Текст книги "Сердце волка"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 35 страниц)

– Так что же произошло?

Роберт только покачал головой и еще тише ответил:

– Не сейчас. Сначала выйдем отсюда.

Эти слова слегка обеспокоили Штефана, но не более того. Лишь слегка обеспокоили. Пока не было повода для паники.

Они спустились на лифте на первый этаж. Когда двери лифта открылись, Штефан ухватился за кресло Ребекки и хотел было покатить его к выходу из здания, однако Роберт покачал головой и молча указал на стеклянную дверь кафетерия. «Почему бы и нет?» – подумал Штефан. Хотя ему и не хотелось ни есть, ни пить, чашечка кофе, пожалуй, не помешала бы ему, тем более что здесь ведь что-то произошло. При предстоящем разговоре с Ребеккой он предпочитал сидеть перед ней и видеть ее глаза, а не толкать сзади ее кресло и смотреть на ее затылок.

Они выбрали свободный столик у окна. Пока Роберт ходил к стойке, чтобы принести оттуда всем троим кофе, Штефан присел за стол и, глядя на свою жену, стал ждать, когда она сама начнет разговор. Но Ребекка молчала. Она даже избегала его взгляда. Однако теперь, когда Штефан чуть внимательнее и чуть дольше всмотрелся в ее лицо, он в полной мере осознал, как сильно она взволнована.

Но он почему-то не стал допытываться, а терпеливо ждал, пока не вернется Роберт. Тот пришел с подносом, на котором стояли три стаканчика с кофе и тарелка с большим куском сливочного пирога. Он молча расставил стаканчики, с шумом отодвинул от стола дешевый пластмассовый стул и присел. При этом он посмотрел на свои наручные часы и сразу же на дверь, словно кого-то ждал.

– Ну так что? – Штефан заговорил первым. – Выкладывайте. Что произошло?

– Сюда приходила эта безмозглая корова… – начала Ребекка, однако Роберт снова ее перебил: он поднял руки в успокаивающем жесте и попытался улыбкой сдержать уже готовый вспыхнуть гнев Ребекки.

– Ты только не волнуйся! Эта женщина всего лишь выполняла свой долг. И ей было так же неприятно, как и тебе. Мы все уладим.

Штефан озадаченно переводил взгляд с Роберта на Ребекку и обратно:

– Что уладим?

– Сюда приходила сотрудница из Управления по делам молодежи, – ответил Роберт, взяв стаканчик с кофе. – Она, в общем-то, задала только несколько вопросов. А еще у нее было два или три формуляра, которые нужно было заполнить. Вот и все. Ребекка немного сгущает краски.

– Ничего подобного! – вскипела Ребекка. – Она сказала, что Еву поместят в приют и что о ней будут заботиться соответствующие инстанции! Я этого не допущу.

Когда Ребекка произнесла имя ребенка, Штефан слегка вздрогнул. Он до сего момента, думая обо всем этом, называл его просто «ребенок» или же «девочка». И у него были для этого все основания. Однако он не стал сейчас касаться этой темы, а лишь повернулся к Ребекке и таким же успокаивающим тоном, как и Роберт, сказал ей:

– Твой брат прав. Формальности… ты ведь знаешь, что существует определенный порядок. В этой стране ты абсолютно ничего не можешь сделать, не получив на то необходимого письменного разрешения.

Глаза Бекки гневно вспыхнули. Если все так и было, как рассказал Роберт, то столь нервная реакция Бекки была Штефану совершенно непонятна. Сам Штефан, по правде говоря, думал, что соответствующие службы заявят о себе гораздо раньше, чем это произошло на самом деле. В конце концов, они с Ребеккой и девочкой находились во Франкфурте уже целые две недели.

– Она сказала, что о Еве будут заботиться соответствующие инстанции! – не унималась Ребекка. – Ты прекрасно знаешь, что это означает: они упрячут ее в какой-нибудь приют. Я этого не допущу! Никто не отнимет ее у меня!

– Так этого никто и не собирается делать, – сказал Роберт.

