Текст книги "В гостях у эмира Бухарского"

Автор книги: Всеволод Крестовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

И вотъ ровно въ восемь часовъ утра Остана-Куль-бій изволилъ къ намъ пожаловать въ сопровожденіи многочисленной конной и пѣшей свиты. На немъ былъ форменный халатъ изъ индійской мелкотравчатой парчи, и бѣлая кашмирская шаль въ видѣ чалмы пышно обвивала его голову. Это очень еще молодой человѣкъ, не только весьма красивой, но и пріятной наружности, съ небольшою темною бородкой, здоровымъ и матовымъ цвѣтомъ лица, открытою улыбкой и добрыми карими глазами. Въ типѣ лица – ничего тюркскаго, напротивъ, это чистѣйшій иранскій типъ, и нѣтъ сомнѣнія, что перенеси судьба этого юношу въ Европу, вотъ такъ, какъ онъ есть, въ этомъ самомъ костюмѣ, онъ пользовался бы громаднымъ успѣхомъ у женщинъ. Намъ же достаточно было взглянуть на это юное, чистосердечное лицо, чтобъ убѣдиться окончательно, что самъ Остана-Куль ровно ни причемъ въ происшедшемъ недоразумѣніи, что онъ тутъ не болѣе, какъ жертва политиканства своихъ совѣтниковъ, черезчуръ уже перетонившихъ дипломатическіе фокусы восточной политики.

Князь, протянувъ ему руку, очень любезно пригласилъ его садиться; а совѣтники остались стоя у дверей, гдѣ и пребывали все время въ нѣсколько согбенныхъ позахъ, сложивъ на животъ руки, что по восточному этикету выражаетъ высокую степень почтительности.

Бекъ началъ прямо и просто съ извиненія въ своей ошибкѣ, за которую онъ принимаетъ всю вину исключительно на себя, и прибавилъ, что князь вѣроятно будетъ къ нему снисходителенъ, если приметъ во вниманіе, что онъ, Остана-Куль, не могъ еще усвоить себѣ надлежащей опытности въ дѣлахъ этого рода, потому что еще такъ недавно посаженъ на бекство и къ тому же ни разу доселѣ не имѣлъ дѣла съ представителями иностранныхъ государствъ, но что онъ всегда привыкъ чтить въ душѣ великую сосѣднюю державу и т. д., словомъ, проситъ простить ему сдѣланную неловкость.

Князь отвѣчалъ, что съ той минуты, какъ онъ видитъ Остана-Куль-бія у себя, въ его сердцѣ не остается къ нему ничего кромѣ искреннихъ чувствъ расположенія и пріязни.

Молодой человѣкъ поблагодарилъ, но намекнулъ при этомъ, что его тревожитъ одно обстоятельство, а именно: какъ посмотрятъ на все это дѣло хазретъ и кушъ-беги, когда оно дойдетъ до ихъ свѣдѣнія.

Князь утѣшилъ его и въ этомъ отношеніи, сказавъ, что если кушъ-беги спроситъ, то онъ ему заявитъ, что не считаетъ самого Остана-Куль-бія виновнымъ въ происшедшемъ недоразумѣніи, и что такое заявленіе въ сущности ни мало не будетъ противорѣчить его собственному внутреннему убѣжденію, а потому еслибы понадобилось, то готовъ въ этомъ же смыслѣ ходатайствовать за него особымъ письмомъ и предъ высокостепеннымъ эмиромъ.

Когда маіоръ Байтоковъ переводилъ эти слова, видно было какъ съ лица молодого человѣка слетаетъ послѣднее облако тревоги и сомнѣній. Но за то, Боже мой, какъ снова испуганно вытянулись и поблѣднѣли лица сѣдобородыхъ совѣтниковъ! Почтительное согбеніе ихъ дошло при этомъ до высшей степени своей выразительности, а въ глазахъ читалось тоскливо тревожная мольба о пощадѣ. Замѣтивъ это, князь прибавилъ, снисходительно скользя по нимъ взглядомъ, кто вообще если понадобится, то онъ попроситъ, чтобы все случившееся осталось для всѣхъ безъ особенно печальныхъ послѣдствій, такъ какъ не желаетъ быть причиной ничьего горя.

Физіономіи совѣтниковъ успокоились; у каждаго изъ нихъ вырвалось изъ души по одному вздоху облегченія, и лишь позы почтительнаго согбенія остались безъ перемѣны.

Послѣ этого со стороны бека послѣдовалъ вопросъ, всѣмъ ли мы довольны, хорошо ли намъ у него угождаютъ и проч.

Отвѣтъ на это былъ оттѣненъ княземъ въ томъ смыслѣ, что и сегодня, какъ позавчера, онъ можетъ лишь повторить одно: какъ гости эмира, мы повсюду встрѣчаемъ, въ силу распоряженія о томъ его высокостепенства, столько вниманія, предупредительности и радушія, что можемъ только быть ему чрезвычайно признательными за все это.

