Текст книги "Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ)"

Автор книги: Владимир Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Как в детстве, а, брат? – Улыбнулся Мечислав.

– Да, помню. Только тогда мы меж балясин смотрели.

Мечислав поднял руку, дождался, пока гул стихнет, обхватил ограждение балкончика, словно петух на насесте, подался вперёд, будто решил кукарекнуть и, неожиданно громко, без вдоха крикнул:

– Слава Кряжичу, городу свободных земель, свободного народа!

Толпа взорвалась единым «Слава!», князь отметил, как слаженно крикнули его дружинники и разноголосо – жители. Ничего. Пройдёт совсем немного времени, все привыкнут выдерживать положенную паузу, подстроятся друг под дружку, перестанут галдеть. Мельком глянул на воеводу, тот тоже отметил, оценил. Снова поднял руку, призывая к молчанию:

– Я, князь Мечислав, сын князя Миродара, изгнанного предателем Четвертаком, и мой брат – боярин Твердимир, счастливы приветствовать родной город, и говорю вам: теперь будем жить по строгим правилам и законам нашего справедливого отца!

Народ поднял руки, мужики кричали «ура», бабы голосили невпопад, но с балкончика хорошо видно – князя приняли, с первым его заявлением согласны, жить по-старому готовы.

– А теперь, – возгласил Мечислав голосом, привыкшим с коня командовать боем, – пир, вольный Кряжич! И чтобы никто не ушёл на своих ногах! Чтобы ночью нас можно было брать голыми руками! Чтобы завтра никого на работах не видел! Ну-ка, покажите мне, как умеет праздновать мой город!!!

Князь поднял серебряный кубок и, в полной тишине, проливая, большими глотками, осушил до дна. Замахнувшись, бросил как можно дальше от терема, чтобы мужики убедились – хмельной мёд, не враньё, князь гуляет вместе со всеми!

Покончив с обязательной частью, Мечислав пригласил гостей за стол, уселся во главе, деловито отрезал от зажаренного целиком поросёнка заднюю ногу.

– Ну, дорогие гости, теперь можно спокойно всё обсудить, никто не помешает.

Кордонец достал из-за сапога деревянную ложку, начал неспешно помешивать в миске овсяную кашу с жареным луком, усмехнувшись, заметил:

– В таком гвалте? И никто не помешает?

– В таком гвалте, – подхватил Твердимир. – Самые важные беседы мы с братом вели в корчме, где ругался, дрался и пел песни местный люд. И, скажу тебе, через такую стену ещё ни одно слово не пробилось наружу.

Змеев сотник вскинул бровь:

– Шептаться в окружении шума? Разумно.

– Почему – шептаться? Говорили в полный голос, если кто и услышит слово, всё равно ничего не поймёт. Возьми себе на заметку, сотник. Мы с князем проверили: сила толпы – в гвалте. А слабость… – Тверд вскинул брови и глубокомысленно замолчал.

Змеев сотник охотно угодил в простую ловушку:

– А слабость?

– Тоже в гвалте! – Твердимир весело рассмеялся.

Двубор вежливо улыбнулся, перевёл разговор:

– Скажи, Твердимир. Вы с братом – родные?

– А разве не видно?

– Видно. Со спины вообще спутать можно. Так почему он зовётся князем, а ты – боярином? Разве это не сословная разница?

– Эх, сотник… – Мечислав жестом попросил у брата слово, чем удивил всех, кроме волхва и воеводы. – При жизни отца у нас не было сословий. Может быть, Четвертак ввёл, но мы разделяемся на князя и бояр по старинке.

– Как же это – «по старинке»?

– Князь всегда один. А бояр и воинов у него – все, кто в бою, – проскрипел Кордонец, уважительно посмотрев на князя. Перевёл взгляд на сотника, прищурился, – это помогает в бою и в управлении княжеством. Мечислав старше, он стал князем…

Твердимир, извиняясь перед возрастом боярина, перебил:

– Нет. Мечислав сильнее меня. Опытнее в бою, не раз выручал всю битву, заранее всё обдумав и выбрав место для битвы. Я сам стал боярином, убедившись в его знаниях.

– А если бы ты был опытнее?

– Стал бы князем, – просто ответил Тверд. – У нас возраст – не помеха.

– Князь! – раздался голос снизу. – Князь! Явись дружине, княже!

