Текст книги "Спартанский лев"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

ТЕНЬ ЦАРЯ ДАРИЯ

Победоносное персидское войско вернулось после двухлетней войны с восставшими египтянами, не желавшими терпеть власть чужих царей. Восстание египтян началось ещё при царе Дарии, когда он вёл приготовления к очередному вторжению в Грецию, после поражения от афинян под Марафоном. Но Дарий умер, не успев восстановить персидское владычество в Египте. С восставшими египтянами пришлось воевать Ксерксу, сыну Дария и его преемнику на троне Ахеменидов[104]104
  Ахемениды – династия персидских царей, родоначальником которой был полулегендарный царь Ахемен.


[Закрыть].

Ксеркс, не выносивший трудностей походной жизни, поставил во главе войска, воевавшего в Египте, своего брата Ахемена, уповая на его удачливость и воинственный нрав. Ахемен железной рукой расправился с Египтом, разрушив многие храмы, крепости и города.

Персы истребили множество людей и награбили в Египте несметные богатства. Страна, раскинувшаяся по берегам Нила, которую царь Дарий всячески лелеял и оберегал, восхищенный древней её культурой, после нашествия Ахемена превратилась в опустошённый и обезлюдевший край.

Но Ксерксу этого показалось мало. Он приказал в течение десяти лет не восстанавливать разрушенные египетские храмы, дабы развалины напоминали жителям, чего стоит непокорность персидскому царю. Вдобавок Ксеркс удалил из своей свиты всех египтян, служивших ещё его отцу, и повелел убрать из длинной титулатуры персидских владык титулатуру египетских фараонов, внесённую туда царём Камбизом[105]105
  Камбиз, царствовавший до Дария, впервые завоевал Египет. Это случилось в 525 году до н.э.


[Закрыть] после завоевания им Египта.

   – Довольно персидским царям равняться на фараонов, чьи дела ничто в сравнении с деяниями Ахеменидов, – сказал Ксеркс своим приближенным. – Я поставил Египет на колени. Так пусть египтяне забудут времена Камбиза, когда они были равны с персами во всём. Отныне египтяне – рабы персов. Отныне персидский царь волен взять в Египте столько золота и ценного камня, сколько пожелает. А египетские ремесленники будут работать в Персеполе и Экбатанах столько дней в году, сколько захочет персидский царь.

Слова Ксеркса прозвучали как угроза египтянам, поскольку не только налоговый гнёт, но и постоянный угон ремесленников на строительство дворцов и усыпальниц в Персиде и Мидии послужили причиной восстания. Без египтян – зодчих, каменотёсов и архитекторов – в державе Ахеменидов не обходилось ни одно крупное строительство. Среди всех покорённых персами народов, пожалуй, только египтяне и вавилоняне отличались особым умением возводить огромные дворцы и всевозможные укрепления. Но если Вавилония находилась по соседству с Мидией и Персидой, то Египет лежал гораздо дальше. По этой причине египтянам, угнанным на работы в далёкую чужую страну, удавалось выбираться домой лишь раз в два-три года.

Персидские жрецы-маги ещё при жизни Дария возмущались тем, что египетские звероголовые и птицеголовые боги, по сути дела, были поставлены вровень со светлыми богами-язата[106]106
  Боги-язата – букв, «достойные почитания». Шесть добрых божеств, сотворённых Ахурамаздой.


[Закрыть], сотворёнными Ахурамаздой, верховным божеством персов. Магов не устраивало и то, что египетские письмена появлялись на всех монументальных сооружениях Дария рядом с персидской и эламской клинописью. Они постоянно твердили Дарию о том, что египетские боги мстительны и коварны, что рано или поздно боги внушат египтянам мысль низвергнуть персидское владычество. Дарий не желал верить магам, увлечённый идеей объединения не только всех земных царств в единую державу, но и объединением всех богов в общий пантеон, призванный защищать власть Ахеменидов над миром.

Однако Дарий умер, и предсказания магов сбылись.

Ксеркс в полной мере удовлетворил мстительность магов, безжалостно расправившись не только с египтянами, но и с их богами. Персы рубили головы мятежникам, взятым в плен на поле битвы. Также лишались голов и многие каменные статуи египетских богов во взятых штурмом городах.

