Текст книги "Уездная учительница магии (СИ)"
Автор книги: Варвара Корсарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
– Спасибо, госпожа Ракочи, – произнесла я непослушными губами. – Я возьму это платье и обязательно буду блистать. Но в рассрочке нет нужды. Пришлите счет моему дяде, господину Эбнеру Ханту. Он приехал утром и остановился в «Хмельной корове».
Глава 25
Бал в лесном особняке
Остаток дня я чувствовала себя одной из механических марионеток, что продавал Амброзиус Анвил. Я ходила, разговаривала, но от меня осталась лишь оболочка.
Ирма Ракочи привела меня в свой магазин и отперла дверь ради единственной покупательницы. Я примерила платье, мельком глянула на себя в зеркало.
Недурно. Весьма. Серебристый шелк и свободный покрой преобразили меня, напоминая о той Эрике, что когда-то жила в столице, строила радужные планы, боролась и мечтала о будущем.
Распрощавшись с галантерейщицей, я вернулась в трактир, отдала дяде чек на покупку и предупредила, что завтра буду отсутствовать в городе. Дядя кивнул:
– Что ж, побеседуем позже, – сказал он с легкой досадой. – Я задержусь здесь на пару дней.
Просить меня составить ему вечером компанию он не стал; заказал бутылку шнапса и уединился в комнате.
Я вернулась на школьный двор и постучалась в сторожку, чтобы узнать, как дела у Ланзо. Уборщик открыл не сразу, сначала Виктор изучил меня сквозь мутное окно и придирчиво оглядел опустевший школьный двор, словно желая убедиться, что я одна. В дом он войти не позволил, лишь дал от порога глянуть на Ланзо, который крепко спал в своей кровати. На тумбочке перед кроватью стояли кружка с чаем и тарелка с остатками немудреного ужина. Я успокоилась: с мальчиком все в порядке.
– Больше сюда не приходите, – грубо предупредил Виктор и захлопнул дверь. Изнутри лязгнул засов.
Я медленно побрела в Кривой дом. На улицах гудел и шумел городской праздник, до которого мне больше не было дела. Хотелось скорее вернуться на пустырь у погоста и никого не видеть до конца своих дней.
Полночи я просидела на кровати, в темноте, завернувшись в платок и смотрела, как медленно движется квадрат лунного света по стене. Сердце горело от острого чувства потери. Порой тянуло выскочить на улицу, уйти в ночь, в проклятый лес и бродить там до изнеможения.
Вновь и вновь перед глазами вставала картина: мужчина и женщина, тесно прижавшись друг к другу, их губы слились в поцелуе. Пальцы Корнелиуса касаются изящной женской шеи.
Мое сердце билось медленно и глухо. Уже дважды я столкнулась с крушением любовных надежд. Первое предательство больно ранило меня. Оно случилось в и без того тяжелое время. Однако, по большому счету, не оставило серьезной раны в душе; уже спустя месяц, погрузившись в новые заботы, я думала об Андреасе больше с насмешкой и презрением, чем с горечью.
Теперь все было иначе. Мое сердце разбито, доверие втоптано в прах. Я должна испытывать ненависть к Корнелиусу... но ненависти не было. Были лишь печаль, тоска и болезненное недоумение.
Все произошло так быстро… так необратимо. И так странно!
Я встрепенулась. Нет, Корнелиус не мог предать! Он не говорил мне о любви, не давал обещаний... но я чувствовала, как остро я нужна ему. Так же, как и он нужен мне…
Я должна услышать, как он скажет, что между нами все кончено. Но что – все? Между нами, по сути, ничего и не начиналось... Были споры и разговоры, поцелуи, трепещущая радость, предвкушение большего… Безумное волнение и безграничное спокойствие в присутствии другого. Вот что я чувствовала при каждой встрече с Корнелиусом. И он чувствовал это, я видела это в его глазах, они оживали, когда смотрели на меня!
Неужели он лгал все это время? Мы никогда не говорили о его столичной знакомой Вильгельмине Денгард. Мне было неловко задавать вопросы. Однажды Корнелиус признался, что его связывают с ней какие-то отношения... достаточно близкие, сказал он. Просил подождать, пока он в чем-то разберется.
