Текст книги "Звезды и ведьмы (СИ)"

Автор книги: Виталий Малхасянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

  – Сегодня в зоне идут масштабные учения с использованием новейших приборов, и выходом на спутники. Наше оборудование работает с полной загрузкой, ИИ проходит испытание в реальных полевых условиях. А какое повреждение мы будем искать, когда все закончится? Ради нас, военные свои забавы повторять не будут! – эмоционально возразил Олег, и он был прав. Только мне показалось, что он хочет остаться из стремления избежать встречи с женой.

  – Да, но здоровье всегда было важней! Что мы тут будем делать, если ты нетрудоспособен? – Осторожно сказал я, боясь, что Олег разоблачит мои «истинные» намерения.

  – Но как раз об этом, не переживай, – с непреклонным выражением лица сказал Олег. Он показал (взял в аптеке) лист бумаги, плотно заполненный адресами, и продолжил, – тут частной практикой занимаются в каждом доме. Ткни пальцем в любую строчку, с выбором не ошибёшься. «Бабки» поставят на ноги за пять минут! Причем, со стопроцентной гарантией!

  – Да ведь это не лечение, а чудеса деревенской магии! Я представляю, что у них происходит на дому, если даже в государственной больнице твориться такое, от чего мурашки по спине бегут! Забыл, как старая карга пыталась нас околдовать? Но все равно лучше к ней. Всеќ-таки в том, что она врач, нет сомнений. В крайнем случае, оправит в тот же райцентр. Это лучше, чем доверять случайным «бабкам», их «заговорам» и «отворотам». Бессмысленно и очень вредно! – пылко возразил я.

   Мне пришлось говорить Олегу то, о чем он и сам знает. Но он уже принял решение:

  – Что касается меня, я уверен, что хуже не будет! – раздраженно произнёс Чибис, и так махнул рукой, что его стакан с недопитым молоком упал на пол. Работница кафе побежала за шваброй, а я бросил на Олега внимательный взгляд. Его реакция показалась мне неадекватной.

   В этот момент мой телефон издал звук звякнувшего колокольчика. Я посмотрел на экран, и увидел присланный Ниной смайлик, означающий ожидание. Олег его тоже заметил, и впился в меня вопросительным взглядом. Любое напоминание о сестрах вызывало в нем агрессию. Я вздохнул: жизненная ситуация становилась все запутанней, а я никак не мог придумать, как найти из нее выход.

   Хорошо, что нас отвлекли. К нам подошел молодой человек (видимо, отставший от своей компании) и спросил, как пройти на съемочную площадку. Я ему объяснил, и он ушел. А Чибис стал выглядеть так, будто его осенила хорошая мысль.

  – А что, может быть, и мы пойдем? Посмотрим, как кино снимают? Нас же Снегурочка приглашала, ты не забыл? – спросил он, облизав губы и пошловато хихикнув.

   Я понял, что Олег не желает говорить о своем здоровье, работе, и нашем возвращении в Москву. Он желает развлечься прогулкой. А поскольку от аптеки мы далеко отойти не можем, зовёт на съемочную площадку.

   Но такое предложение, как ни странно, меня устраивало – хотелось снова увидеть Снегурочку. И по возможности, обменятся контактными данными. Ничто не мешало установить с ней дружеские отношения (уговаривал я свою совесть), и таким способом иногда успокаивать боль, что возникала в сердце при каждом воспоминании о Насте. Да и не мешало бы спросить Снегурочку о ее матери. Не согласится ли она принять Олега сейчас? А если вечером, то, возможно, сделает это без очереди?

  – Ну, хорошо, пойдем! – Сказал я, поднимаясь. – Но при условии, что ненадолго.

   Чибис вскочил, что-то бормоча о счастье, которое он испытывает. Я с тревогой отметил, что зрачки у него неестественно блестят. Похоже, что у моего нездорового друга, помимо его обычной невменяемости, теперь еще и сильное лекарственное опьянение.

   ГЛАВА 68.

   Мы вышли из торгового центра на расположенную позади него большую автомобильную стоянку. Ее так хорошо подготовили для съемок, что на мгновение даже показалось, будто мы попали в павильон «Мосфильма». Нахлынули приятные воспоминания.

