Текст книги "Забавы придворных"
Автор книги: Вальтер Мап
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)
IV. О КНУТЕ, КОРОЛЕ ДАНОВ [761]761
О Кнуте, короле данов. – Рассказ об отношениях Кнута и графа Годвина в основном вымышлен; Годвин выдвинулся именно на службе у Кнута. Отец Кнута, Свен Вилобородый, неоднократно вторгался в Англию и был наконец провозглашен ее королем (после бегства Этельреда II в Нормандию в конце 1013 г.). После смерти Свена (февраль 1014) Кнут уехал в Данию и вернулся с сильным подкреплением. После смерти Этельреда (апрель 1016) Кнут и противостоявший ему Эдмунд Железнобокий, сын Этельреда, поделили меж собой страну. После смерти Эдмунда Кнут остался полновластным господином Англии. Он женился на Эмме, вдове Этельреда, и двое ее детей от Этельреда, Эдуард и Альфред, были оставлены в Нормандии, на родине Эммы. В Венгрии были воспитаны двое сыновей Эдмунда, Эдуард Изгнанник и Эдмунд. См., например: Англосаксонская хроника 2010, 109—116.
[Закрыть]
В ту пору самым богатым и отважным из королей был король данов Кнут. Призываемый английской знатью и соблазненный частыми посланиями – ибо не противились ему англы, но приглашали и радостно принимали – с огромной ратью он высадился в Данезии[762]762
…он высадился в Данезии… – Денги (Dengie), округ в Эссексе; его название много старше датского завоевания и произошло не от датчан; нет ранних свидетельств, что Кнут или Свен высаживались здесь.
[Закрыть], которая доныне так зовется, взяв имя от данов. Причиной этим событиям было постыдное угнетение, ибо так заведено у королей: чем трусливей, тем свирепей. Такую жестокость выказывал Этельред: весьма боязливый и всех боявшийся, он злоумышлял против всех и утеснял знатных, не всех разом, но порознь, превращая свободу в рабство и обратно. Он позволял рабам попирать шеи знати, он был сокрушитель правды, ревнитель неправды, сеятель свирепства, трут немилосердия, не отмститель обидам, не воздаятель добрым делам. Любил он лишь тех, кого мог бы, прогневавшись, обвинить в рабском происхождении, измене или еще каком преступлении. На нем исполнилось сказанное: «У царя беззаконного все служители – нечестивцы»[763]763
У царя беззаконного все служители – нечестивцы. – Ср.: Притч. 29: 12.
[Закрыть]. Кого называли благодушным, кротким или сострадательным, тот не исправлялся пред очами его. Гордое око раба и ненасытное сердце служили ему в удовольствие[764]764
…тот не исправлялся пред очами его. Гордое око раба и ненасытное сердце служили ему в удовольствие. – Ср.: Пс. 100: 5—7.
[Закрыть]. Пени и плач знати были ему отрадой. Родовитых дев он выдавал за селян, а сынов высочайшей крови принуждал унизиться до дочерей рабов. Он любил в своих клевретах сердца, подобные его собственному, и вооружал их всеми ухищрениями жестокости. Сколько поставленных им тиранов, столько и королей. Правдивый в угрозах, лживый в посулах, всюду он был молотом всякой правды. В начале царствования знать терпела его, чтобы не казалось, что они умаляют его род, но потом, низведенные им насильно из знатности в подлое состояние, они продали его племени чуждому. Вместе с рабами, коих сам избрал и по манию коих свирепствовал против свободных, был он в своих покоях в Вестминстере, когда разгласилась весть о приходе Кнута, и король, бежав в челноке, умер от страха в городе Лондоне, среди рабов, и, оставленный ими, унесен речною стремниной, «куда Нума отправился с Анком»[765]765
…куда Нума отправился с Анком. – Гораций. Послания. I. 6. 27 (перевод А. А. Фета).
[Закрыть].
Хотя моя душа по природе ненавидит рабов, то в них мне по нраву, что и при конце, и при удобном случае они показывают, насколько заслуживают любви. Есть английская пословица о рабах: «Haue hund to godsib, ant stenc in pir oder hond», то есть: «Возьми пса в кумовья и палку в другую руку».