Он протянул руку через стол, чтобы успокаивающе погладить Ребекку, но она гневным движением оттолкнула ее и уставилась куда-то в пустоту между ним и Штефаном.

Штефан вздохнул. Он почувствовал, что о чем-то говорить сейчас с Ребеккой просто бессмысленно. Она была слишком взволнована, а потому на нее не действовали даже самые веские аргументы. Штефан повернулся к своему шурину:

– Так что же на самом деле произошло? Ты был здесь, когда приходила та женщина?

Роберт отрицательно покачал головой:

– Я пришел немного позже. Но затем позвонил в их управление по телефону и поговорил с начальником. Это и в самом деле обычная процедура. Они должны оформить кое-какие бумаги. – Он отхлебнул кофе и деланно засмеялся. – Вы ведь привезли ребенка, можно сказать, без роду-племени. Никто не знает, кто его родители, откуда он взялся и что он делал в той долине… Тут не все так просто.

– Да, не просто! – вспылила Ребекка. – Ты же там не был и не видел, что с этой девочкой сотворили. Если бы мы ее не нашли, она была бы уже мертва!

– Из-за этого она не становится автоматически твоей собственностью, – спокойно возразил Роберт.

Роберт и Ребекка были не просто братом и сестрой. Хотя Ребекка редко рассказывала о своем детстве, Штефан знал, что их родители умерли очень рано, а потому все заботы о воспитании Ребекки легли на плечи Роберта. Хотя он был старше ее всего лишь на пять лет, он заботился о ней не только как брат, но и как отец, а потому она, возможно, воспринимала и любила его в обеих ипостасях. Однако Штефану редко доводилось видеть, чтобы Роберт таким тоном спорил со своей сестрой. Судя по удивленному выражению лица Ребекки, она тоже к этому не привыкла.

– А этого… этого никто и не говорит, – смущенно пробормотала она, сбитая с толку неожиданным нападением с той стороны, откуда не ожидала. – Просто дело в том, что…

Роберт прервал ее жестом, но при этом миролюбиво улыбнулся и сказал:

– Я знаю, что ты имеешь в виду. И я тебя понимаю. Но тебе все же нужно успокоиться.

– То, что ты так нервничаешь, только портит людям настроение. Да и тебе самой тоже, – сказал Штефан.

Ребекка на него даже не взглянула. Она больше ничего не сказала, а лишь смотрела на своего брата в полном замешательстве, и Штефан невольно задался вопросом, было ли оно вызвано только сопротивлением, оказываемым сейчас Робертом, или же между ними что-то произошло еще до того, как Штефан пришел в детское отделение. Штефан уже не первый раз в присутствии своего шурина испытывал острое чувство самой что ни на есть банальной ревности. Между Робертом и Ребеккой были своеобразные отношения, и в их обществе Штефан иногда чувствовал себя лишним. Ему даже показалось, что его последние слова Ребекка просто не услышала.

Позади него раздался скрежет отодвигаемого стула, и Штефан, слегка повернув голову, краем глаза увидел, что кто-то присел за свободный соседний стол. «Почему именно рядом с нами?» – невольно подумал Штефан. И действительно, кафетерий был наполовину пустым и новый посетитель вполне мог бы расположиться через три или четыре стола от них, даже если бы хотел сесть именно у окна. Впрочем, Штефан был даже рад тому, что за соседним столом кто-то появился. Вряд ли этот молодой человек сел там, чтобы их подслушивать, однако он, так или иначе, находился достаточно близко для того, чтобы слышать их разговор, и это должно было удержать Ребекку от дальнейших эмоциональных заявлений.

Бекки бросила угрюмый взгляд в направлении нового посетителя, усевшегося позади ее мужа на расстоянии вытянутой руки, но при этом отреагировала именно так, как и надеялся Штефан: ее губы сжались в тонкую бледную полоску и, хотя ее глаза сверкали гневом, она предпочла сидеть молча.

– Наверное, нам пора идти, – проговорил Штефан. – Скоро уже дневной обход, и доктор Крон вряд ли обрадуется, если не застанет тебя в палате.

– Не возражаю, – мрачно согласилась с мужем Ребекка.