– Что-то они рановато, – пробормотал Мечислав, вставая. Подошел, осмотрел пирующих:

– Чего вам? Почему трезвые? А ну, навались на мёд да пиво!

Ёрш поднялся с кубком, осмотрел присутствующих нетрезвым взглядом, и, остановив жестом весёлый гвалт, закинул голову:

– Князь! Мы, дружина, хотим знать!

– Ну? Чего вам, братья?

– Грабить город нельзя?

– Нельзя!

– А если сами отдадут?

– А тебе с мечом в руке кто откажет?

– А как же награда за взятие, князь?

– А ты, остолоп, город мечом или кубком брал? Тебе Четвертакова обоза мало?

Пьяный воин ничуть не смутился общим хохотом:

– Обоза не мало. Хватило обоза. А скажи, князь. Вот мы пришли сюда, нас тут встретили, уважили. А дальше что?

Дружина притихла. Действительно, а что дальше? С надеждой смотрят на предводителя. Через столько битв он их провёл, столько всего вместе пережили. А теперь, когда достигли цели…

Мечислав поморщился. Не ожидал, что так быстро придётся отвечать на неудобный вопрос. Хотел завтра всё объяснить, когда напразднуются и проспятся.

– А дальше вот что, други. Наёмники берут добычу и идут, куда глаза глядят. Остальные…

– А мы все тут наёмники, князь! – воскликнул другой воин.

Князь рукой остановил начавшего, было распаляться дружинника:

– А остальные, все, кто хочет харчей пожирнее, да бабу под бок – беру на службу к себе, да в пограничные города княжества сотниками да боярами!

Пьяный воин прервал раздавшееся, было «Слава!»:

– Князь! А вот ты скажи. Там, на кордонах, своих сотников да бояр нет? Прийти, мы туда, придём. А нам тама по загривку оглоблей? А?

– Мечислав, – Змеев сотник так неслышно подобрался сзади, что князь даже вздрогнул, – У меня есть решение твоей новой беды.

– Да? Поделись.

– Иди к нам на службу со всей дружиной. Платим мы щедро, воин ты справный. А за княжеством Твердимир присмотрит.

Голубые глаза князя мечут молнии, кажется, он готов прямо на месте задушить наглеца:

– Присмотрит? Кряжич – не вещь, чтобы за ней присматривать. Мы вернулись и с места больше не сдвинемся, понятно? А вы, – Мечислав повернулся к ожидающей дружине и повысил голос, – дружина верная моя! Сегодня и три дня гуляйте и веселитесь! А на четвёртый день я вам придумаю, что делать. Никого не обижу, клянусь!

Дружинники сдвинули кубки и веселье началось с новой силой. Мечислав мысленно вытер лоб: избежал большой драки. Вот только Змеев сотник почему-то смотрит как-то странно. Как будто он, Мечислав – упрямый конь, которого надо плетью. А то и шпорой.

Неожиданно стало душно, надо прогуляться.

Блиц

Мамина ладонь беспокоилась. Пальцы до боли сжимали плечо, поднимались по шее к голове, ворошили волосы, похлопывали по макушке, успокаивали, снова опускались. Тогда ухо чувствовало тяжёлый, шитый золотом парчовый рукав. Краем глаза видел Тверда, стоящего под левой рукой мамы.

Брат обеими руками нелепо сжимает глупого змея со свисающим до земли хвостом. Мама очень просила, чтобы углы шкатулки не выпирали, сама помогла спрятать, улыбнулась, потрепала младшего по щеке и попросила не бояться. Всё будет хорошо. И папа на крыльце, увидев испуганных детей, тоже подмигнул, и сказал, что всё будет хорошо. И дядя Четвертак, услышав слова папы, расхохотался и тоже сказал, что всё будет хорошо. Даже лучше, чем ожидалось. И только толпа горожан впереди ничего не говорила. Наверное, не знала, хорошо теперь будет или не хорошо. И папина Малая Дружина ничего не говорила, потому что мертва: по всему терему лежат зарубленные или заколотые в спину тела. Двое – у ворот, вросших в землю. Закрыть не получилось. Папа доверял горожанам.

– Ну, что, брат, – хлопнул в ладоши дядя Четвертак. – Сам видишь, не твой день.

– Брат брата в спину ударил?

– Не ударил – пощадил. Ступай, не доводи до греха. Я и так сделал больше, чем надо.

