Текст книги "Тамбовский волк"

Автор книги: Виктор Юнак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 42 страниц)

74

В первых числах ноября 1920 года отряд Григория Колесникова напал на продотряд в воронежской слободе Старая Калитва. Из 60 продотрядовцев в живых осталось только сорок. А 7 ноября, в день третьей годовщины октябрьского переворота, рано утром, будоражащие душу звуки набата понеслись над соседней слободой Новая Калитва и её окрестностями.

Крестьяне, привыкшие ко всяким неожиданностям, с тревогой выскакивали из своих жилищ. Уж не пожар ли? К счастью, ни кровавого зарева, ни его отблесков вокруг не было видно. Лишь по улице скакали всадники, громко покрикивая на мужиков:

– Все на площадь! На сход!

Довольно быстро площадь заполнилась людьми, зашумела, заколыхалась. Ни одного милиционера, ни одного работника слободского Совета и видно не было. Их своевременно разогнали конники, с карабинами за плечами и обрезами в руках.

– Тише! – вдруг пронеслось над толпой.

Люди притихли, повернули головы в сторону слободского Совета, на крыльце которого показалось несколько человек.

– Граждане слобожане! Сейчас вам скажет слово командир повстанцев революционного времени Григорий Колесников, – выкрикнул стоявший на крыльце довольно щуплый, с трясущейся бородкой и обрезом в руке мужичок.

– Гляди-ко, Петро, и вправду Гришка Колесников, – толкнул локтем в бок соседа лохматый, крепкий мужик.

– Он! – подтвердил сосед. – Токмо ещё весной, кажись, служил он у красных.

– А тут либо у красных, либо против. Кому как ндравится, – вступил в разговор третий.

Колесников же уже начал говорить, выступив чуть вперёд. Сначала посочувствовал братьям-крестьянам, хозяйство которых подорвала сначала война, а потом голодранцы-большевики. Затем прошёлся по городским рабочим, привыкшим бездельничать и сидеть на шее у мужика-пахаря.

– Те, кто хорошо работал, позволяли себе покупать продукты у крестьян, а бездельники-голодранцы, как в селе, так и в городе, привыкли сидеть на шее у крестьянина. Комиссары совершили захват власти именно с помощью таких голодранцев, а когда поняли, что хлеб им просто так никто отдавать не будет, ввели свою продразвёрстку, подчистую выгребая из наших закромов всё, что мы собрали своими руками.

– Правильно говоришь, Григорий! – выскочил на крыльцо дородный мужик, слегка оттеснив Колесникова. – Самим жрать нечего, а коммунисты твердят одно: "Давай хлеб!" Надо смертью казнить тех, кто за ним из городов пришёл. И тем, кто городским комиссарам помогает, пощады не давать!

– Верно гутаришь!

– Бей комиссаров!

– Бей продотрядчиков!

Колесников подождал, пока утихнет шум, и продолжил:

– Мы сами должны защитить себя от комиссародержавия! Кроме нас этого никто не сделает! К оружию, мужики! И горе тому, кто откажется идти с нами!

Мужикам всё стало ясно. Отстаивать своё добро, конечно, хорошо. Но где гарантия, что завтра тебя в Чека не загребут? С другой стороны, не пойдёшь к Колесникову, и хату спалят, и детей не пощадят...

В один день к Колесникову присоединилось почти тысяча человек. Но эта силища повернула по-своему. Местных кулаков не устраивала фигура Григория Колесникова как верховного атамана. Как говорится, рылом не вышел. И сход тут же предложил свою кандидатуру – однофамильца Григория, Ивана Колесникова, бывшего унтер-офицера царской армии, убеждённого эсера, сына богатого кулака, дезертировавшего год назад из Красной Армии.

В помощь Ивану Колесникову был создан военный совет из пяти человек, куда вошёл и Григорий Колесников. Так начался в Воронежской губернии колесниковский мятеж. Как водится, поначалу советские власти не придали серьёзного значения этому мятежу. На его подавление были брошены лишь разрозненные подразделения Красной Армии и отдельные отряды, сформированные из местных коммунистов. Куда таким бойцам до организованных мятежников, к тому же, быстро, как на дрожжах, растущих количественно: уже буквально через две недели к Старокалитвенскому полку присоединился Новокалитвенский; во главе первого Иван Колесников поставил своего однофамильца Григория, второй возглавил некий Пархоменко. Спустя некоторое время у мятежников появляется и своя кавалерия во главе с Иваном Поздняковым. И лишь после этого воронежские власти спохватились.

