Текст книги "Уездная учительница магии (СИ)"
Автор книги: Варвара Корсарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)
– Близкие отношения. Достаточно близкие.
Я желала откровенности, но все же меня передернуло.
– Эрика, прости, я пока не могу рассказать тебе о многих вещах, – продолжал Корнелиус мягко. – Дай мне время.
– Разумеется.
«О каких это некоторых вещах он не может мне рассказать?»
– Хочешь еще что-то спросить? – он протянул руку и убрал с моего лица локон.
– Ты собираешься остаться в Крипвуде навсегда?
– Через пару лет, думаю, придется вернуться в Сен-Лютерну. У меня там дом. Когда Регина подрастет, ей будет лучше жить в столице, а не в глухом уездном городе.
– Да еще таком, где водятся призраки и живы старые легенды и суеверия. Я так и не поняла, Корнелиус, что ты думаешь обо всей этой чертовщине.
– Я пытаюсь разобраться. Послушай, должен признаться: вчера я побывал в особняке Грабба.
Услышав это, я всполошилась.
– Ты забрался в это проклятое место! Как ты только не побоялся!
– Решил посмотреть мою лесную недвижимость, – улыбнулся он. – И это оказалось легче, чем я думал. Туда ведет вполне приличная дорога через болота со стороны старой узкоколейки. Без подготовки идти было бы опасно, но я был не один, а с тремя парнями с лесопилки. Мы заменили прогнившие доски и кое-что расчистили.
– Что ты там видел?
– Пока немногое, но скажу, ничего страшного там нет. Старый дом, неплохо сохранившийся, построен крепко, на века. Никаких монстров, никаких привидений. В этот раз я прихвачу с собой полдюжину моих ребят, их помощь не помешает. Мне кажется, тебе придется по душе это место и понравится побыть исследователем.
– Да... пожалуй! Когда едем?
– Как насчет ближайших выходных?
– Идет!
Он привлек меня к себе и поцеловал, а потом поднялся и сказал:
– Мне пора. Не забудь закрыть дверь на ночь. Мне будет спокойнее, когда ты переедешь в город.
– Не волнуйся. Я теперь не одна.
– Свинья и мальчик – не защитники.
– Велли надежнее любой овчарки, а преступникам, которые, как все утверждают, в вашем городе не водятся, взять в этом доме нечего. Если же призраки в гости заглянут, буду только рада – с ними тоже пора разобраться. Уж они от меня не уйдут без воспитательной беседы...
Глава 21
Особняк безглазого
На следующий день я отвела Ланзо в школу и передала его госпоже Барбуте, а сама отправилась в сторожку, чтобы успеть поговорить с отцом мальчика до начала урока.
Уборщик уже вернулся от Герхарда. Он помылся, переоделся и побрился, и казался вполне разумным. Меня он встретил крайне неприветливо.
– Что вам нужно? – спросил он, не пуская в дом, и при этом так хмурился и скалил желтоватые зубы, что я чуть не отпрянула. Его гримаса не сулила мирный разговор.
– Вижу, вы уже пришли в себя, – заметила я холодно. – Значит, сможете меня выслушать. Будет лучше если Ланзо какое-то время поживет со мной. Вы не в состоянии обеспечить мальчику должный присмотр.
– Да кто вы такая, чтобы распоряжаться! – он бешено вытаращил налитые кровью глаза. – Явились в наш город, начали устанавливать свои порядки, теперь и детей решили отбирать?
Он сжал руку в кулак и сунул мне его под нос, так близко, что я хорошо рассмотрела следы копоти под обломанным ногтем его большого пальца и красные пузыри ожогов на коже.
– Проваливайте, – велел уборщик злобно.
Я не дрогнула, хотя внутри у меня все сжалось от напряжения.
– Нет. Сначала мы с вами поговорим, как нормальные, цивилизованные люди. Мне не нравится, как вы обращаетесь с сыном. Я готова обратиться в столичный комитет по образованию и просить помощи. Известны случаи, когда детям из неблагополучных семей находили временных опекунов. Хотите, чтобы я пошла по этому пути?
Несколько секунд Виктор смотрел на меня не отрываясь; на его лбу вздулись жилы.
