Текст книги "Облака среди звезд"

Автор книги: Виктория Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Глава 34

Так как Мэгги уехала в больницу с Аннабель, а миссис Уэйл еще не вернулась из Бантона, разбираться с призраком Фанни Кост пришлось нам со Сьюк. Старый дымоход, ведущий из кухни в гостиную и, возможно, в некоторые спальни, был заделан, но низкая дверца, раньше, вероятно, служившая для прочистки, сохранилась.

Мы нашли в одном из кухонных ящиков факел, намочили дезинфектантом носовые платки и, зажав ими носы, пробрались в дверцу. Это было странное место, все в паутине, но там можно было выпрямиться в полный рост. Заплаты более новой кладки показывали, как в течение долгих лет перестраивались комнаты.

– Посмотри! – Сьюк подняла факел, и я увидела крохотные лучики света, пробивающиеся из-под самого потолка. – Вентиляционные кирпичи. Вот как запах проникал в коридор. – Она повела факелом вокруг. – А здесь – очаг. Кухня, наверное, была перенесена отсюда уже в этом столетии.

Я всегда любила уроки истории, но сейчас ужасный запах, против которого платок помогал слабо, отбивал у меня всякое желание предпринимать какие-либо изыскания. Было нетрудно обнаружить полку, на которой лежало гниющее мясо. Мы принесли с собой ведро и совок, убрали тухлятину и вымыли полку дезинфицирующим раствором.

– Да, – сказала Сьюк, когда мы шли, радостно вдыхая морозный воздух, к выгону, чтобы выбросить содержимое ведра, – могу поспорить, эта кухня видала кое-что на своем веку. Если бы только камни умели говорить!

– Как чудесно было бы хоть на несколько часов попасть в прошлое. – Я была рада тому, что наконец-то у нас со Сьюк нашлось что-то общее. – Только представь себе разговоры за чашечкой чая, которые велись у этого очага, – секреты, шутки, споры, любовные встречи, может быть, даже клятвы…

– У них не было времени на все это, каждая минута была занята приготовлением пищи для хозяев. Что касается чая – он был слишком дорог, и хозяйка дома хранила его в закрытой чайнице для своего личного пользования. Слуги довольствовались разбавленным пивом.

– Да, конечно, ты права. Я не подумала.

– Работа была тяжелой, и время тянулось медленно. – Сьюк вернулась к своему обычному лекторскому тону. – Девочки с двенадцати лет в промерзшей моечной оттирали песком посуду, пока не стирали в кровь пальцы, и плакали от усталости. А мальчиков посылали чистить дымоход, и бывало, что они застревали и погибали там.

– О дорогая! Как это все печально! Но ведь сейчас все по-другому.

– Хэрриет! Я удивляюсь иногда, неужели ты совсем ничего не понимаешь?!

– Что? Я… – И обнаружила вдруг, что Сьюк рядом нет, – она быстро удалялась.

К счастью, остальные шутки Аннабель не имели тяжелых последствий.

Громкое прибытие вертолета заставило несколько встрепанных Джонно и Порцию покинуть свое любовное гнездышко и спуститься вниз. Я объяснила им, что произошло, и несколько позже мы втроем отправились выяснять, как Аннабель сумела проделать трюк с портретом. В соседней с нашей комнате, где раньше помещался епископ, мы обнаружили стенку, идентичную задней стенке нашего шкафа.

– Ха! – Джонно приподнял плоскую деревяшку, висевшую на стене, и повернул ее. На обратной стороне было зеркало – наше зеркало. Оно прикрывало отверстие в панели. – Теперь понятно, как моя гадкая маленькая сестренка сделала это. Это шкаф для напудривания. В те времена, когда люди носили напудренные парики, они просовывали головы через эту дырку, и горничные или камердинеры посыпали их чем-нибудь вроде толченого фиалкового корня или мускатного ореха – так, чтобы одежда оставалась чистой. Своеобразная вещь, не правда ли?

– Должно быть, Мэтти закрыла дыру зеркалом, чтобы не вводить епископа в искушение подглядывать за вами, – предположила Порция.

Я с трудом могла поверить, что меня так легко провели.

