Текст книги "Спартанский лев"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

   – Чему удивляться, ведь торговые суда афинян куда только не забираются, вытесняя с рынков коринфян и эгинцев, – проворчал Эвридам. – Я слышал, афиняне добрались даже до эллинских колоний на Понте Эвксинком[169]169
  Понт Эвксинский – Чёрное море.


[Закрыть].

   – Понтийские города продают в Афины пшеницу, которая в тех краях родится как нигде, – промолвил Клеомброт. – Без понтийской пшеницы афинянам не прожить: в Аттике почва скудная и каменистая, там хорошо выращивать лишь ячмень и оливки.

   – Можно покупать пшеницу в Египте, – вставил Мегистий, – это гораздо ближе.

   – Египетским зерном торгуют эгинцы при посредничестве финикиян, – возразил Клеомброт. – Египетский хлеб обойдётся слишком дорого по сравнению с понтийским. С понтийскими городами афиняне торгуют напрямую без посредников.

   – Так вот почему афиняне так всполошились, узнав, что персы захватили Геллеспонт, – с усмешкой покачал кудрявой головой Эвридам. – Под угрозу поставлена торговля с Понтом.

   – Не только поэтому, – опять заговорил Клеомброт. – Ксеркс желает отомстить афинянам за поражение своего отца при Марафоне, а также за сожжённые Сарды во время Ионийского восстания, в котором афиняне принимали участие. Кстати, Фемистокл содействовал тому, чтобы Афины выступили на стороне ионян.

   – Если Ксеркс желает наказать одних афинян, то почему всполошились коринфяне и платейцы? – удивился Эвридам. – Тем более зачем беспокоиться нам, спартанцам? Лакедемон в привозном зерне не нуждается. Хвала богам, у нас своего хлеба хватает.

   – Платейцы помогали афинянам победить персов при Марафоне, – ответил Клеомброт. – Если ты забыл об этом, Эвридам, то я напомню. В Коринфе нашли пристанище кое-кто из мятежных карийцев, воевавших с персами во время Ионийского восстания. К тому же коринфяне вместе с керкирянами не пускают финикийцев, союзников персов, в Адриатику. И наконец, если персы двинутся на Элладу, то коринфяне потеряют свои владения в Халкидике, а там находятся богатейшие медные и серебряные рудники.

   – Я слышал, фракийцы уже признали власть персидского царя, – заметил Мегистий.

   – Про всех фракийцев не скажу, но эллины, живущие на фракийском побережье, покорились персам ещё при Дарии, – кивнул Клеомброт.

   – А что говорит Фемистокл про афинские золотые рудники во Фракии? – поинтересовался Леонид. – Намерены ли афиняне их защищать?

Об этом Фемистокл не сказал ни слова. Зато он поведал о том, что на фракийском побережье персы устраивают большие хранилища зерна, – сказал Клеомброт. – Эти хранилища расположены близ Перинфа, а также в Дориске и Эйоне, что на реке Стримон. Самые же большие запасы хлеба свезены персами в местность под названием Лёвке Акте. По слухам, тем хлебом можно в течение месяца прокормить войско в сто тысяч человек.

Эвридам изумлённо присвистнул.

   – Стало быть, Ксеркс имеет твёрдое намерение завоевать Элладу, а не одни только Афины, – задумчиво проговорил Леонид.

   – Вот именно! – воскликнул Клеомброт. – Чтобы покарать афинян, не нужно собирать столь огромное войско. Вспомните письмо Демарата, друзья...

Было уже далеко за полночь, когда гости стали расходиться по домам.

На одном из городских перекрёстков Леонид и Леарх расстались с Мегистием и Клеомбротом, которым нужно было в другую сторону.

Царь и его «младший возлюбленный» какое-то время молча шагали по тёмной улице, стеснённой стенами домов и глухими заборами из камня. Путь им освещала яркая полная луна, катившая по ночному небосклону, усыпанному звёздами.

   – Как ты объяснишь своё отсутствие на обеде, Леарх, – наконец нарушил молчание Леонид.

   – Я поссорился с Горго. Расстроившись, я сначала пошёл домой, а оттуда к сестре Дафне. Вот и опоздал к обеду, – солгал Леарх, радуясь в душе, что Леонид не может в сумраке ночи видеть его лицо.

