Текст книги "В гостях у эмира Бухарского"

Автор книги: Всеволод Крестовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Какъ оригинальный же продуктъ бухарской тактики замѣчательно, но непрактично по своей сложности, наступленіе перекатнымъ разсыпнымъ строемъ прямо изъ баталіонной ротной колонны, хотя на показанномъ ученьи этотъ кунстштюкъ былъ продѣланъ людьми довольно отчетливо. Состоитъ онъ въ томъ, что по соотвѣтствующему сигналу, изъ передней шеренги 1-й роты выбѣгаютъ на извѣстное разстояніе впередъ нумера: 1, 4, 7 и 10-й и т. д. Затѣмъ, въ слѣдующей очереди идутъ той же шеренги нумера: 2, 5, 8 и 11-й и т. д., которые, пройдя мимо нумеровъ первой очереди, перебѣгаютъ далѣе впередъ, на такое же разстояніе, на какое отдѣлились отъ фронта колонны первоочередные. За ними слѣдуетъ все той же шеренги нумера: 3, 6,9 и 12-й и т. д., перебѣгающіе далѣе нумеровъ второй очереди. Послѣ этого въ томъ же порядкѣ нумеровъ наступаетъ очередь второй шеренги, одновременно съ чѣмъ начинаютъ дальнѣйшее движеніе впередъ первоочередные нумера первой шеренги, очищая такимъ образомъ свои мѣста для первоочередныхъ нумеровъ второй шеренги, а сами проходя мимо стоящихъ выше нумеровъ второй и третьей очереди, снова занимаютъ первое мѣсто впереди разрѣженнаго строя. Когда же все это послѣдовательно будетъ продѣлано всѣми нумерами второй шеренги, наступаетъ очередь первой шеренги 2-й роты и т. д. А движеніе впередъ между тѣмъ продолжается все время непрерывнымъ образомъ, сопровождаясь пальбой нумеровъ находящихся впереди прочихъ. Я полагаю, что господинъ Маріусъ Петипа, остался бы очень доволенъ, еслибы могъ внести въ какой-нибудь изъ своихъ балетовъ подобную хореграфическую эволюцію. Что же до чисто-военной стороны дѣла, то показанное вамъ ученье, повидимому, достаточно наглядно выяснило, что въ бухарскомъ пѣхотномъ уставѣ есть много сложнаго и безполезнаго въ практическомъ смыслѣ, но есть въ то же время вещи, которыя могутъ быть примѣнены къ дѣлу съ полнымъ удобствомъ и цѣлесообразностію. Къ числу таковыхъ, между прочимъ, относится все то, что заимствовано изъ русскаго устава и право, въ этомъ отношеніи дезертировъ нашихъ можно назвать вовсе не дурными инструкторами.

14 января.

Сегодня пятница, джумакынъ – день еженедѣльно посвящаемый у мусульманъ молитвѣ, или, какъ говорятъ въ Ташкентѣ наши солдаты, «сартовское воскресенье». Поэтому эмиръ долженъ имѣть сегодня торжественный выѣздъ въ городскую мечеть для совершенія намаза.

Еще вчера возвратясь отъ топчи-баши, я заявилъ нашимъ приставамъ, что желалъ бы видѣть эту церемонію, но, къ удивленію, встрѣтилъ съ ихъ стороны довольно уклончивый отвѣтъ, что въ этомъ де нѣтъ ничего достойнаго любопытства, все де очень просто, обыкновенно, такъ что я напрасно только потеряю мое время.

Но я замѣтилъ, что оба они, прежде чѣмъ нашлись дать такой отвѣтъ, видимо замялись какъ-то, словно я моимъ заявленіемъ поставилъ ихъ въ несовсѣмъ ловкое положеніе. Не понимая, что могло бы это значить, но желая вывести и ихъ, и себя изъ взаимнаго недоразумѣнія, я объяснилъ имъ, что въ Константинополѣ мнѣ неоднократно доводилось видѣть пятничные выѣзды султана Абдудъ-Гамида въ ту или другую мечеть, и что тамъ эта церемонія, обставленная очень торжественно, вполнѣ доступна какъ зрѣлище не только для мусульманъ, но и для всѣхъ иновѣрцевъ безразлично, а потому изъ этого примѣра я де заключаю, что присутствіе иновѣрнаго зрителя при такой церемоніи не нарушаетъ никакихъ религіозныхъ мусульманскихъ постановленій. Юзъ-баши поспѣшили завѣрить меня, что, конечно, никакого подобнаго нарушенія здѣсь нѣтъ и быть не можетъ, но что для удовлетворенія моего желанія надо бы, по ихъ мнѣнію, написать «арзъ», то есть ходатайствовать объ особомъ разрѣшеніи у эмира.

Я возразилъ имъ, что это слишкомъ длинная и сложная процедура и что не вижу надобности безпокоить его высокостепенство по такому пустяшному дѣлу, тѣмъ болѣе, что я, какъ и всякій другой, могъ бы видѣть эту церемонію случайнымъ образомъ.

