Текст книги "Шесть подозреваемых"

Автор книги: Викас Сваруп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

16. Жертвоприношение

– Алло, Трипурари?

– Здравствуйте, Бхайя-джи. Где вы? Разве не на вечеринке у Вики?

– Да, да. Я в «Номере Шесть». Скажи, ты давно говорил с Мухтаром?

– С Мухтаром? Нет, Бхайя-джи, мы уже недели две не созванивались. А в чем дело? У вас такой взволнованный голос.

– Неделю назад, семнадцатого марта, он получил от меня поручение. И до сих пор не зашел к тебе за деньгами?

– Нет, Бхайя-джи. А что за поручение? Я даже не в курсе.

– После расскажу. Главное, постарайся его разыскать. Скажи, чтобы срочно вышел на связь. Я уже третий день ему названиваю. Похоже, Мухтар отключил мобильник.

– Нажрался где-нибудь и валяется с очередной подружкой.

– Достань его хоть из-под земли, понятно? И сразу же дай мне знать.

– Хорошо, Бхайя-джи.

Конец связи.

17. Возмездие

Может, богатые и живут по-другому, но умирают все одинаково. Пуля не знает различий между королем и нищим, между промышленным магнатом и простым рабочим. Стоя перед коваными воротами «Номера Шесть», глядя на переливающуюся огнями усадьбу, наблюдая, как дорогие иностранные автомобили плавно катятся по элегантной подъездной дорожке, я от всей души завидую могуществу пистолета. Всего одной пули достаточно, чтобы покончить с чванством и показным величием Вики Рая. Всего один выстрел – и кхаллас![212]212
  Кончено! (бомбейский сленг)


[Закрыть]

Увидев за ограждением полицейских с портативными рациями, я ускоряю шаг. На дороге собралась большая толпа зевак, желающих поглазеть на знаменитостей. Поговаривают, будто в любую минуту может приехать Шабнам Саксена.

Я поворачиваю влево, ныряю в узкий переулок и поджидаю Риту возле служебного входа. По сравнению с шумом и суетой на главной дороге здесь тихо и спокойно, хотя тоже достаточно припарковавшихся машин.

Без пяти одиннадцать железная дверь со скрипом отворяется, и появляется Риту в красном салваре-камизе, с тяжелой синей сумкой через плечо. Следы от побоев еще не зажили. Судя по красным, припухшим глазам, любимая только что плакала. Мы молча прижимаемся друг к другу. При этом я предусмотрительно прячу левую кисть под «бенеттоновской» курткой.

– Мунна, идем скорее.

Храбрая девушка тянет меня за рукав, но я ее мягко останавливаю.

– Я должен тебе что-то сказать, Риту.

– Скажешь потом, на вокзале. Сейчас не до этого. Мы теряем время.

– Не будет никакого вокзала.

– Что?

– Это я и зашел сказать. Мы не едем в Мумбаи.

– Почему?

– Давай пройдем в усадьбу, и я тебе объясню.

Ошарашенно посмотрев на меня, она отступает обратно к служебному входу, оглядывается по сторонам и буквально втаскивает меня внутрь.

Передо мной расстилается подстриженная лужайка. Где-то вдали болтают и смеются. Там даже мерцает бассейн, в котором резвится несколько девушек. Повсюду снуют официанты в красно-черных одеждах.

Мы укрываемся от посторонних глаз под густой сенью дерева джамболан. Справа от нас на некотором расстоянии расположился импровизированный шатер: там хлопочут бесчисленные повара.

– А теперь, Мунна, потрудись объяснить, чем вызвана такая резкая перемена планов? – набрасывается на меня Риту. – Ты не представляешь, чего мне стоило ускользнуть из дома! Если Вики пронюхает, мне конец!

Я был готов к этой вспышке.

– Знаю, Риту. Я пришел навсегда избавить тебя от страха.

– О чем ты?

– Скоро поймешь.

– Опять начинаешь говорить загадками? Скажи прямо, почему ты не хочешь ехать в Мумбаи? Что-то не так?

– Все не так, Риту. – Я смотрю себе под ноги, не в силах встречаться с ней глазами. – У меня появилась другая девушка. Мы собираемся пожениться.

Она смотрит на меня так, словно я ранил ее в самое сердце.

