Текст книги "Собрание сочинений (Том 3)"
Автор книги: Вера Панова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 39 страниц)
– Как ты его пустил, он же простудится.
– Да, попробуй его не пустить, – сказал другой дедушка.
– Ладно, вылезай, – сказала мама. – Хорошенького понемножку.
Другой дедушка взял Митю на руки, а мама с сумкой пошла впереди.
– Я купила хорошую картошку, – похвалилась она.
Дома из Митиных калош вылили воду, сняли с него мокрые валенки и надели сухие чулки и ботинки. И он пошел в кухню, надеясь найти там мамину сумку.
Сумка стояла у холодильника, за кошачьей миской. Митя достал картофелину и попробовал. Картошка вправду была хорошая, Митя съел ее с кожей.
Прощаясь, другой дедушка сказал:
– Рекомендуют для него опытную няню, я ее, может быть, на днях приведу. А Поля пусть занимается.
Вечером папа учил Митю, где у него ушки, где глазки, где носик. И так как Митя запоминал трудно, папа стал учить его на мамином лице. Это было легче, и Митя очень быстро научился показывать ушки, и носик, и глазки. Он сам радовался, как это он все так хорошо выучил, но мама вышла из комнаты. Она вышла, а папа возьми и спроси:
– Где носик?
Митя показал рукой на дверь, напоминая, что носик ушел и спрашивать о нем бессмысленно, и над Митей все засмеялись. Тогда он догадался и тем же пальцем показал на свой собственный нос, и они опять сказали: «Какой наш Митя умный».
ПЯТНИЦА
Перед обедом вместе с другим дедушкой пришла какая-то совсем новая бабушка с белыми волосами под белым платочком.
– Знакомься, – сказал другой дедушка. – Это няня.
И Митя подумал – какая еще такая няня, это бабушки бывают с такими белыми волосами, – и сказал решительно:
– Баба-няня.
– Ах ты, мой миленький, – сказала она, а другие сказали:
– Хорошо, пусть баба-няня, раз тебе так больше нравится.
– Покажи бабе-няне, где ты спишь, кроватку и твой шкафчик, – сказала мама, и Митя все показал.
Баба-няня усадила его на стул и покормила очень интересно – котлету размяла в супе, ему это показалось очень вкусно, потом уложила спать. Он ее понюхал, она пахла хорошо – горячими котлетами и душистым мылом. Понравилось ему и то, что она не надела на него пижаму, а сказала:
– Днем можно спать и в рубашонке, вольнее тельцу.
СУББОТА
– Сегодня, – сказал папа, – мы поедем к прабабушке – прабабе.
Митя обрадовался, потому что к прабабушке надо ехать на трамвае и потому что у нее всегда дают что-нибудь вкусное и интересное. Один раз даже давали разноцветные яички, их надо было стукать друг об дружку. А другой раз давали даже сладкое вино, какого дома никогда не бывает.
Прабабушка сидела, как всегда, в своем кресле. На столе перед нею лежали апельсины и яблоки. Митю не заставили ждать нисколечко, сразу дали ему апельсин, и он стал играть в футбол.
Прабабушку он раньше называл просто «баба», пока она не сказала:
– Я не баба. Бабушки у тебя другие. Я – прабаба.
Кроме яблок и апельсинов, на столе было много карточек. На одной карточке Митя увидел себя с мамой и папой. Он сказал:
– Мама, папа, Тата.
– Скажи «Митя», – сказала прабабушка, но он не сказал.
– Он всех детей называет Татами, – объяснил папа. – В том числе и себя. И машины у него тоже «таты».
– Значит, ты его не понимаешь? – спросила прабабушка.
– Почему же, – сказал папа. – Понимаю все.
У прабабушки много вещей, каких больше нет ни у кого. И кресло на колесиках, и высокие подсвечники, куда вставляется много свечек, и в углу – красная баночка, в которой горит огонек. И в футбол апельсином у нее можно играть, и подметать она позволяет сколько угодно, и вынимать из тумбочки пузырьки с лекарствами. И если ей говорят: «Ты его совсем разбалуешь», – она отвечает:
– Детей надо баловать, это доказано наукой.
– Какой же это наукой доказано? – спрашивают у нее, а она говорит:
– Иначе они вырастают тупыми и черствыми.
– На мои именины вы приедете? – спрашивает прабабушка.
– Конечно, – говорит дедушка.
