Текст книги "Тамбовский волк"

Автор книги: Виктор Юнак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 42 страниц)

111

В ночь на 21 июля Аркадию Голикову из штаба 5-го боеучастка пришёл приказ: "По сведениям войсковой разведки, в районе села Хмелино оперирует банда Коробова – Попова численностью до 300 всадников.

Приказываю командиру 58-го полка тов. Голикову:

К 5 часам 21.VII выслать команду контрразведчиков вверенного вам полка не менее 50 всадников при двух пулемётах в село Перкино. По прибытии контрразведчиков 58-го полка в село Перкино вести беспрерывную разведку в южном, юго-восточном и юго-западном направлениях. В случае обнаружения банды, не дожидаясь особых приказаний, немедленно атаковать её и уничтожить".

Войсковая разведка оказалась права: двинув к селу Хмелино, помимо отправленных к Перкино разведчиков, ещё один эскадрон, Голиков понял, что там действительно были антоновцы. Впрочем, после короткой перестрелки, антоновцы, как всегда, растворились в окрестностях. У Голикова оставалась надежда лишь на разведчиков. Раз какая-то часть повстанцев оказалась в этих краях, значит, поблизости должен быть и весь отряд Коробова. Главное, не упустить его. Вскоре полковая разведка прислала Голикову донесение, что в районе Николаевского кордона (а это десять вёрст восточнее Перкино) растворившиеся было антоновцы вновь собрались в один кулак. Тут же прозвучала команда к выступлению и сам комполка Голиков возглавил операцию.

К Перкинскому лесничеству добрались часам к шести вечера. Поначалу Голиков решил было дождаться темноты и затем ударить. Но комиссар Бычков резонно возразил:

– В темноте и атакующим труднее. Будь то деревня, тогда ещё куда ни шло. А тут – лес. И потом, в лесу темнеет намного раньше.

Подумав, юный комполка согласился со своим комиссаром. Стали подсчитывать, сколько времени понадобится, чтобы окружить лесничество.

– Атака начнётся минут через пятьдесят, – Голиков оглядел разом свой комсостав, и предупредил:

– Обход делайте как можно скрытнее, иначе Коробов уйдёт, не приняв боя...

По сути дела, это был первый по-настоящему серьёзный бой, который предстоял 58-му полку под командованием Аркадия Голикова. И, естественно, не нужно говорить, насколько важным он был для самого семнадцатилетнего комполка. Ведь только после него и Бычков, и весь комсостав смогут сказать, достоин ли Голиков звания командира, или ещё слишком юн для этого.

Голиков глянул на часы. Время, отпущенное им на окружение, истекало. Через пару минут можно давать команду: "К бою!". Двое спешенных разведчиков вернулись из лесничества и доложили:

– Всё вроде бы спокойно. Бандиты что-то варят, на поляне пасутся стреноженные кони. Часовые покуривают.

"Это хорошо, что покуривают, – подумал Голиков. – Значит, не ждут нас".

Он снова посмотрел на часы и кивнул командиру конной разведки:

– Пора.

Весь отряд беззвучно тронулся. Через несколько минут реденький лесок кончился. Дальше в лесничество вела прямая дорога, а значит, была опасность, что их могут заметить. Голиков остановился, подождал, пока подъедут остальные.

– Можно? – спросил командир разведки.

– Можно! – кивнул комполка.

Командир разведки негромко приказал:

– Приготовить бомбы!

Тут же щёлкнули воспалённые запалы и бойцы рванулись с места в направлении лесничества.

Всё лесничество – это несколько сараев и домиков да пара полуразвалившихся стогов сена. У одного из сеновалов раздались первые выстрелы. Красный отряд рассыпался, спасаясь от пулемётных очередей, и с гиканьем и свистом, с ружейными выстрелами и грохотом бросаемых на землю бомб-гранат тут же ворвался в лесничество. Такой неожиданный шум способен был поднять из могилы и мертвеца. Но на живых действует гипнотически, парализует волю и вводит в дрожь тело. Нужно быть очень сильным, чтобы выдержать первые минуты такого ада. Но, видимо, среди партизан здесь таковых не оказалось. К тому же, подобный шум и грохот спустя несколько минут раздался и с других сторон. Антоновцы стали выпрыгивать из окон и дверей своих деревянных укрытий с криками:

– Окружили! Красные окружили!..