Ежедневное посещение коллективных трапез для спартанских граждан было не просто обедом. Это было почти ритуалом, установленным Законом. Опаздывать на обед в дом сисситий и тем более не являться вовсе строго воспрещалось. За этим следил один из сотрапезников, обычно самый старший по возрасту. Всякий спартанец, нарушивший это установление, должен был в течение трёх дней вместе с рабами чистить котлы, в которых варили похлёбку для коллективных обедов.

   – С Горго я постараюсь тебя помирить, – промолвил Леонид. – Но чистки котлов тебе, боюсь, не избежать. Ты же знаешь строгий нрав столоначальника Дионисодора.

Леарх печально вздохнул.

«Что будет, когда Дионисодор узнает, что меня прочат в мужья его внучке».

Леарх знал, что вся родня Эллы неукоснительно придерживается древних обычаев, считая любое послабление в воспитании молодёжи чуть ли не преступлением против государства. Леарх всегда побаивался сурового отца Эллы, а перед Дионисодором просто трепетал.

* * *

С самой первой минуты разговора Дафна почувствовала в Горго какую-то перемену. Та не пыталась уходить от ответов или отшучиваться, не прятала глаз, когда Дафна завела речь про Леарха и его переживания. И тем не менее что-то в поведении Горго настораживало.

   – Я понимаю, – кивала головой Горго, – Леарх привык ко мне. Он привык обладать мною. И этот внезапный разрыв...

   – Леарх по уши влюблён в тебя, Горго! – пылко произнесла Дафна. – Неужели ты не чувствуешь этого?

   – Потому-то я и прерываю нашу связь, – непреклонно заявила Горго. – Женой Леарха я всё равно не стану. Мой брак с Леонидом неразрывен. Чтобы Леарх не тешил себя тайными надеждами, я напрямик сказала ему, что между нами всё кончено. Я не просто бросаю Леарха, но стараюсь устроить его судьбу. Я подыскала ему хорошую невесту. Умоляю, Дафна, не смотри на меня такими осуждающими глазами!

Горго приблизилась к Дафне и обняла её.

   – Ты стала какая-то другая, – чуть слышно проговорила Дафна. – Неужели ты соскучилась по нашим ночам?

   – Как ты догадалась?

   – Что же, я, по-твоему, совсем несмышлёная, что ли! – улыбнулась Дафна.

Подруги уселись на скамью возле окна, выходившего во внутренний дворик. Со двора доносился заливистый смех пятилетнего Плистарха, который резвился там под присмотром кормилицы.

   – Я думала, что желание соития с женщиной исчезнет во мне само собой, когда я стану делить ложе с мужем, – заговорила Горго, завладев рукой Дафны и с нежностью перебирая её пальцы. – Однако этого не произошло. Тогда я завела себе любовника, твоего брата. Я надеялась, что внешнее сходство Леарха с тобой как-то поможет мне пристраститься к мужскому телу. И вот прошло два года, а во мне по-прежнему не угасает влечение к тебе, моя дорогая подруга.

Горго встретилась взглядом с Дафной и, увидев в её глазах ответное желание, потянулась к ней губами.

Служанка, пришедшая вместе с Дафной, неслышно появившись в дверях, изумлённо замерла на месте, увидев свою госпожу, соединившуюся в страстном лобзании с царицей. Рабыня попятилась и скрылась за дверной занавеской. Однако сильнейшее любопытство взяло в ней верх. Она стала подглядывать за двумя целующимися спартанками в узкую щель между дверным косяком и краем тяжёлой занавески. Рабыня была родом из Фракии, живя в Спарте, она не могла понять и принять некоторые из местных обычаев. В частности, фракиянка поражалась тому, что в Лакедемоне мужчины частенько совокупляются с мужчинами, а женщины с женщинами. У фракийцев такого никогда не было.

Наблюдая за тем, как красивые молодые женщины целуются, одновременно лаская груди одна другой, фракиянка не могла оторваться от этого зрелища. Рабыня не смела и в мыслях заклеймить царицу и свою госпожу клеймом развратниц, поскольку в ней самой вдруг пробудилось жгучее желание вкусить запретного плода. Причём ей захотелось испробовать это именно с Дафной.

