Текст книги "Аркейн. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Владимир Кощеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 50 страниц)

Я не спешил с ответом. В запасниках поместья было оружие, но доспехов не нашлось. Разбойники Яна, став его дружиной и стражей, одевались в свое – это стало заметно уже потом, когда мы убирали трупы, предварительно раздевая убитых догола, чтобы полезные в быту мелочи не выбрасывать.

– Ну и стражу отделить можно будет, чтобы мы только за порядком следили. Все‑таки мужики больше к этой работе привычны.

– А куда делась дружина отца? – спросил я, потерев чешую на лице – после долгого ношения маски с заклинаниями регенерации она чесалась просто безбожно.

– Кого‑то Ян со своими бандитами зарезал, кто‑то удрал, – пожал плечами тот. – В Чернотопье никого не осталось, их же все в городе знали, как‑никак ближайшие люди барона.

– Ближайшие люди, – повторил я, вспоминая результаты допросов.

Кристофа предал доверенный помощник. Тот самый Дитрик, который выдал Киррэлу деньги и кольцо бастарда. Мужик ведь отслужил Шварцмаркту немало лет, прежде чем решился на предательство. Вот и доверяй так свою спину посторонним людям.

Но это никак не отменяет необходимости завести дружину из хотя бы того же десятка человек. В сложившемся обществе аристократов они из необходимости превращаются в еще один способ продемонстрировать свое богатство и влияние. Чем круче ты одел свою дружину и чем ее больше – именно в таком порядке – тем более состоятельным тебя будут воспринимать остальные феодалы.

А это – опять расходы на понты. Денег жалко.

– Хорошо, обещаю подумать над твоими словами, – кивнул я. – А теперь хочу спросить – и прошу, Густав, ответь честно – почему вы с Ченгером так друг друга не любите?

Глава 12

– Ваша милость? – вскинул брови Густав, услышав мой вопрос.

– Мне только немые не рассказывают, какой Ченгер прекрасный демон, – усмехнулся я, глядя в лицо стражника. – И сильный, и добрый, а уж как девок любит порадовать…

На этих словах Густав скривился, и я понял, что нашел нужную точку. Теперь оставалось только раскрутить его на подробности.

– Тогда слушаю, – кивнул я, собирая посуду в горку. – Мне лишение проблемы в баронстве не нужны, Густав, но и карать невиновного я не стану. Уж это‑то ты должен был уже понять.

Он замялся, глаза забегали, но мужчина все же набрался храбрости и заговорил.

– Ваша милость, я ничего не имею против вас, – начал он. – Только демон этот… Он же вас оговаривает! Его послушать, так страшнее чудовища в Эделлоне и нет!

Я кивнул, не спеша комментировать. А Густав с какой‑то мрачной обреченностью пустился в объяснения.

– Вы знаете, что Ченгер всем рассказывает, как вы любите пытать людей? И что все, кто попал к вам в застенок, проходят через такие мучения, что молят о смерти, лишь бы не провести с вами еще одного дня?

– Ну, ведь это правда, Густав, – пожал плечами я. – Из всех, кто попал в подземелье, выжила только вдова, приютившая Вилли. И то мы же с тобой сами конфисковали ее имущество, и женщина отправилась к родне в Большую.

– А ваш демон лжет, что вдова ему отдалась, чтобы он о ее судьбе позаботился, упросив вас ее отпустить!

Это уже было для меня новостью. Нет, конечно, я слышал часть тех баек, которыми в безостановочном темпе сыплет Ченгер. Но тут действительно многоходовая интрига!

– Скажи мне, Густав, – произнес я, глядя на собеседника, – стали ли люди лучше исполнять свой долг после этих слухов? Меньше ли нарушают законы Чернотопья? Или мы просто не знаем, изменилось ли что‑то?

Он надолго замолчал, сбитый с толку. Да, Густав прав, меня стали бояться. Он мог подталкивать, чтобы я сделал что‑то, как полагается барону, но, видимо, потому что опасался, что кровавого тирана рано или поздно попытаются свергнуть.