Но Роберт тут же посмотрел на часы и, покачав головой, сказал:

– Пожалуйста, подождите еще минутку.

Штефан и Бекки с удивлением уставились на него, и на губах у Роберта появилась легкая смущенная улыбка. Несмотря на свою довольно солидную внешность, он на мгновение стал похож на маленького мальчика, которого уличили в том, что он прогуливает занятия в школе.

– Ты кого-то ждешь? – спросил Штефан.

Роберт кивнул.

– Да. Приходится признаться, что жду. Вы меня приперли к стенке.

– И кого ты ждешь? – поинтересовалась Бекки.

– «Безмозглую корову», о которой ты совсем недавно говорила, – ответил ее брат, снова слегка улыбнувшись.

Увидев, что Ребекка невольно дернулась, он успокаивающе поднял руки и продолжил:

– Я звонил ее начальнику и договорился, чтобы ее прислали сюда еще раз.

– Зачем? – недоверчиво спросила Ребекка.

Ее брат отхлебнул из своего стаканчика – явно для того, чтобы выиграть пару секунд на обдумывание ответа.

– Я просто хотел с ней еще раз поговорить, – наконец сказал он. – Я бы и сам позже к ним сходил, но, как ты знаешь, я сегодня улетаю в Швейцарию и, возможно, вернусь оттуда лишь дня через три-четыре. Я… А вот и она!

Роберт кивнул в сторону двери и одновременно чуть привстал со стула. У него на душе явно полегчало.

Штефан повернулся на стуле и увидел светловолосую женщину средних лет, одетую в ничем не примечательный деловой костюм. Она только что вошла в кафетерий и искала взглядом тех, кто был ей нужен. Увидев Ребекку, она быстрым шагом направилась к их столику. Лицо этой женщины оставалось невозмутимым, а вот у Ребекки в глазах засверкали искры, вот-вот готовые перерасти в молнии. Штефан снова спросил себя, что же могло произойти между этими двумя женщинами сегодня утром.

Бросив на Ребекку почти умоляющий взгляд, он отодвинул свой стул и поднялся. При этом он невольно слегка толкнул сидевшего за ним посетителя и тут же извинился, однако ничего не услышал в ответ.

– Вы, по-видимому, госпожа Хальберштейн? – Роберт сделал шаг навстречу и протянул руку.

Светловолосая женщина, бросив слегка обеспокоенный взгляд на Ребекку, кивком утвердительно ответила на вопрос и быстро пожала Роберту руку.

– А вы…

– Ридберг, – представился Роберт. – Роберт Ридберг.

Он кивнул в сторону Штефана, представил его и затем сказал:

– Госпожа Мевес – моя сестра.

– Я знаю. Мой начальник мне об этом сообщил. – Она отодвинула от стола свободный стул, присела и подождала, пока Роберт и Штефан займут свои места. – Позвольте поинтересоваться, в чем заключается смысл нашей встречи? У меня, в общем-то, очень мало времени.

– Я вас задержу не дольше, чем это действительно необходимо, – заверил Роберт. – Могу я предложить вам кофе?

Она показала жестом, что в этом нет необходимости, и Роберт, с сожалением пожав плечами, продолжил:

– Моя сестра рассказала мне о… разговоре между ней и вами, состоявшемся сегодня утром, госпожа Хальберштейн. Боюсь, что в ходе этого разговора возникли кое-какие недоразумения.

– Да, – согласилась служащая. Она бросила на Бекки взгляд, который был скорее сконфуженным, чем гневным, и затем снова посмотрела на Роберта. – Однако если вы полагаете, что это каким-то образом повлияло на мое решение, то позвольте вас в этом разуверить. Я уже привыкла разговаривать с людьми, находящимися в состоянии эмоционального стресса.

– Рад это слышать, – сказал Роберт. – Тем не менее мне необходимо кое-что уточнить, госпожа Хальберштейн. Хотя я уже обговорил все эти вопросы с вашим руководством, мне хотелось бы еще раз объяснить сложившуюся ситуацию лично вам. Вам известно, что моя сестра и ее муж работают журналистами?