«Госпожа наверняка не обидится, если, раздевая её в купальне, я позволю себе погладить рукой её ягодицы или поцелую грудь, – промелькнуло в голове у фракиянки. – Если моя госпожа позволяет царице, значит...»

* * *

Вскоре состоялась помолвка Леарха, сына Никандра, и Эллы, дочери Пантея. Этому событию предшествовали переговоры между родственниками. Если в других государствах Эллады на таких переговорах обычно обсуждался размер приданого будущей невесты, то в Лакедемоне давать за девушкой приданое было запрещено законом. Это делалось для того, чтобы женихи в Спарте не искали иной выгоды кроме красоты невесты и её непорочности.

На помолвке присутствовали родители Эллы и вся её ближняя родня. Немало родственников присутствовало и со стороны Леарха. Пришли и Леонид с Горго. Леонид, как «старший возлюбленный» Леарха, заменял на смотринах его давно умершего отца. Так полагалось по обычаю. Горго находилась среди родни жениха как лучшая подруга его сестры и жена его «старшего возлюбленного».

Леарх преисполнился горделивого самодовольства, когда увидел, что дочь Пантея заметно смущается. Элла не могла скрыть своей радости, что ей прочат в мужья олимпионика и первого красавца Спарты. А смущало её то, что за Леарха перед её родителями хлопотали царь Леонид и царица Горго, как будто победы на Олимпийских и Немейских играх не имели значения для родственников Эллы. Как будто Леарх, которого знаменитый тегейский живописец Ксанф изобразил на двух своих картинах, нуждался в дополнительных похвалах.

Помолвка, как обычно, завершилась пиршеством, на котором Леарх и Элла сидели бок о бок на виду у всех.

Среди песен, шуток и смеха пирующие вспоминали доблестного Никандра, отца Леарха, восхищались не менее доблестным Дионисодором, дедом Эллы. Для двух спартанских семей, пожелавших породниться, древность рода и храбрость предков являлись самыми надёжными доказательствами в правильности выбора.

Потом все присутствующие за столом пожелали, чтобы Дафна – уже в который раз! – рассказала о том, как она вместе с живописцем Ксанфом и конюхом Евбулом добиралась до Фиреи и обратно в Спарту.

О храбром поведении Дафны в одном из горных селений илотов в Спарте стало известно от Евбула и Ксанфа. Сама Дафна не любила вспоминать об этом.

Впечатлительный Ксанф написал картину, на которой изобразил себя, Евбула и Дафну в стычке с десятком вооружённых илотов. В центре полотна была Дафна с топором в руке. После того как картину увидели, ей волей-неволей пришлось рассказать об этом случае сначала матери и брату, затем – Горго и Леониду. Чтобы не обидеть подруг, Дафне пришлось рассказывать эту историю и им. Эфор Булис и его жена Галантида, чтобы послушать Дафну, даже приглашали её к себе домой.

Старейшины почтили Дафну лавровым венком за доблесть, таких же венков удостоились Евбул и Ксанф.

Чтобы сделать приятное родственникам Эллы, Дафна ещё раз рассказала, как она и двое её спутников, не жалея коней, мчались к Фирее, как они ночью едва не погибли от рук илотов, как пытались догнать спартанское войско и, наконец, догнали на равнине у Гиппокефал. На поле битвы, заваленном трупами, Дафна хоть и с опозданием, но вручила скиталу царю Леотихиду.

Видя, с каким восхищением слушает юная Элла, Леарх улыбнулся в душе. У него не было ни малейших сомнений в том, что дочь Пантея и в столь юном возрасте сможет повторить подвиг Дафны. Леарху приходилось видеть, как лихо Элла скачет верхом, как метко она стреляет из лука и кидает в цель дротик. И даже борется в палестре на равных с юношами-одногодками!

«Воистину, всякий, живущий в Лакедемоне, способен на подвиг, будь то мужчина или женщина, – думал Леарх. – Чего ещё ждать от спартанцев, прошедших столь суровое воспитание. Клянусь Зевсом, Элла наверняка даже завидует Дафне. Вон как на неё смотрит!»

Леарх вновь улыбнулся про себя, украдкой бросив взгляд на Эллу.

Благородный профиль с прямым носом, округлым подбородком и чувственными устами невольно притягивал взгляд любого мужчины.

