Текст книги "В гостях у эмира Бухарского"

Автор книги: Всеволод Крестовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Чѣмъ ближе къ Карши, тѣмъ все болѣе степная мѣстность перерѣзывается подобными арыками, но тутъ уже они идутъ и вдоль и поперекъ степнаго пространства, и встрѣчаются между ними какъ большіе, такъ и малые, и глубокіе, и мелкіе; на нѣкоторыхъ настланы прочные, хорошо содержимые мостики, безъ перилъ, но достаточной ширины, такъ что широкоходная арба можетъ по нимъ пройти совершенно свободно.

Проѣхали еще 2 с половиною таша и остановились на нѣсколько минутъ у селенія Каратегинъ, чтобы дать вздохнуть лошадямъ. Караулъ-беги тотчасъ же подъѣхалъ съ предложеніемъ остановиться и здѣсь для отдыха и достархана, но мы предпочли немедленно же ѣхать далѣе. Поѣхали; но поѣхали къ видимому удивленію и даже неудовольствію нашихъ провожатыхъ и мѣстнаго аксакала: «Какъ, такой длинный путь и вдругъ не желаютъ отдохнуть и подкрѣпиться! Совсѣмъ ни на что не похоже!»

Но вотъ сдѣлали еще около двухъ ташей; подъѣзжаемъ къ селенію Чаукай, куда выѣхали двое какихъ-то чиновниковъ, высланныхъ изъ Карши для встрѣчи посольства. Здѣсь опять то же самое предложеніе остановиться, закусить и отдохнуть. Но когда и на этотъ разъ, не внявъ любезнымъ приглашеніямъ, мы велѣли везти себя дальше, то и караулъ-беги, и чиновники, и аксакалы окончательно уже «поверглись въ пучину недоумѣнія» и стали между собою переговариваться: «Да что-жъ молъ это наконецъ такое?!.. Какіе же это важные люди! Гдѣ такіе виданы?..» Въ Бухарѣ важные люди путешествуютъ медленно, съ роздыхомъ, съ остановкой, и чѣмъ важнѣе лицо, тѣмъ медлительнѣе должно оно ѣхать. Да и куда спѣшить въ самомъ дѣлѣ? и зачѣмъ… Для спѣху существуютъ молъ джигиты, – ну ужь у тѣхъ и назначеніе такое, – а то вдругъ важные люди, и тоже по-джигитски! «Ай-ай, яманъ, яманъ! не хорошо!..»

Конечно, эти добрые люди мѣрятъ на свой аршинъ: такъ напримѣръ, эмиръ никогда не проѣзжаетъ въ сутки болѣе одного таша, но для насъ, въ виду экстренности поѣздки, а главное въ виду заранѣе заявленнаго нами желанія, количество ташей было болѣе, чѣмъ удвоено и именно накинуто на каждую станцію по полтора таша (12 верстъ), но когда и при этомъ мы отказались отъ предлагаемыхъ остановокъ и сопряженныхъ съ ними кормленій жирными и сладкими снѣдями, то понятно, что бухарцы наши должны были наконецъ «положить въ ротъ палецъ изумленія». Шутка ли сказать, пропустить вдругъ цѣлыя двѣ остановки и двѣ кормежки! Но еслибы слѣдовать желанію этихъ добряковъ, то намъ отъ Шаара до Карши, вмѣсто двухъ перегоновъ, понадобилось бы пять, а если ѣхать по-эмирски, то разстояніе отъ Шаара до Бухары въ 31 ташъ (248 верстъ) пришлось бы проѣзжать цѣлый мѣсяцъ. Разумѣется, бухарскіе чиновники должны были наконецъ безнадежно махнуть на насъ рукой, какъ на людей окончательно не умѣющихъ путешествовать съ надлежащею важностію.

Послѣ каждаго отказа въ остановкѣ насъ, на дальнѣйшемъ пути, нагоняли и опережали джигиты, мчавшіеся бѣшенымъ карьеромъ съ надѣтыми на руки зелеными стульями, сидя безъ стремянъ на вьючныхъ кожаныхъ коробкахъ, наполненныхъ столовыми приборами и достарханомъ. А замѣчательно въ самомъ дѣлѣ, какъ ѣздятъ въ Средней Азіи верхомъ на вьюкахъ: чѣмъ тяжелѣе до извѣстной степени вьюкъ, тѣмъ считается лучше; меньше будетъ ерзать и стало быть для лошади менѣе риску набить себѣ спину. Человѣкъ же садится между двумя коробами и кладетъ на нихъ ноги, вытянувъ ихъ горизонтально впередъ, причемъ нижняя часть ноги, начиная отъ колѣна, болтается у него безъ опоры на воздухѣ, около лошадиной шеи. Такая поза безъ привычки крайне неудобна, но говорятъ, что именно она-то тутъ и требуется, потому что человѣкъ будто бы становится отъ этого увѣсистѣе и тѣмъ дополняетъ усидчивость вьючной поклажи.