Не был стражник хитрым, мыслил достаточно простыми категориями. И не годился для таких игр. Однако работу свою выполнял не за страх, а за совесть. И если того требовал служебный долг, не боялся донести до меня нужную мысль. То есть мотивация Густава целиком и полностью основана на верности своей работе. Нужно отделить стражу от дружины, он советует мне так и сделать. Кто‑то нарушил закон – он хватает преступника и тащит на суд. И по той же причине возможное восстание подданных – угроза для его службы, так как входит в его зону ответственности.

– Да, ваша милость, законы у нас теперь чтут даже лучше, чем при вашем отце, – ответил он после короткой паузы. – Но ведь…

– Меня не любят, – кивнул я в ответ, и Густав вздохнул, признавая без слов. – Но это как раз не страшно, – махнул рукой я. – Я барон Чернотопья, а не талер, чтобы всем нравиться. Король поставил мой род править этой землей, и видит Райог, я делаю все, чтобы исполнить возложенный на меня долг. К сожалению, так устроен человек, что для того, чтобы вести себя правильно, ему нужен надзиратель со страшной палкой в руках, который эту руку при случае переломит, если кто‑то будет вести себя плохо.

Густав вздохнул, явно со мной не соглашаясь. Но я и не собирался его переубеждать. Да, стража – один из моих ресурсов, но это не делает нас друзьями. Он мой подчиненный, и главное, чтобы продолжал работать на меня так же хорошо, как и раньше.

– Дети тоже не считают, что их родители правы, – после короткой паузы заговорил я, отвернувшись к стене пещеры. – Ты ведь не станешь позволять ребенку творить что вздумается? Нет, ты будешь его воспитывать.

Стражник вскинул бровь, с интересом поглядывая на меня. Ну да, молодой здоровый лоб рассуждает о воспитании.

– Ченгер не может вести себя так, как я не приказал, Густав, – вновь обернувшись к спутнику, сказал я. – И это я решил, что бесполезно пытаться быть для всех хорошим, так не бывает. Расстраивает ли меня, что жители Чернотопья боятся меня, а не любят? Да нет, это нормально. Но этого не изменить. Пусть лучше страх заставляет их соблюдать закон, при этом живя в безопасности, без голода и угроз, чем если бы меня любили, а жить продолжали в том же дерьме, что и раньше. Мне не будут благодарны, но зато я сделаю своих людей богатыми и счастливыми. Плохо это или нет – так устроены люди, и нам с тобой нужно работать с тем, что есть.

Я замолчал, поднимаясь на ноги. Собранная посуда прогремела, сталкиваясь краями, когда я ее поднял.

– Ваша милость, простите, что…

– Ничего, Густав, – отмахнулся я. – Главное, чтобы ты понимал, что полезнее для Чернотопья – любимый и понятный барон или работающий на благо своих подданных.

И, вручив ему стопку чашек с котелком и решеткой, я кивнул мужчине на выход из пещеры. Он подхватился с места и, накинув плащ, ушел мыть посуду.

– Надо же, а я думал, мне придется это объяснять, – заявил Ченгер, возникая перед очагом. – Так он за ту вдовушку расстроился, я даже заподозрил, Густав в нее влюблен.

Усмешка на лице демона выглядела нахальной. Я понял, что если бы стражник действительно питал к той женщине чувства, Ченгер бы еще больше порадовался факту, что переспал с ней.

Что бы я там ни думал, он верен своей природе – коварный и расчетливый, идущий к собственной цели, не перебирая средствами.

– Если мне понадобится совет, как управлять своим баронством от существа, пришедшего из другой реальности и питающегося чужими мучениями, я обязательно спрошу твоего мнения, – кивнул я, снимая с камней заряженный артефакт.

Амулет действительно впитал в себя тепло, и теперь был полон под завязку. Однако его свойства, само собой, не изменились. Я просто пометил в уме, что артефакты у меня получаются все лучше и легче. Так что, даже если с Чернотопьем ничего не выгорит, я точно без куска хлеба не останусь.

