Текст книги "За Дунаем"
Автор книги: Василий Цаголов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)
– Не могу я остаться у тебя, Кудаберд,– твердо возразил Царай.
На улице послышался топот коней: мимо пронеслись вооруженные всадники. Кудаберд засуетился, потянул Царая.
– Кто это?
– Пусть все проклятья падут на их головы! Чтобы высох их род. Стражники это, вот кто...– Кудаберд хотел сказать еще что-то, но осекся: стражники вернулись, осадили коней у высокого плетня, и один из них, указывая кнутовищем на Царая, спросил:
– Эй, кто ты?
___ Человек! – не замедлил ответить Царай.
– Смотри у меня,– прикрикнул стражник, он рассматривал Царая с явным интересом.
Перепугавшийся Кудаберд, отступив в глубь двора, залепетал:
– Инал, это мой гость! Его отец мой кунак, из Ди-гории он пришел. Устал с дороги... Ты уж прости его, Инал!
– Наверно, его род славится говорунами!
Побагровел Царай, шагнул было к выходу, но хозяин подскочил к нему, схватил за черкеску:
– Прошу тебя, не губи меня!
«Трус! Будь ты проклят, несчастный. Неужели у него нет родственников? Как только они терпят такого? Он же позорит их. Да я бы затравил его собаками»,– Царай презрительно оглядел Кудаберда.
Всадники хлестнули коней и ускакали.
– Разве можно с ними так? – Кудаберд дрожал всем телом.
Не скрывая своего презрения, гость криво усмехнулся, и хромой понял, что он смеется над ним. В эту минуту он был противен самому себе, но, вспомнив Инала, затараторил:
– Не шути с ними... Они погубят тебя. Теперь тебе придется подождать, пока стемнеет,– Кудаберд жестом пригласил Царая в дом.
Но тот решительно отказался.
– Нет, я пойду! Я и так навлек гнев стражников на тебя... Жаль, что встретились мы здесь,– Царай прищурил глаза.
На улице Кудаберд не отставал от Царая. «Не думает ли он идти со мной к Кониевым? Пусть только попробует! Тогда его не спасет сам пристав!» – Царай энергично потер подбородок и проговорил вслух:
– Прости, Кудаберд, что потревожил тебя... Теперь я сам найду дом Кониевых.
Хромому ничего другого не оставалось, как пожелать гостю счастливого пути. Про себя же подумал, что гость неспроста отделался от него. «Подслушать бы твой разговор в доме Бабу!» – Кудаберд, почесав затылок, вернулся к себе. Вспомнив, как Царай разгова* ривал со стражниками, Кудаберд подумал, что такой может убить человека, если его рассердить.
Тем временем Царай перешел по узкому мосточку на другой берег канавы и, остановившись у ворот, покашлял. Залаяла собака. Она не успокоилась, пока из сакли не вышел хозяин.
– О, Знаур!– негромко позвал Царай.
Тут же из-за плетня послышался сдавленный голос:
– Кто ты?
– Гость я, Знаур! —ответил тихо Царай.—Прошу тебя, открой мне дверь и не мешкай!
Калитка приоткрылась, и Знаур торопливо сказал:
– Входи. Да останутся за порогом твои беды!
Царай не заставил повторять приглашение. Он дождался, пока Знаур задвинет щеколду, потом, сдерживая волнение, поздоровался с ним:
– Добрый вечер!
– Здравствуй, гость! Да пощадит нас бог и пошлет он с тобой хорошую весть!
На это Царай ответил шепотом:
– Веди меня в дом и не теряй времени!
В дымной комнате у самого потолка коптила лучина. Придвинув к гостю низкую табуретку, Знаур предложил ему сесть, потом опустился рядом с ним сам. Сердцем он понял, что незнакомец от брата. Он почувствовал на себе его пытливый взгляд и посмотрел ему в глаза, едва сдерживаясь, чтобы не спросить: «Тебя прислал Бабу?»
– Если в доме нет чужих ушей, то я тебе передам привет от Бабу! Ты, должно быть, гордишься своим братом?
– Где он?—выпалил Знаур и тут же проговорил смущенно: – Прости, гость! Сердце изнывает, боюсь за него,– Знаур встал и поклонился.
Царай устало опустил голову и, когда Знаур сел на прежнее место, проговорил:
– Бабу – гость Дзанхота Хамицаева... Я тоже из рода Хамицаевых. Цараем меня зовут. Твой брат задумал уйти на ту сторону перевала. Просил никому не говорить об этом...