На пути отъ Чаукая къ Карши не обошлось-таки безъ приключенія. Протекаетъ тутъ какая-то рѣчонка, сама по себѣ вполнѣ ничтожная, особенно въ эту пору года; но течетъ она въ довольно глубокихъ и большею частію круто обрывистыхъ берегахъ. Рѣчка затянулась тонкимъ льдомъ, по которому двинулся было вьючный джигитъ съ цѣлью проложить дорогу поѣзду; но едва выѣхалъ на середину, какъ ледъ подъ нимъ рухнулъ и джигитъ провалился, растерявъ свою поклажу. Кое-какъ однако удалось ему выкарабкаться на ледъ и вытянуть свою лошадь; но подходя къ противоположному берегу бѣдняга провалился снова, и на этотъ разъ даже серьезнѣе перваго, потому что лошадь упала подъ нимъ на бокъ и окунула его съ головой. Впрочемъ, все обошлось благополучно, безъ ранъ и ушибовъ, а упавшій вьюкъ былъ пойманъ другими джигитами. Освободясь изъ-подъ лошади, узбекъ поднялъ ее на ноги и вытянулъ за поводъ на берегъ, гдѣ, раза два встряхнувшись, легъ на спину и задралъ кверху ноги, чтобы вылить изъ сапогъ воду, а затѣмъ вскочилъ въ сѣдло, влѣпилъ пару горячихъ нагаекъ своему скакуну и минуту спустя уже пропалъ изъ виду, умчавшись по направленію къ городу. По пути, проложенному, или вѣрнѣе проломленному джигитомъ перешла наша казачья команда справа по три, чтобъ еще болѣе разбить ледъ и уширить проѣздъ, а затѣмъ была пущена арба, которая впрочемъ такъ въ водѣ и застряла, ни впередъ, ни назадъ. Русло рѣченки было изборождено глубокими и крутыми рытвинами, благодаря которымъ переправа въ этомъ мѣстѣ оказалась окончательно невозможною. Нечего дѣлать, пришлось поворачивать оглобли и ѣхать назадъ, въ обходъ, въ какому-то другому броду, у котораго спускъ хотя и гораздо круче перваго, но за то русло мелкое и ровное. Здѣсь перебрались мы уже безъ всякихъ приключеній, и карауль-беги объявилъ, что отъ этого мѣста до Карши остается всего одинъ ташъ.

Послѣдніе отроги Ярчаклыйскаго хребта, въ видѣ глинисто-песчаниковыхъ бугровъ, перерѣзанныхъ водомоинами, кончаются у селенія Чаукай, не доходя верстъ десяти до города. Но здѣсь это уже совсѣмъ ничтожныя возвышенности, отъ подошвы коихъ мѣстность переходитъ въ совершенную равнину, гдѣ лишь изрѣдка попадаются неглубокія пади и пологія котловинки.

Отъ Чиракчи до Чаукая степные курганы встрѣчались намъ довольно рѣдко, но начиная отъ этого послѣдняго пункта вся степь, прилегающая къ Карши, усѣяна ими. Это все курганы могильнаго характера, довольно высокіе, и на двухъ изъ нихъ видны были слѣды недавнихъ раскопокъ, но разумѣется не съ научною цѣлью. Въ здѣшнихъ курганахъ, какъ и вездѣ впрочемъ, копаются кладоискатели, а еще больше – просто сосѣдніе земледѣльцы, которые выбираютъ съ нихъ жирную, пропитанную органическимъ перегноемъ землю для своихъ огородовъ и плантацій.

Городъ Карши стоитъ на совершенно открытой равнинѣ и служитъ главнымъ этапнымъ пунктомъ для всѣхъ торговыхъ каравановъ, идущихъ въ Бухару съ востока и юго-востока, и главнымъ рынкомъ для всей окружающей его степи, обитаемой кочевыми туркменами. Послѣ Бухары, Карши считается лучшимъ городомъ во владѣніяхъ эмира, и это, можно сказать, единственный внѣ русскихъ предѣловъ среднеазiятскій городъ, который не пребываетъ въ состояніи косности, а постоянно продолжаетъ расти и развиваться, благодаря своему торгово-промышленному значенію, въ особенности въ качествѣ первостепеннаго транзитнаго пункта. Число жителей его опредѣлить трудно, такъ какъ оно ускользаешь отъ вѣдѣнія даже и мѣстной администраціи, но извѣстно, иго въ самомъ городѣ находится болѣе тысячи жилыхъ дворовъ, принадлежащихъ частнымъ владѣльцамъ, шестнадцать мечетей, три караванъ-сарая и двѣнадцать медрессе. Между послѣдними замѣчательны двѣ: медрессе Голи и медрессе Бикей; первая въ 65 комнатъ, построена въ царствованіе эмира Хайдара, въ началѣ XVI столѣтія, иждивеніемъ простой молочной торговки, а вторая, въ 50 комнатъ – простымъ узбекомъ Бикеемъ, котораго Абдуллахъ-ханъ [102]102
  Родился въ 940 (1538), вступилъ на престолъ въ 968 (1565), умеръ въ 1006 (1597) году. Это былъ величайшій изъ государей династіи Шейбапидовъ.


