Текст книги "В гостях у эмира Бухарского"
Автор книги: Всеволод Крестовский
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)
Во время пребыванія моего въ Самаркандѣ познакомился я съ однимъ мусульманскимъ ученымъ, бывшимъ городовымъ казіемъ (судьей), но имени Низамъ-Эддинъ ходжа Абдулъ-Аффаръ Ходжеевымъ, который, при посредствѣ самаркандскаго судебнаго слѣдователя Николая Петровича Султанова, отчасти посвятилъ меня въ первобытное прошлое города Самарканда. Руководствомъ для Ходжеева служила при этомъ старая рукописная книга подъ заглавіемъ Самарія, то есть полезная или плодовитая, сочиненіе Тюря ходжа Агляма. Тамъ, папримѣръ, приводятся слѣдующія свѣдѣнія объ основаніи города-и происхожденіи имени Самаркандъ:
1) Въ книгѣ Вурханы-Катыгъ говорится, что въ глубокой древности нѣкто, по имени Самаръ, поселился въ данной мѣстности и первый изъ обитателей страны сталъ заниматься земледѣліемъ. Увлеченные благимъ его примѣромъ вскорѣ около него стали селиться и другіе люди, среди которыхъ Самаръ былъ старшиной, и отсюда пошло названіе селенія Самаръ-Кентъ, что на иранскомъ языкѣ значитъ селеніе Самара; когда же арабы завоевали это мѣсто, то переиначили кентъ въ кандъ.
2) Въ книгѣ Маликуль Мамалюкъ (космосъ) неизвѣстнаго автора разсказывается, что властитель Ферганы и Кашгара, по имени Самаръ, прибылъ въ Согдъ со своимъ войскомъ. и на данномъ мѣстѣ нашелъ большой, богатый и хорошо укрѣпленный городъ, который отказалъ ему растворить свои ворота. Тогда Самаръ, осадивъ городъ, подкопалъ его стѣны и такимъ образомъ взялъ его. На иранскомъ языкѣ канданъ значитъ копать, а кандъ – вскопанный, и стало быть Самаркандъ въ буквальномъ переводѣ будетъ Самаромъ вскопанный.
3) Въ книгѣ Тарихи Табари (исторія Табары) повѣствуется, что основателемъ сего города былъ царь Самаръ, который поселилъ въ немъ тюркское племя Кандъ, отсюда-де и происходитъ названіе Самаркандъ.
4) Нѣкоторый человѣкъ, по имени Самаръ, придя на мѣсто нынѣшняго Сіоба, нашелъ подъ скалой родникъ, раскопалъ его (копать – кандъ), углубилъ и провелъ изъ него арыкъ, на которомъ и поселился, а близь него стали селиться и другіе люди. По немъ получило названіе и поселеніе, обратившееся впослѣдствіи въ городъ.
5) Въ книгѣ Хафтъ-Иклимъ (семь частей свѣта) сказано, что Самаръ, родомъ изъ Ямана Іеменъ (въ Аравіи), царскаго происхожденія, пришелъ въ Согдъ со своимъ войскомъ, нашелъ тутъ древній городъ, отказавшійся впустить его въ ворота. Тогда Самаръ осадилъ этотъ городъ, взялъ его приступомъ, истребилъ его зданія и вскопалъ или срылъ городскія стѣны, послѣ чего основалъ на томъ же мѣстѣ новый городъ и назвалъ его Самаръ-Кандъ, то есть Самаромъ вскопанный. [19]19
Самаръ-Ярашъ Абу-Карибъ, современникъ персидскаго царя Дарія Гистаспа (620 лѣтъ до Р. X.), покорилъ его и изъ Персіи пошелъ. въ землю Синовъ (Монголію или Китай). Жители Согдіаны, окопавшись высокимъ валомъ, вздумали преградить путь побѣдителю, по за эту дерзость были всѣ перерѣзаны, а городъ ихъ разрушенъ. Въ память этого событія вся область Согдіаны была названа Самаръ-Кандомъ (разгромъ Самара). Герой, перешагнувъ черезъ трупы и развалины, вступилъ въ землю Синскую. См. Религіи древняго міра, соч. архимандрита Хрисанѳа (т. IV, 236), который заимствуетъ это сказаніе изъ Исторіи Араспа въ Персіи.
[Закрыть]
6) Великій «джемшидъ» (патріархъ) Феридунъ имѣлъ трехъ сыновей: Тура, Сальма и Ираджа (или Иради), между которыми еще при жизни своей раздѣлилъ все свое царство. Туру отдалъ Туранъ (Туркестанъ съ Китаемъ и Монголіей), Сальму Румъ (Малую Азію), Магребъ (Африку) и Френгистанъ (Европу), а Ираджу – Иранъ (то есть всю страну отъ Персидскаго залива до Инда) и при этомъ дѣлежѣ опредѣлилъ границей между Тураномъ и Ираномъ рѣку Джи-гхунъ (Аму-Дарью), [20]20
Джи-гхунъ, джо-гхунъ и джан гхунъ въ туркестанскихъ нарѣчіяхъ употребляется въ значеніи міровой, всемірный, всесвѣтный. И у насъ въ Сибири джиганомъ называется бывалый бѣглый каторжникъ, въ смыслѣ пройди-свѣтъ. Относительно же Аму-Дарьи, ея древнѣйшее названіе Джи-гхунъ достаточно указываетъ на великое международное и, такъ сказать, мировое значеніе этой рѣки въ исторіи древнѣйшаго періода Азіи.
