Текст книги "Островский. Вызов принят! (СИ)"

Автор книги: Виктор Котович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Это ещё зачем? – удивляюсь такому внезапному выводу товарища, а тот расплывается в улыбке.

– Чтобы тебя порывом ветра не унесло в непогоду, – заявляет ехидный портальщик и топает в одному ему известном направлении. – Давай, пошли уже.

– Уносить будет – за тебя «Жилой» уцеплюсь – и всего делов, – хлопаю, догнав, шутника по плечу так, что тот аж приседает. – «Катюша» тебе точно улететь не даст.

– Буду я ещё её спрашивать… – неразборчиво бормочет Глеб.

И, не сбиваясь с пути, ведёт меня к обещанному веселью.

Ресторан, куда мы добираемся через минут пятнадцать, впечатляет убранством фасада. Каменные стены, высокие, ярко освещённые изнутри окна и невероятно дорого выглядящая вывеска с огромными ветвистыми рогами над ней.

– «Вежливый Лось»? – удивлённо приподнимаю брови. – А нас там не…

– Не переживай, всё по высшему разряду, проверено! – гогочет напарник и без раздумий направляется к парадному входу.

Откуда вообще этот анекдот вспомнился? Я его раньше знать не знал. Не иначе, опять Великий Рандом шутки с памятью прежнего владельца тела играет…

– Здравствуйте! – встречает нас у порога метрдотель. – Желаете оставить верхнюю одежду в гардеробе?

Перекладываю содержимое карманов в сумку, как сразу сделал предусмотрительный Глеб, и, сдав куртку на попечение обслуги, иду за Глебом.

Тот уже в зале, пытает официанта о свободных столиках.

– Туда идём, – указывает он на задрапированную тканью нишу у стены и стол с роскошной скатертью рядом. – Весь зал видно и никто не потревожит без нашего ведома.

Усаживаемся на удобные, слегка пружинящие стулья. Чопорный официант тут же приносит холодную воду и меню. В котором я совершенно не ориентируюсь, так что приходится полностью положиться на напарника, обещавшего не дать нам погибнуть голодной смертью.

– И об оплате даже не заикайся, я угощаю, – нарочито грозно предупреждает он. – Должен же я тебя отблагодарить за то, что пришёл на помощь, когда в этом была самая большая нужда.

– Ты мне, так-то, тоже помог, – напоминаю Скороходову об очевидном.

Но заботы об оплате взять на себя позволяю: сочтёмся ещё, не в последний раз видимся.

Пока ожидаем свой заказ, Глеб учит меня пользоваться неубиваемым даже на вид мобилетом. Сложного ничего: знай запоминай, что какая картинка на экране означает да нажимай на нужные.

Была б такая штука в прошлой жизни – сколько пользы бы принесла и сил сэкономила. Но в силу специфики магии не нуждались в ней люди: всё сами, ни на что не надеясь.

А потом надежда умерла вовсе. И воцарился порядок…

Тем временем на сцене у дальней стены стены появляется блестящий рояль. Свет вокруг приглушают, оставляя лишь небольшое пространство около инструмента.

Из темноты выплывает стройная светловолосая особа в воздушном платье. Слегка кланяется и садится за клавиши.

Из-под её пальцев по залу медленно растекается мелодия. Поначалу – тихая и грустная, она постепенно становится всё более мощной и торжественной.

Это настолько завораживает, что зрители замирают с открытыми ртами и зажатыми в руках столовыми приборами. У некоторых на глазах блестят слёзы. А я не сразу осознаю, что девушка уже вплетает в мелодию свой нежный, но пробирающий до сердца голос.

Песня проходит сквозь любые преграды, трогая души всех без исключения. Вон и Глеб на строчке о жгучем желании расправить крылья аж со стула приподнимается.

Номер заканчивается мелодичным перебором клавиш, и зал взрывается аплодисментами.

Певица встаёт со стула и выходит на поклон к краю сцены. Зрители, придя в себя, хлопают в ладоши. Я, проникнувшись всеобщим воодушевлением, тоже присоединяюсь.

«С-соверш-шенство», – шипит в глубине сознания якул.

И я с ним абсолютно согласен.