[Закрыть]возвелъ въ званіе бія за то, что Бикей, встрѣтивъ его, заблудившагося на охотѣ, вывелъ на настоящую дорогу и оказалъ ему гостепріимство, не зная съ кѣмъ имѣетъ дѣло. Какъ кто ни смотри, на какой европейскій аршинъ не мѣрь «полуварварскую цивилизацію» этихъ «туранцевъ», но тотъ фактъ, что въ средѣ ихъ являлись простыя торговки и простые по нашему мужики, на собственныя средства и по собственному побужденію воздвигавшіе университеты, гдѣ до сихъ поръ раздается слово мусульманской науки, такой фактъ самъ говоритъ за себя достаточно' краснорѣчиво. Не все же, стало быть, господствовалъ здѣсь такъ называемый «мракъ невѣжества»; напротивъ, были времена, когда сильно проявлялось въ этомъ обществѣ и уваженіе къ знанію, и стремленіе къ распространенію науки и цивилизаціи. Остатки древнихъ арыковъ въ Голодной степи и въ другихъ, нынѣ совершенно мертвыхъ пустыняхъ, величественные степные рабаты и монументальныя сардобы, астрономическая обсерваторія Улукъ-бека, мозаичные дворцы, мавзолеи, медрессе и мечети, до нашихъ дней продолжаютъ свидѣтельствовать, что были свои «золотыя времена» и для Средней Азіи.

Судя на глазъ, городъ Карши со своими садами кажется будто раскинулся на значительное разстояніе по теченію Кашки, но въ сущности самый городъ, то есть часть окруженная стѣной, не особенно великъ. Въ подробности описывать его наружность было бы излишне: это все то же, что и въ Чимкентѣ, и въ Ташкентѣ, и въ Шаарѣ, словомъ, повсюду въ Средней Азіи, и если вы видѣли хоть одинъ среднеазiятскій городъ, то можно сказать, что вы видѣли ихъ всѣ; отличія между тѣмъ или другимъ изъ нихъ будутъ не особенно значительны и касаются болѣе географическаго, чѣмъ этнографическаго характера. Урда (цитадель), обыкновенно стоящая на возвышеніи и обнесенная глинобитною зубчатою стѣной съ башнями, то же, что наши древніе кремли, обыкновенно составляетъ центръ города; въ урдѣ, аркъ, то есть дворецъ эмира или бека, тоже обнесенный зубчатою стѣной и служащій для цитадели какъ бы редутомъ; затѣмъ внѣ урды, противъ ея главныхъ воротъ, регистанъ, четырехсторонняя городская площадь, окруженная зданіями главныхъ медрессе и главной городской мечети «намазъ-джума»; къ регистану же съ трехъ сторонъ примыкаетъ базаръ со своими караванъ-сараями, крытыми рядами и ротондой чаръ-су, всегда составляющею центръ главнаго городскаго базара, а затѣмъ во всѣ стороны, какъ паутинная сѣть, расходятся кривые и косые узенькіе улицы и переулки, обрамленные глинобитными заборами, за которыми въ глинобитныхъ сакляхъ, среди закрытыхъ дворовъ и садовъ, копошится жизнь городскихъ обывателей. Здѣсь время отъ времени попадается какой нибудь хаузъ, осѣненный ветлами, и рядомъ небольшая мечеть или могила какого нибудь святаго съ развѣвающимся на высокомъ шестѣ бунчукомъ или знаменемъ. Тамъ и сямъ улица пересѣкается журчащимъ арыкомъ и нерѣдко упирается въ стѣну, гдѣ нѣтъ даже и калитки, или въ захороненное кладбище съ тѣсными рядами кирпичныхъ саркофаговъ, оштукатуренныхъ гипсомъ. Иногда такая улица въ одномъ изъ двоихъ уголковъ оживится какимъ нибудь маленькимъ базарчикомъ съ тремя, четырьмя лавчонками, и непремѣнно съ чайна-хане и съѣстною, около которыхъ обыкновенно ютятся и нѣсколько ремесленныхъ заведеній, а тамъ опять пошли глиняные заборы да плоскія кровли, вплоть до самой городской стѣны такого же типа, какъ и стѣна урдинская, съ нѣсколькими воротами, выводящими на разныя дороги. За воротами, начиная отъ внѣшней окружности стѣны, идутъ уже сплошною полосой на нѣсколько верстъ вокругъ города его предмѣстья, наполненныя садами, плантаціями и кладбищами. И вотъ вамъ обыкновенный типъ всякаго средне-азiятскаго города. Одинъ будетъ меньше, другой больше, одинъ холмистѣе, другой равниннѣе, и въ этомъ почти вся разница. Таковъ же точно и Карши, такова и преславная «благородная Бухара», «оплотъ вѣры и главный столпъ ислама» съ ея 365 мечетями.