[Закрыть]которую будто бы самъ и прокопалъ. Затѣмъ, желая для своего сына Тура укрѣпить какой-нибудь городъ, Феридунъ пришелъ на Зарявшанъ, гдѣ по близости нашелъ развалины какого-то древняго города, на которыхъ и основалъ Самаркандъ. {1}
7) Въ Тарихи Наръ-Шахи (исторія Бухары) сказано, что Самаркандъ былъ основанъ Кай-Коусомъ, сыномъ Кай-Кобада, и къ этому примѣшивается очень драматическая и трогательная исторія приключеній Сіауша, сына Кай-Коуса, который, женясь на дочери Афросіаба, принцессѣ Френгисъ, получилъ отъ тестя въ удѣлъ обширную область съ главнымъ городомъ Самаркандомъ, и этотъ городъ былъ имъ изукрашенъ дивными произведеніями архитектурнаго искусства. Персидскіе источники (Шахъ-Наме, Бунъ-Дехешъ и проч.), говоря то же самое, только еще пространнѣе, не сходятся съ мусульманскими (туранскими) источниками лишь въ названіи удѣльнаго города Сіауша и называютъ его Шарсаномъ. Что же до Афросіаба, который является дѣйствующимъ лицомъ въ исторіи приключеній Сіауша, то, по естественнымъ законамъ человѣческаго существованія, онъ уже не могъ быть въ живыхъ во времена Кай-Коуса, и очевидно, что народная легенда приписала своему любимѣйшему герою дѣянія совершонныя во времена уже значительно позднѣйшія какими либо другими дѣятелями.
8) Затѣмъ авторъ Самаріи говоритъ, что по другимъ (?) источникамъ основателемъ Самарканда былъ царь Каршасыбъ, открывшій здѣсь алебастръ, который онъ и приказалъ употреблять на украшенія городскихъ стѣнъ. [21]21
И дѣйствительно, на Афросіабѣ нерѣдко находятъ въ почвѣ, разрытой водомоинами, остатки лѣпныхъ орнаментовъ совершенно оригинальнаго стиля, сдѣланныхъ изъ алебастра.
[Закрыть]Про него же повѣствуютъ, что онъ воздвигъ большую стѣну между городомъ Туркестаномъ и Маверо-ун-нагромъ. [22]22
Арабское названіе Трансоксаніи или собственно страны, лежащей между рѣками Аму и Сыромъ.
[Закрыть]
9) Наконецъ покойный А. И. Хорошхинъ [23]23
см. его Сборникъ статей, касающихся до Туркестанскаго края. С.-Петбрбургъ, 1876 года.
[Закрыть]приводитъ (стр. 202) слѣдующія слышанныя имъ преданія о происхожденіи названія города: 1) «Жилъ-былъ царь; звали его Самаръ, а царицу звали Кандъ, и они основали Самаркандъ». 2) «Жили-были два брата, Самаръ и Камаръ, люди добродѣтельные. Они подвизались въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ теперь Самаркандъ, и основали этотъ городъ, который и зовется по ихъ имени, а сами попали въ святые, и могила ихъ доселѣ находится въ Самаркандѣ, въ медрессе Разынъ-Суфи». И дѣйствительно, самаркандцы показываютъ въ данномъ мѣстѣ древнюю могилу, на которой читается имя Самара, начертанное куфическими письменами, и убѣждены, что тамъ погребенъ святой основатель ихъ города.
По объясненію моего ученаго знакомца, Абдуллъ-Аффарт Ходжеева, слово самаръ, общее всѣмъ туранскимъ нарѣчіямъ, употребляется въ смыслѣ плодовитый, плодоносннй, полезный, а кендъ, переиначенное арабами въ кандъ, значитъ поселеніе, городъ, и такимъ образомъ Самаркандъ или по-узбекски Самаркендъ въ наиболѣе близкомъ переводѣ, будетъ Плодоносный городъ, какъ Ташкентъ – Каменный городъ, а Нимкендъ – Зеленый городъ, Яны-кендъ – Новый городъ я т. и. А. П. Хорошхинъ тоже говоритъ, будто и по-арабски слово сямяръ значитъ плодъ, а кандъ – сладкій, сахарный, равно какъ и по-узбекски кандъ значитъ сахаръ. Мнѣ кажется, что объясненіе Абдуллъ-Аффаръ Ходжеева, въ особенности если принять во вниманіе положеніе Самарканда близь Міанкаля, плодоноснѣйшей части богатой Зарявшанской долины, будетъ всего проще и всего ближе къ истинѣ, безо всякихъ царей или братьевъ Самаровъ, составляющихъ прямой продуктъ мѣстной легенды. Во всякомъ же случаѣ, несомнѣнно то, что Самаркандъ есть одно изъ древнѣйшихъ въ мірѣ человѣческихъ поселеній, и уже во времена Александра Македонскаго, въ 329 году до Р. X., находился на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ и теперь находится собственно мусульманскій городъ, а Миранда, или Мараканда грековъ, примыкала къ туземному городу съ западнаго и юго-западнаго конца его, то есть стояла тамъ, гдѣ теперь находится русская часть Самарканда. Въ этомъ убѣждаютъ и нѣкоторые предметы греческаго происхожденія, находимые въ землѣ на русскомъ участкѣ, и свидѣтельство Тюря-Ходжа-Агляма въ его Самаріи, гдѣ говорится, что стѣна Кіамать-Диваль, существующая и понынѣ близь лагернаго мѣста нашихъ войскъ, въ восьми верстахъ отъ сартовскаго города, составляла при владычествѣ грековъ крайнюю черту ихъ Мараканды. Да и самое имя «Мараканда», мнѣ кажется, есть не что иное, какъ все то же восточное «Самаркандъ», искаженное произношеніемъ грековъ, подобно тому какъ и мы теперь, принаравливаясь къ особенностямъ своего выговора, искажаемъ многія названія туземцевъ и передѣлываемъ, напримѣръ, Дизагхъ въ Джузакъ и т. и. Что же до древняго Афросіаба, то есть основаніе предполагать, что уже во времена Александра Македонскаго онъ составлялъ либо одну изъ крайнихъ частей города, либо, еще вѣрнѣе, его сѣверное предмѣстье; иначе, конечно, не сохранилось бы и его имя, пережившее цѣлыя тысячелѣтія. Во времена же Тимура (ХІV вѣкъ) Афросіабъ былъ тѣмъ же, что и теперь, то есть забытымъ пустыремъ и кладбищемъ.
