Текст книги "Тамбовский волк"

Автор книги: Виктор Юнак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)

57

Антонов стоял на вершине народного бунта. Где-то там, под ним, внизу копошились более или менее успешно другие крестьянские вожди, ещё не примкнувшие к нему, не вставшие под его начало, но неминуемо шедшие к этому, ибо все прекрасно понимали, что растопыренные пальцы одной руки выглядят куда менее грозно, нежели пальцы, собранные в кулак. Все полны решимости и амбиций. Впрочем, только такие люди и могли возглавить восстание (большое или маленькое, в данном случае, не суть важно). Среди них были: Колесников, братья Матюхины, Васька «Карась», Плужников, Бадов, семейство Косовых (отец, два сына и дочь – Маруся). Кстати, семейство весьма примечательное. Отец, Михаил Косов – довольно преуспевающий кулак и, соответственно, лютый враг советской власти. До революции он скупал в окрестных сёлах продукты и на двух телегах отправлял их в город на продажу. Таким образом, капитал его прирастал. Тем не менее, ненависть отца не помешала старшему сыну, Ивану, оказаться в рядах чекистов. Но даже кожаная куртка и удостоверение чекиста не помешали Ивану вместе с отцом удавить на шнуре сотрудника тамбовской Губчека, и остаться при этом безнаказанным. Два же других сына – Дмитрий и Константин – вместе с отцом взялись за оружие, и пошли воевать против коммунистов. Дочь же и сестра Косовых, Маруся, и вовсе оказалась легендарной личностью. Красивая, русоволосая, с длинной косой, волевая, в отца, девушка, завидная невеста в прежние годы, отличалась крутым характером и особой жестокостью в борьбе с коммунистами и советскими работниками. Её настоящую фамилию знали лишь приближённые. Для всех остальных она была просто Марусей. Даже тамбовские чекисты долго путались, пока не выяснили её настоящие корни: одни считали, что под этим именем скрывается эсеровская предводительница Мария Спиридонова, поменявшая столичный кабинет на деревянный сруб в тамбовском лесу; другие же были убеждены, что это известная анархистка Мария Никифорова. Впрочем, кто бы она ни была, за поимку Маруси тамбовские власти назначили щедрую награду любому, кто доставит её живой или мёртвой. Но, влюблённые в свою атаманшу, лесные братья берегли её, как зеницу ока, и близко никого из чужаков к ней не подпуская.

Однако, и Антонов не был кошкой, гулявшей самой по себе. Над ним, или за ним, тоже стояли люди. Донской, Баженов, другие руководители партии эсеров. Но в последнее время все концы нитей сходились к одному человеку – бывшему тамбовскому присяжному поверенному, бывшему домовладельцу и землевладельцу Фёдорову. Тоже, по-своему, замечательному типу.

Лето девятнадцатого года прошло для Антонова с переменным успехом, уж слишком чувствительным для него оказалось поражение под Курдюками. Нужно было исправлять положение. Поэтому в эсеровском губкоме долго ломали голову над тем, каким образом окончательно перехватить инициативу. Решение пришло неожиданно, но вполне в духе дореволюционных эсеровских боевых групп: необходимо уничтожить некоторых руководителей губернии. На террор коммунистов они ответят террором эсеровским. Общим голосованием остановились на нескольких кандидатурах: председателе тамбовского губисполкома Чичканове, уполномоченном ВЧК Шехтере и ещё некоторых лицах. Таким образом, этих людей приговорили к расстрелу. Оставалось лишь выполнить приговор.

Несколько дней выслеживали Михаила Чичканова. Полностью составили расписание каждого его рабочего дня. Осталось выбрать только день и время. Но Чичканов будто чувствовал, что за ним идёт охота. Он стал очень осторожен, да и охранять его стали тщательнее. Но ничто уже не могло его спасти. Пасмурным сентябрьским вечером раздался выстрел, и председатель Тамбовского губернского исполнительного комитета был убит.

