Текст книги "Спартак — воин иного мира (СИ)"
Автор книги: Владимир Вульф
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Я редко злюсь, редко позволяю эмоциям взять верх над собой, но это так сильно взбесило меня – в следующий момент мой кулак встретился с его лицом. Это окончательно вывело из себя моего брата. Он поливал меня грязью, обвинял в том, что из-за меня ему пришлось стать чудовищем, убивать невинных людей вместе с их семьями, если они видели его лицо. В конце концов, мы подрались, разбили друг другу лица, сломали парочку ребер и почти перестали общаться…
– Как по мне, обычная склока, – заметил Даггарт.
– Так и есть, но Лотион винил меня в том, что ему пришлось стать наемным убийцей. Это ожесточило его, убило в нем последние остатки доброты. Он же пошел следом за мной, мечтал о том же, о чем и я – мы крепко держались друг за друга, и это же сделало нас врагами.
– Все равно не понимаю одного: что окончательно превратило вас во врагов?
– Его желание заставить меня страдать так же, как и он, – эти слова давались Вэону с тяжелым трудом. – Лотион винил меня в том, что я сделал его чудовищем, что отобрал право на хорошую жизнь. И чтобы восстановить равновесие, он решил отнять у меня самое дороге – мою Элару. На моих глазах младший брат вонзил ей в спину кинжал, а потом с холодным спокойствием перерезал глотку. Я не смог защитить любовь всей своей жизни, но поклялся, что следующий раз, когда мы встретимся, один из нас будет жить, а другой – умрет.
– Теперь мне ясна твоя боль, что подобна змеиному яду: твой разум страдает, ты отчаянно желаешь избавления, но смерть обходит тебя стороной. Твой единственный шанс излечить свою душу – отомстить младшему брату, – говорил Даггарт, глядя на светящийся шар.
– Я на это надеюсь, – согласился наставник. Он не отрицал, что собирался расправиться с Лотионом. Их больше не связывали братские узы, а единственное, что объединяло – взаимная ненависть. – Наверное, я тебя утомил своим рассказом, Даггарт.
– Нисколько, – по-дружески улыбнулся организатор игрищ. – На самом деле, я пришел, чтобы справиться о твоем самочувствии и рассказать о том, что рогатый иноземец жив и здоров, а вот человека похитили. Не знаешь, почему им понадобился именно он?
– Я не успел сказать, что человек – убийца магов, – виновато проговорил Вэон.
– Настали темные времена. – Даггарт помрачнел, улыбка мигом сошла с его лица. – Одна плохая весть за другой. Арена частично разрушена, один из членов Совета четырех (мой сородич) превратился в остывающие угли. Коллегия магов едва справляет с обезумевшими жителями, которые превращают город в пепелище.
– Все настолько плохо? – осведомился Вэон.
– Очень. Мы сейчас в замке, на стенах стоит столько солдат, словно готовимся к осаде…
Мощный раскат грома сотряс воздух. Светящийся шар под потолком закружился в безумном танце, а потом погас. За крепкими стенами замка послышались приглушенные взрывы. Еще один житель города превратился в Павшего, встал на сторону зла, сея хаос и разрушение. Как долго простоит Архейм, который строился так, чтобы выстоять атаку многочисленной армии, но не готовый к тому, что врагами окажутся недавние союзники?
========== Часть 19 ==========
В безумном танце плясали языки пламени на крышах пылающих домов, озаряя ночь. Над городом плотным облаком витал черный дым, неприятно разъедающий глаза. Тут и там гремели мощные взрывы, сотрясающие воздух и землю, ни на секунду не смолкали крики людей: они звали на помощь, ругались, молились богам – и каждый из этих голосов был наполнен отчаянием и болью. По улицам и переулками к крепости бежали выжившие жители, чьи силы пока что не пробудились. Те счастливчики, кто сохранил остатки разума после не самого приятного знакомства с эфемерными существами, прятались в нетронутых районах и пытались овладеть новыми способностями. Только не всем так повезло: большинство стало Павшими. Они с особой жестокостью и упоением разрушали город, оставляя после себя длинный след из трупов. Хаос жадно поглощал Архейм.