Хальберштейн кивнула. Хотя она ничего при этом не сказала, было видно, что она стала слушать очень внимательно и даже с некоторым напряжением. Штефан терялся в догадках, к чему же клонил Роберт. Слова брата Ребекки удивили и даже слегка обеспокоили его, а потому он вполне мог себе представить, что происходило в голове у светловолосой женщины в течение сделанной Робертом паузы. Скорее всего, то же самое, что и в его голове. Не может быть, чтобы Роберт был настолько наивен, что считал возможным оказать на эту женщину какое-то давление. Штефан, по крайней мере, надеялся, что это не так. Из своего опыта общения с чиновниками Штефан знал, что такие наезды чаще всего дают обратный эффект, иногда, правда, с некоторой задержкой.

– Да, это мне известно, – сказала Хальберштейн через некоторое время. – Но что…

– Но что вам, по-видимому, неизвестно, – перебил ее Роберт и улыбнулся, как бы извиняясь, но не особенно искренне, – так это то, что моя сестра и ее муж были в Боснии… – Он сделал неопределенный жест руками. – Скажем так, с деликатной миссией.

Хальберштейн еще больше напряглась, однако ее лицо по-прежнему оставалось невозмутимым, чего нельзя было сказать о Штефане: он отчаянно ломал голову над тем, к чему же, черт возьми, клонил его шурин.

– И что вы хотите этим сказать? – спросила Хальберштейн.

– Проблема в том, – ответил Роберт, – что я не могу рассказать вам буквально все. Я коснусь лишь некоторых моментов. Но ваш начальник подтвердит мои слова, как только вы вернетесь на службу. Если станет известно, что моя сестра и ее муж находились в том районе, это в сложившихся обстоятельствах может отразиться на дипломатических отношениях между правительством Боснии и нашим правительством.

Штефану пришлось приложить титанические усилия, чтобы по нему не было видно, насколько он ошеломлен услышанным. Тем не менее он не смог не бросить испуганный и одновременно упрекающий взгляд на Ребекку. Она сделала вид, что не заметила этого взгляда, однако уже по этой ее реакции Штефан понял, что появившаяся у него догадка была правильной: Ребекка рассказала Роберту все.

– Я не совсем понимаю, какое отношение… – попыталась перехватить инициативу Хальберштейн, но Роберт снова ее перебил.

– Я как раз к этому и подошел. Насколько я знаю, пока нет никакой официальной реакции со стороны боснийского правительства, ведь так? Я имею в виду, еще никто не заявил о пропаже ребенка и не потребовал его возвращения, да?

– Да, это верно, – подтвердила Хальберштейн. – Но какое…

– Видите ли… – в который раз перебил ее Роберт.

Штефан уже не сомневался, что подобные действия его шурина объяснялись отнюдь не его невежливостью или бестактностью. Он был знаком с Робертом довольно долго и знал, что тот никогда ничего не делает просто так, а потому тактика разговора с Хальберштейн наверняка была продумана им заранее.

– Видите ли, – повторил Роберт, – очень важно, чтобы вся эта история получила как можно меньше огласки.

– История? – Хальберштейн внезапно нахмурилась. – Извините, господин Ридберг, но я нахожусь здесь не по поводу какой-то там истории. И меня не интересуют ни политика, ни дипломатические отношения. Речь идет о ребенке, которого…

– …пока еще никто официально не разыскивает, – перебил ее Роберт, по-прежнему улыбаясь, однако он говорил теперь чуть резче и немного громче. – Его родителей, по всей вероятности, уже нет в живых, да и сам он наверняка был бы уже мертв, если бы моя сестра и ее муж не натолкнулись на него.

– Возможно, – сказала Хальберштейн. Несколько секунд она растерянно переводила взгляд с одного из сидевших перед ней людей на другого, а затем открыла свою сумочку, вытащила из нее сигарету и, прежде чем снова заговорить, закурила. – Но существуют определенные правила, которые мы должны соблюдать. Ваша сестра привезла из-за границы ребенка, о котором мы ничего не знаем. Мы не знаем его имени, и нам ничего неизвестно ни о судьбе его родителей, ни об обстоятельствах, при которых он… – Хальберштейн на мгновение запнулась и нерешительно посмотрела на Ребекку. – Был брошен. Даже если все произошло именно так, как вы рассказали, тут может идти речь о преступлении, и с этим необходимо разобраться.