Внезапно и нежданно явился Кнут и, тотчас принятый в Лондоне теми, кто его приглашал, вторгся во все соседние области, а ради своей безопасности взял в жены Эмму, сестру герцога Нормандского, вдовствовавшую по кончине Этельреда. Но сыновей их, Альфреда и Эдуарда, он, как ни разыскивал, найти не смог, ибо один рыцарь по воле Вышнего исхитил их из смуты и вихря. Тайно поместив их в челн, он выгнал его в море и, украсив царским убором и приложив письмецо с их именами и родством, вверил их Божьему распоряжению. На второй день они, плачущие, найдены были паннонскими купцами, выкуплены венгерским королем и отосланы к их дяде герцогу.
А что делает Годвин в эту пору? Собрав большую и сильную рать, он призывает Эдмунда, Этельредова сына, и они встречают Кнута, спешащего на них, при Дирхерсте в Глостерской долине, над Северном. С обеих сторон были построены к битве полки и фаланги войска, многочисленнейшие у Кнута, который привел половину Англии купно с данами. Но даны страшились храбрых и гневных противников, как и своего неправого дела, поддерживаемого одною алчностью. Они потребовали у Кнута решить дело гибелью не всего войска, но одного человека – пусть-де будет вместо битвы поединок и победивший боец получит королевство для своего господина, а прочие уйдут с миром[766]766
…пусть-де будет вместо битвы поединок и победивший боец получит королевство для своего господина, а прочие уйдут с миром. – Встреча при Дирхерсте состоялась вскоре после победы Кнута в битве при Ассандуне (18 октября 1016), но это была мирная конференция, где короли условились разделить между собой Англию – соглашение, вскоре расторгнутое смертью Эдмунда Железнобокого (ноябрь 1016). Однако легенда о поединке королей старше Мапа: ее передает, например, Генрих Хантингдонский в «Истории англов», VI. 13 (Генрих Хантингдонский 2015, 267).
[Закрыть]. Обеим сторонам эти речи пришлись по нраву, Эдмунд же рассудил за благо выйти в бой самому и не позволил бы выпустить другого бойца вместо себя. Услышав об этом, Кнут решил биться сам, чтобы избежать недостойного неравенства, ведь битва королей – дело справедливое и подобающее. Когда все принадлежащее до этого дела было исполнено с должной торжественностью, учинено перемирие, бойцы вооружены, они на двух челнах с противоположных берегов переезжают на остров на Северне, снаряженные отменным и драгоценным оружием и конями, как требовала их честь и защита. На их неудачах и успехах в начавшемся бою мы не можем долго останавливаться, ибо должны перейти к другим предметам. Бой был долгим, при общем безмолвии, с различными переменами, возбуждавшими то унылый страх, то радостную надежду, и недвижное войско глядело на них с открытым ртом. Тут, однако, было сказано нечто достопамятное, ибо когда кони их были убиты и бойцы спешились, Кнут, тощий и рослый, донимал Эдмунда, большого и одутловатого, столь отважными и упорными нападениями, что, отступив для передышки, Эдмунд стоял, дыша тяжело и часто, а тот во всеуслышание молвил: «Эдмунд, у тебя слишком короткое дыхание». Эдмунд, залившись краской, сдержался и смолчал, а при следующем натиске так грянул противника по шлему, что Кнут коснулся земли коленями и рукой. Отпрянув, Эдмунд не сокрушил поверженного, не утеснил изнуренного, но в отместку молвил слово за слово, сказав: «Не такое уж короткое, если столь великого короля я положил к моим ногам». Даны же, видя, что в бою со столь важным исходом Эдмунд отводит свою руку от их господина и что, столь близкий к победе, он ее откладывает, многими мольбами и слезами склонили их к союзу на таких условиях, чтобы на протяжении их жизни они делили меж собою королевство в равных долях, а по смерти одного из них оставшийся владел всем в целости. Сделались они там братьями и друзьями, сочетавшись в крепчайшей верности, так что ни сеятель гнева дьявол, ни сообщники его, клеветнических и льстивых языков ненавистные бритвы[767]767
…клеветнических и льстивых языков ненавистные бритвы… – Ср.: Пс. 51: 4.
[Закрыть], не могли разрушить ни союз их, ни дружество.
Случилось, что Эдмунд умер первым, и вот как. У некоторых королей есть обыкновение доверять тайны своей комнаты или своей постели рабам, не боясь подставлять им свои свободные головы. Тут мне вспоминается, что Роберт, сын Генриха Первого, граф Глостерский[768]768
Роберт, первый граф Глостер (ум. 1147), незаконный сын Генриха I, единокровный брат императрицы Матильды, деятельно поддерживавший ее в борьбе со Стефаном; покровитель писателей и ученых, в частности Вильяма Мальмсберийского и Гальфрида Монмутского, посвятившего ему «Историю бриттов». Мап – единственный, кто рассказывает историю о Стефане де Бошане.
