Текст книги "Обезглавить. Адольф Гитлер"

Автор книги: Владимир Кошута

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Спокойствие, с которым она говорила, удивляло Герджеса. Время ли сейчас вспоминать о ведомстве Геббельса и даже улыбаться бесполезности склонить ее к покаянию? Не лучше ли подумать о своем предсмертном часе, как это делают все обреченные?

Не в силах понять Марину, он какое-то время смотрел на ее уставшее лицо резко выделявшиеся на нем черные глаза, в которых не обнаруживал страха перед смертью, и невольно ему на память приходили другие исповедовавшиеся обреченные. Сколько среди них было таких, что теряли над собой контроль, сознание, впадали в истерику, ползали на коленях, моля о пощаде, из последних сил цепляясь за жизнь. Такие не вызывали у Герджеса сострадания, липший раз утверждая его в мысли, что несли они заслуженное наказание. Но когда у порога бездны обреченные вели себя мужественно и, не дрогнув, принимали смерть, он смотрел на них с долей уважения, поражаясь их воле.

Сейчас перед ним была женщина и ее мужество, спокойная задумчивость и рассудительность вызывали в нем желание понять истоки ее силы, пренебрежения смертью.

– Быть может, то был глас Божий и следовало бы внять ему, дочь моя, – осторожно посоветовал он. Лицо Марины ожесточилось.

– Отец, и вы заодно с Геббельсом? – раздался ее возмущенный голос. – И вы пришли ко мне с советом, который давал мне доктор Ледебур?

– Я забочусь о сохранении твоей жизни, – смутившись, ответил Герджес.

– Слишком дорого предлагали мне заплатить за нее, – ответила Марина, сурово глядя на смущенного Герджеса. – Сохранить жизнь ценою предательства, унижения собственного, русского, достоинства? Да после этого меня мои же дети презирать стали бы. Нет! – закончила она непреклонно. – Мой час пробил!

Герджес не сводил с нее удивленного взгляда, поражаясь ее глубоко осознанной готовности принять смерть. «Господи, – подумал он, – неужели эта русская женщина не понимает, что через несколько минут ее обезглавят? Обезглавят! Так неужели в ее женском сердце нет места чувству страха, желанию выжить?» И, словно отозвавшись на его мысли, Марина извиняющимся голосом, проникновенно попросила:

– Отец, если возможно, то не откажите мне в небольшой радости.

– Какой? – поспешно отозвался Герджес.

– Передайте вот это письмо моим детям.

Она взяла со столика сложенный вчетверо лист, протянула Герджесу. Минуту поколебавшись, он взял письмо, развернул и начал читать.

«Мои дорогие мальчишки Вадик и Ника, – писала уверенным, твердим почерком Марина, – Пройдут годы, вы станете взрослыми и, надеюсь, поймете меня. Все кончено – пытки, допросы, бессонные ночи и тревожные дни ожидания смерти. Это последняя ночь, когда я еще с вами. Утром меня казнят».

Герджес почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Он недовольно тряхнул головой, будто освобождая ее от не вовремя нахлынувшей слабости, минуту помедлив, продолжил читать.

«Это последнее мое письмо к вам. Я не боюсь смерти и надеюсь принять ее спокойно и гордо. Я выполняла свой долг перед Россией. Бельгией, семьей и вами. Сделала все, что могла, чтобы люди и вы были счастливы. Смерть близка, но как не хочется умирать! С какой радостью я прижала бы ваши вихрастые головки к своей груди, осыпала вас поцелуями, – Хотя бы минуту такого материнского счастья!»

Герджес ощутил, как у него сбилось дыхание – такое откровение своей чистотой и обнаженностью чувств было сильнее любой исповеди. Он скользнул взглядом на Марину и обнаружил ее сидящей в напряженной, выжидательной позе, смотревшей в зарешеченное, забранное снизу железным щитом, окно. Через него была видна лишь небольшая частица неба, загоравшаяся зарей нового дня, который ей уже не суждено было видеть. В прищуренных глазах Марины он уловил неуемную боль и какой-то миг смотрел на нее с искренней жалостью. Ему, привыкшему к жестокостям тюремного режима, ожесточившемуся к человеческим страданиям и мукам, такое отношение к Марине показалось более, чем странным. Его интерес к ней начал переходить рамки дозволенного и он попытался подавить возникшее чувство сострадания.

