Текст книги "Звезды и ведьмы (СИ)"

Автор книги: Виталий Малхасянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

  – Но почему Ленин? – с недоверием спросил я, – ведь и до его смерти, и после, было много мумий. Как же так получилось, что именно тело вождя мирового пролетариата послужило «начальной точкой»?

  – Потому что он революцией и последующими кровавыми событиями создал самую мощную метафизическую энергию, когда-либо исходившую от человеческой цивилизации.

   ГЛАВА 98.

   В кабинете установилась тишина, в которой, по идее, мне следовало рассмеяться и назвать все услышанное чепухой. Но я неожиданно вспомнил историю, которую любил рассказывать Игорь Витальевич. О том, как в 90-годах глава президентской администрации В. Филатов написал в ФСО жалобу, что по ночам кто-то ходит этажом выше. Что нехорошо, и является нарушением инструкций. Выше него в Кремле находилась музей – квартира Ленина, и в означенное время там никого не могло быть. Но офицеры охраны на всякий случай стали заглядывать в помещение. И однажды обнаружили лысого мужчину, который напугал их до смерти тем, что произнес, картавя, несколько слов. После чего исчез. В результате тогдашний глава ФСО Коржаков был вынужден отдать распоряжение о переносе музея с вещами Ленина в Горки.

   Однако сомнения продолжали одолевать меня, и я воскликнул:

  – Да кто же из людей согласится после смерти находиться с Лениным, безжалостным вождем «революционных масс», автором «красного террора»?

  – Очень много людей. Как и со Сталиным, так с Гитлером, и прочими. Космос враждебен не только к нашим организмам, но и к душам. В одиночку там долго не протянуть. Лучше уж находиться с «товарищами», чем испытать «вторую смерть». Она происходит от потери индивидуальности (при отсутствии общения) и приводит к вечному (и неосознанному) страданию. Которое превышает все другие виды страданий, поскольку лишает надежды на обретение новой оболочки, когда колесо времени (я вспомнил Дмитрия, с его «спиралью истории»), провернувшись, выйдет на следующий круг. Но не мне судить о людских желаниях и пристрастиях. Я лишь проводник по маленькому кусочку нейронной сети, которая простирается от края до края нашей вселенной. – Глаза Авдотьи Никитичны опять вспыхнули, видимо, увидев то, о чем она говорит.

  – А что вы можете сказать о загадочных радиосигналах в зоне? Ими сейчас заняли тестируемый здесь ИИ? – Спросил я.

  – Другие цивилизации, уже давно покинувшие свои, ставшие безжизненными, планеты, нуждаются в «свежей крови». Мы для них привлекательны, они ищут всяческие способы выйти с нами на контакт. Радиосигналы есть проявление этого процесса.

  – Но если такой контакт произойдет, это выгодно человечеству? – спросил я, с нетерпением ожидая ответа. В разговоре мы случайно подошли к тому, что меня волновало с юности.

  – Не думаю. Возьмите пример с нашего мира: мигрантов везде приглашают, но их нигде не любят. Бессовестно эксплуатируют в качестве рабов. Если мы внутри своего вида поступаем так, то чего нам ждать от чуждых нам существ?

   Я отдал должное уму Авдотьи Никитичны, хотя она по-прежнему не вызывала у меня расположения. Мне захотелось выведать больше о жреческой «технике», которой она упоминала.

  – А всеќќ-таки, мне непонятно, насчет «преображения» тел. Как это происходит?

