Текст книги "Записки солдата"

Автор книги: Іван Багмут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)

Меня охватило такое отчаяние, что я не спал всю ночь, но так ничего и не придумал. Единственный выход – ехать на пруды и выследить воров.

И вот мы с Сереньким отправились на объекты.

Как раз началось вылавливание мальков карпа из нерестовых прудов. Я смотрел, как спускали воду, и когда мальки оставались в маленькой канавке, их вылавливали сачком из тонюсенькой материи, которую называли газом. Мальков считали стаканами. Мне интересно было узнать, какое потомство дает одна самка.

Сто тысяч штук! Чудесно!

Серенький дернул меня за ухо:

– Скоро двенадцать!

Я нервно бил себя хвостом по бокам, часто облизывался, тяжело дышал.

– Успокойтесь, прошу вас, – умолял меня Серенький.

– А чем мы поможем, как предотвратим беду? – спросил я и поплелся за другом к месту встречи жуликов.

Мы сели в траву и ждали, посматривая на солнце. Когда оно подошло к зениту, явился Пуголовица. Он пришел не от пруда, а прямо из поселка, чтобы рабочие не видели, как он ходил на шоссе. Вскоре показался и Ракша.

– Сегодня ночью, – шепнул он.

– Давай! – согласился Пуголовица. – Я думаю, лучше всего часа в два.

– Договорились. Бери то, что просил. – И Ракша дал Пуголовице две бутылки водки.

– Это славно. Я уже сказал своим, будто у меня нынче именины… – захохотал тот.

Я слушал разговор в оцепенении, но неожиданно меня осенило.

– Эврика! – воскликнул я. – Я их разоблачу! Мой план затянет петлю на шее жуликов! Ступай, Серенький, домой и не спускай глаз с Пуголовицы, а я… У меня родился план «Молния».

Я бросился за Ракшей, уходившим к шоссе. Когда он сел в машину, я прыгнул в кузов.

В пути, хотя мы ехали всего с полчаса, я, не теряя времени, отдался философским раздумьям.

Для чего человек пьет водку?

Оказалось, найти ответ на этот вопрос очень трудно, я не видел никаких логичных мотивов для употребления алкоголя.

Выпив водки, человек глупеет. Это истина очевидная, доказывать ее не приходится. Но ведь человечество в целом и каждый человек в отдельности стремятся поумнеть! Как же разрешить противоречие?

Скажут: выпив, человек веселеет. Но это же веселость дурака! Кто не видел улыбки пьяного? Он смеется без причины, как смеются одни дураки!

Скажут: человек пьет с горя, чтобы забыться. Но это лазейка для пьяниц – ведь прежде чем выпить с горя, надо привыкнуть к водке…

Размышляя таким образом, я не нашел никаких достойных причин для употребления водки…

План «Молния»

План «Молния»! Он родился совершенно неожиданно. Впрочем, это лишь так кажется. Когда все время думаешь, ищешь, бьешься над решением одной задачи, идея часто приходит уже после того, как ты потерял всякую надежду. Очевидно, и план «Молния» – результат бессонной ночи.

Мы приехали на окраину города к маленькому домику, где жил Ракша. Я прошел за ним во двор и, озираясь по сторонам, притаился у забора. В комнату я сперва боялся входить, но потом прыгнул в открытое окно и спрятался под кровать.

Ракша обедал, а я, хоть мне и хотелось есть, сидел тихо. После обеда он часа два отдыхал и наконец собрался ехать.

– Сегодня ночью, – сказал он жене с порога.

– Ой, бросил бы ты это дело… Ну на что тебе?.. – грустно проговорила жена, и я почувствовал к ней симпатию.

– Будет! – строго сказал муж. – Смотри же, не вернусь, брось письмо в почтовый ящик.

– Да знаю… – вздохнула женщина.

Я проследил за ее взглядом и увидел краешек синего конверта, выглядывавший из-за зеркала на комоде.

«Уф! – вздохнул я полной грудью. – План „Молния“ будет выполнен!»

Мое письмо запаковали в сундук, но я брошу в почтовый ящик письмо Ракши. Просто, как и все гениальное! Как я не додумался сделать это раньше? Не пришлось бы мучиться с писанием. Впрочем, поразмыслив, я решил, что правильно поступил, написав письмо. Я таким образом выучился писать, а это еще пригодится в жизни! Я не собирался заниматься литературой, но уметь писать надо не одним писателям.