Умирая, Дарий завещал Ксерксу завершить ещё одно давнее дело. Взять, наконец, верх в том противостоянии, где сила явно была на стороне персов, однако удача выступала на стороне противников. Сначала зять Дария Мардоний, идя на Грецию вдоль фракийского побережья, потерпел поражение от горных фракийцев. Вдобавок флот Мардония был разбит бурей у мыса Афон. Затем храбрые полководцы Дария, Датис и Артафрен, пересекли Эгейское море на шестистах триерах и высадились в Аттике, по пути разорив города Карист и Эретрию на острове Эвбея. Однако афинянам удалось разбить персидское войско, хотя воинов, выставленных с их стороны, было в два раза меньше.

Дарий начал было собирать новое войско для похода в Грецию. Однако этому войску пришлось на два года увязнуть в Египте.

Ксеркс видел, как много отважных военачальников полегло в египетских песках и оазисах. Поэтому он не горел желанием, только что завершив одну труднейшую войну, тотчас ввязываться в другую, не менее трудную.

Разговор о войне с афинянами затеял двоюродный брат Мардоний, сын Гобрия. Будучи человеком большого честолюбия и мужества, Мардоний тяжело переживал свою неудачу во время первого похода в Грецию, хотя старался не показывать вида. При подавлении восстания египтян Мардоний выказал немалый полководческий талант и личную храбрость. Среди всех персидских военачальников, воевавших в Египте, Ахемен неизменно отдавал первенство Мардонию, который не терялся в любых ситуациях и всегда побеждал даже более многочисленного врага.

Авторитет Мардония среди персидской знати был велик. На приёме во дворце, построенном ещё Дарием, после всех необходимых для такого случая церемоний первым по этикету с царём должен был заговорить Ахемен, родной брат Ксеркса. Однако Ахемен уступил это право Мардонию, тем самым проявляя благородство и показывая, что заслуга Мардония в победе над египтянами не меньше его заслуги.

Мардоний обратился к царю с такими словами:

   – Владыка! Несправедливо оставлять афинян без наказания за те беды, что они причинили персам. Ныне есть все возможности, чтобы выполнить то, что завещал тебе твой великий отец. Подавив мятеж высокомерного Египта, смело иди в поход на Афины. Этим, о, царь, ты стяжаешь себе добрую славу среди персов, в будущем любой враг остережётся нападать на твоё царство. Европа – страна очень красивая и очень плодородная. Из смертных только персидский царь и достоин обладать ею.

Собранный Ксерксом большой совет должен был подвести итоги победоносной войны в Египте. К обсуждению похода в Грецию были не готовы ни сам царь, ни его ближайшие советники, ни большинство сатрапов.

Ксеркс поблагодарил Мардония за рвение, с каким ют был готов немедленно начать войну в Европе.

   – По моему разумению, затевать войну в Европе, когда у нас а Азии осталось много незавершённых дел, преждевременно, – сказал он.

Слова царя были одобрены большинством персидских вельмож, собравшихся в тронном зале сузийского дворца.

Мардоний помрачнел и отступил в сторону. С таким же мрачным лицом он покинул царский дворец, несмотря на щедрые подарки Ксеркса. Царь подарил Мардонию расшитые золотом одежды, роскошную уздечку с серебряными украшениями и акинак[107]107
  Акинак – персидский кинжал.


[Закрыть] в позолоченных ножнах. Эти дары означали, что Мардоний по-прежнему остаётся предводителем конницы, царским советником и имеет доступ к Ксерксу в любое время суток.

Среди персидских военачальников ярых сторонников войны с Афинами было очень немного. Прежде всего это был друг Мардония Масистий, ходивший вместе с ним в тот злополучный первый поход на Грецию. Также горели желанием расквитаться с афинянами за своё поражение под Марафоном мидянин Датис и Артафрен, двоюродный брат Ксеркса.

Большинство же персидских полководцев не горели желанием идти походом на Грецию по той простой причине, что персы исстари были конным народом. Море с его течениями и бурями их страшило. Воевать на кораблях они не любили. Вести успешную войну с западными греками без сильного флота было невозможно, и очевидность этого отпугивала от похода в Грецию.