  – Это секрет проводников. – На лице врача мелькнула горделивая улыбка. – Чтобы узнать его, вам нужно быть одним из нас. Могу лишь сказать, что без горячего желания и способностей, у вас ничего не получится. Кроме того, нужны годы тренировки и специальные знания. Конечно, встречаются талантливые самоучки, и не только в России, но и за рубежом. Однако, как правило, для них эта «самодеятельность» плохо заканчивается. Рано или поздно они выходят за пределы своих возможностей, и уже не возвращаются. Я точно знаю, что только выходцы из «русской» школы, основанной моим отцом на научных знаниях, способны «правильно» перемещаться в пространстве. Вы самоуверенно улыбнулись, молодой человек. Вероятно от того, что уже были «там». Но уверяю, вам повезло, что вас не забрал к себе чуждый мир. Или, как вариант, вы не «застряли» где-то в одиночестве, и без всякого ощущения времени. Например, на мистическом образовании, очень похожем сгусток материи, но таковым, не являющемся. – Лицо Авдотьи Никитичны стало «мраморным», а ее неподвижные, черные зрачки смотрели так, что у меня по спине побежали мурашки. Она выглядела, как тогда, когда, идя по коридору к старику, вызвала у окружающих ужас и понижала вокруг себя температуру воздуха. Мне показалось, что и сейчас в кабинете похолодало.

   Во всяком случае, у меня возникло такое ощущение. Я машинально застегнул верхнюю пуговицу на кителе и запахнул шинель, при этом думая о Марине Юрьевне. Исходя из только что услышанного, можно было предположить, что тетя, действуя на свой страх и риск, овладевала « звездной техникой», но не рассчитала своих сил. Однако в чем она ошиблась? В порядке действий, концентрации на предмете исследований? Наверное, теперь уже неважно. Главное, что ее судьба, в общих чертах, понятна. И возможно, я разделил бы ее участь, если она дважды не спасла меня. Но сейчас мне остается только молить Бога о спасении ее души.

   ГЛАВА 99.

  – Вячеслав Жарков – это мой отец? – сообразно своим мыслям, но без всякой связи с предыдущим разговором, спросил я.

   Авдотья Никитична внешне переменилась (стала выглядеть проще), и кратко ответила:

  – Да.

  – А кто мать? Марина Юрьевна?– я сделал безумное предположение, сам прекрасно понимая, что, живя с тетей, я чувствовал бы это с самого начала.

  – Нет, нет. Твоя родственница не могла иметь детей, и по собственной глупости. Ради того, чтобы стать великой балериной и задержаться на сцене, она сделала себе операцию по перетяжке яичников. Дура! Мало того, что стала бесплодной, так еще из-за хронического воспаления в брюшине перестала выступать, даже не начав карьеру по-настоящему.

  – А... кто же тогда родил меня? – спросил я, отчасти боясь услышать ответ. А вдруг Авдотья Никитична скажет "я"?

  – Одна из дочерей Гросса. Точно не знаю, кто. Жизнь у них своеобразная. Делают, что хотят. Без зазрения совести, рожают от женатых. – Лицо Авдотьи Никитичны, несмотря на возраст и «жреческий сан», по-женски дрогнуло. Я понял, почему она со мной беседует на такие деликатные темы, и кто ей был дед Жарков: мужем.

  Из этого понимания обоснованно возник мой следующий вопрос:

  – А кто отец Насти?

  – Даже не представляю, она приемная дочь. Моя младшая сестра, будучи подростком, уехала с театром из страны на летние гастроли. А вернулась спустя несколько лет, уже беременной. Рожала практически на улице. Была уверена, что «выйдя к звездам», поможет себе. Но без должного акушерского присмотра скончалась от потери крови. А я была еще не в той «силе», чтобы найти ее и помочь. Да и неизвестно, приняла бы она мою помощь. Ведь уехала, не желая становится «проводником». Хотела пойти по «европейскому пути» – тяжело вздохнула Авдотья Никитична.

  – А вы знаете, что Настя самостоятельно занимается «астральными» экспериментами? И возможно, состоит в секте? – Спросил я в надежде, что Авдотья Никитична, хотя бы в последнем, меня разубедит.

  – Самовольная девчонка! Я все жду, когда одумается. Однако она идет по стопам матери, и я опять ничего не могу с этим поделать! – С досадой произнесла врач.

  – Но разве вам не должно быть приятно, что Настя занимается практически тем же самым, что и вы? – с изумлением спросил я.

  – Да что вы! – Авдотья Никитична махнула на меня рукой, – Мой отец, ее дед, свои исследования посвятил бескорыстной помощи больным людям. Он сразу установил границу, за которую в космосе лучше не переходить. И ушел из научного коллектива, как только понял, какие цели преследует руководство партии и специальное отделение коммунистического «интернационала». Им была нужна неограниченная власть над Землей и всей вселенной. И вот Настя, несмотря на все мои предостережения, водится с теми, кто занимается «мистическим покорением космоса».

