѣгающій змѣйками огонь, время отъ времени помѣшивая въ немъ палкой да подкладывая новый пучекъ полыни, а у самого на скуластомъ лицѣ такъ и разливается широкая, лѣниво-тихая улыбка безмятежнаго довольства. Глядя на эту мирную картинку чисто мѣстнаго характера, подъ звуки казачьихъ пѣсенъ, раздававшихся въ обозѣ послѣ раздачи вечерней порціи водки, я тихо и хорошо заснулъ, испытывая, подобно истопнику-джигиту, такое же лѣнивое чувство безмятежнаго довольства.

26 декабря.

Изъ Сазагана выѣхали въ девять часовъ утра во вчерашнемъ порядкѣ; обозъ же отправился впередъ еще съ разсвѣтомъ.

Путь нашъ лежалъ вдоль сѣверныхъ предгорій Шарсабизскаго хребта, тянущагося съ востока на западъ, и во многихъ мѣстахъ пересѣкалъ довольно широкія сухія русла, наполненныя не только галькой, но и очень крупными каменьями, повидимому въ нѣсколько десятковъ и даже сотъ пудовъ вѣсомъ. Русла эти, называемыя «чашма», берутъ свое начало въ каменистыхъ склонахъ Шарсабизскихъ горъ, и каждую весну, въ періодъ таянія снѣговъ, изобильно наполняются водой, которая устремляется на равнину съ такою силой, что, отмывая отъ кряжа эти громадные каменья, увлекаетъ и катитъ ихъ уже по равнинной части русла на довольно значительныя разстоянія. А если зима отличалась особеннымъ обиліемъ снѣговъ, то весенняя вода бываетъ столь высока, что, выступая изъ береговъ, заливаетъ сплошь окрестныя поля, и вотъ почему на послѣднихъ мѣстами встрѣчаются значительныя пространства, изобильно усѣянныя галькой и валунами.

Эти весенніе потоки, даже въ лонѣ своего русла, порою бываютъ вовсе непроходимы въ бродъ, и для того, чтобы переправиться на другую сторону, путникамъ приходится ожидать предразсвѣтнаго часа. Дѣло въ томъ, что въ ночное время, съ прекращеніемъ таянія горныхъ снѣговъ, потоки значительно мелѣютъ и наиболѣе низкая вода бываетъ въ нихъ именно предъ разсвѣтомъ и въ первые часы утра; но затѣмъ, едва поднявшееся на извѣстную высоту солнце отеплитъ воздухъ, русла начинаютъ быстро наполняться водой все выше и выше, и къ началу десятаго часа утра переправа уже становится невозможною. Съ окончаніемъ таянія снѣговъ кончаются и весенніе разливы, и едва схлынетъ и всосется въ землю вода, на что въ здѣшнемъ климатѣ ей нужно очень немного времени, какъ русла, еще вчера столь бурливыя, становятся совершенно сухими на всю остальную часть года, и лишь по немногимъ изъ нихъ слабо просачивается скудная струйка, выдѣляемая горными ключами.

Шарсабиэскій кряжъ на протяженіи своемъ отъ Кара-Тюбинскаго ущелья до Джамскаго прохода остается подъ снѣгомъ лишь въ зимніе мѣсяцы. Онъ имѣетъ характеръ сплошнаго массива, гдѣ залегаютъ породы разнообразныхъ песчаниковъ, пласты гипса и мрамора, кремнистые сланцы и граниты, а мѣстами обнаруживаются и каменноугольныя прослойки. Сѣверные и южные склоны хребта, все такъ же какъ и въ болѣе восточной его части, прорѣзываются многочисленными ущельями, гдѣ среди садовъ залегаетъ не мало кишлаковъ, большею частью не обозначенныхъ на нашей картѣ. [46]46
  Изданіе военно-топографическаго отдѣла Туркестанскаго военнаго округа въ сорокаверстномъ масштабѣ.