Я снова спрятался под кровать и теперь боялся напугать хозяйку своим внезапным появлением, а когда она засуетилась, провожая мужа, выскользнул во двор.

За домиком цвели яблони и груши. Нежный аромат наполнял все вокруг, гудели пчелы, зеленела трава, чирикали птицы, собаки во дворе не было… Праздничная природа растрогала меня до слез.

«Как хорошо вокруг!» – подумал я и в тот же миг услышал шепот Ракши:

– Дура! Деньги! Деньги – это все!

«Боже, какой примитив! – покачал я головой. – И это человек!»

Настроение мое было испорчено.

Когда стукнула щеколда калитки, я смело направился в дом.

– Господи, какое страшилище! – всплеснула руками женщина.

Но я прошмыгнул мимо и забрался под кровать. Нору я заметил еще в прошлый раз, но тогда не стал охотиться, дабы не привлекать к себе внимания. Теперь я сел возле норы, и через десять минут в когтях у меня была мышь.

Я вылез из-под кровати, бросил добычу на пол и посмотрел на хозяйку. Все! Отношения между нами наладились.

Через полчаса я поймал вторую мышь, а через час – третью. Восторгу хозяйки не было границ, а я только снисходительно улыбался.

Вечером, когда хозяйка вышла, я вытащил письмо из-за зеркала, положил под кровать и с минуту прислушивался, сдерживая внутренний трепет. Нет, хозяйки не слыхать. Тогда я в зубах вынес письмо во двор и там засунул под кирпичину. Сердце неистово билось. И понятно: застань меня женщина с письмом в зубах, план «Молния» постигла бы участь плана «Взрыв».

Отдышавшись, я укрылся в лопухах. В комнату больше не рисковал заходить: а вдруг на ночь запрут окна и двери? Тем более что, уезжая, Ракша наказывал: «Гляди не забудь запереть на ночь окно!»

Тревога не покидала меня. Чтобы успокоиться, я залез на крышу – там было свежее. Конверт синел из-под кирпича, и, хотя я знал, что люди в темноте не видят, мне все время казалось, что женщина вот-вот заметит письмо. Только когда она заперлась, я задышал ровнее.

Скорее бы бросить письмо в почтовый ящик! Но еще рано, по улице ходят люди, проезжают машины. Я сидел, прислушиваясь к звукам. Проходили часы. Город понемногу засыпал…

Пора! Я спрыгнул с крыши, взял письмо в зубы, перебрался через забор и направился к почтовому ящику. Улицы предместья тихи. Но у этих тихих улиц свои минусы: можно наскочить на собаку, на пьяного или на влюбленную парочку. Настороженно прислушиваясь к каждому шороху, я бежал по улице, а сердце готово было выскочить из груди.

На мое счастье, почтовый ящик оказался недалеко. Я сунул письмо в щель и вздохнул полной грудью. Наконец-то! Последняя кнопка плана «Молния» нажата!

Я не торопясь направился к Ракше, чтобы проследить, куда он повезет краденую рыбу. Потом снова залез на крышу и, укладываясь спать, с удовлетворением подумал: «Дорого же вы за эту рыбу заплатите!»

Но сон не шел. Я видел перед собой пруд, красавцев карпов, которых так внимательно отбирали на расплод, представлял себе рожи браконьеров, довольные, хищные, противные, и мне становилось так худо, что хотелось плакать. Тогда я вспоминал о письме, брошенном в почтовый ящик, и настроение чуть улучшалось.

Уже перед рассветом зашумела автомашина, но не остановилась у двора Ракши. Потом машины пошли уже одна за другой, а Ракши все не было. Наконец я сообразил: «Зачем же ему возить рыбу домой? Чтобы кто-нибудь увидел?»

Меня вихрем смело с крыши. Я выбежал на улицу и, вспрыгнув на первую автомашину, шедшую в направлении нашего поселка, поехал домой.

Что там делается? Не придумал ли чего-нибудь Грей?

Когда проезжали мимо пруда, я соскочил на землю и побежал в наш рыбхоз.