Рефлекторно поднимаю взгляд вверх – и замечаю на балконе второго этажа смазанное движение в темноте.

И огромный дубовый шкаф, проламывающий перила прямо над головой беззащитной пианистки!

Глава 14

Мобилет отлетает в сторону, в правой руке вспыхивает зелёным мерцающим светом призванная «Жила». А в голове только одна мысль – успеть!

– Глеб! Балкон! – выкрикиваю, срываясь с места.

Словно в замедленной съёмке вижу летящие дождём на сцену щепки. И полутонный дубовый предмет мебели, желающий превратиться в надгробие.

Хлыст без замаха выстреливает в сторону уцелевших перил, вгрызаясь в них, и тянет меня вверх.

Сметая стулья, проношусь несколько метров до сцены, подхватываю певицу за талию. А дальше инерция бросает нас вперёд, под спасительный настил балкона.

Врезаюсь с размаха плечом в стену, гася скорость и не давая ушибиться девушке. Сзади пушечным выстрелом грохает врезавшийся в настил шкаф.

Еле разминулись с этим летучим гробом!

– Цела? – обращаюсь к испуганной певице. – Нигде не болит?

– Нет, – бездонные серые глаза смотрят прямо в душу, словно выворачивая её наизнанку. – Всё хорошо, меня не задело… Можете разжать руку, а то вздохнуть не получается?

– Стой, падла! – раздаётся крик сверху. – Догоню – убью!

Ослабляю хватку, давая девушке возможность двигаться самостоятельно. Лёгонькая, как пёрышко, а держится так уверенно. Будто не её только что убить пытались.

Но раздумывать об этом некогда.

– Простите, сударыня, вынужден вас покинуть, чтобы не допустить ещё одной смерти, – срываюсь с места, договаривая на ходу.

Выскакиваю на развороченную сцену. Свет в зале снова горит, давая возможность разглядеть мчащегося по балкону за типом в чёрном пальто Скороходова.

Несостоявшийся убийца, надеясь оторваться, вдруг прыгает через перила прямо в зал и бросается к столику, за которым сидят две взволнованные происходящим девушки.

Вот только новых жертв нам не хватало!

Незнакомец несётся прямо к ним, намереваясь схватить. Но даже в такой ситуации неплохо было бы смотреть под ноги.

Выстрелившая поперёк зала «Жила вцепляется пастью в опору, поддерживающую балкон. И оказывается под ногами беглеца столь стремительно, что тот не сбавляя скорости врезается замотанным шарфом лицом в пол.

Отчаянно пытается вскочить – и тут же оказывается придавленным сверху пятью пудами веса разъярённого Глеба. Приятель спикировал на противника через портал, будто коршун.

– Попался, пи…анистоненавистник! – вовремя придерживает язык Скороходов, заметив испуганных девушек. При этом ни на секунду не переставая выкручивать руку несостоявшемуся убийце. – Кирилл, сними с него ремень, надо связать, чтоб не удрал!

Оказываю товарищу посильную помощь в обездвиживании отчаянно брыкающегося злоумышленника.

Глаза незнакомца скрыты под тёмными очками. Срываю их и угощаю злодея «Вспышкой». Сопротивление под вопль о выжженных гляделках немедленно прекращается.

Глеб, пользуясь случаем, вяжет негодяя его собственным ремнём, будто повар колбасу.

Девушки с восхищением в глазах наблюдают за процессом. Одна что-то шепчет второй на ухо. Та восторженно улыбается и кивает подруге. Похоже, таланты моего напарника произвели на них нужное впечатление.

– Давай отволочём его ко входу, чтобы полиция время на прогулки по залу не тратила и гостей не пугала, – улыбается Глеб восхищённым подружкам.

Поднимаем связанного на ноги и ведём ко входу – сдать на попечение обслуги.

«Ус-спели», – шипит в голове якул.

Оглядываюсь на сцену, но там уже никого нет. Кроме намертво застрявшего в раскуроченном настиле шкафа.

– Ну ты даёшь! – восхищается Скороходов, когда мы возвращаемся к своему столику. – Если б не заметил его – конец девочке. Как вообще такой милашке можно смерти желать?

Вспоминая, как Ордос костерил Шаоси, есть у меня некоторые предположения на этот счёт. Но озвучить их не успеваю.

