Текст книги "В гостях у эмира Бухарского"

Автор книги: Всеволод Крестовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

VIII. Въ Бухарѣ (продолжѣнiе)

^{Осмотръ городскихъ достопримѣчательностей. – Царское кладбище – Медрессе Заргерянъ и Иръ-Назаръ (императрицы Екатерины II). – Начальная школа (мехтебъ). – Мечети: Баляндъ, Миръ-Арабъ и Калянъ. – Столбъ Манари-Калянъ. – Кварталъ прокаженныхъ и болѣзни, свойственныя Бухарѣ. – Чего намъ показать не хотѣли. – Отношенія къ русскимъ бухарскихъ чиновниковъ и завѣтное желаніе проживающихъ тутъ русскоподданныхъ – Прощальный визитъ.}

Итакъ, на осмотръ города выѣхали мы съ маіоромъ Байтоковымъ въ десять часовъ утра.

Въ сосѣдствѣ съ посольскимъ дворомъ находится Хазряти-Ишани-Имля, царское кладбище. [154]154
  По плану, приложенному къ сочиненію Н. Ханыкова «Описаніе Бухарскаго ханства» (Сиб. изд. 1843), въ данной мѣстности показано кладбище Гуристапи Джубаръ; но наши пристава утверждаютъ, что это не Джубаръ, а Ишапи-Имля.


[Закрыть]Въ противность самаркандскому Шахи-Зинда, оно вовсе не блещетъ своими мавзолеями, а представляетъ лить тѣсные ряды двускатныхъ гробницъ обыкновенной узбекской формы, оштукатуренныхъ алебастромъ. Камень, вдѣланный въ головную часть гробницы, гласитъ объ имени и годѣ кончины погребеннаго подъ нимъ человѣка, съ прибавленіемъ какого нибудь стиха изъ Корана или, иногда, стихотворной эпитафіи. А у многихъ даже и этого нѣтъ. У нѣкоторыхъ могилъ сложены въ изголовьи рога мараловъ, туровъ и сайгаковъ, а то и просто бараньи; кое-гдѣ торчатъ высокіе шесты съ тряпицами или конскими хвостами надъ гробницами особенно прославившихся благочестивыхъ мужей, да вотъ и все. По правдѣ сказать, мы ожидали отъ царскаго кладбища гораздо больше изящества и поэтичности. Хоть бы развѣсистые платаны и вязы осѣняли мѣстами эти могилы, такъ и того нѣтъ: просто площадка, обнесенная кое-гдѣ полуразрушенною стѣнкой и довольно скудно обсаженная вдоль этой стѣнки ветлами и тутами.

Наши пристава предложили намъ осмотрѣть медрессе Заргерянъ и Иръ-Назаръ, послѣднюю потому, что она была основана на деньги, пожертвованныя императрицею Екатериной II; Заргерянъ же могъ дать намъ съ наивыгоднѣйшей стороны понятіе о лучшихъ медрессе Бухары, такъ какъ многія изъ нихъ построены по его образцу. Начали съ Заргеряна. Это дѣйствительно величественное двухъэтажное зданіе съ высокимъ порталомъ (пишъ-такъ) и двумя минаретами по угламъ передняго фасада. Въ глубинѣ портальной арки, подъ ея стрѣльчатымъ сводомъ красуются' нѣсколько стрѣльчатыхъ нишъ-балконовъ съ узорчатыми балюстрадами. По переднему фасаду – шесть широкихъ нитеобразныхъ стрѣльчатыхъ оконъ, по три съ каждой стороны, вправо и влѣво отъ портала. Все это роскошно покрыто узорчатыми изразцами, мозаикой и вязевыми надписями. Узкая площадка, на которую выходитъ передній фасъ этого зданія, тѣсно заставлена верблюдами и ишаками, навьюченными топливомъ, въ видѣ хвороста, вязанокъ степнаго бурьяна и колючки, тонкихъ таловыхъ и урюковыхъ полѣшекъ. Здѣсь главный изъ дровяныхъ базаровъ города, и пробраться сквозь всю эту вьючную силу было не легко: прилегшіе на землю верблюды, понукаемые своими тюячами, которыхъ, въ свою очередь, понукали наши пристава, весьма неохотно подымались на ноги, и неудовольствіе свое выражали то жалобными стонами, то озлобленнымъ ревомъ, а для ишаковъ не было иного средства кромѣ пинковъ и тычковъ, разсыпаемыхъ направо и налѣво нашими усердными путеводителями. Но вотъ мы поднялись на паперть и здѣсь неожиданно встрѣтились съ новымъ препятствіемъ: порталъ во всю ширину свою былъ загороженъ высокимъ барьеромъ, въ видѣ толстаго бревна, утвержденнаго на двухъ стойкахъ, а по сю сторону его тѣснились на паперти ишаки, нагруженные колючкой. Пришлось опять протискиваться между ослами и затѣмъ подлѣзать подъ барьеръ, такъ какъ по своей высотѣ онъ не представлялъ иного способа перелаза.

Тяжелъ, какъ видно, доступъ во святилище мусульманской науки и исполненъ живыхъ и мертвыхъ препятствій, но мы самоотверженно преодолѣли ихъ и очутились наконецъ во внутренней галереѣ зданія, предъ большимъ окномъ, находящимся противъ входной двери и открывающимъ видъ на внутренній дворъ медрессе. Окно это снабжено чугунною рѣшеткой очень красиваго восточнаго рисунка, которую въ лѣтнее время обвиваютъ побѣги винограда.