План «Легенда»? Нет!

В рыбхозе что-то случилось. Посреди двора стояла чужая «Победа», у конторы толпились люди, дверь кладовой охранял часовой с ружьем. Сердце у меня радостно забилось. Письмо дошло!

Я поискал глазами Серенького и, не найдя, пошел в кабинет директора, возле которого тоже стоял часовой с ружьем. У меня захватило дух. За столом сидел старшина милиции, перед ним – Ракша.

Поймали мерзавца!

Директор, старший охранник и Серенький сидели возле старшины и помогали вести допрос.

– Результат моего плана «Легенда», – сказал Серенький, кивнув на Ракшу.

– Что? – вскинулся я.

– Когда вы уехали, бросив мне намек на план «Молния», у меня мгновенно возник план «Легенда». Как видите, он сработал недурно.

– Это результат моего плана «Молния»!

– Следствие начинается. Послушаем. Я уверен, это результат моего плана.

– В чем же он состоял? – холодно спросил я.

– Просто, как все гениальное! Мы забыли об одной вещи. Существует легенда, по которой, если кот или кошка перебегает дорогу человеку, тому не посчастливится. Я решил использовать это поверье и перебежал дорогу Пуголовице, а потом Ракше. Сделав это, я спокойно пошел спать. И вот результат!

На мгновение во мне шевельнулась зависть, что Серенький придумал такой остроумный способ борьбы с врагами, но только на мгновение. Уже через секунду, призвав на помощь свою сознательность, я сказал Серенькому:

– О, Грей, какой же ты наивный! Это самое обыкновенное суеверие для старых бабушек и шоферов. Послушай, что я сделал. – И я кратко рассказал о ночных событиях.

Но Серенький уперся. Мы немного поспорили и решили послушать допрос, чтобы выяснить, чей же план сработал.

Между тем милиционер допрашивал Ракшу:

– Откуда вы знаете Петренко?

– Подвозил как-то на машине, вот и познакомились…

– И предложили ему украсть карпов? Украсть государственное имущество?

– Нет, это он мне предложил.

Серенький толкнул меня в бок:

– Слышите?

– Вы знаете, что рыба, которую вы намеревались украсть, племенная, предназначенная для разведения и зарыбления Днепровского моря?

– Нет, не знал.

– Может, и Петренко не знал? – вставил слово старший вахтер.

– За Петренко не скажу, – делая вид, что не замечает издевательства, ответил Ракша.

– Стало быть, не знали, – протянул милиционер и, пытливо глянув на Ракшу, вдруг спросил: – Вас уже уличали в краже государственного имущества?

Я ожидал, что вор смутится, но он ответил совершенно спокойно, даже нагло:

– А это другое дело. Я свое отсидел.

– Но ничему не научился. Опять захотелось в тюрьму?

– Это меня проклятый Петренко подговорил. Разбогатеем, мол!

Я представил себе, как будет клепать на Ракшу Петренко-Пуголовица, когда станут допрашивать его, и усмехнулся. Однако странно, почему милиционер называет Пуголовицу – Петренко?

– Где вы думали продать краденую рыбу?

– Не знаю. Это все Петренко.

– Ты что? Дурачком прикидываешься? Где вы думали сбыть рыбу?

Ракша задвигался на стуле.

– Собирались отправить в Харьков на машине.

– Так бы и говорил! А на чьей машине вы приехали грабить? Кто был с вами еще? Кто те, что сбежали на машине?

– Нанял на шоссе. Не спросил – кто.

– Они же знали, что рыба краденая?

– Они не спросили, а я не сказал.

– Признавайся, Ракша. Лучше признавайся!

– Мне не в чем признаваться. Я все сказал.

– Гляди, честно признаешься, наказание будет легче.

– Я все сказал.

– Ну что ж. Тебе виднее… – Старшина записал все в протокол. Дал расписаться Ракше и приказал увести его и ввести второго.

– Попался, бандюга! – приветствовал я Пуголовицу.

Он хмуро оглянулся и потупился.

– Фамилия? – спросил старшина.

– А то вы не знаете! – сверкнул глазами исподлобья жулик.

«Вот когда милиционер назовет его настоящую фамилию! Вот тогда у него глаза полезут на лоб!» – злорадствовал я.

