Текст книги "Сердце волка"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)

Он так сильно нервничал, что поначалу даже забыл, что автомобиль Роберта оснащен электронным противоугонным устройством, и раз пять без толку пытался включить зажигание, прежде чем ему пришло в голову набрать определенную комбинацию цифр на клавиатуре. Мотор взревел, как раненый зверь: Штефан уж слишком сильно вдавил педаль газа. Прежде чем Штефан осознал, что он находится сейчас не в своем видавшем виды «фольксвагене», а в БМВ, двигатель которого был раз в пять мощнее, машина рванула с места в карьер, оставив за собой на бетоне два черных параллельных следа от шин и едва не натолкнувшись на стоявший неподалеку автомобиль. Испуганно вскрикнув, Штефан отчаянно крутанул руль и каким-то чудом сумел избежать столкновения. БМВ стремительно скользнул по гаражу, проскочив буквально в миллиметре от еще двух автомобилей, и, пронзительно взвизгнув шинами, остановился: у него заглох двигатель.

Штефан опустил голову на руль, закрыл глаза и задышал так шумно, что это дыхание отозвалось в ушах болезненным криком. Он дрожал всем телом. В нос ему ударил резкий запах его собственного пота, а пульс достиг едва ли не двухсот ударов в минуту. Он не знал, сколько времени он так просидел, прижав лоб к рулю, дрожа всем телом как осиновый лист и чувствуя, как лихорадочно колотится сердце. Когда он наконец поднял голову и посмотрел в зеркало, то увидел там не себя, а какого-то незнакомого человека, похожего на призрака: с ввалившимися щеками, бледного, с блестящим от пота лицом. Его сердце билось так сильно, что в зеркале было видно, как пульсирует артерия на его шее, а попытавшись убрать руки с руля, он в первую секунду не смог этого сделать.

Прошло довольно много времени, прежде чем его состояние более-менее стабилизировалось и он нашел в себе силы снова завести двигатель. Затем он включил фары и кондиционер и, вдруг почему-то испугавшись, что может задохнуться, опустил все четыре стекла на дверцах, а еще приоткрыл люк в крыше автомобиля. Проехав несколько метров, он снова остановился и прислушался. В подземном гараже, конечно же, не было слышно ничего, кроме шума двигателя его машины, да и то так сильно искаженного, что он больше походил на шум работы какого-то гигантского – ржавого, древнего и жуткого – механизма, словно установленного здесь еще в доисторические времена неким давно вымершим народом. Штефан постарался отогнать подобные мысли. Похоже, что не только рефлексы, но и его фантазия, его воображение уже почти не подчинялись ему. А значит, нужно было выбираться отсюда как можно быстрее.

На этот раз он ехал намного осторожнее: Роберт, наверное, лишился бы дара речи или засыпал бы его упреками, если бы Штефан вернул ему машину с выработанным сцеплением, способную двигаться лишь со скоростью улитки. Перепуганный недавним резким стартом, Штефан никак не мог отделаться от впечатления, что машина и теперь ехала слишком быстро. Перед самым выездом из гаража он так снизил скорость, что двигатель мог заглохнуть во второй раз. А еще Штефан напряженно размышлял над тем, что станет делать, если тот сумасбродный мужчина снова появится перед ним и преградит ему путь.

Однако на этот раз судьба почему-то решила – может, в порядке исключения – обойтись с ним благосклонно. Правда, ему поначалу показалось, что он заблудился, потому что выезд из гаража выглядел совсем не так, как запечатлелось в его памяти: не было видно ни того сумасбродного мужчины, ни его «храма любви на колесах». Более того, кто-то словно подменил и все остальные стоявшие здесь машины, вероятно тот же, кто отодвинул слегка в сторону автоматических контролеров у въезда в гараж.

И только теперь Штефан вспомнил, что в этом гараже въезд и выезд не были совмещены, а находились в противоположных концах здания. Замечательно. Теперь, по крайней мере, он уже не встретит того сумасбродного владельца «мерседеса».