– Ох-хо! – схватился за голову Знаур.– Остался я без брата! Будь проклят сборщик налогов... Все это из-за него.
– Разве Бабу погиб, что ты оплакиваешь его?
– Лучше смерть, чем такое, Царай...
– Э нет, брат мой!.. Да, он еще просил царскую бумагу, которую ему выдали в канцелярии,– Царай положил руку на плечо Знаура.
Но тот продолжал сидеть, уткнув лицо в ладони. Его мучила мысль, что он теперь не скоро увидит Бабу.
Гость обвел взглядом жилище. В полумраке заметил длинную скамью, столик, полку с деревянными тарелками, под полкой кадку.
– На рассвете я уйду... Что за человек Кудаберд? Я был у него в доме. Ему можно верить?
– О, конечно,– не сразу ответил Знаур.
– Кто-то позвал его с улицы, и он тяжело встал, постоял задумавшись.
– О, Кониевы!
Извинившись, Знаур вышел во двор, посадил на цепь пса, рвавшегося из рук, и, проклиная судьбу, направился к калитке.
На улице стоял курьер. А за канавой, на дороге, маячил всадник. «Это Инал! Не дождешься ты Бабу, сукин сын»,– Знаур протянул курьеру руку, но тот сделал вид, будто не заметил ее, и смущенный Знаур не слышал его слов.
– Утром пойдешь в канцелярию, помощник пристава тебя зовет. Понял? – курьер говорил нарочито громко, чтобы его слышал стражник. Но Знаур молчал.
– Ты что, оглох?
– Хорошо,– проговорил Знаур.– Разве ты когда-нибудь придешь с доброй вестью к людям.
– Есть ли кто у тебя в доме? – грубо спросил подъехавший Инал.
–1 Бог осчастливил меня гостем,– ответил в замешательстве Знаур; он тут же спохватился, однако было поздно.
– Позови его,– приказал всадник, заподозрив неладное.
– Не надо обижать его,– попросил Знаур.– Зачем он тебе? Или ты забыл обычай наших отцов? Ты хочешь позора на свою голову?
– Не вынуждай меня сойти с коня,– повысил голос Инал.
Подумав, что лучше ему не затевать сейчас ссору с Иналом, Знаур вернулся в дом. Инал же соскочил на землю, бросил поводок курьеру и, толкнув калитку, бросился за Знауром.. Но с цепи рвался пес, захлебываясь в злобном лае, и Инал остановился.
Вскоре из сакли вышли Знаур и Царай.
– О, вот кто твой гость! Ни тебя ли мы видели у Кудаберда?
– Меня,– руки Царая легли на рукоять кинжала.
– А что ты делаешь здесь?
– Хочу покушать и лечь спать, —дернул правым плечом Царай.
– Гм! Вот я тебя отведу в канцелярию... Шлешься по селу. Постой, постой, а может, тебя прислал Бабу?
Царай, рассмеявшись, развел руками:
– Тогда бы я не показывал людям свое лицо. А ты же сам сказал, что я шлюсь по селу...
Озадаченный Инал задумался, потом, почесав затылок, произнес:
– Э, да ты, кажется, прав... Ну, ладно, пойдем,– позвал он курьера,– Знаур, чтобы утром ты явился в канцелярию и пусть с тобой придет твой гость. Понял?
– Хорошо, Инал... Дай бог нам дожить до этого времени,—ответил Знаур.
Непрошенные гости ушли, а Знаур и Царай все еще стояли во дворе, думая об одном и том же: «Цараю нужно уходить, не дожидаясь рассвета».
Но разве Знаур мог отпустить гостя одного, к тому же ночью? Сунув в его сумку лепешку и круг сыра, он проводил Царая до дороги, которую называли царской. По ней горцы приходили во Владикавказ на базар, а еще чаще – с прошениями к царским властям.
Попрощались Царай и Знаур, крепко пожав руки, и обнялись по-мужски сдержанно. Расходились, оглядываясь. А когда потеряли из виду друг друга, Царай заспешил в сторону гор, а Знаур удалялся от них.
Вернулся Знаур домой на заре и тут же улегся к очагу, чтобы согреться. От одежды валил пар. Рядом опустилась на корточки мать. Сын знал, чего она ждет от него: мать сидела в къабице1 и не слышала его разговор с гостем.
