Текст книги "Шесть подозреваемых"

Автор книги: Викас Сваруп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Уже через пару мгновений его глаза свыклись с кромешной темнотой. Молодой человек тихонько вышел в коридор. По левую руку было три двери. Экети вошел через первую. Его ждала пустая ванная комната, и никаких следов священного камня. Туземец на цыпочках двинулся дальше и потянул на себя вторую дверь. Та оказалась не заперта, но стоило ему ступить на порог, как щелкнул выключатель, и в глаза брызнул ослепительный свет. На кровати сидел мужчина в очках и светло-голубой пижаме.

– Входи, я тебя ждал, – бесстрастно произнес Банер-джи на онге.

– Где наш ангетьяй? – потребовал ответа Экети.

– Это потом. Сначала скажи, кто ты. Я знаю, люди могут странствовать и вне тела. Ты настоящий человек или призрак?

– А в чем разница?

– Ты прав, – угрюмо кивнул Банер-джи. – Даже сны убивают. Хочешь прикончить меня и забрать священный камень?

– Так поступил бы джарава,[155]155
  Джарава – племя Андаманских островов, живущее на охраняемой природной территории практически в полной изоляции от мира. По мнению представителей других племен, ведет себя чрезвычайно враждебно и контакты с ним крайне нежелательны.


[Закрыть] не онге. Экети нужен только ангетьяй. Где он?

– У меня его больше нет. Избавился десять дней назад.

– Почему?

– Потому что он проклят, почему же еще? Я должен был знать. Он отнял у меня сына, единственного сына. – Голос Банер-джи дрогнул.

– Как это случилось?

– Ананда проходил учебу в Америке. А две недели назад погиб во время дурацкой дорожной аварии. Это я виноват. Не нужно было брать ваш ангетьяй, тогда и сын был бы жив. – Банер-джи залился слезами.

– У кого теперь камень?

– Я отвечу, но при одном условии.

– Каком?

– Расскажи мне, как воскресить мертвеца.

Экети покачал головой:

– Такое даже Нокаи не под силу. Никому не позволено оспаривать волю Пулуги.

– Пожалуйста, умоляю тебя. Жена сойдет с ума от горя. Я так больше не могу! – рыдал Банер-джи, заламывая руки.

– Это проклятие онкобоукуе. Ты сам его на себя навлек. – Экети пожал плечами. – Атеперь говори, не ангетьяй?

– Нет, – неожиданно разозлился Банер-джи. – Если не вернешь мне сына, значит, и тебе не видать священного камня.

С этими словами он быстрее ошпаренной кошки соскочил с кровати, метнулся вон и заперся в ванной комнате.

– Открой! – Экети забарабанил по двери, однако беглец не повиновался.

В неистовом отчаянии туземец перерыл все комнаты в доме вверх дном, невзначай разломал пару-тройку встроенных шкафов и расколотил несколько фарфоровых идолов, но так и не обнаружил священного камня. В спальне Банер-джи ему попался на глаза бумажник из черной кожи, забытый на столе. Экети взял находку и через парадную дверь, открыв задвижку, бросился в сад.

Две минуты спустя он был у молочного ларька.

– Что случилось? – выдохнул Ашок. – Я видел, как загорелся свет. Все в порядке?

– Да.

– А где камень?

– В доме его уже нет.

– Точно? Значит, Банер-джи его продал. Он рассказал куда?

– Нет. Но я принес вот это. – Экети протянул бумажник. Чиновник пошарил внутри. Наличных почти не было, зато нашлась визитная карточка. Надпись гласила: «Торговля антиквариатом. Собств. Санджив Каул. 18В, Парк-стрит, Калькутта, 700016». Ашок присвистнул.

– Вот у кого теперь ваш ангетьяй, могу поспорить.

– Что же нам делать?

– Завтра наведаюсь по этому адресу.

– Да, но как мы вернемся в гостиницу? Разве такси еще ходят?

Туземец не успел договорить: в ближайшем переулке послышался шум, и на дороге словно по волшебству появился авторикша. Ашок и Экети бросились к нему.

– Подбросите нас до Суддер-стрит? – спросил чиновник.

Водитель, мужчина средних лет, от которого за милю несло алкоголем, посмотрел на обоих расширенными глазами и с визгом ринулся наутек.

