Текст книги "Звезды и ведьмы (СИ)"

Автор книги: Виталий Малхасянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

  Сестры «отстрелялись» в нужных эпизодах быстро, и отправились по своим делам. А мы остались на вечернюю съемку. Времени было вполне достаточно, чтобы сходить домой, но Олег еще не бывал на Мосфильме, и выразил желание его осмотреть.

   Мы стали ходить между павильонами, знакомиться с историей отечественного кино. А когда наступило обеденное время, пошли искать столовую, указатель к которой будто бы видел Олег. После получаса ходьбы я понял, что Чибис ошибся, но не хочет признаваться. Я спросил его об этом, однако он лишь улыбнулся, и с деланым энтузиазмом воскликнул, что мы обязательно найдем то, что ищем.

   На одной из площадей Мосфильма мы увидели сцену с тремя танцующими балеринами. Любопытство взяло верх над голодом, и мы остановились посмотреть на девушек. Видимо, это были пробы, потому что снимала всего одна камера. Ее дополнял фотограф «с рук», который фотографировал не балерин, а балетмейстера, пожилую женщину с изящным костылем. Она стучала им и гневалась гораздо больше, чем того требовала ситуация: никак не могла добиться от девушек, чтобы те забыли про «новую школу» и показали «настоящий русский танец».

   Я вслух предположил, что будущий фильм скорее будет об этой пожилой женщине, чем её воспитанницах. Чибис не согласился со мной, и мы заспорили. Я никогда не замечал в Олеге особого интереса к противоположному полу, а тут он, не отрывая от девушек взгляда, нес чушь. Убеждал меня, что если кого и стоит снимать на пленку, то только этих молоденьких красавиц. Мне надоело слушать его, и я решил сменить тему.

   Я вырос в семье, где на балетные темы говорили постоянно, и считал себя знатоком. Поэтому начал говорить не о самих девушках, а том, что они делают на сцене. Полные сил, балерины взлетали в воздух так высоко, что казалось, будто это не люди, а птицы, принявшие облик людей. Высокие прыжки в балете означают радость, и танцовщицы действительно выражали ее.

   До этого незнакомый с балетом, Чибис после моих слов стал бурно восхищаться необыкновенной силой балетного искусства. Я пожал плечами. Складывалось впечатление, будто Олег только что приехал из провинции, и с культурной жизнью столицы совершенно незнаком.

   В этом странном разговоре мы сошлись лишь в том, что нам обоим нравится балерина с задатками будущей примы. Балетмейстер хоть и кричала на нее сильнее, однако ставила впереди двух других. В девушке горел огонь: ее лицо за мгновение до прыжка вспыхивало, и казалось, что это не человек летит, а языки пламени взмывают вверх. Наверное, мы еще долго бы обсуждали происходящее, но тут пришла смс-ка, что нам пора на съемки рекламы.

   Освободились довольно поздно. Когда шли к выходу из Мосфильма, неожиданно увидели «нашу» балерину (которая в этот момент выглядела, как обычная прохожая). Она (в вечерней полутьме между павильонами) пыталась «отшить» группу из трех хулиганов. «За рамки приличий» те еще не перешли, но были настолько навязчивы, что ситуация выглядела напряженно. Конечно, мы тут же поспешили к девушке на помощь.

   Я тогда не совсем понял поведение Олега. Он с ходу полез в драку, хотя (на мой взгляд) имелась возможность обойтись «жестким» разговором. Учитывая численный перевес противника, это выглядело гораздо предпочтительнее. Но к моему удивлению, хулиганы спешно покинули «поле битвы». Возможно, Чибису помогло то, что неподалеку проехала машина охраны Мосфильма.

   После «победы» нам захотелось проводить девушку, однако излишняя настойчивость могла отпугнуть её. А вдруг она подумает, что вместо убежавших грубиянов, к ней теперь пристают другие, ничем не лучше? Требовалось произвести хорошее впечатление, и Чибис вопросительно посмотрел на меня. Как Олег говорил в таких случаях, «красавчик», он и в Африке «красавчик»! Я широко улыбнулся своей «неотразимой» улыбкой, и сделал попытку завести разговор.

