Текст книги "Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ)"

Автор книги: Владимир Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– От Кряжича не возьму.

– Возьмёшь, князь. Кряжич быстрее всех придёт на помощь.

– Не возьму! Ты всё подстроил, но у них свои головы на плечах! Дважды предали, третьему не бывать!

– Они придут, князь. А вот куда их послать – уже твоя голова пусть сохнет. Теперь наёмники. Казну тебе держать пока что негде, строй на границе город, впускай Змееву сотню, тогда пришлю серебро.

– Стой! Как – на границе? На границе со Степью?

– Со Степью.

– Кто же так столицу ставит? Ей в серёдке положено – ко всем границам поровну.

– А я говорю – ставь на границе со Степью! И набивай серебром по-самую маковку! И пусть степняки об неё лбы расшибают, пока к тебе войска тянутся, понятно? На блесну рыбу ловил?

До Мечислава начало доходить.

– Ах, вон оно что? Да, Гром, ты и правда – Змей хитрющий. Добро!

– И последнее. Земли, что у степняков отобьёшь, можешь к княжеству присоединить. Там места богатые, это тебе наподобие пряника. Может, и из степняков сможешь людей сделать.

– Ну, – Мечислав аж задохнулся, – ну и подарок! Ты ж мне работы на две жизни дал!

– Иди. И береги всех, кто тебя не бросил: волхва своего да воеводу. Волхва я сам готовил, спасёт тебе жизнь.

– А воевода?

– Отдаст. Не бойся, не вижу я его смерти, он тебе уже полжизни своей отдал. Беги, гостей встречай.

– Каких гостей?

– Не утерпели твои воины. Чую, землю копытами трясут. – Старик усмехнулся, – возьми со стены факел, расшибёшься раньше времени.

Удивлёный, Мечислав бросился к выходу. Шум услышал ещё из темноты. Конское ржание, крики воинов, звон железа. Вышел, и обомлел – вся дружина, что он бросил на берегу, догнала, кони уставшие, лица воинов пыльные. Но улыбаются – жив, князь, жив!

– Огниво! – Радости не было предела, но для порядка надо ребятню осадить, – Я же сказал сутки ждать! Это что за самоуправство?

– Прости, князь! – Огниво сломал шапку, прижал к груди. – Руби голову! Но не тебе решать, куда нам ехать, ясно? Не ты нас в пекло тащишь, мы за тобой сами идём!

Сзади пристроился волхв, зашептал:

– А может быть, и не бросят. Всё узнал?

– Всё, – шепнул князь, глядя на воинов. – Дорогой расскажу. Ну, дружина! Отдохнули? На север!

***

Дружина ушла, сумерки опустились на Змееву Гору. Из пещеры показался седой старик. Отошёл подальше от горы, посмотрел вслед. Встал на четвереньки, обернулся Змеем и взял разбег. Крылья захлопали, опёрлись о воздух, и величавое животное кругами начало возноситься на вершину Змеевой Горы. Найду, стучало в голове, обязательно найду. Не может такого быть, чтобы не нашёл. Теперь точно найду.

Глава вторая

– Ну, давай, рассказывай, – буркнул Тихомир, глядя на Мечислава.

– Чего рассказывать?

– Что видишь. Князь ты или не князь? Место для тебя незнакомое, самое время проверить, чему научился.

Мечислав посмотрел на городище, осмотрел окрестности, вздохнул.

– Такие дела. Городище ставили наши, кряжицкие.

– С чего взял?

– Главные ворота на востоке, выходят на крутой берег реки. Неудобно. Нет, чтобы чуть отвести частокол. Но тогда город с холма сползёт.

– Годится. Что ещё?

– Ну… что ещё… вырубки много, а вот народу – мало. Строиться некому.

– С чего взял?

– Склады с лесом видишь?

– Вижу, – одобрил Тихомир. – Ещё?

– Э-э-э-э… ну, брод на тот берег, на заливные луга. Не пойму, почему ивняк вдоль города не вырубили.

– Зачем?

– Обзор…

– На том берегу – ещё местные земли. Степи дальше начинаются.

– Всё равно.

– Вторак, подскажешь?

Волхв посмотрел на полосу леса вдоль берега, пожал плечами.

– Хинайцы что ли тут были…

– С чего взял?

– Они на границе со Степью валы накидывают и ивняком скрепляют. А перед самой битвой засеки делают.

– Скрепляют? Как?

– Корнями. Так валы не подкопаешь.