Следующей жертвой стал, как и намечалось, уполномоченный ВЧК Шехтер. Всего же за месяц с небольшим антоновцами было уничтожено несколько десятков видных работников РКП и Советов разных уровней. А если ещё учесть, что наиболее активных деятелей мобилизовали из Тамбова либо в действующую армию, либо в Москву, то можно представить, какая в губернии сложилась обстановка – того и гляди коммунисты снова лишатся власти. К тому же, остававшиеся и шедшие на повышение на высвобождавшиеся вакансии сельские коммунисты не были готовы к таким самопожертвованиям, как их идейные товарищи по партии с ещё дореволюционным стажем. Кстати, таких как раз Антонов и не велел трогать – ведь лучшей дискредитации коммунистов и придумать было нельзя.

Необходимо было предпринимать самые решительные действия. Так, Феликс Дзержинский направил в Тамбов одного из самых своих проверенных людей – Кедрова. Из Саратова в Кирсанов, куда вновь скрылся Антонов, в распоряжение Кедрова направили отряд в двести штыков при двух пулемётах и 50 человек конницы. Однако московский чекист, оценив на месте обстановку, принял решение послать в инжавинские леса с их непроходимыми болотами отдельных разведчиков, целью которых было уничтожение Антонова, ибо воевать в этих местах бесполезно. А выманить Антонова из леса на открытое пространство – просто нереально.

Кроме того, в районы, где скрывался и действовал Антонов была срочно направлена выездная сессия губернской Чека, во главе с некими Мослаковым и Сачко. Действовали чекисты с беспощадной жестокостью. Десятки и сотни зажиточных крестьян, заподозренных в хотя бы малейшем сочувствии Антонову, были расстреляны или сосланы в концлагеря, почти вся боевая дружина партизан была уничтожена. Однако никого из главных антоновцев, как и самих братьев, захватить не удалось. Даже не получилось выйти на их след. Они словно сквозь землю проваливались. Более того, им удавалось даже освобождать своих из-под ареста.

Так, в селе Калугине был захвачен Подберёзкин. 10 сотрудников Особого отдела 56-й дивизии, захватившие такого пленника, специально, ради его охраны, остались ночевать в помещении волостного исполкома. Однако, около полуночи волисполком был окружён отрядом антоновцев во главе с Антиповым, численностью до 60 человек. Ворвавшись внутрь, они открыли дверь арестантской комнаты, выпустив на свободу всех, кто там был. Всех, но среди них не было Устина Подберёзкина. Антипов стал требовать у особистов освобождения Подберёзкина, но те в ответ начали стрелять. Перестрелка длилась несколько минут. Антипов выскочил на улицу и велел забросать волисполком гранатами. Одна из них, случайно угодила как раз в ту комнату, где держали связанного Подберёзкина. Взрывная волна его не только ранила, но и помогла избавиться от верёвки. Устин вскочил на ноги и выпрыгнул в окно, тут же очутившись в объятиях своих. Наскок на волисполком закончился удачей. Среди жертв было несколько партизан и трое чекистов.

Тем не менее, кое-чего чекистам добиться удалось: Антонов несколько снизил на время свою активность. Более того, можно сказать, что он даже на какое-то время испугался, что и его могут достать. Но свои чувства этот хитрый и волевой человек умел скрывать очень хорошо. Даже родной брат ничего не заподозрил.

В марте 1920 года обстановка несколько изменилась и выездная сессия Губчека была отозвана.

58

Тамбовщина бурлила. Восстание за восстаниями, волость за волостью, уезд за уездом. Александр Антонов чётко знал своё дело. Поводы для восстаний находились разные – мобилизация в Красную Армию, реквизиция скота, учёт церковного имущества – но результат всегда был один: вооружённое восстание и свержение местного Совета, а затем тут же молебен за упокой его, Совета, души (неужели прощать мужикам молебны, которые ознаменовывают падение рабоче-крестьянской власти?). Особенно горячим месяцем стал ноябрь 1919 года. Казалось, Тамбовская губерния вот-вот отделится от России и провозгласит свою независимость. Разумеется, Ленин такого стерпеть не мог. По его приказу на места двинулись десятки карательных отрядов, и вот весьма краткий перечень фактов из их кровавой деятельности, перед которым бледнеют даже ужасы, которые когда-то творил в этих же местах царский опричник Луженовский, погибший впоследствии от руки Марии Спиридоновой. Выдумывать и додумывать ничего не буду. Просто процитирую один документ, направленный в самом конце 1919 года в Совет Народных Комиссаров группой социалистов-революционеров:

"В Спасском уезде, во всех волостях, где только появлялись карательные отряды, шла самая безобразная, безразборная порка крестьян. По сёлам много расстрелянных. На площади города Спасска публично, при обязательном присутствии граждан-односельчан, было расстреляно десять крестьян вместе со священником, причём телеги для уборки трупов должны были предоставить граждане-односельчане. Расстрелянных за Спасской тюрьмой 30 человек заставили перед смертью вырыть себе одну общую могилу.

В Кирсановском уезде усмирители в своей безумной жестокости дошли до того, что запирали на несколько дней арестованных в один хлев с голодным экономическим хряком; подвергшиеся таким пыткам сходили с ума. Председатель Нащёкинского Комитета Бедноты продолжал расстреливать самолично уже после отъезда карательного отряда.

В Моршанском уезде сотни расстрелянных и тысячи пострадавших. Некоторые сёла, как, например, Ракша, почти уничтожены орудийными снарядами. Имущество крестьян не только разграблялось «коммунистами» и армейцами, но и сжигалось вместе с запасами семян и хлеба. Особенно пострадал Пичаевский район, где сжигали каждый десятый двор, причём женщины и дети выгонялись в лес. Село Перкино участие в восстании не принимало, однако там в это же время переизбрали совет. Отряд из Тамбова весь новый состав совета расстрелял. Из Островской волости в Моршанскую тюрьму доставлены 15 крестьян совершенно изувеченных усмирителями. В этой же тюрьме содержится женщина, у которой выдраны волосы на голове. Случаи насилия над женщинами надо считать десятками. На кладбище Моршанска израненные армейцами 8 крестьян (Марков, Сучков, Костяев, Кузьмин и др.) были полуживыми зарыты в могилу. Особенно отличились по Моршанскому уезду следующие усмирители: начальник отряда – Чуфирин – «коммунист», Чумикин (бывший уголовный), Парфенов (освобождённый из ссылки по ходатайству на Выс. имя), Соколов, бывший фельдфебель и ряд других.

В Тамбовском уезде многие сёла почти уничтожены пожаром и орудийными снарядами. Масса расстрелянных. Особенно пострадали сёла: Пахотный Угол, Знаменка, Кариан, Бондари, Лаврово, Покровское-Марфино и др. В Бондарях расстрелян весь причт за то, что по требованию крестьян отслужил молебен после свержения местного совета. В Кариане вместе с другими арестованными по делу восстания был расстрелян член I-ой Государственной Думы С.К. Бочаров. С какой вдумчивостью и серьёзностью отнеслась губернская власть к усмирению, можно видеть из того, что во главе одного отряда стоял 16-летний мальчишка Лебский, а Председателем районной Чрезвычайной Комиссии Тамбовского уезда состоял и до сих пор состоит А.С. Клинков, бывший крупный купец с. Токаревки, злостный банкрот, до октябрьской революции занимавшийся спекуляцией, круглый невежда, взяточник и пьяница. В его руках находились жизни арестованных, и он расстреливал направо и налево.

Кроме «специальных» карательных отрядов практиковалась также посылка на боевое крещение коммунистических ячеек и эти хулиганские банды устраивали по сёлам настоящие оргии – пьянствовали, занимались грабежом и поджогами, претворяя таким образом великий принцип «Братства, Равенства и Свободы» в ужас татарского нашествия. Необходимо также отметить кровавую работу латышских отрядов, оставивших после себя долгую кошмарную память. В настоящее время тюрьмы и подвалы чрезвычаек переполнены. Число арестованных по губернии нужно считать тысячами. Вследствие голода и холода среди них развиваются всякие болезни. Участь больше половины арестованных ясна – они будут расстреляны, если у власти останутся те же комиссары и чрезвычайные комиссии..."