   Девушка внимательно посмотрела на нас, желая понять, что за люди перед ней. И стала нерешительно отвечать, оглядываясь по сторонам. Ее беспокоило, что хулиганы, возможно, не ушли далеко. Спрятались в темноте, и поджидают удобную минуту для мести.

   Но по мере развития беседы, она стала веселее. Наверное, сказалось наше обаяние. Я воспользовался этим и предложил вместе идти до выхода. Балерина с радостью согласилась, и мы пошли, болтая ни о чем. Постепенно ее глаза стали блестеть, как на сцене, и я почувствовал волнение: в девушке жила невероятная энергия. Сердце у меня забилось так, словно хотело выпрыгнуть из груди.

   За воротами Мосфильма я поинтересовался, куда наша новая знакомая пойдет дальше. На наше счастье (или на беду) выяснилось, что девушка собирается пройтись пешком до своего общежития. Но где оно находится, не скажет, поскольку нас совсем не знает. Смущенно улыбаясь, балерина спросила, в каком направлении пойдем мы. Я ответил, что тоже пешком, по набережной Москвы – реки, до Бережковского моста. Девушка изумилась тому, что наши дороги частично совпадают, и, рассмеявшись, сказала:

  – Мальчики, это похоже на промысел судьбы! А раз так, идемте вместе!

   Мы счастливо рассмеялись в ответ. Получилось даже лучше, чем мы рассчитывали. Не пришлось изобретать способ, как продолжить наше знакомство.

   ГЛАВА 44.

   Ночь выдалась на редкость приятная: теплая и тихая. Москва, залитая электрическим светом, выглядела сказочно. По гладкой поверхности реки не торопясь плыли теплоходы, навевая грезы о путешествиях, а по набережной прогуливались влюблённые, заставляя завидовать их блаженству.

   Мы шли не торопясь, любуясь видами и болтая. О чем? Трудно вспомнить. Я бы сказал, каждый о своем. Я рассказывал о моих роботах и «добром» искусственном интеллекте, Олег о дальневосточных сопках и рыбалке в нехоженых местах.

   А Настя танцевала. Ни тогда, ни в других встречах с ней, я не был уверен, что она четко осознает, где и с кем находится. Пластическое самовыражение являлось для нее главным в существовании, занимало все ее мысли. Она танцевала всегда и везде, и не только телом. Но и тем, как говорила, как смотрела, даже как перебрасывала длинные волосы с плеча на плечо. Она умудрялась танцевать не только свои ощущения, но и пейзаж, который видела, людей, что ее окружали. Была ли она красивой? Да, разумеется, необыкновенной и утончённой красотой. При этом черты ее лица были неуловимы и все время менялись. Неизменными оставались лишь глаза, так тонко выражающие различные чувства, что в них хотелось смотреть бесконечно.

   Мы остановились возле моего дома, поскольку не знали, куда наша спутница должна направиться дальше, и разрешит ли нам идти с ней. Настя рассеяно осмотрелась и спросила, отчего мы стоим.

  – А мы пришли! – ответил я, показывая рукой на свой дом. На третьем этаже горело окно, в котором угадывался силуэт Нины, пытающейся разглядеть меня среди людей на набережной. Из чувства солидарности сестры еще не ужинали, и с нетерпением ожидали нашего возвращения. Мне стало неловко от того, что в ситуации присутствует некий элемент отступничества с нашей стороны.

  – Вы что, живете здесь? – изумленно спросила Настя, с интересом глядя на старинный особняк с горгонами.

  – Только я. Олег, как приятель, изредка ночует, – ответил я.

   Момент был щекотливый. Все девушки, с которыми мне приходилось иметь дело, едва узнавали о месте моего проживания, тут же выражали желание сойтись как можно ближе. Поэтому я обычно скрывал адрес, или сразу же охлаждал их. Но Настя так притягивала меня, что я, чтобы произвести на нее впечатление, решил использовать то преимущество, что давала мне квартира в центре столицы.