Лежал Знаур, подставив спину теплу. Ему не хотелось говорить. Усталый, он думал о Царае, боялся, как бы Инал не устроил ему засаду. Кто знает, не проследил ли он гостя? Подумал Знаур и о том, что стоит ему завтра утром появиться в канцелярии одному, как там догадаются, откуда и зачем пожаловал Царай, и пошлют за ним погоню. Но тогда она уже будет не страшна. Видать, и Царай не из тех, кто может легко попасться в руки стражников.
Мать терпеливо ждала, когда заговорит сын. О, загляни Знаур ей в душу, не молчал бы он, не терзал изнуренную тревогой женщину. Ее страшила неизвестность.
Но вот Знаур сел, снял постолы, мокрые, тяжелые, стащил шерстяные носки. Мать принесла пучок душистого сена, долго мяла, потом вложила в чувяки. Подтянув ноговицы, Знаур обулся на босу ногу и только после этого посмотрел на мать.
– Бабу – гость Хамицаевых...
Женщина сидела неподвижно.
– Собирается уйти за перевал.
Старуха насторожилась.
– Я тоже пойду к нему!
Мать облегченно вздохнула. Ох, как бы она сейчас обняла Знаура за эти слова! Но только не могла она так поступить: Знаур уже мужчина, ему уже жениться давно пора. Она и девушку присмотрела: соседскую дочь, Ханифу.
– Зовут меня в канцелярию,– Знаур отвязал кинжал от пояса, протянул матери, но, подумав, снова повязал его, положил руку на широкую рукоять из черной кости.
– Я тебя прошу, не горячись...– в голосе матери мольба.– Не погуби очаг наш, не дай ему потухнуть.
– Ты хочешь, чтобы меня били по щекам, а я стоял и улыбался? Вижу, ты готова принять позор, только бы твои сыновья были рядом с тобой!
– Нет, нет! Пусть тебя поразит бог, прежде чем ты простишь обидчику... Боюсь позора! И за тебя боюсь, Знаур! Ты теперь моя единственная надежда.
– Не умру я, пока не отомщу сборщику!
– Спасибо, Знаур,– мать провела дрожащими руками по груди сына.
– Ладно, пойду... Зайду к Кудаберду, скажу, чтобы о Царае меньше говорил людям... Один бог хотел нас погубить, а другой привел Бабу к Хамицаевым!
Еще не решил Знаур, как вести себя в канцелярии, он не знал, зачем его зовут туда. Наверное, опять станут допытываться о Бабу. Как царь мог доверить таким глупым людям канцелярию, они спрашивают у Знаура о его брате? Да разве он им скажет что-нибудь? Скорее погибнет, чем выдаст Бабу. А возможно, их насторожил ночной гость? Почему Инал велел обязательно прийти с Цараем? Не иначе как у него возникло подозрение. Ну, конечно, зачем бы потребовался Царай в канцелярии? Не призывают же туда всех, кто приходит в гости к сельчанам. А что если Знаур скажет, что он не знает никакого Царая? Ну, кто его видел, кроме Инала и курьера? Знаур пошел быстрее и вскоре оказался у дома Кудаберда. Тот возился во дворе: набивал новую шину на колесо от арбы, которая лежала тут же на боку.
– Входи, чего ты остановился? – Кудаберд смаху всадил топор в деревянную колоду и протянул руку Знауру.– На твоем лице усталость и печаль... Ну и времена настали, одни только слезы.
– Да, радоваться нечему, Кудаберд... Послушан, ты вчера видел моего гостя? Он мне что-то рассказывал о тебе, называл хорошим человеком. Ты ему очень понравился,– схитрил Знаур и почувствовал, что краснеет.
– Царай был сначала моим гостем, Знаур, а потом он попал в твой дом. Только что-то он торопился к тебе, не захотел остаться у меня... Обидел Царай нас своим отказом.
Кудаберд встал на здоровую ногу, другая оторвалась от земли.
– О, какой он храбрый человек! Как он разговаривал с Иналом,– воскликнул Кудаберд.– Дал бы бог мне такого брата.
Хозяин, отступив к опрокинутой арбе, не оглядываясь, уселся на оглоблю.
– Послушай, Кудаберд, если тебя спросят о Царае, так ты скажи, что не видел и не слышал о нем. Понял? Так надо, очень тебя прошу, если ты не желаешь горя Бабу!