Именины – это Митя знает, что такое. На именинах у прабабушки бывают пироги, и гостей очень много – и маленьких, и больших. Бывает девочка Настя, почему-то Мите велят ее называть тетя Настя, а она не хочет.
– Какая я тетя, – говорит она. – Я Настенька.
Прабабушка смотрит на них и говорит:
– Когда вы вдвоем, вы особенно милые.
Настя поет песню: «Во саду ли в огороде Настенька гуляла, невеличка, круглоличка, румяное личико».
«За ней ходит, за ней бродит удалой молодчик», – поет она, и Митя думает, что это про него. Молодчик – это он.
«За ней носит, за ней носит
Дороги подарки – поет Настенька.
Дорогие те подарки —
Кумачи, китайки.
Кумачу я не хочу,
Китайки не надо.
Подари, моя надежда,
Алого атласу
На две шубки, на две юбки,
На две душегрейки».
Так поет Настенька, девочка с черными глазками, и в ее песни идет Митя большой, и сильный, и красивый, и умный, он ничего не боится, все может, он подарит Настеньке все, чего она хочет, – прекрасной девочке, знающей прекрасные песни.
МИТЯ НА ДАЧЕ
СБОРЫ
– Завтра едем на дачу, – однажды сказал дедушка. – Я закажу такси.
– Лучше в электричке, – сказала мама. – Не укачало бы его в такси.
– С чего это его укачает, – сказал папа. – И троллейбус, и автобус он переносит отлично, перенесет и такси.
И они стали брать Митины вещи и укладывать в чемодан. Уложили и одежу, и книжки, и игрушки. Танк сначала не лез в чемодан, но потом влез, когда баба-няня села на крышку чемодана.
– Никогда бы не подумала, – сказала мама, – что у него столько барахла.
– Больше, чем у нас с тобой, – сказал папа.
– Да ему больше и требуется, – сказала мама.
Хотели впихнуть в чемодан и стеганое одеяло, но оно никак не хотело впихнуться. Решили положить его прямо в кроватку, а кроватку поставить на грузовик.
В ПУТИ
С утра все говорили о том, что сразу после обеда поедем.
Дедушка, придя к обеду, сказал:
– Выбирайтесь, там внизу две машины, и легковая, и грузовая. А спать он будет уже на даче.
Баба-няня сказала:
– Присесть полагается и помолиться.
Все сели, Митя на коленях у бабушки, а потом спустились вниз.
За воротами на улице стояли две машины. Папа взял Митину кроватку и чемодан и поднял на грузовик.
Митя подумал, что и его посадят туда же, но ему пришлось вместе со всеми сесть в легковую машину. Это было жалко, потому что на грузовике он не ездил еще никогда.
– Ну, прощайся с городом, – сказал папа. – Не скоро его увидишь. – И Митя помахал в окошко рукой.
Долго ехали по улицам, потом мимо какого-то очень большого зеленого сада. Бабушка сказала, что это лес.
В лесу Митю ненадолго высадили из машины и показали ему гриб. До этого он видел гриб только на картинке, тут он был непохожий – на тонкой гнилой ножке, и из него вылезали маленькие черные муравьи. Дедушка сказал, чтобы Митя не смел брать его в рот, потому что это поганка.
Но кроме запретной поганки в лесу оказались маленькие белые цветочки, они росли прямо из зеленой травки. Мите позволили их рвать, только, к его огорчению, они ничем не пахли. Зато маленькая шишка, валявшаяся среди них, прекрасно пахла новогодней елкой и подарками.
– Ты у нас, оказывается, любитель природы, – сказал папа.
Бабушка сказала:
– Я это давно поняла. Разве ты не видел, как он относится к цветам и голубям. Его надо окружать прекрасными вещами.
– Кажется, достаточно окружен, – сказал папа.
– Я хочу сказать, – объяснила бабушка, – красивыми вещами. У него очень развито чувство прекрасного.
– Ничего еще в нем не развито, – сказал папа. – Только развивается пока что.
– А мы должны помочь этому развитию, – сказала бабушка.
– А я в детстве был такой же? – спросил папа.
– Да, – сказала бабушка. – Но немножко в другом роде. Ты был спокойнее. Не лез пальцами в дверные щели и не лопал сырую картошку.
– А сырая картошка – полезна, – сказал папа. – У Джека Лондона сырой картошкой спасаются от цинги.