Видимо, именно поэтому другие демонологи в Аркейне предпочитают тратить силы и время на то, чтобы трудиться в его мастерских, а не бегать в Катценауге, рискуя жизнью и рассудком каждый день. Нормальный выбор, и я бы, возможно, не случись со мной одержимости, тоже выбрал именно этот путь.

Но, как известно, жизнь всегда одинакова: как только на твоих руках оказывается выигрышная комбинация карт, выясняется, что теперь ты играешь в шахматы.

– Мне перестать рассказывать о тебе байки? – утратив всю напускную веселость, уточнил Ченгер.

– Да, пока что хватит, – кивнул я, вешая артефакт на шею и пряча под рубаху. – Потом, если потребуется, пустим еще пару слухов. Я как раз тут придумал несколько историй.

Демон кивнул и, вытянув руки к огню, безбоязненно погрузил ладони прямо в пламя.

– Пока вы тут мило беседовали, я успел сбегать в Чернотопье. Послушал, о чем рассказывает брат Курт.

– Он уже проповедует? – не скрывая удивления, спросил я.

Демон кивнул, с легкой усмешкой наблюдая, как языки огня в бессилии лижут покрывшиеся чешуей пальцы.

– Толковый малый, – согласился он. – И прекрасно понимает, за чей счет он живет на этой земле. Пару историй о тебе ему уже, похоже, поведали в деталях, так что брат Курт собрал слушателей и на пальцах рассказывает о том, каким должен быть благородный человек.

– Вот как? И каким же?

Мне действительно стало интересно. Критика власти, по крайней мере в Крэланде, мягко говоря, не приветствовалась. Любители покричать на площади о том, что аристократ плохой, быстро оказывались либо в застенках, либо сразу на той же площади, но уже на дыбе. Так что нужно иметь достаточно стальные нервы, чтобы вот так, не разобравшись, заняться просветительской деятельностью среди лояльных к своему правителю подданных.

– Аристократы отвечают перед королем за благополучие каждого человека на вверенной им земле, – молитвенно сложив руки, неожиданно мягким и вкрадчивым голосом процитировал Ченгер. – Те же, кто своим долгом пренебрегает, впоследствии раскаиваются перед Райогом. Им дано право судить и решать, как вы станете жить в этом мире, но они же и обязаны следить, чтобы на их земле все было хорошо. И чем лучше служит своим людям и королю аристократ, тем достойнее станет его награда у создателя.

Я кивнул, больше удивляясь сказанному, чем актерским навыкам демона. Если закрыть глаза и просто слушать, покажется, будто передо мной не Ченгер сидит, а сам брат Курт.

– Так что за верность своих людишек можешь не переживать, – вновь став самим собой, махнул рукой он. – Там все в полном порядке. Хотя, конечно, женщин стоило бы привести побольше. А то я так скоро уже всех осчастливлю своим присутствием в их серой и скучной жизни.

Я пропустил это мимо ушей. Ну нравится ему хвастать своими постельными подвигами, его дело. Я‑то знаю, что замужних и уже сговоренных девок он обходит третьей дорогой, чтобы не создавать проблем в первую очередь мне. А если все по согласию, да к общему удовольствию, то и осуждать в этом нечего. Не аристократки, девственность беречь не требуется.

– А еще, – заметив, что я никак не отреагировал на его хвастанье, продолжил Ченгер, – скоро дождь кончится, и можно будет продолжать путь.

Договорив, он вновь исчез в одно мгновение, будто никогда и не сидел на лавке. А через несколько секунд, хлюпая подошвами по раскисшей земле, в пещеру вошел Густав, неся в руках отмытую посуду.

– Ваша милость, там уже видно чистое небо, скоро можно будет продолжить путь, – сообщил он, и я кивнул в ответ.

* * *

Деревня Большая, трактир «Старый воин».

– Ваша милость, как только дождь прекратится, мы сможем продолжить путь, – сообщил воин в промокшей накидке с цветами Черноземья. – Отдохните, ваша милость.