– Я же говорил – обычный у тебя долго не проживёт! – радостно тычет пальцем в наш столик напарник.

– Да Рандома мать двадцатигранными костями по голове! – само собой вырывается у меня при виде свежекупленного мобилета, плавающего на дне кувшина с клюквенным морсом, заказанного на десерт Скороходовым. – Попили сладенького полной кружкой!

– Без паники! – изрекает Глеб. Засучив рукав, невозмутимо извлекает аппарат и споласкивает его стаканом недопитой воды прямо над кувшином. – Морса на кухне хватит на весь зал с тройным запасом.

– Уже неплохо, – ворчу. Отбираю многострадальный аппарат, обтирая салфеткой. – А с мобилетом теперь что делать?

– Пользоваться дальше, что же ещё? – удивлённо пожимает плечами товарищ. – Попробуй сам, если не веришь.

Аппарат тут же привычно реагирует на нажатие кнопок, подсвечивая экран. Будто купание в сладком напитке было заранее спланировано для поддержания производительности на должном уровне.

– Крепкий «Орешек»! – хмыкаю уважительно, возвращая мобилет в карман. – Замечательную вещь ты мне посоветовал, дружище!

– Ой, да ну тебя! – шутливо отмахивается Глеб и, развернувшись, нос к носу сталкивается с двумя девушками, столик которых выбрал своей целью незадачливый убийца.

– Простите нас, судари, но мы с сестрой просто сгораем от любопытства, – томным голосом шепчет одна из них. – Хотим узнать, где вы научились вязать такие крепкие узлы?

***

Услада Крапивина сидит в гримёрке, задумчиво теребя родовое кольцо с изображением маленькой, похожей на орешек, птички.

О происшествии на сцене нет смысла переживать. Фамильная магия призывает такой прочный щит, что, даже если здание рухнет целиком, вреда она не получит.

Только в этот раз она не успела ничего предпринять. Потому что её спаситель оказался быстрее мысли.

Причём, буквально.

Но самое обидное – в темноте под балконом она не разглядела его лица. Только мелькнувшую напоследок неприметную одежду. А после пришлось последовать за обслугой, проявившей чрезмерную заботу о дорогой гостье.

Даже «спасибо» человеку сказать не дали.

В памяти всплывает его приятный и звучный голос. Жёсткий и бескомпромиссный тон даёт понять: о других он заботится больше, чем о себе.

Такой человек мог бы петь со сцены, завораживая зрителей не хуже неё.

– Чтобы не допустить ещё одной смерти, – негромко повторяет девушка, стаскивая с головы светлый парик и сеточку для волос.

Встряхивает рыжими кудрями, скрытыми от поклонников, и отправляется к туалетному столику снимать макияж.

Полчаса спустя с чёрного хода ресторана выходит изящная дама в неприметной одежде. Её веснушчатое лицо скрыто лёгкой вуалью. Женщина усаживается в ожидающий её автомобиль, который тут же трогается с места.

Ещё через пять минут та же дама забирает у портье гостиницы «Сибирь» ключи от номера на имя Елизаветы Орешкиной. И в глубокой задумчивости поднимается на третий этаж.

В её голове вьются разрозненные слова. Они ещё не обрели форму, но уже полнятся той силой, которой со сцены наповал сражает слушателей голос.

Её собственный голос.

***

Наконец-то вечер становится таким, как планировался изначально: весёлым, сытым и слегка расслабленным.

Еда, доставленная с кухни за счёт заведения, превосходна, так что уплетаем за обе щёки. В смысле, культурно ужинаем в компании милых девушек.

Которые в этот раз льнут к Глебу с двух сторон сразу. Он не то чтобы думает от них отбиваться, наслаждаясь фанфарами в свою честь.

А я…

Я верю в тебя, друг! Тебе хватит сил и день простоять, и ночь прое… гх-м, достойно выдержать, в общем.

Будто не желая разочаровывать меня в предположениях, довольный портальщик соловьём заливается, развлекая девушек байками о наших приключениях.

Важную информацию – о наших способностях и тому подобном, тем не менее, держит при себе. Ну и правильно. Нечего об этом знать незнакомкам, пусть даже и весьма соблазнительно выглядящим.