[Закрыть]Изъ этихъ селеній наиболѣе значительное Аксай, лежащее въ лощинѣ на высотѣ 2,730 футовъ противъ горы того же имени въ 6,990 футовъ. Отъ этого пункта, чѣмъ ближе ко Джаму, тѣмъ все положе и ниже становится горный массивъ, переходя западнѣе Джама въ песчаниковые холмы, сливающіеся, наконецъ, съ открытою ровною степью. Взгорья и поля воздѣланы весьма тщательно «подъ дождь», и между ними многіе земельные участки окопаны канавками и ограждены глинобитными стѣнками. Дорога, конечно, первобытная, грунтовая, но во многихъ мѣстахъ представляетъ собою прекрасное естественное шоссе. Камни, которыми кой-гдѣ усѣяны придорожныя поля, суть обломки розоваго гранита, кремни, шпатъ и кварцъ, известнякъ, бѣловатый и изсиня-сѣрый мраморъ (кокъ-ташъ); послѣдняго здѣсь въ особенности много.

Горизонтъ слѣва закрывался горнымъ кряжемъ; за то впереди, прямо передъ глазами, открывался широчайшій и необозримый въ своемъ просторѣ видъ на бухарскія степи, которыя изъ ближайшаго къ намъ желто-бураго оттѣнка постепенно переходили все болѣе и болѣе въ воздушно-синій колоритъ и, наконецъ, словно океанъ, незамѣтно сливались гдѣ-то въ очень большой дали съ окраиной безоблачно синяго неба. Относительно ихъ мы находились на высотѣ около 3,000 футовъ, и такъ какъ пологая мѣстность постепенно понижается въ направленіи къ западу, то горизонтальныя полосы этихъ степей казались намъ какъ бы нисходящими ступенями какой-то необозримой террасы.

Съ правой стороны открывался также очень красивый видъ на далекій, верстъ за 80 отъ васъ, отрогъ Нуратинскаго хребра, Акъ-тау. Эти изжелта-бѣловатыя известняковыя вершины очень мягкихъ и изящныхъ очертаній, сквозь легкій воздушный туманъ тепло озаренныя солнцемъ, въ общемъ очень напомнили мнѣ видъ на Сабинскія горы Римской Кампаньи, когда смотришь на нихъ съ площадки церкви Санъ-Піетро-инъ-Монторіо, что на вершинѣ Яникула.

Селеніе Джамъ находится отъ Сазагана въ разстояніи 32 верстъ къ юго-западу. Здѣсь назначено было намъ мѣсто ночлега, но не въ самомъ селеніи, которое лежитъ верстахъ въ двухъ лѣвѣе къ востоку отъ большой проѣзжей дороги, у подошвы Шарсабизскихъ возвышенностей, а въ котловинѣ, около глинобитной мечети, гдѣ обыкновенно останавливался Бухарскій эмиръ при проѣздѣ въ Самаркандъ изъ Шахрисебса. Мечеть обыкновеннаго сельскаго типа, то есть квадратная комната, высотой аршинъ въ восемь, въ которой вовсю ширину и высоту передняго фасада примыкаетъ айванъ, открытая веранда, устроенная на глинобитной террасѣ и покрытая плоскою кровлей, подпираемою посрединѣ своего передняго края деревянною колонной со скромными рѣзными украшеніями. Въ мечетяхъ этого типа обыкновенно рѣзныя двустворчатыя двери, числомъ отъ одной до трехъ подрядъ, выходятъ изъ молельной комнаты на веранду, а надъ ними продѣланы, по числу дверей, небольшія окошки, снабженныя либо деревянными рѣзными, либо узорчато-лѣпными гипсовыми рѣшетками. Внутри мечети, въ стѣнѣ, обращенной къ Меккѣ, обыкновенно находится ниша мехрабъ и затѣмъ никакихъ болѣе украшеній, если не считать нѣкоторыхъ изреченій изъ корана, начертанныхъ на штукатуркѣ внутреннихъ стѣнъ, что, впрочемъ, не безусловно обязательно. Полъ необходимо устланъ чіями, то есть цѣновками изъ камышевой драни, а для вечерняго освѣщенія служатъ сальныя свѣчи, втыкаемыя въ нарочно сдѣланныя для этого гнѣзда въ стѣнахъ.