Трактир смотрелся неказисто, а занявшие в нем почти все места крестьяне и торговцы не выглядели хоть сколько‑нибудь благожелательно. Но о другом обществе в захолустье оставалось только мечтать.

Оглядев зал, душный и пропахший потом и топленым салом, младшая дочь барона Черноземья вздохнула, придерживая юбки кончиками пальцев.

Пол оказался настолько грязным, что даже наступать на него было противно. А уж от мысли, что придется сесть за покрытый черными пятнами стол, и вовсе кружилась голова. Но будущая баронесса фон Ней, отправленная на встречу со своим женихом, бароном соседнего графства, старалась не слишком кривить лицо – аристократу не пристало демонстрировать свои эмоции.

Меж тем Олаф, молодой и симпатичный слуга, приставленный бароном к дочери, уже подошел к хозяину заведения и, склонившись через стойку, обсуждал будущий обед, которым трактирщик будет кормить ее милость и пришедших с ней воинов и слуг.

Кортеж насчитывал всего два десятка человек, из которых только пятнадцать представляли дружинников. Баронессе требовалась свита, а потому с ней в качестве сопровождения ехала старая кормилица и еще трое слуг.

Ах, Олаф! Как же жаль, что ты простолюдин. С такой красотой и достоинством, какое не у каждого благородного встретишь, ты мог бы стать прекрасной партией. Но, увы, дочери аристократов не имеют права выбирать себе мужа по сердцу.

Отец сосватал дочурку в другое графство, так как в Огонвеже не нашлось подходящего варианта. Новый граф, назначенный его величеством Равеном Вторым, не имел сыновей, а со Шварцмарктами случилась какая‑то жуткая история с переворотом. И, говорят, теперь там всем заправляет бастард погибшего барона. Как это мерзко!

Старый хозяин Чернотопья не только изменил собственной супруге, одобренной его величеством, но и додумался признать ублюдка. Одна лишь мысль о том, что в высшем обществе родного графства можно оказаться в одном помещении с таким отвратительным плодом неблагородной любви, баронессу бросало в дрожь.

Меж тем Олаф закончил говорить с трактирщиком, и грузный хозяин, размахивая толстыми руками, принялся отдавать распоряжения. Работники заметались по залу, быстро убирая свободный грязный стол и сменяя его новеньким откуда‑то из кладовки, красивым, с резными ножками, накрыли его чистой скатертью.

Олаф подошел к своей хозяйке и, низко поклонившись, указал в сторону сервируемого места.

– Ваша милость, разрешите сопроводить вас к столу, – низкий, с легкой хрипотцой голос слуги в очередной раз заставил баронессу почувствовать, как сковало дыхание, а кончики пальцев свело судорогой – так хотелось дотронуться до красивых золотых волос на голове Олафа.

Но она держала себя в руках и позволила себе лишь кивнуть.

Олаф был молод, высок, широкоплеч, просто нечеловечески прекрасен, и служил у отца учителем этикета и танцев. Немудрено, что девушка быстро потеряла голову, сразу же безоговорочно влюбившись в мужчину, так отличающегося от всех, кто встречался ей раньше на землях Черноземья.

Лавки убрали, заменив удобными креслами, набитыми конским волосом. Девушка мягко опустилась на сидение, а слуга придвинул ей стул, чтобы госпожа не утруждалась. Госпожа – так Олаф обращался к ней только наедине, и при этом говорил с таким придыханием, что у баронессы сердце кровью обливалось.

Ну почему жизнь так жестока! Если бы она не родилась в семье барона, они могли бы быть счастливы. Но нет, она аристократка, и потому их чувствам – конечно же, взаимным! – не суждено зайти дальше позволенного между учителем и ученицей.

Народ в трактире, первое время открыто пялившийся на гостью, быстро потерял к ней интерес. Сопливая благородная девка, преисполненная собственной гордости, но смотрящая при этом на простых людей, как на дерьмо. Таких в Большой уже повидали достаточно.