– И тут он срывается с места, а лапы так и стоят, к земле примёрзшие! – Да, Скороходов умеет рассказать так, что чувствуешь себя в гуще событий. – А Кирилл из второй пушки – бах! – и прямо между глаз его наповал!

Девушки синхронно охают от волнения и восторга, прижавшись с двух сторон к Глебу, – аж корсажи платьев трещат. Во взгляде напарника начинает сквозить призыв о помощи.

Что ж, друг познаётся в беде.

– Мы собирались остаться в городе на ночь, чтобы продолжить наши дела завтра, – деликатно перевожу разговор в более практическую плоскость. – Не знаете, есть ли поблизости хорошая гостиница?

Девушки знают.

Они приехали в Москву на целую неделю, сняв номер в «Сибири», что в двух кварталах отсюда. Поэтому час спустя, после сытного ужина и вороха рассказов о бурной студенческой жизни Глеба, отправляемся туда – проводить наших собеседниц и устроиться на ночлег.

Выходя из зала, ещё раз оглядываюсь на сцену.

Надеюсь, певица в порядке. Пусть не пострадала физически, но покушение на собственную жизнь – не то событие, что легко осознать и пережить. Особенно посреди казавшегося безопасным города.

Но такой голос не способен умолкнуть, даже если весь мир обратится в прах. Если бы он существовал в моём старом мире – Ордосу никогда бы не удалось подмять его под себя.

Номера нам выделяют на разных этажах. Глеб оказывается на втором, а я – на третьем, в самой дальней от лестницы комнате.

Обречённого на бессонную ночь Скороходова девушки едва что не под руки утаскивают за собой. Обернувшись, он бросает в мою сторону извиняющийся взгляд.

Одобрительно поднимаю большой палец вверх: не посрами честь героя дня, друг. И со спокойной душой поднимаюсь на третий этаж.

Перешагивая предпоследнюю ступеньку, вижу, как распахивается дверь ближайшего номера.

Рыженькая кудрявая девушка с россыпью веснушек на лице выскакивает в коридор и, что-то бормоча под нос, шагает вперёд. Но там, где, по её расчётам, должен быть пол, – уже ступенька.

Теряя равновесие, она заваливается вперёд – но я успеваю обхватить её рукой за талию, не давая упасть вниз.

– Цела? Нигде не болит? – спрашиваю у неё.

И вижу, как широко распахиваются серые бездонные глаза, в которые уже смотрел парой часов раньше в тени балкона на разрушенной сцене.

Да не может быть!

– Как… Это опять вы? – она делает шаг назад в коридор. – Вы что, за мной следили?

– Даже в мыслях не было! – сходу отметаю все подозрения в свой адрес. – Просто это ближайшая к ресторану гостиница. Вас она, видимо, тоже этим привлекла?

– Именно так, – певица смотрит на меня изучающим взглядом, будто решая, достоин ли я следующего вопроса. – Могу ли я рассчитывать, что вы не станете разглашать окружающим тайну моей личности?

– Разве я посмею? – склоняю голову в почтительном приветствии. – Кирилл Островский, к вашим услугам.

– Елизавета Орешкина, младшая дочь отставного артиллерийского офицера, – протягивает она тонкую руку. – Выступаю с песнями собственного сочинения под псевдонимом Услада Крапивина.

Легко прикасаюсь губами к прохладной мраморной коже, заставляя девушку вздрогнуть от неожиданности.

Псевдоним, значит. Ещё и выглядит в реальности совсем по-другому.

Тяжело, наверное, жить меж двух огней. Рвущийся наружу поток мыслей не даёт молчать, а высказать их от своего имени по какой-то причине невозможно.

Сложная ситуация, но вряд ли я чем-то могу здесь помочь. Тут специально обученный человек нужен.

– Куда же вы так торопились, не разбирая дороги, сударыня? – интересуюсь с осторожностью. – Или вас снова преследуют?

– К счастью, нет, – выдыхает она.

И продолжает запальчиво:

– Поверьте, я понимаю, как это выглядит со стороны. Но даже тот идиот с балкона не сумел бы причинить мне вреда. Хотя это вовсе не означает, что я не благодарна вам за спасение тогда, на сцене, и только что. Но сейчас нужно закончить начатое – так что простите, мне нужно идти.