– Фамилия? – твердо повторил милиционер.

– Петренко Сидор Петрович.

Я ожидал насмешливого взгляда старшины, но он одобрительно кивнул и продолжал:

– Откуда знаете Ракшу?

– Как-то подвозил меня в город…

– И он подбил вас на кражу?

«Вот сейчас начнет топить своего дружка!» – подумал я, но то, что сказал Пуголовица, заставило меня широко раскрыть глаза.

– Нет, – заявил жулик. – Это я его подбил на преступление. Каюсь, виноват! Меня подговорили.

– Кто?

– Шофер Веремиенко.

Директор, старший охранник и Серенький прыснули, но милиционер строго посмотрел на них.

– Как же он вас подговорил?

– Говорит: давай украдем карпов, отвезем на базар, а деньги пополам.

Старшина моргнул часовому. Тот вышел и через минуту вернулся с Веремиенко.

– Это он предлагал вам ограбить пруд? – спросил старшина.

– Он самый, – нагло смотря на парня, твердо ответил Пуголовица.

Веремиенко на миг остолбенел, потом лицо его расплылось в улыбке, и он сказал Пуголовице:

– Скажи, а тебя били когда-нибудь карпом по роже?

Все расхохотались, а Пуголовица багрово покраснел.

– Вы настаиваете на своем показании, что Веремиенко подговаривал вас на кражу? – спросил милиционер.

Пуголовица молчал.

– А ты знаешь, Петренко, кто тебя выследил и поймал? – отозвался старший охранник. – Веремиенко.

Пуголовица метнул на Веремиенко полный ненависти взгляд и вздохнул:

– Это я на него по злобе…

– План «Легенда»? – подмигнул я Серенькому.

– План «Молния», – ответил он мне в тон.

– Еще кто вас подговаривал? – допытывался милиционер.

– Рабурденко.

– Кто? – переспросил следователь, а директор и старший охранник посмотрели на Пуголовицу с удивлением.

– Лаборантка. Заставляла носить ей карпов сверх того, что нужно для анализа.

– Сколько же вы ей принесли?

– Да, может, центнера три перетаскал. Что ни день – по три-четыре здоровых карпа…

Милиционер приказал вызвать лаборантку. Она явилась, бледная, испуганная, заплаканная, и без устали вскидывала бровями. Когда ей прочитали показания Петренко, она чуть не упала в обморок.

– Это ложь! У меня не было тенденции заказывать себе карпов! Он сам приносил мне.

– Приносил сам. А за что? За то, что вы прятали в лаборатории мою рыбу.

– У меня не было такой тенденции! – крикнула лаборантка.

– Я за тенденцию не говорю, – настаивал Пуголовица. – А большого карпа где я прятал? Не у вас в холодильнике?

Рабурденко ахнула и упала без чувств. В комнате стало шумно. Кто-то кричал, чтобы лаборантке принесли воды, директор гневался и махал кулаками на Пуголовицу, старший охранник корил себя за ненаблюдательность, а мы с Сереньким грустно качали головами, видя, до чего довела Рабурденко ее беспринципность.

Наконец принесли воды, и Рабурденко пришла в себя.

– Как же вы могли так поступить? – с укором спросил директор.

– Он запугал меня. Вы же знаете, у меня никогда не было такой тенденции! – нервно дергала бровями лаборантка.

– Вы прятали краденое, – сказал милиционер. – Я вынужден взять вас под стражу.

Рабурденко снова ахнула и снова упала в обморок. Пока Веремиенко и уборщица, вбежавшая на крик, приводили ее в чувство, директор и старший охранник уговорили милиционера не арестовывать ее, поручившись, что она не сбежит. Лаборантку успокоили и отпустили.

– На чьей автомашине приехал Ракша?

– Не знаю.

– А кто еще был с вами? Кто скрылся на машине?

– Не знаю… Случайные люди. На шоссе договорились…

– Что вы мелете? Ракша уже сказал, кто они, – пустился на хитрость милиционер.

Но Пуголовица был опытный жулик.

– Не знаю. Ракша сказал мне, что остановил машину на шоссе и договорился.

– А кто вас подговаривал тут, в рыбхозе?

