Текст книги "Шесть подозреваемых"

Автор книги: Викас Сваруп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Минут через пятнадцать я наконец-то выбрался наружу, сипло хрипя и глотая воздух. Мои уши, глаза и рот были забиты грязью. Левую ногу словно бензопилой задело. Под самым коленом темнела открытая рана в дюйм глубиной; оттуда еще сочилась кровь.

Да и по земле вокруг точно Терминатор прогулялся. В перепаханной за минуту почве зияли огромные кратеры.

Абу Кхаледа с Абу Омаром разорвало на куски – там исковерканная кисть руки, здесь обгорелая ступня…

Технарь лежал, истекая кровью, на той стороне траншеи. Я с трудом дополз до него и положил головой к себе на колени. Из судорожно вздымавшейся груди вырывалось прерывистое дыхание.

Он поднял на мня глаза.

– Как вы думаете, мистер Пейдж, на небесах уже есть высокоскоростной Интернет? – спросил Технарь и, бессильно уронив голову, сомкнул веки. Судя по всему, помер.

Увидев такое, я пустился бежать со всех ног – вернее, со всей уцелевшей ноги. А вокруг завывал и плакал ветер, словно женщина, рождающая дитя. Я проносился между рядами глинобитных домов, оставляя местных жителей в недоумении. Распугивал козьи стада и голубиные стаи. Потом скатился по склону холма и бросился в реку. На другом берегу была гравиевая дорога. Бежать стало легче. Наконец передо мной возникла постройка, напоминающая склад. Ржавая вывеска над входом гласила: «Хафиз тимбер экспортс, Керан». Распахнув незапертые железные двери, я вошел внутрь и нашел целые груды пиломатериалов, но не увидел ни единой живой души.

– Эй! Есть кто-нибудь? – крикнул я.

В ответ послышалось только эхо.

Опасливо продвигаясь вперед, я увидел кучу самых разных инструментов – топоры, колуны, цепные пилы, мачете… На полу темнели пятна от масла и смазки. Я пошел по следу, оставленному просохшими каплями, и вдруг остолбенел от изумления. В углу стоял настоящий вилочный погрузчик, «Ниссан номад эй-эф-тридцать». Похоже, заправленный. Я попробовал занести мотор, и тот заработал! Настроение у меня сразу подпрыгнуло, словно поп-корн на сковородке. Через две минуты я мчал на погрузчике вниз по гравиевой дороге, хохоча и визжа на ходу, точно заправский ковбой, а попутно побивая все известные рекорды скорости вилочных погрузчиков. Видели бы эти кретины с Родео в Сиско, как я выжимаю двадцать миль в час на машине, предельно допустимая быстрота которой десять и шесть десятых – и ничего, мотор целехонек!

Левая нога по-прежнему кровоточила, но я так разволновался, что не обращал на нее внимания – знай себе гнал вперед, пока не уткнулся носом в Т-образную развилку. Нужно было решать: направо или налево. Я выбрал первое и через пять минут повстречал военный пикет. Полсотни пакистанских солдат, окружив погрузчик, прицелились в меня из автоматов и велели выходить с поднятыми руками.

– Тихо, тихо, ребята, придержите лошадок. Сдаюсь.

Едва ступив на дорогу, я повалился без чувств.

Потом оказалось, меня отвезли в городок под названием Музаффарабад и положили в военный госпиталь. Лечение заняоо неделю. Один раз удалось поговорить по телефону с мамой; она несла какую-то чушь про личный звонок от президента, но куда больше распространялась о туфлях своей мечты, кюторые сможет носить бесплатно, поскольку теперь ее муж – мистер Хинзон, хозяин «сказочного обувного магазина» в центре Уэйко.

А потом в палате появился некий мужчина в темном костюме и солнцезащитных очках. Представившись Джоном Смитом, служащим американского посольства в Исламабаде, он заявил:

– Нам все известно, мистер Пейдж. Последние два месяца мы пытались напасть на ваш след.

– Ну вот, теперь напали, – заметил я. – Что будете делать? Посадите меня за решетку?

– Нет, сэр. Переправим в Нью-Дели на борту самолета военно-воздушных сил США. Там вашим делом займется Элизабет Брукнер. Когда она снимет с вас показания…

– Ого! – воскликнул я. – Что-что она с меня снимет?

– Показания, сэр, – объяснил Джон Смит, окончательно смутив меня своим странным сленгом.