Элла повернула голову и встретилась взглядом с Леархом. Теперь в ней не было ни капли смущения.

   – Какая у тебя красивая сестра! – прошептала она.

   – Ты красивее, – так же шёпотом ответил Леарх.

Он стиснул под столом маленькую руку Эллы и в следующий миг ощутил ответное пожатие ладони.

ВОЙСКО ЦАРЯ ЦАРЕЙ

Приняв решение воевать с Элладой, Ксеркс пошёл на это не столько из страха перед призраком отца, сколько из честолюбивого желания затмить его военную славу собственной славой. Царь Дарий в своё время собрал огромное войско для похода на европейских скифов. Очевидцы тех далёких событий утверждали, что такого многочисленного войска не было даже у Кира Великого. И Ксеркс решил собрать ещё более многочисленное войско, чтобы один вид несметных полчищ привёл западных эллинов в трепет.

Повинуясь царскому приказу, со всех концов обширной Персидской державы потянулись конные и пешие отряды воинов из различных азиатских племён. Местом сбора стала равнина в Каппадокии близ города Криталлы. Туда Ксеркс отправил Мардония, своего двоюродного брата Артафрена, тестя Отану и ещё многих влиятельных персидских вельмож, устав от их споров и советов относительно ведения будущей войны с греками. Воинствующая персидская знать, выполняя волю Ксеркса, должна была превратить разношёрстную, многоязычную и часто не знающую порядка массу вооружённых людей в боеспособное войско, разделённое на десятки, сотни и тысячи. Это было нелёгкое дело, и Ксеркс злорадствовал в душе, представляя, как его вспыльчивый тесть и не менее вспыльчивый свояк пытаются через толмачей вбить в головы предводителей полудиких кочевых и горных племён понятие о строгой воинской дисциплине.

Другой воинский стан был разбит возле Суз. Сюда были стянуты самые лучшие войска Ахеменидской державы: воины из шести мидийских и девяти персидских племён, а также гирканцы и киссии, вооружённые на персидский манер. Над этими отборными отрядами начальствовали родные и сводные братья Ксеркса и те из его приближенных, которые никогда и ни в чём не смели противиться воле царя царей. Среди них выделялись трое: Гидарн, сын Гидарна, Тритантехм, сын Артабана, и Мегабиз, сын Зопира.

Одновременно с сухопутным войском Ксеркс собирал и огромный флот. Больше тысячи боевых и грузовых судов стояло в гаванях финикийских и кипрских городов, а также у побережья Киликии, Ликии, Карии и в устье Нила.

Начальниками флота Ксеркс поставил своего сводного брата Ариабигна, родного брата Ахемена и знатного мидийца Прексаспа, сына Аспатина.

Помимо них соединениями наиболее подвижных и быстроходных военных кораблей командовали люди, чей опыт в морском деле был неоспоримо выше, чем у персов и мидян, привыкших воевать на суше. Прежде всего это были финикийские навархи Тетрамнест, сын Аниса, Маттен, сын Сирома, и Мербал, сын Агбала.

Над киликийскими кораблями начальствовал Сиеннесий, сын Оромедонта: он был царского рода и возводил свою родословную к бессмертным богам.

Ликийскими кораблями командовал храбрый Киберниск, сын Сика.

Верховенство над боевыми судами киприотов держали навархи Горг, сын Херсия, Тимонакт, сын Тимагора, и Пиларт, сын Никострата.

Флотом карийцев командовали навархи Гистией, сын Тимна, Пигрет, сын Гисселдома, и Дамасифим, сын Кандавла.

При желаний Ксеркс мог бы и на кораблях перевезти своё войско из Азии в Европу. Но честолюбие толкало его идти по стопам отца, чтобы ни в чём не уступать ему по размаху замыслов и начинаний. Потому-то Ксеркс повелел соединить двумя мостами берега Геллеспонта, как в своё время делал его отец. Один мост стали возводить египтяне, другой – строители из Финикии.