Внутренній дворъ представляетъ собого мощеную квадратную площадку съ выложеннымъ плитой мелкимъ бассейномъ посрединѣ, который теперь былъ сухъ, но по веснѣ, съ наступленіемъ жаровъ, вѣроятно наполняется проточною водой. По краямъ бассейна и кое-гдѣ около стѣнъ площадка была обсажена нѣсколькими деревьями и виноградомъ, побѣги коего мѣстами поднимались на стѣны и свѣшивались съ балконовъ. Дворъ со всѣхъ сторонъ замыкается высокими стѣнами каменнаго зданія, которыя ограждены двумя этажами высокихъ и глубокихъ нишъ, огражденныхъ въ видѣ балкончиковъ сквозными деревянными и желѣзными рѣшетками. На стѣнахъ и въ нишахъ кое-гдѣ сохранились еще слѣды и остатки красивой мозаичной облицовки. Двухъэтажное снаружи, зданіе это со двора представляется четырехъэтажнымъ вслѣдствіе того, что въ каждой изъ нишъ прорѣзано одно надъ другимъ по два окошка съ деревянными рѣзными створками, открывающими выходъ на балкончики. Верхніе ряды этихъ оконъ принадлежатъ антресолямъ, и всѣ четыре этажа раздѣлены на особыя комнаты или келіи (худжра), служащія квартирами для учащихся. Изъ нѣкоторыхъ оконъ любопытно выглядывали на насъ чалмоносныя головы шагирдовъ, [155]155
  Шагирдъ – то же что софта, учащійся высшимъ наукамъ студентъ. Это ихъ обыкновенное названіе; на ученомъ же офиціальномъ языкѣ вмѣсто «шагирдъ» употребляется «талибуль-ильмъ», что значитъ домогающійся знаній.


[Закрыть]а съ рѣшетокъ нѣкоторыхъ балконовъ свѣшивались пестрые ковры и халаты, вынесенные на воздухъ для провѣтриванья.

Насъ пригласили войти въ одну изъ такихъ квартирокъ, чтобы посмотрѣть какъ живутъ бухарскіе студенты. Это была полутемная комната шаговъ въ восемь длиной и въ шесть шириной, снабженная на три четверти своей длины кирпичнымъ помостомъ вершковъ въ десять вышины, который былъ застланъ кошмой и коврикомъ. Свѣтъ проникалъ въ окошко, служившее въ то же время и дверью, такъ что зимой работать здѣсь не портя зрѣнія можно только при огнѣ. На помостѣ стоялъ продолговатый низенькій столикъ въ родѣ китайскаго; на немъ – нѣсколько книгъ, погашенный чиракъ и мѣдный приборъ для чернильницы (калямданъ) съ письменными принадлежностями. Въ одномъ углу прислонился къ стѣнѣ тыквенный кальянъ (чилимъ) и небольшой котелокъ (казанъ), въ другомъ стоялъ глиняный кувшинъ съ водой и жаровня (мангалъ). Въ стѣнахъ находятся три небольшія ниши (чахчи). Въ одной изъ нихъ устроена печурка съ таганцемъ для кипяченія чайника и варки пищи, въ другой сложенъ запасъ овощей и дынь, а въ третьей помѣщается маленькая библіотечка въ видѣ горки разнокалиберныхъ фоліантовъ и книгъ, переплетенныхъ въ старинные кожаные переплеты. Тутъ же, около книгъ, стояли мѣдно-чеканный кумганъ, фарфоровый чайникъ и двѣ чайныя чашки, а на стѣнѣ красовалась раскрашенная сурикомъ, охрой и синькой печатная картинка казанскаго изданія, изображающая храмъ въ Меккѣ со священною Каабой. Въ каждой такой келейкѣ помѣщаются по два шагирда, которые кромѣ квартиры получаютъ отъ медрессе еще и стипендіи изъ вакуфнаго капитала. ^{20} Въ Заргерянѣ всѣхъ келій 93, изъ нихъ 90 заняты шагирдами въ количествѣ 180 человѣкъ, а остальныя три профессорами и мударисъ-мутеваліемъ, главнымъ наставникомъ и начальникомъ заведенія; эти послѣднія помѣщенія нисколько не отличаются отъ студенческихъ, развѣ только книгъ да ковровъ въ нихъ побольше, и такая суровая обстановка введена въ бухарскихъ медрессе еще издревле, для того чтобы наставники своею жизнью являли ученикамъ примѣръ стоическаго довольства лишь самымъ необходимымъ, дабы тѣмъ болѣе и цѣльнѣе посвящать себя богоугоднымъ цѣлямъ мусульманской науки.

Зато какой разительный контрастъ съ бѣдностію келій представляютъ роскошныя залы аудиторій, такъ называемыя дарха или огло! Это дѣйствительно храмы науки, и не въ метафорическомъ смыслѣ, а настоящіе храмы, то расписанные al fresco, то инкрустированные по стѣнамъ и карнизамъ мозаикой, то облицованные сверху до низу бѣломраморными плитами, по которымъ, словно мелкое кружево, фантастически раскинулись изваянные узоры арабесокъ.

