Текст книги "Облака среди звезд"

Автор книги: Виктория Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Глава 38

Никто и не ждал, что мы сразу примем Флер с распростертыми объятьями, но по прошествии недель мы все же начали кое-как к ней привыкать. Надо признать, немногие женщины, метящие в невесты, были бы рады наличию у жениха пятерых детей. Я не думала, что она так уж сильно недовольна, однако всячески пыталась показать нам, что отец принадлежит ей. Папа чувствовал себя более уверенно в ее присутствии. По крайней мере это должно было меня утешать.

Флер ни на минуту не оставляла его в покое – пощипывала за щеки, приглаживала волосы, поправляла воротничок, – из-за чего мы чувствовали себя лишними.

У них произошло несколько стычек с Офелией по поводу того, кто в доме главный, и в итоге Офелия выиграла, откровенно нагрубив Флер. Та испугалась и с тех пор старалась держаться от Офелии подальше. Попытки командовать Корделией Флер оставила довольно быстро, но вместо этого, видя, что отец обожает младшую дочь, решила к ней подольститься. Корделия за эту неприкрытую лесть за глаза прозвала ее Кошачьей Лапкой, но общалась с ней разумно-вежливо. Отношение Флер ко мне, напротив, стало более холодным, но, вероятно, я сама это спровоцировала. Я так старалась скрывать свои чувства, что всегда была очень уступчивой в ее присутствии, и это было расценено ею как слабость. Возможно, она права.

К счастью, папа и Флер так много работали (он начал репетировать через две недели после нашего возвращения), что оставшиеся немногие часы свободного времени предпочитали проводить вдвоем в ее квартире.

Как-то в конце марта, когда мы с папой, Флер и Чарлзом болтали в гостиной, а Офелия и Корделия затаились наверху в ожидании ухода Кошачьей Лапки, раздалось громкое тарахтение на улице. Я обрадовалась, решив, что это Руперт и Арчи, но, выглянув в окно, увидела незнакомый красный спортивный автомобиль.

Со стороны пассажирского места появились две ножки, не толще соломинок для коктейля, за ними последовала черно-желтая шуба, увенчанная копной малиновых волос. Лица было не видно за огромными черными очками. Мое внимание отвлек появившийся с другой стороны шофер.

– Брон! – воскликнула я. – О папа, это Брон!

Он звонил после Рождества всего один раз, сказал, что все в порядке, но он не может приехать в Англию даже ненадолго, что он читал в итальянских газетах об освобождении отца и надеется, что у нас все хорошо. Я сказала ему о разводе, а он сказал: «Хорошо, хорошо» – будто речь шла о погоде. Я осталась недовольна разговором.

Я побежала к двери.

– Не помни мой костюм, милая девочка! – Брон чмокнул меня и разгладил воображаемые складки на безупречном костюме. – Хэт, ты великолепно выглядишь! Какая перемена!

– Я совсем забыла, что, когда мы виделись в последний раз, я носила анархистскую униформу.

– А это Летиция.

Он протянул руку, чтобы обнять тонюсенькую талию женщины, которая поспешно взбиралась по лестнице. Я вспомнила, что Летиция – божество в мире моды и работодатель Брона. Вблизи было видно, что все ее лицо – по крайней мере, та часть, что не была закрыта очками, – изборождено морщинами.

– Ciao, cara. – Летиция чмокнула воздух. Тут она заметила вешалку Анубиса. – Это нам нужно. Для съемок. – Она ринулась за мной в дом. – Да, подойдет для пляжной коллекции. Заплати, сколько они попросят.

Брон достал бумажник.

– Что скажешь, Хэт? Пять сотен? – Он вытащил пачку купюр.

– Что? За вешалку для шляп? Но, Брон, она же не моя! И потом, я так ее люблю.

Брон добавил еще несколько купюр и шлепнул ими об стол:

– Тысяча. То, что Летиция хочет, Летиция получает.

