Текст книги "Стихотворения и поэмы"

Автор книги: Владимир Сосюра

 
Солнце скрылось уже за курганы,
что-то шепчет цветам ветерок
там, где в травах вечерних багряный
потеряла заря гребешок.
 
 
Уплывает желанное лето
на зеленом челне в небеса…
Ой, цветы, вы осенних расцветок,
запоздалого счастья краса!
 
 
Холоднее пойдут дни за днями,
отпылают рябины огнем…
Будет ветер метаться над вами,
разрыдается небо дождем.
 

2 сентября 1961 Киев

 
В осенних флагах вновь лицо земное,
и рощи плещут, как в морях вода…
Весна моей души везде со мною,
со мной всегда.
 
 
Я жизнь люблю, пою ее одну,
чтоб мы с тобою грусти не встречали,
чтобы смотреть на осень сквозь весну,
сквозь радости земные – на печали.
 
 
Ты осенью пришла к поэту вновь
и вырвала навек из сердца жало,
чтоб расцвела в ветрах моя любовь
и песнею слеза разлуки стала.
 

2 сентября 1961 Киев

 
О Красная зима, сквозь были
вовек греметь громам твоим!
Мы этот день вчера творили,
как нынче завтрашний творим.
 
 
Когда, грядущего сыны,
мы шли в далекие просторы,
и в дни последней, той войны
гремели выстрелы «Авроры»,
 
 
мы гордо встали над веками,
как солнце над лицом земли…
О, нет! Они навеки с нами,
те, что навек от нас ушли!
 

3 сентября 1961 Киев

 
Как радостно с утра идти под шум каштанов
по улице родной, идти и знать: вокруг
счастливый день куют в порывах неустанных,
сплоченные в одно, мильоны дружных рук.
 
 
Да, счастье трудовое мы для всех куем,
и сам ему несу я песни, словно зерна.
И знаем хорошо мы, для чего живем,
и знаем, для чего работаем упорно.
 
 
Счастливый я, как все; богатый я, как все.
В труде и в подвигах собою мы богаты
и всем, что жизнь несет в величье и красе,
что нас ведет в грядущий мир крылатый.
 

6 сентября 1961 Киев

 
Эй, ты, радость жизни!.. Эй,
цветики в долине!..
В наковальню, молот, бей,
взвейся в искрах синих.
 
 
И кузнец (он синеглаз)
крепко держит молот.
Дышит счастьем он сейчас,
потому что молод.
 
 
И душа у кузнеца
рвется в синь дорогу…
Вот идет встречать отца
сын его к порогу.
 
 
Он впервые говорит,
называет «тятей»…
Над землей напев парит,
юности крылатей.
 
 
Эй, эй, радость жизни!.. Эй,
цветики в долине!..
В наковальню, молот, бей,
взвейся в искрах синих.
 

5 сентября 1961 Киев

 
Иду… И сердца струны,
тая мечты волну,
играют мне про юность
и про мою весну,
 
 
про вербы над рекою,
Лисичье над Донцом,
про счастье трудовое,
что мы для всех куем,
 
 
про то, что мирным светом
полны мои края,
про то, что в счастье этом
есть доля и моя.
 
 
Иду… И сердца струны,
тая мечты волну,
играют мне про юность
и про мою весну.
 

6 сентября 1961 Киев

 
Объятья свои мне раскрыли
поля, и сады, и ручьи…
Возьми мое сердце на крылья,
о песня, и в дали умчи!
 
 
Туда, где Карпаты синеют,
смеются свирели в гаю…
Оно, молодое, сумеет
воспеть Украину мою.
 
 
В рассветном помчимся мы небе,
где радуги Черемош пьют…
И птахи свой радостный щебет
с его щебетаньем сольют.
 

6 сентября 1961 Киев

 
Те сады всё чаще
вижу снова я,
в соловьином счастье
вешние края.
 
 
В чарах небосвода
тихо ночь плыла,
бриллианты в воду
падали с весла.
 
 
Помню, этой ночью
были мне даны
и любимой очи,
и заря весны.
 
 
Годы мчались мимо,
мимо мчались дни…
Свет очей любимых —
где теперь они?
 
 
Я забыть не в силе
блеск очей твоих.
Мне они светили
ярче звезд любых.
 