– Значит, Аннабель заменила зеркало портретом старины Гэлли, а затем поскреблась в панель, чтобы привлечь внимание Корделии. К сожалению, не знала, что Корделия спит как сурок. Да, но на нем была кровь.

Когда мы изучили портрет в галерее при свете факела, то нашли капли красной краски, прилипшие к раме около воротника.

– Надо отдать должное Аннабель. Она очень изобретательна, – заметила Порция. – В этой семье каждый чем-то замечателен.

Неожиданно обнаружив, что я здесь лишняя, я ретировалась в свою комнату, прежде чем они продолжили обсуждение данного вопроса.

Несмотря на нытье Корделии, я не открывала письма Макса до тех пор, пока она не легла спать. Убедившись, что она заснула, я устроилась в кресле у камина и вскрыла конверт. «Моя любимая Хэрриет», – так начиналось письмо.

Я бросила письмо в огонь. Все кончено. Макс был моим третьим любовником за четыре года. Но только с Доджем у нас было что-то, что можно назвать настоящим чувством, слиянием не только телесным, но и духовным. Кроме того, что у него несчастная жена, я ничего не знала о Максе. Он очаровал меня, одновременно бесстыдно и утонченно, и мое естество не устояло перед таким напором. Как-то не везет мне с мужчинами. Может, во мне самой что-то не так?

Огонь постепенно гас, а я так и не пришла ни к какому заключению. Я взяла косметичку и полотенце и решила попытать счастья в ванной. Вдруг там никого нет? Когда я шла по длинной галерее, все еще поглощенная мыслями о странностях сексуального влечения, то заметила краем глаза, что опять что-то не так. Я обернулась. Цепь лежала рядом с витриной. Рука старины Гэлли опять пропала.

– О черт! – произнесла я громко, чтобы приободрить себя. – Кто-то опять играет в эти глупые игры.

Я прошлась туда-сюда по галерее. Свет казался дрожащим и тусклым. Возможно, с генератором опять проблемы. Ветер стих, и можно было расслышать шум водопада. Я отправилась в ванную. Мне почудилось какое-то движение слева. Я опять повернулась, но это был всего лишь гобелен, шевельнувшийся на сквозняке. Я улыбнулась. Не под дамся больше ни на чьи глупые шутки. Дверь ванной была уже близко, и я ускорила шаги.

И тут я увидела это. Из складок штор появилась рука старины Гэлли. За секунду перед тем, как свет погас окончательно, его последняя вспышка блеснула на металлическом пальце, указывающем точно мне в сердце.

Я не собиралась кричать, но сделала это прежде, чем успела что-либо подумать. Собственный крик напугал меня еще больше. Забыв о здравом смысле, я бросилась к ванной с одной мыслью – забаррикадироваться там. Но когда схватилась за ручку двери, она оказалась заперта. Я забарабанила в дверь, вопя от страха, и дверь сразу отворилась. В тот же момент зажегся свет.

– Как вы, женщины, нетерпеливы. – В дверях стоял Руперт в халате. – В доме, где такая напряженка с ванными, нужно дожидаться своей очереди.

Я схватила его за руку:

– Он там! За занавеской!

– Кто?

– Старина Гэлли!

– Ерунда. Пойдем. – Он стряхнул мою руку. – Ты пережала мне все сосуды.

Я отпустила руку, но продолжала держаться за рукав. Когда мы дошли до эркера, я остановилась позади Руперта, не решаясь поглядеть туда. Рука дернулась. Палец медленно повернулся в нашу сторону.

– Хэрриет, если ты еще раз заорешь мне в ухо, я выйду из себя. У меня был тяжелый день, и дурацкое поведение некоторых девушек не способствует успокоению. – Руперт подошел к окну и отдернул шторы. Рука продолжала висеть в воздухе, но тело, которому она принадлежала, оставалось невидимым. Я зажала рот рукой, чтобы не заорать вновь.

– Так я и думал. Подойди сюда и посмотри. – Руперт схватился за руку и потянул. – Черная ткань. Приколота к занавескам.

Руперт рассмеялся.

– Рука лишилась указательного пальца. Выглядит по-дурацки, не правда ли?