А вот их новый барон, Киррэл «Чертополох», всего разок появившийся в торговой деревушке, сумел произвести на простолюдинов иное впечатление. Умный, рассудительный и ко всем относится с уважением, пока человек не докажет, что этого не заслуживает.

Да, барон повесил одного ростовщика, действующего без королевского разрешения. Ну так тут все по закону – нет бумаги от его величества, не смей и наживаться на соседях. Еще приговорил одного дебошира к прилюдной порке – и тоже за дело! Нечего по ночам пьяным на добропорядочных жителей нападать. А то ведь одному пареньку, который с девушкой гулял, руку сломал и зубы выбил. Но после кары баронской присмирел, отработал долг перед пострадавшим честь по чести и больше ни капли в рот не берет.

Слухи о жестокости Киррэла до местных доходили, но верили им не слишком – здесь, в самом богатом поселении баронства, прекрасно знали, как нужно держать в руках дело, если не хочешь разорения. Да и пострадавшие по приказу барона все больше сволочи и твари, которых не жалко. То один разбойников на уважаемую семью наведет, то второй работорговлей промышляет – казнить таких нужно.

Не знал Киррэл, что репутация у него уже сложилась. Но в Большой обещанного приезда своего хозяина ждали с нетерпением. Накопились дела, которые без баронского слова не решить. Опять же, судьи своего в Большой не имелось, и нужно было либо самим в Чернотопье отправляться, чтобы справедливости искать, либо ждать, когда его милость приедет сам.

А девчонка, явившаяся в такую непогоду, тем временем начала жаловаться. И мясо ей слишком сухое, и вино кислое. Не так себя вел барон Киррэл, совсем не так. Он и сам не пил почти, и другие рядом с ним старались не налегать, чтобы не опозориться перед уважаемым человеком.

– Ваша милость, – на пороге трактира возник мокрый дружинник. – Дождь закончился, мы можем ехать дальше. Если вы не пожелаете остановиться здесь для отдыха…

Говорил он через весь зал, совершенно не опасаясь никого из присутствующих. Сняв капюшон, воин смахнул ладонью влагу с лысой, как коленка, головы и шагнул ближе к своей госпоже.

– Мы отправляемся немедленно! – визгливым голосом заявила та, подскакивая со стула так резко, что стоящему за ее спиной слуге пришлось ловить мебель.

– Тогда я велю парням готовиться, – кивнул дружинник и покинул трактир.

Юная аристократка же обвела помещение капризным взглядом и, закусив губу, подхватила края платья. Быть может, если бы она не кривила лицо в гримасе отвращения, никто бы и не подумал ничего плохого – в самом деле, мало ли аристократов ездит по своим делам через торговые поселения. Но народ видел ее выражение лица и его не оценил.

А потому, когда вечером в Большую прискакала единственная лошадь без всадника, но покрытая попоной с вышитым гербом Черноземья, никто из жителей и гостей и не подумал спешить им на выручку. Пропала мелкая стерва – ну так, чай, лес место опасное, всяко может случиться.

Глава 13

Дорога на Мелководье. Киррэл «Чертополох» .

Прошедший ливень превратил Чернотопье в настоящее болото. От проторенной тропы, соединяющей город с северной деревенькой, осталось только направление. Если бы не расходящиеся по обе стороны бывшей дороги деревья, угадать, там ли ты едешь, было бы невозможно.

Но выбора особенно не было – все баронство стояло в низине, да еще и болот хватало, так что почва постоянно напитывалась влагой. Воздух пропитался сыростью и похолодел, не спасало даже выглянувшее из‑за туч солнце – слабый ветерок оказался промозглым, норовил забраться под плащ и выстудить внутренности.

Но мы ехали, хотя у коня возникли проблемы довольно скоро – не привыкшая к таким трудовым подвигам лошадь быстро выдыхалась, и Густав оказался вынужден больше идти, ведя скакуна в поводу, чем действительно на нем ехать. Однако стражник, отпросившийся на побывку с семьей, не жаловался, прекрасно понимая, что другого шанса встретиться с родными можно ждать очень долго.