   Олегу не понравилась интонация, с которой я произнес последнее предложение. Он вздрогнул и впервые за время нашей дружбы косо посмотрел на меня. Настя и его влюбила, мы внезапно оказались соперниками. « В любви каждый сам за себя» – подумал я, с волнением ожидая развития событий.

  – Я слышала, что в этом доме есть квартира балерины, когда-то танцевавшей в Большом. – Неожиданно сказала Настя, рассматривая скульптуры на фасаде здания. Девушка стала похожа на мистическое создание, и даже изобразила взмахи крыльями, тень от которых «прошлась» по всему дому.

  – Да, ты говоришь о моей тете, – после заминки сказал я, боясь, что тема получит продолжение, и мне придется рассказывать подробности ее исчезновения.

  – А вы не напомните, как вас зовут, полностью? – наморщив лоб, спросила Настя, и посмотрела на нас с таким выражением лица, будто у нее появилось желание переменить свое мнение о нашем случайном знакомстве. До этого мы представлялись по именам, теперь же назвались с фамилиями.

   Настя резко изменилась. Скрывая смущение, она станцевала, обойдя вокруг нас, нечто неопределенное. А когда остановилась, сказала, глядя на небо:

  – Посмотрите, какие сегодня звезды! Верите ли вы, что в космосе есть разумная жизнь? И в то, что она уже вошла в контакт с нами, и вот-вот объявит о себе?

  – Я верю. И надеюсь, что от этого будет много пользы. Человечество задыхается на этой планете, и погибнет, если не найдет «старшего брата». Более высокоразвитую цивилизацию, которая откроет нам «врата» вечности. – Мрачно, с псевдо пророческой ноткой в голосе, произнес Олег. Он, как и Настя, смотрел в небо.

  – А я, нет. Податель всяческих благ человеку – Бог, и лишь от него зависит наше будущее. Мы не можем стать частью вечной вселенной в тленных телах. После смерти, возможно. И то, если при жизни будем соблюдать заповеди Христовы. Так что, никакие разумные существа, нам не помогут. Человечеству не следует ждать пришествия инопланетян и их чудес. Надо искать добродетели, и верить в дары Духа Святого. – Сказал я.

   Чибис недовольно посмотрел на меня. Разговор о Боге всегда вызывал в нем раздражение. Это была тема, на которую я, однажды увидев его реакцию, старался при нем не говорить. И теперь бы не стал, но уж, так вышло.

   Отрицание религии и соперничество за внимание Насти смешались в душе Олега, и вызвали в нем неуправляемую бурю эмоций. Возникла пауза, исход которой трудной было определить. Возможно, Чибис сорвался бы, и произнес неприятную речь о моем «фанатизме».

   Но тут Настя, уловив возникшее между нами напряжение, приблизилась ко мне и поцеловала в губы. Но не так, как это делают любовники, а поверхностно, как это бывает между близкими родственниками при выражении нежных чувств. Не знаю, как наш поцелуй выглядел со стороны, однако Олег вспыхнул такой бешенной ревностью, какую я не мог в нем предположить.

  – Ты что, обиделся? – спросила его Настя. И, подойдя, поцеловала Олега, но не так, как меня: она едва коснулась его губ, своими.

   Теперь я ощутил ревность, даже сжал кулаки. А Настя засмеялась, как ребенок, и отпрыгнула от нас. Сказала, чтобы мы более не провожали ее, и побежала вдаль, по набережной.

  – Как найти тебя? – Крикнул я вдогонку, опасаясь, что девушка не ответит, и от нее останутся лишь смутные воспоминания.

  – Я действующая балерина Большого, если захотите, найдете! – прокричала она в ответ, и, повернувшись, на ходу отвесила поклон, какой дарят артисты восторженным зрителям после представления.

   ГЛАВА 45.