«Сейчас он меня ударит», мелькнула мысль.
Но Виктор вдруг обмяк и отвел взгляд.
– Ладно, забирайте мальчишку, – он неприятно усмехнулся. – Вы ведьма... поди, сумеете позаботиться о ведьминском отродье. Может, это и к лучшему... если Ланзо поживет немного с вами... у погоста.
Я вздернула брови, раздумывая, что привело его к такому выводу.
– Но только до первых заморозков, – заявил Виктор. – Как только с рябины опадет лист, я его заберу.
Я сказала успокаивающе:
– Поверьте, я буду хорошо за ним смотреть. Вы его отец; я уверена, вы любите Ланзо. Но поймите... так нельзя. Может, вы как-то измените свою жизнь… начните с привычек. Откажитесь от алкоголя. Вам тоже нужна помощь, Виктор. Хотите, напишу куратору и узнаю, что можно для вас сделать?
– Ха! – вскричал он и опять сделался страшен. – Изменить мою жизнь! Советы она мне вздумала давать! Да что ты, ведьма столичная, знаешь о жизни здесь, в этом лесном болоте?! Или тебя послали они... те, кто в лесу?
«Он либо заговаривается, либо знает куда больше, чем показывает, о “тех, кто в лесу”, – подумала я. – Любопытно!»
– Виктор, где вы провели Дикую ночь? – произнесла я со всей мягкостью.
– Не помню! – рявкнул он. – А если бы и помнил, вам бы докладывать не стал!
С этими словами он захлопнул дверь перед моим носом. Однако я радовалась своей маленькой победе: мне удалось отстоять Ланзо.
Но вот господин директор вовсе не обрадовался, услышав о моем решении взять мальчика под опеку.
Степпель явился на службу бледный, скрюченный, с обмотанным вокруг поясницы шарфом из собачьей шерсти. Видимо, ревматизм привел его в дурное расположение духа, потому что директор впервые резко выразил недовольство моим поведением.
– Послушайте, Эрика, – начал он, дробно постукивая карандашом по парте. – Когда вы появились здесь, я был полон оптимизма. Я радовался, что к нам приехала решительная, современная девушка. Одаренная. Я думал, что вы сможете внести в нашу жизнь свежую струю. Посадить зерно разума в дубовые головы горожан. Но понимаете, дорогая моя… перемены нужно вводить постепенно. Если новатор настраивает окружающих против себя, ничего не выйдет. Надо действовать иначе. Мягче, тактичнее, разумнее...
– Я делаю только то, что необходимо!
– Вам сейчас необходимо завоевать доверие горожан. Заниматься школьной ярмаркой – до нее осталось всего ничего! Подружиться с родителями детей. А вы с ними без конца ссоритесь.
– Ну, это преувеличение. Ни с кем я не ссорюсь. Даже с Виктором мы достигли кое-какого понимания.
– Да? А с господином Робервалем вы достигли понимания? Он глава попечительского совета, и он не так давно в ультимативной форме требовал, чтобы я отослал вас в столицу.
– С господином Робервалем мы тоже... пришли к пониманию! – я вспыхнула и смутилась. – Мы подружились. Он пригласил меня к себе в гости, и собирается на днях устроить еще одну экскурсию… в лес.
От директора не укрылись мои покрасневшие щеки. Его глаза сузились, и он посмотрел мне в лицо очень внимательно.
– Что случилось с вами позапрошлой ночью? Когда в городе нашли ваш брошенный велосипед?
– Я встретила на улице призрака и испугалась. Убежала и подвернула ногу.
Директор вздрогнул. Он бросил карандаш, сцепил пальцы и судорожно сглотнул.
– Какого... призрака?
– Призрака безглазого Грабба, я полагаю, – я беспечно пожала плечами. – Он щеголял в обгоревшем саване и треуголке. Кто-то решил меня разыграть, – пояснила я. – Наверняка ученики среднего класса. Они ужасные шкоды и шалопаи.
Плечи директора расслабились.
– А... вот, значит, как... – сказал он неуверенно, но тут же опять принял воинственный вид: его седые бакенбарды встопорщились, как у рыси. – Вот еще повод задуматься! Ученики младшего класса вас обожают, а с детьми постарше у вас отношения не сложились. Лучше поработайте над этим, вместо того, чтобы вмешиваться в семью школьного уборщика. А то дождетесь, что вам будут строить каверзы посерьезнее.