Еще неизвестно, что у них там придется показывать…

Двадцать второго марта, два дня спустя, я вернулся в аэропорт Нью-Дели.

Утро стояло промозглое. Хорошо, что мисс Брукнер ожидала меня у самого ангара с длинным лимузином наготове.

– Какая честь – снова приветствовать вас в Нью-Дели, мистер Пейдж, – отчеканила она. – А вы изменились.

Черт, еще бы не изменился. Со времени нашей последней встречи я сбросил добрых шестьдесят фунтов лишнего жира. Постройнел, подтянулся.

– У вас тоже голос по-другому звучит, – ответил я.

– У меня две новости, хорошая и плохая. С какой начать?

– Хватит пока плохих. Давайте хорошую.

– За отважное участие в уничтожении трех опасных террористов, один из которых находился в списке самых разыскиваемых, согласно рекомендации госсекретаря и министра юстиции, в рамках программы «Награда во имя правосудия» вам присудили премию в размере пятнадцати миллионов долларов. Наличные ожидают вас в посольстве. Налогами данная премия не облагается. Мои поздравления!

Примерно минута ушла на то, чтобы переварить услышанное.

– Пятнадцать миллионов долларов! – повторил я, не веря собственным ушам.

Значит, этот лунатик Абу Кхалед не впустую хвастался.

– Ну а какая тогда плохая?

– Есть мнение, что теперь вашей жизни грозит опасность со стороны «Аль-Каиды» и прочих террористических элементов. Поэтому вы должны принять участие в нашей программе зашиты свидетелей и согласиться на переезд.

– То есть как в киношке «Старатель»?

– Вроде того. Вы получите новое имя и даже новое лицо, если пожелаете.

– Ладно, без проблем. Сказать по правде, никогда не любил это имя. А можно мне сделать внешность Арни Шварценеггepa?

Она улыбнулась:

– Придется сильно постараться. Однако скажите, у вас есть какие-то пожелания насчет новой карьеры? Это возможность заняться делом своей мечты. С пятнадцатью миллионами вы можете хоть сейчас удалиться на пенсию, купив себе ранчо в Техасе.

– Знаете, меня всегда восхищали ребята из Фибр.

– Фибр? А, в смысле ФБР?

– Ну да. В девяносто третьем я был возле «Маунт-Кармел», когда Фибр осаждали психов на ранчо.[148]148
  Осада «Маунт-Кармел» (Осада Уэйко) – осада силами Федерадьного бюро расследований США поместья «Маунт-Кармел» в Уэйко, Tехас, где находились члены религиозной секты «Ветвь Давидова» в 1993 г. Во время событий погибли 79 членов секты, в том числе 21 ребенок и ее лидер Дэвид Кореш. Осада продолжалась 50 дней и закончилась штурмом, в котором принимало участие около 700 человек при поддержке танков и вертолетов.


[Закрыть]

– О, «Ветвь Давидова»? А вы-то что там делали?

– Понимаете, мама решила, что папа примкнул к этому самому Корешу, а его и в помине там не было.

– Значит, вы бы хотели стать агентом ФБР?

– Ну да.

– Простите, мистер Пейдж, это исключено. Чтобы стать агентом, необходимо доучиться до бакалавра и проработать в полиции по меньшей мере три года на полную ставку.

– Скажите, а голливудскому продюсеру тоже нужна ученая степень?

– Продюсеру?

– Ну да. Такому типу, который снимает фильмы.

– Вряд ли.

– Тогда я хочу быть продюсером. Идет?

Лиззи призадумалась.

– Полагаю, это возможно. Примерно через неделю мы все устроим.

– Было бы замечательно. Тогда я увижу Арни Шварценеггера, и Харрисона Форда, и…

– Поговорим об этом потом, – оборвала меня Лиззи, – когда снимем ваши показания. Вы записаны в Пыточную на пятнадцать ноль ноль.

– В Пыточную? А что это?

– Так мы называем надежно защищенное от посторонних глаз помещение для особо щепетильных бесед. Ладно, идем к лимузину.

В тот же день я наведался в американское посольство и получил свои пятнадцать миллионов долларов, упакованных в замечательный новенький чемодан марки «Самсонит», и вдобавок благодарственное письмо от президента. Я-то раньше думал, что он живет в Вашингтоне, а оказалось – в каком-то Белом доме.