На юг губернии выехали губвоенком Фёдор Мордовцев и заместитель председателя губисполкома, бывший председатель губчека Николай Алексеевский, которого на этом посту сменил Дмитрий Кандыбин. На станции Евстратовка они создали штаб по борьбе с бандитизмом и срочно сформировали две ударные группировки – северную и южную. При каждом уездном военном комиссариате сформированы кавалерийские отряды численностью в 30-50 человек. Кроме того, в распоряжение Мордовцева и Алексеевского прибыли фронтовая кавалерийская бригада, батальон 22-х воронежских пехотных курсов комсостава с пулемётной командой, артиллерийские батареи и бронепоезд.

Такой силище противостоять было сложно. И вскоре мятежников выбили из Старой и Новой Калитвы. Пытаясь вырваться из окружения, Колесников бросился в сторону Богучара, но и здесь потерпел поражение. Сильные бои шли под Евстратовкой, Криничной и Твердохлебовкой.

Однако решающего перелома всё не наступало. На смену погибшим повстанцам приходили новые.

В начале декабря из Воронежа пришла срочная телеграмма. Разрабатывавших решающую операцию по борьбе с группировкой Ивана Колесникова Мордовцева и Алексеевского срочно вызывали в Воронеж на пленум губисполкома, намеченный на 12 декабря. Оба поспешили на пленум, взяв с собой лишь небольшой отряд для охраны.

К вечеру кони притомились, шагая по глубокому снегу. С большим трудом добравшись до деревни Скнаровки, решили здесь остановиться и заночевать. Об этом тут же стало известно Колесникову. Не долго думая, тот направил в Скнаровку один из своих отрядов. Бой был коротким – силы оказались слишком неравными. Мордовцев, Алексеевский и весь их отряд был разгромлен. В плен не брали никого.

Колесников торжествовал. Он получил не только хорошую передышку, но и быстро пополнил ряды своего поредевшего в беспрестанных боях войска.

75

Дзержинский собрал правление ВЧК с приглашением на него руководства тамбовской и воронежской губернских чрезвычайных комиссий. Необходимо было что-то срочно решать в связи с мятежом Антонова, во-первых, и во-вторых, появилось важное сообщение из Тамбова. «Железный» Феликс, по просьбе Ленина, взял ситуацию с антоновщиной под личный контроль и делом его чести было выйти из этой ситуации победителем. И предпосылки к тому появились именно сейчас, осенью двадцатого года.

– Я бы хотел, чтобы товарищ Тараскович доложил нам об успехах тамбовских чекистов. От этого может зависеть и общий успех в борьбе с эсеро-кулацким бандитизмом Антонова.

Дзержинский обвёл своим острым, колющим взглядом присутствующих и оценил их спокойствие и решительность. Когда его подчинённые находятся в таком состоянии, с ними можно горы свернуть. Наконец Дзержинский глянул на Тарасковича и тот понял, что он может начинать доклад.

– В октябре сего года нашими, тамбовскими, чекистами были ликвидированы два областных эсеровских комитета, которые политически руководили восстанием. После этого разгрома по всем нашим данным в городе не должно было остаться ни одной эсеровской организации. Все, даже неактивные, эсеры, были взяты под тщательнейшее наблюдение. Но наблюдение какое-то время не давало никаких результатов. Между тем, антоновский главный оперативный штаб и волостные повстанческие организации по-прежнему получали из Тамбова весьма точные сообщения о состоянии и передвижениях Красной Армии. Из Тамбова же приходили в деревню политические директивы повстанцам и призывы – не падать духом, так как "помощь близка", "в Москве и Питере власть большевиков уже свергнута" и т.д. В целях обнаружения источника и авторов этих документов нами были сделаны по городу Тамбову массовые изъятия политически подозрительного элемента. Оно обнаружило: первое, что кое-кто из членов партии, в том числе и весьма ответственных работников, поддерживали такие "связи", которые уже сами по себе являются подозрительными; второе, что ключ к разгадке на этот раз надо искать не среди эсеров или меньшевиков, а – правее.