Ксеркс прекрасно всё понимал. Он и сам не любил море, считая его порождением злого духа Ангро-Манью. По старинному персидскому преданию, Ангро-Манью сумел проникнуть в мир, созданный Ахурамаздой, там, где он появлялся, возникли раскалённые пустыни. Затем Ангро-Манью погрузился в море, вода в котором от этого стала солёной и непригодной для питья.

Разговоры вокруг похода в Грецию, может, вскоре затихли бы сами собой, если бы не случай, сыгравший на руку сторонникам войны.

В Сузы, где в ту пору пребывал Ксеркс, приехали Писистратиды, потомки афинского тирана Писистрата, ещё при Дарии изгнанные из своего отечества. Это были младший сын Писистрата Иофонт, а также внуки – Гиппократ и Гиппарх. Гиппий, отец Гиппократа в Гиппарха, принимал участие в походе Датиса и Артафрена, хотя ему в ту пору было семьдесят лет. Он страстно желал вернуть свою тираническую власть над афинянами. Поражение персов под Марафоном до такой степени расстроило Гиппия, что он вскоре после этого умер. Сыновья погребли Гиппия близ города Сигея, расположенного в азиатской приморской области Троаде. Сигей оставался последним владением Писистратидов с той поры, как они лишились власти в Афинах.

Писистратиды стали склонять Ксеркса к войне с Афинами, обещая ему свою помощь. Но главное – они привезли с собой афинянина Ономакрита, толкователя оракулов, который имел при себе записанные на восковых табличках наречения Мусея. Мусеем же звали мифического поэта, сына Орфея, имевшего дар пророчества. По легенде, Мусей умер в Аттике и там же был погребён. Афиняне поклонялись Мусею, выстроив святилище в его честь. В этом святилище и хранились выбитые на медных досках предсказания. Многие видели эти предсказания, но никому не было дано в них разобраться.

Видел те священные медные доски с письменами и Ономакрит, который переписал почти все изречения Мусея с медных досок на восковые таблички. Ономакрит объявил согражданам, что, согласно предсказаниям, Афины ожидает скорая гибель от нашествия персов. Афиняне, гордые своей победой при Марафоне, разгневались на Ономакрита и изгнали его сроком на десять лет. Вот почему он оказался в Азии у Писистратидов.

Ксеркс милостиво принял Писистратидов, но затевать войну с Афинами в ближайшее время отказался. Это их не смутило. Они остановились в доме Мардония, тот в свою очередь убеждал не отступать от намеченной цели и подталкивать Ксеркса к тому, чтобы царь царей начал войну.

   – Царь пребывает во власти своих сладкоголосых советников, которые и на боевом коне никогда не сидели, – говорил Мардоний Писистратидам. – Вот отчего Ксеркс не настроен идти походом в Грецию. Зато я всегда готов к войне, тем более – с Афинами.

Следуя советам Мардония, Писистратиды пользовались всяким случаем, чтобы Ономакрит со своими прорицаниями время от времени появлялся перед царскими очами.

Вскоре слух о греческом прорицателе распространился среди персидской знати. С Ономакритом пожелали увидеться друзья Мардония и кое-кто из родственников Ксеркса. Они устроили греку встречу с Атоссой, могущественной матерью Ксеркса.

Атосса с почтением относилась ко всякого рода оракулам, даже чужеземным, а греческие оракулы её интересовали особенно. Она слышала много историй о чудесном предвидении оракула Аполлона в Дельфах и оракула Зевса в Додоне. Слышала Атосса и о других эллинских оракулах, иногда выдававших предсказания, которые потрясали очевидцев точным исполнением событий.

Атоссу заинтересовали предсказания Мусея о том, что некоему персидскому царю суждено соединить мостом Геллеспонт[108]108
  Геллеспонт – так в древности назывался пролив Дарданеллы.


[Закрыть], принять покорность многих греческих племён, сжечь Афины и другие непокорные города эллинов. Атосса завела об этом разговор с Ксерксом, желая знать, как он относится к предсказаниям.

Ксеркс признался матери: россказни Ономакрита нисколько его не занимают. К тому же ему известно, что за спиной Ономакрита стоят Писистратиды, единственная надежда которых на возвращение в Афины связана с походом персов в Грецию.