Разумеется, у власти других комиссаров и чрезвычайных комиссий не было. Всё осталось по-старому. Такие же кровавые разборки с собственным народом прошли и в других уездах Тамбовщины – Козловском, Усманском, Борисоглебском и других. Что же касается Шацкого уезда, то, по свидетельствам очевидцев, он был буквально залит кровью. Расстрелы и порка – стали настоящим символом того времени. Секли розгами, шомполами, палками и нагайками. Били кулаками, прикладами и револьверами.

До Марии Спиридоновой дошло письмо одного из активистов левых эсеров, ставшего жертвой одной подобной экзекуции. Он писал своему лидеру: "Ставили нас рядом – целую одну треть волости шеренгой и в присутствии тех двух третей лупили кулаками справа налево, а лишь кто делал попытку улизнуть, того принимали в плети... Чрезвычайка запирала крестьян массами в холодный амбар, раздевала догола и избивала шомполами...".

Заработала и антоновская пропаганда – Молодой Лев, как себя с любовью именовал Дмитрий Антонов, с удовольствием занимался сочинительством листовок, взяв на себя обязанности главного партизанского пропагандиста:

"В БОРЬБЕ ОБРЕТЁШЬ ТЫ ПРАВО СВОЁ.

Товарищи крестьяне и рабочие!

Настал момент, когда, как широкое море, вся матушка Русь святая всколыхнулась из края в край. Настал момент и восстал народ. И вот мы, восставшие, пришли к Вам, братьям-мужикам, пришли крикнуть, что власть советов, власть обидчиков и грабителей быть не должна. И что времена насилия, их времена прошли. Пришли сказать, что уже 17-ть губерний борются с этими проклятыми захватчиками, которые всеми силами старались это пламя восстания затушить: жгут сёла, грабят и расстреливают население.

Друзья крестьяне и рабочие! Мы не бандиты, мы такие же крестьяне, как и Вы. Мы бросили жён, детей, бросили родные поля и взяли ружья. Взяли для того, чтобы победить или умереть. И так к нам, партизанам! В ногу вперёд! Впереди жизнь! Да здравствует учредительное собрание. Да здравствует союз трудового крестьянства.

Народная армия".

И тут же послание для красноармейцев:

"В БОРЬБЕ ОБРЕТЁШЬ ТЫ ПРАВО СВОЁ!

Мобилизованные красноармейцы!

Прочь своё несознание. Прочь свои подлые действия по отношению к крестьянству, а в особенности к восставшим. Время вам сознаться и опомниться в своих негодных поступках. Выступая в борьбу против крестьянских восстаний, вместе с коммунистами, людьми большей части уголовными преступниками и шарлатанами, Вы наводите народный гнев на себя. Разве Ваши отцы, братья и семейства находятся не при таких же условиях, как повстанческое крестьянство, всячески теснимые коммунистами и советами? Обратите своё внимание: где свобода слова, печати, союзов, собраний и вероисповеданий, неприкосновенность личности? Всё убито советами и вместо всего сказанного мы видим и Вы видите на каждом шагу произвольные аресты, расстреливают людей ни за что. Вам, мобилизованные, непростительно спокойно и равнодушно смотреть на этот ужасный кошмар, чинимый озверелыми коммунистами. Народная Партизанская армия заявляет Вам в последний раз и навсегда: покидайте ряды красной армии и идите домой с оружием в руках, создавайте партизанские отряды и сбрасывайте коммунистическое иго.

Время настало крикнуть: долой коммунистов. Долой подлые Советы. Да здравствует народная армия, да здравствует учредительное собрание.

Районный комитет".

Тамбовское крестьянство сделало свой выбор – оно тысячами побежало в леса. Крестьянская армия Александра Антонова росла буквально как на дрожжах. Дабы такая масса народу не стала неуправляемой стихией, была введена армейская дисциплина, а вся армия поделена на роты и батальоны. Пока армия сидела в лесах, но её дерзкие и неожиданные вылазки всегда были чувствительными для властей. Партизанская война на Тамбовщине начиналась. 1920-й год в этой войне оказался самым жестоким и решающим.