Тараскович сделал паузу, вытерев носовым платком выступившие на лбу капельки пота. Остальные присутствовавшие молчали, ожидая продолжения доклада. Дзержинский закурил, отгоняя от себя рукой дым от папиросы.

– Искусными приёмами, пользуясь эсерами, перешедшими на нашу сторону, губчека в конце концов, раскрыла секрет. И теперь, товарищи, я с гордостью могу сказать, что нам удалось выйти на резидента антоновцев в Тамбове, через которого бандиты получали директивы эсеровского ЦК и вообще были связаны с внешним миром. Его дом был тем каналом, по которому в тамбовские леса направлялись боевики, агитаторы, пропагандистская литература, медикаменты оружие, донесения эсеровской разведки и прочие сведения воинского характера.

– Вы нас уже заинтриговали, товарищ Тараскович, – заговорил Склянский. – Может теперь уже и фамилию этого человека назовёте?

– Конечно, назову. Это – довольно известный адвокат Фёдоров. Весьма замечательная личность, между прочим. Проходимец ещё тот! У антоновцев он известен, как эсер под фамилией Горский, хотя на самом деле является видным кадетом и ярым врагом Советской власти.

– Вы можете коротко охарактеризовать его? – попросил Дзержинский.

– Да, конечно! Гражданин Фёдоров – бывший тамбовский присяжный поверенный, бывший домовладелец и землевладелец, устроившийся в Тамбове под видом представителя Петроградской конторы по закупке лошадей. Как я уже сказал, он известен у эсеров под фамилией Горский, и, по нашим данным, является фактическим руководителем главного оперативного штаба Антонова. Кроме того, он держит прямую связь с петроградскими контрреволюционерами, а также со знаменитым Всепрокукишем, а через главного воротилу Всепрокукиша, кстати, также бывшего тамбовского землевладельца и кадета Кишкина держит связь с заграничными центрами белогвардейщины. Фёдоров чрезвычайно искусно конспирировал, имел несколько квартир, держал связь с советскими работниками, изображал из себя самого последнего спекулянта, которому в высокой степени наплевать на все политические вопросы. Впрочем, почему изображал? Он им и является: он широко известен спекуляцией золотом и драгоценными камнями, а в последнее время ещё и лошадьми, которые бандиты ему сдавали на комиссию для продажи. От бандитов Фёдоров тщательно скрывает своё лицо. Но мы его всё-таки вычислили. Брать пока не стали. Установили постоянную слежку. Нам важно нащупать его контакты и связи. И наша неспешность, в данном случае, принесла свои плоды. Нам удалось выследить неоднократно посещавшего Фёдорова-Горского начальника связи главного оперативного штаба бандитов, эсера Донского.

– Вот как? Это уже интересно! – Дзержинский затушил папиросу о дно пепельницы.

– Да, именно так, Феликс Эдмундович, – Тараскович перебирал несколько листов бумаги, лежавшие перед ним.

– Занятная история, – кивнул Склянский. – Вы продолжаете следить за Фёдоровым-Горским?

– Разумеется!

– Это очень хорошо! – резюмировал Дзержинский. – Мы должны через него или даже с его помощью проникнуть в антоновский главоперштаб. Под любым предлогом нам нужно вывезти в Москву этого "главнокомандующего" Антонова и его ближайших сподручных. Это сложная и рискованная операция. Для её осуществления нужен человек, беспредельно преданный Советской власти, с железными нервами, готовый на мучительную смерть за дело революции, хорошо политически подготовленный, знающий программные и тактические установки партии эсеров. Понимаю, что поиск такого человека может затянуться, но нужно искать, товарищи. Ищите в Москве, в Тамбове, в Воронеже, где угодно. Считайте это поручением партии и Владимира Ильича.

Совещание закончилось далеко за полночь. Довольный своим докладом, Тараскович направился к телеграфу, отбивать телеграмму в Тамбов.