– А вот и папа! Ciao! – Летиция заключила в объятия моего отца. – Теперь я вижу, в кого мой мальчик такой красивый. Она ущипнула отца за щеку. Он выглядел ошеломленным. – Ах, я помню, знаменитый актер! Тот, которого убили! Мы в Италии понимаем такие вещи, но здесь, в Англии – пфуй!..

– А это мама. – Она энергично расцеловала Флер. – Я хочу поблагодарить вас за то, что вы дали миру прекрасного Брона, который сделал меня такой счастливой. Я имею перед вами большой… Слово, саго! – Она щелкнула пальцами перед Броном.

– М-м, долг? – предположил Брон, снова доставая бумажник.

– Я – не мать этого человека, – начала Флер, которая, естественно, обиделась, будучи старше Брона всего на десять лет, а то и меньше. – Я вижу его сегодня впервые в жизни!

– А, вы американка! Тогда это, – она показала на элегантное, сшитое на заказ платье Флер, – понятно. У вас, американцев, нет истории. Бедняжки! Волосы – ничего. А вот заколки – это лишнее. А вот ты, – она развернулась ко мне, – гораздо лучше. У тебя есть стиль. О, какой диван! Perfetto для меховой коллекции. Я делаю вам предложение. – Она опять повернулась к Флер: – Пятнадцать тысяч за всю обстановку. У вас есть вкус в оформлении. Что скажете?

Флер посмотрела на папу.

– Сладость моя… – начала она жутким голосом.

– Нет, дорогая мисс Летиция, – прервал ее отец. – Хотя мы очень рады познакомиться с вами, но у нас нет намерения продавать нашу мебель абсолютно чужим людям.

– Но, tesoro mio, я не чужая! Я ваша… Слово, саго… – Она опять щелкнула пальцами.

– Невестка, – отозвался Брон. – Мы поженились в Риме на прошлой неделе.

– Но, Брон, – сказала я позже, когда Летиция отправилась принимать ванну, – не кажется ли тебе, что она немножко… стара для тебя?

– Ей пятьдесят восемь. Я недавно подсмотрел в ее паспорте. Но до этого не предполагал…

– Тридцать два года!

– Ну и что? В постели она энергична, как шестнадцатилетняя. Ей нравится доминировать. Мне вообще не нужно ничего делать, только изредка переворачиваться. Это как раз то, что я люблю.

– Но ведь это не причина, чтобы жениться.

– У нее куча бабок. И талант увеличивать их количество. И ей больше всего на свете нравится тратить их на старину Брона.

– А как же все остальное, что так важно в браке?

Брон выглядел удивленным:

– Например?

– Ну, сотрудничество, похожие вкусы, м-м… принципы? – Мне было трудно взглянуть на вещи с точки зрения Брона. – Дети! Вы же не сможете их иметь.

– И слава Богу! Зачем они мне?

Да, если говорить честно, Брона трудно представить отцом.

– А как насчет того, что она состарится, когда ты будешь еще относительно молодым человеком? А если у нее будут проблемы со здоровьем?

– Я найму хорошенькую молоденькую сиделку.

Я отступилась. Возможно, для Брона это действительно лучший вариант. Он и впрямь выглядел счастливым. А когда Летиция вышла из ванны и пришла к нам на кухню, я с удивлением осознала, что, как ни странно, они подходят друг другу.

– Дорогие мои, что вы делаете? – Она проинспектировала кастрюли. – Макароны? Хорошо, я сделаю это для вас! Ты, Брон, садись сюда, чтобы я могла видеть твое прекрасное лицо. А ты, Хэрриет, – она развернула меня, развязала на мне фартук и надела его на себя, сопроводив эти действия легким тычком в бок, – садись рядом со своим братом и радуйся, пока он здесь. Завтра мы улетаем в Париж, и это будет для тебя горе. Брон рассказывал, как ты его любишь. У меня большая семья, но я редко с ними вижусь. Где кладовая? – Она бросилась туда и вышла с несколькими пакетами. – Я люблю готовить, но у меня нет времени. Замечательные pasta asciutta. А также ceci, peperoncini и polenta. Вы любите итальянскую кухню?