Парк-стрит находилась в элитном районе, полном самых модных бутиков и магазинов, торгующих дизайнерской одеждой. Антикварный магазин занимал весьма солидное здание бок о бок с фешенебельным рестораном «Континенталь». Ашок Раджпут отворил украшенную орнаментом медную дверь. Внутри полным ходом шли восстановительные работы. Потолок был черен от сажи, а в воздухе резко пахло гарью. Высокий светлокожий мужчина с длинным носом вопросительно посмотрел на вошедшего.

– Что здесь произошло? – поинтересовался Ашок.

– Три дня назад был ужасный пожар. Полмагазина сгорело как есть. Мы потеряли столько товара! Хорошо еще, что никто не пострадал.

– Вы мистер Санджив Каул?

– Да. Чем могу быть полезен?

– Ашок Раджпут, социальная служба Малого Андамана, – официальным тоном представился чиновник, предъявив ламинированное удостоверение. – Я здесь в связи с похищением древнего каменного артефакта, принадлежащего племени онге. Скажите, мистер С.К. Банер-джи продавал вам шивлинг?

– Ну да. Дней десять назад.

– Известно ли вам, уважаемый мистер Каул, что ваши действия нарушают Закон о памятниках древности и сокровищах искусства 1972 года?

– Банер-джи даже не сказал, что эта диковина – с Андаманских островов. – Каул нахмурился. – Послушайте, я не хотел нарушать никаких законов. Думал: обычный камень…

– Позвольте-ка на него взглянуть.

– У меня его уже нет. Продан в понедельник одному моему клиенту в Ченнае.

– Ченнае?

– Да.

Ашок невольно сжал кулаки.

– Сейчас же дайте мне всю информацию о человеке, которому вы его продали.

Через десять минут он вышел на улицу, пряча в карман листок бумаги с очередным адресом. Вернувшись в гостиницу, чиновник застал Экети мирно спящим.

– Поднимайся, ублюдок, и собирай вещички.

– Куда мы на этот раз?

– В Ченнай, – отвечал Ашок. – На встречу с неким господином СП. Раджагопалом.

– На чем поедем?

– На поезде.

По случаю фестиваля на вокзале Ховрах было куда многолюднее обычного. На платформах творился форменный хаос, пассажиры длинными рядами устраивались прямо на холодном полу, голосистые торговцы зычно выкрикивали названия журналов и газированных напитков, повсюду сновали носильщики в красном, удерживая на головах груды коробок и чемоданов. Увидев, как пот ручьями стекает по их лицам, туземец повернулся к своему спутнику:

– Почему эти люди так тяжело работают?

– Да потому, что нас не кормят задаром, как ваше племя, – огрызнулся Ашок. – Ты хоть представляешь, во сколько мне обошлись билеты до Ченная? Чувствую, это будет не поездка – сущий кошмар.

– А Экети нравится!

Однако, услышав грохот приближающегося поезда, андаманец тревожно напрягся. Потом он еще несколько мгновений прятался за спиной Ашока, прежде чем робко войти в мягкий вагон. Женщины дружно вздрогнули и крепче схватились за сумочки. Дети в испуге прижались к своим отцам. Туземец улыбнулся всем ослепительной, жемчужной улыбкой. Пассажиры расслабились.

Экети сел у окна и не трогался с места все двадцать семь часов путешествия. Солнце светило ему в лицо, ветер трепал полосы, а перед глазами, точно в пестром калейдоскопе, тусклые коричневые поля пшеницы сменялись роскошной зеленью молодого риса; молодой человек не переставал изумляться просторам страны, по которой можно ехать часами, легко минуя одну деревню за другой, и все-таки по-прежнему быть вдалеке от цели. Между тем понемногу смеркалось, день уступил место ночи, и беспрестанный перестук колес убаюкал Экети, точно сладкая колыбельная.

В Ченнае все было по-другому. Знойная, влажная – не в пример Калькутте – погода. Смуглые и усатые, как на подбор, мужчины. Женщины носили яркие, точно радуга, сари и цветы в волосах. А еще здесь никто не говорил на хинди.

На выходе из готического краснокирпичного здания вокзала туземец шумно потянул носом. В это время дул северо-восточный муссон, и воздух был напоен удивительным дождевым ароматом.

– Наверное, где-то рядом есть море?

– Есть. А ты откуда знаешь? – спросил Ашок.

– Экети уловил его запах.