Тутъ бекъ обратился къ князю съ просьбой замедлить нѣсколько отъѣздъ посольства, чтобы сдѣлать ему честь своимъ посѣщеніемъ. Но князь ему отказалъ, со всею впрочемъ любезностію, какая лишь была возможна въ данномъ случаѣ. И хотя бекъ послѣ того еще дважды принимался повторять свою просьбу, такъ какъ для него послѣ вчерашняго «наѣданья грязью» было бы въ глазахъ «базара» чрезвычайно важно наше посѣщеніе, тѣмъ не менѣе князь остался при своемъ любезномъ, по твердомъ отказѣ и подалъ беку знакъ, что пора кончить аудіенцію.

При выходѣ изъ пріемной комнаты, Остана-Куль-бію были поднесены подарки и, между прочимъ, атласный халатъ зеленаго цвѣта, особо почитаемаго въ мусульманствѣ, какъ цвѣтъ Пророка, а чрезъ нѣсколько минутъ бекскіе джигиты привели во дворъ очень хорошихъ лошадей подъ богатыми попонами и отвѣтные подарки, заключавшіеся по обыкновенію въ тюкахъ съ халатами. И вдругъ – верхъ предупредительности и любезности! – тутъ же является одинъ изъ сѣдобородыхъ совѣтниковъ и заявляетъ съ обычными жестами высокой почтительности, что его достойно уважаемый бекъ желалъ бы лично сопровождать посольство и ожидаетъ на этотъ предметъ приказаній князя. Но посолъ приказалъ поблагодарить бека за его любезное предложеніе, замѣтивъ, что не видитъ никакой надобности причинять ему лишнія хлопоты.

Ровно въ половинѣ девятаго часа утра, какъ и было назначено, посольство выѣхало со двора. Поѣзду нашему до самой границы городскихъ предмѣстій предшествовало верхами нѣсколько мѣстныхъ, городскихъ и бековскихъ чиновниковъ, изъ коихъ двое назначены были сопровождать насъ до Бухары, и одинъ изъ этихъ двухъ, сѣдобородый хрипунъ, именно и стоялъ во главѣ неудачныхъ совѣтниковъ юнаго бека.

Отъ посольскаго дома, находящагося въ нѣсколькихъ шагахъ отъ базара, то есть почти въ центрѣ города, мы сдѣлали не менѣе пяти верстъ, пока доѣхали до послѣднихъ городскихъ строеній. Улица, по которой слѣдовалъ нашъ поѣздъ, достаточно просторна и содержится довольно чисто. Попадалось на ней не мало двухъэтажныхъ домовъ съ балконами и, что въ особенности оригинально, съ наружными каминами, расположенными у входовъ, на верандахъ нижнихъ этажей. Но такіе камины, впервые замѣченные нами только въ этомъ городѣ, являлись по большей части принадлежностью или чайныхъ домовъ и харчевенъ, или вообще какихъ нибудь ремесленныхъ заведеній. Отдѣльныя строенія нерѣдко перемежались участками садовъ и плантанцій, гдѣ воздѣлываются тутъ (шелковица), табакъ и хлопчатникъ, а между деревьями преобладаютъ фруктовыя, въ особенности урюкъ, но есть не мало и тополей, карагачей, чинаровъ и талу.

Собственно городъ, въ базарномъ смыслѣ, кончается у берега Кашка-Дарьи, до которой отъ посольскаго дома около двухъ верстъ. Въ рѣкѣ замѣтны два быстрыя теченія: одно направляется вдоль лѣваго, другое вдоль праваго берега; середина же рѣки мелководна, и теченіе тамъ значительно тише. Ширина рѣки, въ томъ мѣстѣ, гдѣ мы черезъ нее переѣхали по мосту, равняется приблизительно саженямъ пятидесяти. Мостъ этотъ, на деревянныхъ сваяхъ о девяти пролетахъ, напоромъ весеннихъ водъ сноситъ ежегодно; причемъ береговые жители обязательно ловятъ бревна и прочій строительный матеріалъ и сдаютъ его въ казну, а казна ежегодно на счетъ каршинскихъ жителей приступаетъ къ постройкѣ моста съ полнымъ убѣжденіемъ, что онъ весь, за исключеніемъ свай, непремѣнно будетъ снесенъ въ слѣдующую весну. Примѣръ замѣчательно упорной настойчивости, ибо въ сущности гораздо дешевле стоило бы построить разъ навсегда прочный каменный мостъ, на болѣе высокихъ устояхъ, чтобы вода не достигала настилки, чѣмъ ежегодно тратить на него и деньги, и обязательный трудъ населенія, причемъ городъ въ теченіе шести, восьми недѣль не имѣетъ сообщенія съ зарѣчною стороной иначе, какъ въ бродъ, для чего нужно дѣлать очень дальніе объѣзды. За мостомъ городъ еще продолжается, но уже утрачиваетъ торговый характеръ. Здѣсь пошли главнѣйшимъ образомъ сады, среди которыхъ тамъ и сямъ виднѣются жилища. Это уже, собственно говоря, предмѣстіе, но заселенное довольно густо. Арыки въ достаточномъ количествѣ изрѣзываютъ весь районъ городской осѣдлости; нѣсколько изъ нихъ пересѣкало нашъ путь, а одинъ, обсаженный молодымъ таломъ, долго тянулся вдоль той улицы, но которой мы ѣхали. Мѣстами любопытный народъ собирался вдоль стѣнъ и заборовъ въ небольшія толпы и степенно глазѣлъ на нашъ поѣздъ; многіе въ знакъ почтенія прижимали въ животу сложенныя руки.