Я рассказала ей про Марию-Альбу.

– Бедняжка! Va bene, такова жизнь. – Летиция посочувствовала ровно полторы секунды, после чего набросилась на продукты. Она резала, жарила, скребла, бланшировала, парила и взбивала с космической скоростью. Я взирала на нее с удивлением, а Брон тихо напивался. Время от времени она подскакивала к нему и целовала его взасос, а он даже слегка вытягивал губы в ответ.

За время, меньшее, чем ушло бы у меня на приготовление простых спагетти с помидорами, Летиция умудрилась изготовить пять блюд, не переставая болтать о тенденциях моды, проблемах с закройщиками, своем детстве, журналистике, киноиндустрии, политике и космических путешествиях. При этом она еще успевала тормошить Брона. Почему-то, несмотря на все это, я не чувствовала себя лишней.

– Какой он плохой, правда? – засмеялась Летиция. – Это первый мужчина в моей жизни, у которого совсем нет совести! Мне это нравится. Я могу читать его мысли. Если он посмотрит на другую женщину, я перестану давать ему деньги, а он их любит чуть-чуть больше, чем секс. Поэтому мы прекрасно ладим.

Так как за знакомство Брона и Летиции был в ответе Руперт, я решила пригласить их с Арчи на обед. Накрыла стол на десятерых – папа убедил Флер, что их присутствие необходимо.

Через минуту прибыли Руперт и Арчи, и я, как всегда, сдержанно приветствовала их. Чего нельзя сказать о Летиции – она просто-таки накинулась на них.

– Ruperto, как я рада видеть тебя! – Она смачно его поцеловала. – А Арчи, tesoro mio, как чудесно ты выглядишь! Особенно это розовое пальто, совсем как костюм английских охотников.

– Поздравляю тебя, Летиция! – Руперт преподнес ей шикарный букет из роз и гиацинтов. – Я надеюсь, вы оба счастливы. Мои поздравления, Брон.

– Брон, мальчик мой, я хочу тебе кое-что сказать. – Летиция взяла Руперта под руку. – Я долгие годы была влюблена в Ruperto, но он никогда не… Слово, саго! – Она щелкнула пальцами.

– Не трахал тебя? – предположил Брон.

Летиция расхохоталась:

– Вот видите, какой он противный, просто ангел! Нет, нет, это что-то вроде игры. Руперт любит командовать. Мы не смогли бы с ним долго ужиться. – Она дернула его за рукав. Руперт не отвечал ничего, только смотрел на нее сверху вниз с загадочной улыбкой. – Предупреждаю, саго, если я когда-нибудь тебя брошу, то только ради этого мужчины.

– Договорились, – кивнул Брон.

– Сказать по правде, Летиция, – Руперт освободился от ее руки, – хотя я очень ценю тебя и твои таланты, но не выношу производимого тобой шума.

Летиция схватилась за бока от смеха. Я поймала себя на том, что она нравится мне все больше и больше.

Все шло своим чередом на протяжении следующего месяца. Я много работала. Офелии поручили оформить дом банкира в Мэйфере, и она была очень этим довольна. Она стала более дружелюбной и иногда даже интересовалась моей работой. Однажды, застав меня за письмом к Марии-Альбе, она попросила передать ей несколько теплых слов от себя. Как-то я услышала, как она поет на кухне, что тоже было ей совершенно не свойственно. Я спросила ее, чему она так радуется.

– Не знаю. Может, весне, может, тому, что я сама зарабатываю деньги.

– Да, это здорово. Я теперь знаю: даже если стану когда-нибудь очень богатой – что вряд ли, конечно, – у меня все равно останется желание работать. В этом есть что-то весьма притягательное. И работа придает особый вкус всему остальному.