– Что ты говоришь, Мунна? Разве мало с меня страданий?

– Но это правда. Все до последнего слова.

– То есть теперь ты хочешь сказать, будто совсем не любишь меня?

– Да, – киваю я.

И разражаюсь заученной тирадой:

– Любовь – та еще стерва. Она заставляет людей вроде нас мечтать о несбыточном. Наверное, беднякам вообще не положено иметь сердце. Только сейчас я понял, что ты права и наша любовь – запретный плод. Можно бежать из города, но не от этой действительности. В общем, лучше тебе забыть, что мы когда-то встречались. Сотри меня из памяти навсегда.

Риту молча выслушивает монолог до конца. А потом обжигает меня обвиняющим взглядом.

– Вот, значит, как? Думаешь, это возможно – взять и стереть человека из жизни, словно пример со школьной доски? Будто бы ничего и не было? – Она приближает свое лицо к моему. – Знаешь, Мунна, почему любовь слывет величайшим даром? Она превращает двоих человек в единое целое. Их тела и души сливаются. Мы теперь – одно. Я понимаю тебя лучше, чем ты сам. И всем своим сердцем чувствую, что каждое твое слово – неправда.

– Какое уж тут единое целое, – говорю я, снова пряча глаза. – Между нами – неодолимая пропасть.

– Опять ты врешь. Посмотри на меня, Мунна; поклянись моей жизнью, что твоя любовь умерла, – требует она с неожиданной пылкостью.

А не дождавшись ответа, пытается взять меня за руки, тянет левую кисть из-под куртки… И видит гипс.

– Что это? – пугается Риту. – Ты поранился?

– Да так, ничего… – притворяюсь я. – Упал…

Но эту девушку не проведешь. Она уже ощупывает мою голову, ища невидимые шрамы. И нечаянно задевает повязку на затылке.

– Аааах! – восклицаю я, не сдержавшись.

– Боже мой! – вырывается у нее. – Что с тобой сделали?

– Пустяки, честное слово. Было бы из-за чего беспокоиться.

– Это мой брат, верно? – спрашивает Риту. – Мало ему показалось моих терзаний, надо было и до тебя добраться. Теперь я понимаю, почему ты заговорил о разлуке. – В ее голосе появляются железные нотки. Горе начинает сменяться гневом.

– Ты поспешила с выводами, Риту. Честное слово, я не знаю этих людей.

– Зато я их прекрасно знаю. Этого я братцу никогда не прощу. Теперь уже никакая сила на свете не встанет между нами, – говорит она с новым, бесстрашным огнем в глазах. – Идем со мной, Мунна. Я сейчас же перед всем собранием объявлю, что стану твоей женой.

– Думаешь, все захлопают в ладоши: дескать, браво, молодец, выходи за сына уборщицы? Это жизнь, Риту, а не кино.

– Но это моя жизнь. И я проживу ее по-своему. Отныне двоим преступникам, называющим себя моими родственниками, нипочем не запугать меня.

– Тогда давай теперь же, на месте, договоримся. Обещай не совершать опрометчивых поступков, а я заберу тебя отсюда, как только поправлюсь.

– Буду ждать с нетерпением, Мунна.

Тут над лужайкой проносится ветерок и развевает волосы Риту. Несколько темных прядей падают ей на лицо, и я вижу перед собой ангела спустившегося с небес, чтобы благословить меня, наполнить мое убогое, постыдное существование невинностью и чистотой. Я знаю, что, как бы ни силился, не проживу ни дня без этой девушки. Но может быть, сумею умереть за нее.

Со стороны бассейна доносится оживленный гул.

– Похоже, Шабнам Саксена приехала, – произносит Риту.

– Можно мне на нее взглянуть?

– Не глупи. Уходи скорее, пока тебя не заметили. И будь осторожен, Мунна. Я люблю тебя.

С этими словами, торопливо поцеловав мои губы, она удаляется обратно к дому. Забравшись глубже в тень, я достаю из кармана пистолет. Мне нужно вновь ощутить его смертоносную мощь, чтобы собраться с духом перед убийством Вики Рая.

– Я бы на вашем месте не стал прибегать к оружию, – раздается вдруг у меня за спиной.

От испуга я даже роняю пистолет.