– Что ты, Знаур! Конечно, я сделаю, как ты хочешь. Но разве...
Однако взволнованный Знаур не дал ему договорить:
Спасибо тебе, Кудаберд, я так и знал, что ты не откажешь мне. Век не забуду тебе этого... Ну, а теперь я пойду, в канцелярию зовут.
– В канцелярию?
– Не знаю, что они от меня хотят, наверное, спросят о моем госте. Так ты не проговорись, стой на своем и все!
Кудаберд задумался, и Знаур пристально посмотрел ему в глаза.
– Э, ты плохо знаешь Кудаберда! Или не считаешь меня за мужчину? Может, я больше не друг твоего дома? – спохватился Кудаберд.
– Нет, Кудаберд, я так не подумал, но сейчас такое время...
“ Какое время? Да если я захочу, так за Бабу отдам голову!
Устыдился Знаур своих слов, поспешно отвел взгляд, а про себя подумал: «Как хорошо, что Царай встретил его. Ну, теперь я спокоен. Он не выдаст меня». Они пожелали друг другу здоровья. Хозяин проводил соседа за калитку и не уходил – смотрел ему вслед. Когда Знаур скрылся за углом, Кудаберд вдруг вспомнил пристава, старшину, Инала и испугался, пожалел, что пообещал сказать, будто не видел Царая. Ругая самого себя на чем свет стоит, Кудаберд занялся прерванным делом.
Разговор с Кудабердом успокоил Знаура. Пусть теперь Инал говорит все, что хочет, а он будет стоять на своем: «Не видел!» И на Кудаберда он надеется. Как-никак тот много раз сиживал в доме Кониевых.
Размышляя так, Знаур подошел к канцелярии. Было еще раннее утро, но на крыльце уже сидел курьер и курил трубку. Поприветствовав его, Знаур поднялся по ступенькам и уселся рядом. Курьер вынул трубку, сплюнул и, не глядя на Знаура, спросил:
А где твой гость? Так долго он спит?
– Ты мне говоришь?—Знаур провел рукой по лицу.
– Нет, моему деду, который умер сто лет назад!
– Ты видел сон, а разговариваешь со мной. Какой гость? – удивленно переспросил Знаур.
– Послушай, тебя как звать?
– Меня? Ты видишь меня в первый раз?
– Если ты Знаур, то почему не пришел с тобой гость? Мы же с Иналом вчера видели его в твоем доме! Что ты скажешь на это?
– Ты за день в чьем только доме не побываешь... Перепутал меня с кем-то. Да разве в селе мало гостей?
– Ты хочешь, чтобы я позвал Инала?
– Зачем ты пугаешь меня? Все равно ничего ты не услышишь от меня! Больше того, что случилось с Кониевыми...
Курьер скривил губы в хитрой усмешке, встал, но не спешил уходить, коротким мундштуком трубки провел по усам:
– Мои хозяева, Знаур, шутить не любят и нас не учат этому. Мы у царя на службе! Не подумал о приставе Бабу, вызвал его гнев...
– Когда родится человек, то он не знает, где найдет свою смерть... Разве не так?
Знаур поднял голову, и курьер., увидев, как блеснули и прищурились большие черные глаза юноши, понял, что лучше с ним не спорить. Этот скорее расстанется с головой, чем признается в чем-либо. Курьер подумал и о Бабу. Кто его знает, что он за человек. Был такой тихий и вдруг поднял руку на помощника старшины. А его, курьера, он может и прикончить. И никто не узнает имя убийцы. Курьер понял, в какую историю попал. Видно, Знаур будет отпираться, тогда позовут его, курьера, и он не сможет отказаться, что видел у Кониевых Царая. Тем более, он был с Иналом. Да Инал готов за пристава отдать свою жизнь, так он выслуживается перед канцелярией. Попробуй только курьер обмануть, как сразу же он угодит на гауптвахту и лишится навсегда всех благ. А перепадает ему от сельчан немало, слава богу, кормится приношениями не первый год. Нет, он не станет на сторону Знаура.. Но курьер вспомнил о Бабу и, чертыхнувшись про себя, сплюнул на крыльцо.
– Как же ты забыл о Кудаберде? Инал доложил приставу, что видел Царая вначале у хромого. Вот почему он сказал, чтобы ты привел своего гостя в канцелярию. Он догадался, что Царай пришел от Бабу... О, Инал очень хитрый, наверно, второго такого у осетин больше нет.