Один из вездесущих желто-черных авторикшей взялся доставить пассажиров на Стерлинг-роуд в Нунгамбаккаме, прямо к резиденции Раджагопала. Влившись в бурный поток уличного движения, андаманец широко раскрытыми от восторга глазами разглядывал внушительные здания и нарядные витрины бойкого, многолюдного бульвара. Город пестрел бесчисленными плакатами, призывающими смотреть очередной тамильский блокбастер, однако еще сильнее Экети заворожили гигантские фанерные щиты с изображением политиков и кинозвезд, стоявшие вдоль дороги (некоторые из них достигали высоты трехэтажного дома), из-за чего и сам Ченнай напоминал ему плоскую глянцевую картинку. Огромная женщина в сари с ослепительной улыбкой боролась за голоса избирателей с пожилым господином в темных очках.[156]156
  Имеются в виду Джаялалита и Карунанидхи, два главных политических конкурента в Тамил-Наду.


[Закрыть] Над улицей подобно древним колоссам громоздились красотки с горящими страстью глазами и благородные усатые герои с невыразимо правильными прическами.

Стерлинг-роуд оказалась весьма оживленным местом, полным коммерческих заведений, банков и офисов, среди которых попадались жилые дома. Авторикша высадил пассажиров прямо у резиденции Раджгопала, представлявшей собой элегантную виллу, покрашенную в зеленый и желтый цвета. По обе стороны от высоких железных ворот (те были невесть почему открыты) дежурили двое охранников в униформах.

– Вы пришли на молитвенное собрание? – спросил один из них.

Чиновник молча кивнул.

– Пожалуйста, проходите. Это в главной гостиной.

– Жди здесь, – велел Ашок своему спутнику, а сам поспешил войти.

Между аккуратно подстриженными газонами тянулась изогнутая подъездная дорожка. Массивная тиковая дверь была отперта, и чиновник ступил сразу в гостиную, откуда недавно вынесли мебель. Пол устилали белые простыни, на которых расположились примерно полсотни человек в светлых одеждах. Мужчины сидели с одной стороны, женщины – с другой. В дальнем углу стояла фотография молодого человека с короткой стрижкой «ежиком» и густыми усами, украшенная гирляндой из алых роз. Перед ней, испуская тонкие дымные завитки, курились палочки благовоний. Рядом сидела красивая, чуть полноватая дама немногим старше тридцати, облаченная в сари из белого хлопка, без узоров и украшений, судя по всему – скорбящая вдова.

Ашок перешел на мужскую сторону, занял место в последнем ряду и напустил на себя строгий, подобающий случаю вид. Осторожно расспросив своих соседей, Ашок понемногу выведал, что попал на поминальную встречу в честь усопшего промышленника Селвама Папани Раджагопала, или просто СП, как звали его друзья, скончавшегося два дня назад от сердечного приступа, вызванного внезапной и необъяснимой потерей личного бизнеса.

Мероприятие длилось два часа. Ашок досидел до конца, а когда разошлись последние из скорбящих, он приблизился к вдове и приветственно сложил ладони.

– Меня зовут Амит Арора. Больно слышать, что нашего СП больше нет. Это такое горе, бхабхи-джи, такое горе, – пробормотал он. – Просто в голове не укладывается, чтобы мужчина тридцати пяти лет от роду – и вдруг стал жертвой сердечного приступа. А ведь мы с ним встречались в Калькутте каких-то десять дней назад.

– Да. У моего мужа там было много дел, – отвечала она слегка придушенным и от этого почему-то возбуждающим желание голосом. – А вы знакомый Раджи?

– Мы вместе заканчивали ИИТ в Мадрасе.[157]157
  ИИТ – Индийский институт технологий.


[Закрыть]

– Ах вот оно что. Странно, Раджа ни разу не упоминал вашего имени.

– После института мы, можно сказать, потеряли связь. Знаете, как это бывает… – И он умолк, разведя руками.

Где-то в доме засвистела скороварка.

– Значит, вы тоже из Ченная? – спросила госпожа Раджгопал. – Здесь не так много людей из Северной Индии.

– Нет. Сейчас я живу в Калькутте. Уехал из Ченная, как только доучился.

Служанка принесла ему чай в чашке из просвечивающего фарфора.

– Если позволите, бхабхи-джи, я бы хотел вас кое о чем попросить, – начал Ашок елейным голосом человека, собираюшегося затронуть весьма щекотливую тему.

– Да? – насторожилась вдова.

– СП рассказывал, что привез из Калькутты старинный шивлинг. Можно взглянуть?

– Ах вы об этом. У меня его нет. Шивлинг теперь у Гуру-Джи.

– Гуру-джи? А кто это?

– Свами Харидас. Последние шесть лет Раджа был его учеником. Гуру-джи был вчера на похоронах, увидел эту вещицу и попросил у меня на память. Я отдала. Зачем она мне, когда муж мертв?