Вообще, на основаніи даже тѣхъ немногихъ археологическихъ разслѣдованій, какія были произведены здѣсь русскими, можно со значительною долей вѣроятія сказать, что городъ давнымъ-давно, еще не на исторической памяти, передвинулся съ Афросіаба болѣе къ западу и къ югу, и что съ тѣхъ поръ Афросіабъ, въ своихъ южныхъ окраинахъ, уже много и много вѣковъ служитъ для Самарканда мѣстомъ погребенія мертвыхъ. Да и весь нынѣшній Самаркандъ вообще стоитъ на сплошномъ великомъ кладбищѣ, гдѣ въ теченіе тысячелѣтій погребались и коренные обитатели города и наплывные, пришлые, въ числѣ коихъ уже на исторической памяти прошло столько разнохарактерныхъ, разноплеменныхъ завоевателей этого прелестнаго уголка, этого, по выраженію восточныхъ поэтовъ, «рая земли», который издревле служилъ одною изъ первыхъ станцій на пути великихъ переселеній первобытныхъ народовъ съ плоскихъ возвышенностей Памира, и къ которому испоконъ вѣковъ тянуло инстинкты завоевателей, благодаря его красотѣ и крѣпкому отъ природы положенію за грядой Чупанъ-Ата. съ одной и съ Шарсабизскимь хребтомъ съ другой стороны, въ плодоноснѣйшей долинѣ Зарявшана.
Миновавъ пустыри и кладбища Афросіаба, мы снова спустились съ его возвышенностей уже въ настоящій городъ, мимо небольшой каменной часовни надъ могилой Хазряти-Хызра (Хозрой), покровителя и заступника всѣхъ странствующихъ и путешествующихъ, и мимо какой-то бѣлой мечети, расположенной справа на спускѣ, рядомъ съ какими-то большими, сложенными изъ кирпича саркофагами, надгробными плитами и мазарками. [24]24
Такъ называются въ Средней Азіи небольшія глинобитныя или кирпичныя часовни-мавзолен надъ чьимн либо могилами. Въ киргизскихъ степяхъ такія мазарки, называемыя тамъ еще муллушками, служатъ для путниковъ опознательными пунктами въ дорогѣ.
[Закрыть]Но становилось уже темно; разсматривать предметы было затруднительно, и потому пришлось умѣрить свое любопытство до завтра.
Въ шесть часовъ вечера мы подъѣхали къ дому начальника самаркандскаго округа, генералъ-маіора Н. А. Иванова, который радушно предложилъ намъ свое гостепріимство.
II. Въ Самаркандѣ
Самаркандъ въ картинахъ Верещагина. – Хазряти Шахи-Зинда, усыпальница Тимуридовъ. – Братья-ревуны и дервиши-дувана. – Нижній порталъ Шахи-Зинда, ея лѣстница и мавзолеи. – Рѣзныя двери мечети Кусама. – Часовня и гробъ св. Кусама. – Замокъ-рыба и его эмблематическое значеніе. – Легенда о св. Кусамѣ и пророчество Хазряти-Езеви о пришествіи русскихъ. – Бунчукъ Кусама, какъ талисманъ противъ неплодія. – Покаянноѳ подземелье и кающійся добровольный заточникъ. – Коранъ, писанный рукой отца нынѣшняго эмира бухарскаго. – Священное дерево Камчинъ. – Мечеть Биби-ханымъ и падающіе минареты Улугъ-бека. – Эстетическій вкусъ средне-азіятовъ ихъ страсть къ грандіозному и ихъ художественныя традиціи. – Кладбище Чиль-Духтарамъ. – Куфическія, сульсскія и магалинскія надписи Самарканда. – Слои цивилизацій древняго и новаго міра, погребенныхъ на почвѣСамарканда.
Съ 18 по 25 декабря мы прожили въ Самаркандѣ, по причинѣ возобновившейся болѣзни князя Витгенштейна.