Открылась дверь, и Знаур увидел на пороге Инала.
– Эй, ты чего расселся в канцелярии? Что, это тебе, кунацкая? Посмотрите только на этого абрека!
Знаур спустился с крыльца и, полуобернувшись к Иналу, но не поднимая головы, проговорил:
– Ты не на сына своего кричишь, Инал. Скажи, зачем звал?
– Нам нужен пока твой гость. Где он?
Пожал плечами Знаур, не меняя позы, ответил:
– О каком госте ты спрашиваешь, Инал?
– Ты посмотри на него! Не мы ли с тобой вчера были у Кониевых? – пораженный Инал оглянулся на курьера.– Может, Знаур, ты – не ты? Ну-ка сбегай за Кудабердом,– велел курьеру Инал.– Ишь ты, притворился ягненком! Будь здесь и никуда не уходи. Вот приедет пристав, и он сам поговорит с тобой. О, его не надо учить, как заставить выложить все твои тайны!
Обрадовался курьер, что так легко отделался, сбежал с крыльца и, не глядя на Знаура, удалился. Инал тоже ушел в канцелярию, и Знаур остался один со своими мыслями. Пока все шло так, как он задумал. Лишь бы молчал Кудаберд. Ну, а пристав ему не страшен. Знаур скажет, что Инал зол на него из-за Бабу и теперь наговаривает, хочет отомстить. А причем он, Знаур? Вот только бы не испугался Кудаберд и стоял на своем. А вдруг не выдержит, проговорится? Что тогда? Все равно Знаур будет отказываться.
К канцелярии подходили люди, здоровались с ним. Они разделяли большое горе Кониевых, хотя у каждого из них были свои печали и нужды.
Мужчины толпились у крыльца в ожидании, когда кто-нибудь выйдет из канцелярии и возьмет у них прошение на имя пристава. Они явились сюда с затаенной надеждой, авось, да соблаговолит начальство рассмотреть прошение и удовлетворит просьбу. Но, увы, пройдут месяцы и еще не раз придет сюда проситель, а ответа все не будет.
Показалась коляска пристава. Она быстро катила к канцелярии. Все отпрянули от высокого крыльца, и кто застыл в полупоклоне, кто обнажил бритую голову,
а Знаур стоял все так же полуобернувшись, положив руки на бедра. И когда пристав проходил мимо, Знаур че изменил позы. Пусть знает поручик: Знаур не боится его. А тот сделал несколько шагов да вдруг остановился.
–< Какие вести прислал Бабу?—у поручика дернулось под левым глазом.
Не откликнулся Знаур, и кто знает, как бы повел себя дальше пристав, не появись Инал. Он скатился с крыльца и, застыв перед начальством, доложил, что гость Кониевых не явился. Поручик ухмыльнулся и, играя кнутовищем, медленным шагом вернулся к Знауру.
– Ты непочтителен к старшим,– пристав давно служил на Кавказе и хорошо разговаривал по-осетински, достаточно изучил нравы и обычаи горцев, имел среди них кунаков, разумеется, из числа знати.
– О Бабу я ничего не знаю,– сдерживая волнение, ответил Знаур; он опустил руки по швам, но лицом к приставу все же не повернулся.
– Охотно верю тебе! Отчего же не поверить мужчине... Ну, а гость твой откуда явился? – допытывался пристав.
Еще быстрее задергалось у него под глазом, и без того бледное лицо стало совершенно бескровным. Люди, заметив/ что он теряет самообладание, бросали на Знаура выразительные взгляды, мол, уходи, пока не случилось беды. А тот стоял и, казалось, в нем поселился бес.
– Так куда сбежал твой ночной гость?.. Инал, как ты думаешь, откуда пришел этот человек?
– Из Стур-Дигории!
– Выходит, Бабу укрылся там! А? Знаур, почему ты молчишь?
– У меня никакого гостя не было! – почти выкрикнул Знаур.