– Эвона, – Тихомир уважительно посмотрел на Вторака, – не знал такого искусства. Но ты прав – ивняк держит берег, в этом месте река разливается, подмывает. А насчёт засек… не знаю, не знаю. Такой полоской орду не сдержать.

– Орду не сдержать, – легко согласился волхв, – а мелкий набег – запросто.

– Хорошо. Мечислав, что ещё?

Князь почесал затылок, развёл руки.

– Не знаю. Город как город. Поменьше нашего, но разрастается. Видно след от старого частокола.

– Да. Это всё?

– Ну, всё, – Мечислав начал заметно раздражаться. – Или есть что добавить?

– Лес в складах как лежит?

– Хвоя отдельно, лиственый – отдельно. И что? У нас так же делают – строевой – туда, поделочный – сюда.

– Ямы углежогов видишь?

Князь присмотрелся, присвистнул:

– Ах, ты ж… я их так много только в Блотине и видал! Это сколько у них кузнецов, а?

– Почему именно кузнецов? На реку посмотри.

На реке болталось много лодок-плоскодонок. Мужички, кто по колено, кто по пояс, мутили воду лопатами и корзинами. Иные, судя по жестам, ругались за место.

– На рыбаков не похоже.

– Не похоже. Осень на дворе, скоро дожди начнутся. Надо успеть на зиму наготовить.

– Да что наготовить-то? – вспылил Мечислав.

Ответом ему стал мелодичный, глухой свист. Князь посмотрел в сторону, увидел босого, в одной рубахе, мальчишку лет пяти. Тот приставил ко рту круглую как цыплёнок свистульку и самозабвенно насвистывал какую-то песенку. Мечислав нахмурился, указал ладонью на паренька:

– Свистулька из глины?

– Не видал?

– Нет. У нас все дудочки – деревянные.

– А Пескарка? – вмешался Вторак.

– Чего той Пескарки? На горшки глины едва хватает, не до свистулек.

– У нас – лес, – протянул Тихомир, подняв палец к небу, – А тут… ну, давай! Я, что ли…

– Гончары! – выкрикнул Мечислав, словно открыл главную правду жизни.

– Наконец-то!

Вторак посмотрел на копошащихся мужичков, пожал плечами.

– Странно как-то…

– Чего? – спросил Тихомир.

– Да так… потом.

– Потом, так потом. Что ещё видишь, Мечислав?

– Нас наконец-то заметили.

И правда: из узкой калиточки, врезанной с южной стороны частокола, бочком вышел бородатый мужичок. Отвязал от столба осёдланную лошадь, на которой с виду можно перевести Змееву Гору. Встал на чурбачок, начал медленно вскарабкиваться.

– Какой-нибудь местный бездельник, – добавил Вторак.

– Да нет, по сравнению с остальными – чуть ли не боярин.

– Ну да. А я как сказал?

Мечислав хохотнул, посмотрел на Тихомира:

– Идём?

– Нет, ждём. Негоже защите ломиться в город непрошеными гостями.

***

Малое войско с лёгкостью поместилось во дворе главного терема. Мечислав оказался прав: городище действительно строилось выходцами из Кряжича. Порой казалось, что изгой вообще не покидал родной дом, с лёгкостью мог рассказать, что где находится. Разве что острога нет. Или, пока что нет – город молодой, все жители при деле, даже дома закрывают не на замки, просто подпирают дверь поленом.

Глава городка, Овчина, «боярин-бездельник», оказался обычным старшиной, самым опытным гончаром, начальником всего глинодельного промысла. Зайдя с десятком воинов в гостевую палату, Мечислав диву давался поделкам, фигуркам лесовичков вышедшим из-под рук мастера. Белое блюдо с голубой каймой на столе светилось будто изнутри, князь глазам своим не поверил, раздал яблоки воинам, взял тарель, посмотрел на свет.

– Прозрачная глина?! – воины притихли, подходили, восхищённо смотрели на эдакое чудо. Хозяин ухмыльнулся в усы, было видно, что ему приятна похвала.

– Петун-дзе, «из глины и камня». Был у нас степняк-пленник. То есть, мы думали, что он степняк, а оказалось – хинаец. Перевозим его через речку, а он как прыгнет в воду и кричит «тяоту, тяоту», мы ему по морде, чтоб не ругался почём зря, а он знай себе тяотит, и глину за пазуху засовывает. Ну, думаем, голова отвалилась, топиться надумал, еле успокоили. Лет пять он у нас батрачил, а как свободу получил, печь поставил, да со своей глиной носился. А уж как первую кружку обжёг, так уж я ему в батраки напросился. Считай, этот хинаец и есть основатель Глинища. Он и берег ивняком научил укреплять – размывался течением.