Впрочемъ, относительно Карши можно прибавить, что его улицы, по крайней мѣрѣ тѣ, по которымъ насъ провозили, значительно шире и чище содержаны, чѣмъ въ Шаарѣ; арыковъ достаточно, равно какъ и внутреннихъ садовъ въ городѣ; базаръ весьма значителенъ и давно уже выдвинулся частью своихъ рядовъ за предѣлы– старой городской стѣны, бывшей еще во время Ханыкова (1840 годъ), но нынѣ не существующей. Славится Карши своими коврами, которые выдѣлываются въ подгородномъ кишлакѣ Камаши. Нанесли ихъ къ намъ во дворъ на продажу цѣлыми десятками тюковъ; но такіе ковры, каршинской же работы, всегда можно купить у насъ въ Ташкентѣ вдвое дешевле, чѣмъ здѣсь на мѣстѣ, гдѣ сразу заломили съ насъ ни съ чѣмъ несообразныя цѣны, быть можетъ въ разсчетѣ на то, что у посольства должно быть денегъ много и что, не зная цѣнъ, оно не станетъ торговаться. Оружейныхъ порядочныхъ лавокъ въ Карши вовсе нѣтъ (Шааръ въ этомъ отношеніи куда богаче!), красивыхъ сѣдельныхъ принадлежностей тоже не найдете; за то въ большомъ ходу выдѣлка вьючныхъ сѣделъ, и оно понятно; здѣсь такъ и быть тому надлежитъ, какъ въ центральномъ караванно-транзитномъ, пунктѣ. По количеству тутовыхъ плантацій можно бы было разсчитывать, что въ Карши вы найдете богатое шелковое производство. Между тѣмъ на дѣлѣ это вовсе не такъ, и шелковыя ткани встрѣчаются на базарѣ, въ лавкахъ, только привозныя изъ Бухары, Шахрисебса, Самарканда (въ особенности) и отчасти чрезъ Гиссаръ изъ горныхъ бекствъ; а мѣстный шелкъ продается только въ моткахъ у евреевъ. За то въ большомъ ходу сбытъ шерсти и шерстяныхъ издѣлій, въ видѣ ковровъ, паласовъ, куржумовъ, подпругъ, попонъ, большихъ мѣшковъ и т. и., что находится въ прямой зависимости отъ производительности богатыхъ овечьими стадами туркменъ, жителей окрестныхъ степей, для которыхъ Карши, какъ уже сказано, служитъ главнымъ сбытовымъ рынкомъ. Кромѣ того, здѣсь выдѣлывается «алача», сильно проклейная ткань, въ родѣ джутовой, идущая для лѣтнихъ костюмовъ; но она очень жестка и, какъ говорятъ, не безопасна въ отношеніи огня: чуть попадетъ на нее искра, алача быстро загорается, такъ что человѣку, имѣющему привычку курить, весьма рискованно носить ее, да притомъ и дорога она непомѣрно, если судить по тѣмъ цѣнамъ, какія съ насъ запрашивали. Затѣмъ Карши производитъ много табаку, который расходится отсюда по бухарскимъ владѣніямъ, какъ въ листахъ и въ крошевѣ для куренія, такъ и тертый въ видѣ порошка для жеванья; [103]103
  Большинство узбековъ любятъ табакъ жевать, закладывая его подъ языкъ, или между щекой и десной. Вмѣсто табакерокъ употребляются маленькіе флакончики изъ тыквы.


[Закрыть]вообще каршинскій табакъ считается въ Средней Азіи лучшимъ. Но болѣе всего, наравнѣ со своими коврами, славится Карши еще и мѣдночеканными издѣліями. Въ качествѣ образцовъ для своей средне-азіятской коллекціи я купилъ здѣсь два кувшина съ умывальными чашками современной работы. Въ своемъ родѣ эти вещи очень недурны, но въ сравненіи съ такими вещами стараго стиля и старой чеканки кажутся слишкомъ претенціозными, манерными, затѣйливыми, слишкомъ бьютъ на эффектъ серебряныхъ инкрустацій и украшеній изъ поддѣльной бирюзы и хрустальныхъ диазі-аметистовъ, рубиновъ, сапфировъ и проч. Въ нихъ уже нѣтъ того благородства художественнаго рисунка и строго изящныхъ по своей простотѣ формъ, какія встрѣчаются въ старыхъ вещахъ этого рода ширазской, ташкентской и кашгарской работы. Два образца древнихъ кумгановъ, найденные мною на Шаарскомъ базарѣ, настолько лучше этихъ и по изяществу стиля и по чеканной работѣ, что послѣдніе не выдерживаютъ съ ними никакого сравненія, да при томъ же они ужасно дороги: за пару я заплатилъ двѣсти тенговъ, то есть сорокъ серебряныхъ рублей на наши деньги. Наконецъ, кромѣ всѣхъ вышеупомянутыхъ производствъ. судя по изобилію мастерскихъ и лавчонокъ, встрѣчавшихся намъ на попутныхъ улицахъ, здѣсь процвѣтаетъ столярное и плотничное дѣло, впрочемъ въ формахъ очень грубыхъ сравнительно съ рѣзными столярными издѣліями Ура-тюбе, Ходжента и Самарканда.