Оставивъ наконецъ позади себя городское предмѣстье, мы съ версту ѣхали рисовыми полями. Дорога вела мимо небольшаго бугра, на которомъ высился кирпичный мавзолей съ мавританскимъ фронтономъ и тюбетейкообразнымъ куполомъ, осѣненный тремя бунчужными знаменами и украшенный на верхнемъ карнизѣ фронтона цѣлою коллекціей мараловыхъ, турьихъ, бычьихъ, козьихъ и бараньихъ роговъ. На Востокѣ, совершенно противоположно европейскому Западу, рога служатъ эмблемой силы, достоинства и величія, такъ что здѣсь назвать кого-нибудь рогоносцемъ (зулькарнайнъ) значитъ оказать ему величайшую любезность. Подъ этимъ прозвищемъ до сихъ поръ извѣстенъ здѣсь Александръ Македонскій. Мавзолей, мимо котораго мы теперь проѣзжали, построенъ надъ могилой святаго Ишанъ-Шаида; за нимъ начинается городское кладбище, и надо замѣтить, что это только въ Карши оно вынесено достаточно далеко за предѣлы предмѣстій, а то обыкновенно кладбища въ средне-азіятскихъ городахъ помѣщаются въ чертѣ самаго города, среди наиболѣе скученнаго населенія. Но что за жалкій видъ! Кромѣ мазара Ишанъ-Шаида, лишь на пяти, шести могилахъ вокругъ него замѣтили мы узенькія надгробныя плиты изъ сѣраго камня, кажется мраморныя; все же остальное, на пространствѣ нѣсколькихъ десятинъ по обѣимъ сторонамъ дороги, представляетъ поле, тѣсно и безпорядочно покрытое голыми земляными бугорками, безо всякихъ надъ ними знаковъ родственной или дружеской памяти и вниманія. Я не видалъ народа, который менѣе чтилъ бы своихъ покойниковъ, чѣмъ эта помѣсь узбеко-таджикскаго племени, населяющая подъ именемъ сартовъ города Средией Азіи. Здѣсь нигдѣ не встрѣтите вы чалмоносныхъ бѣломраморныхъ памятниковъ-столбовъ и стоячихъ узорчатыхъ плитъ, среди кустовъ розъ и вьющихся плющей и павоевъ, подъ темною зеленью вѣковыхъ кипарисовъ и карагачей, какъ на кладбищахъ турецкихъ, что придаетъ этимъ послѣднимъ столько поэзіи, столько элегической прелести. Сарты, какъ видно, народъ совсѣмъ прозаическій. Но вотъ, напримѣръ, степные кочевники киргизы, несмотря на всю скудость и однообразіе окружающей ихъ природы, умѣютъ выбирать болѣе приглядныя мѣста степи и на нихъ воздвигаютъ изъ сырцоваго кирпича мазарки и муллушки надъ прахомъ своихъ почившихъ родичей, и эти ихъ мавзолеи нерѣдко весьма красивы; да и вообще обдѣлка самой бѣдной киргизской могилы, въ видѣ гробницы съ полукруглымъ, или заостреннымъ продольнымъ сводомъ, явно указываетъ' вамъ, что этотъ народъ свято чтитъ память своихъ мертвыхъ. Сарты же торопливо выносятъ мертвеца на кладбище, бросаютъ его въ неглубокую яму, кое-какъ засыпаютъ землей и затѣмъ всѣ отношенія къ нему, всякое чествованіе его могилы, да кажись и самая память о немъ навсегда кончены. ^{10} Исключенія очень рѣдки и то большею частію въ пользу какого-нибудь богача или святаго мужа, а изъ обыкновенныхъ горожанъ рѣдкій сынъ обложитъ кирпичемъ могилу своихъ родителей. И это вовсе не изъ-за бѣдности или недостатка любви и уваженія къ почившимъ, а просто потому, что вышло изъ обычая. Глядя на старыя кладбища здѣшнихъ городовъ, видишь, что прежде это было иначе, что когда-то память мертвыхъ здѣсь уважалась, и это сказывается въ надгробныхъ мраморныхъ плитахъ съ рельефными надписями и узорами, и въ тѣхъ кирпичныхъ гробницахъ съ полукруглымъ или мавританскимъ сводомъ, какими усѣяны древнія городскія кладбища. Но почему это такъ измѣнилось въ позднѣйшіе вѣка, я не съумѣю съ точностью отвѣтить. Можетъ быть и потому, что сарты слишкомъ уже усвоили себѣ меркантильный торгашескій характеръ и въ сущности индифферентны ко всему, даже къ самой религіи, не говоря уже о патріотизмѣ, которымъ никогда не отличались. Все, что не касается прямымъ образомъ ихъ карманнаго интереса, не имѣетъ для нихъ ни малѣйшей важности. Но замѣтьте, я говорю это только о сартахъ, то есть о жителяхъ городовъ, представляющихъ собою помѣсь различныхъ племенъ и, несмотря на все ихъ презрѣніе къ евреямъ, имѣющихъ въ своемъ характерѣ много жидовскаго. Кочевые же и полуосѣдлые узбеки совсѣмъ не то: у тѣхъ вся жизнь слагается на крѣпкомъ родовомъ началѣ, и отсюда проистекаетъ и ихъ уваженіе къ памяти своихъ почившихъ родичей, сохраняемой какъ въ надгробныхъ степныхъ мавзолеяхъ, такъ и въ степныхъ пѣсняхъ и былинахъ о былыхъ батыряхъ. У сартовъ же и пѣсенъ-то, кажись, никакихъ нѣтъ, кромѣ батчебазныхъ..

