Текст книги "В гостях у эмира Бухарского"

Автор книги: Всеволод Крестовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Впрочемъ, кушъ-беги на сей разъ ограничился подарками довольно скромныхъ качествъ и размѣровъ, а именно: въ концѣ завтрака его слуги предъ каждымъ изъ насъ положили на полъ по маленькой связкѣ канауса и адряса, въ сложности по девяти кусковъ на человѣка, а князю сверхъ того прибавили нѣсколько кусковъ бухарскаго бархата. Мы, конечно, очень благодарили, но, говоря откровенно, нельзя не сознаться, кушъ-беги гораздо бы лучше сдѣлалъ, еслибы нашелъ возможнымъ не дѣлать намъ вовсе никакихъ подарковъ и тѣмъ избавилъ бы и себя и насъ отъ обоюдной неловкости. Таковъ, но крайней мѣрѣ, мой взглядъ.

Вообще, возвращаясь еще разъ къ весьма щекотливой темѣ о подаркахъ, нахожу не лишнимъ высказать на этотъ счетъ еще нѣсколько мыслей. Всѣ эти торга и переторжки, покупки и продажи подарочныхъ вещей на мѣстѣ просто неприличны, хотя это въ нѣкоторомъ родѣ и освящено уже здѣсь обычаемъ и практикуется съ тѣхъ поръ, какъ между Ташкентомъ и бухарскимъ правительствомъ завязались постоянныя оффиціальныя сношенія посредствомъ особыхъ посланцевъ. Мы, конечно, не виноваты, если къ намъ назойливо пристаютъ и понуждаютъ къ тому сами же бухарцы, да и въ самомъ дѣлѣ не везти же съ собой въ Ташкентъ цѣлый транспортъ ни къ чему ненужныхъ халатовъ, что во всякомъ случаѣ и грузно, и дорого, и затруднительно по условіямъ перевозки. Но если уже необходимо продавать подарки, то слѣдовало бы, мнѣ кажется, сдѣлать для русскихъ пословъ и членовъ посольства обязательнымъ: всѣ деньги, что будутъ выручены отъ распродажи подарочныхъ вещей (за исключеніемъ, разумѣется, тѣхъ вещей, которыя посолъ и члены пожелаютъ оставить себѣ на память) жертвовать въ самой же Бухарѣ на благотворительныя цѣли, о чемъ и заявлять при прощальной аудіенціи самому эмиру и непремѣнно ему самому, вручая тутъ же и деньги, потому что иначе, при передачѣ пожертвованія кому-либо иэъ чиновниковъ безъ вѣдома хазрета, оно легко можетъ и не достичь своего предназначенія. Тогда авось-либо мы и отучили бы бухарцевъ отъ обычая дѣлать намъ подарки или, по крайней мѣрѣ, значительно сократили бы размѣры этихъ подарковъ. Тогда, можетъ быть, и бухарцы, въ родѣ совѣтниковъ Каршинскаго бека, отказались бы отъ усвоеннаго ими себѣ убѣжденія, будто русскимъ посламъ нужны не почести и вниманіе, а только подарки да деньги. А то вѣдь это давнымъ-давно уже дошло у насъ просто до скандала; инымъ словомъ я этого и опредѣлить не могу. Прокутится, напримѣръ, въ Ташкентѣ какой нибудь господчикъ изъ «фазановъ» и начинаетъ всяческими лазейками пронырствовать, какъ бы ему попасть въ посольство въ Бухару «на поправку». Сама Бухара его нисколько не интересуетъ,'онъ и знать ее не хочетъ, и видѣть въ ней ничего не желаетъ, а интересна ему только «поправка» на продажѣ подарковъ. И бухарцы чрезъ своихъ негласныхъ ташкентскихъ агентовъ все это прекрасно знаютъ. Судите же сами, чѣмъ, въ сущности, должны казаться въ ихъ глазахъ подобные господа и какого уваженія къ русскимъ посламъ послѣ того мы въ правѣ отъ нихъ требовать! Мнѣ горько высказывать это, и я знаю, что слова мои не понравятся многимъ, но въ то же время убѣжденъ, что люди безпристрастные не найдутъ ихъ несправедливыми.

Остатокъ дня мы провели въ сборахъ къ отъѣзду, который назначенъ на завтра.

А кушъ-беги такъ и не отдалъ намъ визита. Впрочемъ не пріѣдетъ ли завтра на проводы?