   Осмотревшись и привыкнув к сопутствующей кинопроизводству суете, мы подошли к группе статистов в советской и немецкой форме времен ВОВ. Они подгоняли обмундирование, и оживленно переговаривались друг с другом. Заметив среди них женщин, и я стал искать взглядом, нет ли где Снегурочки и ее подруг.

   А Олег направился к столам с используемыми в фильме вещами и военными предметами. Там уже виденный нами помреж спорил с молодым человеком, только что искавшем дорогу на съемочную площадку.

  – Ты же пьян! – говорил ему сердящийся помреж, брызгая слюной, – как я тебя в кадр пущу, когда ты с такой одутловатой физиономией? Ведь ты должен сыграть утонченного немецкого офицера из аристократической семьи, посланного самим фюрером на сверхсекретное задание! А не салонного покорителя женских сердец, что с утра «подшофе». Кто тебя прислал? Кто тебе сказал, что здесь нужен такой типаж? Нет, это невыносимо! Профессионалов не осталось, работаю с дегенератами!

   Молодой человек что-то лепетал в свое оправдание, и приводил доводы, из которых следовало, что, кроме него, с ролью никто не справится. Подошли его товарищи (уже успевшие стать солдатами немецкой дивизии СС), и принялись ему поддакивать.

   Неожиданно в их разговор вмешался Чибис. Он обратился к помрежу со словами:

  – Я, конечно, тут человек случайный, и много чего не понимаю. Но как мне представляется, в этой роли нет ничего сложного. Я хочу предложить себя. Изображу аристократа так, что вы будете в полном восторге!

   Помреж мельком глянул на Чибиса, и вернулся к спору с молодым человеком. Но затем вновь посмотрел на Олега и сказал:

  – С таким перекошенным лицом, как у вас, вы можете сыграть нам только крестьянина. Мы как раз ищем такой типаж. Сделайте одолжение! – Помреж взял со стола мятую заячью шапку (треух) ручной работы, и ловко натянул ее на голову Олега. А затем, глядя на него с прищуром, восхитился, – вот тот, кто нам действительно нужен! Вы же настоящий деревенский увалень из прошлого века! Одевайте поверх куртки рваную телогрейку, подписывайте договор у ассистента, и идите с ним. Он вас проводит на точку съемки и объяснит, что надо делать.

  – Олег, ты это что, серьезно? – громко спросил я, схватил Чибиса за рукав, и потянул назад, надеясь, что он одумается и перестанет чудить. Но Олег был готов на все, лишь бы сбежать от меня. Бешено сверкая глазами от мнимого «унижения» ролью крестьянина, Чибис оттолкнул мою руку, и направился к ассистенту. Тот «подхватил» его за красной лентой, обозначающей периметр съемочной площадки. Хотя посторонним вход туда был запрещен (стояли охранники), я все равно решил догнать Чибиса. Однако дорогу мне преградил помреж, уже успевший послать молодого человека «куда подальше».

  – Боже, какое лицо! Какое лицо! – со сценическим пафосом вскричал он, разглядывая меня, – Да вас сам Бог прислал! Вы же Гросс, вылитый Александр Гросс! – по его знаку девушка (с беджом «администратор») подала немецкую фуражку, и помреж виртуозным движением водрузил ее на мою голову. – Да о таком исполнителе, как вы, я и мечтать не мог! Какое поразительное сходство с прототипом! Но откуда я вас знаю? Вы в кино не снимались?

  – В кино, нет. Но раньше, и довольно часто, в рекламных роликах Мосфильма, – ответил я, немного растерявшись под энергичным напором.

  – Да, кажется, что-то предвыборное, припоминаю. Но сейчас, дорогой мой, я пророчу вам настоящую славу! Вот увидите, после нашего фильма о вас заговорят! Вы созданы для художественного кино! – произнес помреж, от нахлынувшего вдохновения щелкая пальцами.