Я же перебирал заготовленные артефакты. С магией стихий у меня были откровенные проблемы – ничего, кроме начального уровня, мне не давалось, так как там требовался дар нужной направленности, и чистой силой, как я делал с патронами, уже не обойдешься. Зато демонические амулеты радовали.

Помимо гончей, к езде на которой я все больше привыкал, у меня хватало и других приспособлений. Палочек в Эделлоне не имелось, но мне ничего не помешало сделать себе железную дубинку и покрыть ее нужным ритуалом. Набор артефактора, конечно, уже был растрачен, но инструменты‑то остались, а близость сотрудников Аркейна позволяла покупать часть необходимых ресурсов – ребята ведь в путь тронулись не с пустыми руками, явно предупрежденные о моих наклонностях к изготовлению необычных для ордена вещей.

Получившийся жезл действовал просто, создавая вокруг цели клетку диаметром в половину и полтора метра в высоту. При активации артефакт призывал костяные клыки, которые вырастали из земли вокруг жертвы и были достаточно крепкими, чтобы распространенным в Эделлоне железом сломать их было трудно. Само заклинание держалось всего минуту – на большее у ритуала не хватало сил, но все‑таки полезная штука.

На пальцах у меня имелось по серебряному кольцу – каждое из них создавала демонические перчатки. Примерно такие описывал в своих «Записках » Янис Вагнер, но под руководством Ченгера мне удалось усовершенствовать изначальную модель, собрав практически тактические перчатки – тонкие, не мешающие мелкой моторике и при этом крайне крепкие. Оба кольца подпитывались моим даром напрямую, и в теории я мог носить их достаточное время, чтобы закончить любую схватку, в которую мне не повезет влезть.

Помимо амулета гончей, на шее висел и еще один артефакт. Последний аргумент – одноразовая золотая пластинка с кристаллом этерния. Над ним я возился дольше всего, однако я был упрям и замотивирован, осознав, насколько был близок к смерти в Черной. Эта висюлька создавала в полуметре от меня быстро расширяющееся облако газа, который воспламенялся, превращаясь в демонический огонь высотой в два метра и диаметром в шестнадцать. Учитывая стоимость ингредиентов – а ритуал пришлось наносить дорогой краской из перетертой в порошок желчи редкого мутанта Катценауге – я искренне надеялся, что мне никогда в жизни не придется его использовать.

Наручи, созданные еще Ченгером, и маска, подаренная Салэм, в счет не шли – с ними я просто не расставался, и потому для окружающих выглядел относительно нормально. Когда не собирался пить и есть, конечно, но и тогда хотя бы сияющие глаза не демонстрировали всем и каждому мою одержимость.

Подытоживая, на мне сейчас ехало оборудования примерно на четырнадцать талеров, и это без учета вложенных в артефакты заклинаний. Если же считать полную рыночную стоимость побрякушек, выйдет порядка сотни – а ведь магия там слабых уровней, ничего выше подмастерья, третьего ранга чародеев.

Погода медленно налаживалась. Солнце жарило все сильнее, поднявшийся над бесконечным болотом туман постепенно уходил, земля потихоньку высыхала, пусть и оставалась еще очень влажной, но уже ко второй половине дня стало хотя бы терпимо.

До Мелководья такими темпами мы доберемся не за двое суток, конечно, но это не критично, даже если придется топать четверо. Для лошади у нас достаточно корма, гончая не ест ничего, кроме моей магии и астральных тел жертв, на которых я могу ей указать.

Что касается нас с Густавом, то меня снабдили на две недели пути. Повариха, служащая в поместье, узнав, что я собрался в очередной затяжной поход, расстаралась, приговаривая, мол, в Мелководье порядочного барона и накормить не смогут. Нате вам, ваша милость, колбасок, свинины, пирожков, зелени, приправ, соли, мяса запеченного, копченого, соленого, отварного картофеля, яиц, хлеба, лука, крынку масла сливочного и плошку со сметаной. А то в той деревне, небось, кроме рыбы и не едят ничего. Так что с питанием проблем не ожидалось даже в том случае, если я стану делиться с населением Мелководья – три сумки одних только продуктов.