Штефан медленно поехал дальше, остановился перед автоматическим контролером и несколько секунд лихорадочно искал в своем кармане парковочный талон. Он нашел его не сразу, но все-таки достаточно быстро для того, чтобы не успеть впасть в панику и начать теряться в догадках, не выронил ли он его во время недавней стычки. Когда Штефан наконец засунул талон в автомат, поднялся автоматический шлагбаум и он выехал из гаража. Правда, он проехал лишь несколько метров и остановился, выжав сцепление, но не заглушая двигатель.

В салоне БМВ вдруг стало очень холодно. Яркий свет предполуденного солнца сулил тепло, но это впечатление было обманчивым: не то время года. Штефан поспешно выключил охлаждение салона и тут же включил обогрев. Тем не менее он не стал поднимать стекла на дверцах, а сидел и глубоко вдыхал свежий воздух, чувствуя, как покалывающий холод превращает пот на его лбу и щеках в тонкую пленку. Ему нужно было как следует расслабиться, потому что он был просто не в состоянии ехать по забитым машинами улицам, чувствуя на душе камень. Внешне он был спокоен, но это состояние было обманчивым.

А успокоиться надо было обязательно. В конце концов, то, что произошло, было всего лишь незначительным инцидентом. Просто курьезный случай – из тех, на которых основан сюжет многих великих комедий: много шуму из ничего. И то, что его при этом действительно испугало, было отнюдь не агрессивным поведением владельца «мерседеса». Будучи прирожденным трусом, Штефан морально был готов к такому поведению со стороны любого из окружавших его людей и в течение своей жизни выработал определенную тактику, как ему в подобных ситуациях действовать.

Однако сегодня он не только не применил эту тактику – он даже и не вспомнил о ней. Вместо этого он действовал быстро и бескомпромиссно, то есть совсем как те люди, которых он обычно больше всего боялся. Штефан в результате долгих размышлений по этому поводу решил, что во время произошедшего инцидента он испугался отнюдь не сумасбродного владельца «мерседеса», а того, что могло произойти. Точнее говоря, того, что Штефан чуть было не сделал.

И он теперь понимал, что было этому причиной.

Она не имела никакого отношения ни к человеку, с которым он столкнулся в гараже, ни к некой потусторонней действительности. То, что ему почудилось в гараже, теперь, при ярком солнечном свете, с каждым мгновением казалось все нелепее.

Причина заключалась в нем самом, и только в нем. У него, похоже, начала развиваться паранойя, с которой ему нужно было как-то бороться.

И он, пожалуй, знал как.

Через два с лишним часа Штефан Мевес вошел в лифт, и, конечно же, произошло то, чего он в глубине души ожидал и побаивался: окружающая обстановка вызвала неприятные воспоминания. Едва он зашел в кабину лифта, как почувствовал себя подавленным. Впрочем, это чувство вызвала вполне определенная причина – в этом лифте ему, наверное, стало бы не по себе, даже если бы у него перед глазами и не стояли события сегодняшнего утра. Лифт двигался вверх, сильно скрипя и с черепашьей скоростью. Иногда пауза между сменой светового индикатора этажа над дверью тянулась так долго, что Штефану начинало казаться, будто лифт застрял, а два или три раза кабина сильно вздрагивала, и Штефан в эти моменты был просто уверен, что лифт уж точно застрял. Кабина была довольно маленькой, а истертые стенки были испещрены рисунками в стиле граффити и неприличными надписями, излагавшими мнение их авторов по поводу этих рисунков. Штефан с облегчением вздохнул, когда на индикаторе над дверью наконец засветилась цифра «12» и двери со скрипом открылись. И в более приличных местах после вызова аварийной службы приходилось дожидаться ее часами – если она вообще приезжала. Здесь же он был готов поспорить на большую сумму денег, что кнопка вызова аварийщиков вообще не работает.