Замок, опоясанный могучими стенами, а за ними – глубоким рвом с острыми кольями на дне, был окружен со всех сторон людьми, ищущими безопасное пристанище, место, где можно почувствовать себя в полной безопасности. Вот только никто не собирался их пускать: ворота подняли вечером, задолго до заката, когда оставшиеся в живых члены Совета четырех прибыли в крепость. Повезло только тем, кто заблаговременно укрылся в замке или являлся значимой персоной, как правитель эльфов и маги Коллегии.
Аранион стоял на стене и глядел на творящиеся вокруг беспорядки. Изредка его зоркий взгляд цеплялся за группу мародеров, обчищающих очередной опустевший дом, который в спешке покинули хозяева. Некоторые жители бежали из Архейма, только это все равно их не спасет: эфемерные существа обязательно доберутся до каждого, чье магическое начало имеет отличный потенциал и представляет для них лакомый кусочек. Если же они окажутся из числа тех, кто родился без силы или слишком слаб, то вместо судьбы стать Павшим их ждала смерть от клинка разбойников.
Увиденное Аранионом совсем не походило на то, что произошло в эльфийской столице, когда большинство жителей почувствовали возвращение магии. Никто из них не старался воспользоваться силой во вред себе или другим, поэтому после долгих, изнуряющих столкновений с Павшими, они не позволили хаосу поглотить город и самих себя. Здесь же всем было наплевать друг на друга, зато каждый старался спасти свою шкуру всеми возможными способами.
– Почему вы им не помогаете? – Аранион задал этот вопрос одному из солдат, стоявших на стене и несущих караул.
– Велик риск, что один из них обратится в Dannen, господин, – ответил уставший зверолюд, посматривая вниз. – И он нас всех погубит.
– Так без вашей помощи их всех ждет смерть!
– И что? Они же сброд!
Равнодушие солдата к согражданам глубоко поразило Араниона, которому было чуждо подобное мировоззрение. Если бы они действовали точно так же, то столица превратилась бы в кладбище.
Откуда ни возьмись появился темный сгусток магической энергии, пролетев над зубьями крепостной стены, он врезался в северную башню, но ни взрыва, ни вспышки – ничего не последовало. Дозорный забил тревогу, на стену вбежали десятки лучников. Небо над их головами неожиданно затянуло тяжелыми черными тучами, скрывшими луну и звезды. В одно мгновение весь мир потонул в густом мраке, когда яркая, ослепляющая молния подобно стреле пронзила пространство и впилась в то место, куда ударил сгусток энергии. В разные стороны полетели снопы искр, а от тех, кто стоял слишком близко к месту удара, остались лишь горстки пепла и раскаленные угольки. Прогремел мощный раскат грома.
Волосы на голове и на теле Араниона зашевелились.
– Заряжай! – закричал командир городской стражи, возглавляющий оборону крепости. – Огонь!
Лучники выстрелили в одержимого, стоящего чуть поодаль ото рва. Он возвел руки к небу, упал на колени, замер. Стрелы врезались в невидимый барьер и отскакивали в стороны. Ни одна из них не смогла причинить видимого ущерба Павшему. Когда закончился ливень из стрел, он резко хлопнул ладонями по дороге, и от его удара в стороны полетели каменные крошки. Во внутреннем дворе крепости послышались напуганные возгласы солдат, стражников и простого люда: из земли пробился могучий росток, что за секунды вырос в плотоядное растение с длинными тонкими щупальцами в виде крепких лиан – обитателя диких джунглей, что съедало любого, до кого могло дотянуться.