VI. Отъ Карши до Бухары

^{Характеръ мѣстности за Карши, по дорогѣ въ Бухару. – Развалины древняго города Шулюкъ. – Опять курганы. – Кишлакъ Касанъ. – Лютый холодъ. – Въ лабиринтѣ арыковъ и въ бездорожной степи. – Кишлакъ Ходжа Муборакъ. – Умирающій верблюдъ. – Овечьи стада и степные коши. – Урочище Куль-Магіанъ. – Ночлегъ въ степномъ дворцѣ на урочищѣ Какыръ-сардоба. – Волнистая степь. – Кошъ-сардоба и ея дворецъ. – Караулъ-рабатъ. – Къ чему иногда приводить «государственная экономія». – Каменистая степь. – Перевалъ Мама-Джурчаты и видъ съ него на Заревшаискій оазисъ. – Кишлакъ Зироватъ. – Встрѣча съ бухарскими сановниками. – Магомедъ-Шерифъ инакъ и Абдулъ-Гаффаръ перваначи. – Окрестности Бухары и Каганское предмѣстье.}

Продолженіе 20-го января.

Нашъ сегодняшній путь длился 3 с половиною таша (28 верстъ), и на всемъ его протяженіи, отступя на нѣсколько верстъ въ обѣ стороны отъ дороги, тянулись непрерывныя ленты садовъ и ряды селеній вдоль по теченію Кашка-Дарьи и на исходящихъ изъ нея арыкахъ.

Проѣхавъ около одного таша, миновали мы развалины древняго города Шулюкъ. Въ настоящее время городище это представляется въ видѣ двухъ концентрическихъ четырехстороннихъ поясовъ, образуемыхъ бугристыми валами, въ разстояніи около четырехсотъ шаговъ одинъ отъ другаго. На углахъ валовъ бугры болѣе возвышены, вѣроятно здѣсь нѣкогда были башни, а самые валы, безъ сомнѣнія, суть остатки стѣнъ. Судя но расположенію валовъ, этотъ древній городъ былъ выстроенъ по обще-азіятскому типу, то есть внутренній поясъ составлялъ ограду цитадели, а внѣшній городскую стѣну; строенія же горожанъ и базаръ ютились въ тѣсномъ пространствѣ между тою и другою.

Невдалекѣ отъ этого городища, влѣво отъ нашей дороги, началось длинное селеніе Шулюкъ, которое, сливается съ селеніемъ Нидру-Мудунъ, а это послѣднее со своими садами и огородами тянулось вдоль нашего пути непрерывно, на разстояніи по крайней мѣрѣ полутора таша (12 верстъ). Параллельно Нидру-Мудуну, съ обѣихъ сторонъ отступая на нѣкоторое разстояніе, тянулись подобные же кишлаки, а поля, разстилавшіяся въ промежуткѣ между ними и дорогой, были покрыты сѣтью малыхъ арыковъ и пересѣчены множествомъ глинобитныхъ стѣнокъ, отдѣлявшихъ одинъ владѣльческій участокъ отъ другого. Вся мѣстность имѣетъ степной равнинный характеръ, прекрасно культивирована и заселена очень густо. Лишь въ двухъ мѣстахъ встрѣчаются невысокіе и совершенно голые кряжи, протяженіе коихъ, судя приблизительно, на глазъ, отъ двухъ до пяти верстъ; ничтожные сами по себѣ, кряжи эти нанесены на нашу карту. По всей равнинѣ разсѣяно много различной величины кургановъ, изъ коихъ малые отличаются преимущественно кругло-коническою, а болѣе крупные элипсоидальною формой.

Ночлегъ нашъ былъ назначенъ въ селеніи Кассанъ, куда прибыли мы въ половинѣ перваго часа пополудни, при ясной и тихой погодѣ. Морозъ не превышалъ двухъ градусовъ Реомюра (2.5 °C), и на солнцѣ было очень тепло, даже припекало.