– Ваше пожелание будет исполнено, Ларри, – сказала Лиззи. – В рамках программы защиты свидетелей вас переселят в Лос-Анджелес, Калифорния. На ваше имя зарегистрирована компания «Сиззлинг филмз». К вам тайно приставят двоих фэбээровцев для круглосуточной охраны и наблюдения.

– Чтоб мне поперек себя треснуть!.. Хорошо, а когда можно будет познакомиться с Брэдом Питтом и Джулией Робертс?

– Вообще-то никогда.

– Почему?

– Потому что эти актеры требуют не менее двадцати миллионов за съемки. С вашими пятнадцатью миллионами можно сразу же позабыть о крутых блокбастерах. Из вас решили сделать продюсера… э-э… фильмов для взрослых.

– В смысле таких, где снимаются только взрослые?

– Нет. Грубо говоря, это порно.

– Ой, нет! А если мама узнает?

– Не узнает. Вы станете совершенно другим человеком. Кстати, скажите, насколько вы вообще знакомы с порноиндустрией?

– Ни рожна я с ней не знаком. Мама меня бы прибила, если бы застала за просмотром грязного фильма.

– Я так и думала. Поэтому достала для вас новейший каталог. Тут самая обширная база данных обо всех актерах и актрисах, занятых в американской порноиндустрии. Внимательно изучите ее, если не хотите провалить ваше прикрытие.

Лиззи вручила мне толстую красную книжку.

Я полистал страницы и вдруг замер. Где-то между снимками Басти Дасти и Хани Бани обнаружился портрет привлекательного мужчины, одетого в одну лишь ковбойскую шляпу.

– Боже мой! – вырвалось у меня.

Лиззи посмотрела на фото.

– «Гарри Большой Перец, – прочитала она. – В бизнесе – с тысяча девятьсот восемьдесят девятого года». Вы его знаете?

– Да, – отозвался я, ерзая в кресле, точно уж на сковородке. – Это мой папаша!

– Вы уверены?

– Ну, сходство определенное, только раньше он был помоложе.

– Сейчас же передам это дело в Лэнгли. Через двое суток у нас будет самая полная информация. А вот ваш новый паспорт.

Открыв протянутый мне конверт, я обнаружил документ на имя джентльмена по имени Рик Майерс и воскликнул:

– Эй, это не мое!

– Все правильно, – возразила Лиззи. – Так вас теперь зовут: Рик Майерс. Частный реактивный самолет уже готов доставить вас обратно в Штаты. Не будет ли у вас ли какого-нибудь желания перед отлетом?

– Ну, есть кой-какая задумка… – замялся я.

– Только скажите, Рик Майерс, и мы все исполним.

– Вот бы, пока я в Индии, хоть одним глазком посмотреть на актрису Шабнам Саксену.

– Это легко устроить.

– Она живет в Мумбаи.

– А завтра прибудет в Дели.

– Откуда вы знаете?

– Не забывайте, мистер Майерс, перед вами глава представительства ЦРУ. Мне по долгу службы положено все обо всех знать. А если честно, то мой знакомый бизнесмен Вики Рай пригласил меня завтра на вечеринку, которая состоится у него в усадьбе. По слухам, там будет и Шабнам. Я Болливудом не интересуюсь и в принципе не собиралась идти, зато могла бы провести туда вас.

– Ух ты, было бы чудесно.

– Договорились. Только прошу, ведите себя осторожнее. «Аль-Каида» тоже держит Индию под прицелом. Между тем, пока вы здесь, я за вас отвечаю. На родине, в сейфе, меня ждут медали – не пропадать же им из-за одного беспечного свидетеля! В общем, вот вам оружие.

Вытянув ящик стола, она извлекла оттуда что-то продолговатое и зловещее с виду.

– Это «глок-23» с титановым глушителем. Стандартный ствол, все фэбээровцы такими пользуются. Настоящий «Цыц, песик».[149]149
  «Цыц, песик» – сленговое название бесшумного пистолета, применяемого спецподразделениями в основном для устранения часовых, убийства сторожевых собак и уничтожения источников света.


[Закрыть] Не расставайтесь с ним даже во сне, – предупредила Лиззи, подавая мне пистолет рукояткой вперед. – Вы же техасец? Умеете обращаться с оружием?

Я небрежно махнул рукой:

– А то! С семи лет балуюсь.

Лиззи хотела что-то сказать, но тут у нее зазвонил мобильник. Она прослушала сообщение и выругалась:

– Проклятие!

– Что-то стряслось? – посочувствовал я.