Решительным шагом она спускается по лестнице в холл первого этажа и о чём-то общается с человеком у стойки регистрации.

Что ж, раз дама в порядке, – не буду ей мешать.

Отправляюсь в свой номер готовиться ко сну. Тщательно осматриваю окно и шкафы, не найдя по итогу никаких подозрительных вещей.

Едва успеваю снять куртку и положить сумку на тумбочку рядом с кроватью, как снова раздаётся стук в дверь. Открываю – и опять вижу на пороге свою новую знакомую.

– Обещаете не смеяться? – спрашивает Елизавета, нервно теребя в руках кончик собственного пояса. И, не дожидаясь ответа, продолжает. – Только представьте: впервые за всё время, что пишу, я не могу собраться с мыслями. И мне снова требуется ваша помощь.

– Что я могу для вас сделать? – вежливо отступаю в сторону, впуская гостью внутрь. – До сих пор переживаете, что идиот с балкона пытался вам навредить там, где должно быть безопасно?

– Всё не совсем так. – Она смотрит мне в глаза, боясь задать вопрос, но затем всё же решается. – Скажите, Кирилл, в чём, по-вашему, заключается важность человеческой жизни?

Всякого можно ожидать от вторгшейся вечером девушки, но такого вопроса – в последнюю очередь!

– Всё очень просто, – жестом предлагаю гостье сесть на единственный стул. Сам устраиваюсь на краешке кровати. – Пока ты жив, всегда есть шанс изменить текущее положение дел. А мёртвые, увы, не могут ничего. Только удобрять собой почву.

– Вам приходилось убивать? – смотрит не мигая Елизавета. – Отец говорит, что иногда лишь такой ценой можно спасти множество других людей. Простая арифметика: один погибший принесёт покой тысячам живых. Единственный человек во благо всего мира – очень выгодный размен, не правда ли?

С трудом подавляю внезапно попытавшийся прорваться наружу гнев. Подобные рассуждения как раз в духе ублюдка Ордоса.

– Жизнь несколько сложнее математики, – отвечаю максимально спокойно. – Никто не сможет точно предсказать, как поступят спасённые люди. Можно осудить уже совершённый человеком выбор. Но нельзя просто отобрать возможность выбирать у тех, кто ещё ей не воспользовался.

– Но он хотел отобрать! Хотел помешать мне выступать дальше! – слова даются моей гостье со всё большим трудом.

Слёзы катятся по щекам, плечи мелко подрагивают, но она даже не пытается это скрыть.

– Почему всегда так происходит? – продолжает. – Почему опять за меня решают – петь или нет? Что ещё нужно сделать, чтобы меня оставили в покое?!

Встаю, извлекаю из прикроватной тумбочки полотенце. Протягиваю его Елизавете за неимением платка.

– Всегда непросто осознавать, что не все люди милы и добры к другим, – произношу мягко, пока она комкает полотенце тонкими пальцами. – Реальность часто неприглядна. Но это не повод мириться с возникшим положением дел.

Задумываюсь на мгновение и добавляю:

– Пока ты помнишь, что дают людям твои песни – никто не сумеет заставить тебя молчать.

Внимательно слушавшая меня девушка отмирает и, будто разом смутившись, промакивает влажные глаза.

А у меня внезапно открывается второе дыхание.

И мысль облекается в слова без участия разума.

– Слушая твой голос сегодня в ресторане, мне хотелось свернуть горы, чтобы закончить начатое. Именно пение тогда позволило ощутить, что добиться успеха – посильная и выполнимая задача.

Улыбаюсь собственным мыслям и продолжаю, пока вдохновение не ушло:

– Так что чем больше людей затронет твой голос, тем слабее станут те, кто желает причинить вред одной славно поющей девушке и всему миру вокруг.

Елизавета отнимает мокрое полотенце от лица, недоверчиво глядя на меня.

– Знаете, Кирилл, я в первый раз смогла проговорить то, что меня мучило почти всю жизнь. Действительно, силы порой покидают, но теперь понятно…

Она встаёт со стула и подступает вплотную, не отводя взгляд. Её голос становится ниже и проникновеннее:

– Даже проза жизни порой может стать музыкой для уставшей певицы.