Дворъ Джамской мечети обнесенъ глинобитною стѣной, изъ-за которой виднѣются нѣсколько урюковыхъ деревцевь, единственный садикъ во всей этой мѣстности. Съ южной стороны близь этого двора протекаетъ мутный и мелкій ручей, отдѣляя отъ мечети маленькій полуразвалившійся караванъ-сарайчикъ, построенный когда-то близь небольшого хауза (прудка), осѣненнаго тремя-четырьмя старыми ветлами. Подъ ихъ вѣтвями были теперь поставлены для насъ ночлежныя юрты. Не доѣзжая мечети, на склонѣ пологаго холма раскинулось довольно густо захороненное кладбище, рядомъ съ развалинами незначительнаго, давно покинутаго кишлака и укрѣпленія. До отхода къ Россіи, Джамъ служилъ мѣстомъ ссылки для опальныхъ сановниковъ эмира и тѣхъ изъ обыкновенныхъ преступниковъ, которые, по благоусмотрѣнію хазрета, [47]47
  Одинъ изъ титуловъ эмира, по значенію равный титулу «его величество» а въ буквальномъ смыслѣ значитъ святѣйшій.


[Закрыть]не удостоились смертной казни. Дѣйствительно, трудно подыскать мѣсто, болѣе подходящее для ссылки – до такой степени глядитъ оно бѣдно и безотрадно, не говоря уже о нездоровомъ климатѣ. Бозвышенности, окружающія джамскую котловину, невысоки и безжизненно голы. Весной, впрочемъ, онѣ покрываются на короткое время хорошею травой и тогда служатъ пастбищемъ овечьимъ отарамъ. Поля, лежащія въ визинѣ между мечетью и селеніемъ, обнесены глинобитными стѣнками и служатъ для засѣва дженуши (луцерны), употребляемой въ кормъ для лошадей и домашней скотины. Большую часть полей мы видѣли затопленными водой. Вѣроятно это дѣлается искусственно, для размягченія почвы, но чуть ли не въ этомъ самомъ и заключается причина вредоносности здѣшняго климата, благодаря коему въ 1878 году мы лишились значительнаго числа людей во временно стоявшемъ тутъ отрядѣ въ ожиданіи предполагавшагося движенія на Индію.

Въ окрестностяхъ Джама кочуютъ узбеки родовъ каранайманъ и сарай, пріѣзжающіе въ селеніе на базаръ по понедѣльникамъ. По замѣчанію Хорошхина, они вполнѣ патріархальны и можно сказать даже дики настолько, что, напримѣръ, дѣвушка, опоздавшая выходомъ замужъ и не подыскавшая себѣ джигита, который похитилъ бы ее изъ отцовской юрты, подвергается не только насмѣшкамъ, но почти гоненію со стороны родителей и родственниковъ. Тѣмъ не менѣе постоянные предметы спора между узбеками это – похищенная женщина и лошадь, и тогда узбеку ничего не стоитъ убить даже роднаго брата. Вообще каранайманы, подобно родичамъ своимъ каракалпакамъ, пользуются репутаціей отъявленныхъ придорожныхъ разбойниковъ. Все богатство здѣшнихъ кочевыхъ узбековъ состоитъ исключительно въ скотоводствѣ, причемъ главныя статьи дохода у нихъ шерсть, войлокъ, выдѣлка подпругъ и куржумовъ (переметныхъ сумъ) и продажа скота живьемъ на убой. Впрочемъ, особенно зажиточныхъ между ними не встрѣчается, такъ что 2,000 барановъ являются уже предѣломъ наибольшаго богатства.

Для русскихъ Джамъ могъ бы имѣть нѣкоторое стратегическое значеніе, какъ пограничный узелъ путей, куда сходятся дороги изъ Самарканда, Катта-Кургана, Бухары, Карши, Гузара, Чиракчи и Шахрисебса. И дѣйствительно, въ 1878 году до берлинскаго конгресса, когда предположено было военное движеніе къ границамъ Афганистана, то отрядъ туркестанскихъ войскъ собранъ былъ въ Джамѣ; отсюда же направлялись въ 1868 году генералъ Абрамовъ на Карши, противъ Катгы-Тюря, мятежнаго сына эмира, а въ 1870 году отрядъ, взявшій штурмомъ Китабь. Джамская котловина лежитъ на высотѣ 2,050 футовъ, но климатъ ея, какъ уже сказано, нездоровъ, да и кромѣ того постоянная стоянка отряда была бы неудобна по скудости водоснабженія и отсутствію топлива.