– Господин директор, простите, но порой вы сами себе противоречите. Сложно понять, что именно вы от меня хотите. Говорите, что ждете от меня новых методов и новой мысли. Но сами постоянно сдерживаете, укоряете!
– Если вас, молодых, не сдерживать, вы можете натворить дел, – улыбнулся он прежней доброй улыбкой. – И я не укоряю, а даю дружеский совет. Подсказываю, как лучше взяться за нелегкое дело нести цивилизацию в глухие уезды...
Я задумалась: стоит ли рассказать ему о моем прошлом? О том, что я бежала от дяди, вырвалась из сумасшедшего дома? И решила, что сейчас не лучший момент. Корнелиус на этом больше не настаивал. Кроме того, вины за утаивание этой информации я за собой не чувствовала. В конце концов, какое кому дело, что было в моей жизни раньше, до того как я стала учительницей! Я не преступница. И уж точно не настоящая сумасшедшая, а жертва дядиных интриг.
У местных жителей тоже полно скелетов в шкафах. И они вовсе не стремятся знакомить с ними окружающих.
* * *
Удивительно, но на следующей неделе не случилось ничего неожиданного или пугающего. Но и скучной назвать ее было нельзя: я решила последовать совету директора и уделить больше внимания своим прямым обязанностям.
Школа готовилась к осенней ярмарке. В этом году ее пришлось перенести на пару недель, потому что бургомистр Фалберт Флегг уехал по делам в столицу. Горожане не пожелали праздновать в отсутствии первого лица города – из года в год ярмарка проводилась по строгому сценарию, в котором бургомистр исполнял важную роль.
Флегг произносил приветственную речь, перерезал праздничную ленту, а затем в сопровождении самых важных горожан ходил от прилавка к прилавку, пробовал угощения, хвалил кособокие глиняные чашки, кривые свечи и сплетенные из разноцветных шнуров коврики. Он же выпивал первый бокал пунша после закрытия торговли и объявлял начало танцев и конкурсов.
Вместе со школьниками я усердно осваивала науку лепить из глины и отливать из воска, выпекать тыквенные оладьи и клеить ежиков из шишек. Моим ученикам ужасно нравилось, когда я приходила на занятия госпожи Барбуты по домоводству и садилась вместе с ними за парту.
Поначалу мои свечи и чашки выходили хуже, чем у восьмилеток, и дети наперебой подсказывали мне, как правильно взяться за дело. Им доставляло столько радости учить учительницу, что я вовсе не спешила совершенствовать свои навыки.
Но и собственные проекты я не запускала. Вместе с учениками мы извели гору сухарей и с пяток кастрюль помадки, проектируя сладкий сказочный замок. Потом мы брали ножи и вырезали из тыкв фонари со страшными или веселыми лицами.
Кроме того, я объявила родителям, что буду навещать учеников дома, чтобы посмотреть, как обустроено их место для занятий.
Одни рассыпались в заверениях, что будут счастливы видеть меня в гостях. Другие морщились и отвечали уклончиво. Мое требование пришлось им не по нраву.
Однако я настояла на своем и взяла за привычку заходить после занятий в один-два дома, порой без предупреждения. Возможно, это было бесцеремонно, но такова моя обязанность – следить за жизнью учеников не только в стенах школы.
Чаще всего меня встречали дружелюбно. Дети кидались показывать свои богатства – книги, игрушки, котят, а родители усаживали за стол и не выпускали, пока я не попробую каждое из выставленных блюд. Вечером Ланзо приходилось одному справляться с корзинами, которые приносили нам из «Хмельной коровы».
Но были и те, кто не желал пускать меня за порог, а если и пускали, стремились поскорей выпроводить.
Особенно холодный прием мне оказали в доме аптекаря Крежмы. Отец Владисласа вел себя вежливо, но его взгляд и интонации были едкими, как йод из его склянок. Аптекарь ни в какую не желал выслушивать мои замечания о недопустимости телесных наказаний.