Въ каждой такой залѣ, а ихъ обыкновенно бываетъ отъ двухъ до четырехъ, вмѣсто потолка непремѣнно высокій и глубокій куполъ, въ которомъ, словно нависшіе сталактитовые кристаллы, въ геометрически правильныхъ, но граціозно красивыхъ сочетаніяхъ призмъ и многогранниковъ, группируются глубоко-рельефныя украшенія, выточенныя изъ мрамора въ стилѣ ша-арапъ. Свѣтъ падаетъ въ залу сверху изъ-подъ купола сквозь кружево прорѣзныхъ рѣшетокъ мавританскихъ оконъ и, пронизывая воздухъ косыми полосами солнечныхъ лучей, дробится мелкою сѣткой на стѣнахъ и шашкахъ мраморнаго пола. Все это, вмѣстѣ взятое, такъ цѣльно выдержано въ одномъ характерѣ, полно такого эстетическаго вкуса и въ сочетаніи своихъ архитектурныхъ линій съ детальными украшеніями являетъ такую чарующую глазъ гармонію красоты и силы строгаго величія, что вы, не ожидая ничего подобнаго, невольно остановитесь и ахнете въ изумленіи и восторгѣ предъ дивнымъ произведеніемъ «варварскаго» искусства, которое словно вдругъ перенесло васъ въ какой-то волшебный чертогъ изъ «Тысячи и одной ночи»…

Конечно, вся эта прелесть не блещетъ свѣжестью и яркостью красокъ вчерашняго дня; напротивъ, время въ лицѣ нѣсколькихъ столѣтій положило на нее тусклый, матовый тонъ почтенной древности, но она отъ этого нисколько не теряетъ, а еще выигрываетъ въ силѣ впечатлѣнія своей красоты и идеи. А идея дѣйствительно грандіозная: создать для науки храмъ вполнѣ ея достойный. И что это все создавалось именно ради науки, изъ чувства религіознаго благоговѣнія къ ней, въ томъ наглядно убѣждаетъ васъ самый контрастъ между студенческими келіями, съ одной стороны, и аудиторіями, съ другой стороны. Тамъ – все приспособлено для суроваго подвига на трудномъ поприщѣ науки, здѣсь – все для торжества ея проповѣди. Въ сравненіи съ этими аудиторіями всѣ дворцы эмира просто никуда не годятся, и если можно сравнивать съ ними что либо, то развѣ самаркандскій мавзолей надъ гробомъ Тимура.

Когда мы вошли въ одну изъ такихъ аудиторій Заргеряна, тамъ шла лекція. Шестеро слушателей, поджавъ подъ себя ноги и сидя на собственныхъ пяткахъ, расположились полукругомъ на коврѣ противъ профессора среднихъ лѣтъ, предъ которымъ на низенькомъ инкрустированномъ пюпитрѣ лежала раскрытая книга. При нашемъ входѣ всѣ они встали съ мѣстъ, принявъ слегка согбенныя позы и скрестивъ въ знакъ почтенія, на животѣ свои руки, а профессоръ весьма любезно привѣтствовалъ нежданныхъ гостей и, на вопросъ Байтокова о предметѣ лекціи, сообщилъ, что онъ объясняетъ своимъ слушателямъ комментаріи Шейхи-Заде на «Тяфсиръ», которая сама есть толкованіе точнаго смысла Корана.

Изъ Заргеряна препроводили насъ въ Иръ-Назаръ. Эта послѣдняя медрессе находится въ центрѣ города, почти рядомъ съ мечетью Шахсанемъ и въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ одной стороны съ базаромъ Паястанъ, а съ другой – съ громадною медрессе Кукольташъ. Къ сожалѣнію, крытые цѣновками ряды базара, примыкающіе къ самому зданію Иръ-назарской медрессе, не даютъ возможности разсмотрѣть какъ слѣдуетъ характеръ фасада и особенности его наружныхъ украшеній. Видно только, что сводъ ниши портика выточенъ въ стилѣ ша-арапъ изъ бѣлаго мрамора. Когда мы подъѣхали, изъ-подъ этого портика валила на улицу толпа шагирдовъ, между которыми я замѣтилъ немало слушателей весьма солиднаго возраста; впрочемъ, присутствіе такой многочисленной толпы объяснилось тѣмъ, что сегодня здѣсь происходилъ ученый диспутъ, привлекшій въ стѣны медрессе немало и постороннихъ любителей. Лекціи уже кончились, тѣмъ не менѣе насъ пригласили въ аудиторію. Тутъ встрѣтилъ насъ самъ мударисъ-мутевали, высокій, худощавый пожилой мужчина, съ мыслящимъ и, такъ сказать, вполнѣ интеллигентнымъ лицомъ, въ безукоризненно бѣлой, пышно и тщательно повязанной чалмѣ (особый шикъ ученаго сословія) и въ бѣломъ суконномъ халатѣ съ мѣховою оторочкой.

Просторная аудиторія, по изяществу своей отдѣлки, опять-таки является достойнымъ храмомъ науки. Она вся бѣлая, съ плосковатымъ куполомъ, и сплошь покрыта узорами очень тонкой лѣпной работы изъ алебастра.

Мударисъ-мутевали объяснилъ намъ, что въ его ыедрессе имѣется шестьдесятъ студенческихъ келій, и что каждый шагирдъ получаетъ стипендію въ 2.5 тилли.