– Какая цинга может быть, – сказал дедушка. – Не говорите всуе, терпеть не могу. Откуда цинга в наше время у нашего ребенка?
– Ты, кажется, засыпаешь, наш ребенок, – сказала мама. – Потерпи, скоро приедем.
И правда, скоро они остановились у зеленой лужайки, за нею стоял маленький домик, а на лужайке катались какие-то желтые шарики.
– Смотри, Митька, – сказал папа, – это цыплята, а с ними курочка ряба.
– Баба, – сказал Митя, «ряба» он не мог сказать, хотя узнал ее по хвосту и гребешку, такому же, как в книжке.
– Хочешь с ними погулять? – спросил дедушка, и Митя побежал по зеленой лужайке.
В домике были маленькие комнатки с большими окнами, в них светило солнце. Бабушка и баба-няня повесили занавески и уложили Митю в его кроватку, он заснул сразу и видел во сне курочку рябу с цыплятами.
САШКА
– А кто к тебе пришел! – сказала мама, когда он проснулся, и позвала:
– Саша!
И в комнату, топая сандалиями, вошел мальчик. Он был чуть-чуть побольше Мити и с такой же светлой растрепанной головой. И сразу очень понравился Мите.
За ним вошла какая-то женщина и спросила:
– А не помешает он вам?
– Ну что вы, – ответила мама, и женщина сказала:
– Ну, Сашка, ты же смотри, не обижай маленького, а я за тобой приду.
– А чего у тебя есть? – спросил мальчик у Мити. – Какие игрушки?
В ответ мама открыла чемодан, чтобы Саша рассмотрел игрушки. Он рассматривал, а Митя сквозь сетку кроватки смотрел на него с любовью.
Утром, едва проснувшись, он позвал:
– Сашка!
Это имя было какое-то веселое, Мите больше нравилось, чем «Саша».
И играть стало веселей, когда появился Сашка. У него были для игры какие-то камушки и деревянные брусочки, и даже маленькие цветные стеклышки, и иногда он дарил Мите какую-нибудь из этих прекрасных вещей.
– Не порезал бы он ручки этими стекляшками, – говорила няня, но папа и мама отвечали:
– Ничего, пусть пользуется всем, что ему перепадает от жизни.
Вначале Митя побаивался курочки рябы и не очень охотно выходил на лужайку перед домом. Но увидев, что Сашка не боится, стал выходить смелее.
КОРОВА
По вечерам теперь Мите стали давать молоко, не такое, как в городе, а гораздо вкуснее. Он его полюбил и, едва начинало темнеть, говорил:
– Молока!
Няня брала кувшинчик и куда-то уходила, и когда возвращалась, кувшинчик до краев был полон пенистым белым молоком.
Однажды няня сказала:
– Пойдем посмотрим коровку, которая нам дает молочко.
Они пошли по улице и вошли в какой-то двор. Там был сарай, а в сарае Мите показали что-то большое коричневое с белыми пятнами:
– Вот коровка, – сказала няня. – А вот у нее рога.
Вошла Сашкина мама с ведром, поставила около коровы скамеечку, села на нее, а ведро подставила под корову. И стала давить корову пальцами, и из коровы в ведро потекло белое молоко. Когда его набралось полведра, Сашкина мама перелила его в баночки и в Митин кувшинчик.
– Вот видишь, – сказала няня, – откуда берется молоко.
И Сашка представился Мите еще более счастливым: ведь у него были и чурочки, и цветные стеклышки, и эта большая корова с рогами, а у Мити только игрушки. Никогда еще Митя не встречал такого важного человека, как Сашка. Он с каждым днем любил Сашку все больше. Когда его теперь спрашивали:
– Как тебя зовут? – он отвечал:
– Сашка.
И если ему говорили: «Нет, тебя зовут Митя», – он сердился, как сердятся мужчины, и кричал:
– Сашка, Сашка! – пока с ним не соглашались:
– Ну хорошо, пусть Сашка!
БОЖЬЯ КОРОВКА
Приехал в гости другой дедушка и подарил Мите большого железного жука с веревочкой и с черными пятнышками на красной спинке. Если потянуть за веревочку, жук весело бегал по полу. Мама сказала Мите:
– Это – божья коровка.
А няня сказала:
– Жук!
Но Митя уже знал, как это называется, и ответил:
– Не-не! Божья коровка.
И подумав, добавил:
– Божья коровка – божье молоко.
– Посмотри-ка, – сказала мама папе. – Сообразил.