– Скажите, а где живет Гуру-джи? Где-нибудь рядом?

– В Матхуре.

– В Матхуре? То есть в штате Уттар-Прадеш?

– Ну да. Там у него свой ашрам.[158]158
  Ашрам – обитель мудрецов и отшельников в древней Индии, обычно располагавшаяся в отдаленной местности – в горах или в лесу. В контексте современного индуизма термин «ашрам» часто используется для обозначения духовной или религиозной общины, члены которой занимаются изучением священных текстов, йогой, медитацией и повторением мантр. Ашрамом в индуизме также называют религиозную организацию, основанную духовным авторитетом для распространения определенных идей и образа жизни, а также для привлечения адептов.


[Закрыть] А филиалы – уже по всей Индии.

Плечи Ашока поникли.

– Теперь, значит, мне придется тащиться до самого Уттар-Прадеша!

– Зачем? Что особенного в этом шивлинге?

– Долго объяснять… А вы не могли бы дать мне телефон Свами-джи в Матхуре?

– Вообще-то Гуру-джи сейчас не там.

– А где же?

– У него началось мировое турне. Он только вчера отправился из Мадраса в Сингапур. Потом полетит в Америку, а оттуда – в Европу.

– И когда он вернется в Матхуру?

– Не раньше чем через два-три месяца.

– Два-три месяца?

– Да. Вам лучше поискать его на следующий год, в январе, во время Maгx-Мела в Аллахабаде. Гуру-джи говорил, что выступает на фестивале с проповедями.

– Благодарю вас, бхабхи-джи. Крепитесь. Я еще непременно с вами свяжусь, – отчеканил Ашок, силясь не показать своего разочарования, и удалился.

Экети ждал его на тротуаре у ворот.

– Почему так долго? – полюбопытствовал он.

– Камень из моря снова не дался нам в руки, – мрачно сообщил чиновник. – И вернется он только через два-три месяца. Так что придется тебя отправить обратно на остров.

– Как – обратно? – Туземец подскочил от испуга. – Вы обещали, что мы вернемся вместе, когда раздобудем ангетьяй.

– Знаю. Ну, и куда тебя девать на три месяца? Не хватало мне еще неприятностей на службе.

– Но Экети не желает возвращаться на остров.

Ашок полоснул его взглядом. – Ты что, рехнулся? С какой, интересно, стати?

– А что там делать?! – воскликнул онге. – Экети был как в ловушке, Экети задыхался на этом острове! В школе у нас были учебники с картинками из индийской жизни. Я смотрел на них и мечтал. Когда большие корабли уходили в море, я воображал незнакомые берега, к которым они однажды причалят. А когда иностранцы с камерами являлись на нас поглазеть, я чуть с ума не сходил – так хотелось запрыгнуть к ним в лодку и уплыть хоть куда-нибудь. Куда глаза глядят. И вот я здесь, на свободе. Экети ни за что не желает обратно.

– Вот почему ты вызвался поехать за камнем?

– Да. Экети хотел остаться в Индии.

– И тебе наплевать, что будет с твоим народом, если не вернуть ангетьяй?

– Я помогу раздобыть ангетьяй. Потом вы его отвезете, а Экети останется в этой чудесной стране.

– Хитро придумано, ничего не скажешь. Ты хоть подумал, чем будешь здесь заниматься?

– Экети женится. Там, дома, старики расхватали себе всех молоденьких девушек. Надеяться было не на что. А здесь у меня начнется новая жизнь. И жена появится.

– Вот нахал! – издевательски усмехнулся чиновник. – По-твоему, в Индии любой ничтожный придурок может рассчитывать завести семью? Ты себя в зеркале видел? Кому нужна твоя черная образина?

– Оставим это на волю Пулуги! – огрызнулся Экети.

Внезапно Ашок переменил настроение:

– Слушай, урод. Ты здесь не на экскурсии, ты должен был достать ангетьяй. Ничего не вышло. Значит, пришла пора возвращаться. Теплоход «Нанкаури»[159]159
  «Нанкаури» – пассажирское судно, курсирующее между Ченнаем и Андаманскими островами.


[Закрыть] отплывает завтра в Порт-Блэр, и мы оба сядем на борт. Хватит нести чепуху. Идем, нам еще нужно сыскать гостиницу на ночь.

Чиновник подозвал авторикшу, но Экети заупрямился.

– Не поеду, – твердо заявил он.

– Не зли меня, черномазый. – Ашок замахнулся.

– Хотите – ударьте, все равно не поеду.