Коридор, в котором он очутился, внушал не больше доверия, чем лифт: он представлял собой почти бесконечный, плохо освещенный проход, с каждой стороны которого виднелось чуть ли не по миллиону дверей. Дневной свет сюда не попадал, а две из трех ламп, и без того находившихся друг от друга невообразимо далеко, не горели. Поначалу Штефану было даже трудно сориентироваться, и он пошел не в том направлении, но затем повернул назад и, с некоторым трудом найдя нужную ему квартиру, надавил на кнопку звонка.

Он ничего не услышал: то ли звонок был очень тихим, то ли – чему Штефан ничуть не удивился бы – он попросту не работал. Этот дом и снаружи выглядел заброшенным, а то, каким он был внутри, не поддавалось никакому описанию. Тем не менее квартирная плата в нем была, наверное, отнюдь не маленькая. Штефан прекрасно знал, что представляют собой подобные дома, потому что они с Бекки не так давно делали репортаж об этих современных гетто. Он с неохотой вспоминал о том репортаже: его вера в социальную справедливость и в то, что жизнь в общем не так уж плоха, тогда очень сильно пошатнулась.

Он позвонил еще раз, а затем наклонился вперед и, напрягая глаза, попытался разглядеть написанную от руки табличку с фамилией, прикрепленную у двери. Это ему не удалось: почерк был неразборчивым, да и сама надпись была такой бледной, что почти ничего не было видно. Штефан поднял руку, отступил на полшага назад и постучал в дверь. Раз. Другой. Третий. Наконец послышались шаги. Дверь открылась, и он увидел изумленное женское лицо в обрамлении темных волос.

Штефан в первый момент удивился не меньше, чем эта женщина. Без униформы медсестры, белого чепчика и стянутых сзади волос Данута выглядела совсем по-другому, и Штефан ее еле узнал. Она сейчас казалась не только лет на десять моложе, но и вообще какой-то… более женственной.

До Штефана вдруг дошло, что до сего момента он никогда не смотрел на Дануту как на женщину: она была для него чем-то вроде существа среднего пола, главным образом из-за ее униформы. Однако теперь он понял, что она не просто женщина, а очень привлекательная женщина.

Охватившие Штефана ощущения поразили его самого, и он сильно смутился, хотя и был уверен, что при таком плохом освещении по его лицу вряд ли что-то можно было прочесть. Он удивился самому себе. За те годы, которые он прожил в браке с Ребеккой, он не бросил ни одного взгляда на других женщин, причем не в силу каких-либо моральных убеждений, старомодных представлений о супружеской верности или религиозных предрассудков, а по той простой причине, что они с Бекки были счастливы вместе и он получал от нее все, что ему было нужно.

– Это вы? – изумленно спросила Данута. – Что…

Она замолчала, сделала полшага назад, не отпуская при этом дверную ручку, и снова уставилась на Штефана со смешанным выражением изумления и недоверия на лице. Возможно, ей вспомнился вчерашний вечер. Штефан поймал себя на том, что смотрит на нее уж слишком пристально, и попытался улыбнуться. Это не потребовало от него особых усилий. Через секунду он уже спрашивал себя, какого черта он сюда пришел. Ему следовало прислушаться к совету Дорна и не пытаться строить из себя детектива-самоучку.

– Добрый день, – смущенно сказал он. – Надеюсь, я не… не помешал?

Данута ответила не сразу. Ее взгляд красноречиво говорил о том, что она относится к его визиту явно без восторга. А еще она не только не отступила в сторону и не сделала каких-либо других движений, которые можно было бы расценить как приглашение войти, но, наоборот, сделала шаг к Штефану и потянула за ручку дверь, немного прикрыв ее. Затем она покачала головой и сказала:

– Нет, не помешали, но… откуда вы узнали мой адрес?

Штефан уже собирался объяснить Дануте, насколько просто ему было узнать ее телефонный номер и адрес, но передумал. В конце концов, он пришел сюда вовсе не для того, чтобы читать ей лекции о базах данных, которыми пользуются во Франкфурте.

– Мне нужно с вами поговорить. Это важно. Можно войти?

