Текст книги "Звезды и ведьмы (СИ)"

Автор книги: Виталий Малхасянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

   Общая ситуация усугублялась еще и тем, что Игорь Витальевич, лишившись супруги, страшно запил, и от него ни в чем не было толку. Нет, разумеется, ради дочерей он поклялся оставить бутылку в покое, но продержался недолго. Ровно столько, чтобы, с соблюдением всех формальностей, подать в полицию заявление о пропаже человека.

  А у меня и Татьяны (Нина училась на год младше) выпускной класс. Голова должна быть занята предстоящими экзаменами, и тем, какое учебное заведение будет следующим. Однако ни о чем таком, мы не думали.

   Лишь на второй месяц отсутствия Марины Юрьевны мы смогли совладать с нервами и принялись всерьез обсуждать ситуацию. Пришли к общему мнению, что это, похоже, надолго, если не навсегда. И нужно что-то делать с нехваткой средств. Само собой, Марина Юрьевна, как и все русские люди, не доверяла банкам и хранила сбережения дома. Но деньги тети на текущие расходы, которые она держала «в шкафчике», к тому времени уже закончились.

   Нужда заставляла нас срочно искать выход, ведь Игорь Витальевич зарплату домой приносил по остаточному принципу, и даже в такой критической ситуации не собирался что-то менять. И мы нашли: с согласия сестер, я воспользовался своими техническими навыками, и вскрыл персональный сейф Марины Юрьевны.

   На тот случай, если нам придется держать перед тетей ответ, мы завели тетрадку, куда решили заносить все расходы. Подсчитали, что при очень суровой экономии, протянем до осени. А дальше, вероятно, придется продавать антикварные предметы, что так тщательно собирала (хоть и без всякой системы) Марина Юрьевна. Мы старались не думать, что будет, если дойдет до этого: послать Игоря Витальевича в комиссионку не представлялось возможным, а нас, ввиду нашего малолетства, оценщики могли обмануть или сдать в полицию.

  Да, конечно, мы звонили по больницам, обходили знакомых, да и вообще людей, способных, по нашему мнению, чем-то помочь. Цеплялись за малейшую информацию, порой абсурдную. Проверяли места, где тетю якобы « мельком видели» соседи. Не отказывались выслушивать предположения, которыми нас травили возникающие из ниоткуда «экстрасенсы».

   Спустя три месяца сестры Вавиловы совсем раскисли. Я тоже сильно хандрил, но держался лучше них. Я уже пережил много безвозвратных расставаний, и выработал умение, не смотря ни на что, просто жить дальше. К тому же семья Ким, узнав о нашем несчастье, подбадривала, как могла: они часто звонили и интересовались, как у нас дела. Предлагали переехать к ним навсегда, или на некоторое время. И к их чести, не только мне, но и девочкам. Не отказывались принять и Игоря Витальевича, при условии, что пить он будет мало.

   Словами участие Кимов не ограничивалось: они периодически присылали Мишу. Мы всегда ждали его с нетерпением, он умел нас утешить, и от него всегда была польза. К примеру, Миша ходил со мной по моргам и стоял рядом, когда я осматривал неопознанные трупы подходящих по возрасту женщин.

   Несмотря на то, что мы были очень благодарны Кимам, однако всерьез их идею о переезде не рассматривали. Оставить школу в последнюю четверть перед ее окончанием, казалось невозможным. К тому же Игорь Витальевич напугал нас, предложив свой (давно им пестуемый) план антикризисных действий.

   Он хотел продать квартиру и купить точно такую же, только на окраине. А разницу в деньгах положить в банк и безбедно жить на проценты всей семьей. Квартира стоила, конечно, хорошо, в нашем доме жили одни миллиардеры, но была причина, по которой план никуда не годился. И этой причиной был сам Игорь Витальевич. Как он не «божился», мы не без основания подозревали, что все деньги он рано или поздно пропьет, а ввиду того, что с окраины ездить в центр не сможет, лишится и работы. Игорь Витальевич и так ходил на нее через раз, но руководство театра, зная о его несчастье, терпело.