IX. Отъ Бухары до русской границы

^{Отъѣздъ изъ Бухары. – Дорога предмѣстьями до Богуеддина и характеръ мѣстной культуры. – Бухарскіе ледники. – Мѣстечко Богуеддинъ и его обитатели – Корпорація богуеддинскихъ нищихъ. – Мавзолей Даніаръ-аталыка и могила Абдуллахъ-хана. – Гробница Богуеддина. – Значеніе числа семь въ жизни сего святаго. – Казачьи грошики. – Особенности бухарскихъ угощеній и гостепріимства. – Сельское населеніе въ праздникъ. – Бои перепеловъ. – Молотильные курраны. – Мѣстечко Пангадъ. – Ночлегъ въ мѣстечкѣ Бустанъ. – Ваземъ въ Бустанѣ. – Обращики сартовской поэзіи, мадригалы и романсы. – Мервскій танецъ и другія пляски. – Единственное въ своемъ родѣ мѣрило общественной благосостоятельностн. – Зеравшанъ и его значеніе для бухарскаго ханства. – Степь Дашты-Малекъ – Степное марево. – Мѣстечко Малекъ и его древнія развалины. – Батчи въ почетномъ караулѣ. – Почетные посланцы отъ наслѣднаго принца Бухарскаго. – Городъ Кермине, его цитадель, мечеть и легендарное гнѣздо аиста. – Наше помѣщеніе – Визить наслѣдному принцу. – Парадная встрѣча. – Дворецъ принца и его обстановка. – Принцъ Сеидъ-Абдудъ-Агатъ-ханъ, его наружность и характеръ. – Что его интересуетъ. – Смотръ нашимъ казакамъ. – «Керминенская» политическая партія и ея планы. – Неожиданная любезность кавказскаго человѣка. – Комнатный холодъ. – Дорога отъ Кермине до Зіаеддина. – Послѣдствія каршинскаго урока. – Городъ Зіаеддинъ и его фальшивая крѣпость. – Обстановка дома зіаеддинскаго бека. – Неудобный почетный караулъ. – Обличительная надпись. – Отъѣздъ изъ Зіаеддина. – Характеръ мѣстности. – Мѣстечки Миръ и Касагаранъ. – Послѣднее бухарское угощеніе посольства. – Русская граница. – Памятникъ на мѣстѣ Зирабулакскаго боя. – Видъ на Зеравшанскую долину. – Русскіе полицейскіе джигиты. – Новая страсть домашняго хозяйства у русскихъ сартовъ. – Городъ Катта-Курганъ. – Мы дома.}

28 января.

… Выѣхали мы изъ Бухары безо всякой помпы и офиціальныхъ провожаній, въ восемь часовъ утра и направились – князь со свитой верхомъ въ самаркандскія, а я съ Асланбекомъ въ коляскѣ въ мазарскія (кладбищенскія) ворота. Причина такого раздѣленія заключалась въ томъ, что я, въ качествѣ «любознательнаго путешественника», хотѣлъ видѣть самое священное мѣсто Бухары, а Асланбекъ, въ качествѣ добраго мусульманина, не только видѣть, но и поклониться тамъ гробу святаго Богуеддина Накшбенди, который считается патрономъ города Бухары, какъ Кусамъ-Шахи-Зинда и Ходжа-Ахаръ патронами Самарканда. Насъ сопровождали одинъ изъ приставовъ, эсаулъ-баши, двое полицейскихъ, четверо казаковъ посольскаго конвоя и мой Сайфуддинъ, котораго я взялъ для того, чтобъ онъ, въ случаѣ надобности, могъ послужить мнѣ за переводчика.

Къ мазарскимъ воротамъ непосредственно примыкаетъ обширное, густо захороненное кладбище съ полуразрушенными мавзолеями и гробницами. Оно относится къ тѣмъ древнимъ временамъ, когда бухарцы считали еще нужнымъ заботиться о прахѣ своихъ близкихъ и хранить о нихъ воспоминанія въ видѣ надгробныхъ памятниковъ. Съ тѣхъ поръ мавзолеи и гробницы давнымъ-давно уже успѣли завалиться, обрушиться и придти въ полное запущеніе, такъ какъ никто не заботится о поддержаніи ихъ въ приличномъ видѣ.

Мѣстечко Богуеддинъ лежитъ къ востоку отъ Бухары, въ девяти верстахъ разстоянія. Дорога ведетъ къ нему широкая, гладкая. По сторонамъ ея тянутся густо заселенные кишлаки и отдѣльные хутора или фермы (чербахи), утопая во фруктовыхъ садахъ и виноградникахъ, среди старорослыхъ тополей и платановъ. Тутовыя, хлопковыя, табачныя и иныя плантаціи идутъ въ перемежку съ селеніями. Часто къ самой дорогѣ вдругъ выбѣгаютъ веселыя лужайки и рощицы. Все это разбито правильными четырехъуголышками на отдѣльные участки, по одному, по два танапа и болѣе, обмежевано арыками и глиняными стѣнками и обсажено по межамъ рядами тутовыхъ, таловыхъ и тополевыхъ деревьевъ. Снѣгъ совсѣмъ уже стаялъ, и на сырой землѣ начинаетъ кое-гдѣ пробиваться свѣжая травка. Около домовъ на улицѣ соръ подметенъ, арыки не загажены, стѣны во многихъ мѣстахъ подбѣлены, всюду замѣтна чистота и порядокъ, такъ что, повидимому, предмѣстья содержатся здѣсь гораздо чище города. Вообще, все пространство между городомъ и Богуеддиноыъ представляетъ мѣстность сполна и хорошо культивированную, за исключеніемъ кое-гдѣ разбросанныхъ кургановъ, служащихъ кладбищами, и эта культурность производитъ отрадное впечатлѣніе, въ особенности когда вы знаете какого упорнаго и постояннаго труда, какой вѣчной борьбы съ природой стоитъ она здѣшнему земледѣльцу.