   Утром следующего дня, за завтраком, наша семья впервые увидела угрюмого Чибиса (он спал на диване в гостиной), не желавшего с кем-либо говорить. На меня Олег смотрел «волком», а на вопросы сестер о планах на вечер отвечал расплывчато, хотя уже получил деньги за участие в праздничном мероприятии. Татьяна не выдержала тоскливой атмосферы за столом, и, основываясь на женской интуиции, высказала общее с Ниной мнение:

  – Вы так выглядите, друзья – товарищи, будто вчера бабу не поделили! Может быть, все-таки расскажите, что между вами произошло? Что-то серьезное? Или я ошибаюсь, у вас похмельный синдром?

   Она сказала это наобум, из намерения вынудить нас заняться опровержением, что, несомненно, разрядило бы обстановку. Но вышло только хуже: Олег, не сказав ни слова, молча поднялся и ушел. До этого сестры придерживались той точки зрения, что я, и отчасти Олег, в проявлении сердечных чувств находимся у них под «полным контролем». Теперь же, когда они поняли, что это не так, им стало нехорошо. Мысль о том, что где-то появилась соперница, заставила Нину густо покраснеть. А Татьяну, чего я не совсем не ожидал, подойти к окну и смотреть, как уходит Чибис – один ли? А вдруг на набережной его уже поджидает девушка?

  Я пробормотал извинения, и, оставив тарелку нетронутой, направился в университет. Олег на занятия не явился, что вызвало у меня невыносимые страдания. Воображение бурно рисовало, как Чибис уже нашел, и вовсю обхаживает Настю. Лекции не лезли мне в голову, я часто вздыхал и выходил из учебного корпуса, проветриться на свежем воздухе.

  В конце концов, я додумался посмотреть в интернете, скольких балерин в этом году приняли в Большой театр. И кого из них зовут Анастасией. На мое счастье, с таким именем оказалась только одна.

   Кроме того, я выяснил, что, по странному совпадению, Настя танцует в Лебедином Озере ту же партию, что когда-то танцевала тетя. Я предположил, каким образом Настя узнала о Марине Юрьевне. Видимо, Насте рассказали о предыдущих исполнителях, а в их числе, упомянули и Марину Юрьевну. Хотя тетя относительно недолго была балериной, однако отдала главному театру страны значительную часть жизни, и коллеги наверняка помнили ее.

   Знакомясь далее с информацией на сайте театра, я узнал, что вечером у Насти должен состояться спектакль. Мне сразу стало легче. Я понял, что сейчас она занята подготовкой к нему. И пока представление не закончится, у Чибиса, как бы он ни старался, нет шансов получить от Насти даже дежурной улыбки.

   В результате вместо того, чтобы бежать к Большому с желанием опередить Олега, я занялся насущными делами. В частности, досидел положенные академические часы, а во второй половине дня пошел вместе со злыми и неразговорчивыми (из-за отсутствия Чибиса) сестрами проводить детский день рождения.

   Но, как только я освободился, сразу помчался на театральную площадь. Я наизусть знал все подъезды театра, и, разумеется, тот из них, через который выходят балерины. По обыкновению, возле него толпились разгоряченные спектаклем поклонники. Среди них я заметил и Олега. Он прикинулся, что не видит меня. Букет у него был слегка увядшим, похоже, Чибис стоял здесь не первый час. Хорошо, что нам не пришлось долго прятаться друг от друга: двери распахнулись, и первой среди балерин вышла Настя. Толпа поклонников тут же пришла в движение. Ее окружили, и начали просить автограф. Пробираясь среди людей с намерением попасться Насте на глаза, мы поневоле оказались рядом. Она увидела нас, и, избавившись от воздыхателей, вся такая хорошенькая, сияющая от удачного представления и пришедшей к ней славы, взяла под руки. Радостно воскликнула:

  – Ах, мальчики! Как я счастлива вас видеть! Какой сегодня удачный день! – и заставила с ней покружиться. Я засмеялся вместе с Настей, до чего мне похорошело от ее веселья. А Олег стал выглядеть еще угрюмее, чем был до этого. Настя с улыбкой посмотрела на нас и спросила, не хотим ли мы ее проводить. Глядя в разные стороны, мы согласились.