«Нет, вам нельзя входить, – ответил ее взгляд. – Ни в коем случае». Но вслух она сказала:

– Не знаю. У меня… мало времени. Моя смена начинается через час, и я…

– Мне это известно, – перебил ее Штефан. – Но я не надолго. К тому же это очень важно. Секунду помолчав, он добавил: – Я тоже потом поеду в больницу. Если хотите, я могу вас подвезти, и вы сэкономите полчаса.

Данута пропустила это предложение мимо ушей.

– Чего вы хотите? – спросила она.

Ее голос прозвучал хоть и не резко, но достаточно недружелюбно.

– Я всего лишь хочу с вами поговорить, – заверил ее Штефан. – О том, о чем мы говорили вчера вечером. Я…

– Тогда нам не о чем разговаривать, – перебила его Данута. – Мне непонятно, что вам от меня нужно.

Не успел Штефан что-то ответить, как раздались приближающиеся шаги, дверь полностью открылась и появился довольно высокий, но очень худой мужчина с черными волосами до плеч и трехдневной щетиной. Он враждебно посмотрел на Штефана поверх плеча Дануты. Одет он был в красные спортивные штаны и майку. Не отрывая взгляда от Штефана, но обращаясь явно к Дануте, он что-то спросил на своем родном языке. Насколько Штефан мог судить, это был не хорватский, а какой-то другой, хотя, по-видимому, славянский язык.

Данута ответила по-немецки.

– Это из больницы. Муж одной из пациенток. – Она отступила на шаг и одновременно сделала приглашающий жест рукой. – Ну хорошо. Заходите. Но лишь на пару минут. Мне еще нужно собраться на работу.

Черноволосый мужчина не очень обрадовался такому решению, тем не менее послушно отступил в сторону, чтобы пропустить Штефана. Проходя в квартиру, Штефан подумал, что, если бы не этот мужчина, он, пожалуй, так и остался бы в коридоре. Данута явно не хотела впускать его в квартиру, однако, по всей видимости, не рискнула устраивать шумные разборки на пороге.

– Хотите кофе? – спросила Данута, закрыв дверь и проходя мимо Штефана. – Это не займет много времени: он уже готов.

Штефан, прежде чем ответить, посмотрел на черноволосого мужчину, как будто ему требовалось его разрешение, и сказал:

– С удовольствием.

Данута провела Штефана в маленькую жилую комнату, обставленную просто, но со вкусом, и указала на кушетку.

– Присаживайтесь. Я сейчас вернусь.

Пока Штефан устраивался на кушетке, Данута юркнула в соседнюю комнату – наверное, это была кухня – и стала разговаривать там с последовавшим за ней черноволосым мужчиной. Ее голос звучал тихо, но очень взволнованно. Она предложила Штефану кофе не просто из вежливости – ей нужно было время, чтобы поговорить с мужчиной в майке. Судя по их голосам, они о чем-то спорили. Штефан спросил себя, какое он имеет право врываться в жизнь этой мало знакомой ему женщины и устраивать ей допрос.

Но ему позарез нужно было кое-что выяснить. Отказаться от попытки заставить Дануту дать ему ответ на кое-какие вопросы означало бы так и не получить ответ на один-единственный, но действительно важный для него вопрос: преследует ли его кто-то или же он просто потихоньку сходит с ума?

Дожидаясь, когда снова появится Данута со своим приятелем, Штефан внимательно осмотрел жилую комнату медсестры. То, что он при этом увидел, полностью соответствовало его ожиданиям и одновременно настолько им противоречило, насколько это вообще было возможно. Комната была обставлена недорогой, хотя и не очень старой мебелью, подобранной, по-видимому, с большой тщательностью. Впрочем, по внутреннему убранству квартиры было видно, что ее обитатели не собирались здесь оставаться надолго. Штефан подумал, что Данута, наверное, планировала прожить в Германии лишь несколько лет. Быть может, пока не нормализуется положение в ее родной стране или же пока она не заработает достаточно денег, чтобы хорошо устроиться в Германии. А возможно, была еще целая куча всяких соображений, о которых Штефан мог только догадываться.