Учитывая то, что в Европе огромное персидское войско вряд ли нашло бы в достатке пропитанье, Ксеркс по совету Артабана приказал оборудовать на побережье Фракии хранилища зерна и муки. Охрану он поручил персидским наместникам во Фракии – Артаикту и Багаушу. По совету Мардония Ксеркс распорядился прокопать канал на Афонском перешейке, дабы персидский флот смог избежать потерь у негостеприимного Афонского мыса. Таким образом и в предвидении грядущих опасностей Ксеркс желал превзойти своего прославленного родителя, который в военных приготовлениях учитывал всё, кроме опасных ветров и морских течений.

В разгар подготовки к дальнему походу случилось неожиданное и совершенно непредвиденное происшествие. Вавилоняне, незадолго до этого усмирённые Ксерксом, вновь восстали. Причиной тому послужили поборы, которыми были обложены жители Вавилона по случаю намечавшейся войны с западными греками. Отряд пехоты, выставленный вавилонянами в персидское войско, отказался подчиниться персидским военачальникам. Он избрал своим полководцем некоего Шамаш-рибу, бывшего торговца тканями. Под началом Шамаш-рибы вавилоняне сначала изгнали из своего города персидский гарнизон, а потом разбили посланное против них персидское войско во главе с братом Ксеркса Артобазаном.

Ксеркс пожалел о том, что милостиво обошёлся с вавилонянами после подавления их первого мятежа. Поэтому он послал против восставших Артобазана, помня, что тот, подавляя восстание Бел-Шиманни, был суров и безжалостен. Однако Артобазан не дошёл до Вавилона, пав в битве у переправы через реку Тигр.

Ксеркс бросил против восставших другое войско, доверив начальство над ним своим братьям Ариомарду и Масисту. Но и это войско было наголову разгромлено.

Третье войско, отправленное на Вавилон, возглавии Мегабиз, женатый на дочери Ксеркса.

Мегабиз в отличие от братьев царя действовал против восставших не лихими конными наскоками. Он загонял их в низменные болотистые места, принуждая голодом и болезнями сдаваться в плен. При осаде Мегабиз использовал подкопы либо захватывал города и крепости с помощью измены. Мегабиз засылал к осаждённым лазутчика, как правило из местных жителей, который за щедрое вознаграждение предлагал наиболее падким на золото предводителям восставших под покровом ночи открыть ворота. Этой тактике Мегабиз научился у своего отца Зопира, который при царе Дарии тоже выступал усмирителем Вавилона.

В итоге Мегабиз довольно быстро овладел всей территорией Месопотамии, отняв у восставших все укреплённые пункты. И только под Вавилоном он застрял надолго. Все его подкопы восставшие обнаруживали загодя. Они заливали их водой из близлежащего канала либо бросали в подкоп бочки с зажжённой серой. Едкий дым выгонял воинов Мегабиза из подземных коридоров. Ни один из лазутчиков, засланных Мегабизом в осаждённый Вавилон, не вернулся обратно живым. Их отрубленные головы выставлялись на зубцах крепостной стены.

Пришлось Мегабизу брать Вавилон измором. По прошествии шести месяцев, когда в огромном городе не осталось ничего съестного, когда были съедены все собаки, крысы и вьючные животные, персы двинулись на штурм со всех сторон. Сопротивление ослабевших от голода защитников Вавилона было сломлено. Множество вавилонян погибло в этой последней битве на улицах города. Всех пленных Мегабиз по воле Ксеркса предал казни. Им отрубили головы. Шамаш-риба и его ближайшие сподвижники были посажены на кол.

Но и этого Ксерксу показалось мало. Ослеплённый гневом царь повелел срыть городские стены и башни и засыпать крепостные рвы. Кварталы Вавилона, где проживали ремесленники и купцы, зачинщики восстания, были затоплены водами Евфрата. Под топор палача угодили многие жрецы, подстрекавшие к неповиновению. Главный храм Вавилона – Эсагила, святилище верховного бога Мардука, и зиккурат Этеменанки были разграблены персами по приказу Ксеркса. Золотая статуя бога Мардука была увезена в Персеполь и переплавлена. Из этого золота были отчеканены монеты. Тем самым Ксеркс уничтожил Вавилонское царство, формально входившее в состав державы Ахеменидов на правах унии. Без статуи Мардука стало невозможно справлять новогодние праздники, во время которых по местному обычаю, всякий новый правитель Вавилона получал царскую тиару из рук бога в храме Эсагила.

