355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Поротников » Спартанский лев » Текст книги (страница 19)
Спартанский лев
  • Текст добавлен: 26 октября 2016, 22:52

Текст книги "Спартанский лев"


Автор книги: Виктор Поротников



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Перед тем как уйти, Амомфарет попросил у Леотихида позволения все свои распоряжения по войску отдавать как бы от царского имени. Леотихид охотно дал такое разрешение, поскольку знал: Амомфарет не упустит ни одной мелочи и всё сделает как надо, ибо в войске он пользуется огромным уважением. Леотихид был даже благодарен тестю за то, что тот добровольно брал на свои плечи столь ответственные заботы. Если для Леотихида война была худшей из жизненных ситуаций, то для Амомфарета в ней заключался весь смысл жизни.

Утром следующего дня спартанское войско, усиленное отрядами илотов и периэков, выступило к Фирее. До неё было всего полдня пути.


* * *

Ксанф, приглашённый Булисом в гости, нисколько не сомневался в том, что эфор-эпоним заведёт с ним разговор о своей жене, желающей, как и Дамо, быть запечатлённой на картине в образе богини. Художник без колебаний согласился изобразить супругу Булиса на одной из картин, когда услышал, сколько серебряных монет он за это получит. Поскольку Булис половину суммы заплатил сразу, Ксанф назначил первый сеанс позирования для Галантиды в тот же день после полудня. До полудня Ксанф был вынужден работать с Дамо: ему приходилось держать слово, неосмотрительно данное Леотихиду.

Перед самым приходом Галантиды Ксанф спровадил Дамо к её матери, попросив о пустяковой услуге.

Галантида пришла в указанное время в сопровождении служанки. По сравнению с Дамо дочь Диакторида выглядела гораздо красивее, в ней было больше женственности и обаяния. Когда Ксанф попросил Галантиду обнажиться, она сделала это без видимого смущения, словно заранее была мысленно готова.

В Галантиде не было жеманства и кокетства, похожего на кривлянье, что очень не нравилось Ксанфу в Дамо. И она оказалась совершенно неболтливой: лишь отвечала на вопросы, не пытаясь заговаривать сама. В каждом движении Галантиды чувствовалось достоинство, присаживалась ли она на стул, ложилась ли на переносное лёгкое ложе-клинэ, становилась ли на колени. Живописец мигом узрел в ней ту манеру поведения, какой напрочь была лишена Дамо, хотя та и являлась царицей Спарты.

В голове Ксанфа постепенно созрел сюжет для картины. Он понял, чей образ ему следует писать с Галантиды.

«Я напишу с неё Леду, супругу спартанского царя Тиндарея, – обрадованно подумал художник. – Воистину, Галантида – вылитая Леда, царственная и прекрасная!»

Ксанф принялся посвящать Галантиду в свой замысел, описывая ей композицию будущей картины. Леда купалась в реке, когда к ней с небес спустился Зевс в образе белого лебедя. Испуганная Леда выбралась из реки на берег, но лебедь продолжал преследовать её и на берегу. В конце концов Зевс, не меняя птичьего обличья, принудил Леду к совокуплению. Вот этот-то момент и решил изобразить на своей картине Ксанф. Обнажённая покорная Леда уже лежит на земле, а над нею с раскинутыми крыльями возвышается огромный белый лебедь.

Галантида внимательно слушала Ксанфа, чуть склонив голову набок. Она сидела на низенькой скамеечке совершенно нагая, обхватив колени руками. Луч солнца, падая через окно, золотил ей щёку и гибкую шею, на которой змеились завитки волос, выбившиеся из причёски.

Ксанф попросил Галантиду перейти на ложе.

   – Нужно подыскать позу, в какой ты предстанешь на картине, – пояснил он.

Галантида безмолвно повиновалась. Распростёртая на постели, она с ожиданием взирала на Ксанфа, опираясь на локти и согнув ноги в коленях. Художник поймал себя на том, что любуется Галантидой, её бёдрами, нежным животом, упругой грудью.

В возникшей долгой паузе промелькнула тягостная неловкость.

Галантиде было приятно, что она ввела Ксанфа в смущение своим взглядом и наготой. Она улыбнулась, желая смягчить возникшую напряжённость.

Ксанф подумал: «Что за прелесть дочь Диакторида!»

