Текст книги "Звезды и ведьмы (СИ)"

Автор книги: Виталий Малхасянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

  – Скорей всего, да. Но, во всяком случае, я не бездействую перед лицом смертельной опасности! – грустно сказал Николай.

  – Пока граждане нашей страны не начнут думать самостоятельно, – сказала Ксения, помахивая в воздухе черным прямоугольником, – ничего не изменится!

   В этот момент дверь в автобус распахнулась, и к нам запрыгнули наши тюремщики.

  – Ага! Мы говорили вам, что разговаривать запрещено? А вы, мало того, что продолжаете, так еще и демонстрации устраиваете! Вот теперь, девушка первой, к следователю и пойдет! – игнорируя наше возмущение, бойцы схватили Ксению, и вытащили ее наружу. Мы сразу погрустнели, и стали сидеть молча. Через полчаса Ксению вернули, и в отделение пошел я. Еще через полчаса меня поменяли на о. Михаила. Мы терпели издевательства, иногда задремывая в автобусе, иногда переговариваясь тихим шепотом.

   ГЛАВА 151.

   Допрашивающий меня следователь поменялся. В отличие от предыдущего, этот был молодой, в дорогом черном костюме сотрудника спец. служб. И, видимо, выше по положению: полицейские не ввели меня в кабинет, как прошлый раз, а намеренно втолкнули так, чтобы я споткнулся и упал на пол. От этого новый следователь, хоть и сидел за столом, оказался в выигрышном положении. Он стал разглядывать меня «сверху в низ», с непередаваемым выражением лица. Как случайно залетевшую к нему муху, которую сейчас прихлопнет. Я покраснел, поднялся, и уселся на привинченный к полу стул.

  – Я разрешил вам сесть? – поднял брови следователь.

  – Нет. – Без вызова ответил я, глядя на его руку с перстнем «повелителя воды».

   «Черный костюм» заметил мой взгляд, и горделиво поиграл пальцами. Его перстень выглядел совсем свежим, и явно был не из метеоритного вещества. Мое лицо выразило разочарование, и следователь отреагировал на него. Полил водой растение в горшке, и, словно приказывая ему подрасти, провел над ним рукой. Я улыбнулся. Знал бы он, что я могу сделать с его растением и водой, причем без всякого перстня! Будто услышав мои мысли, зеленые листки слегка шевельнулись, а вода в стакане дрогнула. Мне сразу захотелось устроить в полицейском отделении настоящий ужас, выморозить его до такой степени, чтоб об этой ночи здесь слагали легенды. Но я преодолел искушение, вспомнив об ответственности перед Богом за колдовство.

   А вот следователь остался доволен случившимся. Он слегка расположился ко мне, как к свидетелю его «сверхъестественных» способностей. Простив мне сидение на стуле, он открыл папку с моим «делом», и спросил, пока что со средней степенью злости:

  – Бунтуем, значит?

  – Если разговоры с такими же сидельцами, как и я, есть бунт, то тогда, да. – Ответил я.

  – Смешной вы, – произнес без улыбки следователь, – за вами числится больше, чем за всеми задержанными в этом участке, а вы шутить себе позволяете!

  – И что же за мной числится? – несколько натянуто удивился я. Глубоко в душе мне стало не по себе. Не столько из-за того, что я был действительно в чем-то виноват, а сколько из-за моей, почти болезненной мнительности, и склонности строить несусветные предположения на пустом месте.

  – Да вот, хотя бы ваше, мягко говоря, странное поведение в недавней командировке. О чем имеется соответствующая докладная вашего напарника, Чибиса Олега. Как я понимаю, вы совершили подлый поступок, от чего расплачиваетесь карьерой. И теперь я хочу довести до вашего сведения, что следствие в отношении вас только начинается. Я думаю, сегодняшние проблемы покажутся вам сущей ерундой, когда вам предъявят обвинение.

  – Олег оговаривает меня. Все было совсем не так, как он описал.