По дорогѣ я имѣлъ случай видѣть, какъ устраиваются въ Бухарѣ ледники. Способъ весьма оригинальный: расчищается гладкая площадка, ровно усыпается крупнымъ пескомъ и затѣмъ покрывается барданами и чіями. [169]169
  Плетеныя дранчатыя цѣновки и маты изъ длинныхъ, ровно обрѣзанныхъ и прошитыхъ суровою ниткой тростниковыхъ стеблей.


[Закрыть]На эту подстилку накладываются сплошными рядами большіе куски льда, привозимаго съ большихъ арыковъ, озеръ и хаузовъ, такъ что получается четырехъугольникъ, въ длину шаговъ тридцать, въ ширину пятнадцать и въ вышину до двухъ съ половиной аршинъ. Съ боковъ и сверху этотъ ледъ обкладывается опять же чіями и барданами въ нѣсколько рядовъ, которые снаружи покрываются плотнымъ слоемъ глины. Затѣмъ, отступя на пол-аршина, чтобъ оставить извѣстное пространство, какъ бы въ видѣ пазухи, для свободнаго тока воздуха, выводятся вкругъ ледника толстыя наружныя стѣнки изъ глины, смѣшанной съ саманомъ [170]170
  Саманъ – солома изъ-подъ обмолоченнаго хлѣба и рѣзка соломенная.


[Закрыть]и покрываются плоскою глиняною кровлей по обыкновенному сартовскоыу способу, какъ для сараевъ и навѣсовъ. Говорятъ, что въ ледникѣ, устроенномъ подобнымъ образомъ, ледъ, не тая, можетъ сохраняться сколько угодно лѣтъ, не смотря на самые убійственные и продолжительные жары здѣшняго лѣта. Ледникъ, который мы видѣли, строился для эмира.

Чрезъ полчаса мы уже въѣзжали въ Богуеддинъ.

Это небольшое мѣстечко, съ двумя, тремя заѣзжими дворами, нѣсколькими чайна-хане и небольшимъ базаромъ. Строенія эти съ западной и южной стороны окружаютъ стѣнку небольшаго кладбища, которое, въ свой чередъ, окружаетъ со всѣхъ сторонъ стѣны двора, гдѣ находится гробница святаго, составляющая какъ бы центральный пунктъ всего мѣста. При кладбищѣ, которое носитъ названіе «Священнаго» (Мазари-Шерифъ), находится монастырь (ханкахъ) съ нѣсколькими мечетями, большая медрессе, построенная родоначальникомъ нынѣшней династіи, Даніаръ-аталыкомъ [171]171
  Аталыкъ былъ самый высокій чинъ въ государствѣ, выше котораго никто изъ подданныхъ не могъ уже возвыситься. Онъ былъ равнозначителенъ вице-королю и совмѣщалъ въ себѣ обязанности визиря, главнокомандующаго и мажордома.


[Закрыть]и садъ Сайми-гули-сурхъ, гдѣ культивируются прекрасныя розы и бываетъ разъ въ годъ большое весеннее гулянье, когда розы только что распустятся. Вся Бухара и самъ эмиръ со всѣмъ, своимъ дворомъ и сановниками съѣзжаются тогда въ Сайми-гули-сурхъ любоваться на пышные кусты разнообразныхъ розъ и наслаждаться ихъ ароматомъ.

Надо замѣтить, что населеніе мѣстечка состоитъ исключительно изъ потомковъ святаго Богуеддина, которые давно уже присвоили себѣ титулъ ходжей [172]172
  Надо отличать часто у насъ смѣшиваемыя слова ходжа и хаджи. Первое принадлежитъ какъ родовой титулъ потомкамъ Абубекра-Садыка и Омаръ-Уль-Фарука, первыхъ послѣдователей Магомета, а второе составляетъ только почетное прозвище поклонниковъ, побывавшихъ въ Меккѣ и равносильно нашему «странникъ», «паломникъ».


[Закрыть]и право селиться около могилы своего знаменитаго предка. Кромѣ ихъ, никто и ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть поселенъ ни въ самомъ мѣстечкѣ, ни на земляхъ, ему принадлежащихъ.

Мы подъѣхали къ высокой аркѣ каменныхъ монастырскихъ воротъ, на которыхъ, мирно высится большое гнѣздо аистовъ, гдѣ вывелось уже много поколѣній этой, въ нѣкоторомъ родѣ, тоже священной птицы. Но тутъ оказалось, что ворота эти совсѣмъ особенныя, и особенность заключается въ томъ, что въ нихъ невозможно пройти иначе, какъ только согнувшись, что называется, въ три погибели. Дѣло въ томъ, что въ стѣны пролета, на высотѣ въ половину человѣческаго роста, наглухо вдѣлано поперечное бревно, въ родѣ мертваго барьера; перелѣзать черезъ – высоко, подлѣзать подъ него – низко; надо стать на колѣно, чтобы перебраться, и хорошо еще, что на сей разъ погода была сухая, а то въ грязь совсѣмъ бы плохо пришлось. Это, какъ намъ пояснили, устроено затѣмъ, «да не внидетъ никто въ святое мѣсто съ дерзновенно поднятою головой, но всякъ да преклонится до земли въ преддверіи гробницы святаго». Нечего дѣлать, преклонились и вошли.