Однако вскоре Штефан обратил внимание на множество деталей, которые говорили совершенно об обратном. Несколько изысканных предметов обстановки вряд ли подошли бы для простого хорватского крестьянского дома, здесь же находился современный компьютер, который, по-видимому, уже давно не включали. На стене висел рекламный проспект агентства недвижимости.

Штефан попытался не думать об этом. В конце концов, планы Дануты на будущее не имели для него никакого значения. И тут Данута и ее приятель вернулись в комнату: она – со стеклянным кофейником, полным дымящегося кофе, а он – с подносом, на котором лежали необходимые принадлежности.

– Извините, что заставили вас ждать, – сказала Данута. – Сахар? Молоко?

– Все, что бесплатно, – машинально ответил Штефан избитой шуткой, которая изначально была не очень-то остроумной, не говоря уже о том, как она звучала после многотысячного повторения.

Данута слегка улыбнулась, налила Штефану кофе и села с противоположной стороны стола. Ее приятель задал какой-то вопрос, на который она ответила на родном языке парня и тут же, даже не переведя дыхание, обратилась к Штефану:

– Пожалуйста, не обижайтесь на Андреаса. Мой брат понимает ваш язык, но говорит на нем не очень хорошо.

– Ничего страшного, – успокоил ее Штефан. – Это я должен извиниться за внезапное вторжение. Мне вовсе не хотелось доставлять вам неудобства, но… мне нужно, чтобы вы ответили на кое-какие вопросы.

Говоря это, он внимательно смотрел на Дануту, однако, к его удивлению, она никак не отреагировала. Взгляд Андреаса стал еще более недоверчивым, но и он ничего не сказал. Штефан на секунду задумался над тем, какой вопрос следовало бы задать в первую очередь, а затем откинул все свои тактические ухищрения и напрямик спросил:

– Что вы знаете об этой долине?

– О Волчьем Сердце?

Спокойствие, с которым Данута отреагировала на этот вопрос, свидетельствовало о том, что она его ждала. Она покачала головой и ответила:

– Ничего.

– Вчера вечером у меня сложилось совсем другое впечатление.

– Я не знаю ничего, кроме того, что вчера уже рассказала вам, – заявила Данута. – Так, парочка романтических легенд.

Штефану отнюдь не казалось романтическим то, что происходило с ним со вчерашнего утра, не говоря уже об отчаянной схватке не на жизнь, а на смерть, в которую ему пришлось вступить в Волчьем Сердце. Данута, похоже, в кухне успела не только успокоить своего братца, но и подготовиться к предполагаемым вопросам Штефана. Поэтому, вместо того чтобы затевать явно проигрышную для него игру в кошки-мышки, Штефан выдержал секундную паузу и сказал:

– Я вам не верю.

Это было своего рода выстрелом в небо, тем не менее, как ни странно, он оказался результативным. Данута на долю секунды потеряла контроль над выражением своего лица. Она озадаченно заморгала, и в глазах у нее появился тот же испуг, что и вчера вечером. Она тут же снова взяла себя в руки, однако, похоже, при этом осознала, что маска с ее лица все равно слетела, а потому решила не притворяться и, чтобы выиграть время, взяла со стола свою чашку с горячим кофе и отхлебнула из нее.

– Я не требую сообщать мне ничего такого, что навлекло бы на вас какую-либо опасность или доставило бы вам неприятности, – продолжил Штефан. – Но мне необходимо знать, что же это все-таки за долина. Это для меня важно. Мне необходимо знать, то ли я… сумасшедший, то ли…

– То ли? – переспросила Данута, когда Штефан запнулся.

Штефан выждал секунду и затем продолжил:

– У меня такое ощущение, что меня кто-то преследует, и мне необходимо знать, то ли это мне просто кажется, то ли это происходит на самом деле.

– А чем я могу вам помочь? – спросила Данута с удивительной деловитостью.

– То, что происходит, имеет какое-то отношение к Еве?

– К девочке?