Дядя Четвертак похлопал папу по спине, подтолкнул с крыльца терема.

– Иди, Миродар, не искушай Недолю.

Папа оглянулся на маму, окинул взглядом детей, посмотрел на Восточную. Молчаливый народ стоит вдоль улицы, ждёт. Руки отца сжались в кулаки, но звук покидающего ножны меча остановил. Плечи Миродара опустились, сам съёжился, поник.

– Пойдём, Ждана. Идёмте, дети… – Повернулся к дяде Четвертаку. – Прощай брат. Что жизнь сохранил, на том и спасибо. Как же так получилось, что все бояре с дружинами на кордонных весях оказались?

– Не ты ли хотел с Змеевыми землями союз заключить? – Хмыкнул дядя, заправив большие пальцы за пояс. Шумно вздохнул, расправил рубаху, собрав на спине складку. Так по-хозяйски и оставил руки за спиной. – Переполошились бояре.

– Змеевы земли неопасны. Сам ещё поймёшь, что пользы от них больше, чем угрозы.

– Ну, раз там безопасно, так и ступай туда с миром. А мы тут сами как-нибудь управимся. Тебе телегу в дорогу дать? Да что это я. Не пешком же женщине с детями идти. Эй!

Четвертак обернулся, махнул воину, тот убежал на задний двор.

– Ночи сейчас тёплые, да берегись, князь, разбойники поймают, припомнят тебе дружков своих, по ветвям развешанных.

– На убой гонишь?

– Это уж как получится. Я своё дело сделал. А там, как вам Доля совьёт.

С заднего двора привели телегу, запряжённую серой кобылкой. Кобылку эту, Чыдамлы, Мечислав знал хорошо: самая низкая в конюшне, неприглядная. Некрасивая, не понять, почему папка её не продал. Миродар усадил детей на повозку, помог маме устроиться, забрался на передок, взялся за повод.

– Эй, князь!

Папка повернулся, нахмурился. Едва слышно шепнул маме:

– Начинается, пригни детей. Чего тебе, брат-благодетель?

– Возьми в дорожку, пригодится. – Четвертак достал из-за спины крупную репу. Бросил в кузов телеги. – Эй, кряжинцы! Нешто дадите своему князю в дороге с голоду помереть?

– Прячь детей, Ждана!

Крикнув, папка так хлестнул лошадку, что та дёрнула телегу. Толпа только этого и ждала. Репа полетела со всех сторон, народ кричал, улюлюкал, смеялся. Несколько плодов попали по испуганной кобылке, ударили папку в плечо и голову, но тот нахлёстывал Чыдамлы, не давал врезаться в толпу, правил к воротам. Тверд заплакал, увидев искажённое болью лицо матери. Мечислав терпел, нельзя княжичу реветь на людях, но слёзы потекли против воли.

***

Репы хватило на неделю. Последний плод мама сварила утром с травками в котелке, кинутом в телегу кем-то сердобольным. Тогда казалось, что кинули со зла, но разбирая под утро вещи, увидели котму с небольшим котелком, черпаком, огнивом и сушёным мясом. Поблагодарив за глаза добродея, Миродар развёл костёр, набрал из ручья воды. Мясо Ждана есть не разрешала, варила похлёбку. С водой получалось сытнее. Но всё равно гостинца хватило лишь на четыре дня. Пару раз удавалось поймать русака, тогда ели дважды в день: ползайца на ужин, да ещё с утра. Настоящий пир. Из оружия Миродару оставили лишь нож, и на том спасибо. Поговорил с женой. Поспорив, решили ехать к Тихомиру, старому боевому товарищу.

***

Отца убивали долго. Повесили за руки на столбе, и издевались так, что ни один зверь не придумает. Выведывали, откуда такой златотканный купец взялся, да где его караван потерялся. Отец кричал, ругался, направлял воров к Кряжичу, но ни разу не взглянул сторону кустов, где пряталась семья.

Мечислав, откуда и силы взялись, держал маму и брата, зажимая им рты, шептал, чтобы закрыли глаза. Брат закрыл, а мама не могла, смотрела и старела прямо на глазах.

Убедившись, что шум стих окончательно, Мечислав поднялся, взял безвольную руку матери и дрожащую брата. Повёл из кустов к указанной отцом тропинке.