  – Хорошо, не так, так, не так. – Сказал следователь, и, улыбнувшись от произнесенной им тарабарщины, спросил, – а что произошло на самом деле?

  – Думаю, это чрезвычайно секретная информация – сказал я, облизав пересохшие губы. Собеседник это заметил, но попить мне не предложил.

  – У меня максимальный уровень допуска, вы можете быть совершенно откровенны! – сказал он.

   Я собрался произнести пламенную речь и опровергнуть слова Олега. Но затем передумал. Лишнее слово может подставить под удар мною жену и племянницу. Поэтому я начал мямлить:

  – Да я, в общем, ничего толком не помню. Куда-то вечером шли, где-то в темноте стояли. Мне вдруг стало плохо, я вернулся в общежитие, а затем уехал в Москву. Одно могу сказать определенно – Олег мой самый близкий друг. В здравом рассудке, я бы ни при каких обстоятельствах его в лесу не бросил.

  – А что вы можете сказать об этом? – спросил следователь, и выложил на стол фотографии. На них был я (очень расплывчато, камеры в поселке давно устарели) и кое-какие детали, позволяющие судить о месте сьемки. По фотографиям можно было восстановить мои перемещения по поселку, однако время на них отсутствовало, что давало мне возможность для маневра.

  – Не стану опровергать эту информацию, хотя мне трудно говорить определенно. Память, когда я думаю о тех сутках, подводит. Но зачем нам выяснять все подробности? Пусть Олег даст хронологию, и мы сосредоточимся на том моменте, когда я «бросил» его. Наверняка он не предоставит ничего, кроме бессвязного бреда.

  – Чибис сейчас начальник технического отдела в администрации президента. У него огромные возможности и влияние. Его версия случившегося в той командировке, не вызывает у нас сомнений. На вашем месте я бы покаялся перед ним, и попросил изменить показания. Конечно, это не отменит дальнейшее изучение вашей личности, однако значительно смягчит ваше положение.

   ГЛАВА 152.

  Я немного подумал над словами следователя, и сказал:

  – Мне не в чем каяться перед Олегом. Я не чувствую, что сделал что-то противозаконное. Что вы можете мне предъявить, кроме абсурдного доноса, и нескольких фотографий, которые ни о чем не говорят? Да, был я в секретной зоне, ходил по улицам поселка, и что? Я этого не скрываю, в этом нет никакого криминала, для меня это была обычная поездка.

  Следователь нехорошо ухмыльнулся и развернул ко мне экран своего ноутбука. Я увидел видео, заснятое сегодня на набережной беспилотным летательным аппаратом. Как я обнимал Настю, а в реке перед нами происходило то, что сильно испугало полицейских в оцеплении.

  – Редкий оптический эффект в поднятой ветром снежной пыли, и ваши трусливые коллеги. – Прокомментировал я.

  – У вас есть определенный талант, – рассеяно сказал следователь, машинально тронув свой перстень, – но вы его упорно скрываете, словно не хотите ни власти, ни денег, ни славы.

  – А что тут плохого? – я решил высказаться откровенно, – разве человек не может прожить жизнь так, как ему хочется?

  – Только не в России! – рассмеялся следователь, и продолжил, – Мы не терпим тех, кого не понимаем, любую индивидуальность или инакомыслие. У нас общество должно быть монолитным, идеологически прозрачным, и полностью подчиняться правителю. Этим мы отличаемся от остального мира. Это у них, там, возможно вольнолюбие, при котором государство не разваливается, а даже укрепляется. А тут мы все звенья цепи, которая с одной стороны прикована к тому, кто возглавляет государство, а с другой – к нашей территории. Не дай Бог, чтобы одно звено порвалось! Окажется Россия в опасности!

  – Я думаю, что мы будем в опасности, если откажемся от веры. А вовсе не из-за того, что, наконец, отвергнем живущее в наших генах крепостное рабство.

  – Вера! Чушь! У нас, в России, по факту глава церкви тот, кто сейчас на вершине власти. Вот увидите, вместе со Сталиным воскресят и патриарха Сергия, главного соглашателя... – следователь осекся, вдруг сообразив, что сказал лишнее.