[Закрыть], человек великого разума и большой образованности, хотя, как часто бывает, распутный, много беседовал со Стефаном де Бошаном, человеком того же порока, словно пренебрегая всеми добрыми рыцарями. В решающий миг битвы, когда труба гудит, шлемы вздеты с обеих сторон, копья взяты наизготовку, щиты прижаты к груди, конские удила натянуты, Роберт поспешно ищет помощи и совета у добрых мужей, Стефана же забывает за никчемностью. Один из рыцарей ему в ответ: «Позови Стефана». Граф покраснел, примечая упрек, и сказал всем, кого призвал для совета: «Сжальтесь надо мной, не будьте так непреклонны и простите того, кто сознается в грехе. Я человек большого сладострастия, и когда зовет меня госпожа моя Венера, я зову слугу ее Стефана, расторопнейшего в таких делах помощника; когда же зовет Марс, обращаюсь к вам, его питомцам. А если мои уши почти всегда слушают его и мои уста говорят с ним, так это, по правде, оттого, что Венере я служу по доброй воле, а Марсу – по принуждению». Все рассмеялись, простили его и помогли.
Вот, думаю я, причина тому, что иные короли прогоняют свободных и доверяют свои тайны рабам, ибо они хотят служить порокам и бегут свободы добродетелей; и, как обычно говорится, подобный ищет подобного[769]769
…подобный ищет подобного. – Similis similem querit. Распространенное присловье; см., например: Guigo II prior Carthusiae. De quadripertito exercitio cellae. III. 9 (PL 153, 817); Bernardus Claraevallensis. Sermones in Cantica canticorum. 82 (PL 183, 1181); Richardus Sancti Victoris. Adnotationes mysticae in Psalmos (PL 196, 345).
[Закрыть]. Эдмунд сыскал подобного своим нравам в усладах или, лучше сказать, в пороках и подчинил свободных людей своего двора человеку рабского и подлого состояния[770]770
…человеку рабского и подлого состояния. – Другие источники называют этого человека по имени: Эадрик Стреона (Хапуга), мерсийский элдормен; он не убивал короля, но перешел на сторону Кнута в битве при Ассандуне, став виновником поражения Эдмунда. Другие варианты этой легенды см.: Генрих Хантингдонский 2015, 268. Интерес Эадрика к Минстерворту нигде более не засвидетельствован; возможно, это местная легенда.
[Закрыть]. Тот получил от короля много нежданных и неподобающих его безродности богатств, и наконец его привлекло одно селеньице, принадлежавшее короне, Минстерворт на Северне, в трех милях от Глостера. Он просил его, но в ответ получил от короля если не отказ, то отсрочку. От этого в нем зародился гнев, быстрый и бурный, и он, неуместной благосклонностью своего господина безрассудно принужденный не к надменности, а к безумию, замыслил беззаконие на ложе своем[771]771
…замыслил беззаконие на ложе своем… – Пс. 35: 5.
[Закрыть], какого не придумал бы человек свободный, даже уязвляемый бесконечными обидами. Замкнуты в медных стенах сердца знатных людей, коим ни зависть, ни любочестие, ни уксус беззакония не навредит, а потому они редко воздают неблагодарностью за благодеяния, хотя находят терпение против обид. Но у рабских душ нет оград или же все разрушены: они открыты для воровства, грабежа и прочих чад неправды. Они гнушаются взвешивать честь и бесчестье, довольствуясь сим скверным стишком:
Это евангелие дьявола, от слова Эван с согласным v, что переводится как «неистовство» (поэтому Вакх зовется Эваном), а не Еввангелие Господа Иисуса, в котором стоит двойной гласный u, от слова eu, то есть «благо», ибо оно учит воздержанию от зла и упорству в добре[773]773
…от слова eu, то есть «благо», ибо оно учит воздержанию от зла и упорству в добре. – Вальтер Мап, таким образом, различает слово evangelium, произведенное от Evan (или Euhan, одно из имен Вакха, см., например: Овидий. Метаморфозы. IV. 15; Стаций. Фиваида. II. 616) и euuangelium от греч. eu ‘благо-’. Вебб (Webb 1915, 123) приводит из Гуго Сен-Викторского и Иоанна Солсберийского аналогичные попытки различать орфоэпические и орфографические варианты как соответствующие доброму и дурному значению слова.