Отец не дожил всего три перехода. Не знал, что между кряжицким княжеством и Змеевыми землями есть узкая полоска без закона и правителя. Даже не полоска, островок. Потом, научившись читать карты, Мечислав не мог взять в толк, почему из десятка дорог они выбрали самую опасную.

По Змеевым землям к Тихомиру добирались ещё три недели. В постоялых дворах их принимали радушно. Украшения мамы из шкатулки помогали с ночлегом и едой. Только мама всё молчала, ела неохотно, иногда вовсе забывала, приходилось заставлять. Хозяева дворов, сначала улыбчивые, глядя на Ждану замолкали. Рты раскрывали, только если их о чём-то спрашивали.

Лишь у дяди Тихомира мама впервые разомкнула губы.

– Дошли, – сказала она охрипшим голосом. – Довела.

Выцветшие глаза шарили по светлой горнице, оглядывали братьев, кряжистого неприветливого дядьку.

– Миродара не сберегла.

Стянула платок и Мечислав с ужасом увидел, что она совсем поседела.

Глава четвёртая

Доннер

В Кряжиче дураков не водится, вряд ли кто отважится подкрасться к бывалому воину со спины, надеясь остаться незамеченным. Словно в ответ на мысли Мечислава, сзади шумно засопело, зашуршало одеждами и стало понятно, что это – женщина. Значит, пусть заговорит первой, решит, что оторвала от дум об отечестве.

– Чего загрустил, княже? – По бархатному девичьему голоску узнал Милану, прислуживавшую за княжьим столом. – Уж ли не угодили мы гостям своим гостеприимством?

Князь оторвал взгляд от стремнины, серебром женихающейся с лунным светом, обернулся на голос. В свете луны девушка казалась загадочной и беззащитной. Жестом пригласил сесть рядом.

– Угодили, красавица, всем угодили. Устал от шума, столько лет слушал лишь говор боевого железа да пение стрел.

– Тишины захотелось?

– Захотелось.

– Не больно-то тут тихо. – Девушка рассмеялась, запрокинув голову, мотнула головой в сторону города. Каштановые волосы рассыпались по плечам. – Люди на медах уже всех соседей побили, да на Змея войной пошли.

– Хорошо – на медах, не на деле.

Девушка поёжилась, Мечислава коснулось тёплое плечо.

– Отчего же? Разве ратный подвиг не пьянит настоящего воина?

– Кто не видел крови да огня на стенах града, тому в битвах лишь куш мерещится. А что же в такое тёмное время дочь боярина у речки гуляет? Или внучка?

– Правнучка.

– Ого! Кордонец не похож на такого старика!

– А я, значит, похожа? – Девушка наигранно наморщила носик.

Мечислав понял, что сморозил, смутился, сказал поспешно:

– Нет-нет, я не это имел ввиду!

Звон бронзовых колокольчиков разнёсся по реке. Милана смеялась так чисто, что князь и сам развеселился. Успокоившись, лёг на живот лицом к девушке, та сидела, обхватив колени руками и положив на них подбородок. Мечислав устроился поудобнее, отчего боярская правнучка снова улыбнулась, в лунном свете на щеке отчётливо проступила ямочка.

– Никого не боишься, красна-девица?

– Не боюсь, князь. С приходом Змеевой сотни нам уже давно ничего не угрожает. И, потом… – Милана многозначительно замолчала, стрельнула зелёным глазом.

– Что?

– Что же мне будет, если рядом такой сильный витязь? А пришла я к тебе с вопросом.

– Чего же сказать тебе, милая?

– Люди наши всё гадают, зачем ты в воротах щит велел поставить?

– Не догадываешься?

– Догадываюсь. А ты – всё равно скажи.

– Есть города, что приходится брать силой. Не люблю я этого – кровь и огонь, сопротивление и насилие.

– Да, это ужасно. А если города сами отдаются?

– А если они сами ворота отворяют, без сопротивления, тоже не люблю.

– Силой не любишь, и когда сами – тоже? Как же тебе угодить, а?

– А вот так. Все знают, чем закончится, но создают видимость сопротивления.

– Любишь сопротивление? Когда во врата силой?

– Нет, врата открыты, а я ладошкой едва-едва. Тогда вроде бы – и я взял – и город сопротивлялся. Не битва получается, а игра и все при своих, видишь?

– Да, едва-едва ладошкой. Но, зачем, князь? Разве не нравится, когда по добру?