6 сентября 1961 Киев

 
И всё никак не замолчу я,
пою, не зная скорбных чувств,
хотя в осеннем ветре чую
моей земли осенней грусть.
 
 
Мне шепчут травы – тише, тише, —
что в сердце юность я несу.
И кажется мне, что я слышу
звоночки ландышей в лесу.
 
 
Летят листочки всё багровей…
Ты для меня – весенний цвет!
Как нет у осени любови,
так старости у песни нет.
 

7 сентября 1961 Киев

 
В садах вся листва пожелтела,
замолкли давно журавли,
и солнца любовь охладела
к просторам родимой земли.
 
 
Где птахи теперь распевают?
Не слышу я их за окном.
И тихо под небом вздыхает
сырая земля перед сном.
 
 
Но сон этот канет куда-то…
И с первою зеленью вновь
к земле, молодой и крылатой,
пробудится солнца любовь.
 

7 сентября 1961 Киев

 
Дрозды покидают дубровы
до будущей ранней весны,
и листья трепещут багрово,
и астры поникли, грустны.
 
 
И сонно качаются сучья,
прощаясь с последней листвой,
и солнце взирает сквозь тучи
на зябкий простор полевой.
 
 
Сады отмечтают в покое
и в зимнем забудутся сне…
Но песни мои и зимою
не смолкнут о синей весне.
 

7 сентября 1961 Киев

 
Пусть взлетает напев
над землею!
Лишь заметить улыбку успев,
я светлею душою.
 
 
Синь и смех
солнце пьет.
В счастье всех —
мой полет.
 
 
А когда грохотали дороги,
дождь свинцовый над Родиной лил,
то со всеми грозу и тревоги
я делил.
 
 
Пусть взлетает напев
над землею!
Лишь заметить улыбку успев,
я светлею душою.
 

7 сентября 1961 Киев

 
Ты поднялся аж до звезд над землею —
и на пути пред тобой
горы дрожат под твоею ногою,
в реках вскипает прибой.
 
 
О мой народ, о тебе я
песни пою много лет.
Плащ твой – небес голубее,
очи – как радуги цвет.
 
 
Всё в тебе – пламень мартенов,
трель соловья и заря…
Горы тебе – по колено
и по колено моря.
 
 
Трудишься ты всё упорней,
с песнею радость деля.
И распласталась покорно
перед тобою земля.
 
 
Труд твой сливает сердца, словно реки,
в славном родимом краю.
Пусть моя песня прославит навеки
силу и правду твою!
 

9 сентября 1961 Киев

 
Листок осенний всё угрюмей,
он полон самых грустных дум…
Но я в листвы весеннем шуме
опять его услышал шум.
 
 
Нет, ты не жмись к ногам с мольбою!
Весной под небом голубым
своею смертью золотою
ты юность дашь листкам другим.
 
 
Пусть ветра хищного порывы
тебя уносят в даль дорог,
чтоб новою весной счастливой
ты жить в других листочках мог.
 
 
Как грустно небо догорает…
Всё гибнет, чтоб родиться вновь.
И только песнь не умирает,
когда в той песни есть любовь.
 

9 сентября 1961 Киев

 
От раздумий никак не усну я,
что в душе словно ветра мотив…
Я на гору ходил меловую,
звон гитар молодых полюбив.
 
 
Вновь лечу я в те дальние годы,
забывая свою седину,
где Донца быстротечные воды,
где любил я девчонку одну.
 
 
Целовал я ее, молодую,
был от счастья я сам голубой…
И сегодня как будто я чую шум
акаций тех лет над собой.
 
 
Пусть вовеки я юным не буду, —
всё ж лечу к голубой давнине
и хоть в песне о ней позабуду,
о холодной своей седине.
 

9 сентября 1961 Киев

 
Давно умолкли трубы боя,
и крик, и плач, и звон удил…
Навеки властною рукою
народ себя освободил.
 
 
И снова ленинское знамя
ведет нас всюду и всегда.
Оно колышется над нами
как символ мира и труда.
 
 
Мы к солнцу самому взлетали
не раз, не два с лица Земли.
Наш стяг в космические дали
уносят наши корабли.
 