– Единственное преступление – это то, что мы нашли Еву, – резко произнесла Ребекка.

Хальберштейн затянулась сигаретным дымом и повернулась к Ребекке. Штефан мысленно восхитился самообладанием этой женщины. Впрочем, она, наверное, и вправду, как уже говорила, привыкла разговаривать с людьми, на которых давили сложившиеся обстоятельства, а также привыкла к тому, что эти люди в свою очередь пытались давить на нее.

– Я вполне могу вас понять, госпожа Мевес, и даю вам слово, что мы постараемся рассмотреть данное дело без лишних формальностей и так быстро, как это вообще возможно. Однако определенные правила должны быть соблюдены. Я не знаю, что кроется за всей этой историей, но могу вас заверить, что благо ребенка для нас намного важнее, чем какие-то там дипломатические осложнения.

Ребекка уже открыла рот, чтобы ответить что-то язвительное, но ее брат резким жестом заставил ее замолчать.

– Это мне понятно, – сказал он. – И должен заявить: я вовсе не хочу оказывать на вас какое-либо давление или угрожать вам.

– От этого было бы мало толку, – холодно заметила Хальберштейн.

– А если бы даже и хотел, то начал бы наш разговор совсем по-другому, – невозмутимо продолжил Роберт. – Я всего лишь прошу вас отнестись к данному делу как к исключительно деликатному.

– И только ради этого вы меня сюда вызвали? – спросила Хальберштейн. В ее голосе прозвучала обида.

Роберт покачал головой:

– Конечно, нет. Я хочу, чтобы вы еще кое-что узнали об этой девочке. Вы, полагаю, уже говорили с профессором Вальбергом.

– Еще нет. Медицинское заключение…

– …содержит, возможно, не все факты. Девочка… – Роберт бросил быстрый взгляд в сторону Бекки. – Евахотя физически и здорова, но есть кое-какие моменты, которые не нашли отражения в официальном медицинском заключении. И вам следует о них знать.

Хальберштейн стала предельно внимательной.

– Какие именно? – спросила она.

– Ну этот случай ученые, возможно, посчитали бы заслуживающим внимания, – ответил Роберт. – Судя по всему, она была брошена своими родителями и ее растили дикие звери.

Хальберштейн, вздрогнув, секунды две-три изумленно смотрела на Роберта, и Штефан впервые увидел на ее лице проявление человеческих чувств – неуверенную нервную улыбку, которая, впрочем, исчезла так же быстро, как и появилась.

– Что вы сказали?

– Пока что это всего лишь предположение, – Роберт слегка взмахнул рукой. – Вам, так или иначе, следует самой поговорить с профессором Вальбергом, однако все говорит о том, что этот ребенок провел в условиях дикой природы несколько месяцев, а то и лет. В любом случае девочку нужно подольше подержать в этой больнице, и, по всей видимости, после выписки из больницы ей потребуется необычайно интенсивный уход и забота.

– И вы полагаете, что вы в состоянии обеспечить подобный уход? – Хальберштейн, повернувшись к Ребекке, постаралась задать этот вопрос исключительно деловым тоном. Впрочем, это у нее не очень хорошо получилось.

– Что касается медицинского ухода, – быстро сказал Роберт, – то, безусловно, нет. Однако сестра вполне сможет заботиться о девочке. Вы ведь понимаете, что о помещении девочки в какой-либо приют не может быть и речи. Поэтому я предлагаю вам, как только Еву выпишут из больницы, передать ее под опеку моей сестры и ее мужа. Тем более что Ребекка уже сообщила вам о своем намерении удочерить девочку.

– Это все не так просто, – произнесла Хальберштейн.

Данная фраза прозвучала из ее уст почти механически, как заготовленный штамп.

– Я понимаю, – сказал Роберт. – Мы от вас и не требуем ничего сверхъестественного – лишь доброй воли и немножко сочувствия.

Хальберштейн холодно посмотрела на него.