   В общем, идти на риск продажи квартиры не имело смысла, хотя сестры и колебались, находясь под влиянием отца. Возникла неприятная для меня ситуация. В случае голосования, я имел бы один голос против трех: жилплощадь принадлежала в равных частях всем Вавиловым. Тетя имели в ней только купленную ею кладовку (мою комнату), которую, как и все свое имущество, завещала мне.

   Без моей доли цена квартиры сильно падала. И поэтому я предложил подождать три года: либо тетя вернется, либо по суду ее признают без вести пропавшей. С судебным решением на руках я вступлю в наследство, и мы подготовим квартиру к продаже путем объединения долей. Тогда появится смысл говорить о выгодной сделке.

   Сестры приняли мою сторону не потому, что я говорил правильные вещи. Просто я выглядел гораздо увереннее, чем Игорь Витальевич. Он был вынужден тоже кивнуть головой. Впрочем, это не помешало ему на следующий день опять завести прежний разговор. Понять, что это у него – отказ памяти, или не дающее ему покоя желание поступить так, как он считает лучше для себя и дочерей, было невозможно. В любом случае, идти у него на поводу я не собирался. Для него я был никем, и оказаться в финансовой зависимости от алкоголика мне вовсе не улыбалось.

   ГЛАВА 39.

   В «выигранном» мною эпизоде с продажей квартиры впервые проявилось то, как изменились сестры после исчезновения тети. До этого наивные создания, со своими «чудными» представлениями о жизни, они начали взрослеть не по дням, а по часам. Татьяна и Нина, наконец, осознали, что Марина Юрьевна, которой они, несмотря на все ее хлопоты, отказывали в благодарности, была основой их существования. Пропала «твердая рука», ежедневно заставляющая девочек выполнять распорядок дня.

   Как и их отец, Игорь Витальевич, сестры Вавиловы не имели достаточной силы воли, чтобы поступать так, как нужно. И если раньше девочки видели себя только балеринами, то теперь эта профессия, ввиду отсутствия стартового капитала, оказалось для них закрытой.

   В результате занятия балетом прекратились, а оценки в школе оставляли желать лучшего. Я пытался повлиять на сестер, но вначале у меня это плохо получалось. Перелом к лучшему произошел, когда я уговорил Татьяну принять правильное решение относительно ее будущего.

   Тут следует пояснить, что Марина Юрьевна хотела пристроить меня на бюджетное место в «Щуку». У тети была «железная» договоренность с преподавателем, в молодости танцевавшем с ней в одном спектакле, и, по всей видимости, влюбленным. Я не считал возможным перечить Марине Юрьевне. Поэтому не только соглашался стать артистом, как она настаивала, но и предпринимал для этого все усилия. Уроки сценического мастерства, занятия вокалом – всему этому я отдавался самоотверженно.

   Но свободную минуту посвящал любимым роботам и чтению специальной литературы об искусственном интеллекте. Однако когда понял, что для того, чтобы заниматься им всерьез, необходимо иметь математическое образование, к которому у меня нет способностей, мой интерес сместился в сторону высокоскоростного интернета. Будущее всего человечества зависело от развития коммуникаций связи, мне хотелось иметь представление об этой области.

   При сложившихся обстоятельствах мое увлечение оказалось кстати: я, ничуть не сомневаясь в правильности выбора, предложил Татьяне готовиться к поступлению в «Щуку» вместо меня. С чем она, после мучительных для нее размышлений, согласилась. Сам же направился, куда втайне и мечтал – в Московский технический университет связи и информатики.

   Хотя тема исчезновения тети не пропала из нашего ежедневного общения, и мы продолжали искать ее, однако у меня и Татьяны мысли постепенно стали концентрироваться на других задачах. Как ни тяжела жизнь, если цель поставлена, и определены способы ее достижения, человеку становится легче.