  – Все равно я не понимаю, какая разница между ней и вами. Скажите, как вы лечите? – попросил я.

  – При помощи знаний, полученных в мединституте. А также на основании многолетнего опыта и официально разрешенных лекарств, – усмехнувшись, сказала Авдотья Никитична.

  – А при чем здесь метафизика? – с недоумением спросил я.

  – Во многих случаях главный фактор, позволяющий исцелить больного, это время. Которого, обычно нет. Те же раковые, часто умирают раньше, чем им успевают поставить правильный диагноз. Отец заметил, что люди, которые побывали в другом измерении, пусть даже и во сне, на короткое время сохраняют «бессмертные» изменения в своем теле, и продолжают жить здоровой жизнью. Другими словами, у них появляется несколько дополнительных месяцев. Во время которых, как правило, люди чувствуют себя лучше. Это дает врачу шансы на ремиссию в безнадежных случаях. Казалось бы, лишняя сотня дней, этого мало. Но современное состояние медицинских услуг в России таково, что особого выбора у народа нет. Даже малейший шанс прожить еще чуть-чуть, уже считается за счастье. Знаете, если я по-настоящему могла бы дарить здоровье, чего мне всегда хотелось, тогда очередь ко мне, измерялась километрами. А так, ажиотаж есть, но не очень большой.

  – А почему вы старику Жаркову жизнь не продлили?

  – Ведь я уже сказала вам, что он не захотел принять от меня помощь. А насильно, как известно, мил не будешь! – с горечью произнесла Авдотья Никитична.

  – Понятно. Что ж, еще вопрос. Если вы используете только официальные лекарственные средства, как говорите, то для чего больные берут у вас измельченный метеорит?

  – Обычно я использую порошок для достижения эффекта «плацебо» у хорошо внушаемых людей. – Призналась Авдотья Никитична. – Хотя, для работы с тяжелобольными, он мне необходим. Его наличие в организме облегчает проведение важных манипуляций с сознанием перед «выходом в космос».

   Глава 100.

  – А вы можете лечить на расстоянии, и без порошка? – стараясь не выдать лицом, как меня это волнует, спросил я.

  – Это труднее, но нам, проводникам, все возможно. – Ответила Авдотья Никитична.

  – Татьяна, жена моего друга и сестра моей жены, находится в больнице. – Сказал я, полагая, что состояние ребенка неотрывно связано со здоровьем матери. И если Татьяне станет лучше, то и мальчику тоже.

  – Прежде чем просить, вы должны мне дать, с чем пришли! – Категоричным тоном произнесла Авдотья Никитична, этой фразой уничтожая слабое расположение, которое я начал к ней испытывать.

  – Извольте! – произнес я, и положил на стол обломок. Авдотья Никитична внимательно осмотрела его, а затем сказала, – проверить надо. Много подделок.

  – Ну, проверяйте! – согласился я, думая, что она посветит фонариком, как поступил егерь, или что-нибудь в этом роде.

   Но Авдотья Никитична не без затруднения поднялась, и шаркающей старческой походкой направилась в дальний угол. Где у нее стояла электроустановка с гигантскими конденсаторами, сделанная не иначе, как в 40-х годах. А медсестра подошла к современному электрощиту и положила пальцы на тумблер. Я с интересом наблюдал за ними, гадая, что должно произойти.

   Авдотья Никитична взяла две клеммы и присоединила к обломку. Положила его на диэлектрическую прокладку, и кивнула медсестре. Та подала напряжение на установку, видимо обычное, 220 вольт. Но учитывая конденсаторы, можно было предположить, что на исследуемом объекте оно многократно повышалось.