Он не смог отказать себе в удовольствии прикоснуться к прекрасному и соблазнительному телу Галантиды. Он сделал это как бы невзначай, как бы помогая ей сменить позу. Повинуясь Ксанфу, Галантида то переворачивалась на бок, то забрасывала руки за голову, то шире раздвигала ноги. При этом она взирала на живописца с томным прищуром, словно стараясь заворожить его взглядом. Ксанф, выбирая нужный ракурс, то приближался, то удалялся. Уловив момент, когда он вновь приблизился, Галантида нежно взяла его за руку и, открыв рот, поиграла кончиком языка. При этом она глядела художнику прямо в глаза, взгляд был красноречивее любых слов!

И Ксанф решился. У него больше не было сил сопротивляться охватившей его сильнейшей похоти. Он принялся гладить упругие груди. Галантида подалась ближе, выгнув спину, и это наполнило Ксанфа ещё большей смелостью. Роскошная молодая спартанка сама идёт ему в руки!

Ксанф не помнил, как сбросил с себя одежды и лёг сверху на Галантиду. Ложе сотрясалось от бурных неистовых телодвижений художника, которому вдруг показалось, что он – Зевс, обладающий Ледой.

Неожиданно в мастерскую вбежала служанка Галантиды, встревоженная стонами своей госпожи.

Её внезапное появление бросило Ксанфа в холодный пот. Он едва не упал с ложа на пол, потеряв равновесие, когда обернулся к вбежавшей рабыне. Лишь рука Галантиды удержала его от падения.

Девушка спокойным голосом велела служанке удалиться.

   – Ты не устала, милая? – шёпотом спросил Ксанф, вновь устраиваясь на ложе.

   – Я не знаю такого слова, – прозвучал ответ.

   – Вот уж не думал, что мне посчастливится обладать царицей Ледой! – восхищённо промолвил Ксанф.

Однако дальнейшее развитие событий лишний раз подтвердило ему, сколь неистовы лакедемонянки в гневе и как они умеют постоять за себя. Услышав шум в комнате, Ксанф решил было, что это опять пришла служанка. Он, не оборачиваясь и не прерывая своего занятия, грубо велел ей убираться прочь. Свою ошибку Ксанф осознал лишь в тот момент, когда чьи-то сильные руки вдруг подняли его над ложем и швырнули в угол комнаты. Распластавшись на полу, художник увидел, что к нему в мастерскую пожаловала не рабыня Галантиды, а разгневанная Дамо.

   – Ага! – вскричала она торжествующе. – Мне подыскали замену. Ай да Ксанф! Ай да хитрец! Я догадывалась... чувствовала, что Галантида метит на моё место. И не ошиблась!

   – Тебе лучше уйти, Дамо, – с угрозой произнесла Галантида, не утратив своего обычного спокойствия.

Она поднялась с ложа, поправляя растрепавшуюся причёску.

   – Что ты сказала?! – рассвирепела Дамо. – Я тебя сейчас вышвырну отсюда, потаскуха!

Ксанфу показалось, что крепко сбитая Дамо с руками как у борца в один миг расправится с хрупкой Галантидой. Однако та не только не оробела, но и оказала достойное сопротивление. Галантида ловко увернулась от удара кулака Дамо, затем с не меньшей ловкостью избежала захвата её борцовских рук. Гибкая и ловкая Галантида перешла в наступление, сначала ударив Дамо локтем в челюсть, а затем сделав подсечку. Дамо сумела удержаться на ногах и уцепилась за соперницу обеими руками, но Галантида, не растерявшись, в падении перебросила Дамо через себя. Упав на пол Дамо живо вскочила на ноги. Однако Галантида оказалась на ногах быстрее, так как она была обнажена и не путалась в складках длинного пеплоса.

Ксанф с открытым от изумления ртом наблюдал за тем, как две молодые спартанки демонстрируют в схватке навыки рукопашного боя. Захваты, броски и подсечки следовали одно за другим. Перед глазами ошарашенного Ксанфа ярость и физическая сила Дамо разбивались в пух и прах перед хладнокровным мастерством Галантиды, которая и стала победительницей. Закрыв ладонями окровавленное лицо, Дамо стремительно выбежала из мастерской.

