Текст книги "Сердце волка"

Автор книги: Вольфганг Хольбайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)

– Рад видеть вас живым и здоровым. Искренне рад!

– А как поживает ваша супруга? – спросил Вестманн.

– Хорошо, – сдержанно ответил Штефан.

Роберт тут же добавил:

– Имеется в виду, хорошо для такой ситуации, как эта. К ней как раз приехал врач.

– Ваши слова, наверное, означают, что у нас нет возможности с ней поговорить, – предположил Вестманн.

– Какой ситуации? – тут же спросил Дорн.

– Моя жена больна, – спокойно ответил Штефан. – Вы ведь знаете, что еще несколько часов назад она была в больнице. Поспешный переезд из больницы сюда вряд ли хорошо сказался на ее здоровье.

– А мы как раз об этом и хотели вас расспросить, – сказал Дорн. – Что произошло?

– Именно такой вопрос я сейчас хотел задать вам! – произнес Роберт еще до того, как Штефан успел что-то ответить.

Дорн холодно посмотрел на Роберта.

– Я спрашивал не вас, а господина Мевеса.

– Но вы находитесь в моемдоме, – заметил Роберт. – Кроме того, моя сестра попросила меня представлять ее интересы.

Штефан что-то не мог ничего подобного припомнить. К тому же он сильно сомневался в том, что Ребекка могла так поступить в сложившейся ситуации, да еще и не посоветовавшись с ним. Он видел, что физиономия Дорна становилась все мрачнее, и решил попытаться хоть как-то разрядить обстановку.

– Я вас умоляю! Давайте спокойно во всем разберемся. Я охотно отвечу на ваши вопросы, господин Дорн.

– У меня, в принципе, только один вопрос, – невозмутимо произнес Дорн. – Что, черт возьми, происходит?

– Не знаю, – ответил Штефан, и это было правдой, хотя и в несколько ином смысле, чем предполагал Дорн. – Клянусь вам, у меня нет ни малейшего представления, что все это означает.

– А у меня есть, – вмешался Вестманн. – Кто-то хочет вас убить.

– Ну и что? – спросил Роберт. – Разве Штефан виноват в этом?

– Я так не думаю, – ответил Дорн, жестом сдерживая своего коллегу. – Нам просто очень хотелось бы узнать, кто и почему еще до того, как появятся новые невинные жертвы.

– Поверьте мне, я этого не знаю, – заверил Штефан. – Я бы сказал вам, если бы знал… Я, видите ли, хочу еще немножечко пожить.

– Может, хватит? – проворчал Вестманн. – Почему бы нам не арестовать этого типа и не продолжить разговор в управлении полиции?

Дорн – уже довольно нетерпеливо – поднял руку, чтобы заставить своего коллегу замолчать, но сказал:

– Да, почему бы и нет, господин Мевес? У меня есть все основания… Все же пять трупов, если я правильно посчитал.

«Значит, пять», – подумал Штефан. По всей видимости, полицейские еще не обнаружили трупы людей Баркова.

– У вас есть ордер на арест? – спросил Роберт.

– В подобных обстоятельствах он не нужен, – язвительно заметил Вестманн. – Можете мне поверить: если мы захотим, то сможем сейчас увезти с собой вашу сестру и ее мужа. Да и вас тоже.

– Вряд ли, – отрезал Роберт. – Даже если бы вы задержали нас, то уже через три часа мы снова были бы на свободе, а вы остались бы без работы. Можете мне поверить.

Дорн закатил глаза, а Штефан указал на Вестманна, а затем на шурина и сказал:

– А почему бы нам не запереть вас двоих в гараже и не посмотреть, кто из вас победит?

Уголки губ Дорна слегка дернулись, но он все же остался серьезным.

– Это не остроумно, господин Мевес, – заметил он. – Мы приехали сюда прямо из больницы, в которой лежала ваша супруга. То, что я там увидел, – самое жуткое из всего, с чем я сталкивался в своей жизни. А уж я много с чем сталкивался.

«Но в той котельной тебе побывать еще не довелось, – подумал Штефан. – И в темном помещении над лестницей тоже».