76

В ноябре 1920 года Антонов перешёл в решительное наступление, на сей раз на Тамбовщине. Сил у него уже было достаточно для того, чтобы не бояться сражений даже с немаленькими соединениями Красной Армии, да и неплохо пригодился опыт, полученный в боях с регулярными частями в Саратовской и Пензенской губерниях. 14 ноября на заседании командного состава всех партизанских отрядов была образована единая партизанская армия Тамбовского края и создан главный оперативный штаб из пяти человек во главе с Антоновым. Кроме него, в состав главоперштаба вошли: Токмаков, Богуславский, Губарев, Митрофанович.

В очищенных от коммунистов сёлах антоновцы осуществляли мобилизацию всего мужского населения в возрасте от 18 до 55 лет, создавая, таким образом, из мобилизованных мужчин нескольких сел целый полк. Всякое уклонение от мобилизации каралось немедленной расправой. Впрочем, не лучшим образом поступали и коммунисты. Расправа же с последними и вовсе была жестокой. Так, один из чудом уцелевших от такой расправы антоновцев коммунист в декабре 1920 года докладывал в ЦК РКП (б) и ВЧК следующее: "В деревнях при поимке товарищей коммунистов они терзают их, отрезая сперва конечности, выкалывая глаза, вскрывают живот и, набив бумагой и опилками, зажигают живые факелы; насытившись вдоволь муками своих жертв, они изрубливают их и оставляют трупы на земле для кормёжки собак, и под страхом смерти никто не смеет убрать трупы, пока банда не скроется. Жертвою этих зверей падают не только товарищи коммунисты, но также и их семьи, и их имущество, и сами жилища сжигаются дотла".

Антонов сумел наладить прекрасно работавшую систему оповещения и организованную сеть информаторов. Суть её состояла в следующем: в каждом селе он создал комендатуру, следившую за всеми передвижениями красных и державшую связь с основным ядром партизанской армии, передавая всякого рода сведения от деревни до деревни довольно точно; насадил сеть вооружённых команд для охраны внутренней безопасности и связи – "ВОХРА"; создал ряд центров, которые вели чисто политическую работу: подготавливали созывы съездов крестьян и вырабатывали разного рода воззвания и инструкции, распространявшиеся среди крестьянства. Впрочем, и чекисты не сидели сложа руки: довольно скоро у них появились списки всех комендантов и других ответственных работников СТК и партизанской армии.

Под селом Богословка антоновцы напали на пехотный полк под командованием некоего Воробьёва, практически разбили его наголову и отбили артиллерийское орудие. Под прикрытием пушки, Антонов начинает действовать гораздо смелее: разбирает железнодорожную ветку Тамбов-Балашов, по которой постоянно курсировала бронелетучка красных, лишив, тем самым, своего врага преимущества в технической оснащённости. Причём, не мудрствуя лукаво, антоновцы гнули рельсы в дугу при помощи лошадей, разбирали пути на расстоянии 10-15 вёрст с двух сторон. Таким образом, они пытались полностью обезопасить себя от угроз со стороны бронепоезда. Впрочем, командир бронелетучки Соленков каким-то чудом спасает своё бронедетище от уничтожения: красноармейцы, под градом пуль и не считая жертв, прокладывали рельсы заново и двигали бронелетучку навстречу своим частям. Этот "железнодорожный" бой длился почти шесть часов с короткими перерывами, и закончился спасением красного бронепоезда.

К тому времени части Отдельной конной группы под командованием Бриммера прибыли на станцию Чакино, где предполагали сделать небольшой привал и дать отдохнуть не только бойцам, но и лошадям. Но не тут-то было. К Бриммеру явился посыльный от командующего войсками Воронежского военного округа Редзко с приказом немедленно, в течение 24-х часов отбить у Антонова орудие, потерянное в селе Богословка полком Воробьёва. Впрочем, прежде, чем пакет с приказом командующего доставили Бриммеру, с его содержанием ознакомился Александр Антонов, поэтому все передвижения красноармейцев ему были известны заранее. И когда красноармейцы появлялись в нужном месте, антоновцев там уже не было: меняя свежих лошадей в сёлах, они делали перегоны по 60-100 вёрст в сутки. Из Кирсановского уезда мчались в Борисоглебский, оттуда в Моршанский, затем в Козловский, Тамбовский и обратно, заглядывая даже в Воронежскую и Пензенскую губернии. Во время же непродолжительных стоянок, Антонов приказывал по-прежнему разбирать железнодорожные пути, совершать набеги на совхозы и устанавливать в сёлах свою власть. Этим он добивался того, что красная кавалерия, не имея возможности менять коней, выбивалась из сил. Именно это больше всего и злило Бриммера. Он искал какого-то противоядия, неожиданного хода. Держал в тайне от всех свои планы.