Долгий поцелуй, последовавший за этим признанием, не даёт мне ничего ответить. А после слова просто становятся не нужны.

Глава 15

– Лариса Ивановна, вы же понимаете, как важен для нас этот поход!

Чернявый мужчина с гладко зачёсанными назад волосами и аккуратными усиками вскакивает из-за стола и начинает мерять шагами комнату. Останавливается, в сердцах топает:

– Так скажите мне: какого чёрта вы до сих пор не приступили к выполнению ключевого пункта нашего плана?!

И, не дожидаясь ответа, возобновляет движение.

– Всё просто, Герман Игоревич, – миниатюрная блондинка в кирпично-красном водительском комбинезоне закидывает ногу на ногу, глядя на мельтешащего перед ней заказчика, словно на раздражающее насекомое. – Я категорически не желаю, чтобы такое важное дело оказалось запорото из-за сиюминутной импульсивности.

Мужчина открывает рот, чтобы что-то возразить, но блондинка продолжает непререкаемым тоном:

– Именно поэтому разработка операций лежит на вас, а их претворение в жизнь наилучшим образом – на тех, кто идеально для такой работы подходит. Так что перестаньте носиться туда-сюда: голова закружится.

Герман Игоревич в ярости разворачивается к женщине – и видит лишь пустое кресло, где недавно сидела своенравная особа. Сжимает кулаки до хруста – и в этот момент тонкий палец касается его щеки, двигаясь к горлу.

– Вы поступили максимально благоразумно, обратившись ко мне для выполнения деликатных поручений, – почти мурлычет ему на ухо блондинка. – Так не дайте своему благоразумию разрушить всё в шаге от цели.

Хозяин кабинета резко оборачивается – но рядом никого нет.

– Я узнала всё, что необходимо для следующей фазы, – снова раздаётся голос Ларисы Ивановны со стороны кресла. – Завтра приготовления завершатся. Мы завладеем всей нужной информацией. После чего операция «Путеводный свет» придёт к своему логическому завершению.

Герман Игоревич выдыхает.

Перед глазами и вправду всё немного плывёт. Максимально непринуждённо, стараясь не показать слабости, он опирается нижней частью спины о столешницу.

Нужно владеть ситуацией, иначе ни о каком подчинении не может быть и речи.

– Что ж, будь по вашему, – тяжко роняет он каждое слово. – Но если всё пойдёт не по плану – вытаскивать вас никто не будет. Таково наказание для бездарей что пытаются меня провести.

– И в мыслях не было, – женщина расстёгивает ворот комбинезона, отчего молния сама разъезжается при первом же вдохе.

Глаза мужчины жадно шарят по небольшому участку обнажённой молочно-белой кожи.

Но собеседница продолжает, словно не замечая его интереса:

– Вы сами прекрасно знаете, что для меня результат важен ещё больше. Увы, в моём деле никто не работает с неудачниками. Потому что, – влажный язык скользит по нижней губе, скрываясь за жемчужно-белыми зубками, – мертвецы не могут заключить договор с живыми.

Герман Игоревич с трудом воспринимает смысл сказанного.

Его мозг помимо воли дорисовывает расстёгивающуюся молнию, падающую на пол одежду, беспорядок на рабочем столе, громкие вздохи, переходящие в протяжные стоны…

Он может сделать всё, что хочет с ней в любую секунду. Он распоряжается ею полностью.

Он здесь главный.

– Я жду от вас результат не позже, чем через три дня, – брови мужчины грозно съезжаются на переносице. – Не получится – буду искать другого специалиста.

– Не стоит беспокоиться, – женщина плавно поднимается с кресла и направляется на выход.

Уже у самой двери оборачивается и бросает на хозяина кабинета красноречивый взгляд:

– Всё получится именно так, как вы себе и представляли.

***

Елизавета упорхнула, пока я спал.

Постель ещё хранит едва заметный запах духов и остатки тепла женского тела. Но они постепенно исчезают. Остаётся только воспоминание: легче птичьего пёрышка, слаще трели весенней…

Процесс стихосложения прерывает настойчивое пищание из кармана моей куртки. Номер моего мобилета сейчас знает один-единственный человек, так что гадать, кто это, долго не приходится.