   Однако изменение к лучшему, случившееся в нашем психологическом состоянии, не затронули Нину. Будучи на год младше, она лишилась не только мачехи и привычного образа жизни.

   Нина не могла понять, как она будет оканчивать школу, когда придет ее очередь. Ведь деньги к тому времени у нас закончатся. Но если мы, старшие дети, в таком случае могли подрабатывать уже студентами, то на что она, школьница, могла рассчитывать?

   Нина не обладала артистическими способностями Татьяны, и даже при очень большой протекции, не имела шансов на учебу в театральном. Поэтому, сколько Нина не думала, она не могла сообразить, к какой профессии ей стремиться. И нужно ли ей специальное образование: целеустремленность у нее тогда отсутствовала.

   Но наблюдая за нами, Нина тоже заметила, что наполненный заботами день проходит гораздо легче, чем пустой. Поэтому, устав думать о постигшем семью горе и потере внушенных мачехой надежд о балете, Нина занялась ведением домашнего хозяйства. На которое, по вполне понятным причинам, ни у Татьяны, ни у меня, времени не хватало.

   Мы были благодарны ей за это, и, как могли, выражали свою признательность. Особенно мы ценили то, что Нина взяла на себя ответственность за Игоря Витальевича. Она постоянно звонила к нему, когда он был вне дома, и ходила встречать после работы, чтобы его ноги «не занесли, куда не надо». Игорь Витальевич свои привычки не переменил, но, во всяком случае, дочь не позволяла ему опускаться до откровенных безобразий.

   Трудно сказать, когда Нина решила выйти за меня замуж. Вероятно, именно в тот период. Она не влюбилась в меня, нет. Из нас троих, Нина больше всех походила на Марину Юрьевну, у которой рациональное, довлело над эмоциональным. Вероятно, Нина пришла к мнению, что, скорей всего, она выше обычной домохозяйки не поднимется. А при таком раскладе мужа лучше, чем я, ей не сыскать.

   В чем-то она была права: после прекращения занятий балетом ее «исключительная» стать сошла, и она превратилась в обыкновенную девочку. Без всякой возможности купить себе косметику или новое платье, что особенно обидно, если имеешь богатых подруг и живешь в самом центре Москвы. Но если у меня и Татьяны от предчувствия близости взрослой жизни «горели глаза», что компенсировало нашу поношенную одежду и заставляло сверстников ее не замечать, то у Нины было все наоборот. Унылый быт и отсутствие планов по самореализации съедали ее. А Нине хотелось иметь цель в жизни не меньше, чем нам. И она пришла к тому, что этой целью вполне могу быть я.

   Я не запомнил точную дату, лишь момент, когда я с удивлением подумал, что Нина изменилась ко мне. Она стала больше меня «чувствовать», что ли. К примеру, я, с характерным для мужчин непониманием всех сложностей достижения чистоты, решил принести в дом найденного на улице котенка. Тети не было, нам никто не мог запретить. Я от чего-то вспомнил, как Нина расстроилась, когда пришлось отдавать хозяевам того, что находился у нас ранее, и захотел скрасить ей «серость существования». Как будто у нее забот недоставало! Пока нес котенка, сочинил, как это делала Марья Ивановна, сказку. А, вернее, вспомнил одну из тех, что рассказывала воспитательница, и дополнил ее событиями дня сегодняшнего.

   Я занес хоть и красивое, но ужасно грязное животное в квартиру, когда Нина закончила мыть посуду и стояла на кухне, возле мойки. С растрепанными волосами, имея на руках резиновые перчатки с мыльной пеной, а на груди грязный передник в жирных потеках. От выражения ее лица у меня возникло ощущение, что сейчас она устроит скандал, и я как можно быстрее понесу котенка туда, откуда взял.