Понятно, что насъ болѣе всего интересовало, какимъ образомъ и по какому случаю создательницей этой коллегіи явилась вдругъ наша императрица; но, къ сожалѣнію, относительно сего предмета мударисъ не могъ сообщить намъ никакихъ точныхъ свѣдѣній. Оказалъ только, что медрессе существуетъ уже 101 мусульманскій годъ – стало быть, съ 1784 года и что насчетъ ея основанія есть двѣ легенды. По одной изъ нихъ, ишанъ Иръ-Назаръ, будучи самъ очень бѣденъ, задался мыслію построить хорошую медрессе и всю жизнь свою посвятилъ этой завѣтной цѣли. Переписывая книги, проповѣдуя и прося милостыню, онъ въ теченіе долгихъ лѣтъ успѣлъ наконецъ собрать нѣкоторую сумму и началъ постройку; но денегъ этихъ далеко не хватило на ея окончаніе. Тогда императрица Екатерина, случайно узнавъ отъ бухарскаго посла объ ишанѣ Иръ-Назарѣ и о благомъ стремленіи, которому была посвящена вся жизнь этого человѣка, но которое все же не могло вполнѣ осуществиться, рѣшила помочь бѣдному ученому и послала ему боченокъ золота. На эти-то деньги и была устроена медрессе. Другая же легенда говоритъ что по вступленіи на престолъ Бухары эмира Маасума въ шабанѣ мѣсяцѣ 1199 (1784) года, онъ, желая заручиться союзомъ Россіи противъ Персіи, отправилъ Иръ-Назара въ Петербургъ въ качествѣ своего посла, а императрица Екатерина, желая со своей стороны закрѣпить дружескія связи Россіи съ Бухарой и тѣмъ открыть большій просторъ русской торговлѣ, пожертвовала, между прочимъ, капиталъ на построеніе и содержаніе медрессе, зная, что это будетъ весьма пріятво набожному эмиру. Но которая изъ двухъ легендъ ближе къ истинѣ и, вообще, насколько обѣ онѣ справедливы, я не могу рѣшить, не имѣя подъ рукой вѣрныхъ источииковъ. Положительно извѣстно только, что императрица Екатерина принимала участіе въ сооруженіи этой медрессе, о чемъ упоминаетъ и Н. Ханыковъ въ своемъ Описаніи Бухарскаго ханства (стр. 86), говоря прямо, что «Иръ-Назаръ построена императрицей Екатериной II.» Вотъ все, что намъ извѣстно въ точности.

Благодаря любезности мудариса, ми узнали кое-что, разумѣется въ самыхъ общихъ чертахъ, о характерѣ и объемѣ преподаванія наукъ въ бухарскихъ медрессе.

Медрессе для мусульманина-азіята то же, что университетъ для европейца, такъ какъ въ программу ея преподаванія входятъ всѣ науки, допускаемыя магометанскимъ закономъ, причемъ свобода диспутовъ пользуется широкими правами и самымъ существеннымъ образомъ входитъ въ систему преподаванія. Сфера допускаемыхъ наукъ дѣлится на три факультета: 1) Шаріе – богослово-юридическій, 2) Арабіе – филологическій по отношенію къ арабскому языку и 3) Хикеміе – житейской мудрости.

На богослово – юридическомъ факультетѣ преподаютъ: 1) Тяфсиръ – толкованіе смысла Корана; 2) Хадись – собраніе рѣчей Магомета, слышанныхъ имъ отъ самого Аллаха; 3) Фикгъ – законоположенія, относящіяся до физической природы человѣка и до содержанія въ чистотѣ его тѣла, а равно о дозволенномъ и недозволенномъ изъ предметовъ, не упомянутыхъ въ Коранѣ (Кыясъ); 4) Усуль-и-Фикгы – изложеніе метода толкованія Корана; 5) Йдьми-Калемъ– догматическая метафизика; 6) Ильми-Фероиізъ – наука о правахъ наслѣдства и 7) Ильми-Киро'атъ – декламаторская часть при чтеніи Корана, то есть изъясненіе, гдѣ нужно дѣлать ударенія и повышенія или пониженія голоса, какіе слоги произносить протяжно, какіе кратко и т. и. Кромѣ того, конечно, изучается Шаріатъ – законовѣдѣніе со множествомъ толкованій на оный. [156]156
  Шаріатъ состоитъ изъ книгъ: Фикгы-Кидани, Мухтасаръ-Вакія, Шурхи-Вакія и Хидая, то есть законы нравственные и семейные, уставы благочинія, полицейскіе и уголовные.


[Закрыть]

На факультетѣ Арабіе первую роль играетъ Лугатъ– полный лексиконъ арабскаго языка; 2) Ильми-Сарфъ – арабское словопроизводство и словосочиненіе; 3) Ильми-Нахвъ – правила произношенія окончаній арабскихъ словъ; 4) Ильми-Урузъ – стихосложеніе; 5) Ильми-Кофіе – наука о созвучіяхъ и риѳмахъ; 6) Фени ме’онъ – наука о благозвучіи словъ арабскаго языка, которая подраздѣляется на Фени-бейонъ и Ильми-бедигъ; первое изъ этихъ подраздѣленій трактуетъ о благозвучіи окончаній словъ, а второе учитъ ораторскому искусству, то есть какъ соблюдать благозвучіе и красоту рѣчи приличнымъ расположеніемъ въ ней словъ и выраженій, и 7) Ильми-Теварихъ – науки историческія, по части всеобщей и бухаро-мусульманской исторіи; сюда же входитъ и географія.