Выходит, разобрался? Решил, что ему нужна она, а не я?
Он должен сам сказать мне об этом. Я добьюсь от него объяснения. Больше я не буду убегать и прятаться, притворяясь, что веду борьбу.
* * *
У здания вокзала прогуливались разряженные горожане. Утро выдался славным; осеннее солнце светило мягко, чистое небо обещало ясную ночь.
На перроне собралось человек тридцать: на прием приглашена вся верхушка общества Крипвуда. Здесь присутствовал и бургомистр, и прочие уважаемые и богатые люди, которые и раньше частенько собирались на приемах в городском доме лесопромышленника. Столичных господ не было; вероятно, они отбыли в особняк раньше, вместе с Корнелиусом. Он будет встречать и приветствовать гостей в доме, где когда-то жил и бесчинствовал его печально знаменитый предок.
Всех охватило приподнято-возбужденное настроение. И чуточку нервозное: горожан ожидало небывалое событие. Их повезут в гнездо легенд, которые определяли уклад жизни Крипвуда. Об этом доме им в детстве рассказывали страшные сказки.
Теперь им предстояло встретиться со сказками лицом к лицу. Убедиться в том, что они не более чем выдумка... или наоборот. Вероятно, мысль об этом добавляла празднику особой остроты и привлекательности.
Я подошла к директору Степпелю и госпоже Барбуте. Госпожи Лотар с ними не было, что не могло не радовать.
Учителя держались особняком. Директор надел лучший костюм и вычистил цилиндр. Госпожа Барбута щеголяла в бархатном вишневом платье с накидкой. Ее добродушное полное лицо светилось удовольствием – она ждала развлечения с тем же предвкушением, что и когда-то мои ученики экскурсию на лесопильный завод.
Меня радостно приветствовали и сказали немало комплиментов.
– Вы выглядите в точности как актриса из синематографической ленты, что показывали в прошлом месяце в Шваленберге! – восторженно сказала госпожа Барбута.
Я вежливо улыбалась и кивала, а внутри у меня все сжималось. Я вовсе не была уверена, что Корнелиус будет рад увидеть меня на приеме. Он пригласил меня до того, как узнал, что к нему вот-вот явится из столицы его невеста... Наверняка увижу Вильгельмину рядом с ним. Он будет хозяином приема, а она – хозяйкой…
Возможно, мне не следовало ехать. Но желание увидеть Корнелиуса пересиливало все – и гордость, и здравый смысл.
Предстояло пережить немало горьких минут, поэтому мне не удалось разделить радость толпы на платформе, когда подъехал нарядный паровоз с единственным вагоном.
Салон был отделан роскошно, не хуже изысканной столичной гостиной: позолоты, бархата и зеркал хватало с избытком. Хозяин приема позаботился, чтобы уже во время короткого путешествия гости погрузились в атмосферу праздника.
Веселье заиграло новыми красками, когда стюард подал вино и легкую закуску. То и дело звучали тосты, звон бокалов и смех.
Колеса стучали на стыках, за окном проносился осенний лес, солнечные зайчики прыгали на бархате обшивки. Господин Степпель и госпожа Барбута с удовольствием соглашались на предложение стюарда наполнить бокалы, выпивали, закусывали и вспоминали разные забавные школьные случаи.
Я сидела в оцепенении, хотя порой мне приходилось смеяться и шутить.
Путешественники притихли, когда паровоз остановился посреди густого леса. Мы прибыли к месту, откуда через высохшие болота вела короткая дорога к старому особняку.
Сквозь окна виднелись мощные сосны и мрачные ели, стояла гробовая тишина. Ну какой может быть праздник в этой глухомани?! Гости ощутимо забеспокоились: кто-то громко заговорил, чтобы скрыть волнение, кто-то отпустил неудачную шутку, кто-то потребовал еще вина.
Однако когда дверь вагона распахнулась, выяснилось, что нас встречают.