Слуги в панике бежали кто куда, солдаты, подняв щиты и обнажив мечи, пытались срубить плотоядное растение. Но мощные щупальца никого не подпускали близко. Конюх, что изо всех сил бежал через двор к дверям замка, распластался по земле. Он почувствовал, как лиана крепко обвило его ногу и рывком потащила к плотоядному растению. Один из солдат попробовал перерубить щупальце: он ударил мечом – оружие оставило лишь неглубокий порез. Он попытался еще раз, но в спину со всей силы ударило другое щупальце, сбивая его с ног, затем обвило талию и подбросило высоко в воздух.
Все видели, как плотоядное растение проглотило воина. Из его пасти раздался страшный хруст костей и скрежет стальных доспехов. Следующим на очереди был конюх, щупальце с легкостью оторвало его от земли.
Аранион мысленно направил всю магическую энергию в руки. Он растопырил пальцы, представил, как пламя охватывает их, а потом сфокусировался на ощущениях. Это позволило с легкостью покорить огонь, который усилием воли превратился в пылающие шары. На сотворение заклинания ушло меньше секунды.
Беспомощные солдаты кружили вокруг плотоядного растения, не в силах что-то сделать с резвыми лианами. Оно подняло достаточно высоко конюха и собиралось заняться им, как в толстый стебель с оглушительным взрывом врезался огненный шар. Пламя охватило растение. Щупальца судорожно задергались, заметались в разные стороны, раскидывая и сбивая с ног солдат, бились обо все, на что натыкались. Конюх болтался в воздухе, пока лиана, что крепко обвилась вокруг его ноги, не ослабла и не выпустила из своих сдавливающих объятий. Он отчаянно замахал руками и ногами, когда полетел вниз, и с силой врезался спиной об твердую землю, но выжил.
Плотоядное растение охватила предсмертная агония. Его пасть на тонком стебле раскачивалась из стороны в сторону, щупальца метались, говоря о невыносимых страданиях. Аранион сжалился над созданием, сотворенным из магии, но наделённым примитивным разумом. Метнув другой огненный шар, он оборвал мучения живого существа. Растение за доли секунды высохло и рассыпалось. Легкий порыв ветра подхватил пыль.
– Где Павший? – задавались вопросом солдаты, что стояли на стене и теперь вглядывались вниз, ища противника.
Но в пределах видимости пока никого не было, кроме мирных жителей, что нескончаемым потоком из небольших групп бежали к единственному безопасному месту – к замку.
«Как долго простоит крепость посреди этого хаоса?» – спрашивал себя Аранион, видя, что каждое нападение сокращало число защитников. Большинство солдат и стражников, отрезанных от замка, сражались с Павшими, бандитами и мародерами по всему городу. Их было достаточно много, чтобы подавить панику и разбой, но из-за разрозненности и отсутствия толкового командира они очень плохо справлялись со своей задачей.
– Где можно найти членов Совета четырех? – спросил солдата правитель эльфов.
– В замке, господин, – быстро проговорил взбудораженный после столкновения с плотоядным растением воин. – Они расположились в комнате, где проходят городские собрания и встречи с послами.
– Благодарю. И да благословят тебя Урланы.
Аранион собирался поговорить с Советом четырех, чтобы помочь им спасти город, пока не поздно.
*
– Это место начинает действовать мне на нервы, – ворчал Томас, прогуливаясь по бескрайней пустыне Илаза.
– Может, ты все-таки перестанешь ныть? – недовольно пробубнил Гай Антоний.
– Не обращай на него внимания, сынок, – ехидно улыбаясь, сказал маг. – Он и сам первое время скулил, как собачонка.
Они бесцельно брели по пескам, проводя все это время за общением, иначе, когда разговор затихал, мрачные стоны и всхлипывания теней становились слишком громкими и невыносимыми для Малькома. Он сразу впадал в уныние, чувствовал себя подавленным, словно сама атмосфера Илаза специально была такой тягучей, липкой, депрессивной, чтобы вырвать с корнем надежду на перерождение.
– Вам приходилось убивать? – взволнованно спросил он.
– Не раз, – спокойно бросил римлянин, словно это было обычным для него делом.