– Я раньше думала, что буду счастлива, только если выйду замуж за богача. Не сказать, что теперь думаю совсем иначе, но я поняла: на этом свет клином не сошелся. – Я смотрела на нее, с трудом веря своим ушам. – Не хочу, чтоб меня покупали. Я хочу быть более значимой, чем автомобиль, дом или акции гольф-клуба. Я поняла, что красивое лицо и тело – это еще не вся я. Желаю чувствовать себя равной своему спутнику. С Креспеном и ему подобными покончено. Я могу унаследовать дело Фэй. Она уже сдает и потеряла хватку. – Она взглянула на часы. – Надо бежать. Нужно выбрать несколько цветочных ваз для моего банкира. У меня такое впечатление, что он теперь не купит и ножа для чистки картошки, не посоветовавшись со мной.

Через несколько минут она вышла из дома, что-то весело напевая.

Я нашла школу, которая согласилась с осени принять Корделию. Очень жаль, что ей пришлось пропустить два семестра, но тут уж ничего не поделаешь. Я договорилась об уроках итальянского для нее в местной политехнической школе. Благодаря Марии-Альбе она уже немного знала язык. Большую часть свободного времени она сейчас проводила с Лавди, изготовляя лоскутные занавески для своей комнаты. Велосипедные штаны были заброшены.

Иногда звонила Порция. Она была вполне довольна своей новой жизнью, они с Джонно подумывали о том, чтобы пожениться. Я сдуру посоветовала ей не торопиться, но она так рассердилась, что после этого я только слушала и соглашалась. Мама тоже звонила нечасто. Они с Ронни помешались на отделке дома. Четверо из нашей семьи покинули дом и были вполне счастливы. Без них в доме было пусто. Я перестала убираться в их пустующих спальнях.

Чарлз спросил, не грустно ли мне. Мы сидели в креслах посреди небольшого газона, еще не включенного в лабиринт. Щелканье ножниц Лавди создавало фон для нашего разговора. Вечернее солнце садилось в пухлые облака, и тисы отбрасывали резкие тени. Мы были одни, Офелия еще не вернулась из Мэйфера, а Корделия шила свои занавески на кухне.

– Пожалуй, нет, – ответила я. – Просто вспомнила дрозда, который каждый год прилетал и пел под окном моей комнаты. Надеюсь, с ним ничего не случилось.

– О милая, бедная Хэрриет. Еще один покинул тебя.

– Как дела с допросом подозреваемых? Мотивы так и не прояснились?

– Хэрриет, есть одна вещь, о которой я хочу с тобой поговорить, – услышала я слова Чарлза. Он выбил трубку и похоронил пепел носком ботинка. – Я все откладывал это, как последний трус.

Я взглянула на него с удивлением. В его голосе появились какие-то незнакомые нотки. Закончив ковыряться в земле, он некоторое время напевал, как всегда, когда обдумывал нечто важное. Я вдруг испугалась.

– Что случилось? Надеюсь, это не с отцом?

– Нет, нет. Уверяю тебя, твой папа в порядке. Могу тебе поклясться – ты можешь больше не волноваться за него. Дело совсем в другом. Я… Я… О черт, это не так легко выговорить. Ты – умная девушка. Ты должна была догадаться, что мои частые визиты к вам вызваны не только служебным долгом.

– Я думала, мы друзья.

– Ну да. Конечно. И я очень высоко ценю эту дружбу. Я вхожу в ваши двери почти как к себе домой, всегда в приподнятом настроении, каким бы тяжелым ни был день. Я полюбил вас всех, даже Дирка. Но есть разные уровни любви и хорошего отношения. И сейчас я чувствую себя на самом пике любви.

Мое сердце заколотилось.

– Я пытался с этим бороться. Я говорил себе, что никогда не добьюсь здесь успеха, что слишком многое нас разделяет. – Он попытался усмехнуться. – Дело не только в возрасте. Я слишком предан своей работе. Как я могу надеяться, что найдется женщина, способная понять это. Но все же… – Он замолчал, но, прежде чем я успела вставить слово, продолжил: – Я подумал… Я понадеялся… Господи, должно быть, я сошел с ума. Я совсем не так хотел сказать.