– Нравится, милая, очень нравится. Добротой да лаской можно потом, когда и так всё понятно. Но впервые войти в город я должен сам, хоть раз, но – сам, сам, сам… по своей воле, своим решением, понимаешь, Миланушка?

– Понимаю, Мечислав, понимаю…

***

Бояре разошлись, сославшись на поздний час и ранние дела. Мечислав ушёл прогуляться. Воины внизу тоже разошлись, но иначе: орут песни, обнимаются с горожанами, ещё чуть – драться начнут. Девки подливают, заглядываются на витязей-освободителей, примериваются, прикидывают задумчиво, на кого будут похожи детки. Точно драки не миновать.

Тверд лениво поглядывал по сторонам, делал вид, что присутствие Змеева сотника его совсем не беспокоит. Тот не спешил начать разговор, словно присматривался к молодому боярину, думал, стоит ли. Боярин решил – разговору не миновать, отчего бы не начать первым.

– Ишь, Ершака разошёлся. Стол проломит.

– Да, гулять кряжичи умеют. Кряжичи и, пожалуй, блотинцы.

– Мы братья, вернее – родственники. Боги одни, обряды, наречие.

– Как же так получилось, что всё едино, а княжества разные?

– Ну, как? Старший брат остался княжить здесь, младший – набрал дружину, ушёл внаём. Поскитался, пообтрепался да осел южнее, в блотинской деревеньке. Так и породнились. У нас и на меттлерштадтских границах родни много, и на дмитровских. На западе.

– Потому и воюете за деревеньки?

– Наверное. Как понять – чья земля, если половина жителей слева, половина – справа?

– А с Полесьем не воюете?

– На севере? Нет, конечно! Кому оно нужно: там холодно, – Тверд рассмеялся, посмотрел на сотника, хлопнул по колену ладонью. – Шучу. Мы с Полесьем – совсем родня. Наша с Мечом мама – оттуда.

На миг осёкся, нащупал серьгу, к горлу подступил комок. Сотник явно заметил, решил сменить.

– А Лесовцы чьи?

– Были ничьи, стали наши.

– Как это – меж двух княжеств – ничья деревня?

– А никак. Воры в лесу построили.

– Воры? Чьи?

– Наши и меттлерштадские. Воли захотели, чтобы налоги не платить.

– И что, за них войны не было?

Тверд рассмеялся.

– Были, сотник, целых две. Дважды мы войска высылали, дважды теряли.

– В бою?

– Какое там! Места глухие – поди, найди деревню в чаще! Битвы не было, а войска домой возвращались с потерями. Вот и плюнули.

– Как же теперь нашли?

– Теперь – другое дело. С тех пор, считай, лет сорок прошло, тропинки дорогами обернулись.

– То есть, если бы Меттлерштадские войска пришли первыми…

– Деревня принадлежала бы им. Если бы взяли.

– А воевать за неё не станут?

– Теперь не станут. Змеевы земли не воюют. Да и кордон мы там поставим, таможню, дороги растопчем. Мечислав приказал мужикам просеку в Кряжич рубить, обещал лес покупать. Наладится.

– Вот как? А не хотелось бы послужить Змеевым землям?

– Это ещё как?

– А вот так. Змеево войско караваны охраняет, а вот толковых воинов нам не хватает. Если твой брат согласится со своим войском стать летучей армией, приграничных войн вы избежите.

– Как это – летучей армией?

– Где надо, там и войско. Где рвётся, там и шьём.

– Не знаю, не знаю. По части подраться он, конечно, не дурак.

– Так чего не согласился?

– Откуда мне знать? Может ещё не засвербело. Только пришли, на радостях и отказался.

– А если время не терпит – как быть?

– А к чему спешка?

– На северо-востоке степняки дикие земли разоряют.

– Что значит – дикие?

– Не связаные Змеевыми путями. Не наши.

– Тогда, какая вам до них беда?

– Как знать, как знать. Люди гибнут. А они – пахари, воевать не умеют, помощи просят.

– Помощь просто так не даётся, сотник, тебе ли не знать?

– Знаю. Они к Змеевым землям примкнут, а вам с Мечиславом – серебро наёмное.

– Кто же Кряжич оставит?

– Никто, сиди, правь. А Мечислава надо уговорить. Возьмёшься?

– Как же я его уговорю?