– Итак, назовите мне хотя бы одну вразумительную причину, по которой мне не следует вас сейчас арестовывать, – продолжил Дорн. – Хотя бы одну, но вразумительную. А то я постепенно начинаю терять терпение.

– Неужели, инспектор? – воскликнул Роберт. – Здесь это никого особенно не впечатляет. Такими заявлениями вы только выставляете себя в смешном виде. А еще…

Штефан почувствовал, что может случиться еще до того, как это произошло. Дорн все еще выглядел довольно спокойным. Ни по выражению его лица, ни по взгляду не было заметно, что он хоть как-то реагирует на слова Роберта. Тем не менее Штефан отчетливо почувствовал, что за внешним бесстрастием скрывается все нарастающее напряжение и вот-вот произойдет взрыв.

Дорн вдруг так резко повернулся, что Роберт от неожиданности запнулся на полуслове и невольно отступил на полшага.

– Хватит! – твердо сказал Дорн.

Он произнес всего лишь это слово, к тому же не повышая голоса. Однако та интонация, которой это было сказано, придала этому слову такой вес, что Роберт не только не стал больше ничего говорить, но и отступил от Дорна еще на шаг.

– И в самом деле, хватит, – через несколько секунд добавил Дорн. – Ввязываться в подобные игры у меня нет ни желания, ни времени. Черт бы вас всех побрал! Уже поздно! Мой рабочий день закончился еще четыре часа назад. Я хочу есть, я устал. Я хочу растянуться дома на диване, выпить со своей женой по стаканчику вина и послушать последние дворовые сплетни. Вам понятно? А вместо этого чем мне приходится заниматься? Какой-то там взорванной машиной! Убитым таксистом и тремя убитыми медсестрами! Застреленным профессором и восемнадцатилетним служащим, у которого в голове зияет дырка размером с кулак! Не говоря уже о том, что больница выглядит так, будто израильские спецслужбы проводили в ней боевые учения! А единственные свидетели всего этого свинства – ваша сестра и ваш зять! Так что не надо мне, черт возьми, советовать держать себя в руках!

То, как вел себя сейчас Дорн, на самом деле не соответствовало его реальному психическому состоянию. Он просто очень искусно разыгрывал спектакль – не более того. Когда он повернулся к Роберту и прервал его, он действительно вспылил, однако эта внезапная вспышка угасла так же быстро, как и возникла. Дорн всего лишь сказал Роберту то, что, с его точки зрения, должно было произвести в подобной ситуации наибольшее впечатление. Штефан невольно подумал, что все-таки не составляет труда видеть людей насквозь, если уметь это делать.

– Профессор Вальберг? – воскликнул Штефан. – Он… мертв?

– Он, служащий и три медсестры, которые, к своему несчастью, в этот вечер дежурили, – сказал Дорн. – Но вы, конечно же, ничего об этом не знаете, да?

Ни слова об убитом наемнике, которого Штефан обнаружил в палате Евы, ни слова о человеке Уайта! Не упомянул Дорн и о двух трупах, оставшихся лежать на газоне. Неужели Штефану расставили ловушку?

– Я действительно ничего не знаю, – ответил Штефан. – Я хочу сказать, что я… Мне известно, что там что-то произошло, но не знаю, что именно.

– Та медсестра, с которой вы разговаривали, совершенно другого мнения, – заметил Вестманн. Он слегка наклонил голову набок. – Насколько я помню, она охарактеризовала ваше состояние словом «паника».

– Это вполне подходящее слово, – заметил Штефан. – А как бы вы себя чувствовали? Я ведь, услышав выстрелы и крики, схватил Ребекку и дал оттуда деру. А что же мне, по-вашему, следовало делать? Войти внутрь, чтобы меня пристрелили?

– Конечно, нет, – ответил вместо Вестманна Дорн. – Вы вели себя абсолютно правильно. Если я кого и боюсь больше, чем убийц-психопатов, так это не очень искушенных в подобных делах любителей острых ощущений, которые строят из себя джеймсов бондов. Но вам следовало подождать, пока не приедем мы. Почему вы не закрылись в каком-нибудь помещении и не дождались нас, вместо того чтобы носиться по городу как угорелые?