 
Ему – серебряные реки
и молота тяжелый звон,
и грозы атома навеки
себе служить заставил он.
 
 
Мы с ним оковы тьмы разбили,
чтобы в счастливой высоте
нам прилететь на светлых крыльях
к всечеловеческой мечте.
 

11 сентября 1961 Киев

 
Я вижу в золоте осеннем
весны зеленую красу.
Пылай, напев, души гореньем,
что я людским сердцам несу!
 
 
Плывут, плывут мелодий звуки —
их столько в сердце расцвело!
Я верю: в холоде разлуки
таится новых встреч тепло.
 
 
Целует землю после ночи
устами солнца небосвод…
Так после слез сияют очи,
из грусти радость так растет.
 

11 сентября 1961 Киев

 
Шумят дубы, весною пахнут травы
в тумане отснявшей старины…
И у Днепра я вижу Святослава,
что снаряжает в дальний путь челны.
 
 
Текут, текут, текут спокойно воды,—
под солнцем как стекло равнина вод.
Из этих мест полки в бои-походы
его дружина в море поведет.
 
 
Там Святослав прольет потоки крови,
чтоб лютый враг навек запомнил Русь…
И он стоит, в раздумье хмурит брови
и челн качает, что в песок погруз.
 

12 сентября 1961 Киев

 
Давно уже влюбилась ты, душа моя,
в прозрачную красу закатов и рассветов.
Так пусть, так пусть звучит, как песня соловья,
мой голос молодой, вливаясь в хор поэтов.
 
 
Пусть славит он весну, что, душу окрыля,
сердца нам наполняет силою живою!
Как счастлив я идти росистою землею,
когда заря с небес слетает на поля!..
 
 
Пусть славит работяг, что поднялись на труд,
когда гудками даль зовет нас беспрестанно
и от Днепра туманы белые плывут,
а в небе облаков лазурных караваны.
 
 
Да, знаю я, что Днепр не потечет назад,
что молодость моя вторично не настанет, —
и всё же я пою, пою про синий взгляд,
что у меня в душе всегда горит, не вянет.
 
 
И, прославляя труд, я с песней огневою
ни на единый миг расстаться не могу.
Я землю полюбил любовью молодою,
и молодость свою я в песне берегу.
 
 
Пусть шире дышит грудь. Я славлю жизни чудо,
всё радостнее мне под небом петь родным!
Любовь, ты – молодость. И от любви я буду
до самого конца, как песня, молодым.
 

13 сентября 1961 Киев

 
Славить песнями я буду
край родной, родной народ.
Там дрожат мосты от гуда,
в наковальню молот бьет.
 
 
Блещет синь реки глубокой,
и шумит под ветром сад.
И румянит ветер щеки
у колхозных у девчат.
 
 
Я очей, что нету ближе,
синее сиянье пью.
И весной звоночки вижу
белых ландышей в гаю.
 
 
А лишь вечер наплывает,
травы стелятся, шурша,
звонкой песней отвечает
здесь на всё моя душа.
 

13 сентября 1961 Киев

 
Идем мы лучистой долиной,
для счастья – бескрайний простор…
Как синяя даль Украины,
любимая, светит твой взор.
 
 
Вдали, за рекой голубою,
зарей занялся небосклон.
Идем мы, и шлют нам с тобою
березки свой светлый поклон.
 
 
Их ветер полей колыхает,
целует твой облик родной, —
то солнце во мне полыхает,
то счастье шагает со мной.
 

13 сентября 1961 Киев

 
Весною накупил цветов я нежно-синих,
когда здесь соловьи нашли себе приют.
И вот на всех углах арбузы, груши, дыни
возами нынче продают.
 
 
И винограда золотые гроздья
сверкают на лотках светло и тяжело.
Им осенью последний дождик роздан,
им солнцем отдано последнее тепло.
 
 
И всё шумит, шумит, не утихает город
к шпилями стремится в небеса…
На всех углах растут цветистых фруктов горы —
богатства нашего осенняя краса.
 

14 сентября 1961 Киев

 
Дождь прошел, он отстучал в окно,
над цветами звонко отрыдав.
Для сердец, для листьев и для трав
крутится минут веретено…
 
 
Песней я приник к земной груди,
чтоб до самых голубых вершин
жаворонком взвиться… Погляди,
мчится по шоссе поток машин.
 