– Да, иногда я вынужден прописать моему сыну пару хворостин. Что в этом такого? – говорил он воинственно, поправляя указательным пальцем пенсне. – Это самое действенное средство донести до мальчишки нужный урок. Не чужой человек ведь его учит, а отец родной! Как видите, у Владисласа есть все необходимое: своя комната, книги. Я не жалею средств на его образование. И вправе определять, как именно буду заставлять его усваивать знания.
Я вздохнула и решила вернуться к разговору позже; мне не терпелось убраться из холодного дома, насквозь пропахшего карболкой. Этот запах вызвал у меня воспоминания о клинике святого Модеста, и я чувствовала себя крайне неуютно.
Побывала я и в гостях у Регины Роберваль. Однажды после уроков она задержалась в классе и торжественно пригласила меня на чай.
– Я покажу вам, какие наряды мы сшили для кроликов Ады! Папа сказал, чтобы вы и Ланзо привели. Он теперь у вас живет, да? Завтра папа приедет и заберет нас после школы.
На следующий день после занятий Корнелиус действительно ждал у ворот в автомобиле. Со мной он поздоровался церемонно, но уголок его губ едва заметно подрагивал от скрытой улыбки, и я поняла, что идея позвать учительницу на чай исходила не только от Регины.
– Наконец-то ты побываешь у меня дома открыто и при свете дня, – шепнул он мне, когда помогал забраться в автомобиль. – И увидишь не только кухню.
Регина сразу же пожелала устроить для гостей экскурсию по дому. Она водила нас по комнатам, мы с Ланзо шли следом, замыкали процессию Корнелиус и гувернантка Алисия. Ее присутствие меня стесняло, особенно потому, что она то и дело порывалась вести себя как хозяйка. Поправляла Регину, без конца приглашала полюбоваться рисунком на обоях или оценить светильники.
Корнелиус помалкивал, и только едва заметно усмехался своим мыслям.
Признаться, дом меня поразил. Он был старый, его возраст выдавали панельные обшивки, тяжелые балки в потолках и гладко отполированные дубовые перила на лестнице. Но мебель была новой, и тот, кто подбирал ее, обладал хорошим вкусом и знал толк в уюте.
В комнатах полно солнца, стены от пола до потолка увешаны картинами, ногам приятно ступать по мягким коврам. В то же время заметно отсутствие настоящей хозяйки – женских безделушек нет на полках и в шкафах, на диванах ни одной вышитой подушки, которые так любит моя тетя.
Пожалуй, дом моего дяди отличался большей роскошью, но у этого дома был свой характер. Он обещал теплые вечера у камина, вкусную еду и задушевные разговоры в приятной компании.
– Вы привезли мебель из города?
– Да, – ответил Корнелиус. – Все выбирал сам, не стал поручать это важное дело постороннему.
– У вас замечательный дом! – воскликнула я с энтузиазмом, и это так развеселило Корнелиуса, что теперь он уже улыбался во весь рот.
Мне хотелось попросить его показать кабинет: эта комната как нельзя лучше отражает вкусы и привычки хозяина. Но тут выступила Алисия:
– В гостиной для вас приготовили чай, – сказала она с милой улыбкой, переводя цепкий взгляд с меня на Корнелиуса.
– Но я еще не познакомила госпожу Верден с пони! – запротестовала Регина. Алисия наклонилась и что-то сказала ей строго – вероятно, напомнила о хороших манерах. Регина закусила губу, а потом церемонно пригласила:
– Прошу, госпожа Верден, сюда, на второй этаж...
Во время чаепития Корнелиус предоставил говорить Алисии и Регине: те болтали наперебой, словно стремились переговорить одна другую.
Регина радовалась от души, а вот в нотках Алисии мое ухо улавливало искусственную оживленность.
Впрочем, могло и казаться. Меня колола ревность к девушке, которая жила под одной крышей с Корнелиусом и которая, вероятно, была в него влюблена. Возможно, и Алисия чувствовала во мне соперницу. Она упорно подводила разговор к моей жизни до приезда в столицу, и ее реплики были полны разных намеков.