   – Хорош я буду правитель, если стану подлаживать свои дела и замыслы под предсказания какого-то оракула, о котором в Персиде никогда и не слыхивали, – сказал Ксеркс матери, удивляясь, что она так легко дала себя увлечь безвестному чужеземцу, к тому же изгнанному из отечества согражданами. – Стоит мне раз сделать так, как вещает Ономакрит, и можно не сомневаться: в будущем всякие проходимцы станут толковать мне про мою высокую судьбу, ссылаясь на пророчества, невесть как оказавшиеся у них в руках.

   – Может, ты и прав, сын мой, – сказала Атосса. – Но я хочу знать, не забыл ли ты про завещание своего отца, который не успел поработить афинян. Я согласна с Мардонием, оставлять Афины безнаказанными нельзя.

   – Мардонию нет дела до того, что наше царство ослаблено трудной войной в Египте, – рассердился Ксеркс. – Ему не терпится повторить поход в Грецию, чтобы загладить свою давнишнюю неудачу. Если я – персидский царь! – пойду на поводу у таких неудачников, как Мардоний, то просто-напросто увязну в войнах где-то за дальними пределами моего царства.

   – В Египте Мардоний показал свою храбрость и воинское умение, – заметила Атосса.

   – В Египте он был под началом моего брата Ахемена, – возразил Ксеркс. – Не спорю, Мардоний одержал несколько важных побед над мятежниками. Тем не менее войну выиграл Ахемен, которого я намерен сделать сатрапом Египта.

   – Это мудрое решение, сын мой, – сказала Атосса. – Ахемен не допустит повторного восстания египтян.

В конце разговора Атосса попросила Ксеркса собрать совет персидской знати, на котором решить, стоит ли начинать войну с Афинами.

   – Тем самым, сын мой, ты подтвердишь своё желание исполнять отцовское завещание. И заодно сможешь узнать, к тебе ли относятся предсказания Ономакрита. Ведь решение на совете будет зависеть не от тебя, а от большинства твоих приближенных, высказавшихся за мир или войну. Это и будет в известном смысле воля рока.

Ксеркс уступил матери и разослал глашатаев во все сатрапии, дабы в назначенный день вся персидская знать собралась в Сузах в царском дворце.

Уже перед самым советом Аместрида, жена Ксеркса, с досадой заметила мужу:

   – Среди моих рабынь есть египтянки, вавилонянки, ионянки, фракиянки... Нет только афинянок. Когда же, о мой царь, ты порадуешь меня рабынями из Афин, которые, по слухам, очень красивы и умеют замечательно петь и танцевать.

Ксеркс ничего не ответил супруге, раздосадованный тем, что уже и она в перерывах между ласками и поцелуями заводит речь о войне.

Вот почему, открывая совещание персидских вельмож, Ксеркс заявил, что с той поры, как Кир Великий победил Астиага, персы не имели продолжительных мирных передышек, но постоянно воевали. Кир создал Персидскую державу. Камбиз, сын Кира, как мог расширял царство, доставшееся ему от отца. Дарий, отец Ксеркса, спасал созданную державу от развала во времена смут. Ему, Ксерксу, уготовано судьбой расширить царство Ахеменидов на запад, поэтому он намерен объявить войну Афинам.

   – Чтобы никто из присутствующих не подумал, будто я поступаю по своему личному усмотрению, предлагаю этот вопрос на общее обсуждение, я повелеваю всем желающим высказать своё мнение, – такими словами Ксеркс закончил свою речь.

Первым слово взял Мардоний.

   – О, царь! – сказал он. – Ты самый доблестный из всех прежде бывших и из будущих персов. Слова твои прекрасны и истинны. Особенно же прекрасно то, что ты не позволишь издеваться над персами презренным грекам, живущим в Европе. Действительно, будет странно, если мы не покараем эллинов, напавших на нас первыми, в то время как саков, вавилонян, эфиопов, индийцев и многих других, не причинивших нам, персам, никаких обид, мы покорили только из желания расширить нашу державу.