 
Пой, земля, неси заводов дым,
веком электричества гуди…
Чтобы вечно быть мне молодым,
песней я приник к земной груди.
 

15 сентября 1961 Киев

 
Как сине, как чисто, как тихо кругом!
Один я на круче стою.
И вербы, склонившись над сивым Днепром,
припомнили юность свою.
 
 
Срывает с них ветер сухие листки,
и смотрят им вербы вослед…
Им снятся крылатые Щорса полки,
что шли здесь дорогой побед.
 
 
Им старенький дед в те далекие дни
показывал путь через лед.
Несли на руках командира они
и шли всё вперед и вперед.
 
 
Гремел по Днепру бесконечный их шаг,
как грозного моря прибой…
То Щорс проносился лавиной атак,
чтоб Киев спасти золотой.
 
 
Как сине, как чисто, как тихо кругом!..
Один я на круче стою.
И вербы, склонившись над сивым Днепром,
припомнили юность свою.
 

15 сентября 1961 Киев

 
Тебя, крылатого, все славим мы сегодня,
и завтра, и в веках мы будем славить вновь, —
ты первым гордый стяг наш к самым звездам поднял
и тем завоевал бессмертье и любовь.
 
 
С такими нас никто нигде сломить не сможет,
твой смелый взгляд пробил космическую даль,
невиданный гигант, на хлопчика похожий,
с душою нежною, но твердою как сталь!
 
 
В твоих глазах, орел, спокойное сиянье.
А в жизни с каждым ты открыт, приветлив, прост.
Ты, словно памятник, стоишь в моем сознанье
с крылом, простертым ввысь —
                                                    до самых дальних звезд.
 

20 сентября 1961 Киев

 
День отсиял неповторимо,
в степях разлил зари вино.
И вечер заглянул незримо
глазами синими в окно.
 
 
С приветом на меня глядит он,
распространяя синь и сонь,
чтоб стукнул кованым копытом
в брусчатку ночи черный конь.
 
 
И, высекая чудо-искры,
конь будет мчать и мчать во мгле,
и вспыхнет месяц серебристый
у черной ночи на челе.
 

20 сентября 1961 Киев

 
Пусть цветик последний в долине
зачах,
но в сердце всё песня о синих
очах.
 
 
В них звезды задумчиво светят
на черные пашни ночей.
И жить не могу я без этих
очей…
 
 
В них вижу и днем я и ночью
сиянье небес голубых.
И пусть нас не будет, – те очи
светить будут в песнях моих.
 

24 сентября 1961 Киев

 
Растреплются в ветрах зимы холодной косы,
неумолимый снег засыплет желтый лист
пуховой пеленой… И солнце глянет косо
на голые леса, где только ветра свист.
 
 
И ласковое лето вспоминать я буду
в цвету счастливых дней, как молодость мою.
И вот увижу вдруг я уцелевший чудом
один-единый лист, упавший на скамью.
 
 
Я сяду на скамью, и только ветра гаммы
всё будут для меня в пустом саду звучать…
Тот одинокий лист согрею я губами,
на память положу его себе в тетрадь.
 

24 сентября 1961 Киев

 
Я не забыл ребят-дружков,
ремесленную школу,
где стал впервые у тисков
под стали звон веселый.
 
 
Всё это кажется мне сном,
а ведь взаправду было…
Я бил по пальцам молотком,
хоть целился в зубило…
 
 
Еще не мчался я в строю
под грохот стали в дали,
но в кровь уже вошли мою
крупицы чистой стали.
 
 
Там небо в окнах так тепло,
так радостно синело!
Мое рабочее село
в акациях шумело.
 
 
Усталость вахты трудовой,
весны далекой громы…
Звонок, и вот мы всей гурьбой
летим скорее к дому.
 
 
Летим по улице вон той,
свет-солнышком залитой…
Овраг. Погост. Там батька мой
лежит в земле зарытый.
 
 
И с ним в земле сырой лежат,
где щебет птичьей стаи,
два деда, две бабуси, брат
и матушка родная.
 
 
Ах, как бы это в жизнь вернуть
их золотые души!
В глаза их добрые взглянуть,
их голоса послушать…
 
 
Плывет, подобный серебру,
донецкий тихий вечер.
С любовью нежною беру
я братика на плечи.
 