  – Однако до сих пор, мне ничего такого не говорили. Несмотря на то, что на кастинги актеров я ходил регулярно! – с хмурым видом возразил я. Мне хотелось быстрее отделаться от собеседника.

  – Это потому, что вы были молоды. У вас отсутствовала харизма, она появляется с жизненным опытом. Тогда вы смотрелись красивым манекеном, как тот мальчик, что я отверг. А теперь в вас есть мистическая недосказанность, вы производите впечатление, будто знаете что-то, что другим неведомо, и к тому же страдаете от неразделенной любви. В совокупности, это обеспечит вам невероятный успех у лиц обоего пола!

   Я смутился. На моей памяти не было случая, чтобы меня так расхваливали. А помреж, продолжая нести несуразицу и не давая мне опомниться, затащил в большую зимнюю палатку, где готовили к сьемке «настоящих» актеров. Он представил меня своим помощникам, а сам ушел.

   Костюмер, целеустремленный мужчина средних лет, заставил снять верхнюю одежду, и начал облачать в офицерскую форму, одну из тех, что висели у него на походной вешалке. А гример, немолодая женщина в синем испачканном халате поверх шубы, забегала вокруг меня с кисточками. Еще не решив, буду ли сниматься, я спросил у вошедшего в палатку ассистента:

  – А в чем, собственно, заключается моя роль? Неужели ее можно выучить за несколько минут?

  – Так вам говорить не придется! Всего-навсего нужно пройти между двумя горящими избами, и выстрелить холостым патроном в крестьянина, которого будут держать немецкие солдаты. Затем поцеловать девушку, что выведут для вас из крайней, уцелевшей от огня, избы. Таков древний обычай этих лесов: если на войне погибали все мужчины деревни, ее девицы предлагали себя в жены победителям. Традиция суровая, но не нам судить о тех, кто пытался выжить любой ценой.

  – А что, избы, между которыми я пойду, будут сильно гореть? – спросил я.

  – Не-а. Как таковых изб нет, вместо них детализованные рисунки на огнеупорных щитах. По сути, гореть нечему. Мы плеснем по стакану бензина, и подожжём, когда вы уже пройдете. Огонь нужен лишь для того, чтобы потом соблюсти цветовую гамму. Сильный пожар дорисуем в студии.

   ГЛАВА 69.

   Слова ассистента вызвали у меня противоречивые чувства. С одной стороны, времени на сьемку не было, а с другой, она не должна надолго задержать. И это был самый простой способ не упустить из поля зрения Чибиса. Кроме того, я всегда хорошо держался перед камерой, и этим мне хотелось поразить Снегурочку. Она наверняка увидит, как я играю. Только немного беспокоило, что сегодня я не готов для кино, и могу с «треском» провалится у нее на глазах.

  – А почему вы набираете людей «с улицы»? – поинтересовался я у ассистента.

  – В сериале очень много сцен, но бюджет ограничен. Вот и выкручиваемся. А что? Это же пилот! Ему многое прощают. Сьемка ведётся сразу с нескольких точек, и даже если вы не справитесь (собеседник понял, о чем я думаю), никто не заметит. Эпизод с вами займет в картине меньше минуты. Сделаем план со спины, используем запись с дронов, сместим фокус на лица профессиональных актеров. А драматический эффект в кадре создаст голос диктора, который и разъяснит зрителю смысл происходящего. Так что, результат получим обязательно! – с оптимизмом сказал ассистент. Он вручил мне памятку (лист из сценария) с описанием действий, и ушел инструктировать следующего артиста. Гример так же покинула меня.

   Со мной остался костюмер. У него случился болезненный приступ: укорачивая на мне форменные брюки, он стал кашлять и ронять булавки. Я терпеливо ждал, занимаясь изучением сценария. Неожиданно ко мне позвонили, и я нажал кнопку беспроводной гарнитуры в ухе.

  – Долго еще ждать от тебя вестей? – услышал я возмущенный голос Нины, – что, неужели так трудно поговорить с Олегом? Да от снега за окном больше толку, чем от тебя!