Описывать этотъ городъ во всей подробности я не стану, во-первыхъ, потому, что семи дней, проведенныхъ нами въ его стѣнахъ, далеко недостаточно, чтобы хорошо осмотрѣть въ подробности всѣ его части, предмѣстья, зданія, развалины и историческія достопримѣчательности. Да еслибъ и приняться за ихъ описаніе какъ слѣдуетъ, то это потребуетъ цѣлаго тома, при чемъ пришлось бы вооружиться многоразличными и многоязычными (преимущественно арабскими и персидскими) учеными источниками, чего, по незнакомству съ восточными языками, я и сдѣлать не могъ бы безъ посторонней помощи. А во-вторыхъ, въ нашей литературѣ уже есть нѣсколько поверхностныхъ описаній современнаго Самарканда, изъ которыхъ лучшія и наиболѣе полныя сдѣланы покойнымъ A. П. Хорошхинымъ и Г. Д. Ивановымъ. Самаркандъ еще ждетъ своего изслѣдованія и описанія, и эти достойныя задачи должны принадлежать, безъ сомнѣнія, русскимъ ученымъ. Скажу только, что когда я увидѣлъ вблизи и при дневномъ освѣщеніи всѣ эти остатки древняго величія столицы Тимура, то большая часть изъ нихъ, какъ напр. Гуръ-эмиръ, регистанъ съ его мозаично-узорчатыми медрессе Улугъ-бекъ, Тилля-кари и Ширъ-даръ, галлерея Кокъ-ташъ и проч. [25]25
Гуръ-эмиръ – прекрасный мавзолей надъ могилой Тимура, регистанъ – городская площадь, медрессе – мусульманскія высшія школы, университеты, Кокъ-ташъ – галлерея въ бывшемъ дворцѣ бухарскихъ эмировъ, находящемся въ Самаркандской цитадели. Въ ней находятся извѣстный тронный камень, кокъ-ташъ (синій камень), на который сажали бухарскихъ эмировъ при восшествіи ихъ на престолъ, какъ того требовалъ древній обычай коронованія. Это обтесанная, въ видѣ плоскаго саркофага, глыба сѣроватаго мрамора, съ боками украшенными рельефно-узорчатою рѣзьбой. Сидя на кокъ-ташѣ, эмиры торжественно принимали отъ духовенства, войскъ, чиновниковъ и народа присягу на вѣрноподданство.
[Закрыть]показались мнѣ какъ будто, старыми знакомыми, не смотря на то, что еще пятнадцать лѣтъ назадъ этотъ самый Самаркандъ представлялся воображенію, какъ нѣчто чуть не сказочное, фантастическое, словно бы заколдованное для всего цивилизованнаго міра по своей недоступности, и дѣйствительно, всѣмъ вамъ болѣе или менѣе знакомы теперь эти уцѣлѣвшіе остатки великолѣпныхъ сооруженій, если только вы имѣли случай любоваться ихъ воспроизведеніемъ на картинахъ B. В. Верещагина. Эти картины, – сама дѣйствительность, сама жизнь съ ея плотью и кровью, перенесенная на полотно, и ближе подойти къ ея правдѣ, къ ея краскамъ и воздуху, чѣмъ подошелъ нашъ художникъ, просто невозможно. Вспомните эти картины, и вы получите самое полное представленіе о наиболѣе выдающихся историческихъ достопримѣчательностяхъ столицы Тимуридовъ.
Самаркандъ – это Москва Средней Азіи, «лицо земли», «городъ святыхъ», «садъ угодниковъ Божіихъ» – «чарбаги бузрукоонъ» – и точно: этихъ святыхъ, погребенныхъ какъ въ городѣ, такъ и въ его ближайшихъ окрестностяхъ, насчитываютъ болѣе двухсотъ; но изъ нихъ наибольшимъ почитаніемъ пользуются трое ближайшихъ патроновъ «Вѣчнаго города» Средней Азіи. Это именно: Кусамъ, Хызръ и Ахраръ. О Хызрѣ я упоминалъ уже; объ остальныхъ же двухъ еще рѣчь впереди. Что же касается самаркандскихъ достопримѣчательностей, то изъ нихъ менѣе прочихъ описана Хазряти Шахи-Зинда, хотя она, по своимъ художественнымъ достоинствамъ, полагаю, заслуживаетъ вниманія никакъ не менѣе, если не болѣе, прочихъ.
Въ Описаніи Бухарскаго ханства, изданномъ въ 1843 году нашимъ путешественникомъ Н. Ханыковымъ, Хазряти Шахи-Зинда названа дворцомъ Тимурленга. То же самое повторяетъ и Л. Ѳ. Костенко, [26]26
Туркестанскій Край, т. I, стр. 439.
[Закрыть]но это ошибочно: Шахи-Зинда (въ переводѣ—живой царь) вовсе не дворецъ и никогда дворцомъ не бывала. Это собственно мечеть, построенная надъ могилой Кусама (по-татарски Касимъ), сына Абу-Аббаса, двоюроднаго брата пророка Магомета. При мечети имѣется небольшой монастырекъ (шайкахъ), гдѣ, между прочимъ, разъ въ недѣлю собираются для «радѣній» ревущіе дервиши, и тутъ же находится рядъ великолѣпныхъ усыпальницъ, гдѣ погребены нѣкоторые члены семейства Тимура, нѣсколько лицъ близко къ нему стоявшихъ и нѣкоторые его потомки. Была нѣкогда при этой же мечети и медрессе, построенная эмиромъ Улугъ-бекомъ, но въ стѣнахъ ея давно уже не раздается слово мусульманской науки. Все это вмѣстѣ взятое, то есть могила Кусама, мечеть, монастырекъ, бывшая медрессе и усыпальницы, составляетъ то, что извѣстно подъ именемъ Хазряти Шахи-Зинда. Впрочемъ, Ханыковъ сознается, что самъ не видалъ ея, а положился на слова своего спутника Лемана.