   В тот момент я не догадался, почему ее гневный взгляд, обращенный с животного на меня, неожиданно переменился и стал задумчивым. Полагаю, она принялась оценивать мой поступок уже не как ребенок, а как взрослая женщина, перед которой стоит нелегкий выбор. Котенок, с ее точки зрения, был знаком доверия с моей стороны. Этаким мостом, по которому она имела шанс пройти к моему сердцу. Отринь его – и другого случая ей могло не представиться. И для человека, который переживает по поводу своего будущего, она поступила правильно: взяла животное, но с условием, что ответственность за него будем нести вдвоем.

   Котенок и в самом деле объединил нас, как ни что другое: он быстро стал любимцем. По признанию всей семьи, чувствовал, когда хозяевам плохо. Мурлыканьем и лаской спасал от плохого настроения, а при болезни, чуть ли не заменял доктора. К сожалению, вскоре выяснилось, что у котенка сахарный диабет. И ему нужно постоянное лечение. Получилось, что я как бы должен Нине за то, что создал ей дополнительную проблему. И Нина умело воспользовалась этим, культивируя у меня чувство вины перед ней. Она подробно рассказывала о своих частых визитах в кабинет ветеринара, и то, как тяжело ей это дается.

   Кроме того, в спорах Нина начала принимать мою сторону, порой даже не выясняя сути вопроса. Чем вызывала у Татьяны недоумение. Разумеется, до брака было еще очень далеко, и пока даже намеком на него, не пахло. Но я уже начал приходить к убеждению, что единственная девушка на свете, которой можно рассказывать о себе всё, что угодно, и она всегда поймет меня, это Нина.

   ГЛАВА 40.

   Момент знакомства с Олегом на нулевом курсе я запомнил также хорошо, как и он. Группа абитуриентов сидела в университетской аудитории, слушая преподавателя, когда дверь открылась, и вошел Чибис. Весь перепачканный и взъерошенный, с раздраженным выражением лица. К сожалению, преподаватель оказался из породы «юмористов». Он не знал, впрочем, как и мы, что новичок прибыл прямо из аэропорта, проведя в дороге сутки. Преподаватель позволил себе насмешки над, как он выразился, «деревенщиной».

   Аудитория, состоящая в основном из коренных москвичей, дружно смеялась. А Олег становился все мрачнее и мрачнее, глядя на преподавателя исподлобья. Я буквально чувствовал, что он сорвется, и сделает что-то плохое. Как детдомовцу, мне приходилось наблюдать такие ситуации. Я не был заинтересован в срыве занятия, поскольку денег на репетитора, который был нужен для поступления в специализированный технический университет, у меня не имелось. Курс были единственным шансом, если не подготовится, то хотя бы узнать уровень знаний, необходимый для прохождения профильного приемного экзамена.

   Поэтому я подвинулся за партой, и, дружески улыбаясь, жестом пригласил Олега сесть рядом со мной. Я не думал, что Чибис действительно так поступит, скорее, с моей стороны это было нечто символическое. Я сидел позади, до меня свободные места еще имелись. Причем, рядом с очень симпатичными девушками. Но Олег прошелся по аудитории взглядом, будто кого-то высматривая, и неожиданно направился ко мне. Преподаватель произнес еще пару острот, но ввиду исчезновения объекта шуток из поля зрения, вернулся к учебной теме.

   Книги о депрессии, которые Чибис тогда заметил у меня, я купил перед занятиями. Не себе, как Олег предположил, а с целью оставить на видном месте в квартире, чтобы, при желании, сестры могли ознакомиться с их содержанием. Но как выяснилось, книги и мне пригодились. Они помогли найти друга.

   Однако не скажу, что мы сдружились по сходству характеров. Скорее, на основе взаимной выгоды. Олег приехал поступать после армии, где служил в войсках связи. Он хорошо представлял будущую профессию. И имел гораздо больший уровень знаний для поступления, чем я, со своими детскими роботами и сведениями, взятыми из посещений радиотехнического кружка.