   Не желая отвечать жене грубостью на грубость, я сделал паузу. Мысленно сосчитал до трех, и лишь затем произнес:

  – Поговорить-то не трудно. Трудно добиться от Чибиса ответа на наши вопросы. Ты видела, как он выглядит на фотографии, что я прислал?

  – Разумеется. Страшно, это правда. Бомжи на набережной краше. – Мягче сказала Нина

  – Ну, тогда ты представляешь, в каком Олег состоянии. Мне сейчас с ним тяжело, как никогда. Он все нервы вымотал.

   Нина замолчала, видимо, обдумывая ситуацию. И неожиданно услышала из наушника своего телефона специфический шум, присущий только кинопроизводству. В дополнение к нему костюмер выпрямился и сказал, что все готово, мне пора идти. «Хлопушка» ждет – не дождется главного героя!

  – Я не поняла! Это кажется невероятным... ты что там, в кино снимаешься? – осипшим от удивления голосом спросила Нина.

  – Извини, я позже тебе всё расскажу, – произнес я, и дал отбой. Время вышло, я не мог больше говорить с ней. К тому же я пока не придумал, как лучше объяснить жене, зачем ввязался в авантюру.

   На выходе из палатки ко мне подскочила администратор, и подала договор о найме. Несколько листов, заполненных мелким печатным текстом. Я собрался прочитать их, но тут из торгового центра вышла девушка в желтой куртке. Я подумал, что по мою душу. Однако девушка даже не посмотрела на меня. Держа в вытянутой руке микрофон, она бросилась к идущему мимо помрежу:

  – Независимый журналист Ксения Жаркова, г. Москва! Для интернет-издания «Осьминог». Пожалуйста, прокомментируйте слухи, будто целью вашего сериала является ознакомление населения с так называемым «вселенским знанием?». Для привлечения новых адептов в тайную, давно существующую секту? Вы уже предлагали людям улететь на космическом корабле, замаскированном под приближающуюся к земле комету? Обещали вечную жизнь в «бессмертных» телах?

   Вопросы застали помрежа врасплох. Он посмотрел на журналистку с искренним недоумением, и, пробормотав «без комментариев», удрал за красную ленту. Восстанавливать порядок пришлось администратору. Она позвала на помощь охранника, и они вдвоем принялись теснить журналистку от съемочной площадки. Это оказалось не так уж просто: девушка обладала не дюжей физической силой, и только улыбалась на все попытки сдвинуть ее с места.

   Тут мое внимание переключилось на ассистента: он подошел и легонько тронул меня за плечо. Я отдал ему наспех подписанный договор, и мы пошли на съемочную площадку. Туда, где в свете прожекторов царил волшебный мир киноискусства.

   ГЛАВА 70.

   На плотно утрамбованном снегу рабочие прочертили золой черную линию. Как только меня поставили на нее, погода резко испортилась. Тучи закрыли солнце, и можно было подумать, что наступил вечер. В изобилии пошел мелкий снег, постоянно меняющей направление.

   Немецкие автоматчики из моего взвода, подчиняясь крику режиссера (меня несколько удивило, что это женщина), бросили в фанерные дома по гранате, и побежали в обход, добивая короткими очередями выживших после минометного обстрела красноармейцев.

   Над полем боя беспорядочно кружили дроны, операторы искали (и не находили) лучший ракурс, осветители направляли прожектора «не туда». Набранная по объявлению, массовка путалась под ногами. Слушая крики и ругань вокруг, я никак не мог сосредоточиться. В голову лезло разное, в том числе и то, как я скучал без всего этого. Лишь повторный окрик режиссера: «Гросс! Александр Гросс, поше-ел!» вывел меня из задумчивости.

   Небольшая заминка и бардак на съемочной площадке дорого обошлись мне: когда пиротехники подожгли избы, я оказался «не там». А огонь уже разгорелся, и клубы пламени объяли меня со всех сторон. Снег под ногами стал плавится и с шипением испарятся. Послышались крики: «Да вы что! Он же сгорит! Немедленно тушите!». Но я не чувствовал жара, даже наоборот, мне было холодно в тонкой офицерской шинели.