Из-за дерева выступает высокий мужчина с косматой черной бородой, облаченный в белоснежную курту-пиджаму и небрежно наброшенный на плечи шелковый платок желтовато-коричневого цвета.

– He беспокойтесь, дружище, я не полицейский. Просто не мог удержаться, чтобы не подслушать вашу беседу с очаровательной Риту.

Я спешу подобрать пистолет и спрятать его под куртку.

– В жизни не слышал более трогательного диалога, – продолжает незнакомец, поглаживая косматую бороду. – Вы прирожденный актер. Дайте-ка на вас посмотреть. Выступите, пожалуйста, на свет. Вот так, чудесно. Господи, вы просто великолепны. Наконец я нашел своего героя.

– Кто вы?

– Джай Чаттерджи, кинорежиссер. И я решил дать вам роль в новом фильме. Обойдемся даже без кинопроб. А вот героиню придется еще поискать. Я собирался взять Шабнам Саксену, но для вас она несколько старовата.

– Шабнам Саксена? Герой? Что вы такое говорите? Тут где-нибудь установлена скрытая камера?

– Джай Чаттерджи в этих фокусах не нуждается, – строго произносит мужчина. – Приготовьтесь, скоро вы станете звездой. Отныне все пойдет по-другому. Но вам потребуется новое имя.

– Зачем?

– «Мунна» решительно не годится для кинобизнеса. С этого дня вас будут звать… Чираг. Лампа. Мне нравится! – Он достает бумажник и отсчитывает несколько купюр. – Здесь двадцать тысяч. Считайте, что я заплатил вам за подпись на контракте, Чираг.

– Мне… мне до сих пор не верится, – говорю я, принимая деньги дрожащими пальцами.

– Такова наша жизнь. Никогда не знаешь, что тебя ждет за поворотом.

– Но ведь я сын простой уборщицы.

– Ну и что? Джонни Уокер был автобусным кондуктором, Радж Кумар – субинспектором, а Мехмуд – водителем. Когда госпожа Удача решит постучать, она видит дверь, а не того, кто за ней стоит.

Записав номер моего мобильного, Джай Чаттерджи прогулочным шагом возвращается на лужайку. На ходу он перебирает пальцами клавиши воображаемого пианино. А я еще долго стою под деревом, дрожа от возбуждения.

Воображение начинает заново переписывать привычный сценарий жизни. Я вижу себя в Мумбаи, едущим вместе с Риту на «мерседесе». Автомобиль со всех сторон теснят визжащие поклонники и поклонницы, в основном юные девушки. Каждая умоляет об автографе, каждая клянется в неувядающей любви. Полицейские принимаются разгонять их бамбуковыми дубинками. Тогда я выхожу из машины и поднимаю руку. Блюстители порядка робко пятятся. Толпа начинает оглушительно скандировать: «Чираг! Чираг!» – и в небо взмывает сразу полсотни ракет.

Открыв глаза, я вижу, что еще не покинул Дели. Однако над головой и впрямь разрываются огненные ракеты.

Ради кого этот фейерверк, ради меня или ради Вики Рая? «Кья боль?» – как говорят в Мумбаи. «Что вы на это скажете?»

18. Искупление

Притаившись на корточках за стволом дерева кадамба,[213]213
  Кадамба – вечнозеленое тропическое растение; считается у индуистов священным и ассоциируется с Кришной.


[Закрыть] Экети ожидал, когда зазвонит будильник. В зарослях было тихо; только изредка со стороны залитой ярким светом лужайки доносился беспечный смех. Туземец утратил чувство времени, но продолжал хранить терпение. Многое успело произойти с тех пор, как перед ним распахнулся служебный вход в усадьбу. Экети прикончил змею и успешно провел обряд изгнания злого духа. Великий Нокаи мог бы гордиться своим учеником. А самое главное, островитянин более не нуждался в помощи Ашока. Теперь у него было достаточно денег на билеты для себя и для Чампи.

При мысли о любимой у него защемило сердце, а на лице расцвела улыбка. Скорее бы раздобыть священный камень, скорее бы вернуться к ней. Завтра они поедут в Калькутту и взойдут на борт корабля, идущего на Малый Андаман. Там, на родине, Экети встретят как настоящего героя. Он ласково погладил парусиновый мешок – единственное осязаемое напоминание о Гауболамбе. Красная глина, кости и снадобья возрождали в душе все запахи и ощущения далекого острова, который с каждым днем все сильнее овладевал его сердцем и разумом.