   Чибис был рядом со мной не только на курсе, но и на экзамене, где фактически (подсказывая едва заметной мимикой) помог получить высший бал, так необходимый мне для конкурсного прохождения на бюджетное место. Олег продолжил помогать и дальше, уже в учебе. Он никогда не отказывался помочь с курсовой, или решить задачу по информатике, если у меня возникали трудности. Естественно, и я, в свою очередь, должен был предложить ему что-то.

   Как и всякий приезжий из глухой провинции, Олег хотел влиться в современное ему московское общество, и предпочтительно, богемное. А из студенческого общежития, где Чибис поселился в комнате такими же иногородними студентами, как и он, ему вряд ли это удалось.

   У меня на лбу не было написано, что я могу помочь ему осуществить мечту, и я долго не говорил ему, где и с кем живу. Но меня не покидало чувство, что он знает обо мне всё. Я относил это к всеведущему интернету, где при желании можно найти информацию о ком угодно. Хотя я почти не вел свою страницу в социальной сети, однако меня легко можно было найти на фотографиях бывших одноклассников. Среди них имелись настоящие фанаты выкладывать на всеобщее обозрение каждое мгновение своей жизни, и сопровождать их подробным описанием «кто, с кем, и почему».

   Кроме того, Татьяна активно продвигала себя, где только могла. Она почти сразу начала блистать на студенческих спектаклях «Щуки», и при уже имеющихся друзьях из мира искусства, у нее становилось их еще больше. Тематические сетевые издания брали у Татьяны интервью, в которых она подробно рассказывала не только о себе. Татьяна с благодарностью упоминала брата (т.е. меня), и сестру Нину, как людей, оказавших на нее огромное влияние при выборе профессии.

   Я познакомил Олега с сестрами случайно. Мы находились в университете, когда ко мне позвонила Нина, и срывающимся голосом попросила срочно прийти в пивную «у сквера». Какие-то уголовники напоили Игоря Витальевича, избили, и заставляют подписать дарственную на квартиру.

   Я сразу бросился в указанное Ниной место. Олег, заметив, что я сильно побледнел и куда-то направился, последовал со мной. В дороге Чибис улучшил момент и тактично спросил, что случилось. Но я попросил его обождать – он поймет, когда сам всё увидит.

   Мы «жестко» зашли в пивную, нашли компанию, которая удерживала Игоря Витальевича, и порвали лежащие перед ним бумаги. «Дружки – уголовники» побоялись перечить двум крепким парням, которые понимали друг друга без слов. А чтобы они больше не искали Игоря Витальевича, Олег на прощанье поднял пустой стакан, и, глядя с угрозой, сжал его так, что тот с хрустом развалился на осколки. Чибис небрежно бросил их на стол, чем произвел сильное впечатление на разгульную публику.

   После происшествия Игорь Витальевич имел ужасный вид, и мог опозорить нас в глазах привередливых соседей. Поэтому я попросил, и Чибис согласился занести безвольное тело Игоря Витальевича в нашу квартиру. Когда мы это сделали, выяснилось, что помощь нужна и самому Чибису. Он порезался осколками стакана, с его пальцев капала кровь.

   Нина принесла на кухню аптечку, но бинтовать Олега принялась прибежавшая с репетиции Татьяна. Чибис с интересом смотрел на сестер, и я был вынужден представить его. Нина вежливо сказала, что заочно, по моим рассказам, знакома, и ей очень приятно. А Татьяна мило улыбнулась, как, наверное, умеют улыбаться только актрисы. Олег не мог оторвать от Татьяны глаз, все смотрел и смотрел. Глядя на них, я неожиданно подумал, что они в чем-то похожи, и, хоть оба не блещут красотой, пара может выйти замечательная.