Я еще раз рассмотрела руку, удивляясь, как могла бояться этой ржавой помятой железки.

– Кто подвесил ее тут, как ты думаешь?

– Это же очевидно. Кто так завидовал Мэгги, что хотел ее напугать? Кто слышал, как я собрался позвонить в полицию, и тут же положил руку на место?

Я попыталась вспомнить, кто был в гостиной в тот момент, но не смогла.

– Как же им удалось открыть замок, если ключ все время был у Мэгги?

– Мэгги часто засыпает. Любой мог взять их. – Это было правдой. Я вспомнила, как обнаружила ее спящей в студии Фредди. – Когда рука вернулась на место, я попросил Мэгги отдать ключ мне. Я брал его с собой, когда ездил в Лондон. Шутнику оставался только палец. Я отдал ключ Мэгги, когда вернулся. А ты оставила связку в холле.

– Но зачем было устраивать все это, если Мэгги нет дома? Все же об этом знали. Кроме, конечно… О, но это невозможно!

Тихий скрип заставил меня обернуться.

– Миссис Уэйл, можете выходить, – сказал Руперт, не повышая голоса. В ответ – тишина. – Либо вы выйдете сами, либо я звоню в полицию. – Долго еще было тихо, потом дверь комнаты напротив эркера, которая раньше была комнатой Макса, отворилась, и Джанет Уэйл вышла к нам.

С ней произошла разительная перемена. На ней был цветастый шейный платок поверх красного платья, массивные позолоченные сережки и яркий макияж.

– Думаете, вы самые умные, да? Мэгги никогда не поверит ни одному слову, сказанному против меня. Мы знакомы всю жизнь. Мы – старые друзья. – Последнее слово прозвучало саркастически.

– Но почему? – Я была поражена. – Почему вы хотели причинить вред Мэгги? Напугать ее? Она так добра к вам!

– Подожди, пока окажешься в положении, когда кто-то будет к тебе добр, и тогда посмотрим, как тебе это понравится. – Миссис Уэйл почти шипела. – Ее обычная мягкость сменилась неприкрытым вызовом. – Почему ей досталось все – муж, деньги, этот дом, место в обществе? Леди Пай. – Она с презрительной гримасой на лице изобразила реверанс.

– Но Мэгги так любит вас, – сказала я. – И она так же, как вы, много работает. Вы поступили очень жестоко.

– Мне нравилось смотреть, как она переживает, как это не дает ей покоя. Я смеялась. Почему бы и ей не узнать, каково быть несчастной? В этом есть хоть какая-то справедливость.

– Мэгги уехала с Аннабель в больницу, – сказал Руперт. – С ребенком случилось несчастье. Поэтому сегодня вечером вы напрасно теряли время. Лучшее, что вам остается, – утром собрать вещи и покинуть дом.

– Почему я должна уезжать? Мэгги никогда не поверит, что именно я сделала это.

Руперт вздохнул:

– Мэгги рассказала мне вашу историю. По крайней мере, ту ложь, которую вы придумали, чтобы разжалобить ее. Вы же не убивали своего мужа, не так ли? Я навел справки в полиции. Вы действительно побывали в тюрьме, но за убийство старика, за которым вы с вашим мужем ухаживали. Вы мечтали о его деньгах и не могли больше ждать. Ваш муж до сих пор отбывает наказание.

– Мне не стоило выходить замуж за этого глупца. Ему никогда не везло. Я получила двенадцать лет за то, что помогала ему. Все, что я сделала, – купила бутылочку с гербицидом, а потом помыла чашку. Меня даже не было в комнате, когда он подносил ее старому скряге. – В ее голосе слышалась горечь. – Вы не знаете, что такое тюрьма. Тебя числят среди отбросов общества, и ты сам начинаешь себя так чувствовать. Заключение – хуже смерти. Я пыталась повеситься, но меня спасли. Тогда я обратилась к религии, и меня досрочно освободили. Но в этом мире нет места таким вещам, как прощение и забвение.

Руперт вздохнул.

– Так что вы думаете об отъезде?