Несколько слуг в черном почтительно стояли у свеженастеленной дощатой тропы. Путь до лесного особняка пройдет с комфортом. И гости, пожалуй, впервые поверили, что прием этот ничем не будет отличаться от приемов на загородных виллах, что так любят устраивать столичные богачи.
Желающим предложили еще игристого, и алкоголь прогнал остатки опасений. Каблуки стучали по доскам бодро, шутливые замечания разрывали тишину. Изредка на них зловещими голосами откликались лесные птицы. Стоял густой, смолистый запах нагретой солнцем хвои, немного отдававший гнилью, как бывает осенью.
Я шла позади веселой толпы и постоянно озиралась. Мне было здорово не по себе. Каждый шаг давался с трудом. Чудилось, что призраки леса, близко, как никогда, они затаились и наблюдают за беспечными гостями.
Не сходи с ума, Эрика, одернула я себя. Призраков не существует. Несмотря на все странные вещи, которые тебе довелось увидеть в последнее время. И сдается, очень скоро я узнаю ответы на все, даже еще незаданные вопросы и найду объяснение необъяснимому.
Корнелиус неспроста устроил этот прием. В особняке лесного разбойника определенно затевается что-то нехорошее. Все мои чувства вопили об этом.
* * *
Деревянный настил закончился, мы ступили на прогалину перед лесным особняком.
Мусор и обломки исчезли, кусты перед домом оказались подрезаны, через лужайку тянулась ковровая дорожка. На лужайке появились вазоны с цветами и миниатюрными деревьями, стулья и накрытые столы. Слуги в ливреях стояли навытяжку.
Сцена выглядела точно так же, как обычный пикник на природе у живописных развалин, какие порой устраивали дядины знакомые. Все знакомо и привычно – если не смотреть на дом и подступающий к нему лес.
Внешне особняк не сильно преобразился; рыжий мох все так же затягивал серые каменные стены, но в окнах появились стекла и исчезли сухие плети вьюнка.
Массивный, темный, с изломанными башнями, выступами и узкими окнами, дом поразил меня куда сильнее, чем в первый раз.
Когда я побывала здесь с Корнелиусом, дом был пуст и мертв; теперь его вернули к жизни, но не оживили полностью. Он казался необъяснимым в этом глухом лесу, который окружал его плотной стеной. Он явился из времен, когда существование призраков не вызывало сомнений.
Сами собой вспоминались все страшные сказки о лесных разбойниках, которые заманивают к себе путников яркими огнями. Помнится, в сказках такие лесные дома таили в себе куда больше, чем показывали посторонним, и ревниво прятали свои тайны до поры до времени.
«Изумительно! Потрясающе!» – раздавалось со всех сторон. Жена бургомистра нервически рассмеялась, плотнее запахивая накидку.
– Теперь я вижу, что усилия Роберваля стоили того! – сказала она. – Весьма небанальная идея. Может, подобные приемы и не редкость в столице, но для нас это в диковину.
С ней все согласились.
Гости ступили на лужайку, по которой бродили ранее прибывшие столичные господа. Слуги задвигались, провожая важных горожан к хозяину дома.
Корнелиус Роберваль стоял у крыльца. Я старалась не смотреть в его направлении и не привлекать к себе внимания. Неспешно пошла между фуршетных столов, поглядывая по сторонам и изучая незнакомцев.
По моим подсчетам их прибыло человек двадцать или больше. Судя по виду, столичные чиновники или дельцы с железной хваткой и немалым состоянием. Лица холеные, пресыщенные. Мужчины в сшитых на заказ костюмах, не очень формальных, в каких можно выбраться за город. Все с ухоженными усами и бородками, либо гладко выбритые, с бледными, припудренными тальком щеками, холодными и расчетливыми глазами. Курят дорогие сигары, беседуют негромко, внушительно. Дам мало – я увидела двух далеко не юных особ, укутанных в шелк и меха, и одну хорошенькую штучку, одетую и накрашенную как актриска варьете.
Однако любопытную компанию собрал тут Корнелиус... кто эти люди? Его деловые партнеры, старые коллеги по департаменту, где он когда-то служил? Вероятно, так и есть. Выехали в провинцию развеяться, подышать свежим лесным воздухом, попробовать что-то новенькое, а заодно обсудить важные дела.