Пріѣхали мы въ Карши въ половинѣ четвертаго часа пополудни и остановились въ посольскомъ домѣ, который въ случае надобности всегда нанимается бухарским правительством для посольствъ у какого-то мѣстнаго купца. Архитектурный стиль этого дома, въ выходящихъ на внутренній дворъ двухъэтажныхъ постройкахъ съ ажурными балюстрадами и мавританскими арками и колонками, поддерживающими два яруса галлерей, могъ бы назваться очень изящнымъ, еслибы сооруженіемъ этого дома руководила болѣе умѣлая архитектурно-художественная рука. Впрочемъ, широкій айванъ главнаго корпуса въ своемъ родѣ очень красивъ, благодаря расписному карнизу, лѣпной работѣ стѣнъ и рѣзнымъ колоннамъ средне-азіятскаго стиля. Внутреннія стѣны пріемной залы также украшены лѣпными узорами и вязевыми надписями изъ Корана и персидскихъ поэтовъ, а потолокъ расписанъ мелкими арабесками.

На должности бека сидитъ въ Карши Остана-Куль-бій, двадцатилѣтій юноша, внукъ кушъ-беги. [104]104
  Кушъ-беги или визирь – званіе, соотвѣтствующее должности перваго министра и государственнаго канцлера.


[Закрыть]Этотъ юный бекъ не только не встрѣтилъ посольство въ домѣ, но даже не пріѣхалъ къ князю, когда ему уже было доложено о нашем прибытiи, хотя исполнить это онъ былъ бы обязанъ въ силу предварительнаго распоряженія эмира о пріемѣ русскаго посольства. Вмѣсто себя молодой человѣкъ прислалъ къ намъ двухъ своихъ совѣтниковъ, изъ коихъ одинъ, сѣдобородый, былъ необычайно важенъ, гораздо важнѣе самого перваначи и всѣхъ видѣнныхъ нами доселѣ сановниковъ, какъ и подобаетъ впрочемъ третьестепенному чиновнику, которые, какъ видно, повсюду одинаковы. Эти господа совѣтники, послѣ обычныхъ разспросовъ о здоровье и о том, хорошо ли мы доѣхали до ихъ благополучнаго города, объявили, что бекъ будетъ у князя завтра утромъ, а сегодня де очень занятъ важными государственными дѣлами.

Князь замѣтилъ на это, что очень радъ видѣть бека пожалуй и завтра, хотя надѣялся встрѣтить его здѣсь сегодня; но понимая во вниманіе его занятія и прочее, а также и собственную свою усталость с дороги, охотно готовъ отложить свиданіе до слѣдующаго утра.

Совѣтники послѣ этого, заявивъ, что одинъ изъ нихъ, а именно сѣдобородый, назначенъ сопровождать насъ отъ Карши до Бухары, удалились съ такою же важностію, какъ и пришли вначалѣ.

19 января.

Сегодня утромъ, въ восемь часовъ, явились двое новыхъ чиновниковъ отъ бека. Одинъ изъ нихъ тоже сѣдобородый и еще важнѣе, чѣмъ вчерашній, но должно быть не совсѣмъ-то строго блюдетъ законъ Магомета: носъ у него багровый и голосъ сильно хрипитъ, словно съ перепоя. Посланцы эти заявили маіору Байтокову, что они присланы передать посольству приглашеніе бека къ нему на достарханъ сегодня послѣ полуденнаго намаза, то есть въ часъ дня.

Это уже выходило что-то очень странное: вчерашніе заявили, что бекъ самъ будетъ у насъ сегодня, а эти о визитѣ бека уже ни гу-гу, а только насъ къ нему приглашаютъ. Князь поручилъ Байтокову передать чиновникамъ, что сейчасъ онъ ихъ принять не можетъ, а проситъ нѣсколько обождать. Усѣлись чиновники, несмотря на свою важность, на дворѣ, на лѣсенкѣ айвана, и ждутъ, и долго ждутъ, – болѣе двухъ часовъ ждали. Наконецъ князь смиловался и приказалъ позвать ихъ въ пріемную, куда пригласилъ къ этому времени и всѣхъ членовъ посольства.

Чиновники вошли видимо недовольные тѣмъ, что ихъ заставили прождать столь долго и потому напустили на себя еще больше важности.

При взаимной рекомендаціи, напримѣръ, когда князь называлъ имъ каждаго изъ насъ поочередно, сѣдобородый хрипунъ даже не всѣмъ членамъ посольства протянулъ свою руку, да и тѣмъ, кого удостоилъ этой чести, подалъ ее полу-нехотя, какъ бы вскользь, и то лишь чуть-чуть прикоснувшись кончиками пальцевъ, а прочимъ и головой не кивнулъ. «Ого, думаемъ, какіе важные! Такихъ еще мы и не видали». Становилось любопытно, чѣмъ это все кончится.

Усѣлись. Крякнули, помолчали. Не сразу же начинать, надо прежде съ мыслями собраться, какъ того требуетъ важное ихъ положеніе. Вообще замѣтно было, что всѣмъ своимъ поведеніемъ чиновники желаютъ «внушить» намъ что-то, «дать почувствовать», но что и ради чего все это, было пока непонятно. Наконецъ, сѣдобородый началъ съ обычнаго вопроса о здоровьѣ и о томъ, что бекъ, молъ, спрашиваетъ, всѣмъ ли мы довольны.

Князь отвѣчалъ, что какъ гости эмира, мы вполнѣ довольны тѣмъ вниманіемъ и любезностію, какія до сихъ поръ оказывалъ намъ его высокостепенство.