– О, как мило! Я не помешаю? – Офелия, чьи шаги заглушила трава, подошла к нам и, не дожидаясь ответа, упала в третье кресло. – Меня трясет. Мне нужно выпить.

Я вскочила:

– Сейчас принесу. Нет-нет, – остановила я начавшего вставать Чарлза, – мне все равно нужно заняться ужином. Поговорите с Офелией. В меню только гороховый рисотто и бекон, но, если хотите, оставайтесь.

– Только при условии, что ты разрешишь мне помочь тебе.

– Ладно.

Я взяла стакан для Офелии и дала Чарлзу еще одну охлажденную бутылку просекко и штопор, а сама пошла наверх переодеться, потому что вечер становился прохладным. Как только я закрыла за собой дверь спальни, то схватилась за голову и застонала. Я была просто убита. Что мне теперь делать? Что сказать? Кто бы мог помыслить о таком? Господи, что же делают с нашей жизнью чувства!

– Хэт? – Корделия повернула ручку двери и, убедившись, что она заперта, начала трясти ее изо всех сил. – Эта проклятая швейная машинка опять делает петли! Это конец, я ее ненавижу! Помоги мне.

– Хорошо. Подожди минуту. А пока пойди почисти пару луковиц, ладно?

Я услышала удаляющиеся шаги Корделии, сопровождающиеся ворчанием. Мне необходимо было еще подумать. Я была уверена, что, хотя тепло отношусь к Чарлзу, не люблю его. У меня никогда не было дядюшек, но, если бы были, Чарльз наверняка был бы любимым. Ох, о чем же я думаю! Какие дядюшки?! Нужно успокоиться. Я должна быть с ним помягче и дать понять, что могу и передумать. Я не хотела причинять ему боль. В конце концов он же нравится мне! Масса людей во все времена спят с теми, кого не любят. Скорей всего, я даже научусь со временем его любить.

– Хэрриет! – сказала я вслух. – Ты совершеннейшая идиотка!

– С кем ты разговариваешь? – Корделия опять начала ломиться в дверь. – Я не могу найти лук. Ты должна помочь мне, иначе я отправлюсь к Марии-Альбе в монастырь.

Я отперла дверь.

– Можешь войти. Я просто переодеваюсь.

– Какая-то ты красная. Что случилось?

– Ничего. Как твои занавески? Ты нашла, что еще порезать на лоскутки?

– Так как Порция, очевидно, уже не вернется, я порезала ее зеленое платье – ну, ты знаешь, бархатное.

Я влезла в джинсы.

– Не думаю, что это разумно. Это было ее любимое платье.

– Из остатков я собираюсь сделать плащ для маскарада. Возможно, с русским колпаком.

Уверенность Корделии меня восхищала. Мы спустились вниз. Я попыталась сама разобраться с машинкой. В окно мне были видны Чарлз и Офелия. Я надеялась, что они не ссорятся. Пока я разбиралась с луком, беконом и сыром, все пыталась и никак не могла привести мысли в порядок. К счастью, Чарлз, похоже, забыл о своем желании помочь.

Корделия продолжала болтать, но я едва ли слышала ее. В конце концов, он же не предложил мне прямо сейчас выйти за него замуж. Может, я не то себе вообразила? Но он же говорил о любви… О, Хэрриет, держи себя в руках!

Через полчаса рисотто был готов. Я поставила блюда на поднос и отправилась наверх. В столовой открыла окно, чтобы позвать из сада Чарлза и Офелию, и едва не упала в обморок от удивления. Они больше не сидели в креслах. Они стояли посередине лабиринта. И целовались…

– Эй вы, двое, ужин на столе! – крикнула я.

Чарлз испуганно взглянул наверх.

– Господи! – услышала я слова Офелии. – Так я и знала. В этом доме уединиться невозможно.

Чарлз помахал мне. Он выглядел совершенно довольным. Я помахала в ответ.