– Тогда, может, вызвать полицию? Ты в курсе, что если аборигена поймают за пределами резервации, его немедленно сажают в тюрьму?

В глазах туземца промелькнул страх.

– Быстро залезай, придурок, – процедил чиновник сквозь зубы, толкая Экети на сиденье. А потом обратился к водителю: – Нам нужно в Эгмор.[160]160
  Эгмор – район Ченнаи, где можно дешево снять жилье.


[Закрыть]

Глядя на проносящиеся мимо потоки вечернего движения, онге сидел как на иголках, напрягшись, точно спринтер у стартовой черты. Приближался оживленный перекресток. Сердце Экети учащенно забилось. Стоило авторикше притормозить у светофора, как он метнулся в сторону вместе с черным парусиновым мешком. Ошеломленному Ашоку оставалось только беспомощно смотреть ему вслед, удирающему сквозь толчею машин, автобусов, мотороллеров и рикшей. Секунда-другая, и туземец исчез из виду.

Экети бежал и бежал – уворачиваясь от автомобилей и коров, пролетая стрелой безлюдные спортивные площадки, проталкиваясь через кинозалы, набитые до отказа. Наконец он остановился перевести дух перед мастерской по ремонту велосипедов, опустился на корточки, сделал глубокий вдох, а потом огляделся по сторонам. Мастерская располагалась посередине шумного рынка. Вдали виднелся дорожный островок безопасности с большой статуей. Туземец долго стоял на краю тротуара и вдыхал ядовитый дым от проезжающих грузовиков и машин, прислушиваясь к рокочущему гулу перекрестка, все более ощущая себя заблудившимся мальчишкой в толпе чужаков. К тому же его понемногу начинал мучить голод. Тут Экети обратил внимание на высокого мужчину по другую сторону дороги, одетого в белую льняную рубашку свободного покроя, серые брюки и модные солнечные очки. Тот ожидал автобуса, небрежно облокотившись на металлические перила и куря сигарету. Онге привлекла даже не знакомая прическа, но прежде всего черный как смоль оттенок его кожи.

Экети пересек дорогу и направился к автобусной остановке. Незнакомец почти мгновенно выхватил его взглядом из толпы и торопливо раздавил окурок под каблуком.

– Вот это встреча! – воскликнул он. – Африканец, земляк!

Андаманец нервно улыбнулся.

– Откуда же ты приехал, братишка? Сенегал? Того? Парле ну франсе?

Экети передернул плечами, но незнакомец не сдавался:

– Тогда ты, должно быть, из Кении. Я умею говорить на суахили.

Экети покачал головой.

– Я зовусь Джиба Корва из Джаркханда.

– А! Так ты индиец? Чудесно! – Мужчина хлопнул в ладоши. – Знаешь хинди?

Экети кивнул.

– Я владею восемью языками, в числе которых есть и твой, – произнес незнакомец на чистейшем хинди. И, словно для пояснения, прибавил: – Окончил университет в Патне.

– Как тебя зовут? – спросил островитянин.

– Майкл Бусари к твоим услугам. Я из великого города Абуджа, что в Нигерии. Друзья зовут меня просто: Майк.

В это мгновение мимо промчался полицейский на мотоцикле; Экети не раздумывая бросился под навес и долго не высовывался, хотя полицейский довольно быстро скрылся за перекрестком.

Майк подошел и похлопал его по плечу.

– Вижу, братишка, ты в какой-то беде. Этот мир не такое уж славное место, особенно для черных. Но не бойся, ты теперь под моей защитой.

В голосе и манерах нигерийца было что-то располагающее. Экети сразу успокоился.

– Ты хорошо знаешь эти места? – спросил он.

– Не очень, брат. Я в основном живу на севере Индии. Хотя, если будет нужно, сориентируюсь.

– Есть хочется, – посетовал онге. – Можешь раздобыть мне какой-нибудь пищи?

– Я и сам собирался обедать. Ты что любишь?

– Здесь бывает свиное мясо?

– Свинина-то? К ужину достанем. А сейчас давай заглянем в «Макдоналдс».

– А что это?

– Ты что, ни разу не пробовал биг-мак? Тогда идем, братишка, я открою для тебя волшебный мир нездоровой пищи.

Майк отвел его в ближайший «Макдоналдс», где заказал «земляку» полноценный обед и мороженое в рожке. А пока Экети уплетал мясистый бургер, обнял за плечи.

– Ну, дружище, теперь выкладывай: что натворил? Прикончил кого-нибудь?