Снова помолчалъ сѣдобородый и снова крякнулъ, а затѣмъ, отчетливо формулуя каждое слово, заявилъ, что бекъ ожидаетъ къ себѣ князя и прочихъ его сопровождающихъ, и что будетъ принимать всѣхъ насъ вмѣстѣ, въ часъ дня, послѣ полуденнаго намаза, о чемъ де они, совѣтники, и посланы заявить намъ заранѣе.

Замѣтьте этотъ оттѣнокъ: не «проситъ», а «ожидаетъ», какъ будто посольство испрашивало у него аудіенцію. Вообще весь тонъ этого сообщенія былъ какой-то странный, совсѣмъ неподходящій.

Ккязь нарочно сдѣлалъ видъ, какъ будто даже не понялъ того, что ему сказано, и переспросилъ чрезъ переводчика въ чемъ дѣло.

Сѣдобородый повторилъ свое заявленіе въ той же формѣ, слово въ слово, какъ бы давая этимъ чувствовать, что онъ ни мало не ошибается ни въ смыслѣ, ни въ тонѣ своего порученія.

Тогда князь объявилъ вотъ что:

– Передайте беку, сказалъ онъ, – что я сегодня занятъ и потому не располагаю выходить изъ дому, а буду принимать бека завтра у себя въ восемь часовъ утра, такъ какъ въ половинѣ девятаго мы уѣзжаемъ.

Сказано это было совершенно спокойнымъ, серьезнымъ тономъ, какъ ультиматумъ, не допускающій никакихъ возраженій, ниже сомнѣнія въ томъ, что онъ можетъ быть не исполненъ, – и надо было видѣть, какъ мгновенно послѣ этихъ словъ вытянулись лица чиновниковъ, какія опѣшенныя физіономіи они себѣ устроилиі Всю важность ихъ какъ рукой сняло; оторопѣлые, явно смѣшавшись и уже не дерзая не только вскользь, но и вовсе протягивать кому либо руку, они удалились съ очень низкими и почтительными поклонами, бормоча, что передадутъ слова князя своему беку.

Но черезъ часъ тѣ же лица появились снова у насъ на дворѣ и просили маіора Байтокова передать князю, что бекъ намѣренъ сдѣлать ему визитъ завтра, согласно заявленному княземъ желанію, но только не въ восемь часовъ, такъ какъ это слишкомъ рано, а немного попозже, часовъ въ десять напримѣръ, и потому нельзя ли, молъ, посольству повременить своимъ отъѣздомъ и даже остаться въ Карши еще на сутки.

Князь чрезъ своего ординарца выслалъ имъ сказать, что его рѣшеніе имъ уже извѣстно, что въ 8, с половиною часовъ утра онъ выѣзжаетъ непремѣнно и проситъ къ этому времени прислать проводника, а если проводникъ не будетъ присланъ, то посольство уѣдетъ и безъ него.

– Хобъ! хобъ! (хорошо, слушаемъ) проговорили чиновники, поматывая головами и прикладывая руку къ сердцу. – Высокія слова посла передадимъ беку дословно. Аманъ-булъ! До свиданья!

А черезъ полчаса послѣ этого у насъ на дворѣ появилось уже четверо: двое сегодняшнихъ да двое вчерашнихъ посланцевъ бека. Пришли они объяснить Байтокову, для передачи князю, что бекъ де потому не встрѣтилъ посольства и не былъ у князя съ визитомъ, что не имѣлъ на этотъ счетъ никакихъ приказаній отъ эмира, но что вчера онъ нарочно отправилъ въ Шааръ гонца съ цѣлью спросить, какимъ образомъ будетъ ему приказано встрѣтить и принять проѣзжающихъ русскихъ гостей, и такъ какъ гонецъ ранѣе послѣ завтра возвратиться не можетъ, то не обождетъ ли посольство до его возвращенія.

Байтоковъ отвѣчалъ, что этого уже и передавать князю не станетъ, такъ какъ всему посольству изъ устъ самого хазрета было заявлено при прощальномъ селямѣ, что онъ, хазретъ, заранѣе послалъ беку насчетъ нашего пріема даже особое приказаніе, и что посольство во всякомъ случаѣ выѣдетъ въ дальнѣйшій путь въ назначенное княземъ время, а кромѣ того князь, весьма вѣроятно, обо всей этой исторіи сегодня же напишетъ самому эмиру.

Услышавъ такую отповѣдь, чиновники уже въ конецъ переполошились, словно тараканы, посыпанные бурой, и спѣшно поскакали къ беку.

Въ четыре часа дня пріѣзжаетъ верхомъ, въ полномъ парадѣ, самъ бекъ со свитой, въ составѣ которой находились и его сѣдобородые совѣтники. Подъѣхалъ къ воротамъ посольскаго дома и посылаетъ спросить князя, можетъ ли этотъ послѣдній принять его посѣщеніе.

Князь выслалъ ординарца сказать беку, что принять его сегодня не можетъ, а приметъ завтра, какъ уже сказано, и бекъ уѣхалъ, что называется, не солоно похлебавши.