Данута пожала плечами и снова отхлебнула кофе. Штефан теперь был абсолютно уверен, что она что-то знает, однако, похоже, она оказалась более искусной актрисой, чем он предполагал. Ее брат тут же задал ей какой-то вопрос, но Данута его просто проигнорировала.

– Вчера вечером вы сказали, что мне не следовало привозить ее сюда, – напомнил Штефан, – и я отчетливо видел, что вы были напуганы, произнося эти слова. Так что не надо водить меня за нос!

– А я этого и не делаю, – ответила Данута. – Вы совершили ошибку. Этот ребенок…

Она стала мысленно искать подходящее слово.

– Воук, – подсказал Штефан. – Вы пытались вспомнить именно это слово?

Краем глаза Штефан увидел, что Андреас вздрогнул и сильно побледнел.

– Это слово на вашем языке означает «волк», – сказала Данута, все еще контролируя себя, хотя было видно, что она немного нервничает.

– Мне известно, что оно означает на нашем языке, – раздраженно произнес Штефан. – Но какой в него вкладывается смысл?

– А какой тут может быть смысл? – Данута сделала вид, что не понимает Штефана. – Я вам уже говорила – всего лишь легенды, глупые суеверия. Больше я вам ничего сказать не могу.

Штефан вздохнул:

– Да поймите же, Данута, я не желаю вам ничего дурного. Но вы знаете не хуже меня, чтопроизошло вчера. Вы ведь не забыли того полицейского? Вчера вечером он меня спрашивал, нет ли взаимосвязи между тем, что происходит здесь, и тем, что произошло в долине. Теперь я задаю вам тот же самый вопрос: имеют ли происходящие события какое-то отношение к Еве?

– А я откуда знаю?

– Вы это знаете, – заявил Штефан. – Если не все, то по крайней мере кое-что. Я понял это по выражению вашего лица и готов дать руку на отсечение, что Дорн тоже это понял. Поймите меня правильно, Данута. Я не собираюсь вам угрожать или давить на вас. Как раз наоборот. Я обещаю вам, что постараюсь не впутывать вас в эту историю. Однако мне необходимо знать, что же все-таки происходит. Скажите мне откровенно: я действительно двинулся рассудком или с Евой все-таки связано что-то экстраординарное?

– Не знаю! – ответила Данута. На этот раз ее голос прозвучал искренне. Она сделала большой глоток кофе, со стуком поставила чашку на стол и нервно провела ладонью по лицу. – Мне очень жаль, что так получилось. С моей стороны было очень глупо рассказывать вам весь этот вздор.

– Вздор?

Андреас что-то сказал, и на этот раз Данута ему ответила. Тогда он раздраженно выпалил еще несколько слов, и Данута что-то сказала ему в том же духе. Где-то с полминуты они ожесточенно о чем-то спорили, но Данута при этом ни разу не посмотрела на своего брата. Затем она кивнула и снова повернулась к Штефану.

– Ну ладно. Думаю, Андреас прав.

– Прав в чем? – спросил Штефан.

Данута рассмеялась – коротко и очень нервно.

– В том, что вы не успокоитесь до тех пор, пока я не расскажу вам все, что знаю о легенде, связанной с Волчьим Сердцем.

– Я, наверное, ему уже сильно надоел, – предположил Штефан.

– Андреас выразился по этому поводу немного иначе. Не очень вежливо.

– Его можно понять, – произнес Штефан.

– Но я должна вас кое о чем предупредить. Вы, скорее всего, посчитаете меня чокнутой.

– Вряд ли, – успокоил ее Штефан. – В крайнем случае, просто не поверю в ту историю, которую вы собираетесь мне рассказать. Итак?

– Она вовсе не такая драматичная, как вы, может быть, думаете.

Данута встала, подошла к шкафу и достала оттуда большую истрепанную книгу. На ее обложке виднелось тесненное золотыми буквами заглавие на хорватском или каком-то другом языке, которого Штефан совсем не знал. Данута положила книгу перед собой на стол, но оставила ее закрытой.