– Надеюсь, ты отлично выспался? – голос Скороходова бодр и задорен, несмотря на поздний, скорее всего, отход ко сну. – Я заказал нам экипаж до академии, он прибудет через час. Так что самое время как следует подкрепиться.

– И тебе доброе утро, – зеваю я, едва не выворачивая челюсть. – Далеко идти придётся?

– Тебе нет, а мне на этаж выше подняться, – судя по голосу, напарник шкодливо усмехается. – Я в твою комнату пельмени из вчерашнего ресторана заказал.

Пять минут спустя сияющий, словно медный чайник, Глеб с тёмными кругами под глазами от второй за три дня бессонной ночи, появляется на пороге моего номера.

И тут же радует новостью о том, что ректор звонил ему лично и ждёт нашего прибытия в первой половине дня.

– Я клятвенно заверил его, что мы прибудем, как только закончим с прочими делами, – с невероятно честным выражением лица рапортует напарник.

– И какие у нас дела? Компенсировать отсутствие сна обильным завтраком? – иронично вскидываю брови

– В точку. И мне докладывают, что он уже прибыл в холл. Не будешь ли ты так любезен спуститься за ним? – невинно предлагает мой товарищ.

А после объясняет, уловив моё недоумение:

– А то боюсь, что вчерашние дамы меня ещё на день здесь задержать попытаются.

– Так понравился? – усмехаюсь, вспоминая как они липли к Глебу вчера.

– Ага. Кошелёк мой. Я за их столик вчера, между прочим, заплатил. А сегодня, – Скороходов корчит страшное лицо, – они собирались посетить «пару дамских магазинов в сопровождении такого галантного кавалера».

От вида и тона оскорблённого в лучших чувствах приятеля меня разбирает смех. Глеб тоже фыркает:

– Посему вышеупомянутый кавалер подпоясался и официально съехал из гостиницы, инкогнито переселившись в твой номер. Давай скорее вниз, еда стынет.

Выйдя в коридор, замечаю горничную, запирающую бывшую комнату Елизаветы. Значит, девушка уже отбыла. Надеюсь, теперь у неё достанет сил, чтобы перепеть любые невзгоды.

Улыбаюсь краешком губ, вспоминая её нежное дыхание на своей щеке.

И отправляюсь на первый этаж, где получаю приличных размеров деревянный короб, который приходится тащить наверх. Но запах изнутри доносится такой, что отбивает всякое желание возмущаться.

Минут через сорок, наевшись до отвала, мы оставляем короб портье у стойки и возвращаем ключи от номера на третьем этаже. Вскоре прибывает наш экипаж, что должен доставить к порталу на нулевой уровень.

Глеб с облегчением ныряет внутрь первым, и мы отправляемся в путь.

Добираемся до портала безо всяких проблем. По пути я с интересом разглядываю проплывающие мимо дома и прохожих. Проходим привычную уже процедуру регистрации у портала – и здравствуй, нулевой уровень.

– Даже дышится здесь легче, – радуется напарник знакомым местам. – Давай за мной, тут недалеко.

– Угу, – морщусь, будто лимон целиком прожевал.

Меньше всего, честно говоря, хочется сейчас связывать себя обязательствами обучаться. Будто без того проблем недостаточно. Но другого способа попасть на работу к Сорокину нет, так что придётся потерпеть.

«Вс-сегда можно найти утеш-шение в крас-сивой татуировке», – злорадно шипит якул.

Чёрт, умеет он мотивировать!

Припускаю вслед за вырвавшийся вперёд Скороходовым с утроенным усердием.

У ворот академии нас встречает охрана. Кратко выслушав наши объяснения, один из караульных берёт письмо от Вадима Денисовича и удаляется в здание.

Назад он возвращается быстро и не один.

Его сопровождает немолодой, но энергичный мужчина в дорогом сером костюме и миниатюрная женщина в алом платье. Её невысокий рост сбивает с толку, странно контрастируя с приятно женственной фигурой.

– Глеб Карпович! Не ожидал, что вы так скоро вернётесь. О вас, Кирилл Викторович, тоже наслышан! – мужчина пожимает нам обоим руки.