– Да он уже все соображает, – сказал папа. – Кроме того, что он – не Сашка.
ПУТАНИЦА С БАБАМИ
Что-то много у Мити получилось баб. Кроме той бабушки, что дома, бабы Ирины, есть еще другая бабушка, есть баба-прабаба, есть баба-няня, а теперь и курочку рябу Митя стал звать «баба». И сам заметил, что запутался с этими бабами и не всегда знает, какую как назвать. Чтобы облегчить себе это дело, стал курочку называть «апа», а заодно стал называть так и яйца, потому что няня сказала, что их дает курочка. И теперь, когда у него спрашивают, что ему дать на завтрак, он отвечает: «Апа».
ЛЕС
– Сегодня пойдем в лес по грибы, – сказали Мите утром.
Он обрадовался, потому что помнил, как побывал в лесу по дороге на дачу и потому что Сашка ходит по грибы каждый день, а Митя ни разу еще не ходил.
На веранде поставили ведро с водой и сказали:
– Сюда мы будем класть горькушки.
После обеда мама взяла свою большую сумку, а папа взял плетеную корзинку, а Мите дали его игрушечную корзиночку, и все пошли в лес.
Мите очень понравилось, когда между деревьев и кустов закраснелось нянино платье и по зеленой траве стали ступать мамины красные туфли, ему это показалось очень красиво. Первый гриб нашел папа, второй няня, третий мама. Митя уж думал, что он ничего не найдет, как вдруг увидел под деревом желтоватую шляпку. Он бросился туда и сломил красивый гриб на белой ножке, запачканный землей. Поднял его над головой и прокричал:
– Гриб!
Оглянулся и увидел еще много таких же грибов. И принялся собирать их обеими руками.
– Это грибы маслята, – сказала няня. – А этот – горькушка, что с ним надо сделать?
Митя к своему удовольствию, тотчас вспомнил, что надо делать с горькушками, взял гриб из няниных рук и побежал обратно домой.
– Интересно, – сказала няня. – А про ведро он вспомнит?
– Не беспокойтесь, – сказал папа, – вспомнит.
И правда, Митя прямиком побежал к ведру с водой и утопил в нем горькушку. И когда его похвалили и назвали умником, он понимал, что заработал эти похвалы. Недаром же про него даже в песне пели, что он молодчик.
Кроме грибов, они принесли из лесу много шишек. Большими Митя поделился с Сашкой, а маленькие мама убрала, сказав:
– Мы их зимой повесим на елочку.
КАК МИТЯ СПАС ЗАЙЧИКА
Хороший человек Митина баба-няня, но однажды она сделала ужасную вещь: рассказала Мите историю, из которой он узнал, что где-то близко от него творится что-то такое страшное и непонятное, чего даже во сне Митя не хотел видеть.
Начиналась эта нянина история как будто даже весело:
Раз, два, три, четыре, пять,
Вышел зайчик погулять.
Тут пока все было благополучно: гулял себе зайчик с длинными ушами и куцым круглым хвостиком, белый и мягкий, как тот, который днем лежит на полке в шкафчике с игрушками, а ночью – с Митей в его кроватке.
Гулял зайчик, смотрел на машины, дома и снежинки, может быть, заходил лапками в лужи, может быть, перепадало ему что-нибудь из еды – яблоко или морковка. Игрушечного зайца Митя кормит морковкой. Веселился зайчик, дышал воздухом – и…
– Вдруг, – сказала баба-няня, – охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой.
Митя понятия не имел, что значат слова «стреляет», «умирает», но почему-то понял, что с зайчиком случилась страшная беда, и горько заплакал. И когда баба-няня опять начинала «Раз, два, три», он говорил: «Не-не-не», и даже дрался, чтобы ему больше не рассказывали про эти ужасы. А с игрушечным зайцем стал еще ласковей.
Про все это узнали мама и папа, они обо всем узнавали, и мама спросила:
– Тебе не нравится, что зайчик умирает?
– Да, – сказал Митя.
– А он и не умирает вовсе, – сказала мама. – Баба-няня не так рассказывает. Вот послушай, как было дело:
«Пиф-паф, ой-ой-ой,
Убегает зайчик мой».
Вот как надо правильно, – закончила мама.
– Правильно, – сказал Митя, – теперь правильно.
– Конечно, – сказала мама. – Так и только так. А теперь ты сам мне это расскажи.
И Митя рассказал.