– Куда мне идти? У меня нет никаких рекомендаций. Если даже я найду работу, люди все равно узнают, кто я такая. Газеты позаботятся об этом. От них никуда не денешься. Люди будут бояться, что я их отравлю.

– Я – пария.

Я почувствовала, что ко мне возвращается сочувствие.

– Мэгги говорила, что вы работали в театре. Это правда?

– Да. Мне вообще не стоило оттуда уходить. Но он все время вертелся, хныча, вокруг меня, и я сделала большую глупость, опять поверив ему.

– Один мой друг собрал новую театральную труппу в Бирмингеме, – сказал Руперт. – Им нужна костюмерша. Он возьмет вас, если я его попрошу. Сначала жалованье будет скудным, но, хорошо работая, вы сможете чего-то добиться. Вы способны начать заново?

– Вы сделаете это для меня?

– Я сделаю это для Мэгги.

У нее перехватило дыхание, глаза загорелись:

– Да, я согласна.

– Прекрасно, – кивнул Руперт. – Но вы должны покинуть дом завтра же. Вам не придется никому ничего объяснять. Я сам все объясню хозяевам. Вы можете отправляться прямо в Бирмингем. Я дам вам адреса нескольких театральных берлог. И немного денег на первое время.

– Мне, должно быть, не следует вас благодарить, поскольку вы делаете это не ради меня. – Она удалилась.

Я была рассержена, но едва ли не сильнее было чувство разочарования.

– Как странно… – удивленно произнесла я. – Я абсолютно доверяла ей. Что заставило тебя ее подозревать?

– Я действовал методом исключения. И к тому же в ней было уж слишком много демонстративного смирения. По-настоящему набожные люди не выставляют его напоказ. Назовем это интуицией.

– Выходит, миссис Уэйл мучила Мэгги просто назло. И это после всего, что она для нее сделала! Но мне все же ее жаль. О, смотри! Мокрые пятна! Этого не может быть… Леди Рва?

– Я был в ванной, когда ты начала орать, – напомнил Руперт. – С меня до сих пор капает.

– Я разочарована. Объяснения всегда оказываются самыми простыми. Черная ткань! В моей работе пропадает все очарование! Слава Богу, я закончила статью о руке старины Гэлли, пока еще почти верила в него. Но мне придется приукрашивать историю о Фанни Кост и о том, как я увидела старину Гэлли в шкафу. Знаешь, я бы никогда не подумала, что шутников было двое.

– Но ты же не верила на самом деле в существование потусторонних сил?

– Ночью, в одиночестве, вещи кажутся совсем не такими, как при свете.

– Знаешь, даже если призраки существуют, это не означает бессмертия души. Может быть, это просто спектральные явления, отпечатки прошлого, своего рода психическая пыль. А если бы мы доказали, что существует жизнь после смерти, это перечеркнуло бы остальные философские концепции. Пока мы ни в чем не уверены, у нас есть свобода верить в то, во что хотим. Мне это больше нравится. Ладно, я иду спать. Если тебе еще захочется покричать, постарайся воздержаться до утра. Спокойной ночи…

Глава 35

– Мне не хочется уезжать.

Было похоже, что Корделия говорит не только за себя.

Конечно, Корделия прекрасно знала, что по возвращении домой она уже не отвертится от посещения школы, и это было основной причиной ее огорчений. Однако она, как и все мы, с удовольствием говорила о времени, проведенном здесь. Атмосфера тайны, окутывающая дом, будила воображение и помогала отрешиться от житейских проблем. Пребывание вдали от цивилизованного мира заставляло вести себя иначе, более естественно. Я впервые провела так много времени вне семьи и особенно почувствовала, насколько много значат для меня мои близкие.

– Что дал тебе сэр Освальд? – прервала мои размышления Корделия. – Я видела, как он что-то сунул тебе в перчатку, когда вы прощались.

– Я не посмотрела. – Я вертела в руках маленькую зеленую коробочку.

– Ну, так что это?

Я открыла коробочку. Там оказалась маленькая брошка в виде серебряной желудевой шапочки, прикрепленной к дубовому листку. Вместо желудя была жемчужина. Я была тронута:

– Какая красивая! Нужно написать ему, когда приедем, и поблагодарить.