Галантида, тяжело переводя дыхание, приблизилась к сидевшему на полу Ксанфу и, подав ему руку, помогла встать.

   – Ты не сильно ушибся? – участливо спросила она, видя, что живописец морщится, держась за поясницу.

   – Ничего страшного. – Ксанф стыдливо обернул свой слегка располневший торс поднятым с полу плащом.

Одеваясь, Галантида как ни в чём не бывало поинтересовалась, в какое время ей прийти завтра.

   – А ты не боишься, что Дамо... – начал было Ксанф и осёкся, поймав на себе взгляд Галантиды. Это был взгляд амазонки!

   – Я не знаю такого слова.

   – Тогда я жду тебя завтра в это же время, – с натянутой улыбкой проговорил живописец.


* * *

Прошёл всего один день, как войско покинуло Спарту, но уже новые тревожные слухи заполнили город.

Карийцы, жившие в приморских селениях и городах, вдруг наводнили Спарту, спасаясь от аргосцев, которые подвергли разгрому Прасии, самый большой город на восточном побережье Лаконики.

Эфоры собрались на совет, куда были приглашены некоторые из карийцев, ставшие очевидцами печальной участи Прасий. Эфоры хотели знать, что сталось с Фиреей и куда намерены двигаться аргосцы после разграбления Прасий.

После опроса очевидцев картина происходящего на восточном побережье не стала яснее. Карийцы не знали об участи Фиреи. Не знали они и где находится спартанское войско во главе с Леотихидом. Не было ответа и на вопрос, куда пойдёт аргосское войско после разорения Прасий.

   – Вероятно, войско Леотихида где-то разминулось с аргосцами, – высказал своё мнение эфор Гиппоной, брат Булиса. – Иначе оно не допустило бы их к Прасиям.

   – Хорошо, если это так, – заметил эфор Леонтофрон. – А если войско Леотихида разбито, что тогда? Мы ведь знаем, каков воитель царь Леотихид. Аргосцы же враг чрезвычайно опасный!

   – Истинным предводителем войска является Амомфарет, – сказал на это Булис, – а ему военного опыта не занимать. Я не верю, что аргосцы разбили Амомфарета.

   – Тогда где ваш непобедимый Амомфарет? – прозвучал чей-то раздражённый голос. – Почему он допустил, чтобы аргосцы прорвались к Прасиям?

   – Скорее всего, – в раздумье проговорил Булис, – аргосцы разделили своё войско на два отряда. Один осаждает Фирею, а другой, не теряя времени, устремился к Прасиям. Военачальники аргосцев конечно же понимают, что удача будет им сопутствовать, покуда они не столкнулись лицом к лицу со спартанским войском. Вот аргосцы и стараются действовать стремительно по двум направлениям.

   – Дорога от Прасий до Спарты короче, чем от Фиреи, – хмуро промолвил Леонтофрон. – Если аргосцы от Прасий устремятся к Спарте, тогда войско Леотихида не успеет к нам на помощь. А войско Леонида и вовсе находится за пределами Лаконики.

Тут прозвучала ещё одна мысль, повергнувшая всех в ещё большую тревогу. Эту мысль высказал Алфемен:

   – Может статься, Леотихид и Амомфарет и не догадываются, что под Фиреей стоит не всё войско аргосцев, а лишь часть его. Они могут и не знать о разорении Прасий, ведь беглецы-карийцы скопом бегут не к Фирее, а в Спарту. В таком случае Леотихид и Амомфарет не ведают о страшной угрозе, нависшей над Лакедемоном.

Кто-то из эфоров вполголоса выругался. Кто-то невесело пошутил, мол, Спарта имеет два войска и тем не менее оказалась совершенно беззащитной перед своим давним недругом.

   – Что будем делать? – произнёс Булис, повысив голос.

   – Надо без промедления слать гонцов к Леотихиду и Амомфарету, – сказал Леонтофрон.

   – И к Леониду тоже, – добавил Гиппоной. – Даже если аргосцы разорят Спарту, уйти безнаказанными им не удастся.

   – Что ты такое говоришь, брат! – возмутился Булис. – Неужели нам не собрать отряд воинов, чтобы задержать аргосцев на подступах к Спарте до подхода наших войск? Мы сами возьмём в руки оружие, вооружив старейшин и эфебов, карийцев и неодамодов. На худой конец вооружим рабов!