– Это не для сторонних ушей. В Тибете мы кое-куда внедрили агента из местных, а тот засветился, и теперь надо пускать в ход пенсионный план «Девятимиллиметровый».

– Что за план?

– Ну, вам это не скоро грозит, – рассмеялась Лиззи. – Так у нас говорят, когда человека нужно убрать насовсем. Послушайте, мне пора бежать. Я пришлю кого-нибудь, кто вас проводит наружу.

Лиззи буквально растворилась в воздухе. Но никто за мной так и не явился. Я подождал полчаса, потом вышел из комнаты сам. И попал в очень красивый сад. Вокруг не было видно ни души. Пятнадцать миллионов и оружие в кармане сделали из меня крутого парня. Конечно, в семь лет я баловался пистолетами, но только игрушечными. А настоящий попал мне в руки впервые в жизни. Это была солидная пушка с длинным, как хвост у собаки, стволом. Я решил поподробнее разобраться в ее устройстве, как вдруг раздался щелчок и чертова штуковина дернулась у меня в руке, словно перепуганный насмерть мангуст. Из дула вырвалась тонкая струйка дыма. Пистолет словно обладал собственным разумом. Я спрятал его в чемодан и двинулся к выходу.

У самых ступеней замер огромный черный лимузин. Какой-то беловолосый мужчина в синем костюме лежал на земле лицом вниз. Морпехи окружили его, точно мухи, слетевшиеся на варенье.

– Что это с ним? – спросил я вояку, склонившегося над стариком.

– Снайпер пытался убить посла! – крикнул морпех. – Пригнитесь, пригнитесь!

Тут я запсиховал, точно муравей в закипающем котелке, и поспешил к главным воротам; охранник забрал у меня одноразовый пропуск и махнул рукой: дескать, проходи.

Добравшись до главной дороги, я ласково похлопал свой чемоданчик. В городе, где разгуливают сумасшедшие, готовые стрелять по живым людям, чертовски приятно иметь кое-что для самозащиты. С пистолетом от Лиззи я мог послать парней из «Аль-Каиды» в ПМАЗ, что на жаргоне семьи Пейджей означает: «Поцелуйте мой американский…»!

12. Проклятие онкобоукуе

Туземец, явившийся с острова Малый Андаман, ехал в трамвае номер тридцать по маршруту Калигхат – мост Ховрах и наслаждался ветром, ласкающим его лицо.

Это было в девять тридцать утра, девятнадцатого октября. Ранний смог уже рассеялся, и совершенно безоблачное небо раскинулось голубым ковром, чистоту которого нарушали только зубчатые вершины многоэтажек. Кожу Экети щекотали тепловатые солнечные лучи. Вдыхая тяжелый, кислотный воздух города, он широко раскинул руки, запрокинул голову и упивался ослепительным восторгом бытия. Будто нарочно, над головой пролетели два серых голубя; они согласно, в лад, махали крыльями и, казалось, полностью разделяли ликование наступившего дня.

Трамвай проезжал через Эспланаду, кипучее сердце мегаполиса, и всюду, куда ни посмотри, были люди, люди… Дети с восторгом тыкали в чужеземца пальцами, у мужчин отвисали челюсти, а женщины ахали, прикрывая ладонями рты; Экети, улыбаясь, махал им рукой. Вокруг настоящим водоворотом бурлило уличное движение – автомобили, рикши, такси, мотороллеры, велосипеды. Гудки ревели, трубили, визжали кто во что горазд. По дороге стайками сновали частные автобусы; у каждого на подножке сбоку висел кондуктор в особой форме и во весь голос выкрикивал остановки. Огромные щиты, щеголяя кричащими красками, отчаянно призывали пользоваться определенной маркой шампуня или зубной пасты. Здания по сторонам дороги высились подобно гряде древних холмов. Экети словно плыл в каком-то чудесном сне.

Вот уже более двух недель минуло с того рокового дня, когда он вызвался раздобыть священный камень, украденный Банер-джи. Тогда старейшин застал врасплох младший чиновник службы соцобеспечения Ашок Раджпут, подслушавший речи совета. Но еще сильнее их удивила его готовность помочь Экети добраться на корабле до Индии, чтобы вернуть ангетьяй. Сложные обстоятельства вынудили племя с неохотой принять его предложение. Мало того что Ашок раскрыл тайный замысел – он был единственным, кто знал адрес Банер-джи. Однако Экети предупредили, чтобы держал ухо востро и при первом же удобном случае, как только достанет священный камень, отделался от чиновника, словно от надоедливой мухи.