[Закрыть].
Раб этот, питая в уме безосновательную ненависть и памятуя о положении королей, наконец утвердился в решении, замыслив худшее, а именно, чтобы уцелевший наследовал умершему. Своею волею он оставил в живых Кнута, полагая, что тот такого же склада и ему подобен, так что, оставив всякую честь и мысль о Боге, вожделеет объединить под собой королевство. Раб заключил, что в уплату за беззаконие от Кнута можно получить без труда и промедления то, что господин медлил ему даровать.
Сделалось это так. Кнут владел Лондоном и областями за Икнилдом, Эдмунд – всем остальным[774]774
Кнут владел Лондоном и областями за Икнилдом, Эдмунд – всем остальным… – Icknield Way – древняя дорога, идущая от Дорсета к Норфолку. Согласно «Англосаксонской хронике», Эдмунд получил только Уэссекс (Англосаксонская хроника 2010, 115), и граница, как обычно считалось, проходила по Темзе. Мап определенно прав, считая Лондон владением Кнута. См.: Walter Map 1983, 430.
[Закрыть], и потому довелось ему прийти в тот любезный Минстерворт, где я ныне, благодарение Богу, владею капеллой по праву материнской церкви Вестбери. Увидев это сельцо, со всеми богатствами и отрадами, до него относящимися, раб воспалился неистовством и подложил, служитель дьявола, своему господину в дыру в нужнике железный вертел, острый и длинный. При приходе короля он шел перед ним, неся много свечей, и отстранил иные из них, чтобы король, не чая опасности, на оную наткнулся. И он наткнулся; смертельно раненный, он велел унести себя оттуда и скончался в Россе, королевском селении, которое он уступил Херефордской церкви, доныне им владеющей[775]775
…скончался в Россе, королевском селении, которое он уступил Херефордской церкви, доныне им владеющей. – Мап прав, делая Росс владением Херефордской церкви, и возможно, прав, делая его даром Эдмунда и помещая смерть Эдмунда в Росс. Другие варианты (Флоренс Вустерский говорит о смерти Эдмунда в Лондоне, Генрих Хантингдонский – в Оксфорде) неприемлемы, поскольку эти места были, вероятно, под властью Кнута. Так как «Англосаксонская хроника» говорит о его погребении в Гластонбери, вероятно, он умер западнее. См.: Walter Map 1983, 431.
[Закрыть]. Раб поспешил к Кнуту и сказал: «Здравствуй, целый король, бывший вчера лишь полукоролем; вот бы вознаградил ты виновника твоей целости, чьей рукою устранен твой недруг и вырван из земли твой единственный неприятель». Тогда король, хотя весьма опечаленный, с ясным лицом отвечает: «Боже благий! кто же оказался мне таким другом, чтобы я вознес его паче сотоварищей его[776]776
…паче сотоварищей его? – Пс. 44: 8.
[Закрыть]?» Раб говорит: «Я». Тогда король вознес его и вздернул на высоком дубе: подобающий и заслуженный конец для рабов.
После этого Кнут долгое время оставался независимым монархом, и даны покрыли все области повсюду. Взяв верх над англами, они принуждали их к худшему рабству, творя насилие над их женами, дочерьми и внучками. Годвин доносил об этом Кнуту со многими слезами, но не помог избавлению своего народа и из жалости к своим стал безжалостным и неумолимым врагом королю данов. Он мужественно противился королевской власти (и, говорят, одолевал во многих столкновениях), непрестанно домогаясь мира и свободы для англов. Когда же Кнут увидел, что в битве его не победить, он склонился к его мольбам, чтобы добиться коварством в мирное время, чего не умел взять силой и воинским искусством. Они сделались по виду друзьями, и свобода Англии восстановилась. Даны часто заключали такие договоры и нарушали их, нарушили и этот, впав в былую разнузданность свирепей обычного. Однако этот мир длился долгое время, в течение которого Кнут злоумышлял против Годвина. Частыми подарками и изъявлениями дружества он добился от него и доверия, и приязни. Когда же король полностью убедился в этом, то призвал графа и после многих вздохов и частых стенаний сказал: «Я надеюсь на ваше прощение, ибо я, со своей стороны, отпустил вам все, что в наших распрях казалось того заслуживающим; говорю „казалось”, а не „заслуживало”, ибо покамест я был неправедным гонителем вашего народа, ваше сопротивление всегда было и похвальным, и праведным. Если же еще какая малость или облачко по моей вине удручает вас, мне будет отрадою дать вам удовлетворение, какое вам угодно». Умягченный этими коварными речами и отчасти умирившись душой, граф отпускает ему все прежние дурные посягательства. Но Кнут, чтобы искуснее уловить его в свои сети, прибавляет: «Господин граф, вы возвеселили мою душу, и я желаю вверить вам распоряжение обоими королевствами. Прежде всего, я хочу, чтоб вы посетили Данию, дабы управить и исправить все, что усмотрите. Единственная моя сестра, что правит там вместо меня, самая прекрасная и преданная из девиц, получит из вашей руки мое послание, велящее ей созвать к вам всю знать; им вы дадите другое, велящее подчиняться вам, как мне, со всяким благоговением». Соглашается граф и, получив письма и позволение отбыть, быстро достигает порта, откуда ему предстоит переправа через море. По совету своего капеллана Бранда[777]777
…капеллана Бранда… – Единственное известное духовное лицо в XI в., носившее это необычное имя, – аббат Питерборо (1066—1069).