– Я участвовал в войне против соседнего государства, что в далекие времена существовало на юге материка, – озадаченно проговорил маг, нахмурив брови. На его призрачном лбу появились складки, лицо покрылось сеточкой морщин. Либо это была иллюзия, либо Томас увидел его истинный облик. – Если бы не Всевидящий, чье влияние на Совет четырех и правителей народов было невероятно сильным и неоспоримым, мы бы не смогли дать достойный отпор врагу. К гласу Всевидящего прислушиваются все без исключения.
Мальком решил, что спросит о Всевидящем потом, а пока надо задать тот вопрос, который волновал его больше всего.
– И что вы чувствовали, когда отняли чью-то жизнь? Вам понравилось убивать?
– За то время, что я провел здесь, мои воспоминания о жизни, когда моя душа, заключенная в бренную плоть, ступала по миру, истерлись, как эти сандалии, – с задумчивым выражением на лице проговорил Гай, посмотрев на свои ноги. Призрачные сандалии материализовались, став именно такими, какими только что их описал римлянин. – Я давно перестал жалеть о том, что мои воспоминания утратили былую яркость, а память стала подводить.
– Ты совсем не помнишь? – с надеждой спросил Томас.
– Нет, конечно, – помотал головой римлянин. – Просто воспоминания стали очень блеклыми, несущественными. Тяжело судить об ощущениях, что я испытывал, когда кинжал пронзал плоть беглого раба. Я помню, что гулял в лесу, недалеко от своей виллы, наслаждался живописными видами природы Италии. Мне, как творцу, иногда надо было побыть наедине с собой, собраться с мыслями.
И вот случайно наткнулся на него, когда возвращался домой. Беглый раб сразу же набросился на меня, как заметил. На ходу он вытащил заткнутый за пояс окровавленный кинжал, замахнулся, ударил. Я успел увернуться от клинка, но он налетел на меня и мы вместе грохнулись на землю. Мне удалось выбить из его рук кинжал, тогда раб попытался меня задушить. С трудом скинув его с себя, я на четвереньках бросился к клинку. Когда схватил рукоятку, беглец накинулся на меня со спины, прижал к земле весом своего тела и попытался отнять оружие. Брыкаясь изо всех сил, мне удалось скинуть противника с себя. Недолго думая, я вскочил на ноги и сделал то, что требовалось: вогнал кинжал в мягкую податливую плоть. Мне оставалось только смотреть, как жизнь медленно покидает его тело, как глаза, в которых смешался ужас с презрением, становятся безжизненными и пустыми.
Когда, издав последний выдох, беглый раб замертво пал, я смотрел на остывающий труп, испытывая какое-то непонятное чувство облегчения. Страх, сжимающий мое сердце мертвой хваткой, отступил. Мне не было его жалко, я радовался его смерти – лишь приятное спокойствие медленно окутывало меня.
Гай Антоний неожиданно притих. Он посмотрел на небо, потом под ноги, словно только что пробудился ото сна и пытался понять, где находится. Выражение его опечаленного лица приобрело черты глубокой задумчивости.
– Мы крайне редко обращаемся к нашим воспоминаниям, – тихо прошептал маг, подойдя к Томасу. – По этой причине они кажутся нам блеклыми, истершимися, и не вызывают никакого отклика. Так на нас действует Илаз. В этом месте каждый отрекается от своей прошлой жизни, с надеждой ожидая перерождения. Но, когда начинаем вспоминать, мы обращаемся не к памяти нашего физического тела, а нашей души, а она, поверь, помнит все до мельчайших деталей.
– Он пережил заново этот момент?
– Да. Но Гай не просто пережил заново этот момент: он снова вкусил сладкий плод жизни, который вызвал в нем былой трепет перед нею. Это тяжелее всего для нас, ведь мы обречены на ожидание, а как ты знаешь, сынок, ожидание – худшее из мук. Особенно когда не знаешь, сколько тебе придется прождать, прежде чем случится долгожданное перерождение. Здесь не будешь сыт одной надеждой, к сожалению.