Отъ самыхъ воротъ начинается длинный, вымощенный булыжнымъ камнемъ проходъ, по бокамъ котораго идутъ сплошные ряды низенькихъ конурообразныхъ мазанокъ, каждая съ дырой, замѣняющею и дверь и окно. Все это сѣро, закопчено, грязно и либо голо, либо наполнено какимъ-то отребьемъ и лохмотьями, вообще неприглядно въ высшей степени. Весь проходъ по обѣ стороны усѣянъ тѣсными группами нищихъ – слѣпыхъ, калѣкъ, убогихъ и паршивыхъ. Тутъ вы встрѣчаете стариковъ и дѣтей разныхъ возрастовъ, и молодыхъ женщинъ, и безобразныхъ старухъ съ открытыми лицами. И тутъ же, къ удивленію, между дѣйствительно убогими, протягиваютъ къ вамъ руки за подаяніемъ здоровенные, мускулистые парни лѣтъ двадцати, тридцати, которымъ бы только работать да работать, а они милостыню клянчатъ. Вся эта орава разными голосами скороговоркой канючитъ, ноетъ и верещитъ вамъ въ уши на извѣстный нищенскій речитативъ и тянется за подаянной монеткой. Не подавая можно еще кое-какъ пройти; за вами только будетъ слѣдовать съ боковъ и сзади толпа попрошаекъ, которая, по мѣрѣ дальнѣйшаго вашего движевія по проходу, будетъ все прибывать, иногда забѣгая впередъ и надоѣдая своиыъ попрошайствомь. Но Боже избави подать имъ что-либо! Чуть только увидятъ, что вы дали одному, на васъ тотчасъ же со всѣхъ сторонъ нахлынутъ цѣлыя шайки и, обступивъ вплотную, затолкаютъ, затискаютъ, чуть съ ногъ не сшибутъ, чуть не разорвутъ васъ на части, а руки ужъ навѣрное исцарапаютъ. Все это съ лютою жадностью напираетъ одинъ на другаго, отстраняетъ и давитъ другъ друга, продирается впередъ, тычется къ вашему лицу съ эакорузлыми, грязными ладонями, выставляя напоказъ свои зіяющія раны и смердящія язвы, хватаетъ васъ за руку, чтобы разжать пальцы и вынуть изъ горсти мелкія монетки и при этомъ галдитъ, оретъ и вопіетъ немилосердно. Мы съ Асланбекомъ просто жизни не рады были, что вздумали подавать имъ, и ужъ не знаю чѣмъ бы все это кончилось, если бы не нагайки нашихъ полицейскихъ, которыя безо всякой церемоніи пошли гулять по спинамъ нападающихъ нищихъ. Первое было только противно, послѣднее же возмутительно до нравственной боли, такъ какъ и безъ того уже жалко было глядѣть на этихъ несчастныхъ, но, къ сожалѣнію, безъ этой крайней мѣры не было иной возможности выручить насъ изъ насѣвшей на обоихъ оравы. Это не люди, а какая-то стая голодныхъ псовъ, среди которой мы вдругъ появились съ костью. Здоровенные парни, какъ наиболѣе сильные, отталкивали калѣкъ, стараясь сами заступить ихъ мѣсто, и если какая копѣйка перепадала дѣйствительно убогому, лишенному возможности подняться съ земли, то здоровяки просто накидывались на такого и отнимали деньги грабежомъ, употребляя тотъ же пріемъ насильственнаго разжатія пальцевъ или душенія за горло. Одна старуха, подхвативъ на-лету мѣдную пулу, быстро отправила ее къ себѣ за щеку; но въ тотъ же мигъ какой-то, подмѣтившій это дѣтина еще быстрѣе залѣзъ пальцемъ въ ротъ, и сколько ни сопротивлялась старуха, сколько ни мотала головой, какъ ни сжимала губы и какъ ни мычала при этомъ, – дѣтина все-таки вытащилъ у нея монетку. Гамъ и ругательства, давка и драка, хриплые крики и пронзительные взвизги, дѣтскій ревъ и этотъ ноющій, назойливый речитативъ, и эти щелкающіе по чемъ ни попадя нагайки, все это являло одну изъ такихъ отвратительныхъ картинъ, которыя поневолѣ заставляютъ съ гадливымъ чувствомъ относиться къ человѣку. Тутъ уже утраченъ всякій образъ человѣческій и осталось одно лишь «подобіе звѣрино». Вся эта компанія составляетъ привилегированную корпорацію богуеддинскихъ нищихъ. Они живутъ на иждивеніи монастыря, который даетъ имъ ежедневную пищу и даровое помѣщеніе въ этихъ самыхъ конурахъ, что тянутся вдоль прохода, и многіе, какъ особаго благополучія, домогаются попасть сюда на монастырскіе хлѣба. Но для этого необходимо нужна протекція со стороны какого либо изъ жителей сего мѣстечка. Если есть кому походатайствовать за желающаго у шейха-мутевалія, то бѣднякъ записывается въ кандидаты и ждетъ, пока не умретъ кто-либо изъ членовъ корпораціи, ибо только въ такомъ случаѣ можетъ онъ попасть на очистившееся мѣсто.