На факультетѣ Хикеміе преподаются: 1) Мантыъкъ – логика; 2) Табигійе – естествознаніе и въ томъ числѣ астрономія и медицина; 3) Ильми-Хисабъ – математика; 4) Илягійе – метафизика; 5) Ріазійе – философія или собственно наука объ отвлеченныхъ понятіяхъ и, наконецъ, 6) Ильми-Мупазере – искусство поддерживать и правильно вести дисиуты.

На всѣ вышеисчисленныя науки есть по нѣскольку классическихъ руководствъ и еще болѣе комментаріевъ на эти руководства, тоже не менѣе классическихъ, и толкованій на толкованія. Во всемъ этомъ царитъ, конечно, строго схоластическій методъ и чтобы поглотить всю суть мусульманской премудрости, пройти полный курсъ ея, надо употребитъ отъ пятнадцати до двадцати лѣтъ усидчиваго изученія въ нѣсколькихъ медрессе. Это уже, въ нѣкоторомъ родѣ, самоотверженіе, но такихъ любителей между шагирдами находится немало. Лекціи читаются каждый день, начинаясь по восходѣ солнца, послѣ утренней молитвы (намазъ баумдатъ) и могутъ продолжаться до заката солнца, но обыкновенно кончаются часа въ три дня, причемъ шагирды въ полдень пользуются часомъ отдыха для обѣда. По четвергамъ и пятницамъ лекціи не читаются. Каждый курсъ оканчивается къ началу лѣта и открывается вновь лишь съ началомъ осени; лѣтомъ же, въ теченіе трехъ мѣсяцевъ, учащіеся пользуются каникулами (тегатиль).

Шагирды обыкновенно раздѣляются на три разряда или курса: пясть-кадамъ, міана и пишъ-кадамъ, въ зависимости отъ проходимаго ими цикла факультетскихъ наукъ, съ чѣмъ соединяется иногда и возвышеніе стипендіи. Такъ, если первокурсники (пясть-кадамъ) получаютъ по 2.5 тилли, то второкурсные – три тилли, а пишъ-кадамамъ выдается и до пяти тиллей. Но такое распредѣленіе стипендій не обусловлено какимъ-либо точнымъ законоположеніемъ, а зависитъ отъ усмотрѣнія общаго совѣта муллъ-преподавателей и почетныхъ попечителей, жертвователей и благотворителей учрежденія, подъ предсѣдательствомъ мударисъ-мутевалія. При этомъ надо замѣтить, что въ одной только Бухарѣ, во 103 городскихъ медрессе числится до 10,000 шагирдовъ, которые, считая въ среднемъ выводѣ по пяти тиллей на человѣка [157]157
  Есть медрессе, гдѣ шагирды подучаютъ по 8, по 9, по 12, по 16 и по 20 тиллей въ годъ; таковы, напримѣръ, Галимъ-Джанъ, Гау-Кушанъ-Гали, Давлегь, Калянъ и др.


[Закрыть]получаютъ въ годъ въ видѣ стипендій 50,000 тиллей или 210,000 рублей металлическихъ. Да безъ малаго въ такую же сумму обходится содержаніе мударисъ-мутеваліевъ. [158]158
  Считая въ среднемъ по 400 тиллей на мудариса, ибо младшіе преподаватели получаютъ отъ 80 до 200, а старшіе отъ 200 до 700 тиллей жалованья. Должность мутевалія (завѣдующаго хозяйственною частію) не всегда впрочемъ соединяется со званіемъ главнаго мудариса. Иногда она бываетъ наслѣдственною въ родѣ основателя медрессе, иногда же просто по назначенію со стороны высшихъ духовныхъ властей, и тогда мутевали получаетъ въ видѣ жалованья одну десятую часть вакуфныхъ доходовъ.


[Закрыть]не говоря уже о жалованьи преподавателямъ. Но дѣло высшаго образованія въ ханствѣ далеко не ограничивается этими цифрами, такъ какъ не только столица, а и каждый городъ имѣетъ по нѣскольку своихъ собственныхъ медрессе. По одной медрессе встрѣчается даже въ нѣкоторыхъ мѣстечкахъ. Все это содержится на проценты съ вакуфовъ, пожертвованныхъ когда-либо на содержаніе каждой медрессе особо, и на средства, доставляемыя время отъ времени разными жертвователями и благотворителями. Да кромѣ того эмиръ иногда жертвуетъ въ раздѣлъ между всѣми медрессе излишекъ зякета, остающійся отъ годоваго бюджета за покрытіемъ всѣхъ дворскихъ и государственныхъ надобностей.

* * *

Проѣзжая по улицамъ, въ особенности по тихимъ улицамъ, нѣсколько въ сторонѣ отъ базарной сутолоки, мы очень часто слышимъ шумъ и гомонъ многочисленныхъ дѣтскихъ голосовъ, громко и скоро, со всеусердіемъ выкрикивающихъ что-то нараспѣвъ, и притомъ каждый по своему и каждый самъ по себѣ отдѣльно, вслѣдствіе чего изъ этихъ разнообразныхъ, скрещивающихся между собою речитативныхъ звуковъ образуется самый нестройный концертъ, бьющій по уху своими дикими диссонансами, въ родѣ жидовскаго гама и гвалта. Торопливый потокъ какихъ-то словъ и изреченій, словно барабанная дробь, трещитъ и каскадомъ льется изъ нѣсколькихъ десятковъ дѣтскихъ устъ, старающихся перекричать другъ друга. Вы слышите этотъ шумъ еще издали, и онъ служитъ вѣрнѣйшимъ признакомъ, что тутъ гдѣ-нибудь по близости находится мехтебъ – начальная мусульманская школа. Желая ознакомиться и съ этими учрежденіями, мы остановились передъ однимъ изъ мехтебовъ и вошли туда.