– Глинища? – спросил Вторак, поймав уважительный взгляд Мечислава.

– Да, – хохотнул Овчина. – Так яма называется, где глину добывают. А у нас Глинища – река. Ну и город по ней назвали.

– А чего с Кряжича сбежал? – Мечислав решил сразу избавиться от недосказанностей.

– Так, то не я сбежал. То, прадед мой пошёл край света искать. По пути ещё народа набрал, дошли до степей, да и вернулись сюда. Тут пахать сподручнее.

В палату вошла светловолосая молодуха с блюдом жареного мяса. Поклонилась:

– Прошу к столу, гости дорогие. Чем боги послали.

– Ставь на стол, Брусничка. Ступай, воды принеси.

Мечислав проводил девушку взглядом.

– Дочь?

– Младшая. – Овчина с ревностью выгнул бровь. – Ты бы не на девок смотрел, князь.

Мечислав осмотрел людей, буркнул воеводе:

– Тихомир, ты бы посмотрел там, как люди разместились. Вторак, останься.

Тихомир сорвался из-за стола, словно и сам хотел посмотреть, как там воины, да ему всё князь с Втораком мешали. Огниво не сразу понял, что от его людей требуется, пришлось выгнать в глаза. Овчина некоторое время ел молча, что-то там себе надумывал. Наконец Мечислав не выдержал:

– Давай, старшина, не стесняйся. Вижу ведь, кошки у тебя на душе скребут.

– Скребут, князь. Ещё как скребут. Не такого мы от Змея Грома ожидали. Думали, он нам войско в защиту даст. А пришли…

– А пришли дети, верно? – Мечислав перебил, встретил тяжёлый взгляд.

– Верно. Нам еды не жаль, прокормим, коли вы на что годны, но вас же меньше сотни! – Ладонь сухо хлопнула по столу, дивная посуда отозвалась мелодичным звоном.

– Не кипятись, боярин.

– Я не боярин! Я – мастеровой! А вот бояр мне как раз-таки и не хватает. Там, на востоке, на границе со Степью пахари наши не разгибая спин урожай собирают. А их кочевники, будто оброком обложили. Гром обещал посуду нашу на запад продавать, если под его крыло встанем. Сотня его пришла, горшков целый караван погрузила и увезла. А взамен что? Отряд малый?

– Успокойся, мастеровой, – Мечислав сам начал закипать. – Моих людей не так много, как ты ожидал, но в бою люди проверенные, дело своё знают, хлеб не понапрасну жуют. Завтра пройдёмся по границе, посмотрим, где заставу удобнее ставить. Отобьёмся, слышишь?

– Да вы таким войском только разозлите степняков!

– А мы и не на пир их звать собрались!

Оба не заметили, как встали с лавок, кулаки упёрли в стол, смотрят исподлобья как лоси на гоне. Вторак прокашлялся, привлёк внимание.

– Нечего спорить. Воины Мечислава стоят своего хлеба. Правда, помощь ваша гончарная потребуется. Скажи, Овчина, карта у тебя есть?

Хозяин через силу успокоился, махнул рукой.

– На что вам карта? Глинища течёт на восток, впадает в пограничную реку. А там, на север, вверх по течению до гор, да на юг до Змеевой Долины, считай, тоже до гор. Всю границу – за неделю обскакать.

– А к Змею в гости степняки не ходят?

– А чего у него гостить? Землю он не пашет, серебро по торговым делам из города в город перевозит. Долина пуста.

– Добро, – вмешался Мечислав, – завтра всё узнаем. Молодцы твои восточные долго ещё будут хлеб собирать?

– Недели две, не меньше. Мы тут тоже не прохлаждаемся, надо глину на зиму заготовить.

– Да я видел, видел. Что если мои помогут с хлебом? Вместе быстрее справимся?

– Чтоб воин за серп взялся? Не видывал такого.

– Напрасно. Тихомир, воевода, вообще – пахарь.

– Ну, – Овчина обречённо почесал затылок, – хоть с этим помогите.

Покинув гостевую избу, Мечислав с Втораком спустились во внутренний двор. Князь осматривал разморенных ужином воинов, волхв остановился чуть сзади, шепнул:

– Почему о подмоге от Грома не сказал?