– Одного этого явно не хватит, – не согласилась она. – Удочерение… – Женщина покачала головой. – Это не так просто, как вы, возможно, думаете. Даже если бы я была и не против, то все равно не я одна это решаю.

– А вы – против, – вмешалась Ребекка.

– Вопрос не в этом, – сказала Хальберштейн.

Она по-прежнему оставалась спокойной. Глядя на нее, Штефан осознал, что она, пожалуй, весьма поднаторела в подобных разговорах. Хотя она была не старше и Ребекки, и Штефана, ей, по всей видимости, уже доводилось выслушивать всевозможные колкости, сталкиваться с риторическими уловками и отвечать на провокационные вопросы. А потому было абсолютно бессмысленно пытаться противоборствовать ей в этом деле.

Ребекка, похоже, была другого мнения, а потому она с воинственным выражением лица слегка наклонилась вперед, положив обе ладони на край стола. Она буквально излучала агрессию, отчего Штефану вдруг стало не по себе. Одна из причин его женитьбы на ней заключалась в ее неудержимом темпераменте, но даже он еще никогда не видел ее такой агрессивной. По крайней мере, такой необоснованно агрессивной.

– Меня не интересует, чего требуют ваши дурацкие правила, – произнесла Ребекка. Ее голос дрожал. – Те люди убили бы Еву, если бы мы ее не обнаружили. Они хотели принести ее в жертву своим языческим предрассудкам. И вы после этого будете настаивать, чтобы мы отдали ее назад?

Хальберштейн хотела что-то ответить, однако вмешался Роберт. Попытавшись успокоить жестом свою сестру, он сказал:

– Безусловно, это всего лишь предположение. Но для него есть определенные основания. Как я уже говорил, госпожа Хальберштейн, я не могу рассказать вам буквально все, но полагаю, что вы получили представление о реальной подоплеке всей этой истории.

– Да уж, получила! – бросила Хальберштейн, и Штефан невольно спросил себя, какой смысл она вложила в эти слова. Она затушила в пепельнице свою сигарету и поднялась со стула. – Думаю, будет лучше, если я пойду. У меня и в самом деле мало времени. Однако обещаю вам, что займусь этим делом как можно скорее.

Хальберштейн ушла, больше не сказав ни слова. Хотя она шла твердым шагом и не оглядывалась, Штефан по ее напряженной фигуре и быстрой, порывистой походке понял, что она вовсе не была такой спокойной, какой пыталась казаться. Да и в самом деле, эта ситуация, по крайней мере с ее точки зрения, могла выглядеть так, будто Роберт и Ребекка ее откровенно запугивали.

Штефан посмотрел на своего шурина со все возрастающим смятением, к которому постепенно примешивался гнев. Поступок Роберта был, мягко говоря, не очень умным. Кроме того, это было совершенно не в его стиле. Если Штефана что-то и восхищало раньше в брате Ребекки, так это его необычайная сообразительность и умение хладнокровно и ловко улаживать возникающие проблемы.

Сидевший за Штефаном человек зашевелился. Штефан придвинулся ближе к своему столу, чтобы этому человеку было легче встать, и, покосившись на него, краешком глаза заметил поношенные джинсы, черную куртку из кожзаменителя и коротко подстриженные светлые волосы. Его внешность о чем-то напомнила Штефану, но это что-то ускользнуло из его сознания раньше, чем трансформировалось в конкретное воспоминание: мозг Штефана был сейчас занят более важными проблемами.

– Что, черт возьми, все это значит? – спросил он, глядя поочередно то на Бекки, то на ее брата.

Ребекка лишь молча посмотрела на него. Весь ее вид выражал упрямство. Роберт улыбнулся, но тоже ничего не ответил. Штефан посмотрел на своего шурина так, что тому стало не по себе. Затем он повернулся к Ребекке:

– Ну?

– Я попросила Роберта мне помочь, – пояснила она дерзким, вызывающим тоном.

– Это я заметил, – сказал Штефан. Он пытался оставаться спокойным, хотя с каждой секундой это давалось ему все труднее. Ему не хотелось ввязываться сейчас в скандал, хотя он и понимал, что рано или поздно его не избежать. – А почему не меня?