Поэтому я был совершенно спокоен. Густав, который, пребывая рядом со мной, еще не числился отпускным, тоже не переживал, стойко перенося тяготы пути. Ченгер не показывался, хотя я чувствовал, что демон может объявиться в любой момент, стоит мне только пожелать.

Вечером мы остановились на привал возле перекрестка. Замученный до хрипа и пены конь вызывал жалость, стоило только на него взглянуть, да и мы с Густавом не сказать чтобы так уж легко перенесли затянувшийся путь. А здесь была возвышенность, на которой сходились все дороги баронства. На север – Мелководье, на восток – Черная, с запада – Большая, ну и там, откуда мы пришли, Чернотопье и Лесная.

Почему тракт не проложили через город? Потому что вот эта протоптанная в земле тропа была условно Новой дорогой. Старая пришла в негодность лет двести назад, когда на месте пути в соседней Роташтайн образовалась очередная зыбкая топь. Не в одну ночь, конечно, но тогда Шварцмарктам показалось выгоднее пустить новый путь, чем осушать болото. А как известно, временное решение становится постоянным, так что вскоре о старой дороге забыли.

По‑хорошему, нужно было и этим заняться, но у меня банально нет времени и сил, чтобы еще и эту целину поднимать. В конце концов, тут призывом демонов ничего не решишь, нужно вскрывать такой пласт проблем, прежде чем приступить к дорожным работам, что еще мои внукам останется.

По меркам населения Чернотопья я и так делал слишком многое, и они, привыкшие к совершенно иному темпу жизни, просто за мной не поспевали. Даже товарищи из ордена до сих пор сочиняли договор, хотя большую часть времени просто выпивали и ели, гуляли по городу, общались с жителями. В общем, никуда не торопились, то ли чего‑то ожидая, то ли просто решили воспользоваться внезапно предоставленным отдыхом.

Строго говоря, уже запланированных мероприятий по улучшению благосостояния Чернотопья хватит на несколько десятилетий. И это с тем расчетом, что орден будет моим союзником, а то и дольщиком, поставляя необходимые материалы и оборудование.

Светоч разума в этом средневековье, Аркейн держался сам по себе и в мирных направлениях практически не работал. Мелкие бытовые артефакты не в счет, хотя те же холодильники сильно подняли общий уровень жизни в королевствах. Увы, большинство действительно полезных наработок оставались привилегией высшего сословия. И это не оттого, что орден зажрался и набивает цену. Увы, большинство средств так или иначе завязано на Катценауге. И если секрет того же этерния в конце концов, вероятно, откопают в столичных мастерских, то устраивать фермы для разведения чудовищ, из которых добывается основная масса требуемых ингредиентов, никто не позволит.

Густав отпустил своего коня, а я отошел в сторону. Нужно было потренироваться в новых заклинаниях, и я рассчитывал начать чуть позже, а пока только присмотреть подходящее место. На ночь глядя обращаться к своему дару я не планировал.

Шагая по раскисшей земле, хлюпающей под сапогами, я разглядывал широкую проплешину, где сходились дороги баронства.

Если не восстанавливать старую дорогу, то здесь нужно поставить пару трактиров, кузницу и еще что‑то, что может пригодиться путешественникам. Прибыльное же дело, но у Шварцмарктов руки так и не дошли. Неужели надеялись возродить древний путь? Или просто было настолько плевать, что и пальцем о палец не ударили?

Вообще, чем больше я копался в родовых записях, а потом смотрел, что действительно сделано в баронстве, складывалось впечатление, будто баронам было откровенно лень хоть как‑то шевелиться. Древесина из Лесной пусть и не лучшего качества, но все равно достаточно ходовой товар. Торф, которым богато Чернотопье, вполне способен обвалить рынок топлива у соседей, если начать его экспорт. Я уж не говорю про то, что, осушив болота, наверняка можно найти немало железа. Однако все предки Киррэла, казалось, опустили руки, коротая жизнь за скупым набором развлечений. И это я молчу про производство – его здесь просто не было.