– Не знаю. Я – простой торговец. Знаю только пряник. Может быть, ты знаешь ещё что-то?

Твердимир посмотрел на сотника искоса, с подозрением.

– Ты что мне предлагаешь, Змеев сын? Брату кнутом угрожать?

– Почему сразу угрожать?

– А чего тут непонятного? Озёрск разве – подкуп? Там вы и кнутом, и пряником амира уговаривали, а здесь – напролом не получилось, решил меня с братом рассорить?

– Почему, сразу – рассорить? Поговори с ним, объясни. Нам нужно. Но нужно быстро. Времени нет. Может и послушает.

– А не послушает, что тогда?

– Тогда мы сами поговорим. Но это будет хуже.

– Как же это вы поговорите?

Сотник откинулся на спинке кресла. Стало непонятно, как у него там мечи за спиной. Или сталь такая упругая?

– Ты же гасил меттлерштадские бунты, верно?

– Гасил.

– А теперь представь, что кряжицкая чернь прознала о повышении налогов.

– А разве кто-то собирается их повышать?

– А это не важно. Важно, что в кабаках об этом только немой молчит.

– Получается, те бунты – ваша работа? – Тверд встал перед сотником, кулаки сжались. Сотник равнодушно пожал плечами. – Для чего?

– Чтобы Магистрат был чуть сговорчивее.

– Слабо верится.

– Почему?

– С Четвертаком вы не так поступили.

– Четвертаку мы просто не стали мешать. А потом, нам надо было, чтобы вы подросли. Время ждало. Спокойно, боярин, не кипятись. Вы же с братом всё равно договорились власть поделить. Оставайся править Кряжичем, а он пойдёт воевать. Общую границу Змеевых земель охранять да расширять. Поверь, так будет лучше.

– А если хуже?

– А если хуже, Четвертак свой урок получил. Вернись он назад, уверен, мы с ним договоримся.

Тверд схватил сотника за грудки и одним движением выкинул с балкона. Даже не ожидал, что тот окажется настолько лёгким в кости. Сотник перелетел, кувырнулся в полёте и встал на обе ноги на праздничный стол. В лёгких боярина клокотала ярость, в глазах стелился кровавый туман.

– Это что такое, брат? – раздалось от двери. Тверд обернулся, посмотрел на Мечислава.

– Меч, посмотри на этого… этого.

Ткнул пальцем в сторону сотника, встретился с ним взглядом и осёкся. Сотник выглядел спокойным, уверенным в себе.

– Твой брат напал на меня, князь. Я не сопротивлялся. Что у вас полагается по закону за нападение на гостя?

– Тверд, – суровый взгляд брата способен был опрокинуть.

– Мечислав! Выслушай!

Князь сложил руки на груди, но Змеев сотник перебил Тверда:

– Закон, князь, закон! Чем ты будешь отличаться от своего дяди, если начнёшь делить закон на свой и чужой?

Мечислав посмотрел на брата.

– Увечий нет. Только нападение. До утра – ни слова. Иди в подвал, там прохладно, проспишься.

– Мечислав!

– Молчать! До утра – сиди в подполе! Сотник, ты этого хотел?

– Я хотел, чтобы всё было по закону.

Сходя со стола, Двубор бросил мимолётный взгляд на Твердимира. Чёрная бровь изогнулась, тонкие губы изобразили едва заметную кривую улыбку.

Мечислав дождался, пока брат покинет балкон, повернулся к притихшим дружинникам.

– Ну? Кого хороним? Пиво закончилось?!

***

Кряжич никогда не нуждался в большом застенке. Ещё дед Миродара построил каменную темницу на три десятка комнат. Город разрастался, но для скорого княжеского суда этого вполне хватало.

В детстве Твердимир часто проходил мимо подпола, больше чем наполовину врытого в землю, пытался заглянуть в маленькие духовые окошки. Сейчас он убедился – действительно очень маленькие: едва, чтобы не задохнуться. После давнего пожога стражникам запрещали оставлять свечи и лучины. В тот раз сумасшедший бродяга подпалил сено на деревянной лавке, угорело больше десятка человек, трое умерли.