Больше ни на кого Пуголовица не указал. Следствие заканчивалось. Часы показывали два. Старшина, велев отвести Петренко в кладовую, выяснял у директора и старшего охранника подробности ночного происшествия.

– О-о! – вспомнил директор. – Как-то Ракша приходил к нам просить бензин, и мы записали номер его машины. Может быть, это вам поможет? – И он, вынув записную книжку, назвал номер.

Старшина вытаращил глаза.

– Повторите, пожалуйста, номер.

Директор повторил.

– Это был грузовик или легковая?

– Полуторка.

Милиционер с облегчением вздохнул.

– Вот мерзавцы! Вы знаете, чей это номер? Председателя райисполкома! Это номер его легковой машины.

Пока старшина вносил в протокол новые данные, я понял из разговора директора, Веремиенко и старшего охранника, что Веремиенко обо всем своевременно рассказал директору и после этого за жуликом следили. «Именины» Петренко вызвали подозрение, и прошедшей ночью все были наготове. Грабителей схватили в тот момент, когда они тянули невод, полный рыбы.

– Так! – сказал я с ноткой самокритики в голосе. – Выходит, все это не имеет отношения к плану «Молния»…

Серенький был разочарован.

– Так же, как и к плану «Легенда»…

Милиционер уже сложил бумаги, когда во дворе зарокотала машина, и через минуту в комнату вошел новый посетитель.

– Капитан милиции Белоконь, – отрекомендовался он.

Старшина вытянулся в струнку, директор и старший вахтер назвали свои должности и фамилии.

– Вот мой план «Молния»! – воскликнул я и схватил Серенького в объятья.

– Какой прелестный кот! – воскликнул капитан и погладил меня по спине, а потом обратился к милиционеру: – Приведите мне Ракшу.

Я нетерпеливо ждал допроса, И те минуты, пока ходили за Ракшей, показались мне вечностью. Наконец его ввели.

– Вы писали нам письмо? – спросил капитан.

Тот молчал, не зная, очевидно, что лучше – сказать правду или отговориться от своего доноса. Капитан брезгливо поморщился:

– Вы хотите, чтобы вашу жену вызвали свидетельницей? – И он показал Ракше конверт. – Она сегодня утром принесла это.

Я вытаращил глаза и почувствовал, что сердце у меня близко к инфаркту. Конверт был желтый! Выходит, я бросил в почтовый ящик другой конверт?! Теперь я вспомнил, что за зеркалом было два конверта – синий, который был хорошо виден, и желтый, засунутый подальше.

Теряя силы, я едва слушал допрос.

– Я писал, – поспешно ответил Ракша.

– Рассказывайте все, что знаете о Пуголовице-Петренко.

Ракша вздохнул и стал рассказывать. Я выслушал уже знакомую историю. Интересно, как отреагирует на нее Пуголовица?

Вот его привели.

– Фамилия? – задал первый вопрос капитан.

– Да я уже говорил…

– Еще раз скажите, – усмехнулся капитан. – Неужели так трудно?

– Петренко.

– А какая фамилия была у вашего отца?

Пуголовица недоуменно воззрился на капитана и сказал так искренне, что я удивился:

– Петренко, как же еще?

– Так. Теперь скажите, где вы познакомились с Ракшей?

Пуголовица повторил предыдущие показания.

– А раньше вы его не знали?

– Нет.

– Так… – Капитан замолчал и задумчиво смотрел на арестованного. Потом вдруг спросил: – А фамилия Пуголовица вам знакома?

Того передернуло. Он так побледнел, что стала видна незаметная до того грязь на его лице.

– Это поклеп, – выдавил тот.

– Что? Что именно поклеп?

Пуголовица стал выкручиваться:

– Это Ракша на меня наговорил.

– Что же он на вас наговорил? – спокойно спросил следователь.

Пуголовица беспомощно моргал глазами и молчал.

– Если вы не хотите рассказывать о себе, мы поедем в Алексиевку к вашей первой жене, которая и до сих пор справляет по вас панихиды, – сказал капитан.

– Да что ж говорить, раз вы все знаете, – обронил жулик.

– Расскажите, как жилось на том свете? Где вы там были, в раю или в аду? – пошутил капитан. – Где хранили сто тысяч, полученные за мануфактуру, – в горшке или в сберкассе?