Внезапно из-под черной парусины послышались тоненькие сигналы. Экети быстро поднялся и отключил будильник. Потом отряхнул от пыли черные брюки, повесил мешок на плечо и отправился выполнять свою миссию.

Достигнув мощеной дорожки, ведущей к гаражам, он замешкался. На его пути вырос маленький шатер, под сенью которого целая армия поваров жарила, чистила и крошила ножами продукты. На газовых плитах мерцали большие алюминиевые кастрюли. Потный мужчина в жилетке, склонившись над глиняным тандуром, накалывал на длинный железный вертел свежеиспеченные роти.

Экети обогнул шатер и двинулся дальше, вдоль по дорожке. Без трудностей добравшись до гаражей, он увидел между ними пустой пластмассовый стул и над ним, на стене, – металлический шкафчик, покрашенный в синий цвет. Островитянин уже потянулся к дверце, когда на его плечо опустилась тяжелая рука и чей-то суровый голос гаркнул:

– Стой!

Экети обернулся. Перед ним стоял смуглокожий мужчина в белой рубашке и серых брюках, с хоккейной клюшкой в руках.

– Ты кто такой? – спросил он, сердито сверкнув глазами. Экети громко сглотнул и ответил:

– Водитель мистера Шармы.

– Ну а здесь почему слоняешься? Прислуга ужинает снаружи, в палатке. Тебе вон туда. – Мужчина ткнул пальцем в сторону ворот.

– Хорошо, – отозвался туземец и почти побежал в указанном направлении.

А когда повернул за угол, то прислонился спиной к стене, чтобы отдышаться, весь обмякнув от пережитого ужаса.

И увидел, что очутился у передней подъездной дорожки, где выстроилась целая шеренга машин; вот только никого из водителей поблизости не оказалось. Все они ужинали в палатке, поставленной слева, у ворот.

Мертвая тишина, царившая здесь, казалась еще мертвее из-за смеха и музыки, долетающих из сада.

Экети спрятался за мраморной колонной портика и посмотрел назад. Незнакомец в серых брюках сидел на пластмассовом стуле прямо под синим ящичком, держа наготове хоккейную клюшку и вытирая платком потную шею. Он был совсем не похож на штатного сторожа, но при этом явно устроился здесь, чтобы не подпускать посторонних к распределительному щиту. Экети призадумался: что же делать? Вернуться в храм Бхоль-Натх и спросить Ашока? Или же кинуться за ангетьяй, наплевав на прожекторы, а там уж будь что будет?

В небе послышался свист. Островитянин запрокинул голову. Над ним распустился огромный зеленый цветок. На задней лужайке начался фейерверк.

Экети осторожно пробрался в галерею и заглянул через открытое створчатое окно в красивый просторный холл, полный людей, которые беседовали друг с другом и пили. Внезапно воздух прорезал визг динамика. Высокий мужчина в темном костюме с лиловым галстуком приблизился к микрофону, установленному возле распахнутого окна, пощелкал по нему и, повернувшись лицом к толпе, заговорил.

– Друзья, мы собрались сегодня здесь, чтобы отметить мое оправдание, – услышал Экети. – Все это время я настаивал на своей невиновности. Прекрасно, что и суд наконец официально признал мою точку зрения. Благодарю тех, чья поддержка помогала мне держаться на плаву в нелегкие дни и темные ночи, когда я опасался провести остаток жизни в сырой и тесной камере. Спасибо каждому. Но прежде всего я хотел бы поприветствовать своего отца, человека, который сделал из меня то, что я есть. Пап, ты не мог бы выйти сюда и сказать пару слов?

Коренастый человек солидного возраста в белой курте-пиджаме подошел к микрофону и обнял говорившего. Тот прильнул к нему так, словно это была их последняя встреча. По лицу мужчины в костюме скатилась слеза. А потом человек постарше начал речь.