Тверд накрылся дерюгой, уставился в едва различимое окошко – тёмно-синее пятно на чёрном фоне. Глаза привыкли, начали различать отдельные блики на камнях. Слух обострился, как это бывает в полной тишине, и теперь оказалось, что это вовсе не тишина, а даже вполне наполненное звуками помещение: капает вода, шуршит мышь, нет-нет, да всхрапнёт кто в соседнем помещении. Кому-то не спится, бродит в темноте, шурша одеждой и натыкаясь на стены, скамью и решётку. Запах прелого сена и застарелой мочи. И еле слышный запах серы, наверное, с кузни ветром принесло. Иногда Тверду казалось, будь он действительно в полной тишине, не сможет уснуть от стука собственного сердца.

– Хватит сопеть, дай заснуть! – раздражённый шёпот из соседнего помещения показался грохотом небес. – Подумаешь, несправедливость увидел. С утра тебя выпустят и снова допустят к князю, вот, только ненадолго всё это.

– Кто ты?

– В своё время узнаешь.

– Откуда ты меня знаешь?

– С моим слухом, Тверд, можно узнавать секреты кротов в норах. Я прекрасно слышал, как Змеев сотник тебя обвинил и как Мечислав вынес приговор. Не знай я людей так хорошо, мог бы предположить, что это случайность. Но на своём веку слишком часто видел борьбу за власть. И вот что скажу: если ты не справишься с братом, он справится с тобой. А после станет вторым Четвертаком.

– Это всё из-за сотника. Утром я объяснюсь с братом.

Тверд не сразу понял, что глухой кашель, раздавшийся в соседнем помещении – смех.

– Объяснишься. И он тебе поверит. И даже скажет, что всё в порядке. И ты, быть может, поверишь ему. Но вы уже никогда не будете доверять друг другу. Эта трещина только вырастет. Власть не сломала Миродара, но он был изгнан. Если не станешь крепким, как эти камни, – послышался мокрый шлепок по стене, – жди повторения судьбы отца. Или ты думаешь, Мечислав всего лишь показал Двубору, что теперь всё будет по закону? Ты часто бывал на переговорах со Змеевыми людьми? Можешь поручиться, что твой брат не обговорил всё это заранее? Не отвечай сразу, подумай, вспомни.

Тверд молчал. А ведь действительно: не всегда он присутствовал на переговорах брата. Иные решения начали казаться надуманными. Например, решение идти в обход, через Озёрск и Блотин. Да и города эти сдались слишком уж легко. Не было ли это заранее оговорено? Змеево племя! Ведь так и вправду поверишь Втораку с его сказками о Главном Торговце!

– Ты же просто нас рассорить пытаешься! Льёшь воду на мельницу Двубора! Кто ты такой?!

– Считай меня старым мерзавцем. Но вот что я тебе скажу. Запоминай. Завтра Мечислав ни свет, ни заря лично придёт за тобой, сам откроет камеру и выведет наружу. Ты попытаешься с ним объясниться, но он не захочет ничего слышать, скажет «проехали», и замнёт всё, что произошло между тобой и Двубором. Но с этого момента ты будешь принимать всё меньше участия в правлении, доверия между вами будет всё меньше. Или думаешь, он просто так оставляет себе дружину, а тебе отдаёт бояр?

– Не зря?

– У кого войско, у того – власть, Тверд. Попробуй отказаться от боярщины, увидишь его ответ. Он оставит себе власть. Наконец, останется только один: ты, или он. И есть только один способ выжить обоим.

– Какой же? – спросил Твердимир после паузы. Он уже догадывался, но надо было услышать.

– Вам нужно разделиться. Соглашайся на условия сотника. Тем более – он всё равно не отстанет. Не зря он грозился бунтом – торговцы на такие штуки горазды: для них своё мнение выдать за чужое – как воздухом дышать. И, главное – ни слова о своих подозрениях брату. Это самое главное. А теперь – спи.

Блиц

– Змеев сотник будет недоволен. – Тверд поудобнее устроился в седле, похлопал, успокаивая, коня по шее, бросил взгляд на брата.

Мечислав остановился на пригорке, оглянулся на выходящую из леса Малую Дружину.

– Ему-то что? Подумаешь, немного отклонились. Основные войска идут в Блотин. Да и место это не Змеево.

– Пока не Змеево, – хмыкнул Тверд.

Мечислав на миг задумался, кивнул.

– Смотри-ка, частокол поставили.