 
Иду, его несу в огне
зари золотокрылой.
Я разве знал, что скоро мне
стыть над его могилой?!.
 
 
Гудки гудят, и даль дрожит
вечернею порою
там, где Олежек мой лежит,
мой братик, под землею…
 
 
Вот дед Владимир. Всю семью
он держит очень строго.
Я, маленький, пред ним стою,
боюсь его немного.
 
 
Он чай горячий пил, спешил,
зайдя к соседке Паше,
а я передразнить решил
его негромкий кашель.
 
 
Но он лишь улыбнулся мне:
«Не надо так, Вовуся!»
А за стеною в тишине
молилася бабуся.
 
 
Вот, как жар-птицыно перо,
я мчусь в зари ворота…
А вот другой мой дед, Дмитро,
родная Третья Рота.
 
 
Глаза горели, как в огне,
и кровью пели вены,
когда о Гарибальди мне
читал он вдохновенно…
 
 
Нет, не забуду это я!
Меняются картины…
Другая бабушка моя.
Добры ее морщины.
 
 
Нет, до сих пор я не забыл
глаза людей и души…
Как я у бабушки любил
под вечер сказки слушать!
 
 
Среди болот Яга живет
в глухом и темном месте…
Зевает бабушка и рот
беззубый сонно крестит…
 
 
Вот новый день мной воскрешен,
он никнет, словно колос…
И слышу я гитары звон
и задушевный голос…
 
 
То батька… Мука сердце рвет…
Поет он о садочке
и о вдове, что там живет,
о милой вдовьей дочке…
 
 
И снова память ожила…
Когда мы шли лавиной,
я крест, что мама мне дала,
взял и в траву закинул.
 
 
Мы солнце добыли в бою
всему простому люду…
Но я и юность и семью
родную не забуду.
 
 
Моя земля из года в год
в космическом полете…
И на завод гудок зовет
в далекой Третьей Роте.
 

16 октября 1961 Киев

 
В сиянье нашей славы и труда
мы – партии своей родные дети.
У нас трудящиеся – господа,
а не рабы, как это в старом свете.
 
 
Сильны мы дружбой, каждый миру рад,
нам труд, как солнце, в нашей жизни светит.
И каждый честный человек нам – брат,
брат, а не волк, как это в старом свете.
 
 
В единстве нашем – наше торжество,
борьбой закалено… У нас в ответе
один за всех и все за одного, —
не каждый за себя, как в старом свете.
 

1961

 
Как сон, туман плывет с реки
        над криком птичьих стай.
Отшелестели колоски,
                 тоскует гай.
 
 
Не слышно больше соловья…
        И, как ни посмотри,
тоскует гай… Душа моя
                 в слезах зари.
 
 
А сердце хочет жить спеша:
         пой, песне помогай!
В слезах зари моя душа,
                 тоскует гай…
 

1961

 
Грустно вечер бормочет —
быть метелям, снегам…
Ты не падай, листочек,
чтоб прижаться к ногам!
 
 
Вечер стал на колени
средь равнин золотых…
И в предсмертном томленьи
георгин приутих.
 
 
Но наполнится звоном
сад весною… И вот
вновь в листочке зеленом
мертвый лист оживет.
 
 
Теплый ветер нахлынет, —
георгин, ты опять
в молодом георгине
будешь жизнью сиять.
 

1961

 
Солнце, мое солнце, что поет и греет,
расцветай и властвуй над моей душой!
Только тот, кто любит, в песне не стареет,
только тот, кто любит, вечно молодой.
 
 
Да! Душа поэта песнею крылата,
на земле и в небе все улыбки – ей.
И цветок сорвать я не могу, как брата,
как и всё живое на земле моей.
 
 
Песня всё добудет, песня всё умеет,
в песне не ослабнет дней моих разбег.
Только тот, кто любит, сердцем не стареет,
только тот, кто любит, не умрет вовек.
 

29 июля 1962 Ирпень

А. Малышко

 
В окно бился ветер, затеяв трезвон,
сияли у матери очи,
когда, в бедной хате крестьянской рожден,
увидел ты неба кусочек.
 