– Нет, – отозвался тот, хрустя жареной картошкой.

– Значит, кого-нибудь ограбил?

– Да нет. – Экети залпом выхлебал коку. – Я сбежал от Ашока.

– Ашок? Это кто?

– Куджелль! – Островитянин закусил губу. – Один плохой человек, мы с ним не поладили.

– Ага. Твой хозяин? Тебе осточертела работа, и ты слинял из его деревни?

– Да-да. – Экети усердно закивал головой и принялся за мороженое.

– Как же тебя занесло в Ченнай, брат? Отсюда неблизкий путь до Джаркханда.

– А меня привез Ашок для какой-то работы. Не знаю зачем, – ответил онге и удовлетворенно срыгнул.

– Ну, если ты в бегах, стало быть, и ночевать негде? – предположил Майк. – Угадал?

– Да. Здесь у меня нет никакого дома.

– Не вопрос. Это я тоже улажу. Идем, отведу тебя в мою берлогу.

Ярко-зеленый автобус доставил их в Ти-Нагар, где нигериец снимал достаточно скромный домик на две комнаты. Майк указал своему гостю на огромный диван в гостиной:

– Спать будешь тут. Передохни, а я пока смотаюсь купить продуктов на ужин.

С этими словами он снял очки, и Экети в первый раз увидел глаза нигерийца – холодные, лишенные чувства. Правда, утешала его улыбка, полная теплоты и дружелюбия. К тому же Майк оказался отменным поваром. За ужином Экети то и дело облизывал пальцы, наслаждаясь чечевичной похлебкой и пряными свиными колбасками.

Ночью, разлегшись на мягком диване, в полной безопасности, сытый онге возблагодарил Пулугу за доброту чужака – ну, и за вкус настоящей свинины.

Майклу Бусари нравилось говорить. Даже если он обращался к Экети, тот понимал: от него не ждут ответа. Из этих длинных монологов островитянин узнал, что Майк живет в Индии вот уже семь лет, что он предприниматель, занимается «всем понемногу», а в Ченнай наведался, чтобы завершить одну сделку с ювелирным торговцем по имени Дж. Д. Мунусами.

– И тут мне бы пригодилась твоя помощь, братишка, – сказал он, похлопав Экети по колену.

– Какая помощь?

– Я убедил господина Мунусами серьезно вложиться в нефтяную промышленность Нигерии. Эта сделка принесет ему баснословную прибыль. Но и я, как посредник, вправе рассчитывать на комиссионные. Мунусами должен был перевести на мой банковский счет сто тысяч долларов, однако в последнюю минуту решил заплатить наличными. Ты не мог бы от моего имени забрать их из его дома? Вот такая пустяковая услуга. Сделаешь, брат?

– Ради тебя я отдам свою жизнь, – ответил Экети, обнимая Майка.

– Отлично. Значит, вы встречаетесь в девять вечера двадцать шестого октября, через два дня. А пока ешь, пей, отдыхай.

Онге так и сделал – остаток дня валялся на диване, смотрел телевизор и уплетал свиные колбаски, а вечером попросил нигерийца показать ему пляж. Майк согласился.

Дорога лежала вдоль бурлящей Маунт-роуд с ее ослепительным блеском небоскребов и залитыми ярким неоном торговыми центрами. Потом за окнами потянулись узкие переулки Трипликана, старые дома и древние храмы, и в ноздри островитянину мощно ударил, дурманящий соленый запах. Экети вытянул шею, чтобы не пропустить моря. Он уже не замечал ни внушительных статуй, ни грандиозных мемориалов, проплывающих перед глазами…

И разумеется, первым выскочил из автобуса, едва тот остановился у Марина-Бич. Несмотря на поздний час, на пляже было довольно людно. Отдыхающие ужинали здесь целыми семьями. Ребятишки катались верхом, визжа от восторга, пока их мамы приценивались к безделушкам на освещенных фонариками торговых лотках. Подвижный луч маяка осыпал поверхность воды танцующими блестками. Где-то в ночи мерцали огни далекого корабля. Ленные волны сонно накатывали на берег. Просоленный воздух благоухал океаном и рыбой; туземцу хватило единственного глотка, чтобы воскресить в памяти целый остров. Экети помахал еще не успевшему подойти товарищу и прямо в одежде побрел через волны.

– Джиба! Джиба! Вернись! – кричал ему нигериец, но тот, к кому он обращался, был уже далеко и уплывал все дальше.