   Так я и вышел из пожара, этаким щеголеватым немецким аристократом (не я, роль попалась такая), которому абсолютно плевать на море огня за спиной. Вышел и направил пистолет с инвентарным номером на партизана, оставшегося в живых мужика деревни. Мое эффектное появление съемочная группа встретила растерянным молчанием. Никто не ожидал, что я останусь целым и невредимым, и к тому же эффектно сыграю.

   Но далее моя артистическая карьера повисла на волоске: я увидел, что крестьянина, предназначенного для символического «заклания» на алтаре войны, играет Олег. Автоматчики из моего взвода, уж не знаю, с согласия Чибиса, или нет, опустили его на колени и держали, заломив руки за спину.

   Выстрелить в Олега, пусть и холостым патроном, я не мог. «Да стреляй же ты, наконец!» закричала режиссёр, оставив свое кресло и подойдя к ленте, заступить за которую означало попасть в кадр. «Стреляй! Стреляй!» – кричали ассистенты и помреж, вторя ей. Но я решил, что ни за что не буду этого делать, и опустил пистолет вниз.

   Но я не учел того, что Олегу, из-за проблем со здоровьем, находится на снегу тяжело и больно. Мою медлительность он принял за намеренное оскорбление.

  – Неужели я настолько жалок, что ты даже пристрелить меня не можешь? – с вызовом крикнул он.

   Его одурманенная голова решила, что коленопреклоненная поза приятна мне. И я не нажимаю курок от того, что наслаждаюсь мгновением. Чибис вскипел, со злобой вырвался из рук немцев, и со звериным ревом бросился на меня. Когда мы столкнулись, мой пистолет случайно выстрелил.

  – Боже, какая игра! Какая игра! Мы присутствуем при рождении талантов первой величины, запомните мои слова! – прослезился помреж, и все участники сьемки начали громко хлопать, заслуженно награждая нас аплодисментами.

   Услышав похвалу, Олег опомнился. Он сообразил, что это все-таки акт лицедейства, а не настоящие события. И после короткой заминки нехотя упал, поливая снег томатным соусом из пакетика.

   Сразу из громкоговорителей раздались звуки русской плясовой, и из оставшейся, нетронутой огнем избы, появилось несколько девушек. Они шли в ряд и совершали движения, характерные для народного танца. Я впился в них взглядом, желая увидеть средь них Снегурочку. Но это не представлялось возможным: тела и лица девушек скрывали длинные полупрозрачные платки.

   ГЛАВА 71.

   Когда девушки подошли ближе, плясовая сменилась на музыку Чайковского. Танцовщицы перестроились, и показали русский балет во всей его красе. Им помогало специальное (сливающееся со снегом) покрытие, на котором они чувствовали себя почти так же, как на сцене Большого. Я был восхищен великолепным представлением.

   После шедевра Чайковского зазвучала мелодия, напоминающая психоделический рок. Балерины перешли на современный танец, и стали подбрасывать вверх платки, этим как бы освобождаясь от всего земного.

   А затем расступились и отдали внимание балерине в центре, обладающей особой грациозностью и отточенностью движений. Все движения солистки говорили о том, что она страстно желает любви. Но не простой, человеческой, а любви космоса к своему разумному созданию. Я уже видел этот танец, его танцевала Настя в ту, «нашу» ночь. Как и тогда, у меня появилось странное ощущение, которое трудно объяснить. Будто в моё сознание пытается проникнуть некая неземная сущность. Мне приходилось напрягать волю, чтобы сопротивляться ей.

   А балерина прыгала все выше и выше, и казалось, что она сквозь облака взлетит к звездам, и сама превратится в звезду. При сильном возбуждении нервов я подумал, что она может исчезнуть (этот страх постоянно преследовал меня в отношениях с людьми), и я попытался схватить девушку. Но ее подруги начали закрывать мне глаза платками, от чего она, когда я искал ее слева, оказывалась справа, и наоборот.

   И когда я совсем растерялся, пришла очередь солистки сбросить с себя платок. Следуя сценарному заданию, она встала передо мной в гордой позе. С эффектно поднятой рукой, как бы спрашивая: ну что, хороша я, дева, подарок вечной вселенной? Женишься на мне?