– Да, ничего особенного, – отмахнулась Корделия. – Подожди, сейчас увидишь, что он подарил мне. – Она начала рыться в кармане пальто, ударив меня в глаз и заставив Дирка упереться когтями мне в ногу. – Вот, оцени!

Она достала ожерелье из двух нитей великолепных сверкающих жемчужин. На застежке мерцали изумруды и бриллианты.

– Корделия! О небо! Оно же стоит тысячи! Арчи, останови машину! Мы должны вернуться! Мы не можем принять такую дорогую вещь!

– Мы? – возмутилась Корделия. – Он подарил его мне! А я хочу оставить его у себя. Вообще-то оно не очень-то мне нравится, но возвращать его назад я определенно не собираюсь.

– Папа, объясни ей, что она должна, – настаивала я. – Может, это фамильная драгоценность? Она должна принадлежать Аннабель. Было бы несправедливо оставить эту вещь у себя.

– У Аннабель и так огромное наследство, – сказала Корделия, прежде чем отец успел ответить. – Я видела, что было в шкатулке, когда сэр Освальд доставал это. Куча всего. И потом, он откажется взять его обратно. Это плата за мое молчание.

– Корделия! Что ты имеешь в виду?

– Я поклялась молчать. – Корделию явно радовал мой испуг.

– Что он сделал с тобой? – требовала я ответа.

– О, не то, что ты думаешь.

– Корделия! Скажи сейчас же, не то папа заставит тебя!

– Ну, хорошо. Это было, когда вы с Рупертом ушли искать Аннабель. Сэр Освальд попросил меня подняться к нему в спальню.

– Корделия! Ты никогда не должна ходить одна в спальню к мужчине! Пообещай мне, что это не повторится!

– Не будь дурочкой. Мой муж будет крайне удивлен, когда я заявлю ему в первую брачную ночь, что не пойду одна с ним в спальню, потому что пообещала сестре. Или ты пойдешь с нами? – Корделия умела быть невероятно саркастичной.

– Попала в точку! – рассмеялся отец.

– Это серьезно! Что он заставил тебя сделать?

– Ничего особенного. Положил меня на свою кровать. А потом начал опять говорить, что я ангел и все такое, что он хочет показать мне, как оказаться вместе с ним на небесах. Это было ужасно нудно, и я начала подниматься. Тогда он расстегнул штаны и достал свою штуку.

– Почему ты ничего мне не сказала? Я же отвечаю за тебя!

– Ерунда! Ну, в общем, я сказала ему: «Уберите. Это ужасно. Я не хочу на это смотреть. Если вы этого не сделаете, я закричу, и вас арестуют, потому что я несовершеннолетняя, и это называется пидо… что-то там…» Сэр Освальд заплакал и сказал, что извиняется и знает, что не должен был делать этого, но он так любит меня, что ничего не может с собой поделать.

– Я должен сказать, Корделия, ты с честью справилась с ситуацией, – заявил отец.

Я взглянула на него с осуждением.

– А если бы сэр Освальд оказался не таким сговорчивым? В конце концов, есть и другие такие же…

– Если кто-нибудь попытается что-то со мной сделать, – тут же отреагировала Корделия, – я ударю его в самое больное место. И он никогда больше не сможет заниматься сексом. Я это знаю.

– Ожерелье надо вернуть, – повторила я.

В Лондон мы прибыли к концу дня. Выпитое шампанское и огромное количество съеденной пищи способствовали тому, что все мы, за исключением, к счастью, Арчи, проспали оставшуюся дорогу. Проснувшись, я обнаружила, что мы уже в нескольких ярдах от нашего дома. На пороге сидел Марк-Антоний, о котором я так часто вспоминала, с двух сторон от него, прислонившись к колоннам, скучали два фотографа. Увидев нас, они пришли в неописуемый восторг.

– Добрый вечер, джентльмены, – приветствовал их отец, пригладив брови.

– Сэр! Мистер Бинг! Сэр! – Затрещали вспышки. – Великолепно! Изумительно! Как вы чувствуете себя на свободе?