Я настолько заинтересовался художественною стороной этихъ усыпальницъ, что въ теченіе кратковременнаго пребыванія своего въ Самаркандѣ посѣтилъ ихъ три раза, въ сопровожденіи двухъ обстоятельныхъ переводчиковъ, рекомендованныхъ мнѣ И. Л. Ивановымъ, и это подаетъ мнѣ нѣкоторую смѣлость остановиться нѣсколько подробнѣе на Хазряти Шахи-Зинда, какъ на одномъ изъ самыхъ изящныхъ и наиболѣе сохранившихся памятниковъ Самарканда, тѣмъ болѣе, что въ извѣстныхъ намъ описаніяхъ города о ней почему-то упоминается менѣе, чѣмъ о прочихъ подобнаго рода зданіяхъ.
Хазряти Шахи-Зинда находится на сѣверо-восточной окраинѣ Самарканда, между Афросіабомъ и нынѣшнимъ городомъ, и занимаетъ своими зданіями подошву, южный склонъ и вершину небольшого холма, сплошь покрытаго древними могилами. Немощеная дорога, ведущая къ ней изъ города, пролегаетъ во второй своей половицѣ по узкой лощинкѣ, среди древнихъ кладбищъ и, слѣдуя по ней, вы мѣстами проходите, какъ бы корридоромъ, между двумя стѣнками, въ которыхъ проглядываютъ наружу, одни надъ другими, то уцѣлѣвшіе, то полуразрушенные отъ времени склепы, кирпичные стрѣльчатые и полукруглые своды и намогильныя плиты. Эти какъ бы наслоившіяся другъ на другѣ кладбища уже сами по себѣ, мнѣ кажется, представляютъ не малый интересъ для археолога.
Но вотъ мы подходимъ къ Шахи-Зинда, которая уступами высится по лѣвую сторону нашего пути. Главный фасадъ зданія, расположенный у подошвы холма, представляетъ въ своемъ центрѣ высокій, продлинноватый кверху четырехъ-угольникъ, въ которомъ, въ видѣ глубокой ниши, прорѣзанъ стройный стрѣльчато-сводный порталъ. Къ нему примыкаютъ боковыя пристройки, изъ коихъ правая, о трехъ большихъ узорно-рѣшетчатыхъ окнахъ, вмѣщаетъ въ себѣ бывшую большую аудиторію Шахи-Зинданской медрессе. Боковые бордюры фронтона и ниша портала украшены куфическою вязью стиховъ и благочестивыхъ надписей, бѣлѣющихъ среди мелко-узорчатыхъ пестрыхъ арабесокъ, и все это вмѣстѣ представляетъ хорошій (но не изъ лучшихъ однако) образецъ мозаики изъ поливчатыхъ кафлей, гдѣ преобладающимъ цвѣтомъ является лазорево-голубой, а затѣмъ слѣдуютъ въ разнообразныхъ сочетаніяхъ синій, охристо-желтый и зеленый. Несмотря на то, что всѣ красочныя средства мозаиста ограничивались только четырьмя колерами, подборъ цвѣтовъ въ этихъ арабескахъ исполненъ съ большимъ вкусомъ, и въ общемъ рисункѣ они не только не докучаютъ глазу своею монотонностью (да позволено будетъ такъ выразиться), но напротивъ представляются произведеніемъ вполнѣ гармоничнымъ, пріятно оригинальнымъ и изящнымъ. Я тоже самое должно замѣтить относительно всѣхъ вообще древнихъ кафельныхъ моэаикъ Средней Азіи. Среди такихъ-то арабесокъ, на одной изъ щекъ портальной ниши, выставленъ годъ сооруженія—838 геджры, что соотвѣтствуетъ 1434 году христіанскаго лѣтосчисленія. Стало быть главный фасадъ нижняго зданія Шахи-Зинда былъ построенъ спустя 31 годъ послѣ смерти Тимурленга, [27]27
Тимурленгь умеръ въ 1405 году нашей эры (807 геджры).
[Закрыть]въ царствованіе его внука Улугъ-бека, который оставилъ по себѣ память просвѣщеннѣйшаго и симпатичнѣйшаго между государями Средней Азіи.
Пройдя подъ нижнимъ порталомъ мимо чьихъ-то бунчуковъ и стяга, вы вступаете на мощеную плитами внутреннюю площадку съ предмечетнымъ айваномъ (родъ веранды), подъ навѣсомъ котораго, у рѣзныхъ деревянныхъ колонокъ и рѣшетчатой баллюстрады, всегда сидятъ на цѣновкахъ, поджавъ подъ себя ноги, нѣсколько муллъ и «дувана», [28]28
Нищенствующие монахи ордена Накшбенди.
[Закрыть]погруженные въ благочестивое бездѣлье, если этимъ словомъ можно передать то, что въ совершенствѣ передается италіянскимъ «dolce fаг піепtе». Съ правой стороны площадки выходъ на небольшой квадратный дворикъ съ нѣсколькими деревцами и сухимъ, выложеннымъ плитами бассейномъ посрединѣ, окруженный кельями (худжра), гдѣ помѣщается монашествующая братія, а налѣво изъ-подъ айвана входъ въ обширную залу, бывшей медрессе, гдѣ нынѣ братья-ревуны совершаютъ свои благочестивыя, но далеко не благозвучныя радѣнья подъ руководствомъ ишана Гайдеръ-ханъ-сеида и его брата Гассанъ-хана.