Аркадий Голиков выбрал себе неплохую позицию немного в стороне от завязавшегося боя, откуда, не слезая с коня, мог спокойно наблюдать за ходом событий. Рядом находился комиссар Бычков и пара вестовых, готовых в любой момент отправиться в гущу боя с приказами своего командира. Солнце уже скрылось за деревьями. Вечерние сумерки опустились на лес. Птицы, испуганные грохотом боя, замолчали. Звери ушли подальше.

Впрочем, бой продолжался не очень долго. Результаты боя хоть и оказались не такими, как хотелось бы (сам Коробов с сотней своих людей ушёл от преследования), тем не менее, шесть антоновцев убито, в несколько раз больше пленённых, а в числе трофеев три лошади, шесть сабель, двадцать пять винтовок, две тысячи патронов. Но главным итогом для него, Голикова, лично стало признание его командирских качеств его подчинёнными. Дальше уже было проще.

Так, 1 августа он писал в Арзамас своему другу детства Шурке Плеско: "...Воевать кончено. Мною уничтожены банды Селянского, Жирякова и Митьки Леденца. Работы много. В течение всего лета не слезал с коня. Был назначен врид командующего боевого участка...".

112

Александр Богуславский с остатками своей армии был похож на раненого волка. Засев в лесах, он огрызался на каждого, кто пытался его зацепить.

Но раненый зверь опасен вдвойне. Это понимали и красноармейцы. С особой осторожностью они выслеживали отряд Богуславского с целью нанести ему последний и решающий удар. Избегать боя дальше было невозможно. Но, к счастью, подтянулись и остатки второй армии Антонова. Сам Александр Степанович отправился в Каменку, где его уже ждали представители ЦК партии левых эсеров, чтобы совместно выработать тактику дальнейшей борьбы.

А вести её становилось всё труднее: отмена продразвёрстки на Тамбовщине и, главное, жесточайший красный террор сделали своё дело – антоновцы гибли тысячами, десятками тысяч, но их ряды уже практически не пополнялись. Силы повстанцев таяли ежедневно. Даже дезертирство началось.

Несколько дней назад Устин Подберёзкин обнаружил, что исчез Иван Антипов со своими сыновьями.

– Никита, не видал ли ты Антиповых? – спросил у сына Подберёзкин.

– Сам удивляюсь, батяня. То Стёпка Антипов вечно рядом крутился, проходу не давал, даже к бабе моей за мной увязывался, а тут гляжу, уже два дня не видать его и не слыхать.

– Что ж, вольному воля! – вздохнул Устин. – А я до конца биться буду с этими антихристами.

Прибежал вестовой от Богуславского: велено всем командирам отрядов собраться в штабной избе.

Никита Подберёзкин пошёл к лиману, берега которого поросли ивняком. Лес был совсем рядом, рукой подать. Лесная глушь лишь немного скрадывала жару. И то лишь тем, что закрывала землю своей тенью. Но ветра не было, и дышать даже здесь, в лесу, было практически нечем. Птицы, утомлённые жарой, укрылись в своих гнёздах, а звери спрятались в норах. Лишь крайняя нужда да жажда охоты вынуждала их покидать свои жилища.

Никита остановился, так и не дойдя до берега. Услышал весёлый девичий смех и замер. Затем украдкой, стараясь, чтобы ни одна веточка под его ногами не хрустнула, подобрался поближе и, скрываясь в кустах, потихоньку раздвинул ветки. Так и есть – его Дарья с Машуткой Пименовой совершенно голыми бултыхались недалеко от берега, обрызгивая друг дружку водой и весело переговариваясь. Какое-то время Никита молча любовался девичьими забавами, затем, оглянувшись, нет ли кого рядом, резким движением стащил с себя рубаху, развязал верёвку на штанах и, прокравшись незамеченным к воде, нырнул под воду.

– Что это, Дарья? – услышав резкий всплеск, вздрогнула Марья.

– Где? – не поняла Дарья.

– Нешто не слыхала, как чегой-то булькнуло?

– Не, не слыхала, – мотнула головой Дарья и вдруг почувствовала, как кто-то под водой потянул её за ноги. – А-ай! Спасите! – крикнула она и окунулась с головой.

– Дарья, что с тобой?! – не на шутку переполошилась Марья Пименова.

Но в следующий миг над синей водой лимана появилась заливающаяся от смеха голова Никиты Подберёзкина. Тут же вновь вынырнула и Дарья, широко открывая рот, заглатывая воздух, словно рыба, выброшенная из воды.