– Потому что я отнюдь не считаю себя кем-то вроде Джеймса Бонда, – пояснил Штефан. Как ни странно, он отчетливо осознавал, что именнохочет от него услышать Дорн. – Я, черт возьми, перепугался – и за Ребекку, и за свою собственную жизнь! Это что, так уж постыдно?

– Нет, – сказал Дорн. – Я просто не уверен, что это соответствует действительности.

– Что вы имеете в виду?

– Именно то, что говорю, – произнес Дорн. – Быть может, я не очень хороший полицейский, однако у меня все же есть кое-какой опыт. Даже у никудышного полицейского с годами вырабатывается умение разбираться в людях.

– Ну и что из этого? – спросил Штефан.

– Две черты мне кажутся не характерными для вас, – продолжил Дорн. – Наивность и трусость. Вы явно не наивный человек и явно не трус.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. – Штефан попытался прикинуться дурачком.

Если он мог видеть Дорна насквозь, то это отнюдь не означало, что Дорн в свою очередь не мог видеть насквозь его. Конечно же, инспектор не обладал, как Штефан, сверхчувствительным мировосприятием, которое, возможно, было похоже на то, как воспринимает окружающий мир волк, однако Дорн был прав насчет работы полицейского: без знания людей в этой профессии делать нечего.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, – возразил Дорн. – А еще вы прекрасно знаете, что сейчас происходит. Кто-то решил вас прикончить, и я абсолютно уверен, что вы знаете кто. Что же касается трусости… я сталкивался со многими трусами. Никому из них в подобной ситуации не пришло бы в голову заявиться в клинику и вывезти оттуда свою жену. Почему вы не позвонили мне?

– Потому что Ребекка в этом случае была бы сейчас, наверное, уже мертва, – ответил Штефан.

– Или пятеро других людей были бы еще живы.

Штефан, сжав губы, молчал. Он понимал, что Дорн, к сожалению, был прав. Штефан, несомненно, спас Ребекку, но при этом было потеряно очень много времени. Возможно, полиция смогла бы своевременно оказаться на месте, чтобы предотвратить эту бойню. Однако Штефану тогда даже и в голову не пришло обратиться к кому-нибудь за помощью.

– Да, – тихо произнес он. – Вероятно. Мне жаль, что так произошло. Когда люди впадают в панику, они начинают совершать ошибки.

– Остается только спросить, кого вы имеете в виду, – сказал Дорн. Затем он глубоко вздохнул. – Как я уже говорил, я очень устал после такого длинного рабочего дня. Я мог бы сейчас же арестовать вас и увезти с собой.

– Почему же вы этого не делаете?

По взгляду Дорна Штефан понял, что уже перегибает палку.

– Наверное, потому, что мне не хочется после этого еще два часа заниматься всякой писаниной, – ответил Дорн. – Кроме того, здесь вы, пожалуй, будете в большей безопасности, чем в камере следственного изолятора. Вы даете мне слово, что никуда не уйдете из этого дома, а завтра в десять утра явитесь ко мне в кабинет?

– А что, у меня есть выбор? – спросил Штефан.

– Разумеется, – серьезно ответил Дорн. – Вы можете поехать с нами прямо сейчас.

– Тогда уж лучше завтра в десять, – сказал Штефан. – Сегодня я все равно не смогу быть вам полезен. Боюсь, что я устал так же сильно, как и вы. – Он улыбнулся. – Вам не нужно переживать, что я куда-то убегу.

Дорн оставался серьезным.

– А я и не переживаю, – поправил его Дорн. – Как я уже говорил, я отнюдь не считаю вас бестолковым.

– Кроме того, вы не стали бы уезжать из города без девочки, так ведь? – добавил Вестманн.

– Без девочки? – Штефану оставалось только радоваться тому, что Дорн стоял спиной к Роберту и не видел выражения его лица. Он надеялся, что ему самому удается лучше сдерживать свои эмоции. – Вы говорите о Еве? А что с ней?

– Ничего, – ответил Дорн. – Полагаю, что с ней… все хорошо.

–  Полагаете?