 
Нелегкою доля, признаться, была,
с ветрами сроднился ты скоро.
И звонкая песня тебя повела
по тропкам извилистым в город.
 
 
Пришел ты от верб и задумчивых трав,
тая в себе дух тополиный,
и, сердце народу навеки отдав,
ты стал трубачом Украины.
 
 
А враг объявился – ты в грохоте гроз
с отвагою вышел в дорогу,
сквозь битвы трубу свою с честью пронес,
трубя боевую тревогу.
 
 
Давно громогласные пушки молчат,
лишь в песнях их гул слышу вновь я…
И пусть тебе нынче уже пятьдесят —
ты юн, словно ветер Днепровья.
 
 
И, силы свои отдавая труду,
сквозь звездные годы шагая,
цветет с тобой в песенном этом саду
подруга твоя дорогая.
 
 
Пусть синий рассвет постучится в окно,
как встарь, мы покоя не ищем.
Скажу я: добро, когда сердце одно,
а два – еще лучше, дружище!
 
 
Мне дороги песни твои, не таю,
и дорог твой нрав молодецкий.
Ты любишь днепровскую землю свою,
как горд я своею, донецкой.
 
 
Одна Украина. И травы одни,
и зори одни, что над нами,
и души, и песни, – как сестры они,
и к жизни любовь – наше знамя.
 
 
И всё, что прекрасно, что чисто, чему
сердца мы свои посвятили, —
народ, наша гордая честь, и ему
все помыслы наши и силы!
 
 
О всяком старье я ничуть не скорблю,
и ты свою душу не губишь.
Всем сердцем тебя я, дружище, люблю
за то, что народ свой ты любишь.
 

4 сентября 1962

 
Он идет, и ветер вьется,
теплый, ласковый…
У шахтерки сердце бьется,
как у ласточки.
 
 
Хмурит угольные брови,
как цыганочка.
На щеках огонь багровый
тлеет в ямочках.
 
 
Прячет вспыхнувшие щеки,
наклоняется.
С неба месяц ясноокий
усмехается.
 

10 сентября 1962

 
Где над Днепром привяли травы,
склонились вербы с берегов,
я вижу очи Святослава
суровые в дали веков.
 
 
Поют ему родные воды
и льнут к ногам его волной.
Он из счастливого похода
привел соратников домой.
 
 
Он шлет привет ветрам и тучам,
с улыбкой светлой в даль глядит.
И на плече его могучем
кольчуга золотом блестит.
 

11 сентября 1962

 
Над степью, что в ранних туманах,
синей обрамленье лесов…
А в далях тревожно-багряных
в бой красных ведет Примаков.
 
 
Клинком обнаженным играет,
сам русый и юный такой.
И радостно солнце сияет
на кожаной куртке тугой.
 
 
Разбита звериная стая,
свободна земля от врагов…
Родных избавителей славя,
их древний приветствует Львов.
 

11 сентября 1962

 
Я смотрю на партийный билет —
вижу юности мир незабвенный:
я – курсант, я – в пилотке военной,
я впервые шагнул в новый свет.
 
 
Золотая Одесса. Цветенье…
И так ласково шепчут сады.
В этот день я отнес заявленье,
чтоб вступить в коммунистов ряды.
 
 
Май, сияющий, добрый, цветастый,
разливал молодое тепло.
Я был принят тогда… Сколько счастья
в моем сердце тогда расцвело!
 
 
Солнце, солнце сияло во взоре,
солнце в жилах и солнце в саду…
Это было у Черного моря,
это было в двадцатом году.
 
 
Ой вы, юности давние грозы,
неуемная радость тех лет!
Вновь и вновь, сквозь счастливые слезы,
я смотрю на партийный билет.
 

13 сентября 1962

 
О, как прекрасно осенью в Карпатах!
Здесь горы быль о Довбуше хранят…
Леса в воспоминаниях крылатых
багряно-желтые стоят.
 
 
В руках топор, он с камня и на камень
словно летит. С ним верные друзья.
Лучи ложатся желтыми листками
на кожушок его. Туман, скользя,
 
 
ползет в долину с гор высоколобых…
Всё выше путь геройского рывка.
Внимательно вокруг он смотрит в оба,
топорик блещет у него в руках.
 

14 сентября 1962