   А я... увидел Настю. От себя, она робко смотрела мне глаза, пытаясь понять, изменилось ли мое отношение к ней за эти годы, и люблю ли я ее по-прежнему. Столь дорогое, милое мне лицо! Мне захотелось тронуть его, чтобы наверняка убедится, что это реальность, а не сон. Я протянул руку и бережно коснулся ее щеки. Обручальное кольцо, что Настя оставила мне, блеснуло на мизинце. Она заметила его, и ее глаза вспыхнули. Она вдруг поцеловала колечко (со стороны снимающих камер выглядело, будто ладонь «победителю»), и произнесла одними губами так, что услышал лишь я:

  – Я помню, как отдавала его тебе! Спасибо, что ты сохранил мое сердце!

  – Я сохранил не только твое сердце. Я сохранил и любовь к тебе! – Так же, как и Настя, губами ответил я.

   Мой ответ наполнил ее счастьем. Более не в силах сдерживаться, она бросилась мне на шею. Я подхватил Настю на руки и принялся кружиться, как это уже было когда-то, очень давно, смеясь и плача вместе с ней.

   Таких аплодисментов, какими нас наградили присутствующие, наверное, не случалось за всю историю съемочной группы. Даже режиссёр сочла необходимым позвать нас, чтобы лично засвидетельствовать свое почтение. При этом голос у нее был жестким, волевым, не терпящим возражений. Она напомнила мне врача из больницы. У женщин было много общего, причем неприятного мне, колдовского. Это вызывало неприязнь, и я решил не выполнять просьбу. К сожалению, балерины не могли отказаться. Но прежде чем идти без меня, только со своими подругами, Настя, которой уже принесли длинную, до пят, норковую шубу, успела прошептать:

  – Славик, приходи через час в первое общежитие, комната 217.

  Я едва заметно кивнул и отошел в сторону. Встал возле стойки с прожекторами так, чтобы быть как можно незаметнее. Артистический триумф нужен был Насте гораздо больше, чем мне, я не собирался менять профессию, и радовался тому, что могу отдать всю славу ей.

   Но наслаждаясь Настей издалека, я неожиданно увидел Олега. Он уже успел расстаться с крестьянской одеждой, и теперь, держа Настю под руку, вместе с ней слушал режиссёра, согласно кивая в такт ее словам. Иногда озирался, определенно, ища меня, чтобы «скрестить» взгляды. Я вдруг понял, что с появлением Насти вернулось и наше былое соперничество. Но учитывая, что мы оба женаты, любовным треугольником это уже никак не назовешь. Скорее, парадом самолюбия и эгоизма.

   ГЛАВА 72.

   Как я не прятался, меня все равно нашла женщина, что накладывала мне грим:

  – Александр Гросс, – сказала она, подойдя сзади, – простите, не помню, как вас зовут. Я пришла сказать, что у нас получилась накладка. Поэтому свои вещи, а именно: куртку, свитер, и брюки, вы сможете получить только завтра. Постарайтесь за сутки не испортить немецкую форму, иначе вам придется оплатить ее стоимость!

  – Да вы что! Почему завтра? – спросил я, растерянно глядя на женщину.

  – Потому что съемочный процесс затянулся. Наш костюмер, пока ждал, сильно замерз. А он у нас, мужчина слабенький. Почувствовал себя плохо, и ушел греться. Теперь искать, кому какие вещи принадлежат, некому. Да и, незачем! Вечером вам опять играть, в сцене на «вокзале». А ночью участвовать в сьемках «бала немецких офицеров». Есть ли смысл, переодеваться? Зря только время потратите!

  – Какой еще вокзал? Какой бал? – возмутился я, – ничего об этом не знаю! Я вообще попал на съемочную площадку случайно, работаю совсем в другой сфере!

  – А перед тем как подписать договор, вы его внимательно читали? – с ехидной ноткой поинтересовалась женщина, – в нем речь шла о трех эпизодах с вашим участием!