Что нас страшит? Ведь мы знаем, как воюют греки, знаем, в чём они слабы. Мне довелось самому узнать это, когда я повелением царя Дария выступил против них. При этом я, дойдя до Македонии, не встретил никакого сопротивления. Кто же, в самом деле, дерзнёт, о, царь, восстать против тебя в Европе, если ты поведёшь за собой всю мощь Азии! Я убеждён, что эллины никогда не решатся на такую дерзость. Если же они по своему безрассудству всё же ринутся в бой, то узнают, что на войне мы, персы, доблестнее всех.

Мардоний умолк.

Из уважения к нему никто из персидских вельмож не осмелился высказаться против.

После долгой томительной паузы взял слово Артабан, доводившийся Ксерксу дядей.

   – О, повелитель! – начал он. – Не будь здесь различных суждений, не пришлось бы и выбирать наилучшее из них, а лишь принимать одно-единственное. Если же есть много мнений, то и выбор возможен. Ведь даже самое чистое золото нельзя распознать, только путём трения на пробирном камне вместе с другим золотом мы определяем лучшее.

В своё время я не советовал твоему отцу, моему брату Дарию идти походом на скифов, людей, не имеющих городов. Но он меня не послушал и выступил в поход. Однако ему пришлось возвратиться назад, потеряв много храбрых воинов. Ты же, о, царь, желаешь ныне идти войной против людей, которые, как говорят, одинаково храбро сражаются и на море, и на суше. Я должен сказать тебе, о, царь, и всем присутствующим здесь, что именно меня страшит в этом походе.

По твоим словам, повелитель, ты намерен построить мост на Геллеспонте и вести войско через Фракию и Македонию в Элладу. Но если эллины нападут и одержат победу в морской битве, а затем поплывут к Геллеспонту и разрушат мост, тогда положение будет опасно.

Я заключаю об этом не своим умом, но могу напомнить всем здесь собравшимся: царь Дарий построил мост на Истре[109]109
  Так в древности называлась река Дунай.


[Закрыть] и переправился в Скифскую землю. Тогда скифы всячески постарались убедить ионийцев, охранявших мост, разрушить переправу. И если бы тогда Гистиэй, тиран Милета, согласился с мнением прочих тиранов и не воспротивился, то войско персов погибло бы. Даже подумать страшно, что в ту пору вся Персидская держава была в руках одного человека.

О, царь, не подвергай себя такой опасности, но последуй моему совету. Распусти нас и затем, обдумав ещё раз наедине, сообщи то решение, которое ты признаешь наилучшим.

После Артабана пожелал высказать своё мнение Ахемен, брат Ксеркса.

   – Пусть слова мои покажутся малодушными. Но лучше всех о войне рассуждает тот, кто сам воевал. Артабан прав, эллины – враг доблестный. Но я сейчас хочу говорить не о них, а об египтянах. Египет усмирён мною после долгой и тяжёлой войны. Однако замечу, что нам удалось потушить лишь пламя восстания, недовольство же египтян владычеством персов уничтожить не удалось. Недовольство и досада от неудачного восстания подобно раскалённым углям тлеют в глубине души этого упорного народа, который и в прошлом был вынужден склонять голову перед завоевателями, но в конце концов всё равно отвоёвывал свободу. Я хочу предостеречь тебя, о, царь, от поспешного похода в Грецию. Для египтян это будет прекрасным поводом для нового восстания, подавить которое станет неизмеримо труднее, поскольку лучшие наши войска отправятся в Европу.

Вслед за Ахеменом высказалось ещё несколько вельмож в том же духе: воевать с Афинами конечно нужно, но время для этого ещё не наступило.

Не произвела должного впечатления на Ксеркса и речь Артафрена, его двоюродного брата, выступавшее го, как и Мардоний, за войну. Было видно, что царь после всего прозвучавшего не настроен идти походом на Афины.

Ксеркс распустил совет, сказав, что ему нужно ещё раз всё обдумать наедине с самим собой.

* * *

По персидским меркам, Ксеркс имел очень красивую внешность. У него были большие, чуть удлинённые к вискам глаза с длинными изогнутыми ресницами. Из-за этих глаз Ксеркса в маленьком возрасте все принимали за девочку. А сестра Артозостра даже придумала женское имя, которым называла брата во время их детских игр.