   Но даже спустя минуту ничего не случилось. Я расслабился, предполагая, что медработники совершают привычные действия, рассчитанные на то, чтобы посетитель разочаровался, и отдал метеорит «запросто так». Я со скепсисом думал, что я человек уже повидавший «кое-чего», и на их манипуляции не «поведусь». Но тут воздух наполнился голубоватым свечением. Стали светиться порошки в стеклянном шкафу, и перстни на подставке. Но больше всего меня поразил мой перстень: свастика стала выпуклой, а переплетенные линии под ней «заиграли».

   Стоящие на подоконнике растения в горшках принялись расти, на глазах превращаясь в пугающих переростков. Оконные стекла покрылись изморозью в палец толщиной, а испытуемый кусок метеорита издал гул, очень похожий на звук работающего трансформатора. Тотчас земное тяготение для всей воды в кабинете ослабло. Пораженный, я наблюдал, как водные шарики разного диаметра, преимущественно мелкие, полетели по кабинету.

   Врач и медсестра стояли ко мне спиной, и я поднял руку (с перстнем), чтобы поймать несколько капель, на хорошей скорости летящих мне в лицо. Тут же ветки комнатных растений стали сплетаться в скелет незнакомого зверя (размером с собаку), а вода устремилась к нему, чтобы через замерзание образовать «плоть».

   Когда уже начало казаться, что у твари есть шанс, если не ожить, то, по крайней мере, получить законченную форму, Авдотья Никитична обернулась. Увиденное потрясло ее гораздо больше, чем я мог бы предположить. Нахмурившись, она «повела» глазами по комнате, которая по мере продвижения ее взгляда лишалась признаков «потусторонности».

   А медсестра «ойкнула» и щёлкнула тумблером. От этого простого действия без тока остался не только испытательный стенд, но и весь поселок. Погасли светильники в больнице, лампочки в уличных фонарях, погрузились в темноту многоэтажки. Почему-то стало страшно. В здании и за окном раздались испуганные крики.

   Впрочем, напряжение в электрической сети появилось вновь, и все вернулось в прежнее состояние. Только звук «работающего трансформатора» уже не звучал в кабинете. Я спрятал руку туда, где она была до «эксперимента» – под шинель. Я испугался, что меня «разоблачат», и придется оправдываться в случившемся бардаке. В больнице что-то разбилось, стены покрылись холодной росой, а то, что стало с растениями, вообще описать невозможно.

   Авдотья Никитична подошла к двери в коридор, открыла ее, и сказала очереди несколько отрывистых фраз. Люди сразу успокоились, встревоженные голоса утихли. А врач направилась ко мне, положила метеорит на стол, и сказала, совсем не испытывая душевного смятения:

  – Настоящий. Но такие, как этот, у меня уже есть. И много.

  – Да вы с самого начала знали! Зачем же устроили этот цирк? – с возмущением спросил я, наблюдая, как медсестра собирает с пола быстро сохнущие ветви и листья – «переростки».

   ГЛАВА 101.

  – Я ничего не устраивала. Это совпадение. Кто-то нашел ядро метеорита, и подал на него энергию так же, как это сделала я. – Задумчиво сказала Авдотья Никитична.

  – Ядро? – переспросил я.

  – Метеорит, который Гросс привез в Россию, был большим. Когда озеро выбросило воду, она потащила его по лесу. От удара о деревья метеорит раскололся на множество частей. Ценность представляет лишь однородное ядро, полностью из неземного металла. А в остальных кусках, металл лишь вкраплениями.

  – Но для чего тогда было это испытание, если вы видели, что принесенное вещество не представляет особой ценности?

  – Хотела посмотреть, как вы будете себя вести. Сможете ли управлять тем, что прячете под полой шинели! – усмехнувшись, сказала врач.

  – И что же, по-вашему, я прячу? – спросил я, намереваясь «отпираться» до последнего.

  – А вот что! – Авдотья Никитична щелкнула мышкой, и на экране монитора появилась присланная егерем фотография. Кроме обломка, на ней хорошо виднелась моя рука.

   – Да у вас же таких цацек, что у меня на пальце, целая коллекция! – сказал я, и глазами показал на стеклянный шкаф, внутри которого все еще что-то светилось.