Серенький смотрел на меня восторженными глазами. Мне не хотелось разрушать его веру в меня, и я, подумав, решил пойти на компромисс со своей совестью. Опустив глаза, я повернулся к Серенькому и как мог спокойнее проговорил:

– Теперь ты видишь результат моего плана «Молния».

Неожиданная встреча

Пуголовицу и Ракшу под усиленной охраной увезли из поселка. Аделаида Семеновна старательно исполняла свои служебные обязанности. Это изменило мое отношение к ней. Теперь ее долговязая фигура, грубый голос, даже непрестанное вскидывание бровями не отталкивали меня. В конце концов, она просто несчастная женщина, и мне хотелось хоть немного скрасить ей жизнь. Я частенько наведывался в лабораторию и, съев кусочек курятины или котлету (Аделаида Семеновна теперь наотрез отказалась есть рыбу, даже когда ей сам директор предлагал взять бракованного карпика), пел ей свою любимую песенку.

Наша дружба пошла мне на пользу. Я оказался в курсе всех дел: при мне проводили подекадное взвешивание живой рыбы, чтобы узнать, как она растет, контролировали процесс борьбы с краснухой, производили анализы и определяли количество пищи для карпов на дне прудов и в воде, норму кислорода и прочее.

Меня очень интересовало, как чувствуют себя те больные карпы, которых пустили в проточную воду канала. Очевидно, этот вопрос интересовал и директора, потому что он устроил пробное вылавливание рыбы в канале. Какова же была наша радость, когда оказалось, что на каждые сто рыбин больных только восемь. Но мы не знали, сколько рыбы сдохло. Об этом узнаем только осенью после полной разгрузки канала и подсчета всей рыбы.

С каждым днем моя дружба с Аделаидой Семеновной крепла, и мне хотелось отблагодарить ее за хорошее отношение. Вскоре представился подходящий случай.

Как-то, проверяя, съедает ли рыба весь корм, который ей бросают в воду, мы с Аделаидой подошли к небольшому пруду.

– Здесь живут раки, – сказала она.

Я отнесся к ее сообщению равнодушно – раков я не люблю, – однако вежливо подошел к берегу и заглянул в воду.

– Раки очень полезные существа, – объясняла Аделаида (я не пишу «Семеновна» из соображений экономии бумаги и сил, а не из фамильярности). – Сейчас в нашей местности раки вывелись, вот мы их и разводим, а потом заселим все местные бассейны.

«Это мне безразлично», – подумал я, но, чтобы не обидеть лаборантку, одобрительно мурлыкнул.

После нашего разговора прошло несколько дней. Однажды ночью я вышел проверить, не спят ли вахтеры у прудов, и, убедившись, что все в порядке, гулял, размышляя, по обыкновению, на философские темы – на этот раз о самокритике. В задумчивости я забрел далеко за границы нашего хозяйства. Опыт убеждал меня, что люди самокритики не любят. Они признают, что самокритика – превосходная вещь, но самокритиковаться избегают. Особенно не любят самокритики жены и литературные критики.

Я не знаю ни одного случая, чтобы жена признала свою вину перед мужем, даже если эта вина абсолютно очевидна. Жена всегда находит объективные причины, всевозможные «если бы» и «потому что», и в результате виноватым оказывается если не сам муж, то уж во всяком случае не она.

Но жены хотя бы оправдываются, а литературные критики о своих ошибках просто не упоминают, даже когда хвалят то, что прежде ругали…

Я также заметил, что чем выше пост занимает человек, тем меньше он склонен признавать ошибки, что тоже весьма удивительно: ведь именно такие люди охотнее всего распространяются о пользе самокритики… А ведь она и в самом деле полезна! Узнав свою ошибку, человек становится лучше, честнее. В чем же дело? Откуда такое противоречие между теорией и практикой?

Вывод один: очевидно, лишь настоящий человек, Человек с большой буквы, способен не только признать пользу самокритики, но и самокритиковаться. А человек с маленькой буквы…

Тут я вздрогнул от боли в ноге. Посмотрев, что случилось, я вздрогнул вторично. Передо мной, шевеля клешнями, медленно двигались какие-то отвратительные существа. Я забыл о боли в ноге и посмотрел на это отвратительное зрелище, не понимая, что происходит. Наконец сообразил, в чем дело, и сбил с лапы клешню.