   – Обойдёмся без рабов, – проворчал Алфемен. – Я не хочу делить воинскую славу с рабами!

   – Уж лучше призвать к оружию спартанок, – согласился с Алфеменом Гиппоной, – благо многие женщины неплохо владеют копьём и мечом.

Немедленно был объявлен сбор на площади перед герусией всех мужчин, способных держать оружие, а также молодых спартанок, готовых вступить в войско. Из лакедемонян-мужчин был собран отряд в триста человек. В его состав вошли юноши-эфебы и граждане старше шестидесяти лет. К этому отряду присоединились полторы сотни карийцев и неодамодов. Взялись за оружие и несколько сотен лакедемонянок в возрасте от двадцати до тридцати лет.

Главенство над этим небольшим, спешно собранным воинством, эфоры поручили хромоногому Эвридаму, который в прошлом участвовал во многих сражениях, являясь правой рукой царя Клеомена. Сами эфоры стали сотниками и полусотниками.

Неподалёку от Спарты у северной и южной дорог стояли небольшие крепости, где проходили военную службу юноши-миллирэны. Туда были посланы вестники с приказом для гарнизонов крепостей без промедления прибыть в Спарту.

Когда отряды миллирэнов прибыли, настроение эфоров и старейшин значительно улучшилось. Четыреста молодых воинов были главной защитой для города, не имевшего стен. Прятаться за стенами спартанцам было запрещено Законом. Любого врага они встречали в открытом поле, так было заведено со времён законодателя Ликурга.

Пришлось взяться за оружие и Ксанфу. Он просто не мог оставаться в стороне, видя, что обе его натурщицы, Дамо и Галантида, без колебаний вступили в войско.

Вокруг Спарты были выставлены дозоры, как на ближних подступах, так и на дальних. Эвридам хотел назначить Ксанфа в один из ночных дозоров. Однако Булис сумел убедить Эвридама, что будет лучше, если художник отправится гонцом к спартанскому войску под Фирею.

Собственно, гонцами были выбраны Дафна и конюх Булиса, поскольку они хорошо знали местность и неплохо владели оружием. Ксанфа добавили к ним в последний момент. Галантида сумела повлиять на мужа, сказав, что художнику будет безопаснее стать гонцом, нежели дозорным.

«Ему не место в войске: его руки слишком слабы для щита и копья, – сказала Галантида. – Если он падёт в сражении, кто тогда изобразит меня на картине в образе Леды?»

Булис признал доводы супруги резонными. Более того, эфор-эпоним велел своему конюху в пути всячески оберегать живописца. Для Ксанфа даже лошадь подобрали не самую резвую, чтобы он мог легко с ней справляться.

Дафна не скрыла своего негодования, узнав, что одним из её спутников будет Ксанф. Она напрямик заявила Эвридаму, что тот, как видно, не слишком-то беспокоится за родной город, если даёт ей в попутчики совершенно непригодного к военному делу человека.

   – Ксанф искренне желает помочь нам, – сурово ответил Эвридам. – И кто из вас двоих станет обузой в пути, ещё неизвестно. Проще было бы послать одного Евбула.

Так звали конюха эфора-эпонима. Дафне пришлось смириться. Ксанф, увидев её верхом на коне, одетую в короткий хитон с разрезами на бёдрах, с луком и стрелами за плечами, кинжалом на поясе, пришёл в восторг.

   – Дафна, ты просто вылитая царица амазонок! Я и не знал, что ты умеешь ездить верхом.

   – Садись на коня, почтенный, – холодно промолвила Дафна. – Нам пора в путь. Где Евбул?

В следующий миг Дафна увидела конюха, который появился из узкого тенистого переулка. Рядом шёл Булис в нарядном длинном гиматии. Оба направлялись к храму Мойр[163]163
  Мойры – греческие богини судьбы, определявшие срок жизни человека; дочери Зевса и Фемиды.


[Закрыть]
, возле которого было назначено место сбора для гонцов, отправлявшихся в Кинурию. От храма Мойр вела улица к мосту через Эврот, за ним начиналась дорога, ведущая к горному перевалу Парной.

   – Нельзя ли поживее, уважаемые, – сердито проговорила Дафна, обращаясь к подошедшим. – Сколько вас можно ждать!