Массумъ-ходжа, ѣздившій сегодня за рубежъ узнать насчетъ приготовленій со стороны бухарцевъ для встрѣчи посольства, возвратился къ вечеру и доложилъ князю, что лица, назначенныя для почетной встрѣчи, вмѣстѣ съ экипажами, высланными эмиромъ для посольства, уже ожидаютъ насъ въ пяти или шести верстахъ отъ границы.

Въ семь часовъ вечера протрубили зорю, и наши казаки хоромъ пропѣли при этомъ Царю Небесный, Отче нашъ и Спаси Господи люди Твоя. Тѣмъ часомъ, пользуясь яснымъ и теплымъ вечеромъ, пока еще не совсѣмъ стемнѣло, пошли мы съ докторомъ на прогулку къ ближайшей возвышенности и невольно обратили тамъ вниманіе на валявшіеся обломки мраморовъ, между которыми попадался и великолѣпный бѣлый, безъ малѣйшихъ прожилокъ. Вѣроятно гдѣ-нибудь въ горахъ по близости есть его залежи, и остается лишь пожалѣть, что въ минералогическомъ отношеніи эта мѣстность и до сихъ поръ еще не изслѣдована какъ должно. Тутъ же встрѣчались намъ обломки розоваго гранита, сѣрый мраморъ и другія горныя породы.

27 декабря.

Выступили въ девять часовъ утра вмѣстѣ съ обозомъ.

Поднявшись изъ Джамской котловины, спустились въ слѣдующую, Кызылъ-Кутальскую, гдѣ на противоположномъ гребнѣ стоитъ пограничный столбъ, отдѣляющій русскія владѣнія отъ бухарскихъ. Этотъ послѣдній гребень на высотѣ 3,150 футовъ и есть собственно Джамскій перевалъ, носящій, впрочемъ, у туземцевъ названіе Кизылъ-Куталь.

Итакъ мы уже за границей.

Мѣстность пошла волнистая, мѣстами овражистая и повсюду прекрасно воздѣланная. Количество обработанныхъ полей значительно болѣе, чѣмъ на нашей сторонѣ, у жителей подгорныхъ кишлаковъ, мимо которыхъ мы третьяго дня и вчера проѣзжали. Всѣ обработанные участки тщательно ограждены глинобитными стѣнками покрытыми дерномъ, который рѣжется тутъ же. Величина каждаго такого поля до десяти кундюковъ, иногда и болѣе. [48]48
  Кундюкъ – земельная мѣра, содержащая въ себѣ около двухъ танаповъ. Танапъ же равенъ 900 квадратнымъ саженямъ или 3/8 казенной десятины. Танапомъ мѣряются только участки, отводимые подъ клеверъ, огороды, бахчи и сады; земли подъ прочими земледѣльческими произведеніями измѣряются кундюкомъ.


[Закрыть]При самой дорогѣ, равно какъ и въ обѣ стороны отъ пути, встрѣчается множество шуръ-кудуковъ, степныхъ колодцевъ, обнесенныхъ иногда овальною, иногда четырехугольною глинобитною стѣнкой, въ которой съ одной изъ сторонъ возвышаются двѣ глинобитныя же стойки, со всаженною въ нихъ деревянною катушкой, замѣняющею блокъ.

Всѣ эти колодцы очень глубоки, отъ 10 до 20 и болѣе саженъ. Вода изъ нихъ вытаскивается въ кожаныхъ ведрахъ на волосяной веревкѣ (чумбуръ), пропущенной чрезъ катушку. Когда надо поить стада, пастухъ привязываетъ свободный конецъ чумбура къ лямкѣ, надѣтой на верблюда или лошадь, а чаще всего на ослика; затѣмъ, погрузивъ ведро въ глубину колодца, направляетъ животное по прямой линіи отъ вертящейся катушки, заставляя его такимъ образомъ вытаскивать ведро за ведромъ воду, которая сливается въ глиняный желобъ, окружающій колодезную стѣнку. По слѣдамъ животнаго съ теченіемъ нѣкотораго времени образуется торная тропинка, вдоль которой непремѣнно тянется и желобокъ, оставляемый волочащеюся по эемлѣ веревкой, по длинѣ коего всегда безошибочно можно опредѣлить и глубину колодца. Дотянувъ до конца тропинки, привычный осликъ или верблюдъ останавливается, чтобы дать время пастуху вылить ведро въ водоемъ, и затѣмъ самъ возвращается мѣрнымъ шажкомъ къ колодцу для продолженія своей работы. Но чтобы пользоваться водой этихъ колодцевъ, путешественникъ всегда долженъ запасаться собственнымъ ведромъ и чумбурами, такъ какъ пастухи никогда не оставляютъ этихъ вещей при колодцѣ на общую потребу. Почти каждое огороженное поле имѣетъ свой особый шуръ-кудукъ, а на большихъ участкахъ бываетъ ихъ и по два, и по три – на противоположныхъ концахъ поля и по срединѣ онаго. Въ большинствѣ колодцевъ вода довольно сносная, иногда солоноватая, но безъ противнаго вкуса, и при употребленіи не оставляетъ вредныхъ послѣдствій.

Селеній въ окружности очень мало. На протяженіи около двадцати четырехъ верстъ пути мы видѣли въ сторонѣ отъ дороги всего лишь два небольшіе кишлака, но тѣмъ-то и поразительнѣе это обильное количество пахотныхъ участковъ, рѣшительно вся степь, насколько хватаетъ глазъ, представляется прекрасно обработанною. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ попадались пахари надъ плугомъ, влекомымъ парой воловъ. Плугъ самаго первобытнаго устройства: на одинъ конецъ деревяннаго лемеха насаженъ желѣзный рѣзавъ въ родѣ заступа съ ручкой, за которую держится пахарь, давая направленіе бороздѣ, а другой конецъ прикрѣпляется веревками въ ярму, вотъ и все. Въ общемъ такой плугъ похожъ на большую мотыгу.

Земля, по своей солонцеватости, прежде чѣмъ на ней сѣять, требуетъ здѣсь очень заботливой и неоднократной распашки. Обыкновенно проходятъ участокъ плугомъ по нѣскольку разъ и вдоль и поперегъ, пока почва не разрыхлится въ достаточной мѣрѣ; тогда на участокъ пускаютъ воду, и когда черезъ сутки почва совсѣмъ вберетъ въ себя влагу, то смотрятъ въ какихъ мѣстахъ на поверхности проступила соль. Такія мѣста срѣзываютъ лопатами и заполняютъ землей, взятой съ мѣстъ, гдѣ соли не оказалось, или же глиной изъ стѣнъ разрушенныхъ ветхихъ построекъ. Затѣмъ участокъ унаваживается весь равномѣрно и снова напояется водой. Послѣ этого почва считается уже совсѣмъ готовою подъ засѣвъ. Работы же въ столь позднее время года объясняются тѣмъ, что земледѣды спѣшатъ разрыхлить степную почву въ ожиданіи зимнихъ снѣговъ, которые при весеннемъ таяніи сообщатъ ей большую влажность и тѣмъ облегчатъ послѣдующій трудъ пахаря. Земля эта готовится подъ яровое.