   Накрапывал дождь, зонта ни у кого и нас не было, но идти оказалось недалеко. Богатый меценат, покровитель Большого, предоставил начинающим балеринам квартиру неподалеку от театра, которую они с юмором и называли «общежитием».

   В самой большой комнате имелся диван невероятных размеров, на котором легко размещалось семь, а то и восемь человек. Все проживающие в квартире балерины танцевали в спектакле вместе с Настей. Приходя одна за другой, они буквально падали на этот диван, делясь впечатлениями от выступления. Я уселся на стул в одном углу комнаты, а Чибис занял кресло в другом.

   Олег, не зная, что делать со своими цветами, положил их на подоконник, к другим букетам, среди которых выделялись роскошные, с богато оформленными визитками. Девушки достали шампанское, намереваясь отпраздновать успех. Я открыл сумку с едой, которой меня снабдили родители ребенка, чьи именины я помогал вести. Еды оказалось много, хватило на всех, к тому же балерины много не кушают.

   После трапезы создалась условия для непринужденного общения. Воспользовавшись этим, я принялся острить и отпускать комплименты, при этом улыбаясь своей «фирменной» улыбкой, безотказно заставляющей девушек в меня влюбляться. Однако балетные феи реагировали вяло, что быстро охладило мой пыл. В этой квартире существовало неписаное правило, общее для всех находящихся тут балерин, и ими строго соблюдаемое. Оно гласило, что посторонним, и в особенности мужчинам, вход запрещен.

   Если только мужчины не желают сделать подарок какой-нибудь из прелестниц. Я догадывался об этом, и не считал зазорным. Век танцовщицы мал, а период, когда им дарят подарки, и того меньше. Всё, что девушка сможет «урвать» сегодня, поможет ей жить «после того как». Взять хотя бы тетю: мы недавно продали бриллиантовое колье Марины Юрьевны, которое ей презентовал щедрый поклонник, и прожили месяц. Поэтому я не удивился, когда одна из девушек, мило кокетничая, неожиданно спросила меня:

  – А как вас зовут? Вы богаты? У вас «Майбах» есть? Я так, так хочу в нем прокатиться! Вы не подумайте ничего дурного, и сразу скажите, если женаты. Я пойму!

   Я замер с открытым ртом, не зная, что ответить. К счастью, меня выручила Настя. Она сказала подруге с интонацией недовольной собственницы:

  – Как его зовут, неважно. Денег у него нет, так что, отвяжись!

  – ...?! – последовала немая сцена с открытым ртом, которой подруга давала понять, что не понимает причину моего появления в этой комнате.

  – Он живет в доме на набережной. Ну, в «той» квартире! – вынужденно пояснила Настя, заставив меня удивиться ее словам.

  – А-а, – впечетлилась подруга, поняв Настю лучше, чем я. Она сразу задала уточняющий вопрос, адресуя его мне, – неужели вы и правда живете, в том доме, со страшными статуями?

  – Да-да, – вместо меня ответила Настя, и для усиления эффекта добавила, – а фамилия у него, Жарков!

  – С ума сойти, какая встреча! Кто бы мог подумать! – задумчиво сказала подруга, и, отбросив кокетство, посмотрела на меня так, словно в ее глазах моя «ценность» резко возросла. И теперь она признаёт за мной право находиться в их обществе.

   После чего взгляд девушки направился на настенные канделябры со свечами. Судя по свежим следам воска, их недавно зажигали. Мне неожиданно показалось, что эта гостиная чем-то напоминает нашу квартиру. Но я не успел понять, чем: подруга, несмотря на просьбу Насти «отвязаться», придвинулась ко мне.

   Она сделала музыку из колонок так, чтобы Настя не слышала нас, и принялась задавать вопросы, каждый из которых вёл к Марине Юрьевне. Но о тете я не хотел говорить ни здесь, ни где-либо еще.