21 января.

Изъ Кассана выѣхали въ восемь часовъ утра и долго ѣхали улицей этого мѣстечка. Очень много лавокъ и чайна-хане, и видно, что торговля идетъ тутъ бойко. У большинства лавокъ, на наружной стѣнѣ съ боку у входной двери, придѣланы по двѣ алебастровыя полочки, одна надъ другою. Въ чайныхъ тутъ выставляется цѣлая коллекція блестящихъ мѣдныхъ кумгановъ и фаянсовыхъ чашекъ, а въ остальныхъ кладутся напоказъ тѣ иди другіе товары. Въ мѣстечкѣ замѣтили мы двѣ или три мечети и много двухъэтажныхъ домовъ, такихъ же какъ и въ Карши, съ верхними и нижними айванами на рѣзныхъ колоннахъ. Въ обѣ стороны отъ главной улицы идутъ удобопроѣзжіе переулки; слѣва на большомъ курганѣ высятся стѣны замка (аркъ), гдѣ живетъ кассанскій амлякдаръ, собирающій съ жителей подати, отчисляемыя сполна «на достарханъ» каршинскому беку. Крытый базаръ достаточно великъ. Вообще это скорѣе хорошій торговый городокъ, чѣмъ кишлакъ, хотя на нашихъ картахъ и обозначенъ кишлачнымъ кружкомъ. Кассанскіе сады долго еще, на цѣлые полташа (4 версты), тянутся вдоль дороги и затѣмъ отходятъ отъ нея въ сторону.

Утро было жестоко морозное. Судя по скрипучей музыкѣ снѣга подъ колесами и по тому, что отъ холоду просто духъ захватывало, надо думать, что этотъ морозъ достигалъ болѣе 20° Реомюра (-25 °C). Вокругъ солнца, при совершенно безоблачномъ небѣ, виденъ былъ большой радужный кругъ. Птицы, за исключеніемъ воронъ, всѣ исчезли куда-то, попрятались отъ стужи, да и вороны повидимому чувствовали себя не' особенно благополучно: подвернувъ подъ себя лапки, многія изъ нихъ припадали къ землѣ, просто ложились на нее полубочкомъ и такимъ образомъ старались отогрѣвать на снѣгу свои коченѣющіе члены. Такого лютаго холода мы еще не испытывали за эту поѣздку, и хорошо еще что въ воздухѣ не было ни малѣйшаго вѣтерка, а то просто бы смерть!

Оставивъ за собою кассанскіе сады, выѣхали мы на открытую степь, изрѣзанную въ разныхъ направленіяхъ арыками. Вдали виднѣлись разбросанные кое-гдѣ небольшіе кишлаки, но ихъ было немного; Курганы за Кассанонъ на степи уже не попадаются. Очевидно, районъ ихъ распространенія не идетъ далѣе предѣловъ осѣдлой населенности страны.

Съ выѣздомъ на открытую степь, нашъ караулъ-беги, данный посольству въ провожатые бекомъ каршинскимъ, заблагоразсудилъ почему-то свернуть съ прямой проѣзжей дороги въ сторону, въ дальній объѣздъ; но на этомъ объѣздномъ пути, кромѣ вьющейся пѣшеходной тропки, не оказалось ровно никакой дороги, и вскорѣ мы попали въ цѣлый лабиринтъ пересѣкающихъ другъ друга арычныхъ рвовъ и насыпей, переѣздъ черезъ которыя былъ сопряженъ съ величайшими затрудненіями и рискомъ поломать всѣ экипажи. Наконецъ, предъ одною изъ насыпей, прикрывавшею глубокую канаву, лошади стали, такъ какъ здѣсь уже окончательно не оказалось возможности проѣхать. Стоимъ четверть часа, стоимъ полчаса, ни взадъ, ни впередъ. Караулъ-беги вертится, скачетъ и прыгаетъ вокругъ на своей верткой лошадкѣ, совсѣмъ задергалъ ее, затянулъ удила и, должно быть, съ досады то и дѣло хлещетъ ее нагайкой; то взберется онъ на насыпь и измѣритъ взглядомъ канаву, то нагнется посмотрѣть на оси и колеса, то въ морды лошадямъ заглянетъ, и галдитъ, галдитъ безъ конца съ окружившими насъ джигитами. Видно, что совѣтовъ подается много, да ни одинъ не оказывается пригоднымъ къ дѣлу. Наконецъ Богъ послалъ къ намъ на выручку какого-то добраго человѣка, гнавшаго чрезъ поле двѣ пары осликовъ, до-нельзя навьюченныхъ громадными связками бурьяну, изъ подъ которыхъ чуть виднѣлись только ихъ короткія мордочки, Караулъ-беги послалъ джигита перенять этого человѣка и привести его къ намъ на помощь. По его приказанію ослики были развьючены и канава закидана бурьяномъ, по связкамъ котораго мы и перебрались на ту сторону. Однако не прошло и минуты какъ предъ нами опять подобное же препятствіе. Но на сей разъ Провидѣніе уже не посылало намъ никакого добраго человѣка съ бурьяномъ. Пришлось спѣшиться всѣмъ конвойнымъ казакамъ, выпрячь лошадей и перетащить экипажи на рукахъ. Къ сему послѣднему способу прибѣгали казаки и на всѣхъ дальнѣйшихъ препятствіяхъ подобнаго рода, и такимъ-то образомъ часа два, по крайней мѣрѣ, проплутали мы въ этомъ проклятомъ арычномъ лабиринтѣ, прежде чѣмъ выбрались на ровную, ничѣмъ не пересѣченную степь и поѣхали по дѣвственной цѣлинѣ. Но и тутъ немногимъ легче оказалось: дороги нѣтъ и признака, почва кочковатая, мелко барханмстая, покрытая, кустиками степныхъ растеній, песокъ да камень. Можете себѣ представить, какіе тутъ пошли толчки, тычки и встряхиванья.