– Доверять политику микрофон – это всегда большая ошибка, – произнес он, и среди слушателей послышались негромкие смешки. – Однако сегодня я стою перед вами не как министр внутренних дел Уттар-Прадеша, но как отец. Для сердца которого нет ничего отраднее, чем видеть счастье и процветание родных детей. И нет ничего прискорбнее для отцовского сердца, нежели наблюдать, как одного из них собираются посадить в тюрьму по сфабрикованному обвинению. Я очень рад, что затянувшаяся темная ночь рассеялась и мой сын может жить как свободный человек. Это большая победа для всех, кто верит в торжество правды и справедливости. Желаю моему сыну долго здравствовать. И да пребудет с вами благословение Шивы.

Люди в холле одобрительно зашумели. Тут опять взорвалась очередная ракета, и небеса озарились ослепительным сиянием оранжевого шара.

Экети вернулся на свой наблюдательный пост и вновь украдкой посмотрел на гаражи: может быть, человек в серых брюках уже ушел? Увы, тот по-прежнему оставался на месте, разве что встал и сейчас озирался по сторонам, точно желая удостовериться, не следит ли за ним кто-нибудь. А потом на глазах у Экети повернулся к синему ящику, открыл его и что-то сделал с распределительным щитом. В то же мгновение вся усадьба погрузилась во мрак.

Экети даже передернулся от восторга и возбуждения. Для него это был знак свыше. Туземец беззвучно помчался вперед по мощеной дорожке и выскочил на лужайку, тоже утопающую в кромешной темноте. На полпути к цели он задел ногой за деревянный стол и растянулся ничком на траве. Из дома донесся громкий треск, похожий на шум разлаженного мотора. Туземец скорее почувствовал, чем увидел, как мимо него пронеслась какая-то неразличимая фигура. Несмотря на ужасную боль в ноге, Экети в несколько прыжков осилил оставшееся расстояние до храма, который уже различал привыкшими к сумраку глазами. Там он бросил мешок на пол и принялся вслепую обшаривать стены с нишами, где стояли изображения самых разных божеств. Примерно через полминуты руки нащупали ангетьяй. Экети коснулся его необычайно гладкой поверхности, обследовал особые метки на верхушке, и у него задрожали пальцы. Священный камень без труда отделился от постамента. Чувствуя себя как во сне, туземец поднял его, положил в мешок, который быстро забросил через плечо, и опрометью бросился через лужайку. Сердце пело от радости. Экети возвращался домой. К Чампи. На Гауболамбе.

Он уже был у самого края зарослей, когда прожекторы вспыхнули с новой силой.

– Стоять! – заорал кто-то за спиной. Островитянин развернулся и увидел полицейского, спешащего к нему с дубинкой наперевес.

Беглец еще мог укрыться под спасительной сенью деревьев, но его подвела пострадавшая левая нога. Он рухнул в траву – и через пару мгновений был настигнут полицейским.

– Ты что здесь делал, ублюдок? – тяжело дыша, прохрипел блюститель порядка.

– Ничего, – прохрипел Экети с искаженным от боли лицом.

– Давай сюда мешок, – приказал полицейский и для проформы ударил туземца бамбуковой дубинкой по ногам.

Тот с изумленным криком выпустил черную лямку. Полицейский дернул мешок на себя и был удивлен его тяжестью.

– Да что у тебя там? Сейчас посмотрим, – пробормотал он.

И начал поочередно извлекать наружу предмет за предметом – комья красной и белой глины, мешочек со свиным жиром, ожерелье из костей и, наконец, священный камень.

– Ого, похоже на шивлинг! Где ты его украл?

Экети не успел ответить. Полицейский в последний раз пошарил на самом дне и нащупал какой-то твердый металлический предмет. После чего, недоуменно изогнув брови, вытащил наружу катту, серебристый самодельный револьвер местного производства.

– Что такое, мать твою?

– Не знаю, это не мое, – совершенно перепугался Экети.

– А почему лежит у тебя в мешке?

– Не представляю, как это здесь оказалось.

– Не волнуйся, выясним, – заверил его полицейский, доставая наручники. – Идем, черномазый, ты арестован.