Рак!

Да, раки уползали от своего пруда прямо в степь.

Сперва я обрадовался, что этих противных созданий не будет у нас в хозяйстве. Я уже собирался продолжать прогулку, но тут у меня мелькнула мысль, что я очень удружил бы Аделаиде, сообщив о бегстве неблагодарных тварей. После минутной внутренней борьбы (по правде говоря, мне очень хотелось, чтобы раки подохли в степи) сознательность взяла верх, и я побежал в контору.

Чтобы привести лаборантку к ракам, я обратился к проверенному методу: объяснив ей, в чем дело, я с криком кинулся в нужном направлении, заставляя ее идти за мной. Когда она возвращалась, я поворачивал за нею, а затем снова бежал вперед и манил ее за собой. Поморочиться пришлось довольно долго – Аделаида спросонья никак не могла сообразить, что мне надо.

Раки двигались очень медленно, и вскоре мы их догнали, а через час вокруг собралась толпа. Беглецов переловили и пустили в другой пруд, а меня так благодарили, что чуть не задушили.

Интересно было выяснить, почему раки покинули пруд и куда они удирали. Обычно раки вылезают из воды, захворав чумой, – тогда они вылезают на берег, чтобы умереть на суше. Но теперь скрупулезными анализами было установлено, что чумы в пруду нет и раки здоровы. Мы послали письмо нашему профессору, но он ответил, что наука пока не в силах ответить на наш вопрос.

Я обратился к местным котам, но никто ничего не мог сказать, только верующая кошка высказала предположение, что это не иначе как божья воля.

– Неужели богу нечего больше делать? – насмешливо спросил я.

Но кошка не оценила моей иронии.

– Да уж, после того как вы поймали всех мышей, ему нечем развлечься.

– Ах, вот что! – проговорил я, а остальные коты и кошки только покачали головами, глядя на старую дуру.

Лето кончилось, пришла осень. В литературе существует столько чудесных описаний осени, что я не стану еще раз рисовать картину этой поры года. Скажу только о том, что поразило меня осенью на прудах.

Лягушки! Осенью эти отвратительные существа засыпают, и тогда их вместе с рыбой вытаскивают из воды целыми кучами. Жирные, противного серо-зеленого цвета, уродливые, в бородавках, они чуть-чуть шевелятся. Меня мутило, когда я смотрел на них. Спасибо рыбакам – они засы́пали лягушек известью и зарыли в землю.

Так им и надо! Это ведь лягушки съедают икру карпов и карасей. А головастики! Ведь они вредны для рыбы не меньше, чем лягушки!

Зато сколько было радости, когда разгрузили канал и оказалось, что половина больных карпов выжила, выздоровела и теперь у нас будет целых пятьсот тысяч карпов, не боящихся краснухи. А может быть, даже их потомство иммунно к этой болезни. Карпы были толстые, крепкие. Когда их высыпали в корзину, чтобы перенести в «живорыбную» цистерну, они на полметра подпрыгивали. Подумать только, весной их хотели уничтожить, закопать в землю, потому что в пруду они все равно подохли бы…

Потом стали разгружать выростные и нагульные пруды, чтобы перенести часть рыбы на зимовку, а годовалых – в море.

В день, когда закончили спускать воду, ко мне прибежал взволнованный Серенький.

– Радуйтесь! – проговорил он таинственно.

– Что случилось?

– Пляшите!

Я поморщился.

– Письмо?

– Нет.

– Телеграмма от профессора? – Я начинал сердиться.

– Нет, – интриговал меня Грей.

– Знаете, Серенький… – раздраженно начал я.

– Неужели не догадываетесь? Сопоставьте факты!..

Это уже походило на издевательство. Я вспыхнул:

– С кем вы разговариваете!

Но Серенький и тут не испугался, что заставило меня задуматься.

– Неужели? – прошептал я, и от радости сжалось сердце.

– Да! Ваш план «Молния» дал результаты! О жуликах сегодня написано в областной газете. – И он рассказал, что Ракшу и Пуголовицу судили. – И знаете, сколько денег нашли у Пуголовицы? Целых сорок сберегательных книжек. Почти на двести тысяч рублей!