Прошло часа четыре, пока наконецъ удалось намъ выбраться на проѣзжую дорогу. На вопросъ, ради чего было съ нея свертывать, караулъ-беги, глупо оправдываясь, отвѣчалъ, что на прямомъ пути случился разливъ, вслѣдствіе прорыва какого-то арыка. Аллахъ его знаетъ, что это за изобилующій водой арыкъ, и какой это разливъ могъ не замерзнуть до дна при такомъ адскомъ морозѣ! Арбакеши и караванъ-баши нашего обоза, слѣдовавшіе все время прямою дорогой, сказывали потомъ, что никакого разлива нигдѣ они не встрѣчали. Оказалось такимъ образомъ, что караулъ-беги не только плохой совѣтникъ, но и плохой проводникъ, и что разливъ присутствовалъ лишь въ одномъ его воображеніи, вѣроятно разгоряченномъ излишнею дозой запретной водки или мусселяса. Но такъ какъ нѣтъ на свѣтѣ человѣка безъ какихъ либо достоинствъ, то во имя справедливости должно сказать, что этотъ сѣдобородый хрипунъ хорошій церемоніймейстеръ.

Ровная, хорошо убитая дорога идетъ прямо на сѣверо-западъ и по удобству ѣзды, по крайней мѣрѣ въ это время года, поспоритъ съ любымъ европейскимъ шоссе. Во второмъ часу дня пріѣхали въ степное мѣстечко Ходжа-Муборакъ, лежащее отъ Кассана въ разстояніи четырехъ ташей (32 версты), и благодаря нелѣпому объѣзду, не видали находящихся по прямому пути кишлаковъ Майманакъ и Кара-Кумъ и развалинъ древняго города Майманака.

Ходжа-Муборакъ – маленькое, ничтожное мѣстечко, почти безо всякой растительности, что придаетъ ему грустный, без-жизненный видъ. Торчатъ только тамъ и сямъ, около глиняныхъ стѣнокъ, пять или шесть тощенькихъ деревьевъ, кажись, урюковыхъ, поливаемыхъ изъ колодца, и въ этомъ все его растительное богатство. Проточная вода почему-то проведена не въ самое мѣстечко, а направляется на сосѣднее поле, въ нѣкоторомъ отъ него разстояніи, особымъ арыкомъ изъ Кашка-Дарьи, которая въ окрестностяхъ Ходжа-Мубо-рака уже окончательно истощается, вся разойдясь по степнымъ канавамъ. Далѣе идетъ ея сухое русло, обводняемое только весной, въ періодъ таянія снѣговъ. Мѣстечко служитъ исключительно привальнымъ пунктомъ для каравановъ, и потому въ немъ находится нѣсколько караванъ-сараевъ, и базаръ, спеціально приноровленный къ дорожнымъ потребностямъ и достаточно снабженный съѣстными и чайными лавчонками. Здѣсь однако есть хорошая кирпичная мечеть съ мавританскимъ куполомъ, въ надворныхъ флигеляхъ которой мы и помѣстились на кратковременный отдыхъ для завтрака.

Въ дальнѣйшій путь отправились въ половинѣ третьяго часа, и въ верстѣ разстоянія отъ мѣстечка пересѣкли сухое русло Кашка-Дарьи; оно неглубоко, нешироко и довольно полого. Отсюда пошла уже совсѣмъ голая, безводная пустыня, покрытая песчаными барханами съ рѣдкою и чахлою растительностью. До ночлега оставалось намъ еще четыре таша. Въ этой мертвой степи, не помню уже на которой верстѣ, еще издали завидѣли мы громадную стаю воронья, чернѣвшую цѣлымъ островомъ на самой дорогѣ. Подъѣзжаемъ ближе и видимъ, что все воронье собралось вокругъ издыхающаго верблюда, брошеннаго за болѣзнію въ степи, и жадно ожидало момента его смерти. Несчастное животное, завидя нашъ приближающійся поѣздъ, собрало послѣднія усилія и шатаясь поднялось на ноги. Это былъ страшный живой скелета обтянутый кожей, и чуть всталъ онъ во весь свой высокій ростъ, какъ полчища голодныхъ воронъ мгновенно отпрянули во всѣ стороны и разлетѣлись со зловѣщимъ карканьемъ; но, отлетѣвъ лишь на нѣсколько шаговъ, снова опустились на землю и принялись не то чистить, не то острить свои клювы, жадно наблюдая за своей жертвой. И едва обезсиленный верблюдъ, рухнувъ на землю, повалился на бокъ, воронье въ ту же минуту опять слетѣлось къ нему и нагло разсѣлось на немъ, покрывъ и шею, и голову. Грустная картина. А каково же такъ-то вотъ умирать въ этой самой степи одинокому путнику и въ предсмертныя мгновенія видѣть какъ тебѣ смотрятъ въ глаза эти черныя птицы, нетерпѣливо ожидающія твоего послѣдняго вздоха.