19. Избавление

24 марта

Я арестована. За убийство Вики Рая. Нет, эти строчки взяты не из романа или киносценария. Я пишу их в комнате для дачи показаний, сидя на шаткой скамейке в полицейском участке в Мехраули, где вместе со мной находятся еще пятеро подозреваемых. Нам выделили большую комнату, заставленную высокими металлическими шкафами, на полках которых пылятся бесчисленные папки. Тут каждый угол затянут паутиной, а с деревянного потолка свисает вентилятор. Запах библиотечной плесени смешивается с гнилостным зловонием морга. Любое случайное дуновение ветра через маленькое зарешеченное окошко воспринимается как манна небесная.

С улицы доносится еле слышное накрапывание. Последние два часа дождь идет не переставая.

На вечеринке я появилась эффектно, с модным опозданием – около одиннадцати часов вечера. В усадьбе было не протолкнуться от гостей. Похоже, весь делийский бомонд собрался отпраздновать оправдание Вики. Разумеется, не обошлось и без Джаганнатха Рая с армией прихлебателей в накрахмаленных белых куртах-пиджамах. Меня покоробила эта игра политическими мускулами, эта оплеуха правосудию. Но еще гаже был сам Вики Рай. Увидев его поближе – этот ужасный шрам на левой щеке и брызги слюны, вылетающие изо рта во время оживленного разговора, – я испытала отвращение при мысли о том, что решила прибегнуть к помощи подобного человека. На что только не пойдешь ради спасения собственной сестры.

А потом я встретила самого странного американца на всем белом свете. Он был хорош собой – отчасти напоминал Майкла Джея Фокса; богат – только что получил пятнадцать миллионов долларов; и тому же безумно в меня влюблен. А в итоге оказался тем самым чокнутым, о котором предупреждала Рози. В общем, я отделалась от мистера Ларри Пейджа быстрее, чем он успел сказать «привет».

Едва лишь пробило полночь, как в саду начался фейерверк, а в мраморной гостиной – торжественные речи. Вики Рай и его папаша говорили так, словно вступили в общество взаимных обожателей. Их пошлые льстивые речи внушили мне отвращение. А потом Вики отошел к бару и начал смешивать коктейль. В эту секунду свет погас, и весь дом погрузился в кромешный сумрак. Живя в Мумбаи, я почти позабыла о том, что такое короткие замыкания, доставлявшие столько головной боли жителям Азамгарха. Правда, сегодняшнее отключение тока почему-то не слишком напоминало банальный сброс нагрузки в час пик. Тут больше попахивало недобрым умыслом.

– Аррэ, что случилось? – воскликнула я.

Кто-то крикнул, чтобы включили генератор.

А потом грянул выстрел.

– Нееееееет! – заорал Джаганнатх Рай.

Снаружи (а казалось, будто прямо в гостиной) разорвалась еще одна шутиха, да так оглушительно, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.

Около трех минут в особняке, утонувшем в кромешных сумерках, творилось бог знает что. Потом свет внезапно зажегся, ослепив меня яркой вспышкой. Первым, что я разглядела, было обмякшее тело Вики Рая у барной стойки, возле окна. Его белоснежная рубашка побагровела от просочившейся крови. Кто-то пронзительно завизжал; я даже не сразу поняла, что слышу собственный голос. В этот миг в гостиную ворвались десять полицейских во главе с усатым инспектором.

– Стоять! Никому не двигаться с места, – гаркнул он так, словно снимался в очередном эпизоде детективного сериала.

Увидев лежащего на полу хозяина, инспектор склонился над ним, пощупал пульс и заглянул под веки.

– Скончался, – объявил он и тут же обвел собравшихся пристальным взглядом. – Я знаю, это сделал один из вас. Особняк оцеплен. А теперь мои люди обыщут всех и каждого. До окончания проверки ни единой душе не позволено покидать усадьбу «Номер Шесть». Притам Сингх, приступайте.

При этих словах у меня похолодели ладони. Рядом со мной стоял американец; с него и начали обыск. Послушно расставив руки и ноги, этот чудак продолжал себе ухмыляться, точно пугало огородное. Полицейский похлопал его по груди и, к моему крайнему изумлению, вытащил из кармана пиджака блестящий черный «глок» с глушителем.

– Это что? – грубо рявкнул служитель закона, покачивая пистолет на указательном пальце.

– Ух ты, чтоб меня комары забодали! – воскликнул Ларри. – Понятия не имею, откуда взялась эта чертова пушка.