Школа помѣщалась въ нижнемъ этажѣ неболышаго двухъ-этажнаго дома, стоявшаго на углу двухъ улицъ. Входная дверь и пара открытыхъ, снабженныхъ желѣзными рѣшетками оконъ выходили прямо на улицу, а не внутрь двора, какъ принято здѣсь въ большинствѣ домовъ частныхъ обывателей. За порогомъ двери стояли на полу нѣсколько десятковъ наръ, дѣтскихъ калошъ (кауши), обыкновенно снимаемыхъ при входѣ въ комнату. У стѣны, противоположной входу, на полу, покрытомъ кошмами и старенькимъ коврикомъ, возсѣдалъ на собственныхъ пяткахъ пожилой, маленькаго роста учитель въ громадной бѣлой чалмѣ, съ круглыми китайскими очками на сухомъ крючковатомъ носу, и держалъ въ одной рукѣ раскрытую книгу, тогда какъ другая съ вытянутымъ указательнымъ перстомъ была поднята вверху. Эти монументальныя очки придавали добряку какое-то совиное выраженіе. Предъ нимъ стоялъ маленькій низенькій столикъ, на которомъ лежала розга – грозная эмблема его учительской власти; но въ самой фигурѣ почтеннаго педагога, въ этомъ его несообразно большомъ тюрбанѣ, несообразно большихъ очкахъ и въ поднятомъ узловатомъ перстѣ было нѣчто неудержимо комическое, нѣчто напоминающее отчасти огородное пугало, и я увѣренъ, что несмотря на розгу многіе изъ болѣе бойкихъ школьниковъ не отказываютъ себѣ порой въ удовольствіи подстраивать ему изпод-тишка какія нибудь штуки.

Тѣсная толпа мальчугановъ въ пестрыхъ тюбетейкахъ и халатикахъ, отъ пяти до двѣнадцатилѣтняго возраста, со всѣхъ сторонъ окружала своего наставника, и было натискано этой тутъ дѣтворы словно пчелъ въ ульѣ или сельдей въ боченкѣ. Всѣ они, сидя на пяткахъ и раскачиваясь всѣмъ корпусомъ сзаду напередъ, на разные голоса твердили наизусть заданные уроки, повторяя безъ конца одну и ту же фразу или даже одно какое нибудь слово, выхваченное изъ фразы, чтобы покрѣпче вдолбить его себѣ въ память. Иные продѣлывали это совершенно машинально, съ полнымъ отсутствіемъ какого либо смысла и пониманія того, что они долбятъ; другіе, чтобы ничѣмъ не развлекаться, зажмуривали себѣ глаза и затыкали пальцами уши, а нѣкоторые даже мѣрно и не безъ ожесточенія колотили сами себя въ лобъ и въ темя костылькомъ указательнаго пальца, всецѣло отдаваясь своей долбнѣ съ выраженіемъ какой-то отчаянной безнадежности и скуки. На розовыхъ личикахъ мальчугановъ болѣе всего выражалось томительное нетерпѣніе скоро ли кончится несносный урокъ и наступитъ тотъ счастливый моментъ, когда ихъ отпустятъ домой или хоть выпустятъ всею гурьбой побѣгать по двору. У иныхъ на рѣсницахъ сверкали слiозы и лица куксились въ плаксивую гримасу, тогда какъ на другихъ физіономіяхъ въ заднихъ рядахъ расплывались веселыя плутовскія улыбки отъ какой нибудь удачно подстроенной продѣлки надъ розиней-сосѣдомъ, въ родѣ незамѣтно пришпиленной ему на спину бумажки. Наиболѣе прилежные, очевидно любимцы учителя, сидѣли около него ближе прочихъ и видимо старались напускать на себя степенность и послушливую скромность. Но какъ тѣ, такъ и эти до такой степени были погружены въ свои занятія, то въ первую минуту на нашъ приходъ никто не обратилъ даже вниманія, и благодаря этому мы нѣсколько мгновеній могли любоваться на очень милую и не лишепвую комизма картинку бухарской школы. Но вслѣдъ затѣмъ всѣ головы съ живѣйшимъ любопытствомъ обернулись въ нашу сторону, и видно было по глазенкамъ, что всѣ эти мальчуганы очень обрадовались неожиданному перерыву своихъ монотонныхъ занятій.