Двадцать минут спустя, когда онге вышел на берег, кожа его сверкала мириадами капель, одежда была зеленой от водорослей, а сквозь отверстие в кепке струился желтый песок.

– Зачем так пугать-то? – проворчал Майк.

– Вот, решил искупаться, – широко улыбнулся онге.

– А что ты там прячешь?

Экети вытащил из-за спины правую руку.

– Ужин! – объявил он, сжимая большую трепещущую рыбу.

Майк сходил за двумя банками колы. Тем временем островитянин развел огонь, и они вместе полакомились рыбой, запеченной на костре.

– Ну и как тебе в Ченнае, братишка? – спросил нигериец. – Нравится?

– Обожаю! – воскликнул Экети. – Просто с ума схожу, от этих звуков, красок, огней чудесного мира. – Он сделал еще глоток из банки, поворошил палкой угли в костре и пристально посмотрел на Майка: – Знаешь, ты самый добрый и замечательный человек, какого я только встречал.

– Мы же братья, дружище.

– Может, найдешь для меня и жену?

– Жену? А как же! Главное, окажи мне ту маленькую услугу, а потом я все устрою. В очередь выстроятся, выбирай не хочу.

После таких обещаний Экети просто не мог дождаться заветного дня, когда сможет забрать эти деньги. Его охватило радостное предвкушение, словно перед охотой на свиней. Через два дня Экети как на крыльях летел за Майком в Гуинди, что в юго-западной части города.

Дом господина Мунусами располагался в глубине жилого района. В отличие от шумных и многолюдных главных улиц здесь царила непривычная тишина. Тусклый свет фонарей порождал причудливую игру теней на стенах двухэтажных домиков, протянувшихся в ряд по обе стороны от дороги.

Майк указал нужный дом под номером тридцать шесть, с тяжелой дверью из резного дерева.

– Я тут, за углом подожду, – шепнул он и сунул Экети маленький конверт. – Отдашь Мунусами. Я все объяснил в записке, так что тебе даже рот раскрывать не придется. Удачи!

С этими словами нигериец отступил в тень, а онге направился к двери. Ожидавший визита слуга провел его по лестнице в кабинет, где на светло-желтом диване сидел лысеющий мужчина средних лет. Господин Мунусами был одет в белую рубашку поверх вешти[163]163
  Вешти – южноиндийская разновидность дхоти, представляющая собой обычный кусок ткани, который оборачивается вокруг бедер. Другое название – лунги или саронг.


[Закрыть] кремового цвета, а на его круглом лице главенствовали две особые приметы: маленькие квадратные усы, похожие на пучок волос из носа, и три горизонтальных желтых полоски на лбу.[164]164
  Знак кастовой принадлежности.


[Закрыть]

– Здравствуйте, здравствуйте, – приветствовал он Экети. Тот поклонился и передал конверт.

Пробежав глазами записку от Майка, Мунусами удрученно поднял взгляд на туземца.

– Я думал, великий Майкл Бусари пожалует собственной персоной, а вы, оказывается, всего лишь его агент.

– Дайте мне деньги, – попросил Экети.

– Вот они, – произнес Мунусами, доставая маленький чемоданчик, прежде аккуратно спрятанный за его ногами.

Стоило Экети наклониться за чемоданом, как ему в лицо, точно молния, полыхнул фонарь. Почти одновременно в комнату через разные двери ворвались пятеро полицейских, и все накинулись на туземца.

– Вы арестованы, – объявил инспектор.

Экети не успел сообразить, что происходит, как его в наручниках затолкали в полицейский фургон.

***

Участок представлял собой обветшалое здание, крытое деревянной черепицей. Онге посадили в большую камеру. Он жаловался, говорил, что невиновен, обращался на ломаном английском к охранникам, но ему пригрозили бамбуковыми дубинками. В конце концов Экети свернулся калачиком на цементном полу и стал ждать, когда же придет его друг и все разъяснится. Тогда-то уж его немедленно выпустят на свободу.

Однако близился вечер второго дня, а Майка до сих пор не было. Зато появился некий инспектор Сатья Пракаш Пандей из бихарской полиции – толстяк, беспрестанно жевавший паан.[165]165
  Паан – распространенное средство, улучшающее пищеварение. Состоит из вяжущего ореха арековой пальмы и других ингредиентов, завернутых в острый на вкус лист бетеля.


[Закрыть] Его суровое лицо с завитыми кверху усами горело нетерпеливым раздражением, придававшим ему сходство с диким зверем, посаженным на короткий поводок. Утешало только одно: этот человек изъяснялся на хинди.