Наконец, это сработало. Неожиданным наскоком 11 ноября он оказался рядом с одним из антоновских полков у сел Верхоценье-Понзари. Несмотря на почти двукратный численный перевес антоновцев, разозлённый Бриммер решил-таки дать им бой. Наглость и напор красного командира обратили в бегство антоновцев: из полутора тысяч партизан, почти триста остались лежать изрубленными на земле. В качестве трофеев Бриммеру досталась та самая пушка Воробьёва, да ещё в придачу много винтовок, пулемётных частей, лошадей и повозок.

Однако этот частный успех красноармейцев пока ещё не мог переломить общую ситуацию. Пополнив свои отряды в сёлах Паревка и Рамза, Антонов двинулся на Инжавино. Конница Бриммера вновь потеряла из виду антоновцев и, вследствие этого, не смогла защитить этот важный торговый центр Кирсановского уезда.

Но, несмотря на это, маленький гарнизон, состоявший в основном из чекистов, восемь часов удерживал Инжавино. Тем не менее, село было взято антоновцами. Практически все чекисты погибли. Железнодорожную станцию и все пакгаузы сожгли. Всех коммунистов и советских служащих ждала плохая участь – антоновцы не пожалели даже четырнадцатилетнего мальчика, служившего рассыльным в политотделе. На волне этого успеха, антоновцы ворвались в село Верхнее Спасское Тамбовского уезда, где также вырубили весь чекистский гарнизон. Только одному удалось вырваться и бежать ночью, в лютый мороз, босиком и раздетому, целых семь вёрст до Рассказово.

Лишь поздно вечером красная кавалерия подошла к Инжавину. Антоновцев, естественно, там уже не было. Не дав, как следует, отдохнуть своим бойцам, Бриммер приказал идти по следу партизан. Глубокой ночью, усталые и измученные, красные вошли в село Болотовку, где всё-таки и остановились на отдых. Выслали разъезды и выставили посты. Был отдан приказ задерживать всех, кто конно или пеше будет проходить через село или его окрестности, и доставлять их в штаб конной группы.

И здесь красным, пожалуй, впервые за последнюю неделю повезло: один из разъездов остановил подводу с двумя седоками и доставил их в штаб.

– Кто такие? – грозно спросил пленников Михаил Дударев, комиссар конной группы. – Куда путь держите?

Мужики молчали. Впрочем, Дударев обратил внимание, что один из двух готов заговорить, но его удерживает другой.

– Если вы бандиты, то лучше сознаться сразу и раскаяться, тогда оставим вас в живых.

– Крестьяне мы, – наконец, не выдерживает наиболее слабый. – Из села Озерки.

Дударев молчал, ожидая дальнейшего рассказа. Но второй мужик грозно глянул на своего односельчанина и тот снова замолчал.

– Приходько! – позвал часового Дударев. – Уведи этого, – кивнул он на второго мужика.

Оставшись наедине с комиссаром, первый мужик снова заговорил.

– Ехали мы в Осиновку с приказом от Александра Степаныча к Токмакову.

– А что в Осиновке?

– Так это, Токмаков там квартирует со своим штабом.

– Приказ где?

Мужик молчал, опустив голову.

– Приказ где, спрашиваю? – сурово прикрикнул Дударев и расстегнул кобуру. – Отвечай, коли жить хочешь.

– Выбросили мы его.

– Как выбросили? – опешил Дударев.

– Когда ваши нас хотели заарестовать, Потап и велел выбросить пакет в снег.

– Где это было?

– В пяти вёрстах от Болотовки, около двориков.

– Место указать сможешь?

– Так темно же было.

Дударев вынул из кобуры револьвер и покрутил им перед лицом мужика.

– А я сейчас тебе вот этим посвечу.

– Но на память я покуда не жалуюсь. Попробую вспомнить.

– Попробуй, попробуй, – довольно кивнул Дударев и вновь позвал часового.