   – Прости, Дафна. – Булис протянул тонкую кожаную полоску с нанесёнными на неё буквами. – Это донесение передашь в руки царю Леотихиду.

   – Долго же эфоры сочиняли столь короткое послание, – презрительно усмехнулась Дафна. – Только зачем? Разве Леотихид не поверит моим словам: Спарте грозит опасность?

   – Так надо, Дафна, – нахмурился Булис. – Не тебе обсуждать действия эфоров.

   – Ну, разумеется! – неприветливо бросила Дафна и ударила пятками в лошадиные бока.

Худощавый загорелый Евбул легко вскочил на широкую спину своего длинногривого жеребца и устремился вслед за Дафной, которая во весь опор мчалась по улице, идущей под уклон. Прохожие при виде лихой наездницы опасливо жались к стенам домов. Многие узнавали Дафну и махали ей рукой.

Ксанф с кряхтеньем взобрался на лошадь и пинками заставил её перейти с шага на рысь. Живописца распирала гордость от осознания, что эфоры доверили ему столь важное дело. И ещё, Ксанфу было приятно, что Галантида сама пришла пожелать ему удачи. Чтобы не выглядеть смешным, он не стал садиться верхом на коня в присутствии Галантиды. Вот почему от дома Леотихида и до храма Мойр живописец шёл пешком, ведя лошадь на поводу.

Выбравшись из города, Дафна перевела своего скакуна на столь стремительный галоп, что бедняга Ксанф на своей смирной лошадке стал быстро отставать. Дафне пришлось ехать медленнее, что раздражало её. Она принялась оскорблять Ксанфа, называя его неженкой, растяпой и неприспособленным к жизни выскочкой, которому совсем не место в Лакедемоне, где не только мужчины, но и женщины готовы к трудностям. Досталось и Евбулу, который пытался вступаться.

Ксанф угрюмо помалкивал, дабы не раздражать Дафну ещё больше. Да и что он мог сказать в своё оправдание? Ему, всю жизнь писавшему картины, ратные труды были незнакомы. Не доводилось Ксанфу и обуздывать резвых лошадей: он вообще предпочитал ездить верхом на мулах.

Равнина на левобережье Эврота была сплошь покрыта возделанными полями и оливковыми рощами. Среди полей и фруктовых садов тут и там виднелись селения илотов. Через одно селение Дафне и двум её попутчикам пришлось проезжать, поскольку дорога пролегала прямо по главной улице деревни.

Ксанф с любопытством разглядывал жилища илотов и их самих. Селение состояло из трёх десятков хижин, сплетённых из гибкого кустарника и обмазанных глиной. Конические и двускатные крыши неказистых домиков были покрыты соломой. В центре селения возвышался каменный алтарь и каменная статуя какого-то бога, по внешнему виду напоминавшая мужской фаллос.

Жители селения не выглядели неотёсанными дикарями, несмотря на свою одежду из грубого сукна. Мужчины-илоты все без исключения были бородаты, носили на голове конусообразные шапки из собачьих шкур, а на плечах плащи из шкур диких зверей мехом наружу.

Среди женщин-илоток было немало стройных и миловидных, увешанных медными и костяными украшениями. В отличие от спартанок илотки не завивали волосы и не укладывали их в изысканные причёски. Замужние илотки носили небольшие шапочки, плотно облегающие голову и украшенные живыми цветами. Волосы, собранные в пучок на затылке, висели сзади пышным хвостом. Молодые девушки носили волосы заплетёнными в четыре косы, две ниспадали на спину, а две свешивались с висков на грудь. Такие причёски Ксанфу доводилось видеть у женщин из древнего племени абантов, живущего на острове Эвбея.

В далёкие-далёкие времена абанты жили по всей Срединной Элладе и были процветающим народом, но потом с севера пришло племя лелегов и заставило абантов потесниться. Вместе с лелегами в Среднюю Грецию пришли дриопы, народ, искуснейший в обработке камня и бронзы. Затем нахлынувшие опять же с севера ахейцы поработили дриопов и лелегов. Абанты были изгнаны на остров Эвбею. Всё это было в стародавние времена, когда греческий язык назывался ахейским, а завоеватели называли себя эддинами и не считали таковыми автохтонные племена лелегов, абантов и дриопов.