То скажет с сочувствием: «Наверное, ваши столичные знакомые молодые люди были безутешны, когда вы выбрали назначение в этот далекий город!» То спросит невзначай: «Чем вы планируете заниматься, когда вернетесь в столицу? Надеюсь, вы задержитесь здесь до весны. Но зимы у нас скучные, мы прекрасно поймем, если вы захотите уехать раньше!»
На все ее слова я отвечала вежливой улыбкой и легким пожатием плеч.
Ланзо глазел по сторонам, прятал руки под столом и старался не шмыгать носом. Он ужасно стеснялся.
После чая Регина увела меня и Ланзо в свою комнату, и тут я провела интересные полчаса, выслушивая рассказы об игрушках и платьях.
За окном начало темнеть, я поспешила раскланяться; Корнелиус повел нас к автомобилю, чтобы отвезти в Кривой дом.
По дороге мы молчали; в присутствии Ланзо мы все равно не смогли бы говорить о том, о чем хотелось.
Но когда мы прибыли, и Ланзо проскользнул в дом, Корнелиус поймал меня за подбородок и быстро поцеловал:
– Завтра едем в лес навестить дом Грабба, помнишь? – спросил он. – Не передумала?
– Конечно, нет!
– Тогда до завтра, – он еще раз поцеловал меня и уехал.
* * *
Мне не терпелось провести целый день с Корнелиусом, хотя предложи мне кто другой вернуться в проклятый лес – отказалась бы наотрез. Но я училась доверять Корнелиусу и знала, что он сумеет защитить меня. Он был подлинный король и владелец здешних лесов; куда призракам тягаться с ним и его страшными паровыми машинами!
Собираясь в гости к Граббу, я оделась тепло и удобно, не особо заботясь о красоте.
Когда я была помолвлена с Андреасом, на свидания выбирала лучшие наряды, проводила часы за туалетным столиком, продумывала поведение, шутки и темы разговоров, желая поразить жениха.
Готовясь к встречам с Корнелиусом, я лишь старалась выглядеть опрятно, но и это не всегда удавалось.
Он видел меня в платье, испачканном навозом, когда я возилась с кабаном; он заботливо стряхивал мел с моей блузки, когда заглядывал в класс после занятий. Но я не испытывала смущения, появляясь перед ним в непрезентабельном виде. Я знала, что привлекаю Корнелиуса вовсе не красотой и элегантностью, и уж точно не кротким нравом.
Добираться до особняка Грабба предстояло по старой узкоколейке, поэтому мы договорились встретиться на вокзале.
Когда я пришла, у платформы уже пыхтела простая паровая дрезина, какую используют рабочие. Одну скамью заняли четыре крепких парня в одежде лесорубов. В ногах у каждого стояли ящики с инструментами. На вторую скамью сели мы с Корнелиусом.
– Госпожа Верден пишет заметки об истории нашего края, – объяснил он своим рабочим. – Ей будет интересно ближе познакомиться с лесом и посмотреть особняк.
Парни в моем присутствии смутились, попрятали трубки и примолкли. Когда им требовалось что-то сказать, они долго думали, краснели и сопели – видимо, мысленно вычищали из фраз крепкие словечки.
При посторонних мы с Корнелиусом вели себя как хорошие знакомые. Он – самый важный человек города, я – женщина, которая учит его дочь, ничего более.
Я старалась не смотреть на него слишком пристально. Мне нравилось, когда он вместо строгого костюма надевал одежду лесоруба. Отчего-то в этом наряде он казался ближе и понятнее, хотя мне было куда привычнее иметь дело с городскими господами, а не простыми людьми, зарабатывающими на жизнь руками и смекалкой.
Но все же во многом – почти во всем! – Корнелиус оставался для меня закрытой книгой.
Шли первые недели наших новых отношений. Я пока боялась дать им точное определение, даже мысленно опасалась назвать их любовными. Но это были волнующие недели поцелуев украдкой, неловких слов нежности, недели узнавания и притирки.
Я изумлялась тому, как внезапно и безоговорочно Корнелиус поверил моей истории. Когда нам удавалось побеседовать без посторонних ушей, он расспрашивал меня о детстве, об учебе в академии, о жизни в доме дяди. И никогда больше не говорил категорично ни о моих поступках, ни о дядиных.