Поднявшійся съ мѣста учитель, шагая прямо черезъ плечи своихъ мальчугановъ и при этомъ, чтобы не потерять равновѣсія, опираясь пальцами на ихъ головы, подступилъ къ намъ съ вопросительною миной. Когда же нашъ приставъ объяснилъ ему кто мы такіе и зачѣмъ пришли, то онъ очень любезно, но преважно – вѣроятно для того, чтобы не уронить собственный престижъ въ глазахъ учениковъ – протянулъ намъ руку и сказалъ, что очень польщенъ любезнымъ вниманіемъ, оказаннымъ столь высокими гостями именно его скромной школѣ. Онъ оказался немножко кривобокимъ и горбатенькимъ, но предобрѣйшимъ человѣкомъ, и съ полною готовностью сообщилъ намъ нѣсколько свѣдѣній по интересовавшему насъ предмету. Отъ него узнали мы, что въ городѣ по крайней мѣрѣ вдесятеро болѣе мехтебовъ, чѣмъ медрессе, такъ какъ, кромѣ мечетей, каждый околодокъ и почти каждая улица имѣетъ свой собственный мехтебъ. Строятся и содержатся эти школы по большей части въ складчину всѣми жителями улицы или околодка, а иногда на счетъ какого нибудь состоятельнаго ревнителя, и въ этомъ послѣднемъ случаѣ школа навсегда сохраняетъ его имя въ своемъ названіи. Каждый мехтебъ имѣетъ не болѣе одного учителя (мулла), который избирается и приглашается на должность самими обывателями околодка, а еще чаще желающій учительствовать самъ обходитъ обывателей, прося уступить ему школу на сходныхъ для обѣихъ сторонъ условіяхъ, которыя главнымъ образомъ заключаются въ томъ, что онъ обязуется брать не свыше извѣстной платы съ родителей за обученіе и безплатно обучать неимущихъ. Правительство въ школьныя дѣла обыкновенно не мѣшается и только въ томъ крайне рѣдкомъ случаѣ, когда на открывшуюся вакансію не находится выборнаго или нанятаго охотника, духовная власть сажаетъ на мѣсто своего собственнаго кандидата. Разъ, что учитель избранъ, зданіе школы отдается въ полное его распоряженіе на все время, иока онъ занимаетъ свою должность, и онъ пользуется всѣми правами домохозяина, за исключеніемъ лишь права продажи и вообще отчужденія какъ самаго зданія, такъ и принадлежащей оному земли.

Годовая плата за обученіе мальчика обыкновенно бываетъ не менѣе одной и не свыше трехъ тиллей, но при вступленіи новаго ученика въ школу родители его, въ силу кореннаго обычая, обязаны сдѣлать учителю «силяу» – подарокъ, состоящій изъ одного почетнаго халата (сарпай), шелковаго, адрясоваго или бикасабоваго, смотря по ихъ средствамъ, канаусовой или ситцевой сорочки, панталонъ [159]159
  Сорочки, покроемъ какъ у русскихъ татаръ, съ гладкою грудью и завязками на плечахъ, носятъ здѣсь только муллы и казіи, и называются такія сорочки куйлюкъ или куйнекъ, въ отличіе отъ яхтакъ, рубахи въ видѣ халата, длиною ниже колѣнъ и съ завязкою на груди подъ ложечкой, какую носятъ люди всѣхъ остальныхъ сословій. Панталоны (штапъ) безъ прорѣхи, носятся вмѣсто нижняго бѣлья; служащіе и ѣздящіе верхомъ поверхъ ихъ надѣваютъ кожаные чембары. Бѣлье у сартовъ шьется изъ русскихъ или мѣстныхъ бумажныхъ тканей, а у богатыхъ и изъ шелковыхъ, преимущественно изъ канауса.


[Закрыть]и ичиговъ съ каушами. Эти подарки непремѣнно сопровождаются достарханомъ, подносимымъ на большомъ подносѣ и состоящимъ, кромѣ обычныхъ лакомствъ, изъ девяти хлѣбныхъ лепешекъ (кульчананъ), фунта якъ-чаю и головки сахару, причемъ сахаръ иногда замѣняется сахарнымъ леденцемъ въ деревянной коробкѣ. Затѣмъ, тоже въ силу обычая, каждый ученикъ въ четвергъ [160]160
  Четвергъ (пеншамбе) у мусульманъ по своему значенію соотвѣтствуетъ нашей субботѣ, какъ канунъ, джума, еженедѣльнаго праздника. Занятія въ четвергъ продолжаются только въ утренніе часы. Предъ полуднемъ, отпуская учениковъ по домамъ, учитель осматриваетъ предварительно, чисты ли у нихъ ногти и если нѣтъ, то бьетъ за это по кончикамъ пальцевъ линейкой, затѣмъ даетъ имъ наставленіе, какъ слѣдуетъ вести себя благонравному мальчику дома и на улицѣ и оканчиваетъ общею молитвой (фатиха). Ученики мехтеба, кромѣ четверговъ и пятницъ, освобождаются отъ ученія только въ праздники Рамазана, Курбанъ-байрама и на Новый Годъ; каникулъ же для нихъ не полагается.


[Закрыть]приноситъ своему учителю гостинецъ, состоящій изъ одного кульча-нана, и этихъ четверговыхъ лепешекъ обыкновенно набирается столько, что мулла можетъ съ избыткомъ питаться ими цѣлую недѣлю; ему стоитъ лишь подержать лепешку нѣсколько минутъ надъ паромъ или горячими угольями, чтобы скушать ее въ совершенно мягкомъ и рыхломъ видѣ, какъ бы только что испеченную. Болѣе состоятельные родители прибавляютъ къ лепешкѣ еще и дыню, которая между продуктами питанія занимаетъ въ Бухарѣ весьма видное мѣсто. Когда ученикъ, благополучно кончивъ азбуку, переходитъ къ изученію Корана, родители его въ ознаменованіе столь счастливаго событія опять несутъ учителю силяу, состоящій изъ достархана и одного халата, и то же самое повторяется съ ихъ стороны послѣдовательно при переходахъ къ изученію Фарзегайна, Чааръ-Китаба [161]161
  Чааръ-Китабъ – четверокнижіе, заключающее въ себѣ объясненіе именъ Бога и правилъ религіи (Хакъ), познаніе вѣры (Биданъ), познаніе преданія (Каликъ-наби) и возвеличеніе Бога (Хамдехадъ); изложеніе на таджикскомъ языкѣ.