– А ты бы это сделал? – спросила Ребекка.

– Разумеется, – ответил Штефан. – Но возможно, в другой форме. – Он повернулся к Роберту. – То, что ты сейчас ей говорил, было самым неблагоразумным из всего, что я когда-либо слышал от тебя.

– Я знаю, как нужно обращаться с подобными людьми, – возразил Роберт. Слова Штефана, похоже, не произвели на него особого впечатления. – Поверь мне: она сейчас вся кипит от гнева, но при этом прекрасно понимает, что мало что может сделать. Когда мы встретимся с ней в следующий раз, я сделаю шаг-другой ей навстречу и она от радости выполнит все, о чем мы попросим.

– Но зачем? – ошеломленно спросил Штефан. – К чему этот… фарс? Ведь эта женщина всего лишь выполняет свой долг.

– Именно таких слов я от тебя и ожидала, – вмешалась Ребекка.

– А чего еще можно ожидать? – сказал Штефан чуть более резким, но все еще довольно сдержанным тоном. – Я считаю, что она абсолютно права. Неважно, при каких обстоятельствах мы нашли этого ребенка, есть законы и правила, которые мы должны соблюдать. Ты что, думала, что мы можем этого ребенка вот так просто взять себе, как ничейную собаку?

– Я вас умоляю! – Роберт успокаивающе приподнял руки. – Только не вцепитесь друг другу в горло. От этого все равно не будет никакой пользы.

Он посмотрел на часы и поднялся со стула.

– Мой самолет вылетает примерно через час, а потому у меня почти не осталось времени.

Штефан в этот день не остался в больнице на все время, разрешенное для посещения, как делал раньше, а принял предложение Роберта подвезти его в город. Для этого Роберт должен был сделать крюк, да и Штефан быстрее бы добрался на метро, однако ему было очевидно, что сегодня не стоит задерживаться в больнице. Кроме того, он испытывал острую необходимость поговорить с Робертом.

По пути в палату Ребекки они не проронили ни слова, да и когда они спускались на лифте в подземный гараж, тоже царило тягостное молчание. Штефан понимал, что его шурин чувствует себя неловко: Роберт Ридберг при обычных обстоятельствах был не из тех людей, которые поступают вопреки своим убеждениям. У Штефана все больше и больше крепло подозрение, что сегодня утром произошло нечто гораздо более существенное, чем то, о чем ему рассказали.

Только когда они сели в автомобиль и Роберт завел мотор, Штефан нарушил затянувшееся молчание. Он заранее продумал, как ему следует начать этот разговор, но все заготовленные фразы вдруг куда-то улетучились, и он лишь неуклюже спросил:

– Скажи-ка, что все это значит? Объясни все по порядку, а то я ничегошеньки не понимаю.

Роберт включил фары и, подъехав к автомату-контролеру на выходе, нажал кнопку автоматического опускания стекла дверцы.

– Я знаю, что это было бессмысленно, – сказал он, вздохнув. – И, как ты совершенно справедливо заметил, не особенно благоразумно. Но мне пришлось пойти на это ради Ребекки.

– Пойти на что? – уточнил Штефан. – На то, чтобы вести себя как недотепа? Господи, Роберт, если ты хотел настроить эту женщину против меня и Ребекки, то тебе это вполне удалось. А я всегда думал, что ты умеешь обращаться с людьми.

– Проблема не в этом, – произнес Роберт.

Он наклонился влево и, кряхтя, высунулся в окно, чтобы вставить чип-карту в автомат.

Штефан мимоходом заметил, что у Роберта не было маленького бумажного талона, который выдавали на въезде простым смертным. И только тут ему пришло в голову, что его шурин припарковывал свою машину в том месте подземного гаража, которое предназначалось для врачей и обслуживающего персонала больницы.

Роберт снова откинулся на сиденье и начал нетерпеливо тарабанить кончиками пальцев по рулю, ожидая, когда же наконец поднимется черно-желтый шлагбаум.