   Я понял, что он знает гораздо больше, чем я могу себе представить. И то, о чем говорил в « воронке» Николай, не плод воображения помрежа, а почти свершившаяся реальность. Я решил пойти дальше в разговоре со следователем, и, «гипнотически» глядя в его глаза, поинтересовался:

   – Вы понимаете, что проговорились о намечающемся дворцовом перевороте? Благодаря чему к власти придет страшная и жестокая сила. Ее правление грозит бедами не только России, но и всей земле.

  – Бедами Россию удивить трудно. Беды – это наше второе "я". Однако власть у нас есть, и всегда будет единственным подателем всяческих благ. У нас бессмысленно делать карьеру где-нибудь еще, кроме как в государственных органах. Госслужащие у нас не привилегированный класс, как вы считаете, а единственный класс, имеющий четкую идеологию и вертикаль подчинения. Только мы удерживаем эту страну от развала. Все остальное население – это быдло и сброд, толпа без цели существования. Поэтому я осознанно служу верховному правителю, как бы он ни назывался: царь, генсек, президент, воскресший диктатор или искусственный интеллект.

   Следователь второй раз проговорился, или, угадав, к чему я веду разговор, решил лишить меня «главного» аргумента, надежды склонить его на сторону оппозиции.

   – Вы понимаете, что, из-за безрассудности российской элиты, вся человеческая цивилизация скоро окажется на грани уничтожения? – Спросил я.

  – Главнокомандующий обещал нам, что враги попадут в ад, а мы в рай. Патриарх промолчал, и своим молчанием подтвердил его слова. Я человек, глубоко преданный отечеству, и поэтому без колебаний выполню свой долг по очистке родины от таких сорняков, как вы!

   Глаза следователя вспыхнули фанатичным огнем. Я понял, что он будет держаться за директивы «сверху» до последнего вздоха. Все мои попытки разбудить в нем «разумное начало» бесполезны. И даже пойдут мне во вред: допрос записывается. Вырвав мои слова из контекста, можно скроить уголовное дело о саботаже на секретном объекте. И о моем участии в подпольной ячейке, ставящей целью недопущение к власти ИИ. В то время как большинство населения страны, этого горячо желает!

   Я подумал, что напрасно изменил своему решению сидеть молча. И далее, хотя следователь не оставлял попыток разговорить меня, тупо смотрел в пол, никак не реагируя на его слова. Убедившись, что допрос зашел в тупик, он захотел сделать перерыв. Вызвал конвоира и отослал меня обратно, в «воронок». В коридоре мне встретилась Ксения, ведомая к другому следователю. Я сделал девушке жест, означающий, что от ненужной болтовни следует воздержаться. Она глазами показала, что поняла, и думала предупредить меня о том же.

   ГЛАВА 153.

   Оказалось, что Николай тоже находится на допросе, и в полицейском автобусе только я и о. Михаил. Наученные горьким опытом, мы, как нам ни хотелось, не стали обсуждать, что с нами происходит. Возле машины стояли охранники, которые прислушивались к каждому звуку в надежде устроить провокацию.

   После нескольких минут неподвижного сидения я почувствовал неотразимую тягу ко сну. И задремал, даже, по-моему, с открытыми глазами. Это состояние продолжалось у меня недолго. Ровно до того момента, пока к нам не «вернули» Николая. Его щеки покрывали синяки, видимо, от полицейских пощечин. Но он был доволен тем, что начальство проявило интерес к его освобождению, и уже позвонило в отделение.

   Мы молча порадовались вместе с Николаем, свободу которому обещали дать только утром, когда появится соответствующая бумага. Поскольку он был в возрасте и очень устал, мы определили его спать на одну из дальних скамей. Николай быстро заснул, и принялся храпеть так, что от его мощного храпа дрожал весь автобус. Так задремать было сложно, но зато появилась возможность перешептываться. Я спросил у о. Михаила:

  – А что от тебя хотят, батюшка? Ты самый мирный человек из всех, что я знаю. Заподозрить тебя в антиправительственных выступлениях, мне кажется, невозможно.