– Напугал я вас, девоньки, а?

И тут Марья завизжала во весь голос и, прикрывая груди руками с этим же визгом побежала к берегу.

– Дур-рак! Охальник! Дур-рак! – била Никиту ладошками по спине, едва не плача, Дарья.

– Совсем стыд потеряли, мужики! – выбираясь на берег и тут же ныряя в густые заросли ивняка, крикнула Марья и, уже будучи в кустах, повернулась в сторону Никиты и покрутила указательным пальцем у своего виска.

Но Никита уже не обращал на неё никакого внимания. Он смотрел на Дарью влюблёнными глазами и, заискивающе, произнёс:

– Не серчай, Дашутка! Люблю я тебя, вот те крест, люблю.

Она заглянула в его глаза и взгляды их встретились. Казалось, время остановилось для влюблённых. Губы их начали сближаться. Но в последний момент Дарья опомнилась.

– Отвернись, Никитка! Дай мне выйти и одеться. Не позорь меня.

Никита опустил голову и послушно отвернулся. Дарья направилась к берегу. И тут тишину леса прорезали выстрелы. Залпом – один, второй, третий. Затем застрочил пулемёт. Дарья ещё не успела дойти до берега. Остановилась, оглянулась назад.

– Стреляют, Никита.

А тот уже и сам это слышал. Рысью рванулся он к берегу.

– Засиделся я тут с вами. А там батяня, небось, меня обыскался. Снова порку устроит.

Они оба вышли на берег и стали одеваться.

– Извини, Дашутка, бежать мне надо, – быстро одевшись и схватив обрез, Никита помчался к лесу, перепрыгивая через кусты.

– Береги себя, Никитка! – закричала ему вслед Дарья, отжимая волосы и заплетая косу.

Красная кавалерийская бригада и часть особого назначения из самого Тамбова гонялись по лесам в поисках остатков антоновских войск (или банд, как их называли официальные власти) с целью окончательного их разгрома. Тамбовскую ЧОН возглавлял лично заместитель председателя губисполкома Захар Устинович Подберёзкин. Его отряд отличался особой дисциплиной и жестокостью. Да и красноармейцы, которым надоели постоянные лихие вылазки антоновцев, тоже были полны решимости разделаться с ними. Потому и была дана им в придачу тачанка. Пусть в лесу это и не совсем удобно, зато, когда выманят бандитов в поле, тачанка будет в самый раз.

Впрочем, совсем врасплох застать антоновцев красным не удалось. Свой лагерь повстанцы охраняли денно и нощно. Первые дозоры стояли чуть ли не в версте от самого лагеря. Вот и сейчас дозорные увидели конницу противника загодя. Однако хитрость состояла в том, что чоновцы пробирались к лагерю совсем с другой стороны и их никто загодя не увидел. Не иначе, как кто-то из антоновцев предал своих и рассказал о местоположении лагеря. Вот и оказались они в окружении. Главной целью чоновцев было – выдавить повстанцев из леса на голое место. А там с ними расправиться будет просто, ведь у красного отряда было большое численное преимущество.

Никита подоспел, кажется, вовремя. Ещё издали углядел он седую голову отца. Хотел было уже его окликнуть, но заметил, как один из красноармейцев взял Устина на мушку. Подберёзкин же как раз и не видел этого, он смотрел в другую сторону. Тут же, навскидку, практически не целясь, Никита приподнял обрез и нажал на спусковой крючок. Выстрел – и красный конник упал с коня замертво. Устин глянул сначала на упавшего, затем оглянулся на того, кто его спас.

– Это я, батяня, – смущённо произнёс Никита, подбегая к отцу совсем близко.

– Где тебя леший носит, Никитка. Оборался тебя. Уж думал, подстрелили антихристы.

– Ну да! – хмыкнул Никита. – Меня за просто так не возьмёшь.

И тут оба заметили, как на них несётся несколько всадников сразу. Отец с сыном выстрелили одновременно: один попал в коня, который, упав, придавил собою седока, другой – во всадника.

– Уходим отсюда! – Устин ещё раз выстрелил и побежал в сторону от этого места.