Влѣво отъ прохода высится четырехсторонній мавзолей съ мавританскимъ порталомъ и куполомъ, построенный изъ обожженаго кирпича, но не оштукатуренный. Внутри его погребенъ Даніаръ-бекъ, отецъ эмира Маассума, всевластный аталыкъ послѣдняго изъ Аштарханидовъ, Абдулъ-Гази-хана, котораго Даніаръ держалъ въ такомъ страхѣ предъ собою, что тотъ безъ его согласія не смѣлъ даже выйти изъ дому. Неподалеку отъ мавзолея, у самыхъ стѣнъ кладбища, находится и медрессе имени аталыка, новой, довольно красивой постройки.

Кладбище усѣяно намогильными плитами изъ сѣраго мрамора и кирпичными гробницами, облицованными алебастромъ. Здѣсь обращаетъ на себя вниманіе одинъ памятникъ, имѣющій форму квадратной ограды, саженъ около двухъ въ длину и столько же въ вышину, такъ что въ цѣломъ онъ походитъ на кубъ, увѣнчанный сквозною каменною балюстрадой. Какъ и рѣшетка балюстрады, такъ и самая ограда сложены изъ большихъ, грубо обтесанныхъ кусковъ сѣраго мрамора и какого-то крупно зернистаго, съ блестящимъ изломомъ на поверхности, чернаго камня. Ограда доверху наполнена землей, гдѣ и погребенъ Абдуллахъ-ханъ, память о которомъ живетъ и до нашихъ дней во множествѣ его, еще уцѣлѣвшихъ, монументальныхъ построекъ, въ особенности степныхъ сардобъ и рабатовъ. Глядя на его скромную могилу, невольно приходитъ на мысль, что не грѣшно было бы бухарцамъ почтить достойнымъ мавзолеемъ прахъ того, кто былъ однимъ изъ лучшихъ ихъ государей и оказалъ своей странѣ столько благодѣяній.

Наконецъ подошли мы къ высокой бѣлой стѣнѣ, около которой росло нѣсколько раскидистыхъ деревьевъ. Изъ-подъ ихъ сѣни выглядывали большія ворота, коихъ массивныя деревянныя створы были украшены бронзовыми скобами и нѣсколькими висячими ручками, въ видѣ массивныхъ серегъ, старинной работы и очень красиваго рисунка. Глубоко рельефная узорчатая рѣзьба этихъ створъ также очень хороша, но, къ сожалѣнію, новѣйшее безвкусіе выкрасило ихъ зеленою и красною краской. Надъ воротами красуется цѣлая коллекція маральихъ, турьихъ и оленьихъ роговъ, какъ символъ величія и силы святаго. Это все приношенія поклонниковъ изъ горныхъ странъ, гдѣ водятся такія животныя.

На извѣщательный ударъ пристава серьгой о скобу, изнутри послышались старческіе шаги, и черезъ минуту одна изъ тяжелыхъ створъ медленно раскрылась предъ нами. Мы переступили порогъ и очутились въ закрытомъ со всѣхъ сторонъ дворикѣ или садикѣ, подъ раскидистою сѣнью нѣсколькихъ высокихъ древнихъ карагачей и чинаровъ. Лѣтомъ здѣсь должно быть прелестно. Дворикъ не великъ, въ длину шаговъ пятьдесятъ съ небольшимъ, имѣетъ форму четырехъугольника и довольно тщательно выложенъ въ шашку квадратными кирпичными плитками. Съ сѣверной и южной стороны замыкаютъ его боковые фасады двухъ мечетей, а съ западной и восточной – высокія стѣны ограды. Въ западной стѣнѣ находятся тѣ главныя ворота, въ которыя насъ сюда впустили.

Проходъ изъ-подъ нихъ пересѣкаетъ собою возвышенную широкую веранду съ навѣсомъ на рѣзныхъ колонкахъ, которая пристроена со внутренней стороны къ западной стѣнѣ и соединяетъ въ видѣ галлереи обѣ мечети, изъ коихъ выходятъ на нее двѣ боковыя двери. Правая или южная мечеть носитъ названіе Хакимъ-кушъ-беги, въ честь своего строителя. Она не велика, но очень изящно украшена лѣпною работой изъ алебастра и расписана по фризамъ и на потолкѣ al fresco. Сѣверная же обширная мечеть сооружена ханомъ Абдулъ-Айсомъ, [173]173
  Сынъ Обейдуллаха, изъ династіи ШеЙбанидовъ, царствовалъ въ 948 (1541) по 968 (1551) годъ.