Съ этой площадки открывается красивый видъ на высокую и широкую каменную лѣстницу, ведущую на вершину Шахи-Зинданскаго холма, гдѣ она заканчивается другимъ стрѣльчатосводннмъ порталомъ, за которымъ начинается небольшой ширины проходъ, въ видѣ открытаго сверху корридора, обставленный съ обѣихъ сторонъ намогильными мавзолеями и ведущій къ мозаичной осьмиугольной ротондѣ (чааръ-тагъ), которая служитъ входомъ въ мечеть Кусама, называемую «Рауза», и во внутренній верхній дворикъ Шахи-Зинда. Говорятъ, что нѣкогда эта лѣстница была облицована мраморомъ, котораго теперь и слѣдовъ на ней не осталось, а широкія и высокія ступени ея сложены изъ большихъ, ребромъ поставленныхъ, плитокъ жженаго кирпича. Съ правой стороны примыкаетъ она къ подымающейся уступами кирпичной стѣнѣ, тоже облицованной нѣкогда мраморомъ и служащей опорой вертикальному срѣзу холма, поверхность коего усѣяна намогильными плитами и саркофагами, а съ лѣвой стороны лѣстницы высятся два мавзолея, въ видѣ часовенъ или павильоновъ, украшенныхъ куфическими надписями вокругъ тамбуровъ, надъ которыми, подымаются куполы, напоминающіе своею формой азіятскій шишакъ или наши древне-русскіе шеломы. На этихъ куполахъ еще видна, кое-гдѣ лазоревая облицовка. Въ общемъ все это являетъ чрезвычайно своеобразную, полную красоты и не лишенную даже нѣкотораго величія картину, на которую достаточно только взглянуть, чтобы никогда уже потомъ не относиться свысока, съ самоувѣренною легкостью «цивилизованнаго» европейца къ изящному вкусу и художественному генію средне-азіятскихъ «варваровъ».
Первый изъ упомянутыхъ мавзолеевъ, стоящій при самомъ началѣ подъема на лѣстницу, называется Ольджа-Инага и былъ воздвигнутъ Тимуромъ надъ прахомъ Ольджи-Аимъ, его кормилицы и няньки. Хальфа и мутевали (настоятель и экономъ монастыря), любезно предложившіе мнѣ свои услуги въ качествѣ путеводителей и пояснителей достопримѣчательностей Шахи-Зинда, обратили мое вниманіе на куполъ этого мавзолея: онъ выше остальныхъ настолько, что макушка его равняется съ макушками мавзолеевъ, стоящихъ на вершинѣ холма.
– Это для того, пояснилъ хальфа, – чтобъ ей (мамкѣ) не обидно было предъ тѣми, что покоятся выше ея. Для того ей и куполъ высокій. Такъ повелѣлъ великій Тимуръ. Онъ чтилъ ее, какъ родную мать, за то, что Ольджи-Аимъ его вскормила и вынянчила.
Черта во всякомъ случаѣ достойная вниманія въ характерѣ человѣка, имя котораго для европейцевъ служитъ синонимомъ «кровожаднаго тирана», «дикаго варвара» и т. и.
Второй мавзолей слѣва, нѣсколько меньшихъ размѣровъ, находится уже на подъемѣ въ гору. Онъ воздвигнутъ надъ прахомъ молочной сестры Тимура, дочери Ольджи-Аимъ, по имени Биби-Зинетъ, и также украшенъ наружною мозаикой, а внутри расписанъ узорами al fresco.
Поднявшись по лѣстницѣ входимъ на верхнюю площадку. Здѣсь высятся одинъ противъ другого два мавзолея надъ могилами братьевъ Тимуровыхъ: слѣва Амиръ-Гассана, справа Амиръ-Хусейна. {2} Въ нихъ особенно замѣчательны боковыя колонны по красотѣ своего оригинальнаго стиля и по изяществу рисунка изъ рельефныхъ кружевныхъ украшеній, залитыхъ лазорево-голубою поливой. Входы обѣихъ часовенъ за мурованы, но, по словамъ настоятеля, ихъ внутренняя мозаичная отдѣлка великолѣпна. Куфическая надпись по бордюру второго мавзолея гласитъ: «Падишахъ эмиръ Хусейнъ». «Основанъ въ 788 (1386) году, въ мѣсяцѣ рамазанъ», а въ нишѣ, въ ея срединѣ, изображены слова корана: «Скажи: „тотъ есть Богъ единъ, безгрѣшный, нерожденный отъ человѣка, неимѣющій равныхъ себѣ, единый“»; въ верхней же и въ нижнихъ частяхъ ниши: «Аль-Мулькъ-Алла», т. е. «все (существующее въ мірѣ) есть достояніе Божіе». Всѣ эти надписи куфическія. На фронтонѣ же Гассана, кромѣ такихъ же изреченій, встрѣчается еще слѣдующее: «Сократъ сказалъ, что земной міръ созданъ для муки, міръ же небесный для блаженства».
Затѣмъ слѣдуютъ два мавзолея, также расположенные одинъ противъ другого. Въ лѣвомъ покоятся сестра Тимура, Джужукъ-Бика, и ея дѣти, а въ правомъ другая сестра его, дѣвица, Ширинъ-Бика-Ака. (Ака по-узбекски – дѣвица). Фронтоны обѣихъ часовень покрыты мозаикой. Бордюръ, окаймляющій первый изъ нихъ (лѣвый), составленъ изъ вязи сульсскихъ письменъ, а въ срединѣ фронтона, надъ входомъ, красуется куфическая надпись, которая гласитъ: «Не думай о жизни настоящей, земной; помышляй о будущей, загробной». По бордюру же сульсскія надписи представляютъ слѣдующія изреченія: лѣвая – «Часы и минуты настоящей жизни дарованы намъ Богомъ для того, чтобы молиться Ему»; правая– «Пророкъ сказалъ: настоящая (земная) жизнь не принесетъ пользы, принесетъ ее будущая» [29]29
То есть, другими словами, не заботься о стяжаніяхъ земныхъ, старайся «о небесныхъ». Всѣ приводимые мною тексты шахи-зинданскихъ надписей переведены, по моей просьбѣ, членомъ Самаркандской археологической комиссіи, поручикомъ султаномъ Баба-Галіевымъ, за что приношу ему мою сердечную благодарность.