– Это еще одно испытание, да? – догадался Томас.
– Может – да, а может – нет, – тяжело выдохнул маг.
– А что вы чувствовали, когда в первый раз отняли чью-то жизнь?
– В прошлой жизни я был эльфом, а наша религия – да и вообще вся культура – строилась на том, что каждая жизнь – по-своему бесценна. В общем-то, так оно и есть, но бывают ситуации, когда приходится поступиться верой. Мы встретили армию противника в степях, где маги могли в полной мере воспользоваться своей силой. Представляешь, что творилось на поле боя, когда наши войска схлестнулись с вражескими? Ты просто перестаешь понимать, где твой друг, а где – враг. Звон стали, глухие удары о щиты, треск дерева, крики солдат – все эти звуки смешались в ужасную какофонию для нас и прекрасную мелодию для смерти. Никто не слышал стонов умирающих.
Мы сражались почти целый день. Многие из нас выбились из сил, немногих сразили стрелы и заклинания вражеских магов. В воздухе витал смердящий запах смерти и горелой плоти. Я до сих пор помню, как бродил среди трупов, ища раненных, которых можно было спасти. Пару раз мне пришлось даже добить выживших солдат противника: их спасло то, что они были погребены под телами соратников и врагов. Сражение ожесточило меня, поэтому без особого сожаления перерезал мечом им глотки.
Что я чувствовал, когда отнимал жизни? Горечь, отвращение, уважение. Они смотрели на меня с вызовом, зная, что в данный момент я был судьей и палачом. И за это их стоило уважать, ведь они встречали смерть гордо, как подобает мужчине и воину. Я испытывал горечь от осознания ничтожности наших жизней. Мы, эльфы, верили в ее ценность, когда остальные народы смотрели на нее с точки зрения выгоды, как прожжённые торговцы. Ценность твоей жизни определялась тем, насколько ты полезен обществу и какое место занимаешь в нем – ни меньше, ни больше.
Что же касается отвращения, то кому понравится собственноручно делать грязную работу? Никто из убитых мною не приходил во снах, моя совесть была чиста: я делал то, что должен был. Либо ты, либо тебя – таков мир, сынок, – закончил рассказывать маг, натянуто улыбаясь.
– Мудрец прав, – неожиданно заговорил римлянин. – Каждый из нас должен решить, что он готов сделать ради того, чтобы вернуться домой, защитить родину или близких. Если ты знаешь, что завтра твой враг изнасилует твою мать, жену или дочку, ты бы позволил ему уйти живым? Конечно же, нет!
– А если мне понравится убивать? – громко воскликнул Томас, не понимая, почему они с такой легкостью говорили о столь тяжелом деянии.
– Не понравится, – уверенно возразил римлянин.
– Я согласен с моим дорогим другом, – довольно улыбаясь, кивал маг. – Ты не из тех, кому по нраву убийства, сынок. Раз вся твоя сущность отторгает эту мысль, значит в тебе много хорошего. Но твоя же доброта может стать гибелью, как для тебя, так и для других.
– А ведь старик снова прав, – согласился Гай Антоний.
Мальком растерялся. Они говорили какой-то вздор, не иначе!
– Почему?
– Ты можешь пощадить того, кто этого не заслуживает, – менторским тоном предупредил мудрец. – Твоя доброта, в будущем, может обойтись кому-то слишком дорого – ценою его жизни. Только представь, что тот, кого ты пощадил по доброте душевной, через день – или через год! – станет виновником смерти чьей-нибудь матери, сына, дочери или, что еще хуже, целого народа?
Томас отказывался верить в подобное.
– Вы преувеличиваете! – раздраженно прорычал он.
– Нисколько, – проявил снисхождение Гай, не пытаясь настаивать на своей правоте. – Наши уста излагают истину, но твое сердце, как и глаза, пока не готовы принять ее.
– Сильнее всего мы отрицаем то, что знаем, но боимся признать, ведь никому не хочется разочаровываться в близких людях, в себе или в том, во что слепо верим, – подтвердил слова римлянина маг.