  – Искренняя вера в Бога во все времена была подозрительна и преследуема. Власть всегда старалась контролировать сознание подданных. Но верующие живут по законам Небесного Царя, и, следовательно, неблагонадежны для земного правителя.

  – Следователь, что вел мой допрос, придерживается мнения, что сейчас патриарх выполняет чисто номинальную функцию. А церковь лишь один из институтов государства. Но ты, о. Михаил, в сане. И если полагаться на логику следователя, такой же служащий, как и он. А ворон ворону, как известно, глаз не выклюет! С чего бы следователю на тебя нападать? – спросил я.

  – Государевы люди сегодня, на мой взгляд, это хорошо организованная волчья стая. Она инстинктивно чувствует, кто по духу не принадлежит к ним. Видимо, следователь пришел к выводу, что я представляю угрозу. – Ответил о. Михаил.

  – Это только из-за того, что ты признаешь себя... – я запнулся, думая, как сформулировать мысль дальше.

  – Признаю себя рабом Христа, а не нынешнего правителя, – за меня закончил о. Михаил.

  – Следователь утверждает, что возможно «воскрешение» патриарха Сергия. – Сказал я.

  – А зачем? Нынешний патриарх ни в чем не перечит «верхам», и даже сам является вдохновителем происходящего. Он жаждет быть не рядом с властью, а стать ее ветвью. И это, в какой-то степени, у него получилось. Зачем же патриарху нужен конкурент, а президенту – новая фигура на политическом поле, которую еще неизвестно, как разыгрывать. – Удивился о. Михаил.

  – А затем, что вслед за «виртуальным» президентом, страна должна получить такого же Бога. А как далеко может зайти в отказе от совести живой человек? Руководствуясь холодным расчетом, ИИ, прежде чем реформировать церковь, должен привести на место патриарха, себя же. Но у ИИ нет лица, и он собирается предстать перед народом в образе патриарха Сергия. Наступает время борьбы за каждую человеческую душу, и ошибок, по мнению ИИ, здесь быть не должно!

  – Возможно, ты прав. И если так, тогда становится очень и очень грустно! – вздохнув, сказал о. Михаил.

  – А как ты относишься к новейшей истории русского патриаршества? Неужели, начиная с патриарха Сергия, это скорее должность на содержании государства, чем реальный владыка и молитвенник? – спросил я.

  – Да мы вообще страна упущенных возможностей. Мы живем так, будто нам кто-то мешает жить, и постоянно ищем этого неизвестного, забывая при этом посмотреть в зеркало!

  – Мудрено ты высказался, батюшка! – тихо прошептал я.

  – Я хотел сказать, что патриарх, это всего лишь обычный человек. Наша духовная жизнь зависит от нас самих, а не от него. Однако мы все время отказываемся брать на себя ответственность за устройство русской церкви, делегируем свои права «наверх». А потом плачем, что все не «так». Но если ты хочешь от меня более конкретного ответа, то, изволь! Да, я считаю, что все патриархи, начиная с Сергия, в лучшем случае, были бесполезны, а в худшем, принесли только вред.

  – А почему? Неужели, совсем без патриарха, нам было бы лучше? Ведь не согласись тогда Сергий со Сталиным, церковь наверняка уничтожили! – выразил я свою точку зрения.

  – Как институт, возможно, уничтожили. Однако верующие люди в России, обязательно остались. И ты забываешь о зарубежной церкви. Сколько священников эмигрировало! Они могли выбрать патриарха из своей среды. Он стал бы по-настоящему независимой фигурой. Тогда, при восстановлении церкви на территории России, церковь имела совсем другой статус. Она выражала чаяния народа, а не являлась инструментом подавления свободы, каким привыкла быть за период большевистского правления.

  – Однако же ты, батюшка, сам принадлежишь к церкви, которую критикуешь. Значит, не все еще потеряно для русского народа? – с надеждой спросил я.