Приготовления к путешествию заняли больше недели. Ашоку предстояло получить разрешение на выезд. Тем временем Нокаи, шаман племени, собирал дорожные припасы для Экети: клубни и полоски сушеного свиного мяса в пищу, целебные снадобья, комья красной и белой глины для нанесения ритуальных узоров на тело, мешочек свиного жира, чтобы было чем развести глину, и самое главное – чауга-та, амулет от напастей, изготовленный из костей великого Томити. Все это молодой человек положил в черный парусиновый мешок – поддельный «Адидас», купленный в Хат-Бее,[150]150
  Хат-Бей – поселение на Малом Андамане, где расположена гавань.


[Закрыть] – а сверху прикрыл ветошью. Всю ночь племя пировало и веселилось, провожая будущего героя. Наутро он сел на правительственный катер и отплыл к Порт-Блэр, а уже к вечеру ему помогли тайно пробраться на борт большого пассажирского судна «Джахангир», трижды в месяц отправлявшегося в Калькутту, – капитан оказался знакомым Ашока. Чиновник соцобеспечения поселился в роскошной каюте, а Экети запихнули в тесную подсобку возле машинного отделения, подальше от любопытных глаз.

– И помни, – наставлял его Ашок, – никто не должен узнать, кто ты и откуда явился. Поэтому волосы постоянно прячь под кепкой, а эту челюсть, которая болтается у тебя на шее, убери под футболку. Если спросят, назовись лучше одним из адиваси.[151]151
  Адиваси – одна из племенных народностей Индии, предположительно – аборигены.


[Закрыть] Говори, что ты Джиба Корва из Джаркханда. Это индийский штат, в котором полно примитивных туземцев вроде тебя. Понял? Теперь повтори свое новое имя.

– Экети зовут Джиба Коба из Джакана.

– Идиот! – Ашок постучал его по лбу. – Надо говорить: «Я Джиба Корва из Джаркханда». Кепку надень. И повторяй за мной двадцать раз.

Экети нацепил красную кепку «Гэп» и послушно твердил урок, пока не запомнил накрепко.

И вот накануне, покрыв за трое суток расстояние в тысячу двести пятьдесят пять километров, корабль причалил к доку Киддерпор в Калькутте. Пришлось подождать, пока все пассажиры сойдут на берег. Затем, под покровом сумерек, путешественники покинули борт корабля и взяли такси.

Не успели они отъехать от доков, как ночной небосвод расцветили яркие огни фейерверка. Земля задрожала от взрывов петард.

– Это они меня встречают? – восхитился Экети, но Ашок цыкнул на него и постучал водителя по плечу: – Послушайте, Дивали только через двадцать дней. С чего это все веселятся?

Тот рассмеялся:

– Как, вы приехали в Калькутту – и не знаете, что попали на самый большой наш фестиваль? Сегодня Саптами, а завтра Махаштами.

– Вот черт! – вполголоса ругнулся Ашок. – Угораздило нас явиться в разгар Дурга Пуджи.[152]152
  Дурга Пуджа – крупный фестиваль, посвященный восхвалению богини Дурги. Второй день фестиваля носит название Саптами, третий – Махаштами.


[Закрыть]

Город и впрямь охватила праздничная лихорадка. Буквально на каждом углу великолепные пандалы[153]153
  Пандала – временное сооружение, устанавливаемое, в частности, для почитания богини Дурги во время Дурга Пуджи.


[Закрыть] сияли в ночи подобно ярко освещенным дворцам. Экети сидел впереди, и ничто не мешало ему восхищенно глазеть на эти передвижные храмы, созданные из бамбука и ткани, превосходящие друг друга в пестроте и необычайной эффектности. Некоторые были с куполами, некоторые – с минаретами. Один походил на южноиндийскую, а другой на тибетскую пагоду. Третий напоминал своими формами греческий амфитеатр, а четвертый – дворец в Италии. Подойти к любому из пандалов можно было по красным ковровым дорожкам, под ярко освещенными щитами.