[Закрыть]въ противоположность своей сосѣдкѣ, отличается характеромъ нѣсколько суровой простоты, безъ всякихъ украшеній. Часть ея глубокаго купола со внутренней стороны или осталась недостроенною, или обрушилась впослѣдствіи, обнаживъ переборки деревяннаго каркаса, да такъ и осталась безъ поправки, вѣроятно, въ ожиданіи дальнѣйшаго разрушенія.

Осмотрѣвъ обѣ мечети, мы вернулись на веранду внутренняго дворика и только тутъ обратили вниманіе на ея оригинальныя украшенія. Потолокъ и задняя стѣна ея расписаны пестрыми арабесками среди коихъ на стѣнѣ выдѣляются большія черныя надписи изъ Корана, а съ потолка спускаются ряды люстръ, паникадилъ, лампадъ и затѣйливыхъ фонарей съ цвѣтными стеклами. Всѣ эти паникадила и люстры совершенно такія же, какія можно встрѣтить и теперь во многихъ нашихъ старинныхъ церквахъ, да они и были въ разное время вывезены изъ Россіи благочестивыми поклонниками изъ нашихъ богатыхъ татаръ и изъ здѣшнихъ купцовъ, что наѣзжаютъ къ намъ на Макарьевскую ярмарку.

Гробница святаго Богуеддина находится прямо противъ главныхъ воротъ въ юго-восточномъ углу дворика. Она представляетъ четырехсторонній массивный фундаментъ, сложенный изъ большихъ, грубо обтесанныхъ плитокъ мрамора и по внѣшнему виду походитъ на гробницу Абдуллахъ-хана. Высота ея два съ половиной аршина, а длина по двѣнадцати шаговъ съ каждаго бока. Въ головахъ гробницы находится выступъ изъ глыбы бѣлаго мрамора, покрытый узорчатыми изваяніями, а въ ногахъ, въ видѣ продолговатой доски, длиной около аршина съ четвертью, вдѣланъ черный камень, называемый бухарцами сянги-мурадъ. Точно такого же вида плитки чернаго камня вдѣланы въ мавзолей подъ, верхнимъ карнизомъ и съ правой, и съ лѣвой руки. Съ этой послѣдней стороны, прислоненная къ карнизу, торчитъ цѣлая связка бунчуковъ, а въ головахъ, на высокомъ шестѣ, качается по вѣтру большой бунчукъ, подвѣшенный подъ металлическое яблоко, которое, будучи полымъ внутри, издаетъ при каждомъ колебаніи тихій звонъ, какъ бубенчикъ. Головная часть гробницы обращена къ сѣверу, и въ двухъ шагахъ отъ нея, рядомъ съ высокимъ шестомъ, находится священный ключъ прекрасной воды, а еще далѣе – бассейнъ, обложенный плитой, и около него, по ту сторону – небольшой кіоскъ, внутри котораго также есть водоемъ въ большомъ чанѣ.

Вдоль южной стѣны дворика, начиная отъ юго-западнаго угла гробницы, по направленію къ главнымъ воротамъ, идутъ въ рядъ еще семь другихъ гробницъ обыкновенной здѣшней формы, въ видѣ двускатныхъ, слегка округленныхъ саркофаговъ, облицованныхъ алебастромъ. Тутъ покоятся семь главнѣйшихъ учениковъ и послѣдователей Богуеддина, принявшихъ послѣдній вздохъ своего пира [174]174
  Пиръ – духовный наставникъ.


[Закрыть]при его кончинѣ.

Вдоль изголовьевъ этихъ гробницъ постланъ на помостѣ большой паласовый коверъ, а надъ нимъ сверху, въ наклонномъ положеніи, протянутъ на шестахъ наметъ отъ большой палатки, сверху зеленый, а съ исподу пестрый, узорчато составленный изъ кусковъ различныхъ матерій. Подъ этимъ наметомъ преважно возсѣдаютъ на собственныхъ пяткахъ семь чалмоносныхъ шейховъ, представителей рода Накшбенди. Предъ каждымъ изъ нихъ лежитъ по небольшой кучкѣ мѣдныхъ, серебряныхъ и золотыхъ монетъ, которыя съ утра, съ приходомъ сюда на дежурство, они выкладываютъ изъ собственныхъ кармановъ, въ видѣ приношенія, якобы собраннаго отъ доброхотныхъ дателей уже сегодня, и тѣмъ приглашаютъ новыхъ посѣтителей къ дальнѣйшимъ пожертвованіямъ.