[Закрыть]; верхняя: «Здѣсь покоится блаженная, высокочтимая Джужукъ-Бика, дочь эмира Тургая-богадура»; подъ нею: «Сооруженъ ею самою для себя въ 773 (1371) году»; еще ниже: «Работа мастеровъ Шамоеддина и Зейнеддина». Внутренность часовни, ея куполообразный потолокъ, весь составленный изъ мозаики, ея стѣны, облицованныя рельефнорѣзнымн узорчатыми кафлями значительной величины, покрытыми разноцвѣтною эмалью; все это прекрасно сохранилось и поражаетъ васъ, какъ гармоничностію архитектурныхъ формъ, такъ и оригинальною прелестью общаго рисунка узорчатыхъ стѣнъ и купола.
На противоположномъ мавзолеѣ характеръ фронтонныхъ надписей нѣсколько отличенъ отъ предыдущаго, а именно: въ срединѣ его находится куфическая надпись: «Нѣтъ Бога кромѣ Бога, Магометъ пророкъ Его», надъ нею сульсская: «Здѣсь покоится блаженная, высокочтимая Ширинъ-Бика-Ака, дочь эмира Тургая-богадура»; ниже: «Сооруженъ ею самою для себя въ 787 (1385) году», а по бордюрамъ – куфическая: «Достояніе Божіе», идетъ вокругъ всего фронтона, вязью, повторяясь множество разъ. Внутренность часовни расписана al fresco.
Третій мавзолей справа представляетъ шестигранную ротонду съ большими и широкими стрѣльчатыми окнами, что придаетъ ей видъ открытой сквозной бесѣдки, увѣнчанной плосковатымъ куполомъ, форма коего напоминаетъ тѣ расшитыя шелками шапочки, что носятъ въ Бухарѣ молодыя дѣвушки. Это могила одной изъ дочерей Тимура, умершей дѣвственницей, въ ранней юности. «А потому ей и мавзолей открытый и куполъ въ видѣ дѣвичьей шапочки», прибавилъ хальфа въ поясненіе.
– Что до купола, то это я понимаю, замѣтилъ я моему путеводителю, – но что именно означаетъ аллегорія открытости мавзолея?
– О тюря! [30]30
Тюря – князь, знатный господинъ. Такъ въ Средней Азіи всегда величаютъ тѣхъ, кому желаютъ оказать почетъ и любезность.
[Закрыть]Это значитъ, что внутренность покойной, то есть ея сердце, ея душа, ея домыслы, ея утроба такъ чисты, что насквозь свѣтятъ какъ эти окна, въ которыя ты, стоя здѣсь, видишь небо по ту сторону мавзолея.
Недурно и притомъ совершенно по-восточному.
Третій мавзолей слѣва воздвигнутъ однимъ изъ внуковъ Тимурѣ въ 765 (1363) году, но неизвѣстно которымъ, потому что мраморная доска, гдѣ было высѣчено имя покойнаго, растреснулась когда-то, и упавшая часть оной разбилась вдребезги; по преданію же мавзолей называется «Эмиръ-Абу-Тенги». Такъ по крайней мѣрѣ объясняютъ хальфа и мутевали. Мавзолей замѣчателенъ тѣмъ, что на мозаично-кафельномъ фронтонѣ его чрезвычайно изящные рисунки въ видѣ арабесокъ составлены не изъ фантастическихъ завитковъ и многоугольниковъ, а исключительно изъ куфическихъ надписей, сгруппированныхъ чрезвычайно искусно, так что изъ нихъ выходитъ цѣлый узоръ, и узоръ очень красивый. Особенно искусно сдѣланы двѣ боковыя круглыя розетки, въ видѣ плоскосвернутой спирали (rouleau), изъ которыхъ каждая въ своемъ узорѣ представляетъ слѣдующее изреченіе: «Нельзя сказать, гдѣ именно находится Богъ, но можно сказать только, что Онъ есть, безсмертный, бдящій, сотворившій небо и землю. Людей Ему угодившихъ Онъ приближаетъ къ себѣ. Ему извѣстно, что было и что будетъ. Доказательство силы Его то, что небо не падаетъ на землю» [31]31
То есть ему извѣстно прошлое и будущее и силою своею Онъ держитъ твердь небесную надъ землей.
[Закрыть]Надпись надъ входомъ: «Основанъ внукомъ эмира Тимура… для себя въ 765 году». На правой колоннѣ портала сохранилась въ узорѣ надпись: «Работа уста (мастера) Али Мансура». Надпись эта составлена изъ такихъ же буквъ-арабесокъ.
Четвертый мавзолей слѣва построенъ въ видѣ открытой съ фронта широкой ниши. Сводъ его уже рухнулъ, но настѣнныя мозаики сохранились прекрасно, и среди ихъ находится надпись: «Туманъ-Ака, дочь эмира Муссы». Въ заднюю стѣну этого мавзолея-ниши вдѣланы стоймя двѣ продолговатыя плиты съ высѣченными на нихъ надписями слѣдующаго содержанія: на правомъ отъ зрителя камнѣ:
На лѣвомъ отъ зрителя камнѣ:
«А6дуллъ-Сафа, бенъ Абдулъ-Каюмъ.