Я приблизилась к группе мужчин возле фуршетного стола, чтобы послушать, о чем они говорят. К моему удивлению, в их компанию затесался Амброзиус Анвил, который в разговор не вступал, но кивал в ответ на замечания господина с зачесанными назад жидкими волосами, скрывающими лысину.
В этот момент меня взял под локоть господин Степпель:
– Надо подойти поздороваться с Робервалем, – заявил он слегка заплетающимся языком – кажется, директор перебрал дарового вина по дороге на прием. Его седоватые бакенбарды растрепались, придавая ему глуповатый вид.
За другой локоть меня подхватила госпожа Барбута:
– Пора засвидетельствовать уважение главе попечительского совета! – сказала она, тоже слегка спотыкаясь на словах.
Делать нечего; я позволила провести себя по ковровой дорожке, которая лежала прямо на рыжеватой хвое и примятой траве, и предстала перед хозяином дома и его спутницей.
– Рад приветствовать вас в своем новом – и очень старом – лесном особняке, – произнес Корнелиус своим сильным, глуховатым голосом, от которого у меня по спине пробежали мурашки. – Дорогая Вильгельмина... наши школьные учителя.
Он назвал нас; я подняла голову и впервые посмотрела прямо на него, не таясь.
Он стоял, высокий и бледный мужчина – потомок разбойника в дорогом костюме. В его черных волосах блестели отсветы ламп, выбритые щеки отливали синевой, как у всех брюнетов, щеку перечеркивал бледный шрам.
Стоило мне взглянуть на Корнелиуса, как я тут же забыла все, что собиралась ему сказать. Я продолжала механически держать натянутую улыбку на лице, но в груди прочно обосновался ледяной холод.
Мне хотелось ударить Корнелиуса. Выкрикнуть что-то бессвязное. Поцеловать...
Его лицо выражало лишь приличествующую случаю доброжелательность. Однако когда наши взгляды встретились, его глаза изменились; Корнелиус глянул на меня пристально, серьезно, мышцы возле рта едва заметно напряглись.
– Благодарю за оказанную честь, господин Роберваль, – произнесла я лишь слегка дрогнувшим голосом. – Весьма рада оказаться на вашем необычном приеме.
– И я несказанно рад.
Он легко нахмурился и отвернулся к прекрасной женщине, которая произнесла певучим грудным голосом:
– Наслышана о вас, госпожа Верден. Регина мне все уши прожужжала, рассказывая о новой учительнице. Вы захватили ее воображение! – Вильгельмина очаровательно улыбнулась.
– Регина тоже здесь?
– Нет, она осталась дома. Этот прием не для детей, – учтиво ответил Корнелиус.
– Регина наверняка расстроилась. Она любит праздники.
– Она утешится подарками, которые я ей привезла! – воскликнула Вильгельмина и заговорила с директором, который отвесил ей неуклюжий комплимент.
– Прошу, госпожа Верден, попробуйте этот коктейль, – Корнелиус жестом подозвал слугу. – Пейте, угощайтесь, веселитесь... получайте удовольствие.
Я взяла бокал с подноса; мое сердце билось так сильно, что жидкость в бокале подрагивала ему в такт. Но я держалась спокойно – только этим спокойствием я могла защитить себя от глухого отчаяния.
Корнелиус вел себя так, как будто был едва знаком со мной. Передо мной стоял чужой человек. Собранный, холодный, отстраненный... С мертвыми, жестокими глазами. Такой, каким я увидела его впервые. Каким он, наверное, был всегда.
– Не могли бы вы уделить мне минуту наедине? Я бы хотела поговорить с вами, господин Роберваль. О школьных делах, – сказала я через силу и заметила, как остро глянула на меня Вильгельмина при этих словах.
– Быть может, позже, – ответил он спокойно. – Прошу извинить…
Он повернулся к Вильгельмине, которая задала ему какой-то вопрос, и коснулась при этом его локтя.
Я молча отошла, сжимая бокал так сильно, что онемели пальцы.