– Эрика, – сказал он однажды. – Ты не думала, что между тобой и Хартом полно недопонимания? Ты считаешь, что он был против твоих планов и желаний, ставил тебе палки в колеса, не хотел, чтобы ты развивала дар. А ты пыталась понять его точку зрения?
– Тысячу раз говорила с ним, – ответила я сердито. – Дядя меня и слушать не желал. Ругался, пыхтел и брызгал слюной, стоило мне заикнуться об обучении в академии. А когда я спроваживала навязанных им женихов, топал ногами – однажды даже паркет проломил. Он меня ненавидит.
– Но он заботился о тебе, разве нет?
– Его забота привела меня в лечебницу святого Модеста! Это были ужасные два дня. Каждый раз, когда я их вспоминаю, меня дрожь пробирает.
– Мне жаль, что тебе выпало такое, – сказал он мягко, потом легко погладил по спине, обнял и поцеловал в висок. – Ты не выносишь насилия. Ты не жертва и никогда ей не будешь. Ты всегда готова бороться, в том числе сама с собой; это то, что мне так нравится в тебе.
Отчего-то я вспомнила тот разговор, когда сидела рядом с Корнелиусом на платформе подрагивающей дрезины и вглядывалась в его лицо, пытаясь разгадать его мысли.
Он заметил мой взгляд и улыбнулся, а я задумалась: Корнелиус уже многое знает обо мне. Но я знаю о нем? Почти ничего. И все же я переживала лихорадочное счастье первых дней влюбленности и узнавания. Быть может, сегодня мне повезет, и самые большие открытия я сделаю вовсе не в старом лесном особняке.
Запыхтел двигатель, застучали колеса, вокзал поплыл назад, и скоро мы ехали по узкому лесному коридору. Погода выдалась прохладной, но солнечной. Я радовалась прогулке и пыталась представить, что мы обнаружим в доме Грабба.
Камни, разрушенные стены, провалившаяся крыша, птичьи гнезда... А вдруг там все же прячутся лесные монстры, наподобие того, что привиделся мне в тумане? Корнелиус продолжал утверждать, что я приняла гнилое дерево за чудовище, но у меня были свои соображения на этот счет.
– Для чего вам инструменты? – я показала на ящики в ногах рабочих.
– Чтобы начать приводить особняк Грабба в порядок.
– Зачем?! Неужели вы считаете, что в нем можно жить?
– Отчего нет? Он в прекрасном состоянии.
Он, должно быть, шутит? Я глянула на Корнелиуса с удивлением, но он лишь загадочно улыбнулся в ответ.
* * *
Дрезина пронеслась по темному, пахнущему хвоей лесному коридору, пыхнула дымом и остановилась на пригорке.
– Приехали, – объявил Корнелиус и помог мне выбраться. Рабочие попрыгали на насыпь и выгрузили ящики с инструментами.
– Теперь пройдем по болотной дороге. Тут недалеко, с четверть лиги. Настил крепкий, однако ни в коем случае не сворачивайте с него. За последние годы мшары высохли, но есть участки с вязкой почвой. Туда лучше не соваться.
– Говорят, безглазый разбойник топил в болотах горожан, которые отказывались ему подчиняться, – подал голос бородатый рабочий.
– Еще болтают, тела в грязи остаются целехоньки, – подхватил разговор кудрявый парнишка. – Глянешь в болотную воду – а оттуда на тебя белая рожа таращится. И манит: иди, мол, ко мне, заскучал я тут за двести лет в грязи.
– Эй, парни! Хорош ерунду болтать, – осадил их Корнелиус. – Не пугайте даму.
– Господин Роберваль, она ж за тем и поехала, чтобы легенды края узнать, – возразил бородатый. – У нас есть что ей рассказать. Успели местных наслушаться, хоть сами мы люди пришлые.
– Я вовсе не испугалась, мне интересно! Пожалуйста, рассказывайте дальше, – уверила я их и достала блокнот и карандаш.
– Потом, – Корнелиус мягко улыбнулся, жестом попросил убрать блокнот и взял меня под руку. – Спускайтесь осторожно, Эрика... смотрите под ноги. Бревна неровные.