Мальком стоял посреди безжизненной красной пустыни, по которой бесцельно бродили измученные вечным ожиданием тени. Он чувствовал себя обессиленным и беспомощным. Гай Антоний и мудрец говорили убедительно, а их аргументы были весьма весомыми – они выбили из-под его ног почву из убеждений и взглядов: все, что раньше казалось незыблемым, правильным – пошатнулось.
Ему предстояло все это переосмыслить, осознать и принять как должное. Но пока он не готов был признаться в ошибочности своих взглядов. Его черно-белая мораль трещала по швам, дав понять, что нельзя вот так просто разграничить плохое и хорошее: времена не те, да и мир не тот.
– В моем мире убийство – грех, преступление против закона и человечества, – проговорил пребывавший в смятении Томас.
– Бездействие – самое преступное деяние из всех мне известных, – попытался поддержать на свой лад маг.
– Так, мы не философы, чтобы разводить серьезные разговоры на спорные темы. И вообще, я предпочитаю нечто дельное, чем толочь в ступе воду, – взбодрился Гай Антоний.
– Ты прав, мой дорогой друг! – согласился с ним мудрец. – Что мы все о насущных проблемах, да о земном?
– Нам, мертвецам, не о чем сожалеть: мы лишь терпеливо ждем своего часа, – сказал римлянин и пошел куда глаза глядят. Когда его настроение портилось и одолевали тяжелые мысли, ему всегда хотелось как можно больше двигаться – привычка, оставшаяся даже после смерти.
Томас и мудрец молча последовали за ним.
*
В полном одиночестве Аранион брел через главный зал, где принимали высоких гостей, послов и других не менее важных персон. Его шаги раскатистым эхом проносились по гигантскому помещению, где спокойно могли бы разместиться тысячи жителей города. Над головой все время кружил магический шар, освещающий дорогу своим ярким светом. Он тихо скользил по воздух, мгновенно взлетал и так же стремительно опускался по воле мага. Это намного лучше, чем нести в руках горящий факел.
На противоположном от входа конце зала располагались места, отведенные специально для членов Совета четырех, на которых они гордо восседали, встречая гостей. По колоннам, прикрепленные к самому потолку, свисали огромные флаги объединенного королевства. Одна их половина была окрашена в белый цвет, а другая – в темно-синий, посередине красовался вышитый умелой рукой мастера тканевых дел герб – четыре дракона, окруживших Древо Жизни. Каждый дракон символизировал один из народов: красный – воинственных орков, серый – дворфов, черный – зверолюдов, а зеленый – эльфов. Они объединились для того, чтобы защищать могущественный артефакт – Древо Жизни.
Пройдя главный зал, Аранион свернул в правый коридор. Последняя дверь слева – вход в комнату для собраний. По мере приближения к ней, до его острого слуха стали доноситься приглушенные голоса.
– Из-за творящихся в городе беспорядков и хаоса почти никто не знает о гибели советника Уд’Гара, – сказал обладатель мягкого тенора.
– О каких беспорядках и хаосе ты толкуешь? – возмутился некто, чей голос был намного ниже и грубее. – Мы все там были. Твой народ прекрасно знает, кто это. Вроде по-вашему их называют Dannen.
– Я согласен с советником Ульфом, – заговорил третий. Его голос был на порядок мягче прошлого и немного выше, с небольшим дефектом речи: иногда он издавал странные гортанные звуки, но разобрать слова не составляло труда. – В наш мир вернулись Павшие, а это говорит об одном – магия.
– Что «магия»? – не понял намека обладатель мягкого тенора.
– Она возвращается, – сдержанно и вежливо процедил Ульф. – Вы всегда так слепы к очевидному, советник?