Я уже сказалъ, что право селиться въ мѣстечкѣ около Мазари-Шерифа принадлежитъ исключительно потомкамъ Богуеддина, присвоившимъ себѣ титулъ ходжей. Община этихъ потомковъ сдаетъ могилу своего святаго предка въ аренду тридцати двумъ шейхамъ, представителямъ или старшинамъ своего рода, за 11,000 тенговъ (2,200 р. металл.) въ годъ. Деньги эти идутъ въ раздѣлъ между всѣми жителями мѣстечка, и за это шейхи обязаны содержать въ чистотѣ и порядкѣ не только гробницу съ дворикомъ и мечетями, но и весь Мазари-Шерифъ. Остальной доходъ отъ поклонниковъ поступаетъ уже сполна въ пользу шейховъ-откулщиковъ, которые изъ своей среды назначаютъ по очереди ежедневное дежурство въ числѣ семи человѣкъ при гробницѣ святаго. Доходы же ихъ бываютъ не малые, потому что хазряти-Богуеддинъ Накшбенди – одинъ изъ самыхъ популярнѣйшихъ святыхъ не только въ Бухарѣ, но и во всей Средней Азіи, и троекратное хожденіе на поклоненіе его гробу замѣняетъ для мусульманина странствіе къ далекой Каабѣ въ Мекку. Поэтому можете себѣ представить сколько сюда набирается пилигримовъ. Для Бухары душеспасительныя прогулки въ Богуеддинъ составляютъ одно изъ самыхъ любимыхъ развлеченій; и такъ какъ въ мѣстечкѣ каждую среду бываетъ базаръ (отъ котораго извѣстная часть торговой пошлины тоже поступаетъ въ пользу богуеддинцевъ), то сюда обыкновенно въ этотъ день съѣзжается изъ города и со всѣхъ окрестностей масса народа. Самъ эмиръ какъ бы въ обязательный долгъ поставляетъ себѣ посѣтить ханкахъ и сотворить намазъ предъ могилой святаго каждый разъ какъ выѣзжаетъ въ путешествіе по Каршинской дорогѣ, а равно и при возвращеніи изъ путешествія. А каждое такое посѣщеніе его высокостепенства непремѣнно сопряжено со щедрымъ приношеніемъ. Равно и каждый поклонникъ обязательно долженъ положить что-либо по возможности, но никакъ не менѣе семи пулъ, за прикосновеніе къ сянги-мураду, да столько же за глотокъ воды изъ священнаго колодца. Этотъ колодецъ шейхи уже отъ себя сдаютъ на откупъ одному изъ своей среды, и откупщикъ тоже пользуется большими доходами, въ особенности лѣтомъ, въ жаркую пору, когда каждый отъ жажды не прочь и нѣсколько разъ напиться холодной, чистой и вкусной воды. Въ эту пору, по средамъ и пятницамъ, а также и въ праздничные дни, когда въ ханкахъ набираются массы гулящаго люда, откупщикъ взимаетъ плату и за воду изъ хауза, и за воду изъ чана, что находится въ кіоскѣ, подъ тѣмъ предлогомъ, что она-де изъ одного и того же источника. Наконецъ и самое кладбище приноситъ очень хорошій доходъ за мѣста, уступаемыя подъ могилы. Люди благочестивые и въ то же время состоятельные часто еще при жизни выражаютъ желаніе быть погребенными въ сосѣдствѣ съ досточтимымъ ими праведникомъ и для этого покупаютъ себѣ на кладбищѣ мѣсто, или оставляютъ въ подобномъ смыслѣ завѣщанія своимъ наслѣдникамъ, и такъ какъ на монастырскую землю нѣтъ опредѣленной таксы, то это каждый разъ зависитъ отъ взаимнаго соглашенія, причемъ шейхи, разумѣется, не упускаютъ случая сорвать какъ можно больше въ свою пользу. Превыгодное дѣло быть родственникомъ такого святаго!

Но эксплуатируя память своего предка, эти шейхи знаютъ о немъ очень мало. Не только никто изъ нихъ не позаботился составить его «житіе», но и устныя преданія о немъ весьма скудны и сбивчивы. Извѣстно только, что жилъ онъ и подвизался при ханѣ Тимурѣ, основалъ и донынѣ здравствующій монашескій орденъ Накшбенди и умеръ семнадцати лѣтъ отъ роду, оставивъ по себѣ нѣсколько послѣдователей, въ числѣ которыхъ былъ и ходжа Обейдуллахъ-Ахраръ, самый ревностный распространитель его ученія, пользовавшійся такимъ почетомъ, какъ ученый и писатель, что современные ему ханы и члены дарственныхъ домовъ наперерывъ другъ предъ другомъ заискивали его расположенія. Самъ же Богуеддинъ не оставилъ по себѣ никакого написаннаго имъ самимъ сочиненія, онъ училъ только устно, и ученіе его записано было уже ходжей Обейдуллахомъ. Шейхи увѣряютъ, что жилъ онъ 514 лѣтъ тому назадъ, стало быть въ 1369 году, но былъ ли то годъ его рожденія или кончины, неизвѣстно. Вообще, относительно года его смерти показанія не отличаются точностью. Такъ, Ханыковъ говоритъ, что умеръ онъ въ 1303 (703), а Вамбери относитъ время его смерти къ 1388 (791) году.

Каждый мусульманинъ, приблизясь въ южному фасу гробницы, непремѣнно останавливается, благоговѣйно прикладываетъ ладони къ сянги-мураду и третъ ихъ о камень, а затѣмъ обтираетъ ими себѣ лицо и бороду. Вслѣдствіе этихъ прикладываній, поверхность сянги-мурада лоснится какъ полированная. Мои спутники-мусульмане также исполнили этотъ обычай, въ результатѣ чего на ихъ физіономіяхъ остались черные слѣды, какъ отъ карандашной пыли. Муллы и шейхи увѣряютъ, что сянги-мурадъ совсѣмъ особенный камень, чуть ли не небеснаго происхожденія и чудодѣйственнаго свойства, и что поэтому одно уже прикосновеніе къ нему производитъ на душу и тѣло пріятное впечатлѣніе.