– Страна, откуда я родом, очень… отличается от вашей страны, господин Мевес, – начала она. – Сомневаюсь, чтобы вы отдавали себе в этом отчет, когда поехали туда вместе со своей женой.

– Нас об этом предупреждали, – возразил Штефан. – Причем довольно настойчиво.

– Вы меня не поняли, – сказала Данута. – Я говорю не о войне и не о том, что там происходит в течение нескольких последних лет. Я говорю о людях, которые там живут. И об их образе жизни.

Штефан напряженно слушал. Он не был уверен, что понимает, к чему клонит Данута. Тем не менее у него появилось не очень хорошее предчувствие. Внутренний голос подсказывал Штефану, что Данута сейчас будет рассказывать не об особенностях менталитета ее соотечественников и не о том, какие ужасные поступки они совершали – например, об облаве на мирных туристов или о предоставлении убежища находящимся в международном розыске террористам.

– Моя страна, возможно, не так уж и далеко расположена от вашей, – продолжила Данута после многозначительной паузы, – но вы и представить себе не можете, какая между ними разница. Даже я до конца не осознаю этой разницы. Возможно, я уже слишком долго прожила здесь, у вас. – Она пожала плечами, однако ни в этом жесте, ни в ее словах не чувствовалось ни малейшего сожаления. – Мои соотечественники все еще имеют склонность ко всему жуткому и мистическому. Они знают то, что большинство людей уже давно забыли. Неслучайно так много страшных историй и легенд родилось именно в той местности.

– Кое-кто даже полагает, что мрачное средневековье на Балканах еще не закончилось, – сказал Штефан.

– Истории, о которых я говорю, – гораздо древнее, – произнесла Данута с таким серьезным видом, что это в первое мгновение показалось Штефану не совсем уместным. Однако он тут же осознал, что таким образом Данута как бы отгораживалась от того, что говорила Штефану, когда врала. Она покачала головой и продолжила: – Я сейчас говорю не о… не о Дракуле, трансильванских историях и прочем вздоре – это всего лишь выдумки. А рассказы про Волчье Сердце – нет. Это совсем другое, – заметила Данута. – Быть может, все эти бредни про вампиров и заколдованные замки были придуманы для того, чтобы отвлечь внимание от чего-то другого. Видите ли, люди часто поднимают шумиху по поводу какой-нибудь истории, чтобы тем самым отвлечь внимание от другой. Вот, смотрите.

Она, не глядя, протянула левую руку вперед, открыла книгу и повернула ее к Штефану. Шрифт на пожелтевших страницах был еле различимым, но не было необходимости читать какие-то слова. То, что показывала Штефану Данута, было очень старой картой территории, которую до сих пор еще по привычке называли Югославией, хотя этого искусственно созданного государства не существовало уже несколько лет. Несмотря на старинный шрифт и неизвестный язык, Штефан сумел прочесть названия некоторых городов.

– Ну и что? – Он не мог понять, чего от него хочет Данута.

– Найдите Волчье Сердце, – попросила она.

Штефан удивленно посмотрел на нее.

– Вы же знаете, что я не смогу этого сделать. Кроме того, этой карте как минимум сто лет.

– Вы не нашли бы его и на современной карте, – заверила Данута. – Так же как и с десяток других мест.

– Что вы имеете в виду? – Штефан, слегка наклонив голову, смотрел то на Дануту, то на ее брата, то на карту. Он попытался засмеяться, но это у него не получилось. – Вы хотите сказать, что этой долины в действительности не существует и что мы с Ребеккой побывали в… каком-то другом измерении? В некой заколдованной стране, куда можно попасть лишь каждый седьмой год, причем только в полночь и в полнолуние?

Данута осталась серьезной.

– Эта долина, безусловно, существует, – невозмутимо произнесла она. – И там были и вы, и ваша супруга, и Ева. Но я имею в виду то, что про эту долину никто никогда не говорит. Никогда.О ней и о других, еще более жутких местах.