С уничтожением Вавилонского царства исчезала и титулатура вавилонских царей, входившая в титулатуру персидских владык со времён Кира Великого.

По распоряжению Ксеркса Вавилония перестала существовать и как сатрапия Персидского царства, её территория была присоединена к вновь образованной сатрапии Ассирия со столицей в городе Арбелы.

* * *

После подавления восстания Шамаш-рибы Ксеркс вдруг утратил свой воинственный настрой. Он уже не рвался в поход на Элладу с таким рвением, как до мятежа вавилонян. Ксеркса опять начали терзать сомнения относительно похода на Запад. Его грызла неотступная тревога: стоит уйти с войском в Грецию, как здесь в Азии тотчас заполыхают восстания. Усмирённый и залитый кровью Вавилон по-прежнему страшил царя. Ему казалось, что вавилоняне затаились и ждут, когда персидское войско переправится через Геллеспонт, чтобы поднять очередное восстание.

А ведь ещё есть Египет, тоже недавно бунтовавший. Причём египтяне не только гораздо многочисленнее вавилонян, они смелее и организованнее жителей Месопотамии.

«Может, в Египте уже зреет заговор, – размышлял Ксеркс. – Кто знает, покуда я строю корабли и собираю войска в Каппадокии, египтяне втайне копят силы для мятежа. А если Египет и Вавилон восстанут одновременно, то оставленных в Персии войск никак не хватит, чтобы подавить оба восстания».

Ксеркс стал подумывать о том, чтобы самому остаться в Сузах, а завоевание Греции поручить Мардонию или Отане. Однако тогда вся слава достанется другим, а про Ксеркса станут говорить, что он трусливее своего отца и других персидских царей, которые имели обыкновение стоять во главе войск, а не отсиживаться вдали.

Но была и другая причина. Если вдруг во время похода персов на Элладу где-то опять вспыхнет восстание, то бороться с ним придётся ему, Ксерксу. Причём бороться не во главе лучших войск, но с теми отрядами, какие останутся в Мидии и Персиде.

После мучительных раздумий Ксеркс принял решение: самое надёжное – это послать в поход на Грецию всё мужское население Египта и Вавилонии, а заодно и тех сатрапий, где хотя бы раз в прошлом случались возмущения против власти персидского царя. Ксеркс составил для себя список таких стран. В него вошли кроме Египта и Вавилона: Лидия, Кария, Иония, Элам, Армения, Фригия, Внутренняя Сирия, Бактрия, Парфия, Маргиана и страна кадусиев.

«Если все мужчины из этих стран уйдут в далёкий поход, то оставшиеся дома женщины, дети и старики вряд ли отважатся на восстание», – думал Ксеркс.

Царь немедленно затребовал у своих полководцев отчёты о численности собранных войск. После ознакомления с ними Ксеркс вдруг объявил, что количество отрядов, стоявших у Суз, нужно удвоить, а воинство, расположившееся станом в Каппадокии, и вовсе увеличить в три раза. Для этого он повелел набирать в войско всех мужчин в возрасте от двадцати до сорока пяти лет. И в первую очередь из Египта и Вавилонии. Вербовщики были посланы также в Армению, равнинную Сирию и в горную Мидию. Наборы в войско опять начались в Бактрии, Парфии, Эламе и Маргиане, хотя за год до этого там уже набрали десятки тысяч воинов, конных и пеших. Для объяснения такого приказа Ксеркс объявил своим полководцам, что намерен двигаться на Запад вплоть до берегов Адриатики, повсюду оставляя гарнизоны во избежание восстаний в тылу.

Через три месяца равнина возле Суз уже не могла вместить всех войск, собравшихся здесь в ожидании приказа о выступлении к Геллеспонту. Каждый день войска съедали сто тысяч капиф[170]170
  Капифа – мера сыпучих тел, 2,3 литра.


[Закрыть] зерна и пятьдесят тысяч иртаб[171]171
  Иртаба – мера жидких тел, ок. 30 литров.


[Закрыть] кунжутного масла, выпивали тридцать тысяч иртаб молока и десять тысяч иртаб вина.