Ксанф обратил внимание, какое предупредительное почтение выказывают Дафне старейшины селения, сразу распознававшие в ней спартанку. Старейшины велели освободить самую большую хижину, полагая, что она захочет отдохнуть. Однако Дафна отдыхать не собиралась к немалому огорчению Ксанфа, который совсем разомлел от жары и долгой скачки.

В другом селении илотов Евбул предложил Дафне напоить коней. При этом конюх незаметно кивнул на Ксанфа, который от усталости еле держался на лошади. Дафна нехотя согласилась сделать короткую передышку.

Пока Евбул поил у колодца лошадей, Дафна о чём-то беседовала с плотскими старейшинами в тени древнего дуба.

Ксанфа местные женщины пригласили в хижину и усадили за грубо сколоченный стол. Отведав козьего сыра и кислого виноградного вина, он почувствовал, что силы понемногу возвращаются. Живописец разговорился с хозяйкой жилища и двумя её взрослыми дочерьми. Он узнал от них, что почти все мужчины из этого селения были призваны в спартанское войско, ушедшее к Микенам. Женщины тревожились за своих мужей, сыновей и братьев, сетуя, что во всех войнах илоты несут гораздо большие потери по сравнению с лакедемонянами.

Ксанф поведал хозяйке и её дочерям, что войско царя Леонида уже возвращается в Лакедемон. И возвращается с победой!

   – А я со своими спутниками держу путь к царю Леотихиду, который стоит с войском в Кинурии, – горделиво добавил художник.

Ему нравилось производить впечатление на людей, пусть даже совершенно не знакомых. Поэтому Ксанф соврал, будто Дафна его жена, а Евбул телохранитель.

Чем ближе к горам, тем чаще на пути гонцов вставали густые дубравы: остались позади поля и оливковые рощи. Вокруг расстилались холмистые пастбища, на которых паслись стада коров и отары овец. Пастухи-илоты, вооружённые луками и дротиками, долгим взглядами провожали троих всадников, которые неслись, не жалея коней, по извилистой каменистой дороге.

В ложбинах между холмами залегли глубокие тени от спускавшихся сумерек.

Дневное светило почти полностью скрылось за дальней кромкой гор, расцветив вечернее небо розовато-сиреневыми оттенками.

Мрачные утёсы хребта Парной, поросшие соснами, придвинулись вплотную к дороге. Топот копыт будил гулкое эхо в узких долинах, над которыми вздымались отвесные скалы. Подножие этих скал укрывали дремучие леса, а их конусообразные вершины алели в лучах заката, словно голова застывших исполинов. На самой высокой горной вершине, маячившей впереди, сверкала на фоне тёмно-синих небес белая шапка вечных снегов.

   – Это гора Парфений, – сказал Евбул Ксанфу. – За ней лежит Кинурия.

   – Значит, мы почти добрались, – обрадовался Ксанф, одолеваемый желанием упасть на землю и заснуть. – Хвала Зевсу!

   – Напрямик по горам с лошадьми нам не пройти, – добавил Евбул. – Придётся обходить по ущелью, эту дорогу я хорошо знаю.

   – Я тоже, – кивнула Дафна. – За ночь доберёмся до Фиреи.

Поняв, что и ночью отдохнуть не удастся, Ксанф совсем упал духом. Если днём его постоянно мучила жажда, то теперь он чувствовал, что умирает от голода.

Умолять Дафну о передышке Ксанф считал унизительным, решив держаться из последних сил. Неожиданно захромала его лошадь, неудачно споткнувшись о камень. Из-за этого маленький отряд мог двигаться только шагом, причём Ксанфу пришлось вести свою лошадь на поводу.

Услышав в стороне от дороги лай собак, Дафна велела Евбулу отправиться на разведку. Конюх без возражений исполнил приказание и, вернувшись, сообщил, что за холмом на берегу небольшой речушки лежит селение илотов.

   – Поедем туда и выберем Ксанфу другую лошадь, а его хромую клячу оставим, – решила Дафна. – Поспешим, пока совсем не стемнело.

Однако Евбул не согласился.