«Пройдут годы, вы станете взрослыми, но не забывайте, что в вас течет русская кровь. Когда-нибудь она позовет вас на Родину ваших родителей, дедов и предков. Поклонитесь же России от меня низким поклоном, передайте, что я ее очень любила. Прощайте, дети мои. Любите друг друга. Ваша мама».

Герджес неторопливо свернул письмо, опустил голову, приняв озадаченный вид. Он не имел права брать у заключенных письма и передавать кому бы то ни было на воле. Это каралось законом, церковью. Но взбудораженная совесть не унималась в нем и не поддавалась холодному рассудку, официальным запретам. Он не стал на сторону Марины – это было бы слишком. Но где-то в глубине его души мужественная русская женщина затронула до сих пор самому ему неведомую струну и эта струна зазвучала с такой силой, что звук ее он подавить не мог. Он боролся с самим собой.

– Дочь моя, я не могу выполнить твою просьбу, ответил Герджес потускневшим голосом и Марина уловила в нем колебание. К тому же он не возвращал ей письмо и держал его в руках так, будто не знал, куда девать – вернуть ей, положить на столик, где оно до сих пор лежало или взять с собой. Она обратила на него болезненно молящий взгляд, сказала:

– Я стану перед вами на колени, чего до сих пор никогда не делала. Разве только перед Богом.

– Что ты? Что ты, дочь моя! – энергично запротестовал Герджес и, сдерживая ее, положил на плечо руку.

Марина не сводила с него болью наполненного взгляда, а он молчал, сосредоточенно думая. Внутренняя борьба отражалась на его лице, выражение которого поминутно менялось и становилось то добрым, и тогда у Марины разгоралась теплившаяся надежда, что он передаст письмо детям; то строгим, и тогда у нее замирало и холодело в груди сердце. Но вот он подавил душевную раздвоенность, молча спрятал письмо в сутану и Марина ощутила мгновенное облегчение.

– Дочь моя, – обратился к ней Герджес, – я преклоняюсь перед твоим мужеством, но твой час пробил. Исповедайся.

Он встал с края койки, где все это время сидел, осенил Марину крестным знамением. Поднялась и Марина, с искренней признательностью посмотрела на него, на какой-то миг задумалась, словно решая, как поступить, затем ответила:

– Отец мой, совесть моя перед Богом, Родиной и семьей чиста. Я свершила правый суд над тем, кто первый взял в руки оружие. Простите меня великодушно, но мне исповедь не нужна. Но перед смертью я хочу спросить Вас, отче, как могло случиться, что ваша католическая и протестантская церковь могли благословить фашистов на войну, и они залили кровью всю Европу, пошли войной против моей России? Разве в вашем сердце человека, который ближе других стоит к Богу, слышит его голос, нет боли за кровопролитие, человеческие страдания?

Слова Марины, обладавшие определенной долей истины, проникали в сознание Герджеса и он поторопился закончить разговор.

– Да видит Бог, я исполнил свой долг, – сказал он, посмотрел на нее прощальным взглядом и вышел.

А минутой позже распахнулась дверь камеры и холодный звучный голос произнес:

– Выходи.

Марине показалось, что на небе, серым, предутренним лоскутком видневшимся в малом просвете окна, ярким пламенем сверкнула молния и пронзила ее тело, которое от неожиданного и сильного удара качнулось. Чтобы не упасть, она схватилась рукой за спинку стула, стараясь не подчиниться навалившейся слабости. Каких-то нескольких секунд потребовалось ей, чтобы овладеть собою. Из открытой двери на нее дохнуло могильным запахом смерти, но она не испугалась. Наоборот, гордо подняв голову, пошла к выходу, подумав: «Надо идти, как ходят на эшафот русские люди, когда их на Родине казнят фашисты».