59

Какими путями добиралась до Антонова Маруся Косова, никому неведомо. Но рисковала она жизнью – это точно. И рисковала ради Антонова, потому как и её саму выслеживали. Конечно, она могла бы и послать какого-нибудь вестового сообщить Антонову, что против него готовится чекистская облава, но ей почему-то захотелось самой сообщить ему об этом. Значит, захотелось и повидаться с ним. Чему Антонов был весьма удивлён, но и обрадован одновременно.

– Почём знаешь об этой облаве? – спросил Антонов, скорее для приличия, с интересом рассматривая неожиданную гостью.

– Ты забыл, разве, что мой брательник, Иван, в Чеке служит? – вопросом на вопрос ответила та и сама улыбалась, поворачиваясь к Антонову то одним боком, то другим, словно демонстрируя себя.

– Тебя увидел, так всё напрочь и забыл, – хмыкнул Антонов.

– Неужто Антонов способен так быстро потерять голову при виде бабы?

– А где тут баба? – демонстративно повертел головой во все стороны Антонов. – Я вижу тут бесстрашного партизанского командира по имени Маруся.

– Ты эти свои буржуйские... кумплименты разные брось. Мы к ним непривычные.

Антонов приблизился к Марусе почти вплотную и горячо зашептал чуть ли не на ухо:

– А вот разгоним красноту, так и к кумплиментам привыкать начнут наши бабы.

Он хотел было обнять её, но она резко перехватила его руки и отбросила их в стороны.

– Но, но, не балуй, чай, я не шлюха какая. У меня жених есть, да и у тебя, слыхала, зазноба имеется.

– А об этом тебе тоже брательник-чекист сообщил?

– Для того, чтоб это знать, и вовсе не нужно быть чекистом. Об том все лесные братья знают.

– Допустим, но твой жених далеко, да и моя зазноба не рядом.

Ему всё-таки удалось обхватить её за талию и привлечь к себе, положив даже ладонь на её пышную грудь, но она каким-то неуловимым движением вытащила из-под кофты пистолет, и направила его дуло к самому подбородку Антонова.

– Говорю же тебе, не балуй, я энтого не люблю.

Антонов отступил на шаг и осклабился в улыбке.

– Впрочем, я своё дело сделала, предупредила тебя. Теперича мне пора уходить. Добираться к своим – не близкий свет.

Так же неожиданно, как и появилась, она исчезла. Антонов даже попрощаться с ней не успел. Хотя ему и не до прощания было: он был зол на своих осведомителей в Чека. Почему они ничего не сообщили ему о готовящейся облаве?

– Пётр! – позвал он Токмакова. – Свяжись срочно с Федотом, – назвал он кличку осведомителя. – Что за чертовщина! Почему он молчит? Или деньгами уже пресытился?

– Обязательно выясню, – согласился Токмаков. – А сейчас уходить нам нужно.

– Успеется! – отмахнулся Антонов.

Он ждал приезда Лизы. И когда говорил Марусе о том, что она далеко, то немного лукавил. Впрочем, даже он не ожидал, что Лиза уже была здесь и даже видела, как от него выходила Маруся. Разумеется, она не знала, кто это и никогда прежде её не видела, поэтому и предположила то, что всегда в таких случаях предполагает женщина. Она готова была закатить Антонову скандал.

– Так-то ты проводишь своё время без меня? – начала Лизавета.

– Ты о чём? – довольно правдоподобно Антонов изобразил на лице недоумение.

– Кто была эта баба?

– Ах, ты об этом, – хмыкнул Антонов. – Так то известная всем Маруся, наша бесстрашная атаманша. Можешь даже у Петра спросить. Или у Митяя.

Лизавета недоверчиво смотрела на Антонова, но тот выдержал её взгляд.

– Митяй! – позвала Лизавета.

Никто не отзывался.

– Митяй! – крикнул Антонов.

– Я тут! – наконец отозвался Дмитрий, появившись в горнице.

– Митяй, кто была та баба, которую я встретила возле вашей избы?

– Баба? Ну, какая ж то баба. Это же Маруся-партизанка.