Пристав размахнулся, чтобы ударить его наотмашь, но Знаур не пошевельнулся, и рука повисла в воздухе: вовремя опомнившись, пристав пригрозил посадить Знаура на гауптвахту и удалился в канцелярию. За ним поспешил Инал, но вскоре снова появился и, ожесточенно потрясая кулаками, сдавленным голосом приказал всем разойтись. Люди уходили, оглядываясь в надежде, не позовет ли их пристав. Ушел и Знаур,
По пути домой он завернул к Бза и рассказал ему о только что случившемся в канцелярии. Старик выслушал племянника, долго молчал, а Знаур стоял возле и ждал, когда Бза что-нибудь скажет. Он, конечно, не предполагал, что дядя отругает его. А случилось именно так. Бза, стукнув палкой о землю, стал выговаривать Знауру, что он опозорил Кониевых: Бза должен был повидаться с Цараем, а Знаур взял да и отпустил его. Бза беспокоила дальнейшая судьба племянника. Куда он подастся? Долго ли будет скитаться? Бабу поступил правильно, в этом Бза нисколько не сомневался. Будь на его месте родной сын, так Бза сказал бы ему: «Ты не посрамил мое имя, спасибо тебе!» Но почему Знаур не посоветовался с ним, не спросил его, что передать Цараю?
Расстроенный Знаур вернулся домой. Здесь его поджидал Кудаберд. Он сидел на сохе, вытянув перед собой несгибающуюся ногу, и, откинув полы черкески, водил прутиком перед собой. У него было хорошее на» строение. Только что он вернулся из канцелярии, где, не моргнув, глазом, сказал: «Какой гость? Да я вчера дома не был». Инал угрожал ему расправой и все же ничего не добился от него.
Знаур горячо поблагодарил Кудаберда, а мать поспешила в дом, чтобы принести мужчинам угощение. Однако Кудаберд отказался и, весело болтая, ушел к людям, чтобы рассказать им, как он вел себя с Ина» лом, грозой села.
4
Бабу покинул дом Дзанхота с болью в сердце. Когда еще придется ему увидеть людей? Он не ждал, что Царай принесет ему радостную весть. Но и не думал услышать от него столько горького. Теперь пристав будет вымещать зло на брате и матери. А причем они? Разве дело мужчины поступать так? Э, да откуда у пристава совесть и стыд!
Ему стало жарко, он расстегнул ворот бешмета, чуть расслабил ремень и, сняв войлочную шляпу с головы, обтер ею лицо, а затем перебросил хордзен1 с одного плеча на другое.
Крутая тропа ползла по лысому склону. На небе высыпали звезды, но и без этого Бабу хорошо различал дорогу и уверенно ступал всей ступней. Иногда из-под ноги срывался камень и с грохотом летел в бездну.
С хорошими людьми он встретился. Чужую беду они приняли близко к сердцу. Царай проводил его до родника, а потом Бабу пошел один, уверенно выбирая дорогу, хотя никогда прежде не бывал в этих краях. Правда, днем Царай ему долго объяснял, как пройти к перевалу. Но в горах столько звериных тропок, что легко можно пойти не той. А ему нельзя терять время. Неровен час, в аул нагрянут власти. Не найдут его и кинутся в погоню. Конечно, в горах погоня не страшна, но к чему рисковать!
Но что это? Сверху по склону ему наперерез спускались двое. Промелькнула мысль: «Погоня!» Он, замедлив шаг, надел шляпу, рука сжала рукоять кинжала. Остановиться? О нет! Подумают, испугался. На ходу снял с плеча хордзен, вытащил кинжал и, выставив его острием вперед, приготовился к схватке. Нет, не думал Бабу отдаваться в руки живым. Но почему те не обнажили оружие? Он уже различал их заросшие лица, заплаты на черкесках. «Нет, они не похожи на стражников», – облегченно вздохнув, Бабу поспешно вложил кинжал в ножны. Тот, что шел впереди, приветствовал его:
– Да будет прям твой путь, Бабу.
– Пусть сбудется дело, ради которого вы пустились в путь,– ответил так же почтительно Бабу, удивленный тем, что его назвали по имени.
– Мы заметили тебя еще у родника,– сказал все тот же незнакомец.– Ты ходишь быстро... Как видишь, мы рады тебе!
Сам не зная почему, Бабу тихо рассмеялся, развел руками:
– Тогда тебе остается назвать себя, и мы, считай, породнились...
– Я Кайтук, а мой товарищ – Созо...
Бабу не знал, кто эти незнакомцы и как вести себя с ними. Царай что-то говорил ему об абреках, появившихся здесь прошлым летом. Но Кайтук и Созо не были похожи на них. Созо слишком молод, а Кайтук напоминает смиренного человека, отягощенного заботами.