Наконец, Ксеркс приказал выступить в поход. Двигаясь в Каппадокию, персидские и мидийские отряды были подобны саранче, отнимая у жителей селений и городов на своём пути все съестные припасы, какие у них были. Там, где проходило разноплеменное войско Ксеркса, воцарялось запустение: окрестные жители старались спрятаться сами и угнать подальше скот.

Артабан пытался внушить Ксерксу, что столь огромное войско не только лишено маневренности, но таит в себе угрозу прежде всего для самого царя царей.

«Владыка! – говорил Артабан. – Посуди сам, что может произойти, если, на беду, наше войско окажется в совершенно безлюдной местности, да ещё к тому же пересечённой реками и горами. Уничтожив все взятые с собой припасы, наше войско просто-напросто развалится на неподвластные единому командованию орды. Голод лишит всех этих мидян, парфян, саков и кадусиев страха и почтения перед царём царей. Царский обоз станет для них как заблудшая овца для голодного волка. Ради утоления голода эти необузданные люди, всю жизнь не расстающиеся с оружием, поднимут меч и на самого царя!»

Ксеркс пропускал предостережения Артабана мимо ушей, поскольку угроза голода казалась ему нереальной. Он знал, что в Каппадокии и соседней Фригии собраны запасы зерна, достаточные, чтобы прокормить в течение нескольких месяцев даже самое несметное войско. После переправы через Геллеспонт дальнейший путь персидского войска проляжет через Фракию, где также собраны большие запасы продовольствия.

Лето было на исходе, когда возглавляемое Ксерксом войско добралось наконец до каппадокийских Криталл, близ которых вся равнина была покрыта шатрами и крытыми повозками обоза. Тут собралось несметное воинство, численность которого с точностью не могли назвать царю ни Мардоний, ни Артафрен, ни Отана.

Ксеркс пожелал узнать, из каких народностей состоит его войско.

Мардоний поведал царю, что в персидском войске собраны отряды из сорока шести племён. При этом Мардоний заметил, что отряды из Фригии, Лидии, Карии, Ионии, Мисии и Писидии присоединятся к войску возле города Сарды, где состоится всеобщий смотр собранных сил.

Слыша изумлённые перешёптывания своих приближенных, которые поражались многочисленности отрядов, собранных под персидскими знамёнами, Ксеркс самодовольно усмехался. Такого несметного войска не было ни у Кира Великого, ни у Камбиза! Даже Дарий ходил на европейских скифов с гораздо меньшим воинством.

«Теперь персы станут слагать обо мне легенды! – думал Ксеркс. – Моя неукротимая воля двинула в поход всю Азию! Моё бесчисленное войско хлынет в Грецию подобно бурному горному потоку и сметёт всё на своём пути. Моя месть Афинам будет сравнима лишь с карающим гневом богов, от которого нет спасения!»

На военных советах льстецы из персидской знати наперебой твердили Ксерксу, что как на небе одно светило – солнце, так и всей Ойкуменой должен править один царь. Они повторяли при этом знаменитое изречение Дария: «Один мир – один царь!» Правда, Дарию не удалось осуществить этот девиз на деле. Зато у сына Дария, владеющего троном Ахеменидов, есть все возможности не только наказать дерзких афинян, но и завоевать всю западную часть Ойкумены.

Развернув перед Ксерксом карту милетянина Гекатея[172]172
  Гекатей – греческий логограф, живший в Милете в конце VI века до н.э. Дал описание стран Европы и Азии в своём сочинении «Кругосветные путешествия», а также составил самую точную для того времени карту мира.


[Закрыть], Мардоний с горящими глазами водил по ней пальцем, показывая сколь, огромна держава Ахеменидов и как ничтожно мала по сравнению с ней Греция, омываемая Эгейским и Ионическим морями.

   – Что нам жалкая Греция, царь! Мы раздавим её, как копыто коня давит скорпиона. За Грецией лежат более богатые страны. Прежде всего – Италия, рядом с которой находится большой цветущий остров Сицилия. От Сицилии рукой подать до Ливии, где стоит Карфаген, основанный финикийцами. Ливия соседствует со страной иберов, там, по слухам, богатые залежи серебра. Между Ливией и Иберией есть узкий пролив, ведущий из Срединного моря в Океан, который окружает всю Ойкумену. Карфагеняне называют этот пролив Столпами Мелькарта[173]173
  Столпы Мелькарта – Гибралтарский пролив. Мелькарт – в финикийской мифологии бог мореплавания. В некоторых чертах совпадает с греческим Гераклом.