Красным удалось главное – выманить антоновцев из леса. Да и раздробили их на несколько небольших групп. Об общем командовании антоновцев и, соответственно, о какой-то определённой единой тактике речи уже и быть не могло. Каждая группа отбивалась, как могла, сама. В плен никто не сдавался: это было бесполезно, ибо антоновцы прекрасно знали, что ничего, кроме пыток и издевательств, а затем и казни, их не ожидает. На это было специальное распоряжение спецкомиссара Антонова-Овсеенко. Поэтому и дрались антоновцы, как одержимые, не на жизнь, а на смерть.

Бой длился уже час. Потери с обеих сторон были немалые. И всё же выучка и численное превосходство красноармейцев делали своё дело – силы повстанцев таяли всё быстрее. Вот Устин заметил, как человек пять из его отряда вскочили на коней, отбитых у красных, и направились в сторону леса.

– Правильно, Антон! – кивнул головой Подберёзкин. – Шурке Антонову силы ещё нужны будут. Уходи-ка и ты в лес, Никитка.

– Только с тобой, отец!

– Не спорь! – прикрикнул на сына Устин. – Говорю, уходи, значит, уходи. А я останусь. Знать, время моё подошло, и богу то угодно. Иди, сынок! – Устин повернулся к сыну, перекрестил его и тут же, взяв обрез в правую руку, вскочил, собираясь перебежать в другое место, к кустам крушины.

Но в этот момент Никита увидел, как навстречу несётся с поднятой шашкой в руке чоновец в чёрной кожаной куртке и такой же фуражке с красной звездой. За ним ещё один.

– Батяня, берегись! – крикнул Никита, щёлкая затвором обреза.

Но Устин и сам уже всё видел и успел выстрелить. Первый всадник упал, но второй так же стремительно приближался. Устин хотел было передёрнуть затвор, но его заело. Поняв это, Никита приставил к плечу свой обрез. И тут он почувствовал, что лицо приближавшегося всадника ему весьма знакомо. Это же был его старший брат.

– Захар! – заорал Никита, стараясь перекричать шум боя. – Батяня, это же Захарка!

Но Захар, раскрасневшийся от жары и боя, никаких лиц перед собой не видел, и не собирался различать: для него все, кто скрывался в лесах, были бандитами и врагами советской власти, которых необходимо было безжалостно уничтожать. Не слышал окрика Никиты и сам Устин, всё ещё пытавшийся справиться со своим обрезом. А Захар был всё ближе. Наконец, Устину удалось передёрнуть затвор. Но было уже поздно.

– Захар, не смей! Это же наш отец! – закричал не своим голосом Никита.

Но именно в этот момент Захар махнул шашкой и голова Устина раскололась надвое от сильного удара.

– Заха-ар! Ты кого уби-ил! – Никита выстрелил вслед брату, промахнулся, передёрнул затвор, снова выстрелил.

Кто-то выстрелил и в самого Никиту. Из плеча пошла кровь. Но он даже не заметил этого. Он упал рядом с мёртвым отцом, обнял его и, уткнувшись в его грудь, зарыдал.

113

В рядах отряда Ивана Антипова уже несколько месяцев шли разброд и шатания. Обстановка изменилась. И на фронте (красные добились решающего преимущества), и в деревне (продразвёрстку отменили, мужику дали возможность торговать излишками), а значит, пропал главный стимул восстания, главная цель становилась расплывчатой. И, к тому же, лозунг Союза Трудового крестьянства: «В борьбе обретёшь ты право своё!» – по сути дела оказался выполненным. Именно борьбой с Советами всего этого повстанцы и добились.

Антипов уже давно стал замечать, что ряды его отряда потихоньку тают. Причём, тают не после боевых столкновений, а в короткие минуты отдыха от боев и преследований. Значит, мужики потихоньку бегут, дезертируют. Антипов понял, что и ему помирать пока не резон. Ещё детей нужно крепко на ноги поставить. Вот и принял он решение идти в Инжавино с повинной. И своё решение вынес на суд мужиков из своего отряда. Для себя он решение уже принял, а что касается остальных, пусть решают все вместе. Неволить никого не будет.

– И то правда, – спорили между собой мужики. – Може и хватит воевать. За что? Большевики, вона, развёрстку налогом заменили.

– В моих Курдюках, весточку мне прислали, цельную неделю почти сотня красных работала на пятнадцати лошадях и трёх самокосках, помогали урожай собирать.

– Да и в Пересыпкино моём красноармейский отряд хлеб убирал, да землю пахал и засеял озимые.