– Уведите его для допроса, – обронил инспектор и повернулся ко мне: – Если не возражаете, Шабнам-джи, я должен осмотреть ваши вещи.

Не успела я раскрыть рот для подобающего протеста, как он уже выхватил у меня замшевую сумочку, щелкнул застежкой и с проворством таможенника начал шарить внутри. Конечно же, он обнаружил «беретту».

– Как! И у вас есть оружие? – произнес полицейский тоном священника, застукавшего монашку в доме терпимости. В его глазах замерцали коварные отблески. – Позвольте поинтересоваться, мисс Шабнам, для чего вы пришли с пистолетом на вечеринку?

– Я всегда ношу с собой оружие для самозащиты, – ответила я ледяным тоном, от души надеясь, что никто вокруг не расслышит, как громко стучит мое сердце.

Инспектор достал магазин, осмотрел его и принюхался.

– Гм-м-м… Одной пули не хватает. Вы уверены, что не пустили ее в Вики Рая?

– Разумеется! – огрызнулась я презрительным голосом, которым обычно ставлю на место дерзкую мелюзгу.

– И все-таки вам придется пройти в участок. Уведите ее, Мита, – произнес он, подав знак своей коллеге, похожей на старую деву.

Когда меня уводили, я заметила мистера Мохана Кумара, ныне известного под именем Ганди-баба, который, словно в припадке, с пеной у рта отчаянно силился что-то произнести. Рядом стоял полицейский, в чьих руках мерцал «вальтер ПКК», очевидно, извлеченный из внутреннего кармана курты. Интересно, как этот апостол ненасилия станет объяснять, зачем он пронес пистолет в усадьбу?

Между тем Джаганнатха Рая, видимо, ждали такие же осложнения.

– Повторяю, я уже двадцать лет ношу «уэбли-скотг», у меня есть на него разрешение, – говорил он полицейскому, пытающемуся прочесть надпись на сером револьвере с деревянной рукояткой. А потом, убедившись, что его совершенно не слушают, обратился к инспектору: – Мой единственный сын убит. А вы, не желая искать настоящего преступника, хотите свалить вину на меня, безутешного отца? Я министр внутренних дел штата Уттар-Прадеш. Завтра вы все окажетесь за решеткой.

– Послушайте, мистер Рай, – осадил его сердитый инспектор, – здесь вам не Уттар-Прадеш, где вы царь и бог. На территории усадьбы любой, у кого найдут оружие, может оказаться убийцей. Вас это также касается. Притам Сингх, уведите подозреваемого.

Нас всех затолкали в синий фургон с решетками на окнах и отвезли в мехраульское полицейское отделение. Комната для дачи показаний была наиболее грязной в целом участке, но все же лучше, чем арестантская камера. Здесь я и познакомилась с остальными двумя подозреваемыми – пожалуй, самыми загадочными личностями в нашей компании. Один – коротышка-туземец, родом из Джаркханда. В жизни не видела, чтобы у человека была такая черная кожа. Не замечая меня, он сидел в одиночестве на полу и бредил какой-то девушкой по имени Чампи. Бедолага расспрашивал о ней каждого, кто входил в дверь. Полицейские отвечали бранью и угрожающими жестами.

Вторым оказался парнишка по кличке Мунна Мобильник. Высокий, худой, с курчавыми длинными волосами, он чем-то напоминал Салима Ильяси и в то же время отличался какой-то особой, уличной красотой и сбивающим с толку нахальством. Судя по словам юноши, он вообще находился в саду, когда отключился свет. Но к сожалению, так и не смог удовлетворительно объяснить полицейским, что делал на территории усадьбы с китайской «черной звездой» в кармане.

Тем временем в комнату заходили все новые и новые полицейские. Они прикидывались, будто интересуются папками, но я-то знала, что эти мужланы ходят поглазеть на меня – величайшую звезду, почтившую присутствием их захудалый участок.

Мохан Кумар, он же Ганди-баба, долго бродил как потерянный, а потом занял место рядом со мной и уставился чрезвычайно странным взглядом.

– Ну что, Шабнам, надумали сниматься в «Плане Б»? – произнес он голосом Вики Рая.