– Ну я не слышал ничего такого, что меня насторожило бы, – сказал Дорн. Он попытался произнести эти слова как можно более непринужденным тоном, но это ему не удалось. Не нужно было обладать обостренным восприятием, чтобы заметить внезапно появившееся во взгляде Дорна напряжение. – Хотя меня немного удивляет, что вы спросили о ней лишь сейчас.

– Тогда как все происходящее каким-то образом, несомненно, связано с этой малышкой, – добавил Вестманн.

Штефан проигнорировал его слова.

– Позвоните мне, как только узнаете, все ли в порядке с этой девочкой, – попросил он. – Когда моя супруга проснется, она сразу же спросит о ней.

Одну-единственную и вместе с тем бесконечно долгую секунду Дорн в упор смотрел на Штефана, и у того возникло неприятное ощущение, что полицейский либо попросту читает его мысли, либо, по крайней мере, догадывается о них.

Наконец Дорн кивнул и демонстративно повернулся к выходу.

– Итак, до завтра, – сказал он. – И хорошо бы, чтобы у вас нашлись ответы на мои вопросы, господин Мевес, а если нет – тогда захватите зубную щетку и сменное белье.

Дорн и оба его спутника ушли. Роберт не потрудился их проводить, однако еле заметно подал знак своему телохранителю, чтобы тот пошел вслед за полицейскими. Штефан все больше убеждался в том, что его шурин уже не первый раз пользуется услугами этих верзил. Может, ему последние десять лет нужно было меньше концентрироваться на своем неприязненном отношении к шурину, а больше уделять внимания тому, чтобы разобраться, чем же Роберт, собственно говоря, занимается.

Едва закрылась дверь за полицейскими, как Роберт тут же выпалил, словно из пистолета:

– Почему ты ему не сказал, что Ева здесь?

– Потому что он это и так знал, – ответил Штефан, а мысленно добавил: «Только он один».

Штефан был уверен, что Вестманн даже не догадывался об этом. Он всего лишь случайно ляпнул то, что послужило подсказкой для его коллеги.

– Но ведь было просто глупо в этом не признаться, – возмущенно сказал Роберт, покачав головой. – Тебе что, хочется, чтобы тебя арестовали?

– Он уже давно мог это сделать, – заметил Штефан. – Видишь ли, Роберт, Дорн абсолютно прав: при сложившихся обстоятельствах у него было уже не меньше дюжины поводов меня арестовать. Но он почему-то выжидает.

– Ну и пусть выжидает – хоть до самой смерти! – заявил Роберт. – Этот тип явно себя переоценивает, да и ты, с моей точки зрения, уж слишком высокого мнения о нем. Он – всего лишь пешка. Мне с ним расправиться – раз плюнуть.

В этой комнате явно был еще один человек, который себя переоценивал. Штефан, впрочем, знал, что с его шурином по этому поводу спорить совершенно бесполезно. Кроме того, ему очень хотелось надеяться, что он все же ошибается и у Роберта действительно есть такие влиятельные друзья, как он утверждает.

– Послушай… – неожиданно сказал Роберт. На его лице появилось отчасти задумчивое, отчасти недоверчивое выражение. – А что это он говорил по поводу того, что твою машину якобы взорвали?

– Что говорил, то и говорил, – ответил Штефан. – Кто-то засунул мне бомбу под капот. Не очень вежливый поступок, хотя и весьма впечатляющий. Да и зрелище было весьма эффектное.

– Но ведь ты на ней… – Роберт запнулся, когда наконец, видимо, понял, что на самом деле произошло. Он слегка побледнел.

Штефан мысленно рассмеялся, отметив, что он, по крайней мере, еще способен испытывать и другие чувства, а не только страх и недоверие. Это успокаивало.

Если его вообще могло хоть что-то успокоить.

Врач пробыл с Ребеккой и девочкой еще целых десять минут – достаточно долго для того, чтобы спокойствие Штефана переросло в озабоченность, а озабоченность – в нервозность. Выражение лица врача, спускающегося по лестнице, тоже отнюдь не успокоило Штефана. Врач выглядел утомленным, и его лицо было таким серьезным, что это дало дополнительную пищу уже разыгравшейся фантазии Штефана.

– Как дела у моей сестры? – спросил Роберт еще до того, как Штефан успел набрать в легкие воздух, чтобы задать примерно такой же вопрос.