Ужин проходил в странной обстановке. Чарлз и Офелия явно витали в облаках, куда нам, простым смертным, было не добраться. Каждый раз, когда их взгляды встречались, они вновь начинали любовное воркование. Мы с Корделией были предоставлены сами себе. Стоило мне подумать, какой дурой я чуть было не выставила себя, приходилось закусывать губу, чтобы не расхохотаться. Я была глубоко тронута тем, что Чарлз настолько уважительно относился ко мне, что решил сначала поговорить со мной о своей любви.

– Никто меня не слушает! – возмутилась Корделия. – Вы собираетесь пожениться?

Офелия молчала, опустив голову.

– Надеюсь, – ответил Чарлз. – Но, вероятно, не сейчас.

– Чем быстрее, тем лучше, – возразила Корделия. – У вас есть какие-нибудь молодые родственницы, которые претендуют на роль подружек невесты?

– М-м… Да, две племянницы.

– И как они выглядят?

– Дай-ка вспомнить… Рыжие и со скобками на зубах.

Корделия просияла:

– Бедняжки…

– Я не узнаю собственную дочь, – через несколько дней сказал об Офелии отец. – Она стала еще красивее, но при этом какой-то смиренной. Я не уверен, что мне это нравится.

Отец продолжал заходить к нам вместе с Флер на коктейль, считая это своим долгом перед нами с Корделией. Чарлз и Офелия забежали на минутку – взять кое-что из одежды. На прощание Офелия расцеловала всех, даже Флер, а меня заключила в объятия и пригласила на следующей неделе поужинать у Чарлза.

– Она счастлива, – сказала я. – По-моему, это прекрасно.

– Но почему он? – вопросила Флер. – Он, конечно, видный мужчина, но – полицейский!

– Он главный инспектор, а не бобби на велосипеде, – возразила я, может быть, слегка раздраженно. – Он очень, очень умен, прекрасно образован и на редкость порядочный…

– Ну, ну, хватит, – примиряюще проговорил отец. – Я уверен, что все довольны друг другом.

Во время последнего визита Офелия говорила со мной о Чарлзе:

– Он единственный мужчина, который не поверил, что я – хладнокровная стерва, – сказала она. – И я действительно перестала ею быть. Удивительно, как мы пытаемся соответствовать мнению других о нас. Чарлз был со мной таким жестким, и я не могла не влюбиться в него. Хотя очень сопротивлялась. Он сказал, что влюбился в меня с первого взгляда – в мою внешность, конечно. А потом полюбил за тот вызов, который я бросила ему. – Она снова покраснела. – Он сказал, что я пугала его больше, чем самые закоренелые бандиты, с которыми ему приходилось иметь дело.

– А это на самом деле было так? Я имею в виду – ты и вправду его ненавидела?

– Думаю, что нет. – Офелия рассмеялась. – Я без ума от него. Но не хочу этого показывать.

Я заключила, что по ней все равно видно больше, чем она хочет показать.

– Но мы немного переживаем за вас с Корделией, что вы остались тут одни. У вас действительно все в порядке?

– Совершенно. Нам неплохо вдвоем. Корделия каждый день ходит на уроки итальянского. По-моему, у нее уже есть успехи. Я тоже пытаюсь добиться успехов в работе. Мистер Поудмор сказал недавно, что ему кажется – у меня есть задатки настоящего журналиста.

– О, тогда все в порядке. Я же знаю, какая ты домашняя девочка и как много значит для тебя этот дом. – Она огляделась. – Мне пришло в голову, что сейчас он стал выглядеть гораздо лучше, чем прежде.

– Я научилась управляться с домашним хозяйством в Дербишире.

– Да? Странные, должно быть, у вас были каникулы.

– Мы тут подумали с Флер, – начал отец, пригладив волосы – уже изрядно отросшие, но все такие же белоснежные, – и нам показалось неразумным, что вы, две девочки, живете одни в таком громадном доме. – Он посмотрел на свои руки. – Агент по недвижимости – конечно, это был только предварительный разговор – сказал, что мы можем выручить неплохую сумму, сдав его в аренду. Это было бы весьма кстати. Мы с Флер присмотрели дом в Хемпстеде. Он очень мил, но недешев. И я хочу оставить немного денег Клариссе.