Ее вели по длинным коридорам кельнской тюрьмы. Громким эхом раздавались в них шаги конвоиров и сквозь их грохот до ее слуха из тайников памяти доносились слова мужа и детей. Юрия: «Я пью за твое долголетие и вечную молодость». Детей: «Мамочка, мы тебя очень любим». «И я тебя люблю, мамочка». А ей хотелось на весь мир крикнуть: «Прощайте, люди! Помните обо мне!»

25 февраля 1942 года Людмила Павловна Шафрова получила официальное извещение о казни Марины. В нем говорилось:

«Суд Верховной полевой комендатуры 672. Брюссель, 25.11.1942 года. Госпоже Людмиле Шафровой. Брюссель-3, ул. Луи Сохе, 47. Настоящим сообщаем Вам, что смертный приговор, вынесенный 20.XII.1941 года Вашей дочери Марине Марутаевой, приведен в исполнение 31.1.1942 года в Кёльне».

Эпилог

Героиня настоящего романа Марина Александровна Шафрова-Марутаева, говорила, что нужно кому-то первому бросить с горы хотя бы маленький камень и, падая вниз, он увлечет за собой лавину, которую невозможно остановить.

Она сама бросила этот камень, своим бессмертным подвигом показав бельгийцам, как надо бороться с фашизмом и они последовали ее примеру. К концу войны движение Сопротивления фашизму в Бельгии насчитывало в своих рядах десятки тысяч патриотов, среди которых было много советских военнопленных, бежавших из немецких лагерей. Наибольшую силу в сопротивлении составляла Армия партизан, которую создали бельгийские коммунисты.

После окончания Второй мировой войны по указанию королевы Елизаветы были разысканы останки Марины Александровны и перезахоронены на центральном кладбище Брюсселя. Среди двадцати семи могил национальных героев Бельгии есть и могила Марины Александровны. На ее надгробии написано: «Марина Марутаева, урожденная Шафрова, русская, родилась 30 марта 1908 года, обезглавлена 31 января 1942 года».

Высоко оценив подвиг Марины Александровны, бельгийское правительство посмертно наградило ее «Боевым крестом с пальмовой ветвью», «Рыцарским крестом с пальмовой ветвью», «Памятной медалью о войне сорокового-сорок пятого года», «Медалью Сопротивления», присвоило звание «Участника Движения Сопротивления».

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 мая 1978 года за мужество и отвагу, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в годы Второй мировой войны, Марина Александровна награждена орденом Отечественной войны первой степени (посмертно).

Марутаев Юрий Николаевич после выздоровления перебрался на жительство в городок Морсен, что неподалеку от города Вавр, расположенного в 25 километрах от Брюсселя. Он вновь установил связь с движением Сопротивления и выполнял его отдельные задания по борьбе с фашистами.

В документе Министерства обороны Бельгии (Управление движения сопротивления) № 03182 «Боевые действия в соответствии с приказом командира группы» о деятельности Марутаева Ю. Н. сказано:

«1942 год – вывод из строя (в немецком парке 50-летия) материальной части и электрооборудования для автомашин; поджог автоцистерны с горючим, уничтожение двух нарочных-мотоциклистов.

Июль-август – изготовление электрических замыкателей, содержание советских военнопленных, бежавших из концлагерей; организационная работа в провинции Брабант-Валлоне, диверсии на железной дороге, создание ударной группы.

1944 год, 6 апреля – бой с немцами, побег с ранеными товарищами.

1944 год, с 6 апреля по 5 сентября – подготовка национального восстания в Брабант-Валлоне; создание складов оружия и боеприпасов, участие в освобождении Ля Ульпы, во время которого захвачено 200 немецких военнопленных».

Более подробно раскрывает боевую деятельность Марутаева Ю. Н. документ Бельгийской армии партизан, в котором сказано:

«Мы, нижеподписавшиеся: командир 4-го батальона 65 корпуса бельгийских партизан Габриель Сослан, секретарь отделения Фронта Независимости Артур Офенн, члены местного комитета Дуасо – Гастюш Виктор Декестер и Жорж Жерар, настоящим удостоверяем, что Жорж Марутаев, проживающий в Морсен Грэ-Дуасо и именуемый в подполье Пьером, с мая 1942 года находился в постоянном контакте с нашей группой, вместе с нами начал активные боевые действия.