  С тех пор всё свободное время Чибис проводил только со мной и сестрами, а из них двоих, больше с Татьяной. Олег быстро «обтесался» на дружеских вечеринках, куда ходил с нами. Он получал большое удовольствие, когда в курилке университета, под завистливыми взглядами незнакомых с «бомондом» технарей, вскользь упоминал, с кем из театральных «звезд» столицы мы в приятельских отношениях. Но если Чибис придавал этому большое значение, я же не считал нужным распространяться на этот счет. Наверное, потому, что не придавал чьей-то славе значения. Считал, нас окружают обычные друзья, такие, какие есть у всех.

   ГЛАВА 41.

   Несмотря на то, что Олег уходил от нас в свое общежитие только на ночь, сестры были довольны нашей дружбой. В то время нам была нужна любая поддержка. А Чибис не отказывался выполнить любую, даже самую мелкую просьбу, и всегда был очень обходителен.

   Однажды при нём мы завели разговор, что пришла пора продавать вещи из коллекции Марины Юрьевны. Я хотел избавиться от часов, но понимал, что они ничего не стоят, и предложил пианино. Кроме меня, на нем никто не выучился играть, а я к нему больше не подходил. Опасался, что «видения» вернуться. Поэтому хотел избавиться от ужасного инструмента, который вызывал во мне сплошной негатив. К тому же настройщик утверждал, что продать его можно быстро и выгодно: пианино «с историей», изготовлено известным немецким мастером. Чибис принялся уговаривать нас не делать этого. Он высказал мнение, что без пианино гостиная будет выглядеть значительно хуже.

   Нам пришлось признаться Олегу в нашем бедственном материальном положении и в том, что мы не знаем, как жить дальше. Не исключено, что придётся бросить учебу и зарабатывать на пропитание. Олег вышел на балкон покурить, а когда вернулся, предложил оригинальный план выхода из, казалось бы, безнадежной ситуации.

   Сам Олег нуждался в средствах не меньше, чем мы. Его отец, при большом количестве правительственных наград, богатств не нажил, и довольствовался скромной (по генеральским меркам) пенсией, половину которой посылал сыну. Если во Владивостоке на эти деньги можно было существовать, но никак не в Москве, в ее столичной суете и множеством расходов, связанных с учебой в престижном университете. Поэтому Олег часто подумывал о приемлемом для студента заработке.

   До армии Чибис трудился свадебным фотографом. А в этой профессии, как в никакой другой, важны «правильные» знакомства в среде потенциальных потребителей. Олегу часто приходило на ум, как использовать наши московские связи, однако он стеснялся сказать нам, думая, что мы поднимем его на смех. Самолюбие, выражающееся у него, в том числе, и в боязни выглядеть нелепо, порой побеждало здравый смысл.

   Но вот, он все-таки преодолел себя, и, бледнея и заикаясь, предложил заняться организацией свадеб и праздников. Если Татьяна профессиональная актриса, то роль ведущей не должна доставить ей затруднений. Мне Олег предложил стать ее помощником и исполнителем юмористических куплетов (мои вокальные данные Чибис не оценивал высоко, но утверждал, что на такого красавчика, как я, станут смотреть, даже если я буду просто стоять с открытым ртом). На Нину, поскольку она была гораздо свободнее, чем мы, возлагались обязанности по приему заказов и решение организационных задач. Себя Чибис предложил в качестве фотографа и водителя с машиной (тогда он был единственным из нас, у кого имелись права, к тому же отец прислал ему денег на старенькие «жигули»).

   Идея выглядела авантюрной, и могла сказаться на наших отношениях с друзьями. Она не понравилась нам еще и потому, что ее высказал Чибис, а не кто-то из нас. Но, тем не менее, спустя неделю отчаянных споров, мы приняли ее. И уже через полгода не жалели.

   Конечно, первые заказы мы обслуживали себе в убыток: для покупки необходимого оборудования пришлось израсходовать все деньги от продажи пианино (покупателя, по странному стечению обстоятельство, привел тот же Чибис). Да и заказы мы получили от тех людей, что сами выражали желание нас поддержать.