По точнымъ свѣдѣніямъ, собраннымъ нашими людьми изъ ташкентскихъ и самаркандскихъ туземцевъ, подкладка всей этой странной исторіи заключается вотъ въ чемъ:

Науськали юнаго бека на такой образъ поведенія все тѣ же его сѣдобородые совѣтники: можно де принять и отпустить посольство, не роняя своего бекскаго достоинства, то есть не только не выѣзжать къ нему въ домъ для встрѣчи, но и вовсе не дѣлать визита. Русскіе де такихъ тонкостей не понимаютъ, а нужны имъ только подарки, за подарками они и ѣдутъ, въ подаркахъ-то и вся сила, а потому давай мы тебѣ оборудуемъ это дѣло, такъ что и русскіе будутъ довольны, и народъ увидитъ, какой ты въ самомъ дѣлѣ важный человѣкъ и какъ относишься къ русскимъ. Положись на насъ, мы все это устроимъ тебѣ наилучшимъ образомъ. Мальчишка поддался ихъ совѣтамъ, а теперь и струсилъ и не знаетъ, какъ быть ему, тѣмъ болѣе, что весь базаръ (а базаръ – это здѣсь народъ) видѣлъ, какъ онъ, Остана-Куль-бій, бекъ каршинскій, внукъ преславнаго кушъ-беги, перваго послѣ эмира человѣка во всемъ ханствѣ, «наѣлся грязи», повернувъ ни съ чѣмъ коня отъ воротъ посольскаго дома. Но отчаяніе сѣдобородыхъ совѣтниковъ и того еще болѣе.

Проводивъ бека въ урду, они возвратились къ посольскому дому и уныло сидятъ теперь вчетверомъ на завалинкѣ у воротъ, не зная, какими судьбами поправить бы всю эту глупость, затѣянную ими же самими, тѣмъ болѣе, что эмиръ какъ узнаетъ, шутить съ ними не будетъ…

Но во всей этой исторіи, даже въ томъ, что она оказалась возможною, есть и другая сторона, не лишенная поучительности уже для насъ самихъ: это именно увѣренность бухарскихѣ чиновниковъ, что намъ, русскимъ, нужны де не тонкости пріема и не уваженіе, а только подарки, побольше подарковъ, за которыми насъ собственно въ Бухару и посылаютъ. Почему у нихъ могло сложиться такое убѣжденіе? Нѣтъ ли тутъ доли нашей собственной вины? Не сами ли мы давно уже подали имъ первый поводъ думать о насъ такимъ образомъ?

Увы! мы въ этомъ отношеніи далеко не безупречны…

Для достоинства русскаго имени было бы очень хорошо, если не вовсе воспретить посламъ въ принципѣ всякій пріемъ какихъ бы то ни было подарковъ, то хотя бы ограничить или регулировать какимъ либо способомъ это щекотливое дѣло, установивъ положимъ, что подарки могутъ быть принимаемы только отъ одного эмира и ни отъ кого болѣе, и то лишь для того, чтобы не нарушать обычая, освященнаго вѣками. А то въ нынѣшнемъ положеніи этого дѣла выходить вотъ что: насъ теперь въ составѣ посольства пять человѣкъ, изъ коихъ четыре младшіе члена, при каждомъ явленіи на селямъ къ эмиру или при посѣщеніи кого либо изъ бековъ получаютъ отъ нихъ въ подарокъ по одной лошади съ парчевою попоной и наборною уздечкой и по одному тюку халатовъ, а старшій посолъ – по двѣ лошади подъ бархатными попонами, расшитыми серебромъ и шелками, и девять тюковъ халатовъ, итого каждый разъ шесть лошадей и тринадцать, тюковъ, въ которыхъ въ общей сложности заключается 117 халатовъ, приблизительно на сумму до 2,000 рублей. Мы же въ лицѣ старшаго посла, въ состояніи отдарить бека только однимъ, правда, очень хорошимъ халатомъ изъ какой либо европейской матеріи, съ прибавкой какихъ нибудь пустячковъ, въ родѣ револьвера, золотыхъ карманныхъ часовъ или часовъ съ кукушкой, конфектъ да духовъ, что въ совокупности не превышаетъ какой нибудь сотни, много двухъ сотенъ рублей. Отдаривать же равноцѣнными вещами у насъ въ состояніи только одинъ туркестанскій генералъ-губернаторъ, которому для этого и отпускается отъ казны особая экстраординарная сумма, но ужъ никакъ не лица подначальныя. Эти послѣднія, при отправленіи ихъ въ Бухару въ качествѣ пословъ, хотя и снабжаются нѣкоторымъ количествомъ подарочныхъ вещей, но далеко не въ такихъ размѣрахъ, чтобъ уравновѣсить ихъ съ массой и цѣнностію подарковъ, подносимыхъ имъ бухарскими сановниками. Да на такое уравновѣшеніе при нашей нынѣшней экономіи и въ особенности при частыхъ отправкахъ посольствъ къ эмиру пришлось бы казнѣ дѣлать слишкомъ большія непроизводительныя затраты. И выходитъ, что мы такъ или иначе принимаемъ отъ бухарцевъ подачки. И это получаетъ тѣмъ болѣе неблаговидный характеръ, что тѣ же бухарскіе чиновники не стѣсняются приставать къ намъ съ просьбами о распродажѣ полученныхъ вещей, чтобы получить возможность поднести ихъ намъ же вторично, то есть, другими словами, суютъ намъ подачки деньгами. Какъ ни верти, а сущность дѣла вѣдь такова и нисколько не становится красивѣе отъ того, что даютъ намъ эти деньги не прямо, а заставляютъ принимать ихъ чрезъ продажу подарковъ. Среди бухарцевъ разсказываютъ даже такія, казалось бы, невѣроятныя вещи, будто одинъ изъ нашихъ пословъ не особенно отдаленнаго времени, будучи лакомъ до сметаннаго соуса съ чеснокомъ, подаваемаго къ ягнятинѣ и молодой конинѣ, приказывалъ бухарскимъ приставамъ ежедневно поставлять къ его столу по восемнадцати крынокъ свѣжей сметаны, изъ которыхъ на его собственныя надобности шла только одна крынка, а остальныя семнадцать онъ каждое утро чуть не лично продавалъ базарнымъ торговцамъ, призываемымъ для этого на посольскій дворъ, и это до такой степени возмутило наконецъ бухарскихъ властей, что онѣ, желая дать понять русскому послу все неприличіе его поведенія, однажды заставили крынками всю террасу предъ его окнами. Но того эта колкая шутка не проняла и онъ преспокойно въ тотъ же день всѣ эти крынки сбылъ на базаръ, да еще будто бы потребовалъ, чтобъ и на будущее время ему постоянно поставляли такое же количество крынокъ. Всему этому вѣрится съ крайнимъ трудомъ, даже и тогда, когда объ этомъ говорятъ вамъ русскіе свидѣтели столь недостойныхъ выходокъ. Судите же сами, насколько такія отношенія сообразны съ честью русскаго имени и достоинствомъ его представителей.