Экети за всю свою жизнь не видел такого многолюдья, какое царило на здешних улицах. Город утопал в праздничном гаме. В храмовых палатках грохотали динамики. На каждом углу звучал барабанный бой, древнейший призыв для общего сбора племени. И племена стекались – стекались огромными толпами. Накрахмаленные сари, безупречно выглаженные рубашки и брюки… Город превратился в площадку для гигантского карнавала. Таксисту несколько раз приходилось отправляться в объезд под предупредительные мегафонные окрики полицейских, перекрывших целые улицы.

Через час и десять минут машина остановилась на Суддер-стрит, в этом гетто для пеших туристов, полном скверных гостиниц и паршивых лавочек, торгующих едой, сувенирами и доступом в Интернет. В отеле «Милтон», где остановился Ашок, царила атмосфера сумеречного запустения. Управляющий подозрительно покосился на Экети и пожелал взглянуть на его паспорт. Во избежание дальнейших расспросов чиновнику соцобеспечения пришлось предъявить правительственное удостоверение личности.

Новые постояльцы прошли по тускло освещенным коридорам и наконец попали в свой номер на втором этаже. В комнате было только самое необходимое: две кровати, а между ними – маленький столик. Голая лампочка безжалостно высвечивала сырые пятна на стенах и паутину в каждом углу. В примыкающем туалете громко капала вода.

– Экети здесь не нравится. – Он сморщил нос.

Лицо Ашока перекосилось от злости.

– А ты чего ждал, чумазый? Извини, что не предложил тебе «Оберой». Да в этой дыре и то лучше, чем в любой из ваших лачуг. А теперь заткнись и ложись на полу.

Под угрюмым взглядом туземца чиновник заказал себе в номер ужин и насладился цыпленком карри с хлебом наан. Потом достал зажигалку и сигареты.

Молодой человек посмотрел на открытую пачку.

– Можно, Экети тоже возьмет?

Ашок поднял брови.

– Я думал, ты клялся не прикасаться к табаку, пока не раздобудешь ангетьяй.

– Да. Но это было на острове. Здесь я могу делать все, что мне угодно.

– Нет, мумбо-юмбо, – оскалился чиновник. – Здесь ты будешь делать все, что мне угодно. Спи давай.

Экети улегся на холодном полу, сунув мешок под голову, и пожевал свиного мяса. Вскоре комнату огласили раскаты громкого храпа, а юноша по-прежнему никак не мог уснуть. Деревянный пол содрогался от барабанных ударов: казалось, они все приближались. Экети поднялся и сел у распахнутого окна. Глядя на мерцающий вдали пандал, наблюдая, как собаки и бродячие псы ищут укрытия под уличными навесами, вдыхая воздух огромного города, полного тайн, туземец ощутил сладкий трепет запретного удовольствия.

Наутро Ашок потащил его за собой на прогулку по окрестностям отеля. В течение следующих двух часов они посмотрели белокупольный планетарий имени Бирла, неколебимый неуязвимый кирпично-цементный восьмиугольник форта Уильям и утопающий в зелени Майдан с его садами, фонтанами, памятниками. Экети наблюдал, как мужчины упражняются с тяжелыми гирями, бегают, прыгают со скакалкой, выгуливают собак. Он улыбнулся, наткнувшись на группу людей, что стояли кружком и без причины хохотали,[154]154
  Группы, практикующие смехотерапию, очень распространены в индийских городах.


[Закрыть] а потом почтительно умолк при виде грандиозного барочного мемориала Виктории, белый мрамор которого нежно розовел под лучами заходящего солнца. За всю свою жизнь Экети не встречал постройки крупнее или красивее. Он весь дрожал в предвкушении новых открытий.

Продолжая экскурсию, чиновник и туземец миновали высокую башню-колонну Шахид-Минар в северной части Майдана и сделали передышку на Эспланаде. Безостановочное суматошное перемещение сразу тысяч людей, высотные здания и какофония звуков привели Экети в неописуемый восторг. Но прежде всего молодого человека заворожили звонкие трамваи, лениво проплывавшие посередине дороги.

– Можно Экети прокатиться? – канючил он, дергая спутника за рукав.

Ашок поворчал, а потом согласился, и они сели на первый поодошедший трамвай – благо тот был не переполнен и позволил протиснуться в двери. Правда, уже на следующей остановке салон оказался набит, что называется, под завязку. Экети не успел и глазом моргнуть, как потерял из виду Ашока и был зажат между двумя управленцами, прижимающими к себе портфели. Давка стала совсем нестерпимой. Задыхаясь, молодой человек опустился на пол и ползком, извиваясь между ногами других пассажиров, начал продвигаться к заднему выходу. Вот наконец и заветная дверь. Туземец перемахнул через металлические перила, использовал открытое настежь окно как опору и ловко устроился наверху. Теперь он сидел на крыше трамвая, прямо под электрическим кабелем, с черным парусиновым мешком в ногах, и наслаждался свободой, словно выпушенная из клетки птица.