   Однако Татьяна не только сумела выигрышно показать себя, но и привлекла подруг по курсу, которые, как и она, были в Москве « на слуху». Они сыграли в популярном телевизионном сериале несколько удачных эпизодов, и появлялись на «халтурках» в том же гриме и костюмах. Будто только что приехали со съёмочной площадки. Довольная публика «визжала» от восторга. Мы сразу «заработали» репутацию, которая позволила задрать стоимость услуг до максимально возможного уровня. После чего всё пошло так хорошо, что вскоре мы зарегистрировались в налоговой, и стали заключать официальные договора. Даже сняли небольшое складское помещение: нам негде было хранить постоянно увеличивающийся реквизит.

   ГЛАВА 42.

   Спустя пять лет после загадочного исчезновения Марины Юрьевны наша семья выглядела прекрасно. Мы, по большому счету, справились. Татьяна с успехом окончила театральное училище и поступила в престижный московский театр. Я и Олег завершили учебу в университете, и по генеральской протекции устроились в очень «крутую» оборонку, где занялись своей мечтой – созданием связи для полноценной работы искусственного интеллекта. По мере развития этой технологии перед нами открывались головокружительные карьерные перспективы.

   Но кроме нас троих, довольных собой людей, была еще Нина, о которой мы не могли сказать, что она счастлива. Нина заочно училась на менеджера, а также управляла организованным с подачи Чибиса предприятием. Теперь оно давало приличный доход, имело штатных сотрудников и постоянно расширялось.

   Только такой труд не приносил Нине душевного удовлетворения. Когда мы слушали очередной рассказ Татьяны о том, сколько раз ее вызывали после спектакля на «бис», или как восхищался ее игрой режиссёр нового фильма, я видел тоску в глазах Нины. Она страдала от того, что мечты ее детства о яркой жизни не реализовались.

   Я, как мог, старался утешить Нину. Часто приносил домой цветы и ставил их на таком месте, чтобы она понимала: они предназначены для нее. Если мы выходили в «свет», то Татьяна шла под руку с Олегом, а я обязательно с Ниной, зная, что женщины меня замечают и завидуют ей.

   Однако установившаяся идиллия не могла продолжаться бесконечно. Хотя бы потому, что после профессионального становления настало время определяться с личной жизнью. И подталкивал нас к этому, как ни странно, Игорь Витальевич. Его брак с Мариной Юрьевной на тот момент был аннулирован, по причине юридического признания тети без вести пропавшей. Суд так же поставил точку в вопросе о наследстве долей в квартире. Каждый из нас получил на руки соответствующие документы. И как только это произошло, Игорь Витальевич привел в дом относительно молодую женщину с несовершеннолетним ребенком. Он заявил, что честно ждал, когда мы встанем на ноги. Но теперь ему невмоготу «куковать» одному, он вновь хочет жениться.

   Женщина не скрывала, что связалась с Игорем Витальевичем из-за жилплощади. Она была согласна терпеть его выходки и надеялась, что в Москве выведет своего талантливого ребенка в «приличные люди». Причем не без нашей помощи: она восхищалась нами и хотела, чтобы дитё брало с нас пример.

   Вначале мы отреагировали на предложение Игоря Витальевича резко отрицательно. И при первой попытке знакомства не пустили женщину на порог (к счастью, она оказалась не из тех, кто помнит обиду). Но потом идея разъехаться стала всерьез обсуждаться нами. Еще и потому, что женщина совершила чудо, которое не получалось ни у одной из жен Игоря Витальевича: он бросил пить и принялся ходить на работу «от и до».

   Вот только Игорь Витальевич настаивал на своем излюбленном варианте: продать квартиру целиком. А деньги разделить «по справедливости». Мне его предложение опять не понравилось. Ведь в тайне я надеялся на возвращение тети, или на то, что мы получим от дальних родственников (с которыми она меня так и не познакомила) письмо, проясняющее ее судьбу. А если мы продадим квартиру, этого уже никогда не случится.