– Да? – Лизавета ещё какое-то время сомневалась, но потом подошла к Антонову вплотную и придвинула свои губы к его губам. – Тогда здравствуй, миленький мой.

Горячо целуясь с Лизой, Антонов махнул рукой Дмитрию, чтобы тот оставил их.

Младший Антонов улыбнулся, вышел и закрыл за собой дверь.

60

Зима вступила в свои права. Снежный саван укрыл землю. Терпкий морозец похрустывал на ветру и несильно, но неприятно покусывал мочки на ушах и кончик носа. Стоило кому-либо только открыть рот, как оттуда вырывались наружу облака пара. Впрочем, русские любили такую, настоящую, зиму: чтоб и телу доставалось и за душу брало.

Очередной сезон охоты на крестьянских вождей Тамбовщины был открыт. Выездная сессия губчека чётко делала своё дело. Лазутчики и осведомители неустанно шли по следам Антонова, порою настолько опережая самих чекистов, что те даже не успевали приблизиться к тому месту, где засекали главного крестьянского бунтаря и, пока чекистский отряд прибывал к означенному месту, от Антонова уже и след простывал. Тогда чекист Мослаков несколько изменил свою тактику. Едва получив информацию о местонахождении "бандитов", Мослаков тут же телеграфировал или телефонировал в волостные комитеты компартии с приказом принять немедленные меры к задержанию или ликвидации опасного контрреволюционера Антонова. Так хотя бы появлялись хоть какие-то шансы на успех.

Получил такую телеграмму в первые дни декабря 1919 года и председатель Инжавинского волостного комитета партии Полатов. Он тут же собрал в своём кабинете волостной партактив и сообщил:

– Товарищи коммунисты! Перед нами поставлена серьёзная задача: обезвредить бандита Антонова, который вместе со своим братом и бывшим царским офицером Токмаковым окопались на ночь в одной из хат в Чернавке. Председатель выездной сессии Губчека товарищ Мослаков просил нас окружить эту хату и продержаться ночь, не выпуская бандитов. К утру в Чернавку должен прибыть сам товарищ Мослаков с чекистами и чоновцами. Нас здесь с вами пятнадцать человек. И, я думаю, с тремя бандитами мы справимся без труда.

– Конечно, справимся! – поддержали его партийцы.

К одиннадцати вечера отряд прибыл в деревню и окружил известный им дом. Украдкой заглянув в слабо освещённое и задёрнутое занавеской окно, Полатов убедился, что в избе кто-то есть.

Тьма стояла невероятная. Ни одной звёздочки на небе. Лишь одинокий месяц изредка выглядывал из-за туч, словно воевода осматривал свои дозоры. Полатов был слишком горяч и самонадеян. Ему хотелось самому получить лавры пленителя врага народа Антонова. Не будет он дожидаться приезда чекистов. Он ещё раз обвёл взглядом своих товарищей.

– Будем брать?

– Будем! – подтвердили те.

– Тогда, товарищи, вытягиваемся в цепь и окружаем дом.

Дождавшись, пока его команда будет выполнена, Полатов взял в руку наган, взвёл курок, подошёл к двери и забарабанил по ней свободной от оружия рукой.

– Именем революции, откройте дверь!

В доме тут же погас свет и всё затихло. Коммунисты приготовили оружие и навели стволы на дом.

– Хозяин, я знаю, что здесь находится бандит Антонов. Я, предволкомпарт Полатов, гарантирую вам неприкосновенность, если вы выдадите нам этого бандита и его приспешников. В противном случае, попадёте под суд революционного трибунала.

Тишина длилась около минуты. Полатов хотел было снова постучать, но в этот момент дверь резко распахнулась и показавшийся в проёме Антонов дважды выстрелил в Полатова. Тот упал. Бойцы его отряда опешили, не зная, что предпринять: то ли стрелять в Антонова, то ли спасать своего начальника. И этого замешательства вполне хватило для того, чтобы Токмаков с Митяем выскочили во двор вслед за Антоновым и мгновенно скрылись во мраке.