Брови у царя были чёрные и красиво изогнутые. Тонкий нос имел чуть заметный изгиб, подобно клюву хищной птицы, совсем как у матери Атоссы. Своим носом Ксеркс гордился ещё и потому, что нос такой же формы был у прославленного деда Кира Великого. Цветом волос Ксеркс тоже уродился в мать. Они были золотисто-рыжеватого оттенка. У персов считалось, что людям с такими волосами покровительствует сам Митра[110]110
  Митра – божество, воплотившее идею верности и закона, культ которого получил широкое распространение в Древнем Иране среди воинов. Также бог солнца.


[Закрыть].

Атосса, желая иметь влияние на сына, с юных лет развратила его, позволяя развлекаться со своими молодыми рабынями. И не только с рабынями. Используя лесть и могущество, Атосса сводила сына на ложе с теми знатными персиянками, которые выделялись красотой и статью. Ксерксу не было ещё и шестнадцати лет, когда он, по сути дела, надругался над одной из младших жён своего отца, услыхав, что соитие с нею придаёт дополнительную силу детородному органу мужчины. Эта женщина была подарена Дарию царём арахотов. Она родилась в местности, где, по преданию, окончил свои дни пророк Зороастр[111]111
  Зороастр – пророк, который на рубеже IX и X веков до н.э. создал религиозное учение дуалистического направления. Впоследствии новая религия, распространившись, в Древнем Иране, получила название зороастризма, или огнепоклонства.


[Закрыть]: в водах священного озера Кансаойа чудесным образом сохранилось семя пророка. От этого семени и забеременела мать подаренной женщины, искупавшись однажды в озере. Дарий не узнал о дерзкой проделке сына опять-таки благодаря стараниям Атоссы.

К двадцати годам Ксеркс превратился в юношу божественной красоты. Женщины, знатные и простолюдинки, при всякой возможности оказывали ему знаки внимания. И Ксеркс, похотливость которого к тому времени распустилась пышным цветом на почве вседозволенности и безнаказанности, не отказывал себе в удовольствии познавать невинность дев и порочить доброе имя замужних женщин, потерявших разум от страсти к царскому сыну.

Некоторая озабоченность проснулась в Дарии лишь тогда, когда от Ксеркса родила девочку его сводная сестра Кармина, дочь одной из младших жён царя. И ещё, в непристойной связи с Ксерксом была уличена двоюродная сестра Дария, также родившая от Ксеркса ребёнка. В ту пору Ксерксу было уже больше двадцати лет.

Дарий стал чаще брать Ксеркса в поездки по разным городам своей обширной державы, давал ему поручения, загружал работой в канцелярии, видя, что сын в отличие от братьев, родных и сводных, совершенно не тяготеет к военному делу. Потому-то Ксеркс довольно рано в совершенстве овладел умением управлять огромным царством, научился разбираться в хитросплетениях дворцовых интриг, приобрёл навыки подбирать себе в помощь людей нужных и полезных. Ещё Дарий приучил Ксеркса сначала думать, а потом говорить и, главное, всегда скрывать свои эмоции под маской благодушия.

Став царём, Ксеркс приблизил к себе в первую очередь тех вельмож, которые чем-то были ему обязаны и в то же время не принадлежали к кругу военной знати. Он хорошо помнил, что самое сильное давление на его отца во всех его делах оказывали именно военные, которые постоянно рвались к новым завоеваниям. Воинствующая знать, собственно говоря, и возвела Дария на трон, когда тот был ещё совсем молодым человеком. Эти люди впоследствии не раз намекали царю, кем он был и кем стал благодаря им. Дарий как мог ослаблял влияние военных, приближая к себе людей менее знатных и даже чужеземцев. Он выстроил для себя новую столицу в горах Персиды и назвал её Персеполь – «Город персов». Из старой персидской знати лишь немногие пожелали переселиться со своими семьями в новую столицу. Древним персидским родам более по душе были Пасаргады, Сузы и Экбатаны, близ которых были погребены их предки, а также былые цари. Зато новая персидская знать, возвысившаяся при Дарии, охотно поселилась в Персеполе и ближайшем к городу округе.