– Более жутких? – Штефан изо всех сил попытался поместить слова Дануты в своем мозгу в то место, где им и надлежало находиться, – в ящичек с ярко-красной наклейкой, на которой светилась надпись: «ПРИЗНАКИ СЛАБОУМИЯ». Но у него ничего не получилось: из закоулков окружающей действительности выползло что-то неведомое и придало словам медсестры явно не свойственную им правдивость.

– Вы верите в силы зла? – спросила Данута. – Я имею в виду настоящее, так сказать, «чистое зло», без какого-либо смысла и цели. Верите в существование сил, которые не пытаются осмыслить свои действия или преследовать какую-то цель, а просто-напросто являются тем, чем они есть, – силами зла?

– Это какой-то вздор! – воскликнул Штефан, но вовсе не так убежденно, как ему хотелось бы.

Он что, и в самом деле верил в силы зла? Например, в то, что некое существо живет по ту сторону вращающейся двери? Конечно же, нет. Нервно улыбнувшись, он сказал:

– А теперь вы, скорее всего, расскажете мне, что в этой долине живут оборотни.

– Вы сами об этом попросили, – напомнила ему Данута.

Штефан, пристально посмотрев сначала на нее, а затем на ее брата, увидел в их глазах нечто такое, что заставило его содрогнуться.

– Вы… вы, наверное, шутите, – сказал он. – Вы не можете верить в подобное.

– Не имеет никакого значения, верю ли я, – возразила Данута, – или вы, или ваша супруга, или тот полицейский. Важно лишь то, что в это верят тамошние жители. Теперь вам понятно? Вопрос не в том, что правда, а что – нет. Те, кто живут там, просто верят в подобные вещи. Это вселяет в них страх, однако они придумали способ, как с этим ужиться. Придумали очень-очень давно.

– Понимаю, – тихо произнес Штефан.

– Сомневаюсь, чтобы вы понимали, – сказала Данута. – Тамошние жители совершают поступки, которые ни вы, ни я не сможем понять, и они совершают их из соображений, которые опять же ни вы, ни я не сможем понять. Но как бы там ни было, они поступают так, а не иначе и у нас нет никакого права вмешиваться в их дела.

– Но ведь они убивают детей! – возмутился Штефан. – Неужели вы хотите сказать, что мы должны смириться с тем, что они живьем скармливают своих детей диким зверям?

– А почему бы и нет?

– Почему бы нет? – у Штефана даже дыхание перехватило от волнения. – Да есть целая тысяча причин пресечь это варварство. Например, можно вспомнить, что речь идет, в общем-то, о человеческой жизни.

– Которая является священной и неприкосновенной? Самым дорогим из всего, что существует в этом мире? – Данута тихонько рассмеялась. – Кто вам сказал, что это действительно так?

– Кто…

Штефан был настолько потрясен, что едва мог говорить. Его охватило смешанное чувство возмущения, ярости и гнева, почти лишившее его дара речи.

– Это… это ужасно, – наконец еле слышно произнес он.

– Я знаю, – согласилась Данута. Она вдруг улыбнулась, правда какой-то очень грустной улыбкой. – Я ведь тоже так думаю. А вот в тех местах люди имеют свои взгляды на жизнь. И хотя я не могу их принять, я, несмотря на это, не могу и осуждать их.

– Понимаю, – сказал Штефан.

На этот раз Данута не стала с ним спорить. Возможно, она почувствовала, что он говорил искренне. Вряд ли имело смысл кого-то или что-то осуждать. Пусть эта мысль и казалась ему циничной, было абсолютно неважно, какой из этих двух миров, столь разных, что они казались антиподами, был устроен правильно, а какой – нет, и неизвестно, можно ли было вообще говорить о какой-то правильности. Данута была права: живущие там люди имели свои взгляды на жизнь и ему, Штефану, оставалось лишь примириться с ними, нравилось ему это или нет.

– Если кто-то из тамошних жителей и впрямь приехал сюда по вашу душу, господин Мевес, то вам угрожает серьезная опасность. Вам нужно быть готовым к чему угодно.