– Волхв, – так же тихо ответил Мечислав не поворачивая головы, – вот где-то ты – мудрец, а где-то – дурак дураком. Да скажи я ему о войске, что Змей сейчас по всем землям нам собирает, нас бы за людей не считали.

– Почему?

– А потому. Мол, мы так, передовой отряд, посланный на убой.

– А это не так?

– Может и так. Да только я и сам жить хочу, и людей сберечь желаю. А потому…

Князь замолчал, задумался. Волхв не торопил.

– А потому, мы будем делать всё так, словно никакой подмоги нам вовек не дождаться. Иначе эти гончары ноги об нас вытирать начнут.

***

Вторак снова решил остаться в городище, а князь с восходом солнца растолкал свою неполную сотню и после недолгих сборов отправился в путь. Шли по правому берегу Глинищи, Овчина сказал – так удобнее, тропинка натоптана. Оказалось, что тропинкой глава города назвал вполне приличную накатанную дорогу, по ней с низовий реки пахари привозили зерно. Даже в две лошади вполне спокойно можно идти.

Овчина обещал, что до пограничной реки можно добраться за два-три перехода. К полудню Мечислав понял, насколько неспешна жизнь в этих местах. На волах, с гружёными телегами – возможно и два, и даже – три. А налегке, в галопе по такой дороге первые возделанные поля начали появляться ещё до полудня. Хутор там, хутор тут, сады, пшеница, репа, стада коров. На левом берегу меньше, может быть от того, что он ниже, доступнее для степняков, но даже так понятно – земли ещё не истощены земледелием. Мечислав смотрел по сторонам, вдыхал запахи трав, любовался работой хуторян, цокал, качал головой, хмыкал, наконец, не выдержал.

– Неудивительно, что степняки оброчили крестьян, удивительно, что не пожгли тут всё.

– Зачем резать курочку Рябу? – ответил Тихомир. – В день по яичку и тебе хорошо, и курочке не накладно.

– Так может быть, их степняки под защиту взяли?

– Приедем, узнаем.

Узнать довелось через привал. Забираясь на приличный холм, учуяли запах гари, перевели лошадей на шаг и тут Огниво, возглавивший передовой отряд, присвистнул с таким удивлением, что остальные невольно застыли.

– Чего там? – натянув вожжи, спросил Мечислав.

– Тебе, князь, лучше самому посмотреть.

Князь, погнал коня на самый верх.

Небольшая застава, стоявшая на холме, выгорела полностью, смотрела в небо чёрными культями. Пролом в частоколе тоже чёрный, видно затушили уже потом, когда грабители убрались в Степь. Двери амбаров распахнуты, порублены в щепу. Судя по виду, горело этой ночью, ещё редкий дымок поднимался из руин. Нет, это похоронный костёр догорает. Вокруг собрались хмурые мужики, бабы уже не ревут, стоят молча, промокают фартуками заплаканные глаза. Всего человек двести и ни одного оружного.

Мечислав спешился, отдал повод Огниву, подошёл к краде, глазами поискал старшего, не нашёл.

– Где староста?

– Мир тебе, защитник, – угрюмо прохрипел мужик с обгоревшей слева бородой, – на день опоздал к старосте. Теперь ищи его у боговой подмышки.

Одна баба не выдержала, упала на землю, но слёз уже не было, лишь прерывисто всхлипывала. Видать, жена.

– За что его?

– Как тебя звать-величать, добрый молодец?

– Звать Мечиславом, а величать ещё рано. Величай Опоздавшим.

Мужик угрюмо хмыкнул, протянул ладонь:

– Мечислав Миродарович? Наслышан. Зови меня Коптем. Как брат Твердимир?

– В Кряжиче княжит, – изгой решил сменить разговор, что не утаилось от мужика. – Что тут произошло?

– Что тут могло произойти… пришли. Сказали, частокол сломать, а как узнали, что собранное зерно в Глинище вывезено, старосту умучали, велели через неделю вернуть, иначе всё пожгут, баб себе заберут, мужиков в рабы продадут.

– И давно так? – вмешался Тихомир.

Копт поманил отойти в сторонку, не мешать людской беде.

– Второй год. Раньше меном жили. Шкуры, овцы, что с них ещё взять… да и мы им только излишки отдавали, а теперь… чего там, сам видишь. Как с цепи сорвались. Говорят, засуха у них, менять нечего. А как частокол увидели, совсем взбеленились. От кого, дескать, прятаться надумали?