Трамвай повернул на площадь Далхузи, ныне известную как ББД-Багх, административный эпицентр города; здесь и закончилось необычайное путешествие. При виде странного пассажира дорожный полицейский изумленно разинул рот, бросился вслед за трамваем и заставил водителя резко остановиться.

Тем временем внутри переполненного салона Ашок Раджпут как раз исхитрился занять место, утер со лба грязный пот, с отвращением посмотрел на кишащую вокруг человеческую массу и решил, что это его последняя поездка на общественном транспорте. И вообще, Калькутта не для него. В самом воздухе города было нечто неприятное, собиравшееся в горле комками слизи. Не улучшали впечатления и вечно ревущие стада транспорта и тошнотворного вида нищие на грязных улицах. Ничего, зато к вечеру, если все пойдет как надо, священный камень будет у него в руках.

Ашок основательно поработал, разыскивая сведения об этом самом ангетьяй. По слухам, то был кусок черного песчаника примерно тридцати дюймов высотой, фаллической формы, покрытый неразборчивыми иероглифами, возраст которых насчитывал по меньшей мере семь тысяч лет. Для начала пусть Экети выкрадет святыню, и сразу же надо будет заказать ее копию одному знакомому скульптору из Джайсалмера. Потом без лишнего шума переправить аборигена с подделкой в его родную дыру, на Малый Андаман, а подлинник отослать в Антикварную лавку Кхосла: хозяин сулил восемнадцать лакхов рупий за самый древний шивлинг на свете.

Ашок размышлял о том, что сможет позволить себе, как только обзаведется деньгами. Прежде всего, конечно же, навестить Гулабо. Младший чиновник службы соцобеспечения на далеком, Богом забытом острове, он и согласился на cтоль унизительную должность только ради того, чтобы досадить ей за тот отказ. Ашок не видел Гулабо пять лет, хотя ежегодно слал переводы на обучение Рахула – две тысячи рупий в месяц. Но так и не сумел ее позабыть. Несмотря на многие тысячи километров моря и суши, разделяющих Раджастан и Малый Андаман, Гулабо влекла его, вторгалась в ночные грезы, по-прежнему наполняя обжигающей страстью, не ведающей исхода и оттого еще более яростной.

Теперь он вернется в Джайсалмер, явится к ней и станет дразнить, осыпая дождем из денежных пачек: «А ты-то всегда считала меня неудачником! Ну-ка, посмотрим, что ты сейчас скажешь?» Потом он опять посватается. Ашок ни секунды не сомневался: уж на этот раз его не отвергнут. Он будет принят без условий и оговорок. Оставит свою треклятую службу, забудет окаянных островитян, ютящихся где-то у черта на рогах, и навсегда осядет в Раджастане. Ангетьяй и впрямь станет его талисманом удачи. Жизнь переменится…

Внезапно трамвай оглушительно заскрипел и встал посреди» дороги, грубо прервав его мечтания.

– Ты что надумал? – рявкнул полицейский, тыча в нарушителя пальцем, и жестом велел ему спускаться.

Стоило Экети слезть с крыши, как на него набросился кондуктор трамвая:

– Жить надоело, что ли? Где твой билет?

Пассажиры в окнах вытягивали шеи, чтобы лучше разглядеть туземца.

– Как звать? – сурово спросил полицейский.

Экети помотал головой.

– Да он по-нашему ни бум-бум, – объявил кондуктор. – Смотрите: черный как смоль. Африканец, наверно. Поди, наркотой торгует. Обыскать бы его… – И он попытался сорвать мешок с плеча Экети.

– Нет! – крикнул юноша и оттолкнул обидчика в сторону

Грозные пальцы стража порядка тут же впились ему в ухо и больно выкрутили.

– Билет у тебя есть?

– Да, – отвечал Экети.

– Ну и где же он?

– У Ашока сахиба.

– У кого?

Экети указал на трамвай.

– Не вижу никакого Ашока, – буркнул полицейский, хватая туземца за шиворот. – Пойдем-ка со мной в участок, там разберемся, что у тебя в мешке.