  – Иногда быть священником, не означает автоматически быть церковным функционером. Совсем не одно и то же. На твой вопрос возможен только такой ответ: для русского народа до тех пор не будет все потеряно, пока в нем есть божьи угодники. Но как только Бог перестанет, по их воздыханиям, нас миловать, тогда и наступит «конец всему». И вот это от патриарха и священников, почти не зависит.

  – Понятно... – прошептал я, и собрался задать очередной вопрос. Но тут в автобус буквально зашвырнули избитую Ксению. Мы бросились к ней, подняли с пола, и уложили на скамью.

  – За что тебя так? – спросил я.

  – За правду, – ответила Ксения, и с кровью выплюнула выбитый зуб.

   К нашему огромному облегчению, оказалось, что это единственная травма, больше у девушки телесных повреждений не имеется. Мы уложили Ксению на свободную скамью и принялись успокаивать. Когда нам это удалось, мы заняли свои прежние места. Однако охота беседовать пропала, и вскоре мы уснули.

   ГЛАВА 154.

   Рано утром случилось невероятное: следователь, криво улыбаясь, отпустил нас «под подписку». Наша «антиправительственная» четверка вышла из дверей полицейского участка дружной группой.

   Родственникам задержанных разрешалось находиться только на противоположной стороне улицы. Среди них я заметил... Нину! Она держала в руках картонку, на которой фломастером было написано «где мой муж»? Растрепанная, взъерошенная, с заплаканными глазами. Я не ожидал от Нины столь смелого поступка, самоотверженность жены тронула меня. Я не выдержал, бросился к ней, и обнял со всей нежностью, на какую был способен. Нина принялась горячо целовать меня в лицо, ласково говоря:

  – Славик, Славушка...

   Когда эмоции слегка утихли, к нам подошли Ксения, Николай, о. Михаил. Нина, наверное, впервые в жизни, не стала сдерживать себя, и по очереди обнялась со всеми. Ксения выразила лицом, как она растрогана таким отношением. Николай оказался польщён новым знакомством, а о. Михаил, всегда относившийся к каждому из нас с особой теплотой, от всей души благословил Нину.

   У нас возник общий, отчасти бестолковый разговор, в основном, посвященный прошедшей ночи. После того, как обсуждение этой темы закончилась, Николай неожиданно предложил:

  – Знаете что! А давайте, я проведу вас на Красную Площадь! То, что сегодня должно произойти, при любом развитии событий, войдет в историю. Вам стоит поприсутствовать.

  – А, давайте! – от такого предложения глаза Ксении вспыхнули ярким журналистским огнем.

  – Николай, но как вы это сделаете? – удивился я.

  – Неравнодушные люди есть везде, том числе, и в моем руководстве. Так что не беспокойтесь, ваш проход, я согласую за пару секунд. Тем более что нужна массовка, и сейчас на Красную Площадь гонят бюджетников. Затеряетесь среди них, комар носу не подточит! – сказал Николай.

  – Я, пожалуй, тоже пойду! – чего я не ожидал, вдруг сказал о. Михаил, – а где еще быть священнику в такой день? Я хочу увидеть все своими глазами, и участвовать молитвенно.

   Я нерешительно посмотрел на Нину, ожидая, что она предложит мне пойти домой. Прежде она отрицательно высказывалась о нашем участии в общественной жизни. Конечно, мне хотелось идти вместе со всеми, но я не желал расстраивать жену. А она поймала мой взгляд, поняла, о чем я думаю, и, глядя на меня с улыбкой, неожиданно сказала:

  – И мы пойдем с вами!

   Это говорило о том, что за прошедшую ночь жена многое переосмыслила. Она изменила свое отношение к нашему браку и происходящему в стране.

   ГЛАВА 155.

   Растроганная решением Нины, Ксения на мгновение обняла ее, и мы пошли в сторону Красной площади. В грязной и мятой одежде, не выспавшиеся, злые, но очень целеустремленные и довольные собой.

  – Ты сегодня совсем другая! Что-то случилось? – я тихо спросил жену.