– Неужто не понимаете, что всё это – пыль в глаза. Большевикам ведь что сейчас нужно? Мужика на свою сторону завоевать, да нас с вами, партизан, объегорить. Мол, хватит воевать, видите же, мы уже за крестьян. Но стоит нам прекратить сопротивление, и всё вернётся на круги своя.

– Може ты и прав, Данила, да уж больно война эта опостылела.

– Правильно Иван предложил. Идти нужно с повинной к властям. Авось не накажут. Авось помилуют.

– Всё бы вам на авось надеяться. Тьфу! – сплюнул Данила. – Не верю я Ленину. И буду с нашим Степанычем до последнего.

– И я с тобой, Данила, – подошёл к нему бородатый, со взъерошенными волосами повстанец.

– Кто ещё с нами?

Возникла пауза, во время которой каждый для себя решал, с кем ему оставаться. К удивлению, спор происходил довольно мирно, никто даже и не думал хвататься за оружие или за грудки. Возможно, потому, что практически все были из одного района и потому знали не только друг друга, но и их семьи.

Так и разошлись они: кто остался у антоновцев и присоединился к Подберёзкину, кто же, вскочив на коней, подался вслед за Антиповым в село Инжавино сдаваться Советам.

Увидев приближающийся отряд антоновцев, инжавинцы перепугались. Они явно не ожидали появления партизан. Председатель местного исполкома едва успел скомандовать тревогу. Отряд самообороны и находившиеся в селе малочисленные красноармейцы в самый последний момент заняли боевые позиции.

– Без моей команды не стрелять! – крикнул командир отряда. – Пущай поближе подойдут.

Тревожная пауза, впрочем, длилась недолго. Один из красноармейцев вдруг высунул голову из-за укрывавшего его дерева и громко произнёс:

– Глядите, товарищи! Да у них белые флаги на обрезы намотаны.

Всё ещё пристальнее вгляделись в приближавшихся всадников и, верно, заметили, что у двух первых всадников в правой поднятой руке были винтовки с привязанными белыми исподними рубашками. В следующий миг до них донёсся крик Ивана Антипова:

– Не стреляйте! Не стреляйте! Мы идём сдаваться.

– Товарищи, ура! Ещё одна банда решила сдаться, – выскочил из-за своего дерева красноармеец, первый заметивший белые флаги.

– Назад, Сидоренко! Назад! – крикнул командир. – Не верю я им. Возможно, это ловушка. Чтобы выманить нас.

– От бандитов всего можно ожидать, – согласился находившийся рядом с командиром предисполкома, держа на мушке Антипова.

Вскоре Антипов приблизился на такое расстояние, с которого становился лёгкой добычей любого красноармейца. Он осадил коня и, покружив какое-то время на одном месте, крикнул:

– Кто здесь старший?

Немного выждав, всё ещё предполагая какую-то ловушку, командир глянул на предисполкома и шепнул ему:

– Если что, сразу стреляй в него.

– Да уж не промахнусь.

– Я – старший! – вышел из-за угла конюшни командир, оправляя гимнастёрку. – Красный командир Евсевич. А ты кто?

– Я – Иван Антипов. Со мной восемьдесят человек партизан. Мы решили сдаться властям и надеемся на ваше снисхождение.

Антипов слез с коня и бросил винтовку к ногам Евсевича. Затем вытащил из-за пояса револьвер и также бросил его на землю. Примеру Антипова последовали и его соратники. Пока куча оружия собиралась у ног красного командира, к нему подошёл сначала предисполкома, а затем и другие красноармейцы и местные мужики.

– Вот это дело! Давно бы так! – одобрительно выкрикивали они.

– Товарищ Губанов, примите пленных, – обратился Евсевич к председателю исполкома. – А я займусь оружием.

114

20 июля Антонов-Овсеенко сообщал в Москву: «Банды Антонова разгромлены. Шайки Богуславского уничтожены. Банда Карася вместе со своим атаманом ликвидирована. Бандиты массами сдаются, выдавая главарей. Само крестьянство окончательно отшатнулось от эсеро-бандитского предательства. Оно само вступает в решительную борьбу с разбойными шайками». Тем не менее, о самом главном, чего так ждал Ленин – о поимке Александра Антонова – известий всё не было. Ленин торопил Тухачевского с Антоновым-Овсеенко. Он понимал, что пока знамя антибольшевистской борьбы на Тамбовщине не спущено (то есть, пока Антонов не ликвидирован), ни о какой победе не может быть и речи. Понимали это и в Тамбове. Но Антонов был неуловим.