И все в его рассказе было правильно, и баба-няня от него научилась рассказывать как надо, и зайчик никогда уже не умирал больше.
У ПРАБАБУШКИ
Одно жалко: что все, даже самое хорошее, когда-нибудь кончается. Вот и дача кончилась, приехали оба дедушки и повезли Митю обратно в город вместе с мамой, папой, няней, игрушками и с ведром соленых грибов.
Дома ждала их бабушка, она очень им обрадовалась, особенно Мите и грибам.
Дедушка сейчас же позвонил по телефону прабабе и сказал ей так:
– Зря ты волновалась, мы уже дома и на именинах твоих будем всей ротой.
Митя обрадовался, услышав слово «именины», он ожидал от этих именин много вкусного и приятного. Весь день он повторял: «абабе», что означало: «к прабабе», а его утешали, что обязательно к ней поедут, только сначала Митя должен пообедать и поспать.
Он все это проделал добросовестно, а потом они нарядились и поехали на трамвае к прабабе.
После долгой разлуки Митя опять увидел ее окно, огоньки в окне и сказал:
– Наш дом.
– Наш, наш! – сказал дедушка и, показав пальцем вверх, спросил: – А звездочки ты видишь?
Митя посмотрел вверх и там тоже увидел маленькие огоньки. Он догадался, что это и есть звездочки, и ответил:
– Да.
– Там тоже наш дом, – сказал дедушка. – Везде, везде наш дом. Ну, пошли пирог есть. – И они все вошли в лифт.
В передней уже было тесно от пальто и шапок, и из комнаты были слышны голоса. Прабаба сидела в кресле нарядная, и посреди комнаты на длинном столе горело много свечек и стояли блюда с какой-то едой. Митя стал на цыпочки и заглянул, что там есть. Настя в розовом платьице подбежала к нему и заглянула тоже. Митя взял с тарелки кусок колбасы и дал ей.
Потом прабаба, как всегда, целовала им ручки и каждую ямочку на ручках отдельно. А они ей подарили цветы.
– Как выросли, милые вы мои, – говорила прабаба и почему-то плакала. И Настя у нее спросила:
– Ты видишь мое новое платье?
– Вижу, вижу, – сказала прабаба, – а вы были у дедушки?
В ее квартире, за одной из дверей, есть еще один дедушка. Митя и Настя побежали к нему. Митя открыл его шкаф и увидел много интересного. Дедушка подарил Мите сахар, завернутый в бумагу. Митя сказал:
– Еще, – и дедушка дал еще, а Митя позвал:
– Настя! – и когда она прибежала на его зов, он подарил ей сахар.
– Что это вы едите? – спросила прабаба, когда они к ней вернулись. Папа посмотрел и сказал:
– Это сахар, какой дают в ресторанах и поездах. Должно быть, дед вывез из какого-нибудь путешествия.
Митя вспомнил, как много разных вещей у дедушки в шкафу и решил побывать у него еще раз. Он показал дедушке на проигрыватель и пластинки, давая понять, что хочет музыки. Дедушка понял и завел ему музыку. Митя полизал кучку пластинок, лежавшую на столике. Это было не особенно вкусно, но очень необычайно, и Митя позвал опять:
– Настя! – Он любил делиться с другими всем, что имел.
Настя прибежала на его голос и тоже немножко полизала пластинки. Но ей, должно быть, они совсем не понравились, она поскорей стала заедать их колбасой.
– Где вы с Митей пропадали? – спросила у нее прабаба, увидев ее опять. – Нам без вас скучно.
И Митя с Настей стали бегать и танцевать, и танцевали до тех пор, пока их мамы не сказали, что пора по домам.
В ту ночь Митя совсем не спал. Только он начинал дремать, как видел Настю с ее черными глазками и с торчащим из зубов сахаром. Ему хотелось бегать с нею, и он громко звал:
– Настя! – и тянулся к ее розовому платьицу, но она убегала от него.
ПЛОХОЙ ГОГА
Митя – хороший, это всем известно. Мама, папа, бабушки, дедушки, баба-няня, прабаба – тоже хорошие. Очень хорошим был Сашка. Но вот появился нехороший человек, совсем даже плохой – мальчик Гога.
Этого мальчика придумал дедушка. Почти каждый день он рассказывает хорошему Мите про плохого Гогу.
Этот Гога всего боится.
Этот Гога не хочет одеваться.