   В тот момент ко мне подошел наш новый сосед, нефтяной магнат. Он приобрел квартиру, хозяева которой когда-то продали Марине Юрьевне кладовку. Наш дом за свою историю много раз перестраивался, поэтому предложение магната не выглядело странным: он предложил продать ему кладовку обратно, причем оценивал квадратный метр гораздо выше реальной стоимости. Игорь Витальевич рассказывал о своих планах налево и направо, до соседа дошли слухи, и он решил «подсуетиться».

   Я не стал сразу отказывать ему, пообещал сначала вынести вопрос на «общий совет», и лишь потом дать ответ. Ведь Игорь Витальевич был в чем-то прав: сестрам надо было выходить замуж, а мне, по всей видимости, женится. В этом контексте продажа моей комнаты выглядела логично, однако денег на то, чтобы купить жилье Игорю Витальевичу, или кому-нибудь из нас, такая сделка не приносила.

   Размышляя над ситуацией, я неожиданно сделал открытие: хороши ли сестры в отношениях между собой и мной, плохи ли – мне, оказывается, без разницы, я не могу представить себя без нашего постоянного общения и сопереживания по любому поводу. Да и они признавали меня главой семьи, им было со мной гораздо спокойнее, чем с собственным отцом. Поэтому расселение, на котором настаивал Игорь Витальевич, стало бы огромным стрессом не только для меня, но и для сестер, которые ни за что не хотели разлучаться. А из них, разумеется, в большей степени для Нины. Она нервничала, даже когда я вдруг проявлял желание постирать себе рубашку. Ей казалось, что таким образом я хочу избавиться от ее опеки. У Нины тут же появлялось подозрение, что я завел женщину, и у нее начиналась истерическая реакция. Мне приходилось долго успокаивать ее.

   Кроме того, имелась еще причина, по которой я был против продажи: наш дом находился в самом престижном месте Москвы, неподалеку от Кремля. Мысль о том, что отсюда придется съехать, приводила меня в ужас. И как поведали сестры, их тоже. Имелась вероятность, что порвутся невидимые нити, связывающие нас с определенным слоем общества. Это могло сказаться на театральной карьере Татьяны, и уж абсолютно точно, на успешности предприятия под руководством Нины. А мы уже привыкли к определенному уровню достатка, и терять его нам совершенно не хотелось.

   Таким образом, чтобы сохранить мир, в котором мы давно освоились, и не мыслили себя вне его, нужно было продать соседу, помимо кладовки, еще и комнату Игоря Витальевича. При таком раскладе Игорю Витальевичу хватило бы денег на отселение.

   Однако в этом случае я останусь без жилплощади! Если только не женюсь на Нине. Тогда, во-первых, наша семья (сократившаяся до трех человек), сохранится, а, во– вторых, у нас останется, пусть и урезанная, но все равно полноценная квартира с двумя огромными комнатами, большим коридором и великолепной кухней. Конечно, по столичным меркам это невесть что, но жить, как мы жили раньше, вполне можно.

   План был не совсем хорош: думая над ним, я пытался убедить себя, что привязанность может заменить любовь. Во всяком случае, с моей стороны: в любви Нины я не сомневался, хотя она была у нее не чувственная, а платоническая. Нина часто говорила, что супружеский союз, созданный из рациональных соображений, гораздо крепче тех, где предложения делают «по зову сердца».

   Однако для такого брака имелось одно препятствие. С очень красивым именем – балерина Анастасия Нуриева.

  ГЛАВА 43.

   Случилось это летом, после окончания первого курса университета. В тот период мы хватались за любую подработку, что удавалось найти. Татьяна от кого-то узнала, что Мосфильм срочно набирает статистов на немые роли в телевизионной рекламе, и обещает неплохо заплатить. Естественно, наша «четверка» с утра поехала на пробы, и, будучи уже опытной в таких делах, с успехом прошла их.