Он с надеждой посмотрел на меня. Я старалась не выглядеть несчастной.

– А как же мы? – Корделия отложила вязание.

– Да, конечно, мы подумали о вас. – Папа натянуто улыбнулся. – Вы можете переехать с нами в Хемпстед. Дом чудесен, и там есть две свободные спальни.

Корделия с сомнением посмотрела на Флер.

– Это было бы чудесно, – сказала та, – для нас всех. Но, сладость моя, ты забываешь, что Хэрриет работает в Брикстоне. А новая школа Корделии, кажется, в Фулхеме? Мы не можем заставлять девочек совершать такие длительные поездки. И потом, там очень маленький двор. Им придется куда-то пристраивать кота и собаку.

– Пойду принесу еще бутылку, – сказала я.

Я сбежала в кухню. Марк-Антоний растянулся на столе в луче света. Рядом с ним лежал изрядно облизанный кусок масла.

– Ах ты нехороший! – Я поцеловала его в лоб и потрепала за ухо. – Вот не возьму тебя с собой!

Марк-Антоний потряс головой и спрыгнул со стола. Он не терпел, когда ему мешали спать. Я нашла штопор и некоторое время сражалась с пробкой, которая в результате разломилась пополам. Когда мне все же удалось ее извлечь, я уже не могла справиться со слезами. Я вытирала глаза тряпкой, размазывая тушь и бранясь, когда услышала звонок в дверь, а затем – голос Арчи. Я взяла еще два стакана.

– Хэрриет, дорогая моя! – Арчи был таким загорелым, что белки его глаз в полумраке холла сияли, как две лампочки. – Ты выглядишь великолепно! Поцелуй дядю Арчи сюда. – Он указал на свою щеку.

– Ты тоже прекрасно выглядишь. Цветом в точности как наш обеденный стол.

– О, это стоило мне многих трудов. Нужно было постоянно вертеться, чтобы не обгореть. Очень утомительно. Но это того стоило. – Он довольно оглядел себя в зеркале. – Как тебе мой пиджак Неру? Я подумываю о тюрбане. Со здоровенным алмазом вот здесь. – Он ткнул указательным пальцем меж бровей.

– Здравствуй, Руперт, – сказала я. – Как Италия? – Он загорел совсем немного, но выглядел отдохнувшим.

– Нормально. – Он внимательно оглядел меня. – Что случилось?

– Папа с Флер здесь.

Я провела вновь прибывших в гостиную.

– Что это? – Арчи поднял вязание Корделии – быстро удлиняющийся красно-белый предмет.

– Это для ребенка Офелии.

– У Офелии будет ребенок?

На лицах мужчин отразилось крайнее изумление. Я рассказала о переменах в нашей семье за время их отсутствия. Они вначале сомневались, что я говорю серьезно.

– Они еще на первом этапе отношений. Корделия просто совершенствует свои умения. Ни о каких детях пока речи нет.

– Очень скоро будет, – уверила Корделия. – От них просто исходит сексуальная энергия.

Арчи изучил вязание:

– Но у него же четыре ноги!

– Глупый! Две из них – руки!

– Если тебе интересно мое мнение, то здесь что-то не так с выкройкой.

После вежливых расспросов о здоровье и поездке папа сказал:

– Руперт, хотелось бы знать и твое мнение. Я только что говорил с Хэрриет о том, что хочу продать право на аренду этого дома.

– А!.. – непередаваемым тоном произнес Руперт.

– Ты же понимаешь, что разумнее подыскать Хэрриет и Корделии какое-нибудь жилье. Может, они смогут пожить у Чарлза и Офелии?

Корделия неожиданно фыркнула.

– …Или смогут снять маленькую квартирку и жить самостоятельно.

– О, это прекрасная идея, – воодушевилась Флер. – Или пару комнат в пансионе.

Корделия сжала зубы и воткнула спицу в клубок.

– Я думаю, – уверенно произнес Руперт, – им лучше пожить у нас.