Конечно, они были частью клана, достаточно богатого, но почему не вкладывали деньги в собственную землю?

Осмотревшись, я углядел небольшую полянку, уже сейчас освободившуюся от черной воды, замешанной с землей. Даже затянувшийся дождь не сумел залить ее, все стекло в низину. Там я и буду завтра тренироваться в магии – и демонической, доставшейся от Ченгера, и от дара, полученного от Марханы.

Довольный результатами, я вернулся к месту нашей стоянки. Густав как раз закончил разводить огонь, воспользовавшись непонятно как добытыми дровами. Рядом уже стояли мешки с продуктами, а над пламенем была установлена тренога под котелок.

– Ваша милость, я сварю, – попытался отобрать у меня нож стражник, но я махнул рукой.

Я любил готовить, нечасто это делал, но в процессе, пока рубишь, чистишь и нарезаешь, в голове все раскладывается по полочкам, и подсознание может выдать нужный ответ на какой‑нибудь тревожащий вопрос. Своеобразная медитация, и сейчас я был не против воспользоваться случаем, чтобы ей заняться. Все‑таки в поместье мне на кухне делать было нечего, да и некогда.

– Я справлюсь, – ответил я, приступая к нарезке мяса.

Вырезку мне положили отменную – плотная, сочная, самое то после сырого дня. Нарубив мясо кольцами, я разделил их на две половины сантиметров по пять каждая. Отправив в котелок, послал Густава за водой, а сам взялся за картошку.

Плоды чистились легко, были достаточно крупными – с половину моего кулака размером. Так что минут через пять нарезанный картофель тоже перекочевал в котел. А следом пошла целая луковица, очищенная от лишних листьев.

Вернулся Густав, держа в руках наполненный бурдюк. Повинуясь моему жесту, стражник перелил содержимое в котелок, и я поставил его на огонь. Сам при этом занялся другими овощами. В конце добавил немного соли и щедро сыпанул трав, не забыв закинуть и несколько кусочков копченого сала.

А еще минут через сорок, когда все было готово, мы разлили котелок по мискам и, вооружившись ложками, приступили к ужину. Спать предполагалось на расстеленных на земле плащах. И хотя почва все еще была сырой, а наши кожаные накидки быстро отдавали тепло, костра должно быть достаточно, чтобы мы не околели ночью.

– Здесь бы трактир поставить, – вздохнул я, выгребая последнюю ложку из миски. – Сейчас бы спокойно отдохнули на мягкой постели в тепле и уюте.

Густав взглянул на меня с удивлением, будто я предложил ему нечто неприятное.

– Что? – заметив этот взгляд, спросил я.

– Ваша милость, так кто же будет здесь селиться?

– А что с этим местом не так? – настал мой черед удивляться. – Мы же на ночь останавливаемся, да и другие путники наверняка выбирают это место.

– Так это Ведьмин перекресток, ваша милость, – пожал плечами тот. – Неужели не слышали?

– Нет.

– В полнолуние здесь танцуют лесные ведьмы, ваша милость, и попадаться им на глаза можно только неженатому молодому мужчине.

– Заездят? – усмехнулся я, но по взгляду Густава понял, что шутка не показалась ему смешной. – Да ладно?! Не сотрется же, если пару баб осчастливить!

Неожиданно за спиной Густава появился Ченгер. Демон быстро подошел к нам и, оказавшись в свете костра, присел на корточки. Судя по тому, что стражник никак на него не отреагировал, Ченгер пришел не воплотившись.

– Я бы на твоем месте не спешил смеяться, а прислушался к словам мудрого человека , – заметил он, кивая на стражника.

– Ваша милость, так ведьмы ведь жизненную силу выпивают, – пояснил Густав. – Я лично видел тех, кого здесь находили. Случается иногда, что лежит вот так голый мужик, одежда рядом сложена, на лице улыбка счастливая, но сам он уже мертвее мертвого.