   – Я бы так не поступил, госпожа, – сказал он. – Живущие в предгорьях илоты воинственнее и опаснее своих соплеменников с равнины. Равнинные илоты привязаны к земле, к мирному труду и полностью зависят от лакедемонян, владеющих всей землёй в Лаконике. Илоты-горцы живут охотой и разбоем. Их покорность Спарте чисто номинальная. Эти дикари при всяком удобном случае нападают на периэков и спартанцев, если видят, что могут поживиться и безнаказанно уйти в горы.

Дафна задумалась. Евбул был прав, спартанцы никогда не могли до конца покорить илотов, живущих в горах. В Спарте даже не знали численности населения в их сёлах. И то, что горцы время от времени спускались на равнину и занимались грабежами, тоже было правдой. Спартанцам далеко не всегда удавалось истреблять дерзкие разбойные шайки.

   – Мы не можем рисковать ещё и потому, что у нас важное донесение к царю Леотихиду, – добавил Евбул, видя колебания Дафны.

Ксанф слушал, о чём говорят Дафна и Евбул, сидя на камне и растирая уставшие, израненные колючками ноги. Он отправился в путь в обычных лёгких сандалиях, о чём теперь горько сожалел.

   – Именно потому, что в Спарте ждут помощи от Леотихида, мы не можем тащиться еле-еле, – после краткого раздумья заявила Дафна. – У меня есть деньги. Я заплачу илотам за хорошего коня.

Дафна вынула из-за пояса маленький мешочек с драхмами и подбросила его на ладони.

   – Это всё равно что дразнить голодных волков свежей кровью, – хмуро промолвил Евбул.

Но Дафна настояла на своём. Отупевший от усталости Ксанф медленно ковылял по еле заметной тропе, следуя за Дафной и Евбулом, которые, спешившись, шли впереди. При этом они продолжали спорить друг с другом. Этот спор казался Ксанфу бессмысленным, ведь они уже направлялись к селению илотов. В душе он был даже благодарен Дафне за её упрямство. На хромой лошади и впрямь далеко не уехать.

Деревенька была невелика, всего около десятка хижин, которые в беспорядке расползлись по склону холма. В низине у реки темнели загоны, обнесённые плетнём, полные коз и овец.

Свирепые лохматые собаки с громким лаем окружили троих путников, едва они приблизились к крайней хижине, над кровлей которой тянулся к небу белый шлейф дыма. Лошадь Дафны, испуганно захрапев, заметалась из стороны в сторону. Испугалась собак и кобылка Ксанфа, норовя встать на дыбы. Он обеими руками вцепился в поводья, опасаясь, что лошадь вырвется и умчится в лес. Евбул древком дротика отгонял свирепых псов.

Из хижины выбежали два человека. На одном была лишь набедренная повязка. Вьющиеся чёрные волосы почти закрывали ему глаза. Другой был в хитоне из грубого холста, подпоясанный толстой верёвкой. За поясом торчал длинный тесак. У черноволосого в руке был топор.

Дафна заговорила с человеком в хитоне, поскольку по внешнему виду он был значительно старше второго. У него была густая борода, а лицо покрывала сеть морщин.

   – Мы спартанцы, – начала Дафна. – Держим путь в Кинурию. К сожалению, одна из наших лошадей захромала. У вас есть лошади?

Бородач в хитоне прикрикнул на собак. Они отбежали в сторону и, сгрудившись у соседней хижины, продолжали рычать и скалить зубы.

   – Лошади-то у нас есть, – ответил бородач с кривой усмешкой. – Только они не всякому даются в руки.

При этих словах бородача на лице черноволосого тоже появилась хитрая ухмылка. Поигрывая топором, он разглядывал Дафну с головы до ног.

   – Мы готовы заплатить вам, – сказал Евбул. – Назовите вашу цену.

   – Даже так? – Бородач сделал удивлённое лицо. – Странно. Обычно спартанцы всё забирают даром.

От соседних хижин подошли ещё несколько илотов с дротиками, дубинками и топорами в руках. Трое держали над головой горящие факелы.

   – Кто это такие?

   – Что им надо?

   – Ты знаешь их, Петеос? – посыпались вопросы.

Говор горцев заметно отличался от наречия равнинных илотов.

Опасливо озиравшийся Ксанф сразу обратил на это внимание. Ещё живописец заметил, что горцы держатся гораздо смелее. В их поведении не было и намёка на робость и почтение.