Дорога, по которой мы теперь ѣхали, составляетъ единственный колесный (арбяной) путь изъ Самарканда въ Шахрисебсъ и Карши, но она такъ избита глубокими колеями и рытвинами, что ѣхать по ней – своего рода пытка, а стоитъ свернуть съ колейной дороги нѣсколько шаговъ въ сторону, и ѣдешь прекрасно по твердому грунту, точно по шоссе. Между прочимъ, этотъ путь очень древенъ и даже имѣетъ историческое значеніе: по немъ шелъ Александръ Македонскій въ 329 году, по переправѣ чрезъ Оксусъ (Аму-Дарью), къ Самарканду. Хотя точныхъ указаній на то не имѣется ни у Арріана, ни у Квинта Курція, но по этимъ историкамъ извѣстно, что движеніе на Мараканду было предпринято изъ Наутаки, которую новѣйшіе историки Александра пріурочиваютъ одни къ Карши (Дройзенъ), другіе (Герцбергъ) къ Кешу, то есть въ нынѣшнему Шахрисебсу. Въ обоихъ случаяхъ единственный колесный и возможный для движенія арміи путь къ Самарканду лежитъ на Джамъ, и что Александръ проходилъ именно этою дорогой, въ томъ, мнѣ кажется, убѣждаютъ сохранившіяся до нашихъ дней пріуроченныя къ его имени названія нѣкоторыхъ прилегающихъ къ ней мѣстностей. Такъ, здѣсь есть урочище Искандеръ, кочевье Искандеръ и холмъ (тюбе) Искандеръ. [49]49
  Что преданія объ Александрѣ Македонскомъ сохранились въ сихъ мѣстахъ довольно живо, видно, помимо названій различныхъ мѣстностей и пунктовъ, еще и изъ того, что многіе изъ владѣтельныхъ бековъ, особенно въ Горахъ верховій Аму-Дарьи, считаютъ себя его потомками. Насколько это основательно – другой вопросъ.


[Закрыть]

Верстахъ въ шести отъ границы, въ небольшой котловинѣ, встрѣтилъ насъ старый нашъ знакомецъ токсаба Рахметъ-Улла, высланный эмиромъ на встрѣчу посольству для передачи намъ первыхъ привѣтствій его высокостепенства. Токсаба, въ бѣлой чалмѣ и парчевомъ халатѣ, опоясанный широкимъ поясомъ, съ висѣвшею на немъ кривою хорасанскою саблей, сидѣлъ верхомъ на красивомъ аргамакѣ, впереди свиты изъ разныхъ бухарскихъ чиновниковъ и джигитовъ. Нѣсколько въ сторонѣ отъ этой красивой группы стояли двѣ коляски, присланныя эмиромъ для посольства. При нашемъ приближеніи, токсаба съ бухарцами слѣзли съ лошадей и сдѣлали нѣсколько шаговъ къ намъ на встрѣчу. Мы тоже вышли изъ экипажей и. размѣнялись обоюдными привѣтствіями, которыя сопровождались освѣдомленіями о взаимномъ здоровьѣ и благополучномъ путешествіи, а также о здоровьѣ высокостепеннаго эмира и туркестанскаго генералъ-губернатора. Токсаба объяснилъ, что ему поручено состоять при посольствѣ и сопровождать его до города Шаара, гдѣ въ настоящее время изволитъ имѣть свое благополучное пребываніе его хазретъ-падишахъ (святѣйшій повелитель), и предложилъ намъ пересѣсть въ экипажи его высокостепенства. Нечего дѣлать, пришлось мнѣ разстаться со своимъ удобнымъ и уютнымъ тарантасомъ и садиться вмѣстѣ съ княземъ въ эмирскую коляску, сидѣнье гдѣ было пышно застлано пунсовымъ шелковымъ одѣяломъ на ватѣ; въ ногахъ лежалъ лисій мѣхъ, на спинкѣ большія бархатныя подушки-вальки (мутаки). Сѣли и провалились въ пуховую мякоть. Фу, батюшки, хоть би воротникъ разстегнуть или ременный поясъ распустить что ли, а то просто мочи нѣтъ съ непривычки въ этихъ пуховикахъ!.. Но ничего не подѣлаешь, надо покоряться. Хотя въ воздухѣ было вовсе нехолодно, тѣмъ не менѣе бережно и тщательно укутали насъ и мѣхами, и одѣялами, какъ того требовали условія мѣстнаго этикета, – ибо не подобаетъ «важнымъ людямъ» ѣздить иначе, – нѣсколько разъ при этомъ освѣдомлялись, хорошо ли, удобно ли сидѣть, покойно ли спинѣ и бокамъ, тепло ли ногамъ, не поддуваетъ ли куда и т. д. Намъ оставалось лишь кланяться, благодарить и увѣрять, что все очень хорошо и даже черезчуръ ужъ удобно. Наконецъ, убѣдясь, что насъ спеленали одѣялами, какъ младенцевъ, милѣйшій нашъ токсаба приказалъ поѣзду трогаться.