   У меня появилось желание избавиться от назойливой собеседницы, и я посмотрел на Настю. Она и другие девушки были заняты беседой с Олегом, которую я не слышал. Только видел, что балерины внимательно слушают его. Мне было непонятно, чем Олег смог их увлечь. Обычно Чибис пренебрежительно отзывался об умственных способностях противоположного пола, и отказывал (за исключением сестер) женщинам в общении.

   Мне стало обидно, что я на «втором плане». Хорошее настроение совсем пропало. Я извинился перед болтливой балериной, затем обменялся с едва глянувшей на меня Настей номерами телефонов, и, сославшись на занятость, направился к выходу.

   Олег, увидев, что я ухожу, расцвел. Ему понравилось, что я отказался от «борьбы», и он одержал «викторию» на «любовном фронте». Чибис даже сделал мне на прощанье слабый жест, который можно было истолковать как «завтра увидимся».

   ГЛАВА 46.

   На следующее утро Олег пришел на занятия если не в хорошем, то, по крайней мере, в приемлемом для общения настроении. Мы, как всегда, сели рядом, и он даже помог мне с заданием по информатике. Я не спрашивал его, чем закончился у него вечер, и вспоминала ли Настя обо мне. Не желал, чтобы наш раздор вернулся, и к тому же сомневался, что мое знакомство с балериной должно продолжиться. Хотя бы потому, что я не мог определиться в своих чувствах, и мне был неясен мотив, с которым она приблизила нас к себе. А портить отношения с Олегом из-за призрачной возможности стать кратковременным любовником царицы балетной сцены, мне как-то не хотелось. Чибис уже прочно вошел в нашу семью, и как бы там не было, я и сестры, в нем нуждались.

   Я решил думать о встрече с Настей, как о фантастическом сне, воспоминания о котором приятны, но бессмысленны. Но по правде, это у меня получалось плохо: вкус ее губ, улыбка, то, как она танцует, преследовали меня повсюду, я был печален и молчалив. Чего нельзя было сказать об Олеге – он находился в приподнятом состоянии духа, и складывалось впечатление, что ему с Настей «повезло». Во всяком случае, я был почти уверен в этом, пока она сама не позвонила ко мне.

   Вначале я даже не понял, кто меня беспокоит. Не занес ее номер в телефон, так и оставил на бумаге, слабо пахнущей квартирой, в которой балерины жили. Поэтому я переспросил:

  – Настя? Какая Настя?

   Впрочем, перепутать было невозможно: Настя говорила так, как двигалась, почти не делая пауз между словами.

   Мне потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Настя тактично обождала, а затем голосом, будто мы уже давно в приятельских отношениях, попросила проводить ее на очередные съемки в Мосфильм. Она боялась злопамятных хулиганов, неоднократно следовавших за ней. Настя надеялась, что я, заметив их, заблаговременно приму меры, и не допущу повторения инцидента.

   Разумеется, я согласился. Однако при личной встрече выяснилось, что кроме обязанностей добровольного телохранителя, мне предстоит еще и испытание профессией грузчика. Я – то, по наивности, думал, что реквизит современной балерины может уместиться в дамской сумочке. Но оказалось, что многие из них суеверны, и вечно таскают с собой целый набор ненужных вещей. Для переноски которых, им, конечно же, нужен крепкий мужчина.

   Так наши отношения и стали развиваться дальше – она звонила, я безропотно приходил по указанному адресу, где делал то, что она считала нужным. Часто это был обычный перекресток, куда подъезжала неизвестная мне машина, из которой я забирал ее розовые кейсы и относил в «общежитие».

   Иногда из машины выпархивала Настя. Она посылала водителю воздушный поцелуй и жеманно брала меня под руку, чтобы, молча пройдя со мной квартал, сесть в другую машину. И с каждой такой встречей я любил «мою балерину» всё сильнее. Расставшись, тут же принимался переживать, что сделал что-то не так, и больше не увижу ее.

   Иногда она меня благодарила. Все тем же, «родственным» поцелуем в губы, и уж в совсем редких случаях, разрешала трогать себя. Но при этом у нее был такой отстраненный вид, что мне не хотелось продолжать.