Абдуллъ-Каюмъ, бенъ Шерифъ-Эддинъ.
Омаръ-Эддинъ, бенъ Шерифъ-Эддинъ.
Османъ, бенъ Шемседдинъ.
Шемседдинъ, Эмиръ-Магометъ».
Кто эти лица, сказать довольно затруднительно, такъ какъ этого не могли объяснить намъ и хальфа съ мутеваліемъ, которымъ, казалось бы, ближе всего можно было бы имѣть о нихъ какія либо свѣдѣнія. Судя по титуламъ «сеидъ», видно, что тутъ погребены люди знатнаго происхожденія, ведшіе свой родъ отъ дочери пророка Магомета и его ближайшихъ родственииковъ, но чѣмъ они были достопримѣчательны и почему удостоились чести быть погребенными въ усыпальницѣ Тимуридовъ, этого я не знаю, равно какъ не знаю въ исторіи Трансоксаніи и эмира съ именемъ Шемседдинъ-Магомета. Что же до первыхъ трехъ именъ, начертанныхъ на второмъ камнѣ, то можно догадываться: не погребены ли тутъ внукъ и два сына Шерифъ-Эддина, извѣстнаго біографа Тимурленга.
Надъ этими двумя камнями, вверху, находится общая надпись въ стихахъ слѣдующаго содержанія: «Никто не сдѣлается великимъ, если своимъ долготерпѣніемъ въ скорбяхъ не заслужитъ себѣ благоволеніе Аллаха. Земная жизнь не принесетъ пользы – принесетъ ее жизнь будущая».
Проходъ, идущій по плоской вершинѣ холма между рядами мавзолеевъ, приводитъ васъ, наконецъ, къ ротондѣ Чааръ-тагъ [33]33
Чааръ-тагъ – собственно: четыре лѣстницы; въ переносномъ же значеніи – бесѣдка. Не отсюда ли наше русское чердакъ?
[Закрыть] изъ которой входъ налѣво ведетъ въ месджиди-джума (соборную мечеть), очень древнюю, съ высокими и весьма оригинально расположенными сводами, а входъ направо – въ мечеть и усыпальницу Шахи-Зинда. Поднявшись на пять мраморныхъ ступеней, вы изъ-подъ ротонды выходите въ ея среднюю арку на верхній продолговатый дворикъ, сплошь обрамленный мозаичными мавзолеями, между которыми по лѣвой (западной) стѣнѣ въ особенности обращаетъ на себя вниманіе одинъ, воздвигнутый надъ прахомъ принцессы или государыни, имя которой, составленное изъ кусочковъ мозаики, выщербилось отъ времени, а сохранились только слова: «Ша падиша… годъ 808 (1404 нашей эры)». Первыя два слова подаютъ поводъ въ заключенію, что здѣсь покоится прахъ женщины; устное же преданіе говоритъ, что это мавзолей дочери Тимура, Ходжи Тоглу-Текинъ. Рядомъ съ нимъ указываютъ на памятники какой-то принцессы Нуріи и эмира Бурундука.
Всѣ надписи прекраснаго мавзолея Тоглу-Текинъ сдѣланы арабскими письменами, за исключеніемъ бордюра, орнаментирующаго вверху и вниву стройныя колонки по бокамъ входа, изъ которыхъ въ особенности хорошо сохранилась лѣвая. Въ этомъ бордюрѣ, въ видѣ узора, изображено имя Магомета письменами магалинскини, но такъ, что вы съ перваго взгляда и не подумаете будто это письмена, а не просто арабески. Верхняя надпись мавзолея подъ сталактитовымъ сводомъ ниши состоитъ изъ текста корана: «Всякому благочестивому открыты двери рая», а затѣмъ, въ видѣ главной надписи, идутъ вышеприведенныя слова, съ выщербившимся именемъ погребенной; вокругъ же нихъ читается по-арабски слѣдующее: «Магометъ рекъ: буде кто изъ правовѣрныхъ лишенъ возможности отправиться на поклоненіе его гробу, то достаточно если онъ поклонится гробу Хаттама, сына Аббаса, [34]34
Эти слова объясняютъ отчасти почетный титулъ хаджи (паломникъ или паломница), приданный имени Тоглу-Текинъ. Вѣроятно она совершила странствованіе ко гробу Магомета или ко гробу Хаттама.
[Закрыть]и если бы послѣ меня положено было отъ Бога быть еще одному пророку, то это былъ бы Хаттамъ». Магометъ рекъ: «Всякъ да замолитъ грѣхи свои, пока живъ. Если при этомъ (то есть при замоленіи грѣховъ) дарована человѣку долгая жизнь на семъ свѣтѣ, то и въ будущей жизни блаженство его будетъ долгое».
Въ задней стѣнѣ, замыкающей дворикъ съ сѣверной стороны, устроена открытая ниша, въ которую вдѣлана мраморная доска съ рельефною арабскою надписью сульсскими литерами: «Аллахумма Алгаккуна-ль Гакуни уляу-кона-ль бу-кагу би-кодри-саукиль агирате», то есть: «Вознеси Господи душу мою въ обитель блаженства, сопричти къ твоимъ праведникамъ и сохрани на томъ свѣтѣ». На бокахъ этой ниши, тоже рельефомъ въ видѣ узора, вырѣзаны по мрамору куфическія надписи, а самый памятникъ воздвигнутъ надъ какимъ-то Ходжа-Ахметомъ, о которомъ думаютъ, что это сынъ Мираншаха, сына Тимурова, извѣстный поэтъ, написавшій Книгу прелестей (Летафетъ-Намехъ).