Аранион мог бы подслушивать их вечно, но он пришел сюда действовать, а не прятаться в тени, поэтому осторожно постучал костяшками пальцев по двери. Члены совета притихли, вот только их тяжелое дыхание было отчетливо слышно, как и шуршание одежды от их неуклюжих попыток притихнуть. Зато осторожно зашевелилась, двигаясь почти бесшумно, охрана, аккуратно обнажая мечи, тихо позвякивая сталью.
– Я Аранион, правитель эльфов, – представился он на всякий случай.
– Впустите уважаемого гостя, – властным голосом приказал обладатель мягкого тенора.
Один из воинов тяжелой походкой подошел к двери, с грохотом отодвинул тяжелый засов. В образовавшейся щели появился любопытный глаз охранника.
– И так вы приветствуете почетного гостя? Недоверием? – Правитель эльфов не на шутку почувствовал себя оскорбленным.
– Извините нас, господин, – проговорил воин, открывая дверь. Аранион гордо и неспешно прошел внутрь.
На стенах комнаты собраний, как напоминание, висели изрядно потрепанные временем флаги с гербами четырех враждующих народов до событий, предшествующих объединению и строительству Архейма. Несколько шкафов были заставлены книгами, но отдельно ото всех на специальном пьедестале лежал первый и единственный в своем роде экземпляр рукописного Кодекса. Его истрепанные, выцветшие страницы сохранили текст, написанный самими Урланами. Каждый принял непосредственное участие в написании Кодекса. Это самая драгоценная реликвия, последний артефакт очень далекого прошлого.
В дальнем конце комнаты за длинным прямоугольным столом восседали члены Совета четырех, коих осталось только трое: толстый и массивный дворф, худощавый со слегка вытянутой мордой и длинной гривой зверолюд-лев, среднего роста эльф с очень загорелой кожей и в богато украшенной драгоценными камнями тунике. Не хватало только орка, который говорил бы от лица своего народа, но Уд’Гар погиб еще на арене, как и большинство жертв того Павшего, сгорел заживо.
Из-за стола встал эльф, склонил голову и мягким тенором проговорил, чтобы слышали абсолютно все находящиеся в помещении:
– Прошу простить нас, почтеннейший из правителей. Мы не хотели нашей излишней осторожностью нанести вам личную обиду.
– Ваши извинения принимаются, – заверил их Аранион. Было видно, с каким облегчением вздохнули советники.
– Что же вас, господин, привело к нам, к скромным служителям народа? – осмелился поинтересоваться обладать низкого и грубого голоса – дворф Ульф.
– Я прекрасно понимаю, что каждый житель города представляет для вас опасность, но справедливо ли – а главное, правильно ли? – оставлять ваш народ там, когда вы, их глас, прячетесь за стенами крепости?
Подобный способ вести переговоры даже близко нельзя назвать дипломатичным. Аранион это прекрасно осознавал, да только что толку от разговоров с теми, кто ничего не понимает, кроме силы?
– Прошу простить меня, господин, – сказал зверолюд, вставая из-за стола. – Вы пришли сюда, чтобы обвинять нас в том, что мы простые советники?! – возмутился он.
– Я обвиняю вас в бездействии! – Аранион обвел их презрительным взглядом.
– Да как вы смеете! – закричал эльф. – Вы здесь находитесь на правах гостя, а не правителя! С давних времен Совет четырех следит за тем, чтобы народы, проживающие на территории объединенного королевства, жили в мире и покое! Мы были судьями, когда конфликтовали правители, мы были послами, когда никто из вас не мог прийти к единому мнению, и мы брали власть в свои руки по праву Кодекса, когда нам грозила опасность намного выше той, чем ваши мелкие склоки. Без нас это королевство давно бы пало!
– Ничего не бьет так больно, как истина? – Аранион был непреклонен даже после пылкой речи советника. – Вы прикрываетесь Кодексом, когда обязаны любой ценой спасти город и его жителей. Таков ваш долг, который отчетливо сформулирован в вашем любимом Кодексе.
Члены Совета четырех опешили. Они точно знали, о чем говорил правитель эльфов, поэтому не спешили давать ответ. Их любое неосторожно сказанное слово могло стать весомой причиной для объявления войны.