   Я точно знал, что и Олег таким же образом работает на Настю. Однако я избегал спрашивать его о подробностях. Я любил Настю и был близок к ней, но я не обладал ею, и старался меньше думать о том, сколько еще мужчин служат ее таланту. Меня устраивало все, лишь бы быть в их числе. А мужчин становилось все больше, Настя не шла – летела к славе. Что там жалкий «Майбах»! Ей предлагали, если она согласится в содержанки, подарки гораздо роскошнее.

   Я знал это ещё и потому, что на второй год нашей «дружбы» (так она называла нашу связь), мы стали видеться чаще. Настя начала, примерно раз в месяц, брать меня на гастроли. Так она подняла наши отношения на новую ступень, ведь Олег за пределы Москвы ее никогда не сопровождал. Впрочем, и мне не стоило особенно радоваться. Я был всего-навсего одним из тех балетоманов, что всегда вьются возле любой «звездной» труппы.

   В этих поездках Настя иногда благодарила меня за преданность, и довольно своеобразно: она обязательно находила время и уединенное место, чтобы танцевать только для меня, причем целиком обнаженной. Это не выглядело пошлым или зазорным. Я слышал, что многие балерины « в расцвете» радовали таким представлением своих поклонников. Трудно передать словами, какое это наслаждение – видеть работу каждой мышцы, чуть ли не каждой клеточки, когда тело балерины раскрывает образ, в котором она находится.

   Танцевала Настя для меня и последнюю нашу встречу, резко отличающуюся от остальных хотя бы тем, что случилась в здании Большого Театра. На нее Настя пригласила смс-кой, в которой написала, чтобы я обязательно пришел. Что было уже удивительно: обычно она присылала место и адрес, без каких-либо дополнений. Я сразу понял, что будет что-то особенное, и в ожидании потерял покой.

   Но откуда у бедного студента возьмутся деньги на балет в самом дорогом театре страны? Пришлось обратиться к Игорю Витальевичу, чтобы он достал контрамарку. Это, конечно, стало известно сестрам, и вызвало у них невротическую реакцию.

   Однако я был настойчив, и добился своего. Но довольно сложным способом: Игорь Витальевич оформил на мое имя пропуск стажера электроцеха. Мне пришлось смотреть представление, пусть и очень близко к сцене, но за рампой с прожекторами, что сильно ухудшало восприятие происходящего. К тому же я не мог, как остальные зрители, подойти к оркестровой яме и бросить к ногам балерин цветы, чтобы обозначить свое присутствие. Но я придумал выход: сделал несколько удачных фотографий Насти, и отослал ей через мессенджер. В ответ получил смайлик, означающий, что она довольна мной.

   Это был лучший спектакль с участием Насти, что мне довелось видеть. Настя танцевала божественно. Я был в восторге от того, что она позвала меня. Когда занавес (после неоднократных вызов на «бис») опустился, я сильно расстроился, что всё закончилось.

   ГЛАВА 47.

   Но вдруг получил еще смс-ку. Настя просила меня подняться по служебной лестнице в малый репетиционный зал, находящийся под стеклянной крышей, на самом верху здания. Это было неожиданно, однако я прекрасно ориентировался в театре, и выполнить ее просьбу не составляло труда.

   Настя встретила перед входом, находясь в лихорадочно – возбужденном состоянии. Я предположил, что она никак не может выйти из роли (что у людей творческой профессии бывает), и я нужен ей для того, чтобы за разговором успокоиться. Поэтому сходу принялся говорить, что она сегодня была прекрасна, как никогда, и успех превзошел все ожидания. И в следующем сезоне ей наверняка доверят заглавную партию в Немировича – Данченко, с которой она, безусловно, справится.

   Анастасия улыбнулась и приложила палец к моим губам, давая понять, что то, о чем я сейчас говорю, не представляет для нее интереса. Я замолчал, не понимая, тогда зачем мы здесь. Но потом подумал, что Настя, возможно, хочет повторить ту часть ее танца, где она, по ее мнению, ошиблась. А для настроения (что уже было у нас), я нужен ей в качестве зрителя. Однако когда мы вошли в зал, я понял, что меня ждет нечто необычное.