  – Ничего плохого, не волнуйся! – произнесла она, и звонко рассмеялась.

  – Спасибо, что ты пришла нас встречать. Хотя я, было, думал, что меня уже не выпустят. Случайно, это не твоя заслуга? – спросил я.

  – Я не считаю то, что сделала, заслугой. – Ответила Нина.

  – А что ты сделала? – осторожно спросил я, чувствуя, что услышу нечто неординарное.

  – Я согласилась продать нашу квартиру Олегу, в обмен на снятие им обвинений в твой адрес! – Как-то очень просто сказала жена, словно о том, что сдала вещи в химчистку.

   Я вспомнил, каким расстроенным выглядел следователь, когда выписывал мне пропуск. Я уже тогда подумал, что без звонка Нины к сестре, тут не обошлось. И у меня мелькнула мысль, что единственно оставшейся у нас монетой, которой можно заплатить Олегу за услугу подобного рода, может быть только наша квартира. Но я никак не мог предположить, что это произойдет так быстро, и Нина перенесет легко. Беспокоясь, что жена глубоко в душе сильно переживает, я спросил:

  – А ты уверена, что стоит жертвовать квартирой? Ты наверняка еще не подписала никаких документов. Может быть, нам отменить сделку? Обвинения в мой адрес тяжки, но бездоказательны. Они подлежат скорее моральной, чем правовой оценке.

  – Уверена. Одновременно с введением чрезвычайного положения в столице, президент подписал закон об электронном судье. И теперь процент оправдательных приговоров по политическим статьям, ноль целых ноль десятых. С ума сойти, даже при Сталине, когда приговоры штамповали «тройки», они были. А из-за Олега мы (Нина выделила это «мы», как бы подчеркивая, что то, что произойдет со мной, произойдет и с ней), оказались в очень тяжелом положении. Чибис, если не получит нашу квартиру, будет только усиливать давление. Пользуясь той должностью, что он получил, и на волне всеобщего сочувствия по поводу «предательства лучшего друга». Так что, пока твое дело не передали в суд, лучше его замять. Я думаю, не в квартире счастье. Пусть мы ее потеряем, но сохраним семью. Отец согласен принять нас, пока мы не найдем себе подходящее жилье. Олег же проявляет благородство, дает хорошую сумму, хотя, по идее, мог бы дождаться суда, конфискации имущества, и взяткой выкупить нашу квартиру за бесценок. А то, и вообще получить ее просто так.

   ГЛАВА 156.

  – Да ему невтерпеж, он уже не может ждать. К тому же, не всё от него зависит. А вдруг что-то сорвется? Я выйду сухим из воды, или наша квартира уплывет у него из-под носа. Видимо, Олег решил не рисковать. – Сказал я.

  – Я тоже решила не испытывать судьбу, – горько улыбнулась жена, – я уже осталась без сестры, причем до сих пор не понимаю, почему. Ее словно подменили, в нее вселился злой дух.

  – Олег сделал хороший выбор для карьеры, но плохой для души. Его тьма заразна, и перешла на Татьяну. Я не представляю, как Чибисы живут. Уже, как в аду. Но все равно продолжаю молиться, чтобы они образумились. – Произнес я.

  – Насчет тьмы, ты, пожалуй, прав. Мне кажется, что без колдовства, тут не обошлось. И я тоже молюсь. Ты же знаешь, что сестра дорога мне, я люблю ее. – На глазах Нины появились слезы, но она сдержалась, и не расплакалась. – Но теперь у меня остался только ты. Я не хочу потерять и тебя. Ничего, с милым рай в шалаше. Тем более что в нашем случае, это будет большая и благоустроенная квартира. Пусть и не в центре, но в престижном районе.

  – А то, что ты пошла с нами на Красную площадь, не повлияет на твои намерения? – осторожно спросил я, всерьез беспокоясь за Нину. Я никогда не представлял ее в качестве революционерки. И сейчас боялся, что новое поприще может оказаться ей не по плечу. А вдруг она, увидев очередной российский «прорыв», впадет в безвольную депрессию?