Мы спустились с пригорка и ступили на бревенчатый настил. Он так зарос мхом, что без подсказки я бы его не нашла. Бревна под ногами были крепкими, лишь иногда под ними чавкало и хлюпало.
Лес вокруг был мертвый, нехороший. Из рыжего мха торчали покосившиеся обломки сухих деревьев, дальше стеной стояли сосны. Оттуда, из мрака, размеренно ухала сова, хотя до ночи было далеко.
– Настоящий разбойничий лес, – заметил бородатый лесоруб, вытирая лицо кепкой.
– Лишь бы туман не пришел, – прошептала я и крепче вцепилась за руку Корнелиуса.
– Обещаю, тумана сегодня не будет, – ответил он спокойно. – И призраков мы не встретим.
– Откуда такая уверенность? Тот болотный монстр где-то неподалеку, – прошептала я ему. – Может, поищем? Только топор прихвати.
– Из вас, госпожа Верден, выйдет прекрасная журналистка, – усмехнулся Корнелиус. – Вы не упустите возможности разобраться в загадке до конца. Но сначала заглянем в особняк Грабба. Он уже близко. Вот и гать закончилась.
Мы свернули на извилистую, едва заметную тропку среди ельника. Обошли овражек, поднялись на холм, ступили на пологий спуск и шли ниже и ниже, мимо поваленных деревьев и непролазных кустов. Колонии «волшебных грибов» облепляли сухие пни и поваленные стволы. В воздухе стоял насыщенный землистый запах.
Ветви плотно переплетались над головами, по земле тянулись узловатые корни, становилось темно и сыро, но я горела от нетерпения и любопытства. Я нисколечко не боялась. Корнелиус шагал так уверенно, словно шел по собственному дому. Зычно переговаривался с рабочими, хозяйской рукой отводил с пути ветку, оценивающим глазом смотрел на мощные стволы сосен, что желтели среди ельника.
У Корнелиуса имелись определенные планы на этот колдовской лес, и его призрачным обитателям придется с ними смириться.
Еще один поворот – и перед нами, словно по волшебству, возник лесной особняк.
Рабочие поставили на землю ящики, уселись на них и раскурили трубки, а я, как завороженная, двинулась вперед мелкими шажками.
– Парни, отдохните, потом займитесь дорогой; нужно сменить настил на подходе, – приказал Корнелиус. – Мы с госпожой Эрикой заглянем внутрь.
– Корнелиус, он восхитителен! Как иллюстрация к детской книжке со страшными сказками, – прошептала я благоговейно.
Особняк разбойника Грабба и впрямь неплохо сохранился. За века двухэтажный дом с двумя остроконечными башнями врос в землю, но выглядел крепко, крыша не осыпалась, в черных провалах стрельчатых окон остались решетки.
От времени и копоти давнего пожара камень стен почернел, его серым пологом покрывал мох, сухие плети вьюнка заползали в окна и двери.
Старый дом сохранил величественный и мрачный вид. Глядя на колючие лапы охраняющего его ельника, на черные глазницы окон и зубцы башен, легко было поверить, что над этим местом тяготеет проклятие.
И все же мне не терпелось попасть внутрь. Кто же упустит возможность побывать в самом сердце легенды!
– Не боишься? – улыбнулся Корнелиус, подавая мне руку, когда я шагнула на выщербленную ступень крыльца. – Все еще отмахиваешься от суеверий и считаешь легенды глупостями?
– В Крипвуде легко заразиться суевериями. Я поняла, что страшные сказки делают жизнь интереснее и поэтичнее, – улыбнулась я.
– Верно, – кивнул Корнелиус. – Непознанное притягивает и детей, и взрослых. Но суеверия рождаются из страха, а страх порождает жестокость. Это место – он показал на особняк, – в прошлом знало немало жестокости. Исторический факт. Мой предок был натуральный садист.
– Но мы не дадим ему вернуться в современный мир, – закончила я легкомысленно. – Идем же скорей: не терпится посмотреть, как он жил!
* * *
Мы медленно поднялись по обветшалому крыльцу. Под подошвой похрустывали сорняки и ветки, покачивались истерзанные временем камни.
Меня охватило торжественное и трепетное настроение – но разве можно входить с другим чувством в дом, где в прошлом творилось немало злодеяний, а в настоящем обитают привидения!