– То есть какъ это? – спросили они съ нѣсколько тревожнымъ недоумѣніемъ.

– Очень просто: я каждый день выѣзжаю верхомъ на прогулку по городу и, стало быть, могу совершенно нечаянпо попасть на городскую площадь, какъ разъ въ то время, когда хазретъ будетъ проѣзжать по ней.

Успокоенные юзъ-баши согласились, что это конечно дѣло вполнѣ возможное, но прибавили, что мнѣ, какъ одному изъ представителей русскаго посольства, необходимо было бы предоставить особое почетное мѣсто для зрѣлища, потому что нельзя же смѣшаться съ простымъ народомъ, и что вотъ собственно поэтому и надо бы было доложить его высокостепенству.

Я со своей стороны поспѣшилъ увѣрить ихъ, что еслибъ и пришлось мнѣ попасть на площадь (хотя не знаю попаду ли, такъ какъ не знаю поѣду ли), то я попалъ бы туда никакъ не въ качествѣ одного изъ русскихъ пословъ, а просто частнымъ человѣкомъ, какъ попадаю туда каждый день, ѣдучи на базаръ или съ базара, и что въ такомъ случаѣ я нарочно постарался бы стать гдѣ нибудь за народомъ, такъ, чтобы совсѣмъ не обращать на себя ничьего вниманія.

Юзъ-бапш повидимому совсѣмъ удовольствовались такимъ объясненіемъ и на томъ мы покончили.

….Сегодня, въ одиннадцатомъ часу утра, по обыкновенію, я приказалъ осѣдлать себѣ лошадь и поѣхалъ эа городъ, а къ полудню возвращаясь домой разсчиталъ такъ, чтобы быть на базарѣ, у площади, къ тому времени, какъ по ней будетъ слѣдовать шествіе эмира. Мнѣ удалось это какъ нельзя лучше.

Городская площадь полныыъ-полна была и пѣшимъ, и коннымъ народомъ, столько же по причинѣ праздничнаго дня, сколько и по случаю предстоявшей церемоніи. Отъ урды (цитадели) до самой мечети, вдоль пути слѣдованія, разставлены были шпалерами войска Шаарскаго отряда съ оружіемъ и знаменами.

Въ три четверти двѣнадцатаго въ сторонѣ урды раздалась военная музыка – знакъ, что его высокостепенство уже выѣхалъ изъ дворца, а минутъ чрезъ десять процессія показалась и на базарной площади. Открывали шествіе двое удайчи въ парчевыхъ халатахъ со своими жезлами, ѣхавшіе рядомъ на красиво убранныхъ горячихъ жеребцахъ. Чередуясь одинъ съ другимъ, они мѣрнымъ полураспѣвомъ провозглашали установленную для подобныхъ случаевъ молитву: «хазретъ эмирнинъ исанлик-ля-ригй худа туафикъ гадалятъ берсинъ», то есть «да поможетъ Господь хазрету-эмиру во вся дни его не преступать закона справедливости». И вся масса чалмоноснаго народа, низко склоняя головы и спины, благоговѣйно отвѣчала на это: «Оменъ! оменъ!» (да сбудется!). За удайчами ѣхалъ, одѣтый въ столь же блестящій халатъ, придворный чинъ «селямъ-агасы», непосредственно предшествовавшій эмиру. Кланяясь вмѣсто своего повелителя направо и налѣво народу, онъ повторялъ за хазрета при каждомъ поклонѣ привѣтствіе: «алейкумъ асселямъ», въ чемъ и состоитъ вся его должность.

Самъ же эмиръ, въ бѣлоснѣжной чалмѣ и въ простомъ шаиновомъ халатѣ темныхъ красокъ, являя разительный контрастъ съ яркостью и блескомъ своихъ залитыхъ въ золотую парчу царедворцевъ, ѣхалъ на статномъ ворономъ аргамакѣ, опоясанный кривою саблей, но ѣхалъ молча, неподвижно, съ какимъ-то застывшимъ, какъ бы каменнымъ выраженіемъ лица и большею частью съ потупленными изъ-подъ сумрачныхъ бровей глазами. Но порой какъ бы усталыя вѣки его медлительно подымались, и тогда безразличный взглядъ хазрета, мимо всѣхъ и вся, устремлялся куда-то въ даль, въ неопредѣленное пространство…

Я понимаю, что такое появленіе хазрета своему народу должно производить на его подданныхъ внушительное и жуткое впечатлѣніе страха, смѣшаннаго съ благоговѣніемъ, чтб такъ наглядно выражалось въ этомъ всеобщемъ преклоненіи головъ и въ сдержанныхъ, глухо произносимыхъ всѣмъ народомъ откликахъ «оменъ! оменъ!»

Непосредственно за эмиромъ слѣдовала въ строю конная сотня его тѣлохранителей кулъ-батчей, въ алыхъ чекменяхъ съ галунами, а за сотней, подъ предводительствомъ шигаула Дурбинъ-инака, валомъ валила блистающая золотомъ, лазурью и пурпуромъ пестрая кавалькада всякихъ царедворцевъ, сановниковъ, чиновниковъ, бековъ, біевъ, почетныхъ лицъ и, наконецъ, тутъ же скакали всѣ не находившіеся въ строю офицеры, разряженные въ свои разноцвѣтные форменные костюмы съ русскими коваными эполетами.

По мѣрѣ того какъ эмиръ проѣзжалъ мимо своихъ баталіоновъ, музыка играла ему «встрѣчу», знамена и значки преклонялись, строевые офицеры одною рукой салютовали саблями, а другою прикладывались къ шапкамъ и кланялись, сарбазы по командѣ брали ружья на «караулъ», почтительно потупляя въ то же время свои головы, и народъ, какъ нива, колеблемая вѣтромъ, низко нагибался впередъ, проводя по бородамъ ладонями, и замиралъ въ своемъ глубоко-почтительномъ согбеніи. Одно только «оменъ! оменъ!» какъ глухой рокотъ морскаго прибоя проносилось надъ его приникшими волнами.

Но вотъ приблизился хазретъ къ мечети, и вдругъ, предъ ея порталомъ, на встрѣчу ему грянулъ оглушающій ревъ громадныхъ жестяныхъ трубъ. Однѣ изъ нихъ, сажени въ полторы, коли не двѣ длиной, имѣли совершенно прямую форму съ конически-уширяющимся раструбомъ, въ родѣ петербургскихъ пастушьихъ рожковъ; другія такой же длины, сгибались посерединѣ двойнымъ прямоугольнымъ колѣномъ. Уставясь своими зѣвами прямо въ небеса, трубы эти изрыгали все одну и ту же ревущую ноту, насколько лишь хватало силы въ легкихъ у изнатужившихся донельзя дударей, и ихъ жестокій монотонный ревъ, съ которымъ трудно сравнить что либо, покрывалъ собой всѣ остальные звуки площади.

Я полагаю, что эти трубы если не тѣ же самыя, то навѣрное съ-родни тѣмъ, отъ звука которыхъ нѣкогда пали стѣны іерихонскія.

Хазретъ оставался въ мечети около получаса, и затѣмъ такимъ же порядкомъ возвратился въ аркъ. Войска съ музыкой разошлись по квартирамъ, нарядные офицеры, блестящіе чиновники, біи, казіи и почетныя лица, въ сопровожденіи своихъ джигитовъ, разъѣхались въ разныя стороны, а пѣшій и конный народъ, гуторя и двигаясь волнами, долго еще наполнялъ базарную площадь.

15 января.

Сегодня, въ четыре часа пополудни, состоялся съ обычными церемоніями нашъ прощальный «селямъ» у эмира. Музаффаръ-Эддинъ просилъ князя засвидѣтельствовать генералъ-губернатору его неизмѣнно дружественныя чувства и надежду на дальнѣйшее сохраненіе добрыхъ отношеній Россіи къ Бухарѣ. Затѣмъ, освѣдомись, хорошо ли мы провели время въ Шаарѣ и всѣмъ ли довольны, онъ пожелалъ намъ счастливаго пути и сказалъ, что съ его стороны уже сдѣлано распоряженіе, чтобы на время пребыванія посольства въ бухарскихъ предѣлахъ, какъ въ пути, такъ и во время остановокъ по городамъ, намъ были предоставлены всѣ возможныя удобства. Откланявшись эмиру, мы по приглашенію Дурбинъ-инака, перешли въ помѣщеніе перваначи Остана-куля, гдѣ были приготовлены прощальный достарханъ и подарки отъ эмира всѣмъ членамъ посольства. Вернулись домой въ шестомъ часу вечера.

А Рахметъ-Улла-токсаба такъ и не показался намъ больше, словно въ воду сгинулъ.

16 января.

Выѣздъ нашъ изъ Шаара назначенъ былъ въ девять часовъ утра, но за раздачей прощальныхъ подарковъ едва управились къ началу одиннадцатаго. Одарены были отъ лица нашего оба пристава мурзы юзъ-баши и офицеръ, безсмѣнно державшій почетный караулъ при посольскомъ домѣ, и весь взводъ его сарбазовъ, и эсаулъ-баши со своими кур-башами, и всѣ состоявшіе при насъ бухарскіе джигиты, – всѣмъ досталось по хорошему халату, соотвѣтственно ихъ чинамъ и общественному положенію, а чиновникамъ и офицеру, сверхъ халатовъ, еще и по серебряной вещи, въ родѣ часовъ, портсигаровъ и чарокъ – «на память». Не забыли и маленькаго сынишку эсаула-баши, общаго нашего любимца и пріятеля, которому достались картинки изъ объявленій объ изданіи иллюстрированныхъ журналовъ, а главное весь изобильный остатокъ достархана со всѣми его разнообразными сластями. Князь Витгенштейнъ, какъ старшій представитель посольства, все время лично присутствовалъ при этой раздачѣ и благодарилъ чиновниковъ за ихъ усердіе и предупредительное вниманіе ко всѣмъ надобностямъ посольства. Между прочимъ, когда хорунжій Карамурзаевъ хотѣлъ было, по принятому здѣсь обыкновенію, накинуть халатъ на плечи караульному офицеру, то послѣдній, вѣжливо уклоняясь отъ этой чести, со всею деликатностью свойственною персу, заявилъ князю, что онъ проситъ извинить его, но на эполеты, пожалованные его высокостепенствомъ надѣть халатъ никахъ не можетъ, а потому проситъ позволенія принять столь лестный для него даръ просто изъ рукъ въ руки. Это было до того прелестно и неожиданно, что намъ стоило большаго труда воздержаться отъ веселой улыбки. И въ самомъ дѣлѣ…подумайте только: въ Бухарѣ начинаютъ понимать значеніе эполетъ и пытаются платить намъ тою же монетой!

Въ Урта-Курганѣ, гдѣ, восемнадцать дней тому назадъ, мы впервые познакомились съ первавачи, топчи-баши и корпусомъ бухарскихъ офицеровъ, сопровождавшихъ насъ при въѣздѣ въ Шаарь въ почетномъ конвоѣ, былъ теперь приготовленъ для насъ первый путевой завтракъ. Здѣсь мы распростились съ нашими юзъ-башами, которые представили намъ новаго пристава, караулъ-беги-зякетчи, [98]98
  Сборщикъ торговыхъ и караванныхъ пошлинъ.


[Закрыть]долженствовавшаго, по приказанію эмира, сопровождать насъ въ дальнѣйшемъ пути до города Карши.

Часу въ четвертомъ дня проѣхали мимо города Чиракчи, гдѣ по случаю базарнаго дня собралось множество народу, и на встрѣчу намъ высыпала цѣлая толпа любопытныхъ всадниковъ. А везли насъ все съ прежней помпой, въ эмирскихъ коляскахъ, четверней на уносахъ, въ предшествіи и въ сопровожденіи конныхъ джигитовъ, но въ счастью уже не черепашьимъ шагомъ, хотя и далеко не полною рысью.

Отъ Чиракчи до мѣста ночлега, сказывали намъ, будто всего только два таша (16 верстъ), но въ дѣйствительности оказалось около четырехъ, благодаря тому, что повезли насъ, Богъ вѣсть зачѣмъ, какимъ-то кружнымъ путемъ, такъ что на ночлегъ прибыли мы уже въ потьмахъ, часу въ девятомъ вечера. Высланные на дорогу люди встрѣчали насъ съ фонарями и свѣчами, указывая путь въ мѣстечко Кара-бахъ (черный садъ), гдѣ и помѣстились мы, наконецъ, продрогшіе и проголодавшіеся, въ путевомъ дворцѣ эмира.

V. Отъ Шахрисебса до Карши

^{О бухарскомъ климатѣ и морозахъ. – Землетрясеніе на ночлегѣ. – Еще нѣчто по поводу хорошихъ манеръ и гостепріимства азiятовъ. – Гнилая вода. – Роздыхъ въ Чимъ-курганѣ. – Степные хутора. – Степь и Кашкинскій оазисъ. – Наше неумѣнье путешествовать съ восточною важностью., Неудачная переправа. – Каршинская степь. – Городъ Карш. – Его ковровыя фабрики, мѣдночеканныя и ткацкія издѣлія. – Посольскій домъ. – Политиканскія продѣлки мѣстныхъ чиновниковъ. – Нѣсколько словъ но поводу обычая дѣлать взаимные подарки. – Каршинскій бекъ и его визитъ въ посольство. – Характеръ города. – Мостъ на Кашка-Дарьѣ. —Каршинскiя предмѣстья. – Мазаръ Ишанъ-Шанда и городское кладбище. – Какъ относятся нынѣшніе сарты къ своимъ могиламъ. – Похоронные обряды у сартовъ.}

17 января.

Холодъ страшный. Еще вчера съ девяти часовъ вечера сталъ такой морозъ, какого мы здѣсь ни разу пока не испытывали. Н.Ханыковъ въ своемъ «Описаніи Бухарскаго ханства» [99]99
  Изданіе 1843 года, С.-Петербургъ.


[Закрыть]говоритъ, что оно по южному положенію своему должно бы пользоваться весьма жаркимъ климатомъ, но что многія обстоятельства стекаются здѣсь вмѣстѣ, дабы не только умѣрить его, но даже и охладить. Во-первыхъ, континентальное положеніе ханства въ центрѣ Азіи оказываетъ на него хладотворное вліяніе, тѣмъ болѣе, что въ окружающихъ его земляхъ отношеніе обработанной части къ необработанной такъ ничтожно, что нисколько не смягчаетъ суровости ихъ климата. Во-вторыхъ, совершенно открытое положеніе ханства съ сѣвера и, напротивъ, огражденіе его Гяндукушемъ съ юга производитъ то, что приливъ холодныхъ струй воздуха изъ сѣверныхъ странъ постояненъ, и такъ какъ Гиндукушъ представляетъ имъ неодолимую преграду для перемѣщенія на югъ, то онѣ, согрѣваясь, необходимо должны поглощать значительную часть теплоты, присущей этой странѣ по ея географическому положенію – между 37-ю и 43-ю параллелями сѣверной широты. Въ-третьихъ, сильная солонцеватость почвы также не мало способствуетъ суровости климата. Въ-четвертыхъ, богатые запасы льдовъ и снѣговъ, залегающіе въ горахъ Акъ-тау, Кара-тау и Заревшансвомъ хребтѣ постоянно и непрерывно охлаждаютъ воздухъ ханства, а наконецъ и самое возвышенное положеніе Бухары (1.200 футовъ по Борнсу) надъ уровнемъ океана должно быть принято въ соображеніе при объясненіи холодовъ посѣщающихъ здѣшнія страны. Не смотря на все это, говоритъ Ханыковъ, климатъ Бухарскаго ханства долженъ быть названъ жаркимъ, потому что съ половины марта и до конца ноября температура постоянно стоитъ очень высокая, а лѣтомъ дѣлается нестерпимою. И дѣйствительно, здѣшній зной, въ зависимости отъ раскаляемыхъ солнцемъ песковъ Кизиль-кума и туркменскихъ за-аму-дарьинскихъ степей, несравненно хуже и невыносимѣе зноя тропическихъ странъ, гдѣ онъ нѣсколько умѣряется влажностью воздуха, приносимаго съ близкихъ къ нимъ морей и океана. Разница между наибольшею температурой лѣтомъ (+56°(+70 °C)) и наименьшею зимой (-25°(-31 °C)) достигаетъ здѣсь 81°(101 °C), и это, по моему мнѣнію, такое обстоятельство, которое заставляетъ меня отнести климатъ Бухары прямо къ числу суровыхъ, потому что 56-ти градусный зной, при страшной сухости воздуха – какъ хотите – составляетъ не менѣе суровое условіе для существованія, чѣмъ 30-ти градусный холодъ. И, право, я затрудняюсь сказать, которая изъ этихъ двухъ крайностей хуже?

Въ 2 с половиною часа ночи было довольно сильное землетрясеніе, продолжавшееся около одной минуты. Колебанія почвы шли медленно и мѣрно, съ промежутками до двухъ секундъ на каждое, и сила ихъ дѣйствія, сказывалась тѣмъ, что въ нашей комнатѣ трещали потолочныя жерди; но къ исходу первой полминуты они постепенно становились все слабѣе и медленнѣе, пока не затихли вовсе. Однакоже послѣ семи, восьмисекунднаго затишья землетрясеніе возобновилось, только приняло совсѣмъ другой характеръ. Теперь это были уже быстрыя, волнообразныя колебанія съ дрожью почвы, въ направленіи съ юго-запада къ сѣверо-востоку. Явленіе, въ особенности въ своей первой половинѣ, сопровождалось глухимъ подземнымъ гуломъ, который напоминалъ собою мѣрный, густой звонъ большого колокола. [100]100
  Въ Бухарѣ землетрясенія случаются преимущественно въ мартѣ и въ первой трети апрѣля, но иногда сильные жары и сильные морозы также сопровождаются этимъ явленіемъ. Здѣсь, между прочимъ, существуетъ старое повѣрье, что предъ каждымъ новымъ годомъ, который у бухарцевъ считается со дня весенняго равноденствія, непремѣнно должно быть землетрясеніе, и чтобы въ этомъ убѣдиться, оне въ ночь наканунѣ новогодняго дня втыкаютъ въ землю ножикъ, и когда онъ упадетъ отъ сотрясенія почвы, то съ той минуты считается и начало новаго года.


[Закрыть]Колебанія почвы и трескъ потолка разбудили меня почти въ самомъ началѣ землетрясенія, и въ первыя двѣ, три секунды я даже не понималъ, не могъ сообразить въ чемъ дѣло; когда же все окончательно затихло, нарочно вышелъ на дворъ посмотрѣть что дѣлается. Ночь, озаренная мѣсяцемъ, была ясна и жестоко морозная. Вѣтви деревъ, терраса, стѣны, все было запушено густымъ сверкающимъ инеѣмъ, и снѣгъ сильно хрустѣлъ подъ ногами. Термометра со мной не было, но на ощущеніе морозъ, мнѣ кажется, значительно превышалъ 20 градусовъ Реомюра (-25 °C), и въ тихомъ воздухѣ чувствовалась такая острота и сухость, что затруднялось даже дыханіе. Въ комнатѣ нашей, при ея весьма просторныхъ размѣрахъ, тоже было очень холодно, тѣмъ болѣе, что мы приказали унести изъ нея два мангала (жаровни), отъ которыхъ распространялся въ ней очень тонкій, но чувствительно дѣйствовавшій на голову угаръ, послѣдствія коего вскорѣ обнаружились на князѣ. Словомъ, холодъ даже въ комнатѣ былъ такой, что рано утромъ мы проснулись съ ледяными сосульками на усахъ.

Обозъ нашъ еще съ вечера сильно отсталъ, а потому, князь рѣшилъ дождаться его прибытія; но такъ какъ арбы пришли только сегодня во второмъ часу пополудни, и лошади оказались крайне измученными, то намъ поневолѣ пришлось продневать въ Карабахѣ.

Жить зимой въ туземныхъ домахъ безъ привычки невыносимо: глиняныя стѣны промерзаютъ насквозь, глиняный полъ тоже; окна безъ стеколъ и большею частію не защищены ровно ничѣмъ; наружныхъ дверей въ комнатѣ много, не менѣе трехъ, но створы ихъ никогда не запираются вплотную, и потому изо всѣхъ щелей тянетъ сквознякъ ужасный. Благодаря всему этому, зимой во время морозовъ внутри бухарскихъ саклей гораздо холоднѣе, чѣмъ на открытомъ воздухѣ, и мы не разъ бывало выходили на дворъ, чтобы согрѣться. По той же причинѣ порѣшили мы съ княземъ перебраться въ юрту, и не имѣли причинъ сожалѣть о такомъ перемѣщеніи: въ юртѣ, гдѣ весь день поддерживался огонь въ костеркѣ, положительно было удобнѣе и несравненно теплѣе, чѣмъ въ комнатѣ – надо только лежать, чтобы дымъ не ѣлъ глазъ – да и воздухъ по крайней мѣрѣ не былъ здѣсь отравленъ угаромъ.

Въ качествѣ походнаго метръ-д’отеля (достарханчи) сопровождалъ насъ, по назначенію бухарскаго правительства, одинъ эсаулъ-баши, всегда лично вносившій и ставившій предъ княземъ почетное блюдо плова и распоряжавшійся во время стола остальною прислугой. Джентльменскій видъ, манеры и вообще умѣнье держать себя просто, но изящно и всегда съ чувствомъ собственнаго достоинства, сказывались въ этомъ азіятѣ такъ рельефно, что не могли не обратить на себя наше вниманіе. По этому поводу произошелъ у насъ съ княземъ разговоръ, Начавшійся съ высказаннаго мной удивленія, откуда эти азіяты, люди, которыхъ въ Европѣ считаютъ варварами, полудикарями, усваиваютъ себѣ такой тактъ и полныя благороднаго изящества манеры. Мысли, высказанныя въ отвѣтъ на это княземъ, очень понравились мнѣ своею оригинальностью, и мнѣ кажется, что его выводы вовсе не парадоксальны, напротивъ, въ нихъ чувствуется нѣчто основательное; сущность ихъ сводится вотъ къ чему:

Азія искони была и остается доселѣ истинною родиной хорошихъ манеръ, и европейцы вовсе не могутъ считаться ихъ самостоятельными изобрѣтателями: эти манеры, равно какъ и большую часть родовъ нашего спорта, Европа заимствовала у Востока еще съ эпохи Крестовыхъ походовъ. Нѣтъ надобности приводить примѣры необузданной грубости и даже дикости общественныхъ и семейныхъ нравовъ, какими отличалась феодальная Европа до этой знаменательной эпохи: примѣры эти достаточно извѣстны. Съ эпохи Крестовыхъ походовъ являются труверы, трубадуры, миннезингеры, воспѣвающіе не только бранные подвиги рыцарей, но и благородство, изящество и нѣжность чувствованій, въ чемъ они очень сходствуютъ съ поэтами Востока, въ особенности съ арабскими; является турниръ, точно также вынесенный съ Востока, турниръ съ его утонченными формами вѣжливости между противниками, что впослѣдствіи преемственно перешло и къ дуэлямъ. [101]101
  Годфридъ Прельн первый установилъ правила и законы турнира. Что же касается поединковъ, то правила «Pandectae triumphales» были изданы въ 1686 году. Послѣдній турниръ, достопамятный тѣмъ, что на немъ Монгомери смертельно ранилъ французскаго короля Генриха II, былъ въ 1669 году, и съ тѣхъ поръ турниры замѣнились каруселями.


[Закрыть]Но заимствовавъ эти формы у Востока, Европа присоединила къ нимъ уже вполнѣ самостоятельно еще одинъ новый и невѣдомый на Востокѣ элементъ, какимъ явилась женщина, – женщина предметъ пѣснопѣній трубадуровъ и миннезингеровъ, женщина царица турнира, и ея присутствіе еще болѣе облагородило и какъ бы освятило формы вѣжливости и изящество манеръ, вынесенныя рыцарями изъ Азіи. Съ присутствіемъ женщины прежній безобразно разгульный пиръ превращается въ балъ, въ раутъ; участіе женщины въ общественной жизни, смягчая нравы, внося въ эту сферу изящество, красоту и грацію, поддерживало на извѣстной высотѣ и изящество манеръ, и формы вѣжливости, не давая забывать ихъ, и такимъ образомъ эти формы мало-по-малу сдѣлались обычными формами общежитія, вошли въ плоть и кровь порядочнаго общества. Но ничто не вѣчно подъ луной… Истинно хорошія манеры погибли въ Европѣ со временъ первой французской революціи, когда, подъ видомъ спартанской простоты и презрѣнія къ аристократизму, водворилась утрированная грубость взаимныхъ отношеній, то же что мы видимъ въ нынѣшнемъ нигилизмѣ. Теперь сохранились только клочки и обрывки прежняго, но и тѣ, подъ вліяніемъ разныхъ новѣйшихъ доктринъ и теченій, съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе утрачиваются, вмѣстѣ съ изяществомъ выраженій разговорнаго языка, даже и въ салонахъ «порядочнаго общества», гдѣ бульварный и закулисный жаргонъ все шире захватываетъ себѣ права гражданства. И вотъ почему, когда здѣсь, въ глубинѣ Азіи, мы сталкиваемся съ истинными ея сынами, ихъ манеры, полныя изящества, простоты и благородства, вдругъ напоминаютъ намъ нѣчто, какъ будто свое старое, хорошо когда-то знакомое, но давно уже забытое, какъ забывается иногда какая-нибудь поэтическая баллада или старый мотивъ, знакомые намъ когда-то въ далекомъ дѣтствѣ, и мы начинаемъ недоумѣвать и удивляться: откуда все это. Да ни откуда; оно тутошное, искони тутъ было и есть, не позабытое, всецѣло сохранившееся. А это только мы позабыли. И потому-то, повторяю, многимъ «европейцамъ» далеко не мѣшало бы поучиться хорошимъ манерамъ у азiятовъ. ^{9}

Еще характерная черта.

Понадобилось намъ для вьюковъ кошмы и веревокъ. Послали на базаръ, гдѣ всего этого добра нашлось вдоволь. Отобрали наши посланцы сколько было нужно и спрашиваютъ, что стоитъ.

– Ничего.

– Какъ такъ ничего?

– Ровно ничего не стоитъ. Вы наши гости, вы въ дорогѣ; вамъ въ пути понадобилась вещь, вы ее спрашиваете; мы вамъ даемъ ее потому, что вы наши гости. Мы ничего взять съ васъ за это не можемъ.

– Однако, все же…

– И не спорьте, все равно не возьмемъ.

Нечего дѣлать, пришлось принять необходимое намъ въ подарокъ и отплатить купцамъ халатами. Положимъ, получить халатъ гораздо выгоднѣе, чѣмъ базарную цѣну за такой нехитрый товаръ; но вѣдь купцы не могли же разсчитывать навѣрняка на то, что наша прислуга доведетъ до свѣдѣнія главнаго посла о нежеланіи ихъ получить за уступленный товаръ плату; естественнѣе съ ихъ стороны было бы предположеніе, что прислуга покажетъ товаръ купленнымъ, а деньги положитъ себѣ въ карманъ. Стало быть, тутъ уже прямо проявляется древній азіятскій обычай относительно правъ и обязанностей гостепріимства, обычай подтверждаемый Кораномъ.

Въ Карабахѣ, между прочимъ, впервые довелось мнѣ на опытѣ познакомиться съ отвратительными качествами стоячей воды, свойственными большинству средне-азіятскнхъ «хаузовъ». Хаузъ, это небольшой прудокъ, выкапываемый посрединѣ двора и обыкновенно осѣняемый нѣсколькими старорослыми ветлами. Безъ подобныхъ хаузовъ не обходится здѣсь ни одна мечеть, равно какъ и большая часть медрессе. Вода, проводимая въ нихъ изъ арыковъ, освѣжается рѣдко, а между тѣмъ служитъ къ удовлетворенію всѣхъ домашнихъ надобностей, отъ питья и парки до обязательныхъ омовеній. Утромъ я захотѣлъ было помыться, но чуть поднесъ къ лицу пригоршню воды, какъ меня ошибло ея отвратительнымъ запахомъ органической гнили, смѣшанной съ тухлыми яйцами. Пришлось оставить всякую дальнѣйшую попытку къ умыванью, тѣмъ болѣе, что на требованіе мое перемѣнить воду мнѣ отвѣчали, что другой воды нѣтъ во всемъ мѣстечкѣ и что эту самую мы употребляли и въ нищѣ, и въ чаѣ. Чай однако же былъ беэъ всякаго запаха, равно какъ и шурпа. Оказалось, что въ прокипяченомъ видѣ эта вода утрачиваетъ свой запахъ; но признаюсь, чувство брезгливости послѣ собственнаго опыта уже отбило у меня всякую охоту къ карабахскому чаю.

18-то января.

Выступили съ ночлега въ семь часовъ утра, при сильномъ морозномъ туманѣ, который совершенно скрывалъ не только всю окрестную мѣстность, но и джигитовъ, скакавшихъ шагахъ въ тридцати впереди поѣзда. Путь въ молочно-бѣломъ туманѣ продолжался на разстояніи 2 с половиною ташей (20 верстъ), до селенія Чимъ-курганъ, гдѣ, по распоряженію сопровождавшаго насъ караулъ-беги, назначенъ былъ часовой роздыхъ и завтракъ въ домѣ, уступленномъ для этой цѣли какимъ-то очень зажиточнымъ обывателемъ, который встрѣтилъ насъ предъ своими воротами. Завѣса изъ разноцвѣтныхъ полъ большой палатки, протянутая вдоль айвана (террасы), гдѣ былъ накрытъ достарханъ, а во дворѣ согрѣтыя юрты и зеленыя палатки для нашихъ людей, и тамъ же цѣлый рядъ дымившихся котловъ съ различными снѣдями, все это указывало на богатую радушіемъ встрѣчу. Въ комнатѣ, устланной коврами, вокругъ накрытаго для завтрака стола, стояли даже стулья бухарскаго издѣлія, покрытые зеленою краской и обтянутые одни алымъ сукномъ, а другіе пестрымъ бухарскимъ бархатомъ. Эти стулья потомъ, по обычной манерѣ, надѣтые на руки верховыхъ джигитовъ, были мчимы въ карьеръ мимо нашего поѣзда, по дорогѣ къ слѣдующему пункту роздыха. За завтракомъ, въ качествѣ новыхъ блюдъ, обращали на себя вниманіе вкусная похлебка съ мелко крошенымъ мясомъ и сладкая каша или соломата коричневаго цвѣта, изъ пшеничной муки, заваренная, какъ клейстеръ или какъ молдаванская мамалыга, но не на водѣ, а на одномъ только бараньемъ жирѣ. Не дай Богъ, однако, человѣку страдающему сколько нибудь желудочнымъ катарромъ попробовать хотя чайную ложку этой снѣди: послѣдствіемъ будетъ жесточайшая изжога, не поддающаяся ни содѣ, ни Боткинской карлсбадсвой смѣси, ни пепсину. Тѣ изъ насъ, которые рѣшились отвѣдать этой кашки, проклинали потомъ цѣлый день ея жирно-сладкую память.

Въ 10 с половиною часовъ утра, по выѣздѣ изъ Чимъ-кургана, туманъ нѣсколько порѣдѣлъ, такъ что явилась возможность разглядѣть кое-что на разстояніи шаговъ трехсотъ. Тутъ мы замѣтили одну особенность въ устройствѣ владѣльческихъ хозяйствъ, или дворовъ, расположенныхъ на степи, нѣсколько въ сторонѣ отъ дороги. Они не составляютъ сплошнаго селенія, не ютятся хозяйство къ хозяйству, какъ тѣ, что тянутся вдоль самой рѣки, а раскинуты по окрестности, каждый дворъ самъ по себѣ, отдѣльно отъ прочихъ, на извѣстномъ разстояніи, такъ что представляются чѣмъ-то въ родѣ нашихъ хуторовъ, почему и самое названіе ихъ «чарбахъ» соотвѣтствуетъ хутору. Каждый изъ такихъ дворовъ непремѣнно обнесенъ стѣной, и даже довольно высокою, нерѣдко съ зубцами, въ томъ же родѣ, какъ и караванъ-сараи, такъ что издали они имѣютъ видъ какъ бы отдѣльныхъ фортовъ, взаимно другъ друга обороняющихъ; но это не караванъ-сараи, а именно обширные, степные хозяйственные дворы, чарбахи.

Прирѣчная мѣстность заселена очень густо. Въ продолженіе всего пути, почти вплоть до Карши, справа виднѣются непрерывною лентой сады, среди которыхъ тянется непрерывный рядъ селеній вдоль по теченію Кашка-Дарьи, составляющихъ въ сущности одинъ безконечный кишлакъ, лишь подраздѣленный на различныя наименованія. Селенія эти, слѣдуя изгибамъ рѣки, теряются подъ конецъ пути изъ виду, но нѣсколько времени спустя, темная полоса ихъ садовъ снова выступаетъ на горизонтѣ, подходитъ все ближе и ближе и, наконецъ, сливается непосредственно съ самимъ городомъ. Дорога отъ самаго Шаара идетъ не сквозь прибрежные кишлаки, а пролегаетъ по возвышенной степной, плоскости (чуль), за воздѣланною полосой, или, лучше сказать, по задамъ земельныхъ участковъ, огороженныхъ глинобитными стѣнками, а каждый изъ такихъ участковъ занимаетъ въ длину, считая отъ рѣки къ чулю, протяженіе версты въ три (такъ по крайней мѣрѣ казалось на глазъ). Въ лѣвую сторону отъ дороги идетъ уже голая степь, служащая пастбищемъ для овечьихъ отаръ, кое-гдѣ прорѣзанная съ сѣвера на югъ большими арыками, которые пересѣкаютъ дорогу крайне неудобно для проѣзда, потому что окопаны съ обѣихъ сторонъ высокими земляными насыпями, образующимися постепенно при ежегодной чисткѣ арыковъ, когда весь илъ и наносный песокъ, выгребаемый со дна, сбрасывается тутъ же на насыпь, и такимъ образомъ по величинѣ этой послѣдней всегда можно приблизительно опредѣлить, какъ давно арыкъ существуетъ. Эти степные арыки несутъ воду къ дальнимъ кишлакамъ, что виднѣются южнѣе, у подножія незначительной пологой гряды, составляющей послѣдній изъ отроговъ Ярчаклыйскаго хребта.