На степи пасется много овечьихъ стадъ, для которыхъ здѣсь устроены многочисленные коши, или загонные дворы, виднѣющіеся тамъ и сямъ въ сторонѣ отъ дороги. Такъ какъ стада остаются на подножномъ кормѣ всю зиму, добывая его изъ-подъ снѣга, то въ эти коши загоняютъ ихъ на ночь и во время бурановъ. Кошъ устраивается обыкновенно изъ глины, въ видѣ кольцеобразной стѣнки, вышиной нѣсколько болѣе человѣческаго роста, съ плетневыми или жердяными воротами. Со внутренней стороны по стѣнкѣ иногда идутъ навѣсы; но это уже роскошь, такъ какъ лѣсъ вообще здѣсь не дешевъ и надо везти его издалека. Тутъ же всегда имѣется либо юрта, либо небольшая саклюшка для пастуховъ и стойла для ихъ лошадей. На кровляхъ навѣсовъ и саклюшки высятся цѣлыя скирды бурьяну, употребляемаго пастухами на топливо, и сухой люцерны, которая идетъ въ кормъ овцамъ во время продолжительныхъ бурановъ или гололедицы, когда они не въ состояніи пробивать копытами ледяную кору, покрывающую степныя пространства. При каждомъ стадѣ необходимо имѣется своя собачья команда, отправляющая обязанности сторожевой службы. И это дѣйствительно сторожевая служба, потому что собаки держатъ вокругъ стада формальную цѣпь ведетовъ, выдвигаясь оными впередъ на разстояніе около полуверсты отъ стада, и никогда собака не выйдетъ въ цѣпь одна, а всегда попарно, звеньями, и сторожатъ онѣ обыкновенно такимъ образомъ, что одна лежитъ, отдыхаетъ, а другая, сидя рядомъ, смотритъ впередъ или бродите гдѣ нибудь около, то и дѣло нюхая воздухъ. Отъ четырехъ до шести такихъ звеньевъ совершенно охраняютъ даже очень большое стадо. Рослыя, лохматыя собаки эти съ виду похожи на волковъ, но онѣ самые жестокіе, заклятые враги сего звѣря, и рѣдко какому хищнику удается безнаказанно проникнуть за цѣпь ихъ ведетовъ. Но кронѣ того, умные псы простираютъ свою заботливость и на то, чтобы ни одна овца не отбивалась отъ стада: чуть замѣтятъ гдѣ заблудившуюся или отсталую, сейчасъ же одинъ изъ сторожевыхъ бѣжитъ къ ней и съ лаемъ гонитъ въ отару; а если случится ото съ совсѣмъ маленькимъ ягненкомъ, то собака бережно беретъ его зубами за загривокъ и доставляетъ по назначенію. Такъ по крайней мѣрѣ разсказываютъ бухарцы.

Встрѣтили на пути одну цистерну (сардоба) съ обвалившимся на половину порталомъ. Наружный видъ ея такой же, какъ и у нашихъ на Голодной степи, и строена она, равно какъ и всѣ прочія подобныя же сооруженія на Каршинско-Бухарской дорогѣ, все тѣмъ же знаменитымъ Абдуллахъ-ханомъ, этимъ истиннымъ благодѣтелемъ степей, память котораго еще много вѣковъ будутъ съ благодарностью вспоминать всѣ, кого судьба заброситъ путникомъ въ эти мертвыя пустыни. Жаль только, что нынѣшнее правительство не поддерживаетъ такихъ полезныхъ сооруженій. Они еще исполняютъ свое назначеніе, но безъ ремонта съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе разрушаются.