  – Да когда было читать, меня на площадку вели с такой скоростью, что пришлось пуговицы шинели застегивать на ходу! А теперь выясняется, что вы обманули меня! Под смешным предлогом не отдаете мою одежду, и принуждаете играть в еще двух эпизодах. Шантажируете тем, что я могу стать вашим денежным должником. Ну, правда, бред какой-то! И зачем я с вами связался? Будто мне своих проблем не хватает! – возмутился я.

  – Не расстраивайтесь, товарищ, это массовке мало платят! А за такое талантливое перевоплощение в офицера и мистика Александра Гросса, вам положен приличный гонорар. Его хватит, в случае чего, оплатить немецкую форму. Но это все мелочи по сравнению с тем, что вас ожидает известность. Да за такую роль, как у вас, артисты перегрызают горло коллегам по цеху! А вы получили ее, можно сказать, на блюдечке с золотой каемочкой. Так что, радуйтесь удаче, а не устраивайте здесь цирк с попреками! – горячо произнесла гример, отчаянно моргая от дыма собственной папиросы, загнутой в стиле «а-ля комиссар».

   Женщина меня рассмешила, и к тому же с таким пиететом говорила о моем таланте, что я смягчился:

  – Хорошо, возможно, я приму участие в других эпизодах. Однако до вечера еще далеко. А пока, что вы мне предлагаете? Ходить по поселку «немцем»? Но так выделятся, я терпеть не могу!

  – Да ладно вам! Сегодня в вашу сторону никто даже не посмотрит! Тут все стали артистами кино, и ходят не в своей одежде! Настоящий паноптикум, сами увидите! – с располагающей улыбкой возразила женщина. Она лихо затушила папиросу о каблук, по-свойски похлопала меня по плечу, и, сказав: «какой же ты в форме душка!», ушла.

   Она явно не учла, что немецкая форма с погонами капитана и знаками СС стоит гораздо дороже, чем весь мой современный гардероб. Я могу подарить свои вещи киногруппе, а форму оставить на память. В служебной машине есть «арктические» комбинезоны, позволяющие работать на вышках в любую погоду. Буду мерзнуть, одену.

   Что же касается участия в вечерних съемках, то это зависело не от моего желания, а от Насти. Мы можем сейчас, так и не встретиться. Разумеется, она сама назначила мне свидание, но ведь прежде ее загруженность часто мешала нам. И теперь могло случиться также. Тогда, чтобы увидеть ее, я обязательно приду на сьемку. По сценарию, у Насти вечером будет роль.

   Я посмотрел туда, где, как я думал, всё еще стоят режиссер и артисты. Но никого не увидел. Я предположил, что они ушли в дальнюю палатку, от которой стелился характерный дым, и пахло шашлыками. К сожалению, я не мог присоединиться к их трапезе: рабочие собирали кинематографическое оборудование. Повсюду лежали сматываемые на катушки провода, и охрана внимательно следила, чтобы посторонние не ходили по ним.

   Я решил уйти в тепло торгового центра. Ведь кроме как через него, другого пути отсюда не было. Бульдозер насыпал по краям автостоянки высокие сугробы, от чего пешеходы лишились возможности обойти здание.

   Когда Настя пойдет в общежитие, у меня будет возможность (стоя поодаль, в толпе покупателей торгового центра), смотреть на нее. Разумеется, это уже походило на одержимость. Но мне хотелось видеть Настю, каждая секунда без нее казалась пыткой.

   Кроме того, я хотел переговорить с Олегом. А для этого торговый центр подходил лучше всего. Я не желал беседовать с ним в нашей комнате, где Чибис мог легко «прочитать» меня, и не пустить к Насте. К примеру, позвонить к сестрам и устроить длинное семейное совещание «ни о чём», но с моим обязательным присутствием.

   А чтобы этого не произошло, мне следовало «отловить» Чибиса возле аптеки, куда он собирался зайти за оставшимся в ампуле лекарством. Тогда наш разговор состоится «на бегу». Олег будет рассеян, и занят своими мыслями.

   Я беспокоился о работе. В молодости, соперничая за Настино внимание, мы отделяли любовный интерес от жизненной необходимости. Поэтому у меня возникла надежда, что мы и теперь договоримся. Пусть и «скрипя зубами», но создадим видимость производственной деятельности, чтобы избежать нареканий от начальства.