– Я приехал, чтобы забрать тебя на Патну, – сообщил он Экети. – В наших краях Майкл Бусари разыскивается по обвинению в убийстве.

– В убийстве?

– Да. Он провел одного бизнесмена, который покончил жизнь самоубийством. Теперь ты, гад, будешь нашим главным свидетелем на суде против Бусари.

– Но Майк – хороший человек.

– Хороший? – усмехнулся инспектор. – Твой босс Майкл Бусари, он же Ястреб, объявлен в розыск в связи с четырнадцатью случаями мошенничества в семи разных штатах. Несколько бизнесменов поддались на его аферы с поддельными нефтяными инвестициями. Наконец мы устроили на него засаду здесь, в Ченнае. Господин Мунусами сыграл роль приманки. По нашим расчетам, Бусари должен был угодить в ловушку, а вместо этого в нее попался ты. Скажи, ты тоже из Нигерии?

– Нет. Я Джиба Корва из Джаркханда.

– Из Джаркханда? А где это – Джаркханд?

– Ну… не помню.

– Забыл, значит? Ничего, видишь этот кулак? Он прочистил мозги десяткам закоренелых гангстеров, а уж такому сопляку, как ты…

Инспектор самодовольно ухмыльнулся.

На следующий день туземца в наручниках отвезли на вокзал и посадили на поезд до Патны, в купе первого класса. Его единственным соседом был инспектор Пандей. В пятнадцать двадцать пять поезд отправился в трехдневное путешествие, а через час полицейский решил продолжить допрос.

– Ладно, ублюдок, выкладывай все как на духу, – сказал он и сплюнул сквозь железную решетку на окне кроваво-красную струю сока бетеля.

– Я же сказал, я Джиба Корва из Джаркханда, – ответил туземец.

– Что делаешь в Ченнае?

– Хочу посмотреть город.

Внезапно инспектор ударил его по лицу раскрытой ладонью. Экети покачнулся от боли.

– Не ври мне, ублюдок! – рявкнул полицейский. – Начнем сначала. Откуда ты взялся?

– Из Джаркханда.

– Как называется твоя деревня?

– Не знаю, – ответил туземец, и новый удар обжег ему щеку.

– Спрашиваю в последний раз. Или ты у меня расколешься, или живым не выйдешь из этого поезда.

Избиение продолжалось весь вечер. Потом всю ночь. И наутро. К полудню Экети совершенно сломался, не в силах терпеть побои. Беспомощно всхлипывая, он поведал свою историю – как уплыл с родного острова, как убежал от Ашока и повстречал Бусари.

Инспектор внимательно выслушал его рассказ. Потом, зарядившись новой порцией паана, довольно хмыкнул.

– Вот теперь ты, мать твою, не врешь. Все говорят, что моя рука из железа – она только так выбивает правду из подозреваемых!

Экети погладил горящую щеку.

– Вам нравится причинять людям боль?

Пандей пожал плечами:

– Иначе вашего брата не убедишь. Работа у меня такая. Как постоянное жевание бетеля – со временем входит в привычку.

– Вы бьете других, чтобы показать свою силу?

– Если честно, скорее наоборот – чтобы скрыть свою слабость, – невесть почему разоткровенничался инспектор. – Мы ведь нарочно выбираем бедных и беззащитных. Тех, которые не могут ответить.

Несколько часов они ехали, не проронив ни слова. Поезд с грохотом несся сквозь ночь. Пандей в глубокой задумчивости полулежал на своей койке. Экети сидел у раскрытого окна, подставив пылающее лицо холодному ветру. Внезапно инспектор похлопал его по плечу.

– Я тут надумал совершить одну глупость, – выдохнул он И потянулся за кожаной кобурой. Туземца точно громом поразило.

– Вы… вы меня убьете? – спросил он сдавленным от страха голосом.

– Нет, это было бы слишком просто, – в первый раз улыбнулся инспектор, доставая ключ.

– Что тогда?

– Я тебя выпускаю. Онге заглянул ему в глаза:

– Что это за игра?

– Нет, Экети. – Пандей медленно покачал головой. – Это не игpa. Это твоя жизнь. Которая не очень-то отличается от моей. Я тоже порой задыхаюсь; думаешь, легко каждый божий день иметь дело с подонками? Но иногда случаются дни, когда руки утирают слезы вдовы или возвращают безутешной матери пропавшего малыша. Ради таких мгновений и стоит жить.

Экети посмотрел в окно. Оно было словно задернуто темной бархатной шторой. Правда, у самого горизонта светились огни далекого города.