Он уже собирался тащить нарушителя через дорогу, когда чиновник соцобеспечения наконец пробился к выходу из трамвая и кинулся вслед за ними.

– Прошу прощения, сэр, – прохрипел он. – Этот парень со мной. Вот, пожалуйста. – И вынул из нагрудного кармана два билета.

Полицейский выхватил их у него из рук, внимательно рассмотрел и с явной неохотой отпустил жертву.

Как только страж порядка отошел и не мог ничего слышать, Ашок отвесил туземцу звонкую пощечину.

– Слушай меня, черный! – взорвался он. – Еще одна выходка вроде этой – отправлю гнить в тюрьму до скончания дней. Здесь Индия, а не твои вонючие джунгли, где можно вытворять все, что вздумается.

Экети сверкнул глазами, но ничего не ответил.

Вернувшись в гостиницу, они легко позавтракали. Вечером, около шести, Ашок надумал пойти взглянуть на дом Банер-джи, вызвал авторикшу и дал ему адрес, написанный на клочке бумаги.

– Доставь нас в Толлигунг. Это на углу Индрани-парка и Джей-Эм-роуд.

Проехав тихими задворками, в стороне от покупательской толчеи, бурлящей на главных улицах, они сошли на углу парка – и почти сразу же отыскали нужный пруд. Тот мало чем отличался от мелкой и грязной лужи в обрамлении полусгнившего камыша. Зато на его берегу стояло пять построек, причем крайняя справа щеголяла ярко-зеленой крышей.

– Дом Банер-джи! – воскликнул туземец.

Это было самое заурядное жилище представителя среднего класса. Кирпичное, с маленьким садом и деревянным забором. На шаткой калитке висела табличка: «С.К. Банер-джи».

– Можно Экети сходит и заберет ангетьяй? – спросил туземец.

– Ишь, разбежался! Так он тебе и отдаст, – усмехнулся Ашок. – Нет уж, камень у вас похитили, значит, его нужно выкрасть.

– А как это сделать?

– Я что-нибудь придумаю.

Примерно час они с большой осторожностью осматривали дом со всех возможных точек зрения, ища открытое окно или черный ход. Чиновнику так и не удалось найти ни единого слабого места. А туземец вдруг заявил:

– Экети знает, как попасть внутрь.

– Как?

– А вот. – Молодой человек указал на темно-зеленый дымоход на самом верху.

– Не дури. Труба слишком узкая, да и на крышу тебе не влезть.

– Экети сможет, – уверенно сказал тот. – Показать?

Он чуть было не перемахнул через забор, но Ашок поймал за плечо.

– Не надо, идиот. Нельзя же ломиться в чужое жилище средь белого дня. Подождем, пока хозяин и его соседи не лягут спать.

Чтобы убить время, они побродили по придорожным торговым палаткам, наводнившим Толлигунг в сезон пуджа, и после ужина, состоявшего из аппетитнейшей рыбы карри с рисом, вернулись обратно.

Над прудом висела вечерняя тишина. В соседних жилищах уже потушили лампы, но в доме Банер-джи продолжала гореть узенькая полоска света.

Ашок и Экети переждали под навесом молочного ларька, пока и она не погасла. Это случилось около полуночи. Экети поспешил открыть свой мешок, достал комья глины вместе со свиным жиром, снял кепку и принялся раздеваться.

– Ты что это делаешь? – встревожился чиновник.

– Онге готовится взять ангетьяй. Я должен проявить почтение.

Когда полчаса спустя он вынырнул из-за будки, на нем был только мешочек для гениталий и амулет-челюсть на шее. Лицо украшали белые и красные горизонтальные полосы, а живот и грудную клетку – искусно сделанный белый рисунок в елочку. Островитянин выглядел как ночное привидение.

– Лишь бы никто тебя не встретил в таком виде. А то даже у меня мороз по коже. – Ашок притворно передернулся и с прищуром взглянул на часы: – Уже почти час. Пора лезть на крышу.

Экети без единого слова вприпрыжку бросился к дому Банер-джи.

Он без усилий перепрыгнул через деревянный забор и с ловкостью обезьяны вскарабкался на крышу, беззвучно ступая босыми ногами. Труба и в самом деле была ужасно узкой, однако туземец особенным образом вывернулся и протиснулся внутрь. Ладони тут же перемазались в черной саже. Осторожно упираясь ногами и руками, Экети спустился вниз и с глухим стуком приземлился на кухонную стойку.