Не очень-то любил Персеполь и Ксеркс, поскольку в этом городе всё говорило о грандиозных замыслах его деятельного отца, который в последние годы своей жизни управлял царством Ахеменидов именно отсюда. Ксерксу был более по сердцу Вавилон, самая пышная и самая многолюдная из всех столиц Персидской державы. И хотя персов в Вавилоне проживало совсем немного, Ксерксу нравился этот город, поскольку он прекрасно знал арамейский язык, на котором разговаривали коренные жители. Нравились ему и обычаи вавилонян, и их боги. Для них, в отличие от персов, возводили гигантские ступенчатые храмы-зиккураты.

Многие из приближенных Ксеркса не раз слышали из его уст, что не будь он персидским царём, то с удовольствием стал бы царём вавилонским.

Вавилонское царство, завоёванное Киром Великим, номинально продолжало существовать в составе Ахеменидской державы. Персидские цари присвоили себе титулатуру вавилонских царей, переняли весь этикет их двора. Даже церемония восхождения на трон персидских царей проходила в Вавилоне в святилище верховного бога Мардука[112]112
  Мардук – вначале бог-покровитель Вавилона. После XVIII века до н.э. – верховное божество всего вавилонского пантеона.


[Закрыть]. Это происходило во время новогоднего праздника. Персидский царь как бы получал тиару из рук Мардука.

Проходил через эту церемонию и Ксеркс. Всё, увиденное на новогоднем празднике в Вавилоне, произвело на него неизгладимое впечатление. А золотая статуя бога Мардука весом в двадцать талантов[113]113
  Талант – здесь мера веса 33 кг.


[Закрыть] и вовсе потрясла Ксеркса. В его представлении город Вавилон являлся тем местом на земле, где могущественные боги обитали бок о бок с простыми смертными. В могуществе вавилонских богов Ксеркс имел возможность убедиться собственными глазами. Ему не однажды приходилось видеть разливы рек Тигра и Евфрата, вешние воды которых превращали сушу в сплошную водную гладь. Благодаря неустанным молитвам и жертвоприношениям вавилонских жрецов боги всякий раз являли людям свою милость: разлившиеся по равнине мутные воды снова входили в берега и наводнение прекращалось.

Едва взойдя на трон, Ксеркс повелел построить для себя в Вавилоне роскошный дворец и разбить вокруг него тенистые рощи из финиковых пальм и фруктовых деревьев. Строительство дворца было закончено чуть более полугода тому назад. Теперь у Ксеркса появилась приятная необходимость обживать новые чертоги в любимом городе своей державы.

Дворецким Ксеркс назначил знатного вавилонянина Бел-Шиманни, сына жреца. Ему-то царь и поручил закончить внутреннюю отделку дворцовых помещений в стиле, более напоминавшем архитектурные традиции вавилонян, нежели персов. Бел-Шиманни прекрасно справлялся с этим делом. Во время посещений нового дворца Ксеркс не мог не восхищаться великолепием настенных фресок из разноцветных глазурованных плиток. Глаз царя радовали блестящие гладкие полы в обширных залах из белого, жёлтого и розового мрамора с идущими вдоль стен широкими полосами из тёмно-красного гранита. Закруглённые вверху высокие дверные проёмы были украшены белыми розетками на красном и голубом фоне. Такие же розетки, только гораздо больших размеров, шли сплошной полосой вдоль стен почти во всех помещениях под самым потолком. Вход во дворец и все выходы в просторный внутренний двор охраняли стоявшие парами большие каменные крылатые быки с человеческими головами. Это были демоны-охранители. Выкрашенные яркими красками, эти статуи издали казались замершими невиданными живыми существами.

Ксеркс нарадоваться не мог на своего трудолюбивого дворецкого. Вот и теперь, распустив совет знати, он собирался следующим утром отправиться из Суз в Вавилон, чтобы посмотреть, как преобразилась после отделки главная дворцовая лестница, хорошо ли покрашены голубой краской зубцы дворцовых башен, завезено ли всё необходимое на женскую половину дворца, отделка которой была закончена ещё в прошлом месяце. К тому же надо было отдать Бел-Шиманни новые распоряжения. Дворецкий подобрал искусных архитекторов и каменщиков, однако Ксеркс желал во все детали вникнуть сам, приученный к этому отцом.