Бородач поднял руку, призывая к тишине.

   – Эти люди из Спарты, – сказал он. – Они хотят оставить нам хромого коня, а взамен взять здорового.

   – Ого! Выгодная сделка! – воскликнул кто-то.

Этот возглас потонул в громком смехе. Громче всех хохотал черноволосый.

Илоты плотнее придвинулась к троим гонцам. Внимание всех было приковано лишь к Дафне, округлые прелести которой соблазнительно подчёркивались её короткой эксомидой.

   – Где ваши старейшины? – спросила Дафна. – Я хочу говорить с ними.

   – Один наш старейшина умер с горя после того, как спартанцы убили всех его сыновей, – сердито ответил бородатый Петеос. – Другой сейчас слишком пьян, чтобы разговаривать с вами. Договаривайтесь со мной. Меня тут все уважают и слушаются.

   – Вот деньги. – Дафна протянула бородачу мешочек с серебром. – Возьми, пересчитай. Надеюсь, этого хватит за одного коня.

   – Не бери у неё деньги, отец, – промолвил черноволосый. – Наверняка они фальшивые. Вспомни, сколько раз спартанцы нас обманывали.

Дафна, видя, что Петеос стоит, не двигаясь, опустила руку.

   – Чего же вы хотите за коня? – сердито проговорила она.

   – Тебя, красотка, – быстро ответил черноволосый, оскалив в улыбке белые ровные зубы.

Дафна, изумлённая такой дерзостью, переглянулась с Евбулом, который движением бровей дал ей понять, что дело принимает дурной оборот.

   – Четыре года тому назад лакедемоняне отняли у моего сына жену, – произнёс бородач, положив руку черноволосому на плечо. – С тех пор мой сын мыкается один без женщины. Разве это справедливо?

Дафна и Евбул опять переглянулись.

   – Прими наше сочувствие, друг, – с сожалением в голосе промолвил Евбул, глядя в глаза бородачу. – Но...

   – С тобой никто не разговаривает! – вдруг выкрикнул черноволосый, подскочив вплотную к конюху. – Я обращался к ней, а не к тебе.

Черноволосый ткнул пальцем в Дафну.

   – Спокойно, Фоас. – Бородач оттащил сына назад. – Гнев не красит человека. Эти путники хоть и спартанцы, но они наши гости.

Дафна сунула мешочек с драхмами обратно за пояс и сняла с себя лук и колчан со стрелами.

   – Если вам не нужны деньги, тогда возьмите это. – Она положила лук и стрелы к ногам бородача. – Оружие у нас самое настоящее.

   – Это не может быть равноценной платой за коня. – Бородач отрицательно покачал головой. – Тебе, красавица, придётся провести ночь с моим сыном. Вот единственная и справедливая плата.

Гул одобрительных голосов раздался при последних словах Петеоса. Илоты, глазевшие на Дафну, принялись расхваливать тело молодой спартанки, словно перед ними была рабыня, выставленная на продажу.

Черноволосый шагнул к Дафне и, взяв её за руку, властно потянул за собой.

   – Идём, большеглазая. Воистину, ты послана мне богами!

Дафна жестом остановила Евбула, сделавшего движение в её сторону, и громко сказала:

   – Сначала приведите того коня, ради которого мне придётся стать наложницей на эту ночь. Сделка есть сделка.

Петеос отдал распоряжение. От группы илотов отделились двое и ушли куда-то в темноту.

   – Коня осмотрят твои спутники, красавица, – нетерпеливо бросил черноволосый Фоас. – Если конь и не понравится, тогда утром ты сама выберешь, какого тебе надо. Идём!

И он вновь потянул Дафну за собой. Та не сопротивлялась.

У Ксанфа по спине забегали холодные мурашки, когда Евбул передал ему поводья своего коня и коня Дафны, быстро прошептав при этом, чтобы он садился верхом и был готов к бегству. Сначала Ксанф решил, что Евбул вознамерился бросить Дафну в беде. Однако он ошибся.

Дафна, оказавшись за пределами освещённого факелами круга, выхватила из-за пояса кинжал и ударила им черноволосого в горло. Едва Фоас с хрипеньем упал на колени, выронив топор, как Евбул метнул дротик, сразив наповал одного из илотов, державшего факел в руке.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю