Текст книги "Записки солдата"

Автор книги: Іван Багмут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

Новый враг

После такой трудной ночи я долго спал и проснулся около двенадцати. Вставать не хотелось, и я несколько минут дремал, одновременно обдумывая план на сегодня. Пуголовица и Ракша пока обезврежены, можно взяться и за другие дела.

Меня заботил низкий уровень культуры местных котов, и я надумал прочитать им цикл лекций. Я решил начать с литературной темы «Образ кота в художественной литературе». В скобках я назвал эту лекцию «От маркиза Карабаса до наших дней». Мне казалось, что она найдет путь к сердцам широкой кошачьей общественности.

Во второй лекции мне хотелось дать хотя бы общее представление о нашем рыбном хозяйстве и об основных задачах, стоящих перед ним.

На дворе было солнечно. Я уже решил было пойти прогуляться, как вдруг услышал шорох. «Вор?» – мелькнула мысль. Присутствие Пуголовицы и Ракши настраивало на соответствующий лад, тем более что дома никого из людей не было.

Затаив дыхание, я прислушался в сладкой тревоге.

«Мыши!»

Да, это скреблись мыши. Неслышными шагами я пошел на шорох, увидел нору и уселся возле нее. Зная, что здесь нет кота, мыши совсем обнаглели. Не прошло и часа, как первая из них высунулась из норки и угодила мне в когти. Через десять минут явилась вторая, еще через пять – третья, а через минуту – четвертая. Я посидел еще немножко, но мыши больше не появлялись. Тогда я сложил их трупы рядком, а сам пошел на кухню и позавтракал рыбой, оставленной для меня директором и профессором.

Все-таки какое приятное занятие охота! Я давно не испытывал такого наслаждения, как при поимке этих четырех вредителей.

Выскользнув через окно, я залез на крышу. Отсюда видны были пруды, рыболовы, «живорыбная» машина. На другом скате крыши я встретил знакомого серого котика и, сказав, чтобы он объявил всем о лекции, спрыгнул на землю и пошел осматривать двор.

Возле амбара сушился невод Ракши, и я с удовлетворением улыбнулся. Потом вошел в амбар и ужасно удивился – отовсюду несло густым запахом мышей. Что же делают местные коты? Их здесь не меньше десятка!

Присев на минутку посреди амбара, я сразу же заметил мышь и схватил ее. Вот увидел бы меня Писатель! Сколько он клеветал, будто я лодырь!

Наохотившись вволю, я вышел во двор и встретился со своим врагом. Пуголовица с брезентовой сумкой через плечо шагал в лабораторию. Физиономия у него была заспанная, но довольная.

«Мерзавец! – подумал я. – Пользуешься чужим подвигом!»

Тут я заметил, что в сумке что-то шевелится. Природная любознательность и сознание, что не следует спускать глаз с этого преступника, заставили меня пойти за ним.

Долговязая лаборантка заглядывала в микроскоп.

– Вот послали вам на анализ, – проговорил Пуголовица, вынимая из сумки больных карпов. Это было страшное зрелище: обезображенные язвами, распухшие, изгрызенные паразитами, они вызывали отвращение. А я к тому же только что позавтракал, да еще в амбаре, отбросив страх перед туляремией, съел пару молодых мышат.

– Что делает болезнь! – сказал Пуголовица.

– Просто ужас! – поддержала его лаборантка. Эта краснуха поперек всего организма у меня стоит.

Пуголовица положил больную рыбу в ванночку, потом пытливо взглянул на лаборантку и вытащил двух здоровых трехкилограммовых карпов.

– А это вам, Аделаида Семеновна, от меня.

– О, спасибо! – сказала она басом и вскинула брови. – Хотя у меня и нет тенденции принимать подарки, но с вашей стороны это очень любезно.

– Пожалуйста! Варят же рыбаки уху, а разве можно равнять вашу работу с ихней? Я-то знаю! В институте служу.

– Благодарю вас, сказала она. – Работа у меня сложная, но я не имею тенденции пользоваться своим положением.

– За тенденцию не скажу, а на меня можете надеяться! Кушайте на здоровьичко!

– Спасибо, спасибо, – еще раз поблагодарила лаборантка.

«Люди, люди! – подумал я, вздохнув. – Да разве так можно делать?! Аделаида, зачем ты взяла карпов? Разве ты съешь шесть килограммов рыбы?»

– Вы сегодня отличились! – басом, но вкрадчиво проговорила лаборантка и, кокетничая, дернула бровями. Я бы просто убивала этих браконьеров!

– А ты сама разве не браконьер, когда берешь краденую рыбу? – бросил я с сарказмом.

– Убивать таких гадов – самое верное дело! – ответил Пуголовица и даже не покраснел. – Нынче снова дежурить…

«Эге! – сказал я себе. – Значит, и мне не поспать».

Пуголовица вышел, а я остался посмотреть, что будет делать лаборантка.

Думаете, она бросилась к больной рыбе, бросилась делать анализы? Как бы не так! Нет, она запаковала одного здорового карпа в бумагу и положила в холодильник, а другого почистила, разрезала и поставила жариться на электрическую плитку.

«Боже! – подумал я. – Сколько врагов у рыбы! Эпидемические микробы, вши, пиявки, браконьеры и даже те, кто призван разводить карпов и охранять их!»

Грустный, с тяжестью на душе, я направился к выходу и на пороге встретил котика.

– Я все сделал, сообщил он. – Вас ждут за амбаром.

– Прекрасно, – ответил я, и мы побежали.

Я читаю лекцию. Религиозный кот

Аудитория собралась довольно обширная, не менее полутора десятков котов и кошек, не считая котят. Как и надлежит лектору, я сперва глубокомысленно помолчал, внимательно осматривая присутствующих. Я сразу же обратил внимание на двух котов: один, старый, толстый, с желчным недоверчивым взглядом, косился на меня явно враждебно; другой, тоже толстый и тоже немолодой, но, в противоположность первому, любезный, смотрел в мою сторону с подчеркнутым равнодушием, зато когда переводил глаза на соседа, старого кота, взгляд его становился сладким до тошноты.

На мордочках молодого поколения кошек я читал восторг. И это неудивительно: когда еще они видели у себя лектора с таким роскошным хвостом и с такой пушистой шерстью! К тому же среди всех присутствующих я был единственным черным котом.

Я еще раз окинул взглядом аудиторию и заметил худого, с закисшими глазками котенка, смотревшего, впрочем, на меня скептически. Подбородок у него был вымазан сажей, а усы подстрижены. Котик, объявлявший о лекции, увидав, на кого я смотрю, весело подмигнул мне и шепнул на ухо:

– Это наш стиляга!

Я сдержал улыбку и начал:

– Тему лекции вам сообщили. Вы живете в семьях, где есть малые дети, которым рассказывают сказки. Поэтому вам должны быть известны художественные произведения с героями-котами. Я глубоко уважаю людей, но не буду брать пример с некоторых лекторов, любящих пересказывать то, что все знают.

По аудитории прошло одобрительное мурлыканье. Только старый кот посмотрел на меня с ненавистью, а его толстый приятель подобострастно заглянул ему в глаза.

– Из уважения к вам я не стану говорить о тех произведениях, которые вы не читали. Из уважения к себе не стану говорить о произведениях, которые не читал сам.

В ответ раздался смех, аплодисменты, а старый кот еще больше нахмурился.

– Друзья! – продолжал я с подъемом. – Критик должен дать принципиальную оценку произведению и растолковать значение художественных образов, раскрыть все их богатство, всю их глубину, весь их пафос. В чем же пафос сказки «Кот в сапогах»? В том, что кот выступает там как положительный тип. Выступает как кот, достойный подражания. Сказку создали люди. Отсюда логически вытекает, что человек любит и уважает котов. «Кот в сапогах» – произведение французское. А возьмите вы русскую сказку «Кот и петух», где главный герой Котофей Котофеевич не только спасает от смерти глупого петуха, но и носит старику на работу завтрак и обед! Это кот-труженик! И так везде! Во всех произведениях!..

Я сделал паузу.

– А «Кот-ворюга» Паустовского? – послышался иронический голос кота-подхалима. – Разве в этом рассказе писатель не исказил образ советского кота? Что же вы об этом ничего не говорите?

Все притихли, а молодежь вопросительно поглядывала на меня.

– А как вы́ думаете? Исказил или не исказил? – спросил я в свою очередь.

Кое-кто хихикнул. Подхалим взглянул на тех, кто смеялся, потом на меня и самоуверенно сказал:

– А как же еще можно квалифицировать произведение, где кот изображен ворюгой? Это искажение! Я скажу больше – это поклеп на кота! Лично я так считаю.

Было совершенно ясно, что этот невежда, кроме названия, ничего не прочитал. «Ну, я тебе покажу!» – решил я и даже подпрыгнул от радости.

Кот-подхалим подумал, что я растерян и напуган, и нагло крикнул:

– Отвечайте!

– Товарищи! – обратился я к аудитории. – У людей нередко бывает, что они выступают с критикой художественного произведения, не прочитав его. Бывает же так, что сегодня критик ругает произведение, а назавтра ситуация меняется, и он его хвалит… Причем с таким видом, будто и не ругал вчера. Товарищи, я хочу вам предложить: не будем брать в этом пример с людей!

– Не будем! – завизжал Серенький, который понял, куда я клоню.

– Я предлагаю, – продолжал я, – не прощать тем котам, которые выступают с критикой, не читая произведения. Я предлагаю бить таким котам морду! И не в переносном, а в прямом смысле!

– Правильно! Правильно! – загудела аудитория.

– Позвольте! – всполошился кот-подхалим. – Как это – не брать пример с людей?! Ведь мы тем самым окажемся к ним непочтительны! Надо хорошо подумать, прежде чем решиться на такой важный шаг…

Но его слова потонули в выкриках:

– Бить! Бить таких!

Серенький, когда шум утих, сообщил:

– У Паустовского описано, как кот-ворюга стал честным котом.

– Бить невежду, бить критика! – заорали все.

Злосчастный «литературовед» попробовал было улизнуть, но, увидев, что это ему не удастся, только нервно облизывался, озираясь по сторонам.

– Позвольте мне как педагогу первой приложить лапу! – проговорила кошка, жившая у местной учительницы.

Я увидел, что расправа с котом-подхалимом может сорвать мне лекцию, и предложил набить ему морду после собрания, так сказать, в рабочем порядке. Меня поддержали, и я продолжал:

– Люди нас любят, слагают о нас сказки и песни, пишут рассказы и стихи. А мы? Давайте же посмотрим на себя. Достойны ли мы образа, который создал народ? – Я пытливо оглядел слушателей и увидел, что вкрадчивый опустил глаза. – Достойны ли мы нашего высокого имени? Вы, очевидно, все знаете, что из семейства кошачьих вышел царь зверей – лев, что из этого семейства вышли тигры, что мы приходимся дядьями и тетками этим знаменитым и страшным зверям? Заметьте: не кот из семейства львов или тигров, а тигры и львы из семейства кошачьих!

Мордочки многих присутствующих, особенно молодых, засветились гордостью.

– Повторяю: достойны ли мы того образа, который создал народ? Как расценить, например, такой факт: сегодня я зашел в амбар и поймал там четырех мышей. А где же были вы? Как вы могли допустить такое распространение мышей? Надо поменьше спать, – продолжал я строго, – а больше думать, больше заботиться о выполнении обязанностей, возложенных на нас историей! Понимаете ли вы нетерпимость такого положения?

– Ты нажрался карпов, – прохрипел старый кот, – вот и можешь развлекаться охотой, а со мной хозяйка не нянчится. А вчера еще и побила ни за что.

– Нечипор, – сказала пожилая кошка, – ну чего ты врешь? Разве хозяйка побила тебя ни за что? А не за двух ли голубей, которых ты задушил и съел вместе с костями?

Старый кот злобно рявкнул на кошку, а его сосед кинул на нее укоризненный взгляд.

– Вот видите, почтенный Нечипор, – сказал я ласково, – дело, выходит, не в харчах, а в характере индивидуума! – Я употребил это слово, чтобы показать свою образованность, и совершил ошибку.

– А! Так я, по-твоему, индивидуум? – крикнул Нечипор и, прыгнув, навалился на меня всей тяжестью своего тела.

Я почувствовал боль в хребте и, молниеносным движением сбив агрессора, схватил его зубами за шею, одновременно ударив когтями. В воздух полетела желтая шерсть. Чтобы быть объективным, добавлю, что в воздухе летала и черная шерсть. Нечипор был сильный кот. С каждой минутой мы все больше свирепели, кусали и царапали один другого с энергией, достойной лучшего применения.

Молодежь выкриками поддерживала меня, и только толстый подхалим кричал:

– Бей черного! Бей лектора!

Но молодость, образование и сибирская порода взяли свое. Нечипор спасовал. Зализывая раны, он сел на место.

– Ну что же, будем считать, что перерыв окончен? – пошутил я. – Продолжим лекцию?

– Просим, просим! – зашумели все, и громче всех кот-подхалим. Теперь он отодвинулся от Нечипора и льстиво смотрел на меня.

«Ну и подлец же ты!» – подумал я и демонстративно отвернулся.

– Друзья, я не хочу издеваться над побежденным или показывать свое превосходство – это недостойно кота с передовыми взглядами, – но вынужден вернуться к нашему конфликту с почтенным Нечипором. Во-первых, в слове «индивидуум» нет ничего оскорбительного. Слово «индивидуум» означает «особь». Теперь я на собственной шкуре испытал, что не следует употреблять иностранные слова, когда есть свои… И во-вторых, почтенный Нечипор доказывал тут, будто ест один хлеб и так обессилел, что не может одолеть мыши, но, честно признаюсь вам, он чуть не одолел меня…

В ответ раздался громовой хохот, и только Нечипор сердито заворчал.

– На этом я заканчиваю лекцию «Образ кота в художественной литературе». Будут ли вопросы?

Как всегда на лекциях, наступила тишина. Потом поднял лапку серый котик.

– Прошу, – сказал я.

– Не можете ли вы рассказать нам о своих героических действиях прошлой ночью?

Я застеснялся и ответил кратко:

– То, что я сделал сегодня ночью, – обязанность каждого. Мог ли я сидеть сложа лапки, когда готовилось преступление?

Моя скромность понравилась всем, и меня еще раз наградили аплодисментами. Чтобы побороть смущение, я снова предложил задавать вопросы.

– Что такое романтик? – спросил худой котенок, смотревший на меня скептически.

Я на минуту задумался, ища точную формулировку.

– Романтик – тот, кто склонен идеализировать людей, жизнь, кто мечтает о необычном, о подвиге, о самопожертвовании.

Вокруг зашумели, а какой-то котенок пискнул:

– А как относятся романтики к труду?

– Трудятся лучше других! – твердо ответил я.

– А наш «романтик», – кивнула пожилая кошка на котенка с подстриженными усами и грязным подбородком, – говорит, что труд принижает живое существо, и потому отказывается не только ловить мышей, но даже учиться охоте. Он и усы подстриг, чтобы не заставляли ловить мышей!

– Тогда он не романтик, а самый обыкновенный трутень и паразит, – сказал я.

– Правильно! – загудела аудитория.

– Разрешите! – встал котенок-стиляга. – Я недавно читал роман, где изображен юноша романтик. Он играет на бильярде, притом на деньги, не хочет учиться, не хочет работать и бежит от московской будничной жизни на курорт. Я тоже мечтаю научиться играть на бильярде, почему же я не романтик?

Я посмотрел на него и сказал:

– Писатель не завершил образ своего романтика. Надо, чтобы его герой еще не мыл глаза…

Мои слова утонули в хохоте, и уничтоженный стиляга шмыгнул от стыда в лопухи.

– Есть еще вопросы?

– Скажите, бог есть? – вдруг спросила старая кошка.

– Бога нет! – ответил я категорически.

– Но ведь люди верят в бога! – стояла на своем кошка.

– А вы сами верите в бога? – спросил я ее в свою очередь.

– Верю! – твердо ответила она.

Гомон среди присутствующих свидетельствовал, что верит не только она, а и еще кое-кто.

Это меня обеспокоило. Придется приложить немало труда, чтобы прояснить сознание этих несчастных. Для меня проблемы бога не существовало. Я систематически смотрел телевидение и слушал все антирелигиозные лекции, так что был на уровне современной науки. Но как доказать этой старой дурехе, что бога нет?

– Хорошо, – сказал я. – Вы верите в бога, а как вы считаете: бог один и у кошек, и у людей?

– Безусловно!

– Тогда скажите: как, по-вашему, – бог ловит мышей?

– Конечно!

Я засмеялся, вспомнив слова известного французского философа-атеиста, который сказал, что не бог сотворил человека, а человек – бога по образу своему и подобию, и если бы у кошек был бог, то он, наверно, ловил бы мышей.

Я рассказал об этом аудитории. Многие задумались, а старая кошка растерялась.

– Но иные понимают бога как высшую силу, как причину всего сущего. Кто создал бы мир, не будь бога? – спросил кот-подхалим.

– Это вы так думаете? – спросил я его напрямик.

Он сразу заерзал: признаться, что верит в бога, стыдно, а сказать, что не верит, страшно.

– Это не имеет значения, – отмахнулся он. – Я слышал такие мысли от людей.

– А откуда людям известно, что мир создан богом?

– Как откуда?

– Да так. Чем вы можете доказать, что его создал бог?

– Ну… Однако… Понимаете…

Аудитория засмеялась.

Я решил помочь оппоненту:

– Вы, быть может, имеете в виду библию?

– Не я, а люди.

– Но можно ли верить библии? Там, например, сказано, что человека сотворил бог из глины, но вы же все знаете, что это не так. Чарлз Дарвин доказал, что человек возник в результате развития из одноклеточного организма, что создание человека длилось не один день, а сотни миллионов лет. Так?

– Дарвин, несомненно, прав, – согласился кот-подхалим. – Но все же, откуда взялся мир?

– Он существовал вечно, – сказал я.

– Как это?

Все притихли, ожидая моего ответа. Вопрос и в самом деле был труден. Труден потому, что следовало ответить популярно, так, чтобы поняли самые неграмотные коты и даже котята.

– Так, допустим, мир создал бог. Тогда скажите, что было до того, как он приступил к делу? – спросил я.

– Что было? Ничего не было!

– А как представить себе это «ничего»?

– Очень просто. Вот стоит амбар. Представьте себе, что его нет. Вот это и будет «ничего». – Подхалим захохотал, довольный собственным ответом.

– Простите, уважаемый друг, – прервал я его смех. – Но амбар занимает определенное место. Если уничтожить амбар, место останется, останется пространство. Так?

– Только пространство! – согласился кот.

– Значит, пространство существовало до того, как ваш бог начал создавать мир?

Мой оппонент молчал.

– Ну говорите, что же вы молчите?

– Существовало.

– Всегда существовало?

– Всегда.

– Вот это и есть вечно! – засмеялся я. – Понятно, что такое вечно?

– Понятно! Понятно! – закричали все, в том числе и котята.

– Выходит, пространство могло существовать вечно, а остальную вселенную надо было кому-то создавать? Где же логика? – Я ждал ответа, но, разумеется, не дождался. – Нет, дорогой коллега, бог тут ни при чем. Бог тут лишний. Вселенная существовала вечно. Бог – это выдумка. Бог – это ваша темнота, ваша необразованность.

Перелом в настроении присутствующих был несомненный. Даже Нечипор смотрел на меня с уважением, а старая кошка недоуменно разводила лапами. Если я и не сделал ее атеисткой, то веру в бога пошатнул не на шутку!

Все заметно устали от непривычного умственного напряжения, и я решил не читать второй лекции, а обратиться с призывом следить за Пуголовицей. Коротко рассказав суть дела, я предложил такую резолюцию:

– «Всем котам, кошкам и котятам объединиться на борьбу против браконьеров. Обратить особое внимание на Пуголовицу-Петренко, установив за ним неослабное наблюдение».

– У меня небольшая поправка! – поднял лапу кот-подхалим. – Я предлагаю первую фразу резолюции дать в следующем виде: «Отмечая заслуги лично товарища Лапченко, всем котам…» – и далее, как было предложено.

– Правильно! Правильно! – загудели все.

Мгновение я переживал внутреннюю борьбу. Лесть сливками вливалась в душу, но я устоял.

– Нет, – сказал я твердо. – Не личная слава, а дело мне дороже всего! Я против такого дополнения к резолюции.

Невозможно описать, что произошло с аудиторией: все мяукали, кричали, аплодировали с таким восторгом, что я чуть не заплакал. Но величайшую радость подарил мне Нечипор. Он подошел и подал лапу:

– Друг мой Лапченко! Прости. Я был не прав.

Потом он быстро обернулся и всем телом насел на кота-подхалима. В воздух полетела шерсть, а на землю закапала кровь. Когда кот-двурушник, вырвавшись из когтей Нечипора, помчался прочь, кто-то крикнул ему вслед:

– Не забудь помолиться богу!

Эта реплика была заглушена хохотом.

Когда гам утих, я объявил обо окончании лекции. Кое-кто побежал домой, другие пошли ловить мышей, а часть публики осталась. Завязался разговор на литературные темы. Котик, созывавший на лекцию (его звали Серенький), подсел ко мне.

– Почему вы так мало останавливались на современной литературе? – спросил он и, не ожидая ответа, сделал сжатый обзор художественных произведений для дошкольников, где главным героем был кот.

– Откуда вы так прекрасно знаете литературу? – удивился я. – Уж не собираетесь ли защищать кандидатскую диссертацию на эту тему?

– Нет. Просто я работаю в детском саду, – скромно ответил Серенький, покраснев от моей похвалы.

– А еще что вы читали? – поинтересовался я.

– Хотел прочитать «И один в поле воин», но эта книжка всегда на руках. Сегодня ее наконец дочитала мадам Рабурденко, и нынче же начну я. Кстати, я ее называю мадам потому, что она, наверное, родственница «Наследников Рабурденко»?

Я засмеялся:

– Наследники не Рабурденко, а Рабурдена. А кто такая эта мадам?

– Наша лаборантка.

– Хорошо бы организовать за нею наблюдение.

Серенький послушно ответил:

– Будет сделано.

Вечерело, и профессор, возможно, беспокоился, что меня так долго нет. Я попрощался и пошел домой.