– Я процитирую вслух, чтобы освежить вашу память, советники, – решил окончательно добить своих соперников Аранион. – «Члены Совета четырех обязаны ставить жизни своего народа выше своих, ибо тот, кто наделен властью, правит не по воли Божьей, а по воли тех, кто его этой властью и наделил». Этого вам достаточно?
Напряженное молчание свидетельствовало о том, что эльфийский народ не потерял своего былого влияния. Никто не хотел воевать с теми, кто прожил достаточно долго, чтобы отточить мастерство до невиданных высот, познал множество тайн и овладел могущественными артефактами. Саираэ, несмотря на всю мудрость и любовь к другим народам, сочла необходимым подготовиться к возможной войне: это она объявила о создании собственной армии, которую нарекла Золотым солнцем, это с ее уст слетел приказ о расширении границ до самого края леса, ведь раньше эльфы жили очень глубоко в Даэртауре, в уединении, куда никто не забирался, но война заставила выбраться за пределы своих владений. Она правила не только с присущей ей мудростью и любовью, но с холодной решимостью и осторожностью. Вот только мало кто видел ее вторую сторону, когда напоказ правительница эльфов выставляла только нужную.
– «Если члены Совета четырех не в силах править решительно и справедливо, то законно признанный правитель любого из народов вправе взять бразды власти в свои руки, ибо в тяжелые времена требуется сильный лидер, готовый возложить на себя ответственность за каждое принятое им решение», – с довольной улыбкой на лице продекламировал Аранион. – Я могу уточнить, что понимается в Кодексе под «тяжелыми временами».
– Не стоит, почтенный Аранион, – прокашлявшись, сдержанно проговорил Ульф.
– Прошу простить меня, я не хотел давить на вас, уважаемые советники, – вежливым тоном и с каменным выражением на лице ответил на любезность правитель эльфов. – Так каким же будет ваше решение?
В дверь тихо постучали.
– Это, наверное, пришел магистр белой магии Тирон, – несказанно обрадовался советник-эльф. – Впустите его!
Один из стражников, тяжело ступая и лязгая доспехами, подошел и открыл дверь. В помещение с важной миной на лице вошел облаченный в белую мантию маг – один из трех, кто достиг первой ступени в магии, а так же знаменитый ученый, что вплотную изучал Павших на протяжении всей своей длинной жизни.
– Тирон временно возглавляет Коллегию магов Архейма, пока первый архимаг покинул город, чтобы обследовать древние руины в западных землях, на территории наших владений, – взволнованно тараторил Ульф
– Прошу простить мне мое невежество, – Тирон не бросил даже мимолетного взгляда в сторону советников, когда заметил правителя эльфов, – я не знал, что вы здесь, господин!
Аранион с открытым презрением посмотрел на сородича. Его лицо имело грубые черты, несвойственные чистокровным эльфам: низкий лоб, широкие скулы, нижняя челюсть слегка выступала вперед, большие уши с маленькими тупыми кончиками – явные признаки кровосмешения.
– По вашим лицам мне стало ясно, что вам нужно время подумать, – проявил снисхождения Аранион. – У вас оно есть… до рассвета.
Правитель эльфов оставил советников наедине с магистром белой магии. Он невольно вспомнил о тех былых днях, когда приходилось путешествовать по всему королевству, чтобы наладить торговые отношения с разными народами и племенами. Это было намного проще, чем править десятками тысяч душ. К тому же без Саираэ все стало намного сложнее, запутанней. Она знала, что погибнет, знала, что настанут темные времена и все забудут об ошибках прошлого, поэтому попросила закрыть границы, если этот час настанет раньше, чем враг покажет свое истинное лицо.
«Я обещал, что сохраню все твои тайны, и любой ценой буду защищать наш народ, – тяжелые мысли беспокоили Араниона, а в душе поселились беспокойство и смятение. – Но ты не сказала, что это будет так тяжело, и что мне придется лишиться своих сыновей…»