Коммунисты тут же разделились: часть ворвалась в дом, часть окружила Полатова, пытаясь понять, жив тот ещё или уже нет. В доме обнаружили бледного, дрожащего хозяина – мужика лет пятидесяти. Его тут же под дулами пистолетов вывели во двор.

– Живой? – спросил один из державших под прицелом хозяина.

– Кажись, ещё дышит, – ответил приложивший ухо к расстёгнутому на груди полушубку.

– У тебя лошадь с повозкой есть? – спросили у хозяина.

– Нет... то есть... да... кажись, – залепетал тот.

– Тогда так! – начал раздавать команды первый коммунист, взявший на себя командование. – Хозяин сейчас запрягает лошадь и везёт товарища Полатова в Карай-Салтыковскую больницу. А мы с вами, товарищи, все в погоню за бандитами. Мы должны их поймать и отомстить за нашего старшего товарища.

– А кто поедет в больницу?

– Я же говорю, товарища Полатова повезёт один хозяин дома.

Коммунисты помогли хозяину вывести из стойла лошадь, запрягли её, осторожно положили в повозку Полатова и после этого удалились во тьму, в сторону леса, куда и бежали антоновцы.

Хозяин же вывел лошадь за деревню, перекрестился, стеганул её плетью, чтобы шла вперёд, а сам тоже подался в леса. Естественно, лошадь никуда не доехала, утром её нашли на другом конце деревни. Полатов же, не приходя в сознание, умер. Да и инжавинские волостные партийцы не смогли даже догнать антоновцев.

А те, только им ведомыми тропами, благополучно к рассвету добрались до Иноковки, где у Токмакова был свой дом. Никем не замеченные, они пробрались в избу и, закрывшись на все засовы, залегли спать.

Однако, спустя сутки, по следам на снегу, их выследили. Были срочно мобилизованы все местные коммунисты и милиционеры из волости. И этот дом окружили. Каждое окно взяли на мушку. Казалось, уже всё: не уйти на этот раз Антонову. Начальник милиции даже заулыбался от хорошего предчувствия.

Милиционеры забарабанили в дверь.

– Открывай, Токмаков! Мы знаем, что ты здесь, – закричал секретарь местной партячейки. – И не дури! Дом окружён, вам никуда не деться.

Но в ответ было молчание. Секретарь партячейки переглянулся с начальником милиции.

– Придётся поджигать, – пожал тот плечами. – Давай! – скомандовал он.

Дом тут же обложили специально заранее приготовленной соломой и облили керосином. Всё это делали осторожно, стараясь не привлекать внимания сидевших в доме антоновцев. Кто-то чиркнул спичкой, и огонь тут же вспыхнул в этот морозный безветренный день, с удовольствием пожирая крепкое бревно, из которого был сложен токмаковский дом. К месту пожара тут же набежала толпа крестьян, повинуясь старому неписанному правилу: если у кого-то загорелась изба, нужно немедля бежать её спасать, ибо огонь легко может перекинуться на другие дома. Но в десятке метров от горевшего дома крестьян остановили вооружённые милиционеры.

– Товарищи крестьяне! Мы вынуждены пойти на крайние меры и поджечь дом, в котором засели бандиты, убивающие и грабящие вас же, мужиков, не щадящие при этом ни баб, ни детей. Кто попробует начать тушить пожар, будет тут же арестован, как пособник бандитов.

После таких слов, естественно, пыл у мужиков сразу же погас и они, словно заворожённые, только и смотрели на полыхающее пламя, языки которого вздымались к небу всё выше и выше.

Антоновцы, однако, не предпринимали никаких попыток сдаться. Начальник милиции начал было даже уже сомневаться, есть ли кто в доме. Но как раз в этот момент открылись сразу три окна, из которых в толпу милиционеров и коммунистов полетели бомбы. В толпе началась паника и суматоха. Воспользовавшись этим, братья Антоновы с Токмаковым выскочили из дома и, бросая в разные стороны гранаты, прокладывали, таким образом, себе путь. Никто не успел даже выстрелить. Когда же опомнились, антоновцы уже исчезли.

В очередной раз Антонов продемонстрировал коммунистам, кто является истинным хозяином положения. Волк снова оказался хитрее охотников.