Зная, что по осмотрѣ гробницы придется сдѣлать приношеніе «въ пользу святаго», я еще въ Бухарѣ отложилъ въ особый мѣшечекъ пятьдесятъ новенькихъ четвертаковъ, изъ числа отпущенныхъ мнѣ при отъѣздѣ изъ ташкентскаго казначейства. Теперь я положилъ этотъ мѣшечекъ предъ старшимъ шейхомъ, занимавшимъ первое, ближайшее ко гробницѣ мѣсто. Онъ неторопливо развязалъ его и принялся пересчитывать монеты. Остальные внимательно слѣдили за нимъ глазами, словно опасаясь, какъ бы онъ не скралъ чего либо въ свою пользу. Пересчиталъ шейхъ деньги и вдругъ не совсѣмъ-то довольнымъ тономъ обращается къ нашему эсаулъ-баши съ какими-то объясненіями, словно тутъ недоразумѣніе какое вышло и онѣ заявляетъ претензію на что-то. Спрашиваю у эсаулъ-баши черезъ переводчика въ чемъ дѣло.

– Да вотъ шейхъ заявляетъ, что надо еще шесть монетъ добавить.

– Почему это «надо»?

– А для того, чтобы выходило число семь.

– Ровно ничего не понимаю. Какое число семь? И почему именно семь?

– Потому что число семь угодное святому Богуеддину.

– Опять-таки ничего не понимаю. Что значитъ «угодное святому»?

– Это значитъ, что Богуеддинъ любитъ число семь.

– Любитъ?.. Гм!.. Почему же это онъ его «любитъ»?

– А потойу что оно всегда имѣло большое значеніе въ его жизни.

– То есть?

– То есть, онъ родился въ седьмомъ вѣкѣ Геджры, въ седьмомъ мѣсяцѣ года, въ седьмой день недѣли, въ семь часовъ дня; на седьмомъ году жизни изучилъ уже весь Коранъ, семь лѣтъ поучалъ какъ духовный наставникъ и семнадцати лѣтъ отъ роду скончался, оставивъ по себѣ семь главныхъ учениковъ, которые и погребены тутъ, съ нийъ рядомъ, въ семи могилахъ.

– Прекрасно. Но все-таки почему я долженъ добавить еще шесть монетъ? Такса есть у нихъ на это какая нибудь, что ли?

– Нѣтъ, таксы не имѣется, каждый жертвуетъ по возможности, но такъ, чтобы въ эту жертву непремѣнно входило число семь, то есть надо положить либо единожды семь монетъ, либо дважды – семь, либо трижды – семь, словомъ, чтобы все по семи выходило.

– Да тутъ, говорю, у меня не дважды и не трижды, а всѣ семью-семь выходятъ, да еще съ излишкомъ.

– Вотъ, вотъ оно и есть! – обрадовался эсаулъ-баши, видя, что я какъ будто начинаю нѣчто понимать. – Оно и есть, тюря! Въ этомъ-то излишкѣ и все дѣло. Еслибы тюря положилъ ровно семью-семь, то есть сорокъ девять монетъ, все было бы какъ слѣдуетъ; но тюря далъ пятьдесятъ, – одною монетой больше, – стало быть по ихнему выходитъ, что надо добавить еще шесть.

Эта наивная наглость показалась мнѣ довольно забавною, такъ что я не могъ не засмѣяться.

– Скажите ему, порѣшилъ я, – что если его стѣсняетъ лишняя монета, пусть отдастъ ее въ пользу бѣдныхъ.

– О, тюря! Я ужъ и то говорю ему, чтобъ онъ прочистилъ мозги свои, такъ какъ языкъ его болтаетъ вздоръ, а онъ все свое… Ну, да не стоитъ обращать на нихъ вниманія, они всѣ вообще большіе наглецы и къ тому же очень жадны.

Затѣмъ эсаулъ-баши перевелъ шейху мое предложеніе пожертвовать излишекъ въ пользу бѣдныхъ и уже протянулъ было руку чтобъ изъять изъ кучки лишній четвертакъ, какъ вдругъ шейхъ, испуганный возможностью такого исхода, забормотавъ что-то, отрицательно замоталъ головой и поспѣшилъ загородить и прикрыть деньги обѣими пятернями, – точно насѣдка, защищающая свои яйца.

– Ну, пріятель, сотри пыль жадности съ зеркала твоего сердца! – махнувъ рукой, порѣшилъ со смѣхомъ эсаулъ-баши. – Будетъ съ тебя и того что дали. Будь благополученъ.

Я повернулся уже чтобъ идти, какъ вдругъ гляжу – наши конвойные казаки раскошелились и тоже пресеріозно кладутъ свои грошики къ изголовью гробницы.