   В помещении стояла такая темнота, что стены едва угадывались. Ориентироваться можно было только по горящим свечам на массивном напольном канделябре. Я захотел включить свет, но Настя запретила это делать. Она подвела меня к центру зала, заставила лечь на пол, и улеглась рядом со мной.

   Я увидел звезды в небе, такие же, как и во время нашей первой встречи. То ли стеклянную крышу сдвинули для проветривания, то ли стекла недавно отмыли дочиста. Точно не знаю, но ощущение складывалось, что между нами и звездами ничего нет.

   Более того, казалось, что небесные светила можно потрогать руками. Я положил свои пальцы на руку Насти, и по тому, как часто билось ее сердце, понял, что она очень взволнована. Это поразило меня: мне всегда казалось, что пульс у Насти не поднимается даже тогда, когда она на сцене.

   Я потянулся, чтобы получить от нее наш обычный поцелуй, но Настя остановила меня. Не произнеся ни слова, она выскочила из закрывающей ее тело туники, и, оставшись обнаженной, принялась танцевать. Если до этого я отчетливо слышал доносящиеся с Петровки звуки, то в этот момент все изменилось: зазвучала музыка.

   Только не из тех, что могли бы сочинить люди. Другая, состоящая не из нот, а неотчетливых, порой сливающихся, шумов. Сперва я отнес ее появление к своему, взвинченному обстановкой и разыгравшемуся до слуховых галлюцинаций, сознанию. Но потом понял, что музыка существует. Тело балерины не повторяло ее, а слегка опаздывало с мышечной реакцией, что особенно было заметно в первую минуту танца.

   Но потом Настя пошла с музыкой наравне, видимо, интуитивно угадывая каждый следующий звук. Она кружилась и кружилась вокруг свечей, вздымая руки вверх и высоко подпрыгивая, словно прося о чем-то неведомого бога. Ее танец завораживал, он увлекал настолько, что мне казалось, будто и моя душа кружится с ней.

   Вдруг звук музыки усилился, и я заметил, что звезды стали меняться и превращаться в цветные нити, такие же, как я видел в ночь исчезновения Марины Юрьевны. Преображаться начала и сама Настя, в светящееся существо, состоящее из тонких лучиков света. В зале похолодало так, словно земная атмосфера пропустила космический холод.

   Свечи принялись медленно, одна за другой, гаснуть. Я счел происходящее игрой моего воображения, спровоцированного гениальными балетными вариациями Насти. Но неожиданно увидел её, уже практически превратившуюся в нитевидный огонь, на странной планете с двумя карликовыми солнцами.

   На подсвечнике осталась только одна горящая свеча, и у меня возникло чувство, что едва она погаснет, космическая картина исчезнет с моих глаз, причем, вместе с Настей. Я захотел крикнуть, как кричал когда-то в комнату с тетей, но воздуху было так мало, что я не смог набрать его в легкие. Я решил броситься к Насте, чтобы вернуть ее, но мое тело не преобразилось вместе с ее телом, и я не мог пошевелиться.

   От отчаяния на моем лице появились слезы. Не знаю, возможно, из желания попрощаться со мной, но Настя обернулась. И ей вдруг стало страшно от того, что ситуация зашла так далеко. Она бросилась обратно, ко мне. Мы оказались в каком-то пограничном состоянии сознания и пространства, где она то лежала на полу рядом со мной, прежней Настей, то опять превращалась в «космическое» существо, которое совершало прыжки между звездами.

   В одно из тех редких мгновений, что Настя была рядом, она закричала: « возьми меня»! Я не понял, о чём это она, и просто прижал ее к себе. Но неизвестная сила вырвала девушку из моих объятий, а огонек оставшейся свечи почти погас. Мне стало страшно за балерину и за себя, нас поглощал наступающий мрак. И я подумал, что, если Насте удастся вернуться еще раз, я непременно выполню ее просьбу.