   О возвращении в Москву я уже не помышлял. Но не потому, что перестал желать добра Татьяне. Я хорошо понимал, что Олег никуда не поедет. Он будет хвататься за любую возможность, которая позволит ему неотступно «виться» возле Насти.

   Я же был согласен продолжить отношения в Москве, в более подходящей обстановке. Ведь в прошлом я уступил Олегу, ушёл в «тень», и только выиграл от этого. Настя предпочла меня.

   Неожиданно я почувствовал укол ревности. Перед моим внутренним взором появилась картина, как Олег в палатке обхаживает Настю. С пошлой улыбкой уговаривает ее скушать «еще один кусочек» жареного мяса, и наливает шампанского.

   Я сгорбился, и, чувствуя себя несчастным, пошел к торговому центру, громко ругая боковой ветер. Он пронизывал шинель насквозь, и так трепал фуражку, что мне приходилось придерживать ее рукой.

   ГЛАВА 73.

   В кафе я уселся там, где уже сидел. Однако вскоре сообразил, что за угловым столиком гораздо удобнее. Там, сквозь широкие окна, автомобильная стоянка просматривалась полностью, чего нельзя было сказать о моем месте.

   Но столик был занят Ксений Жарковой, широкие плечи которой, дополнительно суживали угол обзора. Я решил подсесть к журналистке, чтобы лучше видеть происходящее вне здания. А заодно, и познакомиться с девушкой. Я надеялся повторно услышать, о чем она спрашивала помрежа, и понять, может ли это быть правдой.

  – Здравствуйте, барышня! Я очень впечатлен тем, как вы добываете информацию. Мне хочется спросить вас об интернет-издании «Осьминог», для которого вы пишите. Но для начала позвольте представиться, Вячеслав Жарков. Вы разрешите мне посидеть с вами? – спросил я, подойдя к журналистке.

   Девушка прошлась недовольным взглядом по моей форме, но не отказала: присмотревшись к моему лицу, переменила мнение, и жестом пригласила составить компанию.

  – Хочу заметить, что Жарковых в этом поселке, как летом лягушек в пруду. Но я, знаю всех. А вас, нет. Вы, из каких будете? – Сказала Ксения довольно приятным голосом, разительно отличающимся от ее крика при обращении к помрежу.

  – А я не местный. Я, как и вы, приехал из Москвы. Нахожусь в поселке меньше суток. – Ответил я, с улыбкой усаживаясь напротив нее.

  – Все столичные Жарковы, насколько мне известно, тоже являются выходцами отсюда! – Произнесла Ксения уверенным тоном, и повторила вопрос. – Так вы, из каких, будете?

  – Я не понимаю, о чем вы спрашиваете. Маленьким, я рос в детдоме. А став постарше, был усыновлен. Кроме Марины Юрьевны Жарковой, которую называл тетей, с такой фамилией никого не встречал. Только оказавшись здесь, услышал о других Жарковых. И теперь мне хочется знать о них больше. Отчасти еще и по этой причине, я заинтересован в знакомстве с вами. – Сказал я, доброжелательно глядя на девушку.

  – Вы действительно ничего не знаете о родственниках? Или разыгрываете? – спросила Ксения, испытующе глядя на меня.

  – Я не понимаю, что вам еще сказать, кроме того, что уже сказал, – честно ответил я.

  – Хм-м... вы меня смутили. Для продолжения этого разговора мне следует навести кое-какие справки. – Задумчиво сказала девушка.

  – Неужели с нами, Жарковыми, все так сложно? – удивился я.

  – Гораздо сложнее, чем вы можете себе представить! – нисколько не рисуясь, серьезно ответила Ксения, и полюбопытствовала, – ведь вы не собираетесь уезжать?

  – Пока нет. У меня работа, я обязательно должен ее сделать.

  – Ну и хорошо. Я думаю, сегодня много чего произойдет, и мы еще увидимся. Тогда я и расскажу вам всё, что вас интересует. А сейчас, извините! – сказала девушка.