– Частокол в этом году поставили?

– В этом. Думали, охолодим. Куда там, только разозлили.

– А сколько вас всего?

– По окресностям с бабами и детьми – тыщи полторы наберётся, да человек пятьсот в Глинище.

Мечислав переглянулся с воеводой.

– А сколько пришло степняков?

– Человек пятьдесят. Да они уже и не боятся совсем. В том году пятьсот приходило. Так и сказали – за каждого убитого, десяток замучают. Ты пойми – не воины мы, пахари. Я как оружного увижу, за версту обхожу.

– Это понятно, это не огрех. Придётся нам вместе оборону держать. Поможете?

– Куда ж мы денемся… говори, что делать.

– Времени мало, для начала надо место получше разузнать. Верхом ездишь?

– Поехали, броды покажу, пока не стемнело. – Мужичок повернулся к толпе, – Эй, Бажена, подь сюда.

Подошла молодая рыжая баба, на дочь не похожа, больно взгляд цепкий.

– Чего?

– Отряди воинам от щедрот, вишь, умаялись скакать.

– Пусть Чеслава вернут, будет им хлеб и соль.

– Цыть. Покорми людей.

– От тризны что осталось, то и дам. Более ничего нет.

Баба развернулась, и, высоко подняв голову, направилась к избе. Мечислав поманил сотника:

– Огниво! Отряди людей на ужин. Что б к возвращенью мне дичи набили. Костры жгите у подножия в ямах, чтоб с того берега не было видно.

Копт положил ладонь на плечо князя, сжал.

– Скоро стемнеет, растеряешь людей.

– Мои в темноте лучше целятся. Не за что нас ещё кормить. По-нашему мы, по-походному.

***

За частоколом не было видно, но теперь перед князем и воеводой открылась пограничная река. Нет. Не пограничная – Пограничная! Даже Муттер, которую Мечислав протопал вдоль до самого Озера, в самом широком месте не внушала такого трепета.

– В жизни столько воды не видел…

Тихомир покачал головой, ухмыльнулся, подпрыгнув в седле.

– Ты ещё моря не видал.

– Не видал, значит – выдумка, – подмигнул Мечислав воеводе.

Копт указал на реку:

– Тут две реки сходятся, вот и разлилось. Выше по течению в Пограничную впадает Глинища. Видишь раздельную линию? Вода ещё не смешалась.

– Да, заметно. А броды на ту сторону где?

– Ниже по течению – вообще нет, до самых гор. А выше, – новый староста протянул ладонь, поиграв пальцами, – вон. Ближе к лесу, озеро видишь?

– Вижу.

– Это не озеро. Отмель. Там в нерест можно рыбу голыми руками ловить. Воды по колено, так и называем – Большие Броды.

– Так туда ещё надо Глинищу пересечь, верно?

– Верно. Да только на ту сторону мы сами три моста построили. Тот лес, – Копт указал большим пальцем за спину, за холм, – не строевой. Болота, деревья кривые и земля горючая.

– Чего?

– Землю берёшь, сушишь на солнце и в печь – горит лучше навоза! До дальнего леса за дровами пока доберёшься, лучше бы и не брался. Только для строительства используем.

– Интересно, – буркнул Тихомир. – Слыхал, Мечислав, в Блотине о горючей земле?

– Нет.

– Зря. Ты там со сводным братом брагу пил, а мне, между прочим, сказали, что лучше, чем на горючей земле, сталь ковать на горючем камне.

– И такой есть?

– Спроси у Копта.

Копт пожал плечами.

– Есть. Чёрный, как уголь. А жара даёт – не всякая печь выдержит.

– Чего только не узнаешь. Не удивлюсь, если где-то есть горючая вода.

Новый староста посмотрел на князя, как на слабого умом.

– А чем, ты думаешь, степняки частокол сожгли?

Глава третья

Наутро Мечислав велел на сбор урожая идти только бабам, отправил гонцов в хутора, собрал мужиков, разъяснил свою задумку. Некоторые почёсывались, видно, не согласны, но перечить не решаются. Иные приняли с радостью, пошли за топорами, направились рубить дальний лес у Бродов. Трое кузнецов обещались ковать наконечники для стрел, пока руки не отвалятся. Плотники взялись за древки к стрелам, велели лесорубам самое ровное дерево привозить к ним. Князь предложил мастерам самим идти к лесу, да самим и выбирать подходящее. На том и решили.

– Огниво!

– Да, князь, – сотник бросил расчёсывать коня, подбежал словно ошпаренный.

– Не дело нам лёжа на боку княжить. Собирай всю сотню, езжайте на Броды, делайте ямы в проходах. Камень со дна таскайте на наш берег, пригодится. Я тут с делами разберусь, тоже приеду. Времени нет совсем, каждая пара рук на счету.

Сотник кивнул, вложил два пальца в рот и так пронзительно свистнул, что у князя заложило уши. Подбежали Заслон с Корнем.

– Собирайте всех! Айда купаться!

Сотня собралась так быстро, словно только и ждала приказа.

А может быть и ждала.

– Думаешь, успеем за неделю? – спросил Тихомир глядя на удаляющихся воинов.

Мечислав хмыкнул.

– Крепость построить? Нет, конечно. Не знаю я как с гор камень везти. Да где каменотёсов взять, да как тут отстроиться, чтобы орду отбить. От отряда отобьёмся, может быть, даже три-четыре атаки встретим. Но силы будут расти, степняки рассвирепеют.

– Так бросай всё и беги, куда глаза глядят.

Мечислав покосился на воеводу, не шутит ли? Нет, не шутит, спорит в помощь, помогает найти выход.

– Нет. Чую – есть решение. Носом чую, да глазом не вижу. Пока что не вижу. А людей всё одно занять надо.

– Это верно, – Тихомир присел на колоду, растёр колени. – Человеку в работе о беде думать некогда.

– Как бы степняки раньше не нагрянули. Двести шагов брода частоколом перекрыть – без сна работать надо.

– Знаешь, что, князь…

– Не зови меня князем. Какой я, к Змею, князь?

– Самый настоящий. Если и сомневался в тебе, то теперь вижу. Слушай старика. Дай мне человек тридцать лучников, погоняем отряды по Степи. Глядишь, сдержим недельку. А может и больше. Их лошади выносливее, да наши – быстрее.

Мечислав подумал, цикнул, покачал головой, наконец, кивнул.

– Бери Заслона. Он парень не особенно горячий.

– Ясное дело – лучникам выдержка ой, как нужна. На тебя конница несётся, а ты перед ней – как на ладони.

– Вот-вот. Только в бой не лезьте. Ущипнули – отскочили.

– И домой напрямик не будем возвращаться, – рассмеялся воевода. – Чтобы вашу задумку раньше времени не раскрыть.

Князь смутился, махнул рукой:

– Кого я учу? Прости, Стоян.

– Тихомир. Стоян – пахарь. Четвертак меня тогда обидеть хотел. Это кто там?

Мечислав оглянулся на дорогу от Глинища.

– А это наш волхв несётся на Звёздочке. Выгнали, что ли…

– Ладно, я поехал.

– Погоди, дождёмся. Может, совет нужен.

Шагах в ста Вторак осадил лошадь, перевёл на шаг. Видно, скакал долго, даёт остыть. Мечислав посмотрел на удаляющуюся сотню, на мужиков, что уже принялись калечить дальний лес, копать ямы для частокола. Далеко, версты две, но осенний воздух настолько чист, что работников видно, как на картинке.

– Мудро, – крикнул волхв ещё издалека. – Это единственный брод?

Как он умудряется прочитать весь замысел с одного взгляда?

– Да. По обеим сторонам глубина большая. Пловцов расстреляем.

– Мудро, повторил Вторак. – Только я бы частокол не на берегу, а в дно вколотил. Во-первых – оно мягче. Во-вторых – брёвна не высохнут, попробуй – подожги. А в-третьих – степняки на сушу не выйдут. Вода холодает, нам лишняя помощь.

– Видишь, князь? Волхв сам кому хошь совет даст. Поскакал я, мужичкам передам.

Вторак добавил:

– И троих самых быстрых сюда пришли на посылки.

Вот тебе и князь – этого не учёл, о том – позабыл. Прав Твердимир: победа состоит из мелочей.

– Нам нет надобности в посыльных. Мы сейчас туда сами скачем.

– Не скачем. То есть, если у Тихомира дела… в общем, князь, ты нужен тут. Да мужичков пару сотен надо.

Тихомир нахмурился, не видал ещё, чтобы Вторак так командовал.

– Чего задумал?

– Вот, – Вторак достал из седельной сумки свёрток, развернул. Глазам предстал красный камень, только уж больно ровный. – У нас, в Раджине, это называется «иинт». А у вас, как вижу, даже печи цельной глины. Я ещё удивился: почему гончарный город – деревянный?

– Что это?

– Осторожно, ещё горячий. Бери в тряпице.

Мечислав взял странный каменный брусок, ощутил тепло.

– Камень?

– Глина. Обожжённая. Будь ты чуть внимательнее, увидел бы – из этого весь Озёрск построен. Гончаров ваших хинаец даже фарфару научил, а секрет кирпица не раскрыл. Забыл, наверное.

– Так зачем нам это?

– А у тебя тут я смотрю горного камня – на целый Меттлерштадт! Тихомир, ты хоть понял?

– Понял, волхв. Ещё как понял. Когда гончары сюда приедут?

– Дня два-три. Сейчас уголь грузят, инструмент собирают. Езжай на реку, снимай оттуда человек двести-триста, надо ямы для обжига копать, глину и песок заготавливать. В общем, работы – непочатый край.

***

Вторак втолковывал Овчине об устройстве обжигной печи. Тот всё не мог сообразить, для чего такие сложности.

– Да зачем нам это? Сложил ивовый шалаш, обмазал глиной, просушил, да спалил ивняк. Зачем ещё бруски ваши обожжённые? Потом из них ведь ещё строить надо?

– Надо, – терпеливо повторил волхв. – Очень надо. Потому что тогда твоя печь больший жар примет. Ты в ней тогда хоть каменный уголь жечь сможешь. А твои черепки? Одно слово – горшок глиняный.

– Да зачем мне каменным то топить? – не унимался мужик, – угореть что ли?

– Тебе пар кости ломит? Или леса не жалко? В общем, у нас из этого целые города строят, а хинайцы так и вовсе стеной от Степи отгородились. В Озёрске его кирпицом кличут. Только у вас не знают, как из этого дома строить. Так что у себя можешь хоть очаг каменный как в Меттлерштадте поставить. А для защиты Бродов мне нужны настоящие печи, ясно?

Мужик закряхтел, не много ли себе этот волхв позволяет.

– Через князя. Прикажет князь, я тебе этих… кирпицов хоть до неба наобжигаю.

– Князь прикажет, – раздался голос Мечислава. – Ступай. Делай, как он говорит.

Мужик плюнул на земляной пол, вышел из избы.

– Не народ, а стадо ишаков, – в сердцах буркнул Вторак. – Стараешься как лучше, а они заладили себе о предках. Да мои предки этими брусками дороги выкладывали!

Мечислав подошёл к корыту, попросил полить на руки.

– И что? Колёсами не билось?

– Смотря, каким жаром обожжёшь.

Князь стянул рубаху, наклонился. Вторак набрал второй кувшин.

– Насчёт жара. Уголь-камень далеко. Надо больше турфу набрать, скажи мужикам. Кочевряжатся.

– Куда же им деваться? Они на разрыв работают. Завтра степняки пожалуют, а защитников – горсть малая.

– Частокол закончили?

– Да. Мужики – молодцы, успели. Мои тоже постарались – всё дно в выбоинах, ноги лошадям поломать – раз плюнуть. Только всё это не то.

– Отчего?

Мечислав обтёрся, завалился на устланную шкурами лавку, заложил руки за голову.

– А оттого, Вторак, оттого. Месяц-другой, встанет река. Проходи где хочешь. Всё, до заката меня не тревожить. Сотня тоже перед ночным дозором отдыхает.

– О Тихомире что-нибудь слышно?

– Нет. Как два дня назад за пополнением запасов возвращался, так и сгинул.

– Может, степняков решил подальше отогнать… потери были?

– Тогда ни одного не потерял. Ждём к утру.

***

Пятый день степной сотник Шабай носился за отрядом разбойников, что пожгли его становище. Ворвались среди ночи, обстреляли зажжёнными стрелами и так же стремительно исчезли. Не иначе колдун среди них. Смутьянов распознали сразу – тонконогие высокие лошади выдали жителей западного заречья, откуда уже второй год люди сотника собирают урожай для мены с хинайцами на оружие. Хинайский хакан мен со степняками строго запретил, но всегда можно найти мелкого мурзу, что согласится «найти» обоз-другой пшеницы, «потеряв» воз-другой сабель великолепной ковки. Говорят, эти сабли куют на горючих камнях. Уж неизвестно, сколько там правды, да только Шабай сам перерубал таким клинком сырые железные прутья с палец толщиной.

Сомнений нет – гости пришли с западных земель. Правда, ушли почему-то на юг. Потом Шабай узнал – лучники напали на стойбище брата Агабека. А на следующую ночь сожгли шатёр северного соседа Пыхчатая. Уже за это можно было вернуться в Броды и наказать обнаглевших пахарей, но оставлять за спиной пусть небольшой, но досаждающий отряд, всё-таки опасно. Следопыты сбились с ног, пришлось оставить давние обиды и объединиться с соседними семьями, загонять пришельцев, как взбесившихся волков – широкой дугой.

Ясное дело, гонка по Степи за малым отрядом большими силами не осталась незамеченной. С утра от хакана прибыл гонец, да такой высокой величины, что у Шабая кровь застыла в жилах: такие, либо награждают своим визитом, либо казнят лютой казнью. Хакан строго-настрого запретил показывать западным соседям, что разрозненные отряды способны действовать сообща. Даже собрал самых мелких мурз и очень подробно им это втолковывал. Шабай сам был на том пиру, так что в намерениях гонца не сомневался. Угощал самым крепким кумысом, отдал в услужение самую красивую дочку – нежную Назым, зарезал самого жирного ягнёнка и начал подумывать о том, на сколько лошадей поредеет табун. Табун жальче всего. Но голову жальче даже табуна.

А Хибад молчал. С удовольствием прихлёбывал кумыс, милостиво косился на Назым, принял лучший кусок ягнёнка и прислушивался к ржанию лошадей. По окончании трапезы, мурза сыто похлопал себя по пузу, уложил голову Назым себе на колени лицом к сотнику, начал почёсывать за ухом, как собаку, и тихо, степенно заговорил.

– Хакан говорит, нельзя, чтобы западные пахари прознали о сборе войска.

Шабай благоговейно кивнул, словно услышал величайшее откровение, которое теперь поможет собирать звёзды с Млечного Пути прямо в бурдюки и делать лучший в Степи кумыс. Гонец положил ладонь на лоб Назым, погладил длинные смоляные волосы, застыл, словно прислушивался к шёпоту духов, помолчал. И продолжил.

– Хакан говорит, нельзя, чтобы пахари узнали об окончании распрей между семьями.

Шабай изумился светом мысли гостя, даже в умилении сложил ладони на груди. Рука гонца застыла на шее нежной Назым, обхватила, словно согревая. Девушка посмотрела на отца, тот еле заметно кивнул. Ладонь гонца словно этого и ждала, поползла ниже, в вырез расшитого серебряной нитью платья. Сам гонец этого словно не заметил, заговорил.

– Хакан говорит, кто ослушается, будет наказан страшной мукой.

Ладонь гонца возилась под воротником нежной Назым, а Шабай в ужасе ожидал, что сейчас крепкие пальцы сожмут горло дочери, хрустнет, после чего воины начнут избиение всего лагеря.

– И ещё хакан сказал, что как ни хоронись, а всё равно кто-то что-то заподозрит. Пахари построили частокол. Ты его сжёг, но это значит, что хлеб они теперь просто так не отдадут. Тебе, досточтимый Шабай, хакан передаёт власть над четырьмя семьями, переводит в тысячники и доверяет высокое право первого удара. К морозам с востока подойдут ещё тьмы воинов, но тебе дано задание делать вид, будто это обычный набег. Пахари спрятали зерно, покажи им, как ты разозлился.

У Шабая отлегло от сердца.

– И ещё хакан требует две сотни крепких лошадей для войска. Собери со всех четырёх семей, вот ярлык.

Свободной рукой гонец достал медную бляху-печать, протянул тысячнику.

– Завтра утром я заберу их и отгоню хакану. Это всё.

Гонец взял нежную Назым за нижнюю челюсть, повернул к себе лицом, посмотрел в глаза девушки. Счастливый Шабай схватил ярлык и выбежал из шатра – отправлять гонцов к подчинённым семьям.

А к полуночи примчались гонцы из погони за разбойным отрядом и сообщили, что пахари перекрыли Броды частоколом и со стороны реки завалили его камнями.

***

Отряд Тихомира примчался к закату. Уставшие лошади едва переплыли Пограничную выше Бродов, лежащих на гривах воинов стаскивали, раздевали, укладывали на шкуры поближе к кострам, растирали, заворачивали. Лишь воевода выглядел бодрым, казалось, холодная вода лишь взбодрила его, придала сил. Мечислав встретил, отвёл в свой шатёр, приказал накормить, дать выспаться.