В конце июля, наконец, были найдены следы его самого и его ближайших сподвижников. Они укрылись в Рамзинских болотах, в окрестностях сел Рамза-Паревка Кирсановского уезда. Операцию по захвату штаба Антонова поручили лучшим курсантским частям. Район немедленно оцепили, отдельные роты направили в самые болота. И они в течение целой недели рыскали по ним, передвигаясь по пояс в воде, в поисках партизан. К операции привлекли и всю имевшуюся в наличии у курсантов военную технику – артиллерию, пулемёты, аэропланы с бомбами. Однако добычей красных стали лишь сто пятьдесят партизан убитыми и ранеными. Сам Антонов с девятью ближайшими помощниками, с успехом отсидевшись в кочках, скрылся.

Но 30 июля его следы вновь обнаружились. На сей раз в районе озера Змеиное. Район этот был примечательным, будто созданным для игры в кошки-мышки. Низкая котловина, размером шесть на двенадцать вёрст, ограниченная с запада крутым берегом реки Вороны, с востока – широкой открытой равниной и рядом деревень, вдоль которых лежали глубокие озера, соединённые рукавами между собой и с рекой. Внутри – сплошное болото, поросшее густым камышом, и ряд небольших островков под общим названием Сухие Дубки. Тут же несколько небольших озёр с поэтическими названиями – Ясное, Лебединое, Змеиное... В наиболее узком месте котловины была расположена мельница кулака Прокудина с мостом через реку. Несколько севернее находилось излюбленное место партизан – так называемая Тюремная, или Золотая (кому как больше нравилось), Клетка: лесистый островок, окружённый со всех сторон глубокой водой.

Тухачевский подписал приказ о немедленном окружении этого района: Золотая (Тюремная) Клетка – Рамза – Троицкое – Сергеевское – Карай-Пущино – Архангельское – Карай-Салтыково – бывшее имение Петрово-Соловово, затем, по западной опушке леса, что восточнее деревень Дашково и Семёновки, далее на Паревку, мельницу Прокудина и вновь Золотая Клетка, где кольцо и сжималось, – для чего выдвинул туда 1-ю бригаду ВЧК 1-го боеучастка, кавбригаду Котовского, пешие эскадроны Борисоглебских и Орловских кавалерийских курсов, две роты Рязанских пехотных курсов, две роты Владимирских курсов, две роты Иваново-Вознесенских курсов и Рязанский кавалерийский эскадрон. На всех местных дорогах и в населённых пунктах составлены сильные отряды – на случай, если антоновцы попытаются пробиться из окружения.

– Это же надо: на моих 180 молодцов такую силищу направил! – осклабился Антонов, узнав об этом.

– Знать, боятся нас, – поддержал брата Дмитрий.

– А то! – хмыкнул Токмаков. – На одного медведя охотники всегда целую свору выпускают. А нас сколь здесь?

– Ну, мы, пожалуй, на медведей не потянем, а вот волки – пожалуй! – резюмировал Антонов. – Но где наша не пропадала, а?

Разведчики доложили командиру красного соединения о том, что следы от лодок в камышах показывали, что часть партизан ушла на север, в направлении Сухих Дубков. Другая же, по кочкам, двинулась на юг, к имению Петрово-Соловово. Но поди знай, в какой из этих групп был сам Антонов! Осмотр же Тюремной Клетки ничего не дал.

По реке Вороне, вдоль озёр на юг были пущены разведчики на лодках с пулемётами, по лесным тропинкам – особо отобранные пешие разведчики.

Разведчикам 2 августа удалось захватить в камышах нескольких партизан, пытавшихся на лошадях переправиться на другой берег Вороны, которые показали, что в районе озера Змеиное действительно скрывается около сотни антоновцев, среди которых находится и сам Антонов. Ещё около 80 человек ушли на юг. Красным кавалеристам также удалось установить, что ещё один отряд антоновцев под командованием Ворожищева скрывается в районе Кулевча. Добровольно сдавшиеся в ту же ночь с десяток антоновцев также подтвердили, что их командир находится в районе озера Змеиное. Тогда 3 августа в район озера на 15 лодках с пулемётами были направлены охотники. Но едва они подобрались к предполагаемому месту, где скрывался Антонов, как попали под плотный ружейный и пулемётный огонь партизан. Красные отступили. Ближе к вечеру они повторили попытку, но с тем же успехом. Тогда они запросили помощи.