  – В каком смысле? Что ты имеешь в виду? – Удивилась жена, – Неужели я выгляжу наивной простушкой, которая не готова к столкновению с сурой действительностью?

  – Ну, это не совсем то, что меня беспокоит. Я хотел сказать, что теперь и на тебя могут завести дело. А я бы не хотел, чтобы мы оба проходили через суровые испытания. Одна только ночь в «воронке» чего стоит! У меня все тело болит от неудобств и нервного напряжения. К тому же меня избили.

  – Я очень хорошо понимаю, о чем ты. Твоя боль и страдания всегда передаются мне, если ты это замечал. Но в городе шепчутся о страшных вещах, которые должны произойти. И как будто, после этого у нас не станет будущего. Уже не имеет значение, сидишь ли ты дома, или идешь бороться, пусть и молитвенно. Я робкая женщина, но мне потом будет стыдно, что я не попыталась сделать что-нибудь для родины. Я хочу, чтобы наш ребенок рос свободной личностью! А не оцифрованным болваном под присмотром ИИ!

   Я остановился и удивленно посмотрел на жену. Она оговорилась, или проговорилась?

  – Ты только что сказала...

  – Да, – произнесла она, покраснев, – извини, я хотела при других обстоятельствах, но, такое время, приходится все на ходу. Хочу тебе официально сообщить, Славик, что у нас будет ребенок!

   Я подхватил Нину на руки и прижал к себе, задыхаясь от счастья.

  – Пусти, уронишь! – сказала она, и, рассмеявшись, ласково провела рукой по моим волосам.

   Не знаю, был ли кто-нибудь в браке счастлив, как я в эту минуту. Такого родства и близости с женой я никогда не испытывал. Наши друзья, краем уха услышав причину моего восторга, поспешили с поздравлениями. Настроение у нашей компании поднялось настолько, что мы перестали чувствовать усталость.

   ГЛАВА 157.

   Проход на Красную площадь охранялся строго, но благодаря связям Николая мы прошли без проблем. Помреж проводил нас до центральной трибуны, где мы (после небольших дополнений к одежде), уселись на скамьи, к уже находящейся здесь массовке, и стали изображать «именитых гостей».

   Николай ушел выполнять служебные обязанности, оставив нас втроем. О. Михаил сосредоточенно молчал. Я крепко держал за руку жену, думая о будущем нашего ребенка. Ксения непрерывно снимала телефоном происходящее перед нами, при этом продолжая поддерживать связь со своими коллегами в разных странах.

   Я с удивлением заметил про себя, что Красная площадь сейчас выглядит хуже, чем съёмочная площадка перед поселковым домом культуры. Если телега, которая ездила по «перрону вокзала», имела хромированные детали от автомобиля «Хорьк», то в Москве устроители мистерии использовали обычную бумагу. Из нее, а еще из баннерной ткани, были сделаны все декорации.

   Действие в чем-то походило на репетицию знаменитых сталинских демонстраций. Я видел огромное скопление людей, но с «пустыми» транспарантами и инсталляциями, изображающими непонятно что. Создавалось впечатление, ИИ не смог «вычислить», что он получит, «раскачав» площадь на эмоции. И решил дорисовывать «реальность» по ходу «пьесы».

   Я тоже не мог представить, чего можно добиться от этой толпы. Если в прошлом веке народ приходил на демонстрации организованными группами, что позволяло создавать атмосферу единства, то сейчас на площади находились совершенно чуждые люди. И, соответственно, заставить их сопереживать «воскрешению» давно забытого героя, представилось мне делом затруднительным.

   Пока я размышлял, на верхней трибуне мавзолея, там, где обычно стояли коммунистические вожди, появились рок музыканты, и начался концерт. Это показалось мне надругательством над историей государства. Но Красная площадь приняла действие, как само собой разумеющееся, и даже уместное.