Доктор Риманн сделал рукой жест, смысл которого можно было истолковать как угодно. Он спустился, часто и как-то нервно шагая, по лестнице, поставил свой портфель на письменный стол Роберта и лишь затем ответил:

– Хорошо. Во всяком случае, лучше, чем я ожидал после всего того, что вы мне рассказали. Она очень сильно истощена, однако это вполне поправимо. Для этого ей необходимы нескольких дней полного покоя и восстанавливающие препараты. – Тут он наконец посмотрел на Штефана. – Как фамилия лечащего врача вашей супруги?

– Профессор… – машинально начал Штефан, однако запнулся и вместо ответа сам задал вопрос: – А зачем вам нужна его фамилия?

– Потому что или он дурак, или дело в том, что между врачом и пациентом не сложились доверительные отношения, – ответил Риманн.

– Что вы имеете в виду? – спросил Роберт.

– Ваша сестра абсолютно здорова, – пояснил врач, однако тут же слегка поднял руки, показывая этим, что не стоит делать поспешных выводов. – С некоторыми оговорками, конечно. У меня здесь не было ни возможности, ни времени на ее тщательное обследование. Но я не увидел никаких ран. Точнее говоря, даже ни одной царапины.

– Вы уверены? – воскликнул Роберт.

Он и Штефан обменялись удивленными взглядами.

Действительно, Роберт ведь достаточно часто навещал Ребекку в клинике, чтобы не понаслышке знать о ее состоянии. Более того, он сам видел разорванную и пропитанную кровью ночную рубашку, в которой она совсем недавно приехала сюда.

– Нет, – язвительно ответил Риманн. – Я просто болтаю от нечего делать и вовсе не осматривал вашу сестру, а простоял десять минут у окна, радуясь, что вы мне заплатите приличную сумму за вызов на дом.

– Извините, – сказал Роберт. Он по-прежнему выглядел очень удивленным. – Я не хотел вас обидеть. Но дело в том, что…

– Ребекка была очень сильно ранена, – перебил его Штефан. – Я видел это собственными глазами.

Риманн возмущенно пожал плечами, как будто этот разговор сильно действовал ему на нервы. А может, он почему-то боялся вдаваться в подробности?

– Я могу говорить только о том, что явидел собственными глазами, – заявил он. – Вы говорили, что это были раны от укусов?

Штефан ничего подобного не говорил, но, по всей видимости, Роберт еще раньше ввел врача в курс дела. А потому Штефан кивнул.

– Иногда раны на первый взгляд кажутся более ужасными, чем они есть на самом деле, – сказал Риманн и снова пожал плечами. – Возможно, мой коллега сотворил настоящее чудо… Не знаю! Возможно…

– Возможно – что? – спросил Штефан, так и не дождавшись, когда врач скажет что-нибудь еще.

Риманн секунду молча смотрел на Штефана, а затем решительно покачал головой.

– Мне больше нечего вам сказать по этому поводу! А как ваши дела? Вам тоже нужна медицинская помощь?

– Не больше, чем Ребекке, – ответил Штефан. – Несколько часов сна – и я буду в норме. Прошедший день был очень… напряженным.

– И для меня тоже, – сказал Риманн. Он повернулся к Роберту и одновременно взял со стола свой портфель. – Я вам еще нужен? Уже довольно поздно.

– Нет, – ответил Роберт. – Спасибо, что вы согласились прийти в такое позднее время.

Риманн ушел. Точнее, говоря, он не просто ушел– его уход показался Штефану бегством, хотя врач не слишком торопился.

Роберт молча посмотрел вслед Риманну. Штефан хотел что-то сказать, но Роберт молча покачал головой, повернулся – все так же молча – к телохранителю и сделал ему знак удалиться. Верзила, ни слова не говоря, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

– Итак? – спросил Роберт.

– Что – итак?

На лице Роберта стали собираться грозовые тучи.

– Что все это значит?

– Возможны два варианта, – ответил Штефан. – Либо тебе нужен новый домашний врач, либо мы стали жертвами реформы здравоохранения. Ты ведь знаешь, что в настоящее время в больницах…

– Прекрати нести всякую чушь! – перебил его Роберт. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Что происходит? Почему Ребекка пытается представить себя тяжелораненой, если она на самом деле вполне здорова?