Пока я открывала дверь, услышала телефонный звонок. Я пробежала по горе писем, лежащих на коврике, и сняла трубку. Это была Дилис Дреленкурт, агент моего отца. Ее голос звучал восторженно. Увести отца от камер оказалось непросто.

– Здравствуй, Дил, дорогая, как дела… Все прекрасно… Что?.. Подожди секунду, повтори еще раз… Нет! Ты врешь!.. Правда?.. О Господи, как чудесно! Абсолютно, черт побери! – Отец хлопнул себя по лбу и принялся ходить взад-вперед, насколько позволяла длина провода. Его глаза сияли. Я ждала его в холле, горя желанием узнать, что за новости ему сообщили, и зная, что ему тут же захочется с кем-то поделиться.

– Хорошо, хорошо… Да, верно… Перезвони им сейчас же и соглашайся… Молодчина, Дил! Мы им покажем! Ха! Ха!..

Наконец он положил трубку, обнял меня и закружил по холлу:

– Хэрриет! Дорогая! Они запускают новую постановку «Отелло»! Великолепный подбор актеров! Родерик Риппл – Яго, Линда Лейовер – Дездемона. И, – его губы дрогнули и глаза наполнились слезами, – угадай, кто будет Отелло?

– О папа, папа! Мой талантливый драгоценный папа! – Я осыпала его поцелуями. – Я так горжусь тобой!

– Я думал, что никому уже не нужен, но Дилис сказала, что аудитория будет сочувствовать мне, я буду дополнительной приманкой. Она получила и другие предложения. Как видишь, пользу можно извлечь и из несчастья. – Он вновь схватился за телефон. – Нужно позвонить Флер.

– А маме? Ты не хочешь сначала обрадовать ее?

Папа остановился. Он посмотрел на меня, и в его глазах мелькнула легкая тень раскаяния.

– Да, конечно. Дай мне номер, пожалуйста. Здравствуйте! Могу я поговорить с миссис Бинг?.. Вальдо Бинг… Да, конечно… Спасибо, спасибо… Да, да… Вы очень добры… Спасибо… Да, я понимаю… Нет, все в порядке. Я позвоню позже. Просто скажите ей, что я звонил. Спасибо. До свидания. – Он положил трубку. – Они с Ронни ушли гулять. – Он вздохнул, глядя в стол. – Хэрриет, я не могу придумать, как помягче сказать тебе… Но все равно ты должна узнать. Прости меня, дорогая. Я понимаю, что тебя это заденет больше, чем других. Полагаю, они не будут против. Я надеюсь. Ты понимаешь, все, что случилось – мой арест, я имею в виду, – в какой-то степени помогло мне понять… Мы уже давно разошлись в жизни, но все эти годы нам было лень что-либо предпринять. Нам было удобно. Но пока я был в тюрьме, у меня появилось время подумать. И у твоей матери тоже… И я люблю Флер. Ты тоже ее полюбишь, я уверен, когда узнаешь. – Он впервые взглянул мне в глаза. – Во всяком случае… Ладно, Хэрриет. Твоя мама согласилась на развод.

Я сознавала, что нужно что-то сказать, но не могла придумать – что. Мне казалось, что все мышцы моего лица свело, так что я не могла даже придать ему соответствующее выражение.

Вошли Арчи и Корделия. Отец рассказал им хорошие новости, и последовали дальнейшие поздравления. Тут Корделия увидела на лестнице Марка-Антония и побежала за ним.

– Если что, можешь на нас рассчитывать… – Голос Руперта странно звучал у меня в голове, будто он находился где-то далеко.

Дверь закрылась за ними тремя. Было слышно, как Корделия наверху открывает двери, зовя Марка-Антония. Я подошла к окну и посмотрела на улицу.

Колени вдруг затряслись, словно от страха. Я опустилась на подоконник. То, чего я боялась всю жизнь, – случилось. Мои родители разводятся.

Хотелось плакать, но из горла вырывались только сухие рыдания. Я слышала, как отец вошел в комнату. Я знала, что эгоистично показывать ему, как я расстроена, но не могла ничего поделать. Ужасные хриплые звуки раздались из перехваченного петлей горла. И тут мне на голову легла рука. Голос – не папин – произнес:

– Бедная Хэрри…

И шаги удалились.