– Приглашаем тебя к себе в гости,– проговорил Кайтук властно, показав вытянутой рукой на вершину горы.– Не обижай нас отказом... Мы не князья, но гостя принять у нас есть чем!
– Твое приглашение, Кайтук, для меня честь,– ответил Бабу.
Польщенный Кайтук приложил руку к сердцу и поклонился.
– Тогда в путь! – воскликнул он.
Ни одного слова не было произнесено в пути, Бабу даже не слышал дыхания спутников, хотя поднимались быстро. Шли, сильно наклонившись вперед. Так было легче идти.
– Вот мы и дома,– неожиданно Кайтук остановился и шумно выдохнул.
Бабу увидел, что они стоят перед нагроможденными глыбами гранита, и вопрошающе посмотрел на Кайтука.
– Извини, гость, но тебе придется войти в нашу саклю на корточках. Мы обходимся без дверей, привыкли,– Кайтук шагнул вперед, и Бабу заметил склонившиеся друг к другу камни, которые образовали подобие шалаша.
Кайтук опустился на колени и вполз под камни, Бабу последовал за ним, а Созо остался снаружи.
Сидели на сухой траве молча. Но вот Кайтук приподнял плитку величиной в две ладони и положил ее рядом с собой, не разгибаясь, стал дуть, пока в неглубокой ямке не вспыхнули угли.
– Без огня тяжело на душе,– Кайтук положил сверху стружки, видно, специально для этого приготовленные, глубоко вздохнув, дунул еще раз, и вспыхнул огонь.
Бабу протянул к теплу руки, хотя во время ходьбы согрелся так, что пришлось расстегнуть бешмет на груди. Понял, наконец, Бабу, к кому он попал. Неужто вот такие люди – абреки? Ведь они так похожи на аульцев, и вовсе они не страшны!
Отвязав кинжал, Кайтук положил оружие рядом с собой, разгладил бороду и, взглянув на Бабу, сказал:
– Не думай, что мы всю жизнь провели здесь... У нас тоже есть сакли. Но возвращаться туда нам нельзя,– Кайтук тяжело вздохнул.– О тебе мы узнали еще в долине... Новость. опережает человека! Видели, как ты пришел в дом Дзанхота, верные люди рассказали нам о твоем горе.
Что заставило Кайтука покинуть родной очаг? Кровная месть или он, подобно Бабу, бежал от тюрьмы? А может, другое что... Неужто и Бабу будет прятаться вот так, словно зверь? А как же аул, мать, брат? Кто защитит их от обид?
– С соседом мы пошли в горы на туров... Долго лазили по скалам, все удача нас сторонилась. Собрались уж домой... И как только он заметил туров? Лучше бы он ослеп в этот миг! Поползли по скале. Впереди я, а он за мной. Вдруг слышу грохот, оглянулся, а его уже нет: сорвался в пропасть... Эх, почему я сам не погиб?
Скрестив руки на груди, Кайтук смотрел на затухавший огонь.
– Не поверили мне люди... Мы с ним до этого поругались. Да разве никто и никогда не спорил? Думали, я его столкнул,– Кайтук откинулся назад.– Прогнали меня из аула. Второе лето я здесь... Как-то ходил к аулу, думал, спущусь, посмотрю на сыновей, да постеснялся людей... А Созо мой брат. Он все лето со мной. Говорю, иди домой, да он не хочет. Жениться ему пора, но кто теперь пойдет за абрека? А о тебе слышали на Урухе... Да, новость бежит впереди человека... Потом виделись мы с курьером стур-дигорского прихода, родственник он мне. Он тоже рассказал о тебе. Так ты задумал уйти за перевал?
– А что делать? – быстро ответил Бабу.– Отдаться приставу? Не хватает у меня смелости погибнуть так легко.
– Зимой я жил за перевалом... Эх, трудно им и без нас! Они тоже несчастны... Оставайся с нами. Чем плохо? Над головой чистое небо. Свободу нашу в кандалы не закуют! А на зиму уйдем в аул, что на самом перевале, туда никто не придет... Будь нам товарищем! Я все сказал...
Умолк Кайтук, и Бабу задумался... Согласиться или махнуть за перевал? Но что его ждет там? А здесь?
Он погибнет, не оплаканный матерью. Хорошо, если земле предадут товарищи его прах...