Он вечно плачет, так что всем на него противно смотреть.
Он вырвал лист из дедушкиной книги.
Он лезет в кошачью миску и в мусорное ведро.
Он дергает кошек за хвосты и за уши.
Хороший Митя ничего подобного не делает.
Если какая-нибудь игрушка оказывается сломанной, это дело рук плохого Гоги.
Когда однажды в комнату через открытую форточку залетел воробей, плохой Гога стал хватать его руками, чтобы сделать ему больно, а хороший Митя отогнал плохого Гогу и дал воробью крошек.
И Мите нравится слушать про то, как безобразничает плохой Гога. Слушая эти истории, он лучше понимает, до чего хорош хороший мальчик Митя.
НАСТЯ У СЕБЯ ДОМА
Когда Митя ушел с именин, он, прежде чем сесть в трамвай, долго стоял на остановке. То есть, конечно, стояли папа, мама, дедушка и бабушка, а Митю они по очереди держали за руку, иногда поднимая его, чтобы он смотрел в ту сторону, откуда шли трамваи. Еще много народу стояло на остановке, и, присмотревшись, Митя увидел, что недалеко от него стоит и Настя со своим папой. Настю Митя узнал по ее капору, а папу ее – по большой бороде, Митя этой бороды немножко боится, а Настя – ни капельки.
Далеко над рельсами завиднелись огни – подходил трамвай. Он подошел, светя всеми своими окнами, но еще раньше него подошел большой косолапый автобус, и Митя увидел, что Настя со своим папой, с капором и папиной бородой вошли в автобус и уехали, и понял, что теперь он, должно быть, не скоро ее увидит: она жила где-то в совсем другой стороне, откуда приезжают на автобусе.
Это он угадал правильно, она жила на той стороне, которая называется Выборгской и куда ехать надо по мосту через реку.
Там жила Настя с папой, мамой, бабушкой Марией Михайловной, сестрой Машей и игрушками, которых у нее было очень много. В том числе были два больших мохнатых медведя, один коричневый, а другой был когда-то белый, а теперь стал серый. На серой его мордочке чернели только глаза и нос. Однажды он потерял свои глаза, и бабушка Мария Михайловна срезала со старых Настиных туфелек пуговки и пришила их белому медведю вместо глаз, и он опять стал медведь хоть куда.
Была еще коричневая обезьяна по имени Макака, которую Настя особенно любила.
Очень много было разных кукол, и девочек и мальчиков, и мебель, и посуда, и плита с кастрюльками, и разные одежки, которые сшила Маша своим куклам. У одной куклы было даже пальто с воротником из меха.
Были игрушки, которые папа вырезал Насте из бумаги или слепил из пластилина, Настя и сама любила лепить из пластилина, но ей это не всегда позволяли, потому что после этого пол во всей квартире начинал прилипать к подошвам, а Настины рукава были измазаны почти до плеч.
Иногда папа расставлял эти вылепленные и вырезанные фигурки на сиденье большого кресла и говорил, что это театр, и Настя садилась перед креслом на маленькой скамеечке или просто на полу и смотрела представления про Красную шапочку, Серого волка и бабушку, или про Кота в сапогах, а потом сама показывала эти представления маме и Маше.
В куклы папа тоже очень интересно играл – и купали их они с Настей, и спать укладывали, и поили чаем. Папа насыпал в сахарницу настоящий сахарный песок и на игрушечных тарелках раскладывал кусочки настоящей колбасы, а бабушка Мария Михайловна сердилась, зачем переводят добро.
Бабушка Мария Михайловна была украинка и говорила как-то особенно, и Настя перенимала этот говор. Когда какая-нибудь кукла ей надоедала, Настя отсаживала ее в сторону и говорила:
– А иди ты к бiсу.
А когда у нее что-нибудь не получалось, она говорила:
– Не буде дiла.
Она пела по-украински: «Як бы я була цыганкой» и «Йихалы цыганы з ярмарки домой». Бабушка Мария Михайловна этих песен не пела, откуда же Настя их узнала? Они словно по воздуху прилетели к ней неизвестно откуда.
Такие истории, как про зайчика и охотника, Настя уже позабыла, она была старше Мити и читала наизусть:
У лукоморья дуб зеленый.
Златая цепь на дубе том
и дальше до самого конца.
Ей много раз это читали, вот она и запомнила. Она и сама уже знала буквы, знала, что Н – это ее буква, а М – Машина, и даже могла эти буквы нарисовать карандашом.