  – Есть только один настоящий. Тот, что был у Гросса. Его сделали монахи Тибета, и вместе с метеоритом передали в Германию, где перстень использовали в своих обрядах мистики третьего рейха. Я не знаю, почему они согласились отдать его Гроссу. Он его никогда не использовал. В России многие хотят иметь этот перстень, не только я. Остальные, жалкая подделка.

  – Я сегодня видел такой же, но из золота. Может быть, он настоящий?

  – Скорее позолоченный. Его носят те... ну, с которыми Настя «якшается». Их высшее звено обожает роскошь. Но практической пользы от «золотых», никакой.

  – А от перстня Гросса? Вы так и не сказали!

  – У него те же свойства, что и у ядра, только мощь меньше. В самый раз для индивидуального использования.– Ответила Авдотья Никитична.

  – Если у меня настоящий, и я отдам его вам, вы спасете от смерти мать и ее недоношенного младенца? – спросил я, в глубине души сомневаясь, что она способна на такое.

  – Да! – сказала врач, и протянула руку, предлагая мне, показать свою.

  – Что ж, тогда извольте! Забирайте! – сказал я, и, чувствуя себя так, словно заключаю сделку с самим дьяволом, положил пальцы на ее ладонь.

   Авдотья Никитична впилась в перстень взглядом. Однако он опять выглядел невыразительно: ржавой гайкой «без роду и племени». В стеклянном шкафу имелись изделия гораздо эффектнее, и Авдотья Никитична разочаровалась. Но все-таки потянула его на себя. Захотела снять и рассмотреть лучше. Естественно, перстень не сдвинулся. С первого мгновения он так «прирос» к моей коже, что расстаться с ним было практически невозможно.

   Не знаю, чем все это закончилось, но тут врач заметила кольцо, что отдала мне Настя. На бесстрастном лице Авдотьи Никитичны, впервые за время нашего разговора, появились человеческие эмоции. Пристально глянув мне в глаза, она (кто бы мог подумать!) покраснела. То ли то от того, что эмоции у нее все-таки есть, то ли потому, что я их заметил.

  – Наше, наследственное! – прошептала Авдотья Никитична. Она захотела тронуть кольцо, но не посмела, и убрала руку. Спросила обычным голосом, – откуда оно у вас?

  – Настя отдала его мне. Сказала, что в нем ее....

  – Сердце...– продолжила фразу Авдотья Никитична, и спустя секунду добавила, – и не только ее. Как странно судьба распоряжается! Из всех мужчин на свете я выбрала Жаркова, теперь Настя..., – она не договорила. Зрачки у нее расширились, будто ее кто-то окликнул. Она посмотрела сквозь меня, и куда-то в сторону.

  – Да, пора! – произнесла она, как бы отвечая неизвестно кому. А затем добавила, обращаясь уже к медсестре, – скажите очереди, что приема больше не будет!

  – Я не понял вас! Что с колечком, которое подарила мне Настя? В нем тоже заключена какая-то сила? – спросил я.

  – Да, – с грустью ответила Авдотья Никитична, – но не та, которой я служу. Другая. Я так и не поняла ее. Так что не спрашивай, не отвечу.

   Она переменилась: из противной старухи превратилась в страшно уставшую женщину больших лет.

  – А с перстнем что? Он вам нужен, или нет? Возьмете в обмен на помощь? – спросил я.

  – Если мамаша с ребенком находятся в больнице, я уверена, что врачи сделают все возможное и без моих советов. Что же касается «особого вмешательства», тебе следует знать, что твой друг уже «подсуетился». Он обратился к специалистам гораздо сильнее меня. Так что, с перстнем или без, мне в этой ситуации делать нечего. – Ответила Авдотья Никитична. Она поднялась, и медленно побрела к вешалке, где у нее висело пальто.

  – Зачем же вы тогда встречались со мной? – спросил я, теперь уже не у нее, а, скорее, у ее спины.

  – Хотела увидеть, кто придет на смену нашему поколению. – Она сняла с вешалки шарф, принялась устало кутаться в него, и резко произнесла, – ступайте, время вышло.

   Авдотья Никитична сказала это так, что я поневоле задумался: чье время? Мне захотелось уточнить. Но медсестра, заставив меня подняться, стала настойчиво подталкивать к выходу. Мне ничего не оставалось, как только уйти.

   ГЛАВА 102.

   На заднем дворе больницы я увидел ожидавших меня мужчин. По всей видимости, они так и стояли здесь, потому что сын егеря сказал мне:

  – Дочка Авдотьи Никитичны приходила.

  – Настя? – на всякий случай решил уточнить я.

  – Да, она. Хотела подняться к матери, но потом увидела вспышку в окнах кабинета, и передумала. Сказала, что опаздывает на съемку. Просила и нас не задерживаться. Может быть, пойдем уже? А то, и правда, откажутся от эпизода! – сказал юноша, с надеждой ожидая моего согласия.

  Я не планировал идти с ними куда-либо. Мне хотелось уединиться, и в одиночестве поразмыслить о происходящем со мной. Однако мысль о том, что я смогу поговорить с Настей на съемочной площадке, заставила меня переменить намерения. Я молча кивнул мужчинам в знак согласия, и пошел первым.

  Поселковый дом культуры «киношники» превратили в железнодорожный вокзал провинциального немецкого городка, со стоящим на путях воинским эшелоном. Причем довольно оригинально: абсолютно все декорации были сделаны из полотен зеленого цвета. Необходимые картинки (с помощью ИИ) собирались нарисовать потом.

  Помреж принялся вводить меня в роль следующими словами:

  – Тут для вас, нет ничего трудного! Стоите здесь (он заставил меня занять позицию возле «вагона»), и с надеждой смотрите вдаль «перрона». – Помреж махнул рукой в направлении ярко освещенных (и сплошь зеленых) баннеров справа от нас.

  – С надеждой на что? На окончание войны? Мне сухой паек в дорогу должны привезти? – даже и думая иронизировать, спросил я.

  – А разве вам сценарий не дали? – удивился помреж, и почесал сизый нос.

  – Дали, – сказал я, вспомнив о положенных в карман мятых листочках, – но я, не успел прочитать.

  – Товарищ, вам не стыдно? Так Голливуд, мы никогда не догоним! – с недовольством воскликнул собеседник.

  – Но это, сценарий, еще не поздно! Я мигом ознакомлюсь! – извиняющимся голосом сказал я, и полез искать по карманам.

  – Не надо! Я сам расскажу, будет быстрее! – остановил меня жестом помреж, и принялся, краснея и бледнея от раздражения, говорить, – значит, таким образом! Гросс женится в России потому, что девушка, которую он очень любил, выходит замуж за их общего друга, остающегося по «брони» в Германии. Но с Александром ее связывают детские клятвы. И она решает приехать на вокзал, чтобы проводить Гросса туда, откуда не возвращаются: на ужасный восточный фронт. Заодно, и сообщить ему новость о себе. Александр с трепетом ожидал свою «не названную» невесту, и наверняка догадывался, что от нее услышит. Но его любовь к ней так сильна, что он может вытерпеть любую муку, лишь бы увидеть ее еще раз. Так вот вам, Вячеслав, и вашей партнерше, надо представить зрителям эту сцену.

  – А партнерша кто? – спросил я, впрочем, зная ответ наперед.

  – Она играла деревенскую красавицу, на которой женился Гросс. Вы уже снимались с ней в предыдущем эпизоде. – Глядя на меня с высоко поднятыми бровями, ответил помреж.

  – Какое-то нарушение последовательности событий, вы не находите? Сначала я «женюсь» в России, и только потом мне отказывает «невеста» в Германии!

  – В кино такое, сплошь и рядом. Снимаем то, что позволяет место и время.

  – А не будет выглядеть странно, что везде одна и та же актриса? Разве зрители этого не заметят?

  – Так в этом же вся «соль» снимаемой серии. – Еще сильнее удивившись моему неведению, воскликнул собеседник. – Александр, страдающий от тягот войны, так тосковал по мирной жизни и родному дому, что, увидев в России точную копию любимой девушки, тут же женился на ней (я вспомнил, что эту историю уже рассказывал мне лейтенант). Предпочел нашу красавицу, их испорченной фашисткой фройлен. Русская «Ника» одержала верх! И в прямом, и переносном смысле! – закончил свою речь помреж, и ни с того ни с сего, «взял под козырек».

   Глава 103.

  Его движение коллеги по цеху поняли так, что все, пришла пора начинать. Свет вспыхнул еще ярче, операторы на камерах засуетились. Ко мне «на секундочку» подбежала и отбежала гример. Помреж спрятался за декорацию, держа в руках открытый сценарий. Он надумал подсказывать, если что пойдет «не так».

   На «перрон» выехала (я едва удержался от смеха) толкаемая рабочими тележка, местами изображающая (очень условно) шикарный кабриолет «Хорьх» довоенного года выпуска. За «водителя» на этом «чуде» сидел помощник егеря. Рядом с ним, с автоматом в руках, солдат охраны (юноша, мечтающий о театральном). А во втором ряду... находились Настя и Олег.

   Вначале я не узнал Чибиса. Не из-за того, что на нем была броская одежда фашистского бонзы тех лет. Нет, меня сбило с толку лицо Олега! Никакой гример не смог бы придать естественный вид его опухшей скуле и покрасневшим от гриппа глазам. Однако Чибис выглядел не только здоровым, но и, как говорят, на «миллион баксов». Смешно было подумать, что это сделала Авдотья Никитична, с ее простеньким метеоритным порошком. Над Олегом поработал тот, кто умеет гораздо больше, чем все местные целительницы, вместе взятые.

   Заодно и изменил характер Олега? Во всяком случае, я так подумал, видя его «наглую» ухмылку и пренебрежительный взгляд, с которым он смотрел на меня. Этого ни один актер не сыграет, как ни пиши ему в роли. Такое, должно идти «изнутри». Но Чибис не имел такой подготовки и опыта, как я с сестрами. Он никогда не выступал с нами на сцене. А тут, от него невозможно было оторвать взгляд!

   Тележка остановилась недалеко от меня. Настя с трудом вырвалась из (якобы одобренных режиссёром) объятий Олега, и пошла ко мне. Над нами повис, стрекоча, беспилотник. Помреж стал говорить мне, как я должен смотреть на приближающуюся Настю: «влюбленным» взглядом. А когда она подойдет, мне следует обменяться с ней фразами.

   Но я и так почувствовал волнение. Пытаясь запомнить каждый взгляд, каждое движение, я смотрел, как Настя идет ко мне, и смущенно улыбался.

  – Помаши ей рукой! – услышал я голос помрежа.

   Я помахал. Настя ответила тем же, и от этого, за шаг до меня, поскользнулась на плотном снегу. Я бросился к ней и поймал за локоть. Она поблагодарила, слегка коснувшись пальцами моего подбородка. Я остановил ее ладонь и поцеловал.

  – У тебя мое сердце! – сказал я, чувствуя себя счастливым, и улыбаясь в ответ.

  Настя достала из рукава шубы маленькую засушенную розочку и протянула мне. Я до этого не получал от женщин цветов, и обрадовался так, будто розочка принесена Настей для меня, а не находится здесь ради красивого кадра.

  – Спасибо! – сказал я подрагивающим голосом, – я сохраню ее.

  – Для тебя все, что угодно! – Произнесла Настя, и в ее глазах мелькнула влага, – кажется, ты единственный, кто меня любит.

   Я растерялся от таких ее слов – как же ее можно не любить? Мы замолчали, общаясь глазами.

  – Говорите, вы должны говорить! – сразу послышался злой голос помрежа. Неужели в его жизни не было минуты, когда слова не нужны?

  – Ты придешь сегодня на «тарелку»? Я тебе приглашение за стол выпросила. Будешь сидеть недалеко от меня, – сказала Настя, бросив на меня искательный взгляд. Я обрадовался тому, что она пригласила, и дал понять ей это легким пожатием.

   Но сцену надо играть по сценарию:

  – У Гросса должно измениться выражение лица! – громко произнес неугомонный помреж.

   Я посмотрел на Олега. Он продолжал сидеть, со снисходительной улыбкой наблюдая за нами, и поигрывая тростью с набалдашником в стиле «мертвая голова». Если я правильно понял сюжет, главная героиня должна выйти замуж за человека, которого Чибис лишь изображает. Но Олег выглядел так, словно он уже решил, что Настя будет принадлежать ему в этой жизни.

   Жар ударил мне в голову. Я опять почувствовал ревность. Даже когда мы ухаживали за Настей в молодости, я не испытывал ничего подобного. А теперь это выглядело ненормальным хотя бы потому, что мы оба были в зрелом возрасте. И у Олега, к тому же, имелся ребенок. Но я ничего не мог с собой поделать. Я с такой неприязнью посмотрел на Олега, что заслужил у помрежа высшую оценку за образ. А Настя вынужденно повторила вопрос. Я перевел взгляд на нее, и, морща лоб, попытался вспомнить, что она от меня хочет.

  – Так ты придешь? Я обещаю танцевать с тобой вальс. Ты умеешь танцевать вальс? – спросила Настя, ища в моих глазах отклик. Мне стало стыдно: вместо того чтобы убеждать ее в своей любви, я поддался эгоистичному чувству.

  – Я умею танцевать вальс. Я приду, – сказал я, и вновь поцеловал Насте пальцы. Мне показалось, кто-то из съемочной группы взвизгнул от восторга.

  – Все! Хватит! – закричал счастливым голосом помреж, – эшелон отходит! Гросс на ступеньку «вагона», а его «бывшая», идет обратно к «машине»!

   Я заскочил на примитивную металлическую скобу, и стал держаться за длинный «чугунный» поручень. Станционный смотритель (изображающий его «усатый» егерь) дунул в свисток и поднял жезл. Моя декорация, дрогнув, будто к ней действительно прицепили паровоз, двинулась с места и «поплыла» вдоль «перрона» на резиновых колесиках, движимая старенькими «жигулями».

   Олег вышел из «кабриолета», чтобы «галантно» встретить Настю. Он помог ей сесть, уселся рядом, и опять по-хозяйски обнял ее. Они о чем-то перемолвились, и дружно помахали мне «на дорожку». После чего «Хорьх» отправился в противоположную от меня сторону, и ехал, пока не «скрылся из виду».

   Я все ждал, что Настя обернется. Но она не обернулась.

   Я чуть не сошел с ума. Ревность опять разгорелась во мне. Кроме того, появились злоба и подозрительность. Я вспомнил все, что числил за Олегом, и однозначно записал его за врага. Потом я подумал о Насте: а что, если Чибис так легко «развел» меня на дружбу с ним, не пользуется ли и она моей доверчивостью? Ведь ей сейчас нужно, чтобы я играл! И я играю: меня прибежала поздравлять режиссёр, помреж душит в объятиях. Кто-то из операторов кричит, что актеры гениальны, снято с первого дубля. И даже отсюда заметно, как рдеет Настя от того, что ее осыпают цветами уже появившиеся здесь поклонники таланта. Как Олег кричит ей «браво». А егерь с помощниками подняли на руки, чтобы собравшаяся толпа лучше видела. И она благодарит восхищенного зрителя, посылая воздушные поцелуи.

   Не выдержав более находиться на съёмочной площадке, я оставил тех, кто хвалил меня, и направился за обозначенный лентой периметр. Я чувствовал острую необходимость побыть в одиночестве.

   Глава 104.

   В общежитие я идти не рискнул. Подумал, что там можно нарваться на кого-то из новых знакомых. Я спрятался ото всех позади дома культуры, где освещение почти отсутствовало. Пульс стучал у меня в висках, словно набат на пожар, на лбу проступили (и это в сильный мороз!) крупные капли пота. Я вслух ругал Олега последними словами. Иногда, в приступе дикой ярости, (чего раньше со мной не было) пинал ногой ближайший сугроб.

   Почему Чибис так уверенно ведет себя с Настей? Не потому ли, что в секте он выше по «иерархической лестнице»? И она, по их внутренним «правилам», обязана подчиняться всем его желаниям?