Въ разстояніи двухъ ташей отъ Ходжа-Муборака мѣстность начинаетъ представлять ряды невысокихъ песчаныхъ бархановъ, изъ коихъ одни покрыты колючкой, гребенщикомъ (тамарискъ) и бурьяномъ, и слѣдуютъ грядой въ сѣверо-западномъ направленіи, другіе совершенно голы. Почва – песчано-глинистая. Здѣсь видны какія-то давно разрушенныя сооруженія, въ видѣ невысокихъ прерывающихся стѣнокъ, близь когорыхъ есть колодецъ и при немъ одинокая сакля. Мѣсто или урочище это носитъ названіе Куль-Магіанъ, а по другому произношенію Куль-Май, что значитъ Рыбное озеро, и тянется оно на разстояніи около таша, а затѣмъ опять идетъ ровная гладкая степь. Заинтересовавшись, почему это урочище носитъ такое странное, совсѣмъ уже не подходящее къ мѣсту названіе, я узналъ, что оно и въ дѣйствительности бываетъ иногда озеромъ, которому гряды бархановъ служатъ берегами: внутри ихъ цѣпи находится неглубокая котловина, до которой иногда доходятъ, по сухому руслу воды Кашка-Дарьи во время весенняго половодья, если зима была особенно' обильна снѣгами. Въ этомъ случаѣ котловина заполняется вся и, вмѣстѣ съ водой, въ нее набирается множество рыбы. Но такъ какъ почва котловины мелкій сыпучій песокъ, то влага всасывается въ него очень скоро, и озеро быстро мелѣетъ и высыхаетъ, а рыба, которой еще въ началѣ обмелѣнія уже отрѣзанъ возвратъ въ рѣку, конечно, дохнетъ на днѣ, покрывая его сплошь своею массой, и тогда на все лѣто окрестность заражается такимъ ужаснымъ запахомъ, что караваны принуждены бываютъ дѣлать огромный обходъ, забирая далеко въ сторону, въ совершенно безводную пустыню. Здѣсь тогда великое раздолье воронамъ и грифамъ-стервятникамъ; но и эти единственные дезинфекторы степи мало помогаютъ, и вонь прекращается лишь въ срединѣ лѣта, когда нестерпимо жгучее солнце окончательно изсушитъ остатки рыбы.

За три версты до мѣста ночлега выѣхали къ намъ на встрѣчу двое чиновниковъ, посланныхъ отъ кушъ-беги и, слѣзши съ коней, поздравляли насъ съ благополучнымъ странствованіемъ.

Мѣсто сегодняшняго ночлега называется Какыръ-Сардоба [105]105
  Какыръ происходить отъ слова «какъ» – лужа, а называется какыромъ совершенно ровное, глянцевито-гладкое, какъ паркетъ, пространство глинистой почвы, образуемое вслѣдствіе высыханія обширныхъ лужъ, остающихся послѣ дождей или весенняго таянія снѣговъ. Глина какыра обыкновенна бываетъ чрезвычайно нѣжна, жирна и, высыхая отъ дѣйствія солнца, трескается на куски, которые коробятся въ полуцилиндръ, отдѣляясь отъ нижней почвы тонкими, равномѣрной толщины слоями.


[Закрыть]и находится въ трехъ съ половиной ташахъ (28 верстъ) отъ Ходжа-Муборака. Прибыли мы тіуда уже по закатѣ солнца, въ седьмомъ часу вечера, и неожиданно нашли тамъ близь каменной цистерны прекрасное четырехстороннее зданіе изъ обожженнаго кирпича. Высокій мавританскій порталъ вводитъ въ просторныя стрѣльчато-сводныя галлереи, окружающія внутри все это зданіе; три или четыре выходные корридора ведутъ съ галлерей на внутренній мощенный плитамн дворъ съ низенькими террасами, на которыя выходитъ много дверей изъ отдѣльныхъ комнатъ и кладовыхъ. Эти послѣднія наполнены запасами необходимой для ночлега рухляди: подушками-вальками (мутаки), толстыми ватными одѣялами и коврами. Отдѣльныя же комнаты служатъ спальнями, а въ закрытыхъ галлереяхъ находятся помѣщенія и для лошадей. Это прекрасное, прочно сохранившееся зданіе воздвигнуто Абдуллахъ-ханомъ среди совершенно пустынной степи и служитъ путевымъ дворцомъ на случай остановокъ эмира во время его «священныхъ шествованій» изъ Бухары въ Шахрисебсъ и обратно. Но и внѣ этихъ экстраординарныхъ случаевъ оно радушно раскрываетъ свои широкія двери всякому путнику, кто бы онъ ни былъ, съ однимъ лишь обязательствомъ: при отъѣздѣ убирать прочь изъ занимаемыхъ комнатъ ненужные остатки своей ѣды и прочаго, а изъ конюшенныхъ корридоровъ – пометъ своихъ вьючныхъ животныхъ, и такимъ образомъ зданіе это постоянно поддерживается въ чистотѣ и порядкѣ. Когда мы подъѣхали къ Какыръ-Сардобѣ, то тамъ уже ожидала насъ цѣлая толпа народа, не знаю откуда набравшаяся. Предъ порталомъ были раскинуты большія зеленыя палатки на узорчатомъ подбоѣ, и ярко пылало нѣсколько большихъ костровъ. Роскошный достарханъ и ужинъ ожидалъ насъ въ высокосводной алебастровой залѣ, устланной сплошь большими коврами и убранной вдоль стѣнъ наложенными въ нѣсколько рядовъ одно на другое ватными одѣялами и бархатными мутаками, что вполнѣ замѣняло турецкія оттоманки.