[Закрыть]. По преданию, Мелькарт, покровитель Карфагена, воздвиг на высоком ливийском берегу и на иберийском мысе, лежащем напротив, два огромных каменных столпа, тем самым отметив край Ойкумены.

   – Что, эти каменные столпы так велики? – спросил Ксеркс, с интересом внимавший Мардонию.

   – О да, царь! – закивал головой Мардоний. – Я разговаривал с карийскими мореходами, ходившими в Иберию. Они рассказывают, что эти каменные башни видны издалека. Вблизи Мелькартовы Столпы напоминают высокие скалы с острыми вершинами. Выше только облака.

   – Значит, если верить этой карте, за Столпами Мелькарта нет обитаемой земли, – сказал Ксеркс.

   – Берег Океана, повелитель, это предел земного круга, – подтвердил Мардоний. – От Столпов Мелькарта наш флот, двигаясь всё время на юг, может добраться до Аравии. А если наши навархи поплывут ни север от того же места, то вскоре окажутся у берегом Скифии. По реке Борисфену[174]174
  Борисфен – река Днепр.


[Закрыть] флот сможет выйти в Понт Эвксинский и оказаться у Геллеспонта.

Ксеркс задумался. Его отец тоже пытался достичь края Ойкумены, для чего неоднократно посылал самых храбрых полководцев на завоевание земель индов, лежащих к юго-востоку от Бактрии и Согдианы. После долгих кровопролитных войн персам удалось захватить лишь небольшую часть Индии. Они так и не смог ли преодолеть раскалённую пустыню Тар, за которой начинались истоки могучей реки Ганг, впадающей в Океан. Сам Дарий предпринял дальний поход в Скифию, намереваясь выйти к берегу Океана где-то у северных пределов Ойкумены.

«Отец ориентировался по этой же карте Гекатея, уходя в поход на скифов, – размышлял Ксеркс, разглядывая широкий пергаментный лист с нарисованными на нём морями и земельными пределами, имевшими по форме неправильный круг. Круглая суша со всех сторон была окружена Океаном. – Он собирался пройти насквозь через скифские степи до Рипейских гор[175]175
  Рипейские горы – Уральский хребет.


[Закрыть], которыми простирается страна гипербореев. В той стране, говорят, снег лежит большую часть года и реки скованы льдом. От страны гипербореев отец намеревался повернуть войско на восток, чтобы по берегу Океана добраться до Гирканского моря[176]176
  Гирканское море – Каспийское море.


[Закрыть] и земель азиатских скифов. Только ничего у него не вышло. Путь до Рипейских гор на самом деле оказался намного длиннее, а европейские скифы так и не покорились».

Мардоний объяснял неудачи царя Дария тем, что тот предпринимал попытки выйти к берегу Океана в северном и южном направлениях, а там простираются безводные степи и пустыни. Голод и жажда всякий раз вынуждали персов повернуть назад.

   – Вернее всего добраться до края Ойкумены, двигаясь в западном направлении, – говорил Мардоний, тыча пальцем в карту. – Гляди, владыка! На западе нет ни степей, ни пустынь, а горы там невысоки. Нет в западных странах и широких рек вроде Нила, Инда и Евфрата. Вдобавок, западные земли сплошь заселены культурными народами, которые в отличие от скифов возделывают поля, строят селения и города, прокладывают дороги. Покорять западные страны будет гораздо легче. И, наконец, самое главное, царь. До Столпов Мелькарта можно без всяких трудностей добраться по морю. От Греции до Иберии быстроходные суда добираются за двенадцать дней.

У Ксеркса закружилась голова от грандиозных заманчивых перспектив. Из Греции на кораблях легко достичь Италии и Сицилии, завоевать их и опять же морским путём переправиться в Ливию. С Карфагеном он воевать не станет: карфагеняне давние враги западных эллинов, И значит, для персов они друзья. Он даже готов уступить Сицилию Карфагену в обмен на помощь в завоевании богатой серебром Иберии. После захвата Иберии персидское войско через земли кельтов и иллирийцев может вернуться в Грецию либо по берегу Ливии добраться до Египта.