С пригорка деревня просматривалась почти целиком. Два десятка дворов по сторонам единственной улицы, идущей с севера на юг. Ну, или с юга на север, это уж зависит от путешественника. Окружённая частоколом из толстых брёвен, уходящих с двух сторон в лесное озерцо, деревня могла бы держать оборону против лесного зверья и мелких отрядов. С запада – засеянное рожью поле, совсем маленькое, на прокорм явно не хватит. Видимо деревья пошли на частокол, а расширять пашни хозяева посчитали излишним. Мечислав минуту сомневался: он не помнил это поле, наверное, лес подсекли недавно.

А вот широкая площадка со столбом перед озером в восточной части осталась в памяти накрепко. Вон на том берегу, в орешнике он держал брата и мать, глядя как местные мучают отца, приняв за заблудившегося купца. Видно, степная лошадка сбила с толку. Неприхотливые, выносливые, способные без устали плестись хоть сутками напролёт, они очень ценились среди торгового люда. Отец не стал разубеждать грабителей, боролся за семью.

Недовольные княжеским налогом мужики уходят в дремучие пограничные леса, заводят своё хозяйство, порой не гнушаются мелким разбоем. Что ж, возможно, если бы Миродара просто ограбили и убили, закипающая в груди ярость не переросла в суд, попытку хоть как-то разобраться в произошедшем. Но его ведь пытали! Да чего там, пытки – обычное дело, если надо что-то узнать, но ведь они просто глумились!! Для забавы!!!

– Тихо-тихо, Мечислав, ты так засопел, что…

– Тверд, ты ничего не видел. Я закрывал тебе глаза. Но сам-то я видел всё, понимаешь? Мне нельзя было зажмуриваться, понимаешь?

Тверд положил руку на плечо брата, потрепал.

– Понимаю, понимаю. Ты смотрел, чтобы никто не подобрался.

– Они не только отца убили, они и мать погубили. Мать… – руки сами собой скрутили повод. Рука брата сжалась.

– Да. Только не дай своей ярости наделать ошибок.

– Нет, я буду спокоен. Я буду резать диких зверей.

– Смотри, чтобы они тебя не покусали.

Пронзительный свист с севера разорвал окрестности. Мечислав кивнул.

– Вот и Ёрш. Добрался.

– Обоз на кого оставил?

– На пятидесятника.

– Сколько у него людей?

– Сотня. Нам больше и не надо. Ну, что, начинаем?

– Эх, осаду бы.

– Нет времени на осаду, начинаем.

Тверд кивнул, повернулся к своей сотне, жестом скомандовал выступление.

Мужики нехотя выходили на свист из домов, чесались, озирались. Видя воинов младшего, перекрывающих отход по полю, кидались обратно, выходили уже с оружием, в кожаных доспехах, занимали места на частоколе. Деловитые, хмурые, видно, не раз отбивались от княжеских отрядов. Впрочем, что может сотня всадников против бывалых защитников? Это зависит от всадников. И защитников.

– Что ж вы даже рва не выкопали, а? Озеро-то проточное, – задумчиво пробормотал Мечислав, глядя на выстраивающихся перед полем мужиков. Он помнил, там на востоке есть маленькая речушка, при желании озеро можно использовать в целях защиты. Или это у него тихомирова наука в голове застряла? – Ловушки, что ли вкопали?

Княжич поднял сжатую в кулак десницу, на пригорок начала подниматься его сотня. С противоположной стороны из леса вышли всадники Ерша и начали стремительно рассредоточиваться. Один край упёрся в озерцо, второй соединился с твердовыми людьми. Тот же манёвр проделали мечеславцы. Ещё один свист привёл в движение всадников. Кольцо начало медленно сужаться.

Тверд половину ночи уговаривал брата не жечь всё по темну, и не выходить на деревню наскоком. Только так, медленно и неумолимо. Что ж, надо признаться, мужички действительно дрогнули от такой неспешности. Видя, как всадники почти приблизились на расстояние перестрела, приготовили было луки, но опешили: воины остановили лошадей, спешились и медленно, по-хозяйски достали из-за спин тяжелые самострелы начали взводить. Так же неторопливо и деловито наматывали на наконечники пропитанную маслом паклю, укладывать болты в пазы.

Пока воины с факелами обходили остальных, Мечислав вывел коня на пару корпусов вперёд.

Бородатая харя поднялась над частоколом рядом с южными воротами. Оценивающе оглядела всадников, уставилась на вожака.