– Она не создаст нам никаких трудностей, – продолжал он. – Поверь мне, я знаю, как обращаться с подобными людьми. Я уже поговорил кое с кем по телефону и, как только вернусь из Цюриха, улажу все остальное.

– А с чего ты решил, что она намеревается создать нам трудности? – спросил Штефан. – Я имею в виду… еще до того, как ты устроил ей это небольшое представление.

Роберт проигнорировал выпад Штефана и, дождавшись открытия шлагбаума, надавил на педаль газа так, что машина резко рванулась вперед. Штефана откинуло на спинку сиденья. Он подумал, что все-таки у Роберта Ридберга было две или три черты, которые не увязывались с его имиджем преуспевающего бизнесмена и заботливого опекуна своей сестры, который он так тщательно пытался поддерживать. Одна из этих черт заключалась в том, что, по крайней мере в глазах Штефана, Роберт был уж слишком бесшабашным водителем. За пятнадцать лет, что они друг друга знали, Роберт заездил до полного износа несколько автомобилей и лишь благодаря счастливой случайности не покалечился в какой-нибудь аварии. Да и водительских прав его до сих пор еще не лишили, наверное, только потому, что у него были хорошие связи.

Когда они выехали из тускло освещенного неоновыми лампами гаража на яркий солнечный свет, Штефан невольно сощурил глаза. От такого резкого перехода он секунды две или три почти ничего не видел. То же самое, по-видимому, произошло и с Робертом, однако это не помешало ему еще больше надавить на педаль газа и, взвизгнув шинами по асфальту, вырулить на улицу.

– Эта Хальберштейн была сейчас гораздо менее категоричной, чем сегодня утром, – сказал Роберт через несколько секунд.

– Так ты все-таки был там сегодня утром? – спросил Штефан.

Роберт покачал головой и ответил:

– Нет. Но Ребекка мне все рассказала. Когда эта женщина приходила сегодня утром, она, по-видимому, считала само собой разумеющимся, что девочка будет помещена в приют, как только ее выпишут из больницы. А вы ведь с Бекки уже не раз бурно обсуждали вопрос удочерения ребенка.

Штефан с удивлением посмотрел на своего шурина.

– А ты откуда знаешь, что мы обсуждали, а что нет?

– Ребекка рассказала, – ответил Роберт. Он покосился на Штефана. – А ты об этом не знал?

– Нет, – проговорил Штефан.

– Ну это вопрос взаимоотношений внутри семьи, – заметил Роберт. – Мне вы тоже не всегда все рассказываете. – Он покачал головой. – Знаешь, Штефан, если бы ты не был моим любимым зятем, то я бы сейчас на тебя очень злился. Вы ведь поначалу понарассказывали мне столько всяких небылиц.

– Я у тебя единственныйзять, – поправил его Штефан. – И что же тебе рассказала Ребекка?

– Правду, – ответил Роберт. – По крайней мере, надеюсь, что на этот раз это была правда. Вы ведь ни в какой машине не застревали, и никакие бродячие собаки вас не кусали.

Штефан некоторое время молчал. Это была, в общем-то, та версия, которой они после своего возвращения из Боснии пичкали и Роберта, и всех других своих родственников и знакомых. Хотя и не особенно замысловатое, но вполне правдоподобное объяснение их ранений и вообще того состояния, в каком они пребывали после возвращения. Конечно, не все из рассказанного ими было принято за чистую монету. Поползли различные слухи и предположения, и некоторые из сообщений, которые он ежедневно прослушивал по своему автоответчику, свидетельствовали о том, что какие-то из этих предположений были недалеки от истины.

Тем не менее Штефан был слегка шокирован. Он спрашивал себя, что из произошедшего с ними в действительности Ребекка могла рассказать своему брату и зачем она это сделала. Она ведь вполне уяснила предупреждение Висслера, да и вообще к таким вещам обычно она относилась намного серьезнее, чем Штефан.

– Пока ты размышляешь над тем, какие мне задать вопросы, чтобы выяснить, что же я на самом деле знаю, – насмешливо сказал Роберт, – позволь тебе сообщить, что я уже навел кое-какие справки о Висслере. А еще о Баркове и его головорезах.