Двери в особняк были плотно прикрыты, но одна створка покосилась, сорванная с петель. Корнелиус потянул дверь, она открылась легко, без скрипа.
Мы попали в темный коридор. На полу вдоль стены негромко прошуршало что-то живое.
Впереди мутно светлел прямоугольный проем, за ним открылся пустой зал.
Помещение было огромным и темным, словно склеп великана. Пахло в нем, как всегда пахнет в таких местах: старым камнем, полынью и сладковатой гнилью. Шероховатые стены подпирают тяжелый каменный свод. Сквозь высоко расположенные окна пробиваются неяркие лучи. В полосах света кружится пыль. В дальней части зала виднеются широкие ступени парадной лестницы. На них даже сохранились лохмотья ковра.
В углах висят черные гроздья – летучие мыши. Время от времени они встряхивают перепончатыми крыльями и переползают с места на место.
Потолок украшен резьбой, на непрошеных гостей смотрят пустыми глазами каменные лица: недобрые, задумчивые, настороженные, или искаженные гримасой безумного веселья. Заметив их, я постаралась не задирать голову лишний раз.
Почти под самым потолком зал опоясывает галерея с каменными перилами. На миг у меня мороз пробежал по коже: показалось, что там, в густых тенях, стоит бесплотный человек и внимательно наблюдает за нами.
Корнелиус заговорил – громко, уверенно, и его голос разрушил чары:
– Дом построил для своего приятеля Грабба знаменитый мастер Жакемар – механик, кукольник, анатом и зодчий. Каждый его дом – шкатулка с секретом. Может, ты слышала о замке Морунген, другом творении Жакемара? Он расположен в соседнем округе вблизи Ольденбурга. Замок напичкан механизмами от подвала до чердака и, говорят, обладает собственной душой. Его секреты до сих пор не раскрыты. Нынешние владельцы замка не любят пускать в него посторонних.
– Да, слышала... Дом Грабба тоже полон загадок старого мастера?
– Не исключено, что он устроил в нем пару-другую сюрпризов. Например, наверняка где-то спрятан подземный ход до побережья – до него отсюда не больше лиги. Грабб, старый пират, промышлял контрабандой и таскал по тайному ходу запрещенные товары. Но все-таки этот дом создавался как лесное убежище для разбойника, который возомнил себя хозяином местных земель. Здесь все устроено по-простому, но с размахом. Отставные пираты любят жить в роскоши. Вот главный зал: тут Грабб устраивал попойки. На втором этаже несколько комнат.
– Удивительно, как все хорошо сохранилось. Ни обвалившейся штукатурки, ни мусора... даже паутины нет. Как будто здесь бывают люди и поддерживают дом в приличном состоянии.
Корнелиус искоса посмотрел на меня, словно его озадачило мое предположение.
– Люди? Жители Крипвуда не пойдут сюда добровольно. Добраться из города сложно. Есть старая дорога через болота, но она почти непроходима. Та дорога от насыпи, по которой мы шли, расположена далековато для пешей прогулки.
– Тогда дом охраняют защитные чары. Они не дают ему развалиться окончательно.
– Еще недавно ты возмущалась, когда тебе говорили о магии, и утверждала, что чудес не бывает, – Корнелиус повел меня по залу. – Грабб пользовался услугами ведьм и колдунов – то есть, сенситивов. Если его подручные баловались с эфирными полями и потоками, не исключено, что дом обладает какими-то особыми свойствами. Мы еще многое не знаем об Одаренных и не изучили все их возможности.
– Я помню рассказ о Граббе. В легенде говорится, что Жакемар заключил его душу в кристалл, и это позволяет Граббу возвращаться из запределья и творить новые непотребства. А что, если этот кристалл спрятан где-то тут?
– Хочешь его отыскать и выпустить разбойника на волю? Взять у него интервью для «Вестника оккультизма»?
– Вот еще! Хотя эксперимент был бы интересный. Помнится, когда я отрицала возможность сохранения ауры Одаренных, ты заявил, что нет ничего невозможного, и в столице ведутся исследования в этом направлении. Ты много знаешь об Одаренных. Наверное, ты разделял интересы твоей жены, много читал об этом...