Затем обращается ко мне:

– Савелий Ракитин, директор этого замечательного, во всех смыслах, учебного заведения. Рад принимать в стенах академии человека, о котором так лестно отзывался Вадим Денисович.

– Надеюсь, не слишком сбиваю вам учебный график, – возвращаю обратно любезность. – Что от меня требуется сейчас?

– О, сущая формальность, – директор просто сама благожелательность.

Правильно говорят: личные связи всегда имеют большой вес. Именно поэтому Ордос выжигал в людях индивидуальность.

– Сейчас пройдём оценку потенциала, а после – сразу выдадим документы о зачислении, – продолжает Ракитин. – Вам останется лишь прибыть в начале учебного года для составления личного расписания и утверждения дат экзаменов – и всё, занимайтесь на здоровье безо всяких ограничений.

При упоминании экзаменов аж зубы сводит. Но делать нечего: такова цена успеха. А он мне сейчас ох как нужен.

– Госпожа Брукс будет ассистировать нам при использовании потенциометра, – указывает Ракитин на свою спутницу.

Та прохладно-вежливо улыбается нам, поправляя сползающие с переносицы круглые очки в тонкой оправе.

– Не будем же тратить время попусту, – директор приглашающе взмахивает рукой. – Прошу за мной.

Ракитин ведёт нас по мощёным дорожкам через двор академии в небольшое помещение. Его ассистентка, ловко цокая каблучками, проскальзывает в дверь первой, затем входим и мы.

Внутри пара больших окон, шкафы вдоль стен, да стол в центре со здоровенным прозрачным кристаллом на нём – вот и вся обстановка.

Госпожа Брукс открывает алую кожаную папку, готовясь вести какие-то записи.

– Прошу вас, Кирилл Викторович, положите руку на кристалл и полностью расслабьтесь, – воркует она так, что хочется выполнить любое её требование. – Процесс автоматический, нам останется только занести результат в официальные бланки.

– А потом мы обязательно отпразднуем твоё поступление, – заранее начинает мечтать Скороходов. – И дальше нас будут ждать великие дела, что прославят наши имена на весь мир!

– Мечтать не вредно, – ухмыляюсь напарнику и кладу руку поверх кристалла.

Проходит пять секунд.

Полминуты

Ещё столько же.

– Голубушка, кристалл работает как положено? – Ракитин тревожно смотрит на ассистентку.

Та задумчиво поправляет очки и поворачивается к Глебу.

– Попробуйте вы.

Скороходов, не раздумывая, прикасается к потенциометру.

Кристалл тут же начинает переливаться всеми цветами радуги, словно на его гранях пляшет солнечный луч.

– Какой у вас потенциал? – деловито интересуется госпожа Брукс.

– Портальная магия, четвёртый ранг с шансом развития до пятого, – отвечает тот, и в голосе его отчего-то проскакивают недовольные нотки. – Всё, как и указано в аттестате.

– Тогда прибор полностью исправен, – девушка вновь поправляет съехавшие на кончик носа очки. – Кирилл Викторович, попробуйте ещё раз.

Прикасаюсь к кристаллу снова, с тем же результатом. Он остаётся полностью прозрачным, никак не реагируя на контакт со мной.

Директор смущённо потирает переносицу и, наконец, нарушает затянувшееся молчание.

– Это, конечно, совсем не то, что я ожидал. Но от фактов деваться некуда, – он поворачивается ко мне со скорбным выражением лица. – Господин Островский, мне неприятно это признавать, но…

Скорбно вздыхает, явно подбирая слова. И наконец сообщает:

– Боюсь, с вашими талантами в нашей академии вы обучаться не сможете.

Вот это поворот!

Рандом, колоду краплёных карт тебе в оба уха сразу, нельзя своё величие в другой раз продемонстрировать!?

У меня тут работа мечты из рук уплывает.

Уже открываю рот, чтобы возразить, но Ракитин продолжает говорить, будто желая извиниться:

– Понимаете какое дело… Наша академия обучает студентов держать свои способности под контролем. Чтобы обладающий опасной силой человек не навредил себе и окружающим случайными манипуляциями с магическими энергиями. У вас же…