– Приходько! Немедленно ко мне Сныткова.

Явившемуся к нему командиру отделения, Дударев приказал:

– Снытков, сажай своё отделение на коней, бери с собой вот этого красавца, за которого отвечаешь головой, и дуй с ним к Болотовке. Он должен найти то место, куда они выбросили один очень важный документ. Всё понял?

– Так точно!

– Документ доставишь в штаб к товарищу Бриммеру, я тоже иду к нему.

– Слушаюсь!

Отделение скрылось в ночи. И вернулось уже утром, когда ленивое зимнее солнце опускало на землю свои жёлтые ноги-лучи. Вернулись счастливые, с чувством выполненного долга. Снытков лично вручил пакет Константину Бриммеру. Тот, вдруг задрожавшими пальцами, вскрыл почти не промокший, несмотря на то, что всю ночь пролежал в снегу (снег, правда, был сухой) пакет, пробежал глазами по строчкам боевого приказа Антонова командующему 2-й Народной армией Токмакову. Передал бумагу Дудареву, сам отошёл чуть в сторонку и стал разминать в руках папиросу. Прикурил.

Дударев тоже стал читать:

"Инжавинский гарнизон разбит, красноармейцы перерублены, взято 3 пулемёта, всё оружие, станция разрушена. Наши силы несокрушимы. Краснопузые тают, как снег весною. Нам для подкрепления своих сил оружием необходимо занять город Кирсанов. Вам я приказываю немедленно выступить по направлению к г. Кирсанову и повести наступление с северо-восточной стороны, а я буду наступать с южной, не теряйте времени, скоро встретимся. Лица, посылаемые мною с этим боевым приказом, вполне надёжные. Действуйте.

Начальник штаба Революционной Народной Армии Антонов".

Снова отдых откладывался на неопределённое время. Бриммер срочно собирает штаб и отдаёт приказ: 1-й кавполк Переведенцева срочно выслать в Осиновку – отрезать путь Токмакову, напасть неожиданно и разбить. Остальные части бросить на главные силы Антонова, который находился в Озерках.

Неожиданность сыграла свою роль, но лишь частично: полк Переведенцева действительно застал Токмакова под Осиновкой, и после жестокого боя нанёс ему чувствительное поражение – было убито несколько сотен партизан, захвачено три пулемёта, много патронов, винтовок-обрезов и обоз. Зато главные силы кавалерийской группы во главе с самим Бриммером в село Озерки опоздали – Антонов оттуда уже ушёл.

Впрочем, и ещё одна цель этого рейда была достигнута – нападение антоновцев на Кирсанов не состоялось. Точнее, оно было перенесено Антоновым на более поздний срок.

Одновременно Александр Богуславский действовал на другом направлении – в Жердевском районе он захватил село Сукманку, установив там власть Союза Трудового крестьянства, после чего двинулся на Мучкап. Большевики здесь и в других местах, борясь с антоновщиной, использовали свою уже испытанную тактику: брали заложников из местных жителей и держали их до тех пор, пока село или деревня не выдавала семьи партизан.

25 декабря 1920 года Ленин уважил просьбе делегатов от Тамбовской области, присутствовавших на проходившем в те дни в Москве VIII съезде Советов, и встретился с ними. Главное, о чём просили председателя Совнаркома тамбовчане, было выделить дополнительные военные силы.

– Оружие, войска мы вам пришлём, – ответил Ленин. – Но мне кажется, что мятеж можно подавить не только силой.

– А как же ещё бороться с врагами? – удивился глава делегации Шлихтер.

– Убеждением.

– Антоновцы зверствуют.

– Но состав мятежников не однороден. Подавив мятеж силой, мы ещё не добьёмся победы. Не забывайте психологию крестьянина. Страшна не та "сухаревка", которая была на Сухаревской площади Москвы, а та "сухаревка" страшна, которая сидит в душе каждого единоличного крестьянина.

И Ленину хотелось поглубже окунуться в эту крестьянскую душу. Он попросил делегатов, напоследок, направить к нему в самое ближайшее время группу тамбовских крестьян, сочувствующих антоновцам. В этом смысле Ленин был весьма дотошным человеком, он стремился дойти до всего сам, своим умом, своими наблюдениями.