* * *
– Прошу в дом! – позвал всех хозяин приема. Гости торопливо потянулись за Корнелиусом и Вильгельминой. У двери чуть не образовалась давка: всем не терпелось посмотреть, что находится внутри особняка, который пару веков стоял заброшенным.
Корнелиус постарался на славу. Его рабочие не делали полный ремонт, но настелили в зале пол, привели в порядок стены, протянули провода и развесили электрические лампы, расставили кушетки, кресла и столики.
Однако современные детали никого не вводили в заблуждение. Роскошь и разруха создавали странный контраст. Мрачный дух особняка никуда не делся, многочисленные углы, ниши и альковы зала утопали в сумраке, трещины в каменных стенах напоминали о возрасте дома, а эхо голосов заставляло мороз гулять по коже.
Это была именно вечеринка в населенных привидениями руинах и ничто иное, и осознание этого приятно щекотало нервы гостей и заставляло чаще подзывать официантов с напитками.
Электрические лампы светили ярко, тени от фигур гостей падали на стены. Темные силуэты двигались, взмахивали руками, поднимали бокалы, и, казалось, призраки лесного дома присоединились к общему веселью.
В дальней части зала расположился небольшой оркестр, музыканты негромко играли, не мешая гостям беседовать. Столичные господа держались уверенно, а вот приглашенные первые лица Крипвуда заметно тушевались, озирая высокий потолок, выщербленную лепнину и узкие окна.
Многие поднялись на галерею, заглядывали в проемы и полушепотом обсуждали расходы, которые понес господин Роберваль, организуя оригинальный прием. Обустройством зала он не ограничился, на втором этаже гостей ждали комнаты для отдыха, курительные и бильярд.
Прием шел своим чередом, но меня не покидало ощущение неправильности происходящего. Не добавляло спокойствия и обилие прислуги.
Официантов было много, все рослые, подтянутые, с бесстрастными лицами. Я прикинула, во что обошлось Корнелиусу выписать этакую армию прислуги из столицы. Да еще музыканты, да еще плечистые парни, что провожали нас до особняка и теперь застыли навытяжку у проходов в ту часть дома, которую оставили нетронутой. Корнелиус позаботился, чтобы за гостями следили и не давали им забредать туда, где можно легко покалечиться.
Прогуливаясь по залу, я не упускала из виду Корнелиуса. Он и Вильгельмина стояли в окружении гостей и вели беседу. До меня хорошо долетал низкий голос хозяина особняка. Он развлекал гостей рассказами о своем предке; то и дело звучало имя разбойника Иоахима Грабба, гости ахали, восклицали и ежились, поглядывая по сторонам.
Амброзиус Анвил помахал мне рукой, но я сделала вид, что не заметила его, и проскользнула в дальнюю часть зала, где в закутке пряталась небольшая дверь. Как я помнила, дверь вела в подвал.
Мной овладело любопытство. В прошлый раз Корнелиус не пустил меня осмотреть остальную часть здания, но я помнила его рассказ о том, что где-то в доме могут скрываться тайные ходы и другие странные вещи.
Отчего бы не поискать их сейчас? Все лучше, чем смотреть на то, как мужчина, которого я недавно считала своим, обнимает другую.
У двери в подвал караулил здоровый парень в черном костюме, который сидел на нем весьма неловко. У парня была толстая шея и круглое лицо. Маленькие глазки смотрели на меня тупо, как на пустое место, но так, что по спине вдруг пробежала холодная волна страха.
– Простите, госпожа, туда входить гостям не позволено, – сказал он фальцетом, неожиданным для такого громилы, сделал шаг вперед и сложил руки перед собой, давая понять, что нечего и думать попытаться прошмыгнуть мимо него.
Я льстиво улыбнулась и отошла, ломая голову, как бы все же провести охранника и юркнуть за заветную дверь – старую, проржавевшую, но снабженную новеньким замком. Небольшая щель красноречиво говорила о том, что замок не заперт и совсем недавно эту дверь открывали.
В этот момент оркестр заиграл тягучую, красивую мелодию; ноты нарастали и срывались, заставляя трепетать сердце, скрипки плавно пели, но эхо придавало их пению зловещий оттенок.