– Наши усилия не пропали даром, мой дорогой Грей, и вы… – начал я торжественно, но он перебил меня:

– Прошу вас, не называйте меня Греем, зовите, как и раньше, Сереньким, а еще лучше – Серым.

Я вытаращил глаза.

– Это была моя мальчишеская ошибка, а сегодня мне исполнился год от роду. И к тому же не хочется быть похожим на нашего стилягу Эдика…

– Жму тебе лапу, мой дорогой Серый, и поздравляю с совершеннолетием! С совершеннолетием в самом широком смысле этого слова! – взволнованно проговорил я и крепко обнял друга.

Я вспомнил, как Пуголовица клялся, что у него отняли тогда его добычу. Выходит, врал…

Довольный тем, что зло наказано и что Серенький так морально вырос, я в отличном настроении побежал на пруды. Там уже выбирали из невода рыбу, и я удивился, увидев большие, пятидесятикилограммовые корзины медно-красных карасей. Их никто здесь не разводил, они остались после того, как отвели реку, протекавшую по этой долине, до того как вырыли пруды. Таких чудесных карасей я никогда не видел! Да и неудивительно – они росли на харчах карпов!

Караси напомнили мне детство и юность, напомнили Писателя, первого, кто привил мне любовь к рыбе, когда кормил карасиками…

Караси так и лоснились от жира. Последнее время я работал над собой, закалял волю и добился кое-каких результатов: как бы ни хотелось есть, я при незнакомых не просил. Но теперь чужих не было, и я вежливо попросил карасика.

Мои заслуги все еще помнили, и мне сразу дали рыбку. Я прыгнул на добычу, мурлыкнул и хотел отнести карася в сторону, но тут раздался автомобильный гудок. Прямо на нас шла «Волга».

– Не иначе – начальство… – вздохнул директор.

Машина подошла ближе, и стал виден номер.

– Профессор! – крикнул я и заплясал от радости.

Да, это была машина профессора!

Я кинулся к дверце, чтобы первым приветствовать друга. Но из машины вышел не профессор, а… Писатель!.. На миг мы оба остолбенели, не веря своим глазам, а потом бросились друг другу в объятия.

– Здравствуйте! – крикнул я.

– Дрл-ля-ствуйте! – передразнил он меня, но я не обиделся и крепко прижался к его груди.

Все, кто не знал моей биографии, страшно удивились, что известный писатель так обрадовался мне.

– Ну, Лапченко, теперь мы уже никогда не расстанемся! – сказал он. – Кстати, недавно на серебряную свадьбу нам подарили хрустальную вазу, и тебе будет работа…

– О! Да вы знакомы! – удивился и профессор. – Между прочим, он спец не только по хрустальным вазам, но и по кремам…

Мне стало грустно: неужели нельзя в такую минуту обойтись без неприятных намеков?

– Это некрасиво! – с укором сказал я.

– Это некл-лясиво! – передразнил Писатель.

– Это неклясиво! – повторил за ним и профессор.

Только Костя не дразнил меня.

– О, Лапченко, – сказал он, – я и не знал, что ты не выговариваешь «р». Надо работать над собой.

Все засмеялись, но добродушно, и я решил не сердиться на друзей.

Целую неделю Писатель знакомился с людьми, наблюдал, как работают рыбаки, осматривал пруды и лакомился карпами. Я помогал ему. Наконец настал час отъезда.

– Ну, Лапченко, поедем к нам? – спросил он меня.

– Согласен, – ответил я.

Так я вернулся в дом, где провел юность.

Жена Писателя встретила меня без особого восторга, но я и не надеялся на горячую встречу, тем более что мышей, как и раньше, в квартире не было, а стало быть, и нужды в моем присутствии тоже (если, конечно, встать на точку зрения жены Писателя).

Я прожил бездельником с неделю и почувствовал угрызения совести. Нет, дармоедом я быть не способен! Но что делать, каким полезным трудом заняться? Не мог же я ловить моль или мух! И тогда я решил, как говорят писатели, сесть за стол (для меня это означало залезть под стол) и описать свои приключения…

1964