Штефан еле удержался от того, чтобы облегченно вздохнуть. Ему было бы очень трудно подыскать ответ на вопрос Роберта по поводу того, что, собственно, происходит, однако тот сам почти ответил на этот вопрос.

– Этого я не могу тебе сказать, – ответил Штефан. – Дело в том, что все не так просто, как кажется.

Роберт чуть не задохнулся от возмущения.

– Ну да! – фыркнул он. – Я, наверное, слишком туп, чтобы хоть что-нибудь понять. Почему бы тебе тогда не помочь мне и не подсказать, сколько будет дважды два?

Он гневно взмахнул рукой, и это движение каких-нибудь двадцать четыре часа назад испугало бы Штефана, а двенадцать часов назад разозлило бы его. Теперь же Штефану просто стало смешно.

– Я хочу знать, что происходит! – выпалил Роберт. – Ты и Ребекка на две недели исчезаете в какой-то охваченной войной стране. Когда вы появляетесь снова, вас можно принять скорее за мертвецов, чем за живых людей. Моя машина взлетает на воздух, едва не половина персонала больницы отправляется на тот свет, а вы вдвоем посреди ночи появляетесь здесь, истекая кровью. И, несмотря на это, все должно казаться мне ясным и понятным… Может быть, я что-то упустил?

– Да, – серьезно ответил Штефан. – Самое важное. Видишь ли, нас с Ребеккой в той стране покусали волки-оборотни. А теперь они явились сюда, чтобы забрать нас обратно до того, как наступит полнолуние. Возможно, они не хотят, чтобы раскрылась их тайна.

– Мне сейчас не до шуток, – сказал Роберт ледяным тоном.

Штефану тоже было отнюдь не до шуток. Как раз наоборот.

Последние слова он действительно произнес почти шутливым тоном, однако от них в его душе осталось неприятное ощущение, как будто там возникло своего рода беззвучное, но все никак не прекращающееся эхо. Оно все больше и больше накатывалось на его сознание и было похоже на приливную волну, постепенно увеличивающуюся в своей мощи и грозящую перерасти в настоящее цунами. То, что Штефан сказал, не было для него откровением. Тем не менее он был шокирован не из-за того, что именноон сказал, а из-за того, что он решилсяподобное произнести. Это было ошибкой. Вряд ли ситуация могла улучшиться, если он начнет называть вещи своими именами. Возможно, все станет даже еще хуже.

– Так что же все-таки произошло? – еще раз спросил Роберт.

Он, по всей видимости, решил сменить тактику. Его голос звучал уже не раздраженно, а сдержанно, хотя в нем и чувствовалась скрытая угроза. Он словно намекал на то, что еще один неверный шаг – и последует взрыв. Однако Штефан чувствовал, что поведение Роберта было явно наигранным. Он всего лишь разыгрывал спектакль. Штефан вдруг понял, хотя ему раньше подобное не приходило в голову, что брат Ребекки весь период их знакомства только этим и занимался: он постоянно разыгрывал спектакли. И делал это весьма мастерски. Как всякий действительно хороший актер, он действовал скорее интуитивно, чем осознанно, а еще он, наверное, уже давным-давно научился определять, какую именно тактику использовать в отношении того или иного человека. Как у опытного актера, у него имелся набор различных уловок: мимика, жесты, высота и тон голоса, а также сотни других, большей частью подсознательно используемых средств психического воздействия.

Так или иначе, в поведении Роберта никогда не было ничего искреннего. Ничего.Хотя Штефан и испытывал к нелюбимому шурину определенное уважение, он вдруг осознал, что тот вряд ли это заслуживает. Если попытаться заглянуть Роберту в душу, то, скорее всего, окажется, что вся его жизнь – сплошное лицемерие. И он вовсе не был тем, за кого себя выдавал.

– Ты не хочешь мне отвечать, – сказал Роберт и покачал головой. – Ты являешься сюда, втягиваешь меня в историю, которая может стоить мне жизни, и при этом надеешься, что я не буду задавать тебе вопросов? Ты еще глупее, чем я думал.