А все-таки любопытно, чѣмъ-то вся эта сегодняшняя исторія окончится завтра?..

20 января.

Сѣдобородые совѣтники бека еще съ разсвѣтомъ были уже у нашихъ воротъ и не безъ внутренняго томленія ожидали момента, когда имъ будетъ можно доложить старшему послу, что бекъ непремѣнно прибудетъ въ назначенное время. Поэтому они чуть не каждую четверть часа обращались съ вопросами то къ Байтокову, то къ Асланбеку: проснулся ли князь, скоро ли проснется, приметъ ли ихъ и какъ скоро приметъ, когда встанетъ съ постели. Тѣ отвѣчали, что ничего опредѣлительнаго на этотъ счетъ сказать имъ не могутъ, что все де будетъ зависѣть отъ добраго желанія князя: захочетъ приметъ, не захочетъ – откажетъ, но что бека вѣроятно приметъ, если только тотъ не запоздаетъ своимъ пріѣздомъ.

Совѣтники грустно вздыхали, потряхивая чалмоносными головами, и каждый разъ послѣ подобнаго отвѣта снова усаживались на завалинку, съ покорностію сложивъ на животъ руки, пока усилившееся томленіе не подмоетъ опять котораго-либо изъ нихъ на какой-нибудь новый вопросъ такого же рода. Томленіе ихъ было понятно, потому что еслибы князь бека не принялъ, то гнѣвъ эмира разразился бы главнѣйшимъ образомъ надъ ихъ головами, какъ вѣроятно на ихъ же головы пролился бы и «елей благоволенія съ ароматомъ похвалы» изъ устъ того же эмира въ томъ случаѣ, еслибы затѣянная ими продѣлка вполнѣ удалась. А гнѣвъ хазрета не шутка, ибо онъ сразу раздавливаетъ человѣка. По меньшей мѣрѣ, лишили бы этихъ совѣтниковъ не только ихъ должности и всѣхъ достоинствъ, пріобрѣтенныхъ службой, но и всего ихъ имущества, которое неизбѣжно подверглось бы конфискаціи въ пользу казны, за исключеніемъ одного лишь носильнаго адрясоваго халата, и пришлось бы имъ либо идти къ кому нибудь въ джигиты, либо поступать сидѣльцами въ чью нибудь лавку, а то и просто побираться съ рукой, буде не окажется сострадательныхъ и состоятельныхъ родственниковъ, которые призрѣли бы ихъ въ несчастій. Сидя на завалинкѣ, совѣтники дрожали отъ утренняго холода, и чѣмъ дальше, тѣмъ все больше страдали нравственно отъ неизвѣстности, каково-то будетъ рѣшеніе посла. Когда же наконецъ Байтоковъ, выйдя отъ проснувшагося князя, объявилъ имъ, что бекъ будетъ принятъ, какъ сказано, то люди эти просто ожили, воскресли; для нихъ это было проблескомъ надежды, что не все еще потеряно, что хотя со стороны высшаго правительства и ждетъ ихъ жестокая головомойка за глупые совѣты, но все же имущество, а можетъ и служебное положеніе, – останется при нихъ безъ ущерба. Теперь все дѣло въ томъ, какъ бы бекъ не опоздалъ со своимъ визитомъ, и потому совѣтники поскакали въ урду торопить его.