Гости зашевелились; я обернулась и увидела, как хозяин дома и его спутница открывают танцы.
Корнелиус положил руку партнерше на талию; Вильгельмина подалась к нему... Ее узкая ладонь легла на его плечо, выразительное лицо с крупными чертами было дерзко вскинуто к лицу кавалера, алые губы чувственно улыбались, каштановая прядь волос колыхалась от движений и касалась щеки Корнелиуса.
Они двигались слаженно, прекрасно чувствуя друг друга. К ним присоединились и другие пары, но я видела лишь Корнелиуса... он был очень красив сейчас, высокий, статный, с внушительным разворотом плеч. Он вел Вильгельмину бережно, но уверенно... она чутко откликалась на каждое его движение. Они скользили и кружились, медленно, как во сне, но для меня этот сон был кошмаром.
Зал как будто подернулся туманом, фигуры гостей расплылись, а музыка долетала до меня словно из другого мира. В реальности остался лишь высокий мужчина в черном и его дама.
Шаг, поворот; и тут глаза Вильгельмины встретились с моими. Мое сердце пронзила ледяная игла, потому что Вильгельмина обожгла меня насмешливым взглядом, а ее губы тронула улыбка, полная превосходства..
Мы смотрели друг на друга лишь миг; вот уже пара кружится дальше, они погружены друг в друга, и им нет дела до остальных...
Я вздрогнула, стряхивая болезненное наваждение. Должно быть, мне почудились этот взгляд и эта улыбка. Но, черт побери, что я здесь делаю? Зачем я здесь? Как дождаться конца вечера? Сама я не доберусь до города. Нужно ждать, когда гостей повезут обратно, а это случится не раньше полуночи.
Внезапно меня охватил сильный гнев. И я не уйду отсюда пока не поговорю с Корнелиусом. Он мог хотя бы предупредить меня запиской о том, что затевает! О том, что в город приехала его невеста или кем там она для него является! Я бы осталась в Крипвуде. Но он знал, что я приеду сюда и буду наблюдать за ним!
Танец закончился, оркестр заиграл следующую мелодию. Корнелиус отошел от Вильгельмины на пару шагов и заговорил с двумя господами, а к Вильгельмине подошел мужчина. Я узнала столичного усатого типа с вкрадчивым голосом, который приставал ко мне на ярмарке с расспросами.
Он беседовал с Вильгельминой, как будто хорошо знал ее; в ее наклоне головы было что-то льстивое, улыбка показалась неестественной.
Они двинулись в дальний угол, плечом к плечу, не прерывая разговора; и опять мне почудилось, что раньше я встречалась с усатым; в том, как он теребил отворот пиджака, определенно было что-то знакомое.
Но мне не было сейчас до него дела; я всматривалась в толпу, выглядывая Корнелиуса, и увидела, как его фигура мелькнула подле закутка, где располагалась дверь в подвал.
Вот и мой шанс встретится с ним наедине! Я быстро устремилась за ним, бормоча на ходу извинения, когда со мной пытались заговорить.
Дорогу мне преградил Амброзиус Анвил; его обойти мне не удалось.
– Вы не подошли к моему прилавку на ярмарке, – сходу заговорил он обвиняющим тоном. – Как вам понравился подарок Ланзо? Он обращался ко мне за помощью, но почти все сделал сам.
– Спасибо, – я признательно улыбнулась и попыталась отойти, но он схватил меня за локоть.
– У меня для вас тоже есть подарок. Я привез его с собой. Вот... – он порылся в кармане и протянул мне предмет длиной с ладонь. – Это вам на память, если вы решите покинуть Крипвуд. Говорят, за вами приехал дядя. Возможно, мы больше не увидимся. Но я буду вспоминать вас. Мне было с вами интересно.
Я удивленно посмотрела на него и покрутила игрушку в руках. Эта была искусно сделанная кукла с движущимися руками и ногами. Похожую я видела в его механическом театре. Кукла была наряжена в зеленый камзол и треуголку, у нее была борода, черные глаза-камни и сабля в руке.
– Это безглазый разбойник Иоахим Грабб!