– А уж думать – твое любимое занятие, это я знаю, – произнес Штефан, улыбаясь. – Каким будет твой следующий шаг? Станешь мне угрожать, что выставишь нас за дверь?

– Не вас, – поправил его Роберт, – а, скажем, тебя.

Очередной блеф. Но теперь Штефана уже вряд ли можно было обмануть. В его сознании вдруг возник слышный только ему голос, комментировавший буквально каждое слово Роберта. Штефану даже захотелось пойти на конфликт. Он был почти уверен – нет, не почти, а абсолютно уверен, – что он сможет буквально двумя-тремя фразами поставить Роберта на место, а еще несколькими фразами попросту смешать его с дерьмом.

Но зачем?

– Нет, – спокойно сказал он. – Этого ты не сделаешь.

– Ты так уверен в этом?

– На сто процентов, – категорично заявил Штефан и вздохнул. – И что мы будем делать теперь? Вцепимся друг другу в горло или все-таки попытаемся найти какой-то выход из сложившейся ситуации?

– Я не в состоянии решить проблему, если я не знаю, в чем она состоит! – раздраженно проговорил Роберт. – Как я могу вас защитить, если толком не понимаю, от кого или от чего?

Что мог на это ответить Штефан? Он и сам мало что понимал. Во всяком случае, слишком мало для того, чтобы принять какое-либо осознанное решение.

– Происходящее имеет какое-то отношение к Еве? – неожиданно спросил Роберт. – Все эти события начались после того, как вы привезли ее сюда, ведь так? Вы украли у кого-то ребенка и этот кто-то теперь явился сюда, чтобы забрать его обратно?

Штефан подумал, что Роберт очень близок к истине. Пусть даже он и представлял все совсем иначе, но все же был опасно близок к разгадке.

– А если даже и так? Ты что, велишь своей сестре отвезти Еву обратно? – спросил Штефан.

Роберт пристально посмотрел на Штефана. Он смотрел на него долго – секунд пять, а то и десять. Внутренние часы Штефана даже сбились со счету. Штефан произнес последнюю фразу машинально, не попытавшись, как сделал бы на его месте Роберт, предварительно подобрать наиболее подходящие слова.

Тем не менее эта фраза буквально сразила Роберта. В его взгляде что-то погасло – очень быстро и, пожалуй, необратимо. Штефану даже показалось, что оно, наверное, уже никогда не появится снова. Руки Роберта начали дрожать, да и вообще казалось, что в нем что-то… сломалось.

Роберт медленно, словно преодолевая невидимое сопротивление, повернулся, подошел к находившемуся в пяти шагах от письменного стола бару и взял с полки какую-то бутылку. Штефан внимательно наблюдал за ним. Руки Роберта уже перестали дрожать. Когда он снова повернулся к Штефану и посмотрел на него, он держал стакан в руке твердо, а поверхность налитой в него жидкости была ровной, как стекло.

– Ты так ничего и не понял, – сказал он.

– Что я не понял?

Роберт сделал глоток из стакана. Там был коньяк, причем довольно хороший. Штефан редко пил спиртное, однако он почувствовал аромат коньяка сразу после того, как Роберт открыл бутылку. Теперь назойливый запах коньяка распространился по всей комнате с такой интенсивностью, что Штефану стало противно. Его сверхчувствительное восприятие окружающего мира имело, похоже, не одни лишь преимущества.

Роберт, сделав шаг, остановился и указал рукой, державшей стакан, на стоявший у окна небольшой диван:

– Садись.

Штефан повиновался. Он почувствовал, даже немного удивившись этому, очень большое облегчение от того, что наконец-то мог присесть. Его нога в течение последнего получаса постепенно перестала болеть, однако позвоночник, казалось, мог вот-вот развалиться на составные части. Что бы сейчас ни происходило с ним и Ребеккой – это было уже не просто усталостью. Когда он опустился на обитый мягкой кожей диван, желание закрыть глаза и расслабиться оказалось просто непреодолимым.

Шорох кожи и шелест шелка подсказали ему, что Роберт опустился в одно из стоявших напротив тяжелых кресел. Это могло показаться невероятным, но Штефан отчетливо слышал, как терся коньяк о стенки стакана в руке Роберта.