В этот период мы передали ему трех бывших советских военнопленных, бежавших от немцев из угольных копей Лимбурга. Затем, в разное время, – еще четырех.

6 апреля 1944 года в 4 часа утра, гестаповцы в сопровождении немецких солдат окружили дом Жоржа Марутаева в Морсене, в то время когда хозяин дома укрывал у себя трех советских товарищей. Завязался бой. Около 6 часов утра Пьер, раненный в правую руку, сумел перебраться в дом к Офенну в Дуасо. Через несколько минут сюда же прибыл скрывавшийся у Пьера советский военнопленный Павел Литвинов. Обоим была оказана медицинская помощь. Это сделал врач Дельгофф.

Вскоре Пьер и Литвинов отправились в Вавр, где им было приготовлено надежное убежище. Наша группа продолжала с ними поддерживать контакт и после – через связного.

Впоследствии мы узнали о судьбе двух других советских военнопленных, оставшихся в доме Пьера. Один из них – Николай Кондратенко, раненный в плечо, смог укрыться у одного из наших товарищей в Боссю-Годешене, другой – Николай Подскрипко – был сражен пулей при попытке выйти из боя. Кстати, при перестрелке погибло несколько немецких солдат. Дом, в отместку, был сожжен».

О бое с фашистами в доме Марутаева рассказал бывший советский военнопленный, активный участник Движения сопротивления Литвинов Павел Никифорович:

«6 апреля 1944 года Юрий Марутаев, Николай Кондратенко, Николай Подскрипко и я в 5 часов утра вернулись домой из разведки. Вслед за нами к дому Марутаева подошли эсэсовцы. Они окружили дом и потребовали от нас сдаться. В ответ мы открыли огонь. Завязался неравный бой, который длился около часа. Израсходовав почти все патроны, мы все же решили вырваться из дома. Юрий Марутаев высадил окно и бросил во двор одну за другой две гранаты. Воспользовавшись замешательством немцев, мы выскочили из дома в разные стороны. В этом бою погиб наш боевой товарищ Николай Подскрипко. Николай Кондратенко и Юрий были ранены, но им и мне удалось скрыться в лесу. Не обнаружив нас, немцы в отместку сожгли дом Марутаева».

Король Леопольд III бельгийским народом был признан изменником Бельгии. В 1944 году немцы вывезли его из страны. После победы над фашистской Германией вплоть до 1950 года ему не разрешалось возвращаться в Бельгию. Когда же в стране победили реакционные силы, он вернулся на Родину, однако его возвращение вызвало всеобщую забастовку протеста с 29 по 30 июля 1950 года. Леопольд отрекся от престола в пользу своего сына Бодуэна I.

Генерал де Руссо находился в немецком плену до освобождения советскими войсками. Это случилось 27 апреля 1945 года, когда войска 2-го Белорусского фронта овладели городом Пренцлау и захватили расположенный поблизости лагерь военнопленных. В нем оказалось тридцать три генерала бельгийской армии, среди которых был и де Руссо.

В 1958 году по приглашению Президиума Верховного Совета СССР к нам в страну была приглашена королева Елизавета. Она принимала участие в первом Московском международном музыкальном конкурсе им. П. И. Чайковского в качестве члена жюри. Воспользовавшись возможностью, она выступила по советскому телевидению и обратилась к нашим телезрителям с речью, которую произнесла на русском языке.

В советском посольстве в Брюсселе в 1978 году Юрию Николаевичу Марутаеву был передан на хранение орден Отечественной войны первой степени, которым посмертно награждена Марина Александровна. Выступая на церемонии передачи ордена, Юрий Николаевич сказал: «Марина была бы безмерно счастливой, если бы дожила до этой торжественной минуты. Мне хочется сегодня сказать: «Марина, Родина помнит и благодарит тебя».