Папа, укладывая ее спать, пел над нею те песни, которые пели ему, когда он был маленьким. Чаще всего он пел песню про мальчика Юрочку, хотя Настя девочка. Пел он и про то, как у сороконожки народились крошки, и про кота-воркота, и другие песни, тоже очень хорошие. Он их все помнил и говорил, что эти же песни Настя будет петь своим деткам.
И за все это Настя любила своего бородатого папу больше всех.
– Что ты видела во сне? – спрашивали у нее утром.
– Папу, – отвечала она.
– А что он делал? – спрашивали.
И она отвечала иногда:
– Делал подарки.
А чаще отвечала:
– Играл.
А когда на лето Настя с бабушкой Марией Михайловной улетала в Омск к тете Нине, то с мамой и Машей Настя прощалась дома, а папа провожал их и сажал в самолет и не уходил, пока самолет не улетал в небо.
Когда прилетели к тете Нине, Настя сначала ей все рассказывала, но скоро заскучала и сказала бабушке Марии Михайловне:
– Теперь поедем в Ленинград. Надоело в Омске.
И бабушке с тетей Ниной пришлось ее уговаривать, чтобы она согласилась остаться в Омске.
У тети Нины была для Насти приготовлена грядка, на грядке росла редиска. Настя копала грядку маленькой лопатой и выдергивала из земли редиску с длинными хвостиками, а потом за завтраком они эту редиску съедали.
Это было очень интересно, а еще интересней было ходить с тетей Ниной в баню. Ванны у тети Нины не было, и Насте казалось, что в бане мыться куда веселей. Клубился теплый пар, из всех стен торчали краны, из них шумно хлестала вода. Перед Настей ставили полную шайку, и она плескала из нее воду, куда хотела и сколько хотела. А помывшись, они с тетей Ниной повязывали головы платочками и шли домой пить чай с вареньем.
Прекрасней же всего было, когда тетя Нина давала Насте большой зеленый веник и приказывала себя шлепать.
Все лето прожила так Настя, а потом они с бабушкой Марией Михайловной полетели обратно в Ленинград.
Только самолет сел на землю, как к ним вбежал папа и схватил Настю на руки. Он ее целовал, а она трепала ему бороду, она эту бороду за лето почти забыла, а сейчас вспомнила опять.
Дома были мама и Маша, и все игрушки, и ванночка. Мама посадила Настю в ванночку и сказала:
– А ты из нее выросла.
Потом уложила Настю в кроватку и сказала:
– И из кроватки выросла. Знаешь, что? Сложим-ка мы ее и поставим на антресоли.
– А на чем я буду спать? – спросила Настя.
– А тебе новую купим, – ответила мама.
– А на этой кто будет спать? – спросила Настя.
– Пока никто, – сказала мама, – а потом, может быть, у тебя будет братец или новая сестра, и они будут спать на этой кроватке.
– Нет, – сказала Настя, – не надо.
– Как не надо? – спросила мама.
– Не надо их здесь, – сказала Настя решительно.
– А куда же их девать? – спросила мама.
– А мы их пошлем в Омск, – сказала Настя.
Должно быть, ей подумалось: чем оставаться тут и завладеть ее кроваткой и игрушками, пусть лучше в Омске тянут редиску из грядки.
– Вот послушай, как она рассудила, – сказала мама папе.
– Детская ревность, – сказал папа. – Очень естественно.
– Думаешь, ревность? – спросила мама. – А не жадность?
– Ревность, – сказал папа. – Ребенок любит свой мирок и дорожит им и не хочет, чтобы его разрушали. И пусть дорожит, это очень даже хорошо. Если хочешь, это первые зачатки патриотизма.
– Может быть, ты и прав, – сказала мама.
– Конечно, прав, – сказал папа, – как всегда. Вдумайся, ведь патриотизм – это наша привязанность к тому, что нас окружает.
– Только ли? – спросила мама.
– Ну, у взрослого над этой привязанностью еще всякие духовные надстройки, но у нее пока что основное – любовь. И лично мне, как хочешь, это очень даже нравится.
– Нет, – сказала мама, – надстройки нужны обязательно.
– Придут, – сказал папа.
– Да, вероятно, – сказала мама.
– Ну, конечно, – сказал папа. – Уже приходят. «У лукоморья дуб зеленый» и «иди к бiсу» – чем тебе не надстройки?
1972