Утром, 4 августа, из Тамбова подоспела трёхдюймовая конная батарея, а также прилетели аэропланы с бомбами. Начался массированный артиллерийский обстрел озера Змеиное с постоянной корректировкой огня, производимого сбросившими бомбы аэропланами. После обстрела пошла в наступление пехота. Но, впрочем, вскоре остановилась, поскольку осколки от своих же снарядов уложили нескольких красноармейцев. С наступлением темноты и всю ночь артиллерия редким огнём продолжала обстреливать участок.

Но, оказалось, почти всё прошло впустую: жертв среди антоновцев практически не было. Хотя к утру 5 августа с поднятыми руками вышло из окрестных болот несколько десятков человек. В тот же день красные курсанты на лодках в третий раз попытались пробраться на озеро Змеиное. Огонь антоновцев уже не мог их остановить. Добравшись до кочек, красные курсанты захватили в плен четырёх партизан, оставленных Антоновым охранять продовольственные запасы. Место действительно было искусно оборудовано: на крупных кочках были устроены шалаши с настилом, который мог выдержать довольно большую тяжесть. Везде, с кочки на кочку, перекинуты мостки из жердей, покрытыми ветвями, палками, соломой, листьями. По ним совершенно спокойно можно было ходить. На настиле стояли шалаши из тростника и даже камышовая церковь. Продовольствие и запасы вооружения были спрятаны внутри самих кочек, превращённых в цейхгаузы, открытая земля из которых была выбрана. По показаниям пленных, остальные, а вместе с ними и Антонов, на лодках ушли в камыши. С ним были его брат Дмитрий, адъютант Старых, денщик Алёшка, Востриков, комендант Трубка с женой и сестрой, и Пётр Ивановский.

Две роты, погрузившись по пояс в воду, прочесали район озера, выловив из него ещё несколько десятков партизан. Но главная добыча, Антонов, вновь ускользнула. Впрочем, не совсем верно. Антонов с товарищами прекрасно видели вышагивавших в воде красных курсантов: они в это время укрывались внутри кочек, где заблаговременно были вырыты норы, в которых свободно мог разместиться человек. Накрывшись верхушкой – шапкой и оставив небольшую щель для притока воздуха, в таком укрытии можно было долгое время оставаться никем не замеченным. Когда же красные ушли, антоновцы выбрались из своих укрытий и на вытащенных из схронов в камышах лодках убрались восвояси.

7 августа к операции по поимке Антонова привлекли и Котовского. Его бригада шла по суше вдоль берега Змеиного и Вороны. Одновременно по озеру с юга на север плыли лодки с пулемётами. По пути зачищались все населённые пункты. 8 августа дошли до мельницы Прокудина и решили повернуть обратно.

– Алёшка! – негромко произнёс Антонов. – Возьми ещё трёх мужиков и иди сдаваться красным.

– Александр Степаныч, да как же это? – моргая длинными ресницами своих зелёных глаз, денщик вопросительно посмотрел на своего начальника. – Я лучше здесь, в бою, с вами погибну, нежели добровольно в руки красных отдамся.

– Иди, иди! Дело говорю, – настаивал Антонов. – Вас они не убьют, им нужен я, да вон, брательник мой, а внимание от нас отвлечёте. И не вздумайте о нас что сказать. Спросят: не знаем, мол, не видели. Ясно?

– Яснее и не выдумаешь, – вздохнул антоновский денщик.

Со злорадной усмешкой наблюдали руководители антоновщины, стоя по горло в воде и прячась в камышах, как красноармейцы окружили его людей и, приняв от них оружие, увели на берег.

Ночью командир роты доложил в штаб, что пойман денщик Антонова Алёшка. На допросе он показал, что ночью застрелился брат Антонова, Дмитрий, и ещё двое или трое. Самого же Александра Антонова с ними на озере не было. Когда нашли трупы партизан, оказалось, что Дмитрия Антонова среди них нет, а застрелился комендант Трубка и другие помощники Антонова. Стало быть, Антонов опять ушёл. Признав здесь свою неудачу, начальник боеучастка Павлов приказал 10 августа прекратить поиски.

Впрочем, неудача была относительной: из 178 антоновцев было убито или захвачено в плен 167.