После ужина царь долго молился светлым богам зороастрийцев Митре, Апам-Напат[114]114
  Апам-Напат – один из богов-язата, помогавший Ахурамазде в сотворении мира.


[Закрыть] и богине Аша-Вахиште[115]115
  Аша-Вахишта – букв, «лучшая праведность». Богиня мира, счастья и справедливости в зороастрийском пантеоне.


[Закрыть]. Поскольку стоял февраль, а зимой была сильна власть злых демонов-даэва[116]116
  Даэва – злое божество, прислужник Ангро-Манью.


[Закрыть], зимние молитвы персов были длиннее летних молитв. В зимнюю пору людям надлежало обрядовыми заклинаниями и употреблением священного напитка хаомы[117]117
  Хаома – священное растение (хвойник), из сока которого приготовлялся напиток, употребляемый перед некоторыми богослужениями.


[Закрыть] с гораздо большим упорством, чем летом, отгонять от своих жилищ злых духов, насылаемых творцом вселенского зла Ангро-Манью.

Определив по ровному горению пламени в очаге, что силы зла отступили от его жилища, затаившись где-то вдалеке, Ксеркс, вполне удовлетворённый, отправился в опочивальню. Сняв с себя повседневную одежду и совершив омовение в большом чане, царь с помощью прислуживающих ему молчаливых евнухов облачился в чистые благоуханные белые одежды из тончайшей ткани. Эти одежды состояли из узкой рубашки ниже колен с рукавами и широкого балахона, надевающегося через голову поверх рубашки.

В опочивальне, освещённой тремя масляными светильниками, Ксеркса ожидала молодая наложница из числа пленённых египтянок. Эту девушку царь выбрал ещё утром. Последнее время Ксеркс проводил только с наложницами-египтянками, подаренными ему Ахеменом. Царю предстояло выбрать из двух десятков пленниц две или три, которые останутся в его гареме. Остальные в качестве подарков должны перейти к приближенным, как повелось исстари.

Все предыдущие египтянки не произвели на Ксеркса, имевшего большой опыт в любовных утехах, особенного впечатления. К тому же ни одна из египтянок не знала ни слова по-персидски, что тоже не понравилось.

«Что это такое? – мысленно возмущался царь. – Прошло больше сорока лет с той поры, как Египет вошёл в состав Ахеменидской державы. А египтяне как не знали персидского языка, так и не знают! В Вавилове уже через двадцать лет после завоевания каждый житель этой страны мог изъясняться на персидском языке, который далеко не родствен арамейскому».

Прежде чем раздеться и возлечь с египтянкой на ложе, Ксеркс заговорил с нею. Оказалось, что рабыня немного владеет персидским. Правда, она знала наречие кочевых племён. Ксеркс же, как и все Ахемениды, пользовался языком горных персов. В незапамятные времена именно горные племена основали персидскую государственность, дабы действеннее противостоять натиску других горцев Загроса – эламитов.

«Что ж, – с усмешкой решил Ксеркс, снимая с себя одежды, – с этой рабыней хотя бы можно будет побеседовать, если в постели и она окажется неумехой».

Рабыня, повинуясь воле царя, сняла с себя длинное белое платье из виссона, а также все украшения, серебряные браслеты и бусы из лазурита. Она была заметно скована в движениях, от смущения на её щеках выступил румянец.

Чертами лица и телосложением египтянка сильно отличалась от азиатских женщин. Брови, глаза, небольшой вздёрнутый носик, чуть пухлые щёки и сочные уста являли облик совсем другой человеческой породы. Цвет кожи, подернутой лёгким золотистым загаром, тоже подтверждал принадлежность рабыни к иному, отличному от азиатских племён, народу. Иссиня-чёрные, подстриженные ровно до плеч, волосы египтянки, жёсткие на вид, оказались необычайно мягкими на ощупь.

Ксеркс с удовольствием погрузил свои пальцы в нежный шёлк этих волос, чувствуя их щекочущее тепло. Рабыня нравилась ему всё больше и больше. При невысоком росте и широких бёдрах египтянка тем не менее выглядела стройной, благодаря тонкой талии, узким плечам и умению прямо держать спину.