[Закрыть]и прочихъ книгъ, входящихъ послѣ Чааръ-Китаба, въ числѣ четырехъ сочиненій, въ курсъ начальной школы, [162]162
  Въ числѣ этихъ книгъ находится и сборникъ стихотвореній Гафиза.


[Закрыть]равно какъ при началѣ обученія письму и при благополучномъ окончаніи онаго, а богатые родители дарятъ по халату даже эа каждую хорошо пройденную и выученную наизусть главу Корана (суре). Такимъ образомъ труды учителя оплачиваются очень хорошо, даже роскошно, если взять въ соображеніе неприхотливыя условія мѣстной жизни, и можно сказать, что родители учениковъ, сверхъ дароваго крова и жалованья, еще и кормятъ его, и поятъ, и одѣваютъ, и обуваютъ, да и самое званіе учителя кромѣ того пользуется здѣсь большимъ почетомъ.

Каждый учитель имѣетъ у себя одного или двухъ помощниковъ (халифе) изъ старшихъ учениковъ, которые занимаются съ остальными во время его отсутствія, приглядываютъ за порядкомъ и репетируютъ съ маленькими заданные имъ уроки. Эти халифе избираются изъ лучшихъ, окончившихъ курсъ учениковъ, которые продолжаютъ свои занятія въ мехтебѣ только ради практики въ каллиграфіи, но репетиторами они служатъ, такъ сказать, изъ чести, не получая за это никакого вознагражденія.

Полный курсъ мехтеба продолжается семь лѣтъ, и въ теченіе этого срока всѣ книги, входящія въ составъ сего курса, должны быть твердо выучены учениками и не иначе, какъ наизусть, «слово въ слово и буква въ букву». Пока это не достигнуто, мальчикъ не можетъ покинуть школу. Часто ученики не понимаютъ изъ заученнаго ни единаго слова, въ особенности Корана, который проходится по-арабски; но пониманія отъ нихъ и не добиваются, въ томъ соображеніи, что поймуть-де и послѣ, когда подростутъ и станутъ умнѣе, а пока надо-де стараться только, чтобы то, что входитъ въ главнѣйшія основы мусульманскаго вѣроученія, навѣки твердо запечатлѣлось въ ихъ памяти. Обыкновенно поступаютъ въ школу дѣти съ пятилѣтняго возраста, причемъ наиболѣе одаренные памятью кончаютъ курсъ на тринадцатомъ или четырнадцатомъ году жизни, послѣ чего переходятъ въ медрессе. Учатся всѣ въ одной комнатѣ, не подраздѣляясь на классы. Да при такой системѣ преподаванія оно и ненужно, такъ какъ тутъ главная задача не въ послѣдовательномъ развитіи способностей ребенка, а въ томъ, чтобы заставить его выдолбить наизусть положенное число книгъ. Поэтому они и долбятъ всѣ вкупѣ, но каждый свое, самостоятельно.

Годы мехтеба, можно сказать, самые тяжелые въ жизни учащагося мусульманина, потому что проводя за книгой каждый день, отъ баумдата до шамъ, [163]163
  Намазъ-баумдатъ – утренняя молитва по восходѣ солнца, намазъ-шамъ – молитва предъ захожденіемъ солнца, часовъ въ пять пополудни. Мусульмане въ теченіе дня обязаны творить пять молитвъ. Кромѣ двухъ помянутыхъ остальныя суть: намазъ-пишенъ – полуденная, намазъ-дигеръ – въ два часа дня и намазъ-хуфтянъ – послѣ заката солнца.


[Закрыть]эти дѣти освобождаются отъ ученія только по пятницамъ и, какъ уже сказано, не пользуются даже каникулярнымъ временемъ. При такой тяжелой системѣ ученія можно только удивляться, какъ они ее выдерживаютъ!

Кромѣ мехтебовъ, здѣсь есть еще начальныя школы и для дѣвочекъ, называемыя биби-халифе или бивсатунъ, гдѣ остаются преимущественно дочери состоятельныхъ родителей. Система обученія та же, что и въ мехтебахъ, но съ тою разницей что здѣсь главное вниманіе обращается на обученіе грамотѣ по-таджикски и по-узбекски, какъ на наиболѣе необходимое въ практической жизни, затѣмъ на изученіе Гафиза и другихъ поэтовъ; религіозная же сторона обученія ограничивается нѣсколькими необходимыми суре Корана, затѣмъ Фарзегайномъ и Чааръ-Китабомъ.

Начальныя школы очень распространены во всемъ Бухарскомъ ханствѣ. Не только города, но каждый кишлакъ, и даже самый бѣдный, непремѣнно имѣетъ свой, особый мехтебъ, а чуть селеніе побогаче, то и два и три мехтеба, и такимъ образомъ въ среднемъ выводѣ приводится по десяти начальныхъ школъ на одну медрессе. Кромѣ того, каждый городъ имѣетъ не менѣе двухъ-трехъ школъ для дѣвочекъ.