Огромным усилием воли Штефан снова открыл глаза и посмотрел на шурина. То, что он увидел, сильно его удивило. Быть может, он впервые в жизни видел лицо настоящего Роберта, а не одну из его бесчисленных масок, которые он надевал так часто, что, наверное, уже и сам не знал, как в действительности выглядит его лицо. Перед Штефаном сидел очень уязвимый и очень уставший человек.

– Ты и в самом деле не понимаешь, о чем я говорю, да? – спросил Роберт. – Ты думаешь, что это всего лишь ребенок, который стал новой игрушкой для Ребекки.

– Глупости! – воскликнул Штефан. – Я прекрасно знаю…

– Ты ничего не знаешь! – перебил его Роберт.

Казалось, что он почти прокричал эту фразу, хотя его голос при этом стал громче.

Эта вспышка гнева удивила Штефана, хотя и не вызвала у него соответствующей реакции. Возможно, он почувствовал, что гнев Роберта сейчас направлен не на него. Точнее, главным образом не на него. Просто Штефан в данный момент оказался единственным человеком, на котором Роберт мог хоть как-то сорвать злость, однако на самом деле он злился не на Штефана. Наверное, даже вообще ни на кого конкретно. Роберт, по-видимому, был просто очень недоволен своей судьбой, и, скорее всего, уже давным-давно. К сожалению, у судьбы нет ни лица, ни имени, ни каких-либо слабых мест, чтобы можно было обрушиться на нее в порыве гнева.

Роберт поднял свой стакан и осушил его одним глотком.

– Ты ничего не знаешь, – повторил он, как будто это была молитва, которую нужно было твердить снова и снова для того, чтобы она наконец-то дала успокоение. – Ни-че-го.

Штефан промолчал. Что бы он сейчас ни сказал – все было бы впустую. Роберт не хотел его слушать. Ему надо было выговориться.

– Вспомни ту аварию, – продолжил Роберт. – Мне кажется, что ты так до конца и не понял, что в результате той аварии случилось с твоей женой.

Он сказал «с твоей женой», а не «с Ребеккой» или «моей сестрой», как будто пытался возложить на Штефана всю ответственность за ту давнюю трагедию. Штефан с удивлением подумал, что, наверное, в этом и заключалась причина его откровенно неприязненного отношения к Роберту в течение всех лет их знакомства. Подобное объяснение казалось настолько простым, что, пожалуй, и было единственно правильным. Вероятно, Роберт искренне считал, что Штефан так и не ощутил в надлежащей мереответственности за то, что произошло с Ребеккой.

Тем не менее он сказал с упреком:

– Ты прекрасно знаешь, что это не так. Я две недели просидел возле ее кровати в больнице…

– Может, ты и пистолет из ее рук выхватил? – В словах Роберта звучала ирония.

Штефан удивленно уставился на своего шурина.

– Не очень подходящий момент, чтобы тебе об этом рассказывать, – сказал Роберт после небольшой паузы. Затем он горько рассмеялся. – Впрочем, любой момент был бы неподходящим. Я не хотел, чтобы ты знал об этом, хотя, наверное, это было неправильно.

– О чем ты не хотел мне рассказывать? – спросил Штефан.

Он, конечно же, понял, что имел в виду Роберт. Ему просто не очень хотелось об этом услышать от него.

– Это произошло как раз в моем доме, – начал Роберт. Он попытался глотнуть из своего пустого стакана, затем слегка поморщился и показал пальцем куда-то вверх. – На втором этаже, прямо над нами. В комнате, где она сейчас спит.

– Она… – начал Штефан.

– …попыталась покончить жизнь самоубийством, – перебил его Роберт. – Да. Она нашла один из моих пистолетов, но он оказался незаряженным – по чистой случайности. Если бы в нем были патроны, то я не успел бы ей помешать. – Он так сильно наклонился вперед, что расстояние между ним и Штефаном уменьшилось вдвое. – Пойми, Штефан: она нажалана спусковой крючок. Это была не просто угроза, и не попытка привлечь к себе внимание, и не какая-нибудь подобная ерунда. Она действительнонажала на спусковой крючок.