Я чуть не подпрыгнула от суеверного ужаса и быстро перебралась на другую скамейку, где в глубокой задумчивости сидел мой старый знакомый – Ларри Пейдж. Великий Учитель однажды сказал: «Самая тяжелая мука на свете для человека – многое понимать и не иметь силы бороться с судьбой».[214]214
  Цитата из труда Геродота «Всемирная история».


[Закрыть] Впервые в жизни я поняла, что должен ощущать заключенный в ожидании казни, каким беззащитным он чувствует себя перед лицом всемогущего государства. При виде неотесанных служителей закона, жадно раздевающих меня взглядами, горло мое сжималось от страха. Можно было не сомневаться: рано или поздно они обнаружат мертвое тело в Азамгархе, установят, что пуля выпущена из моего пистолета, и предъявят обвинение в убийстве. Я ужаснулась при мысли о том, что вскоре окажусь во власти похотливых копов, которые заранее пускали слюни, предвкушая допрос. Меня наверняка станут раздевать и скорее всего изнасилуют.

Но даже если здесь как-нибудь могло обойтись без надругательства, меня ожидала другая беда – полное разорение. Буквально утром я выяснила, что Бхола взял деньги не только у Лутры, но еще как минимум у четырех продюсеров.

Джаганнатх Рай, отойдя в уголок, разговаривал по телефону со своим адвокатом. Однако мне адвокат не требовался. Я нуждалась в фокуснике – специалисте по чудесным исчезновениям.

Перед лицом надвигающихся опасностей выбора больше не оставалось, и я обратила взгляд на своего соседа. Хотя этот американец назвался простым оператором вилочного погрузчика, при обыске у него нашли «глок». Пожалуй, на самом деле он тайный агент ФБР. Причем один из лучших, раз удостоился премии в пятнадцать миллионов долларов и благодарственного письма от самого президента. А что, в кино и в романах агенты часто прикидываются простачками. Во всяком случае, он мог бы дать мне свободу и безопасность.

Я робко подсела ближе.

– Ларри, вы говорили, что принимаете участие в некой Программе защиты свидетелей. А нельзя ли мне к вам присоединиться?

Он чуть не упал со скамейки.

– Как вы сказали?

– Да вот подумала: может, возьмете меня с собой в Америку?

– Вы просто читаете мои письма. Сейчас выясню, – восторженно промурлыкал Ларри и, достав мобильник, принялся набирать какой-то номер.

Минут через десять у него был ответ.

– Я пообщался с Лиззи, официальным представителем ЦРУ. Она сказала, что согласна задействовать некоторые связи, чтобы включить нас обоих в одну программу. Вот мы тут с вами беседуем, а семьсот пятьдесят седьмой «боинг» уже стоит наготове. Можем отправиться в Штаты хоть сейчас. Правда, есть одна закавыка.

– Какая?

– Лиззи сказала, для этого вы должны стать моей законной женой. – Тут Ларри встал на колени, умоляюще сложив руки. – Дорогая Шабнам, ты выйдешь за меня замуж?

Посмотрев на его влюбленное лицо, я поднялась со скамейки, прошла к зарешеченному окну и выглянула на улицу. Дождь прекратился, однако бледный туман еще не рассеялся. Земля просыпалась, радуясь обновлению плодоносных сил. Пахло глиной и свежей зеленой травой. Ночь подошла к концу, и солнце уже выглядывало из-за горизонта, возвещая начало нового дня. Сама природа сулила мне свои немудреные радости. Растрогавшись, я приняла решение и после глубокого вздоха проговорила:

– Да, я выйду за тебя, Ларри.

– Ой, я такой счастливый, как свинка на припеке! – выпалил он, едва не лишившись чувств от восторга. – И ты готова бросить ради меня кино?

На моих губах заиграла улыбка.

– Ради тебя я готова оставить и свою родину.

Мне все больше нравился этот мужчина. Со временем я могла бы даже влюбиться.

Ларри пустился отплясывать джигу, но вдруг замер на месте, словно вспомнил какую-то важную деталь.

– Лиззи еще кое-что говорила.

– Что еще?

– Тебе нельзя оставаться Шабнам. В программе защиты свидетелей каждый становится совершенно другим человеком. Выбери себе имя, и Лиззи мигом сделает новый паспорт.