– Он самый, – сказал Анвил без улыбки. – Мы имеем удовольствие присутствовать в его доме.
С этими словами Анвил легко поклонился и ушел. Я сунула куклу в сумку, удивляясь поступку и словам изобретателя. Но долго размышлять не стала и продолжила путь к своей цели.
Но когда подошла к закутку, подле него по-прежнему торчал дюжий лакей – точнее, сторож. Это вызывало ряд подозрений. Отчего эту часть охраняют так тщательно?
Повинуясь порыву, я легко погрузилась в транс и проделала несложные манипуляции со светом, что шел от свечей в канделябре, которые поставили в алькове напротив – там был оборудован уютный закуток для тех, кто желал уединиться.
Несложный трюк, который в прошлом помог мне сбежать из заведения, где меня запер дядя.
В углу неподалеку от охранника зашевелилась призрачная фигура, сотканная из отблесков света и теней. Я постаралась придать фигуре странные, вытянутые очертания…
Охранник заметил движение и встрепенулся. Он медленно повернул голову, протер глаза, сомневаясь в том, что он видел. А видел он самого настоящего призрака, которого я создала своим талантом.
– Что за чертовщина... – пробормотал охранник, скорее с досадой, чем со страхом, и стремительно пошел в сторону моей иллюзии.
Я проводила его спину внимательным взглядом. Охранник дошел до угла и помахал руками, как будто пытаясь поймать ускользающие тени. Тени колыхнулись и растворились.
«Храбрый малый. Но глупый», – подумала я, на цыпочках кинулась к двери и потянула кольцо.
Дверь бесшумно отворилась, и я ступила в небольшое помещение.
* * *
Льющийся из зала свет выхватил приступку, на которой стоял горящий керосиновый фонарь, дальше виднелся черный провал лестницы.
Я прикрыла за собой дверь в зал и тут же услышала глухие шаги. Шаги удалялись – Корнелиус спускался в подвал. Он ушел уже далеко; я хотела окликнуть его, но не стала.
Меня охватила злость, переходящая в исступление. Вот как, теперь он будто убегает от меня!
Я взяла фонарь и пошла вниз. И тут не в первый раз кольнуло противное опасение: впереди ждет некая тайна, и она вряд ли окажется приятной.
Мои руки, плечи и, кажется, даже спина покрылись гусиной кожей. Пальцы подрагивали, пятно фонаря прыгало. Но я упорно шла вперед. Меня гнало вперед желание действовать, расставить все точки. Гнев рос с каждым шагом и глушил страх.
В день, когда я прибыла в Крипвуд, я невольно вступила в чью-то игру. Меня водили за нос, запугивали, врали. Пора, пора во всем разобраться! Игра зашла слишком далеко. Кто ее затеял? Корнелиус или другой человек?
...И не грозит ли всем гостям смертельная опасность?
Спуск казался бездонным, лестница закручивалась, и из-за бесчисленных поворотов я не могла увидеть, что скрывается дальше; фонарь освещал лишь несколько ступеней и кусок стены, а в спину мне смотрела темнота. Чужие шаги давно стихли, я слышала лишь биение своего сердца.
Нежданно-негаданно лестница закончилась в небольшой комнате. Пол был выложен неровным камнем, впереди низкая дверь. Я открыла дверь, и в лицо дохнуло студеным земляным воздухом.
Пригнувшись, я вошла и тут же остановилась, пораженная.
Действительно, подвал. Но какой огромный! Свет фонаря не мог достичь ни стены, ни потолка. Я медленно двинулась вперед и тут же наткнулась на груду деревяшек и пару проржавевших обручей. Иоахим Грабб действительно когда-то хранил тут вино. Дальше виднелись пузатые темные силуэты – не все бочки рассыпались от времени. Я поежилась, вспомнив призрака, что преследовал меня в переулках Крипвуда. А ну как сейчас похожий выплывет из старой бочки и замогильным голосом поинтересуется, чего я тут забыла?
...Пускай появляется! Злости и досады во мне столько, что хватит на всех призраков. Посмотрим, из чего они сделаны!