5
Инал смеялся, запрокинув назад голову. Он сидел на краю стола. Одна нога у него болталась, ударяясь каблуком легкого сапога о толстую квадратную ножку стола, а другая уперлась в край скамьи. Курьер улыбался, стараясь угодить Иналу, к которому благосклонно относился сам пристав. Перед ними стояла Фарда, мать Бабу, и, понурив голову, смотрела в заляпанный сапогами пол. Она не могла совладеть с собой, дрожала от обиды, думая о том, как бы не упасть перед потерявшими совесть мужчинами.
– Скажи, где твой сын? – Инал вдруг оборвал смех, сполз со стола и, покручивая ус, вперил взгляд в женщину.– Пусть он вернется, если не трус! Зачем ты только родила такого сына?
Фарда подняла голову, и Инал увидел, как дрогнули в усмешке ее губы. Вдруг женщина громко произнесла:
– Подожди, Бабу напомнит тебе эти слова, несчастный! Ты лучше сними шапку и вместо нее повяжи на свою голову платок...
Пораженный курьер так и застыл с раскрытым ртом. Это было неслыханное оскорбление мужчине. Он приготовился увидеть слезы женщины, услышать ее мольбы простить сына, а она такое сказала. Да кому? Самому Иналу! Стражник оглянулся на курьера, словно искал у него поддержки. Тот закрыл рот и привстал, наклонившись вперед, с интересом рассматривая женщину.
Неожиданно Инал сорвался с места, оскалив зубы, подскочил к женщине и замахнулся на нее. Фарда, отпрянув, закрыла лицо краями платка.
– Бей! – крикнул курьер.– Все равно Бабу узнает.
Имя Бабу отрезвляюще подействовало на Инала, и он, сверкнув глазами, в беспомощной ярости заметался по канцелярии. Фарда повернулась к нему спиной и тихо пошла к выходу. Курьер шлепнул рука об руку, зацокал языком, а Инал остановился. Широко расставив ноги, он стоял посреди канцелярии. Когда
за женщиной закрылась дверь, Инал выпалил одним духом:
– Убью, если откроешь рот... Ничего ты не слышал! Этой проклятой женщины в канцелярии не было!
Курьер выставил перед собой руки, потом поспешно приложил их к груди:
– Э, мало ли кто ходит сюда! Никакой женщины я не видел. Откуда я знаю мать Бабу?
– Замолчи, ишак! Не произноси при мне это имя... Скажи, пусть уберут канцелярию. Чего ты уставился на меня? Пшел вон! – топнул ногой Инал.
Курьер не стал дожидаться, пока Инал распалится: чего доброго и ему достанется...
Фарда вышла из канцелярии сгорбившись. Постояла на крыльце, не зная зачем, потом спустилась по широким ступенькам...
По улице шла, не отрывая взгляда от дороги. Не было сил передвигать ноги, она волочила их.
Мужчины, встречавшие ее, уступали ей дорогу и молча кланялись. Они понимали: то, что случилось с Бабу, может произойти и с ними. Кто же из них сдержится, если будут уводить последнюю корову?
Фарда не видела, как из дома вышел Кудаберд и направился к ней. Поравнявшись с женщиной, он встал на ее пути, и только тогда она подняла голову.
– Прости, Фарда, меня опять зовут в канцелярию. Сам пристав хочет говорить со мной...
Снова она смотрела под ноги и едва заметно кивнула головой.
– Пусть твое сердце будет спокойно, я им ничего не скажу. О, они еще не знают меня!
Фарда продолжала молча стоять. Ей было все равно, что скажет Кудаберд приставу. Никто ей теперь не поможет вернуть сына.
– Молю бога, Фарда, чтобы он дал тебе сил дождаться Бабу,– Кудаберд шагнул в сторону, и женщина пошла своей дорогой.
Кудаберд посмотрел ей вслед: «Как только она еще ходит по земле? Эх-хе, за что только бог так немилостив к ней? В хлебе-соли никому не отказала, если у кого горе, она себя не щадит, готова помочь, чем может... Да убережет меня бог от такого несчастья». Но тут же, забыв о ней, он стал рассуждать о том, как будет вести себя с приставом. Приковыляв в канцелярию, он поднялся на крыльцо. Робко приоткрыл дверь и, не просовывая головы, поздоровался, а уж только потом переступил порог и огляделся.