   В некотором смысле, задумка действительно была неплохой. Язык музыки понимали все, и знакомые мелодии, как ни что другое, сумели объединить людей. Через некоторое время я заметил то, во что не мог ранее поверить: люди на площади, все без исключения, начали чувствовать одно и то же.

  – В стране твориться черт знает что! – сквозь шум вдруг прокричала Ксения, – все источники энергии выведены на полную мощность, на атомных станциях наблюдаются радиоактивные выбросы. К тому же, пуски баллистических ракет. Якобы учебные, но боеголовки на полигонах взрываются так мощно, будто идет война. Причем это происходит не только у нас, но и по всему миру. Военные словно с ума сошли! Этак они подожгут всю планету, и сбудется пророчество о гибели человечества в огне!

  – Нет, пока рано об этом говорить. Антихрист еще не пришел, – прокричал в ответ о. Михаил.

  – А если искусственный интеллект и есть Антихрист? Ведь Христос не сказал, что это будет человек. Просто обозначил имя. Возможно, не личности, а технико-симбиотическому созданию? – спросил я.

  – Без физического тела Антихрист никак не обойдется. – Возразил о. Михаил. – Он должен войти в Иерусалимский Храм, и воссесть в святая – святых. Только после этого начнется гибель мира.

  – Но тогда мы сейчас присутствуем не на «воскрешении из мертвых», а на попытке чудесного рождения ИИ в теле взрослого человека. Минуя этап младенчества, поскольку трудно представить, что земная женщина может зачать, и родить от «темного духа» ребенка! – сказал я.

  – Не исключено, что ты прав! – Соглашаясь со мной, кивнул о. Михаил.

   Ксения сделала паузу в общении по телефону, и, протягивая мне сверток, сказала:

  – Кстати, вспомнила! Баба Вера прислала по почте твои рабочие документы и молитвенник. Держи, пока не забыла!

   Гораздо больше, чем документам (хотя и они были мне нужны) я обрадовался молитвеннику. То, что он вновь у меня, показалось мне добрым знаком. Я крепко сжал его в руке, и у меня возникло ощущение, что к нам незримо присоединился Александр Гросс.

   Я не успел поблагодарить Ксению: неожиданно над Красной площадью, на низкой высоте, пронеслось звено военных самолетов. От их шума их двигателей заложило уши, и люди стали кричать так, слово война уже идет.

  – Что это? ИИ, никого не спросив, начал боевые действия? Или в войсках, в виду отсутствия высшего командного состава, произошла потеря управления? И, как следствие, бунт? Хунта полковников рвется к власти? – не выдержав, спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

  – Точно неизвестно. Похоже, это какая-то специальная акция, придуманная ИИ с целью устрашения населения. Самолеты летают не только над Москвой, но и над всеми крупными городами. Сеют панику и страх. Люди так напуганы, что согласны одобрить все, что угодно, лишь бы это прекратилось. – Сказала Ксения, пальцем перелистывая новостные страницы на экране смартфона. Она собралась прочитать нам что-то вслух, но тут ее телефон засветился ровным белым светом.

  – А, можешь положить его в карман! Гражданскую сеть отключили. Теперь о том, что происходит в стране, тебе не узнать! – сказал я. Ксения в ответ смачно выругалась, и по-мужски сплюнула себе под ноги.

   Послышался сильный грохот, как от приближающейся грозы, и небо над нами потемнело. На Красной площади зажглись фонари освещения, а возле стен мавзолея упали покрывала. Мы увидели кадки с елями, определенно завезенными из «нашей» зоны.

   Я понял, что кульминация действия приближается. И не ошибся: из громкоговорителей раздался «бой часов», и рок группу сменила балерина. Увидев Настю, я, как и всегда, напрягся. Однако рядом со мною находилась жена, и, чтобы не сойти с ума от волнения, мне было достаточно сжать ее руку.

   Нина не поняла, что со мной: балерину полностью закрывало черное трико. Она смотрелась не как человек, а как демон из преисподней. Но я узнал Настю по движениям, а Нина, естественно, нет. Однако жена все равно приобняла меня, и я немного успокоился.