...Скоро я обнаружила кое-что поинтереснее. За старыми бочками ровными рядами стояли деревянные ящики, накрепко забитые гвоздями. Однако ящики были новенькими, в таких отгружают товары в лавки. Что внутри? Вещи и продукты, которые привезли сюда для приема? Маловероятно. Когда гости разъедутся, особняк опять опустеет, какой смысл хранить запас?
Наконец, я нашла стену и пошла вдоль нее, касаясь левой рукой. Каменная кладка была ледяной и влажной. Мои пальцы нащупали железный приступок – еще одна дверь! Я потянула ее без колебаний и вышла в узкий коридор. Пройдя до конца, я очутилась в новом подземном тайном помещении.
Ничего подобного я не ожидала увидеть!
Это был еще один зал с земляным полом и высоким потолком. У самого потолка имелись небольшие оконца, сквозь них лился тусклый свет.
Пол и стены зала были сплошь покрыты «волшебными» грибами! Грибы вида Boleuts magicus росли привольно в сырости и полумраке. Это была настоящая плантация! Грибы испускали едва видимый синеватый свет, невыносимо пахло сырой землей и ацетоном. Если собрать урожай, можно нагрузить пару больших телег!
Посадки щедро подкармливали – у одной из грядок стоял наполовину пустой мешок со знакомой печатью. Немало навидалась я таких мешков с удобрениями в оранжереях флорамансеров в академии.
Но куда поразительнее оказался закуток у самого входа. В нем пряталась отлично оборудованная химическая лаборатория. Здесь имелись перегонные кубы, горелки, стеклянные трубки. и пустые деревянные ящики, набитые ватой, готовые к тому, что их заполнят бутылками.
Невероятно… немыслимо! В подвалах лесного особняка Грабба кто-то добывал то самое зелье, за которые слабые Одаренные, желающие усилить свой талант, платили немалые деньги!
Я часто дышала, пытаясь обуздать и привести в порядок мысли.
Жена Корнелиуса пала жертвой вредоносного зелья. Корнелиус приобрел этот особняк. В его подвалах тайно выращивают сырье для зелья. На прием приехали странные гости из столицы… В юности Корнелиус служил в полиции, а потом в ведомстве, которое занималось сбором информации и расследованиями...
Кусочки загадки складывались в моей голове то так, то эдак. Меня попеременно кидало то в жар, то в холод.
– Корнелиус, теперь ты не отделаешься туманной отговоркой... Ты должен мне кучу объяснений! И не только по поводу того, какие отношения связывают тебя с Вильгельминой... – шептала я, медленно отступая к выходу. Чтобы задать ему эти вопросы, я должна выбраться отсюда живой. В любой момент здесь может появиться тот, кто хозяйничает на этой плантации, и тогда мне не поздоровится.
Нужно вернуться к гостям.
Гости! Зачем вообще понадобился этот прием? Зачем приглашать на него жителей Крипвуда? Корнелиус, на чьей ты стороне? Что за игру ты затеял?! Кто ты: жертва заговора, хитрый игрок или... главный злодей?
* * *
Но поразительные открытия на этом не закончились.
Как только я вернулась в подвал, услышала в дальней его части грубый говор двух мужчин. Голоса приближались. Пришлось торопливо накинуть шарф на фонарь и искать укрытия.
У стены стояла огромная рассохшаяся бочка, в которой в стародавние времена Иоахим Грабб держал вино для своих гостей. Надеюсь, именно вино, а не что-то другое, более зловещее. Например, тела тех гостей, которые не угодили разбойнику. В бочку вошло бы штук пять, не меньше.
Там, где бочка соприкасалась со стеной, доски прогнили. Я юркнула в дыру и задохнулась от запаха плесени. Паутина облепила лицо, в носу засвербило от пыли.
Изо всех сил зажав нос ладонью, затаилась, слушая, как мимо проходят тяжелые шаги. Мужчины продолжали разговаривать. Они говорили о каком-то железнодорожном разъезде и о том, что надо бы послать туда еще пару парней. Смысла разговора я не поняла, куда больше меня волновало то, что голоса теперь не удалялись, и им вторили глухие стуки и скрежет дерева о дерево.