[Закрыть], известного ему как отменный искусник в тонких вещах, он вскрывает обе печати, чтобы испытать лживость или верность короля, справедливо опасаясь данов, даже дары приносящих[778]778
…справедливо опасаясь данов, даже дары приносящих. – Ср.: Вергилий. Энеида. II. 49.
[Закрыть]. В первом он находит приказ всем данам встретить его; во втором: «Пусть ведают друзья мои даны, по заслугам мне любезнейшие из всех мужей, ибо вернейшие, что граф Годвин, к которому вы пришли, призванные моим письмом, коварством и силой вырвал у меня правление Данией на три года, посулив, что будет разумным и верным служителем на увеличение доходов, на процветание всех дел и на вашу защиту, так что и Иосиф для Египта не был благоприятнее. Так волк пред глупым пастухом притворяется собакой, чтобы, убедив его, что разогнаны внешние опасности, в одиночестве свободно предаться грабежу. Он вожделеет отомстить позор английского племени и похваляться вашей кровью. Я почуял его коварство и согласился с его просьбой, притворяясь простаком, чтобы этот замышляющий смерть принял смерть от вашей руки и чтобы хитроумие увидело себя побежденным мудростью. Ибо пока он жив, я не единственный король Англии и Дании». Годвин велит подменить это письмо и вопреки желанию своих людей, в страхе уговаривавших его повернуть назад, поступает отважно и так переиначивает королевский приказ: «Кнут, король Англии и Дании, данам, единственным поборникам его процветания, ибо во всякую годину войны и мира они служили ему верно и храбро. Надлежит вам ведать, что я в здравии и спокойствии правлю как монарх всей Англией, что, я надеюсь, угодно Богу, направляющему меня, как Иакова, возлюбленного Своего. Я благодарен Ему и вашим молитвам; подателю же сих писем, графу Йоркскому и господину Линкольна, Ноттингема, Лестера, Честера, Хантингдона, Нортгемптона, Глостера и долго нам противившегося Херефорда, мы обязаны более, нежели кому-либо из живущих, ибо его рука добыла мне мир, его доблесть и мудрость успокоили державу. Ему как вернейшему моему препоручил я заботу и распоряжение всей Данией и отдал сестру мою в жены; и я хочу, чтобы вы подчинялись его власти беспрекословно. Прощайте[779]779
…и я хочу, чтобы вы подчинялись его власти беспрекословно. Прощайте». – По замечанию Джеймса, «или Мап оставил эту историю незаконченной, или в архетипе нашей рукописи не хватало листа» (Walter Map 1914, 218). Хронист Радульф Черный рассказывает ту же историю о счастливой хитрости Годвина, однако другие источники говорят, что Годвин был женат на Гите, дочери Торкеля и сестре ярла Ульфа. Интересно, что такую же историю рассказывает Саксон Грамматик (Деяния данов. X. 16. 4) о том, как Ульф добыл себе в жены сестру Кнута. Мотив подмененного письма встречается в европейской литературе с античных времен (ср.: Фукидид. История. I. 132, рассказ о вестнике царя Павсания); учитывая «датский» фон этой сцены у Мапа, следует в первую очередь вспомнить «Гамлета» (акт IV, сц. 3; акт V, сц. 2). См.: Varvaro 1994, 39f.
[Закрыть]».
V. О ГЕНРИХЕ ПЕРВОМ, КОРОЛЕ АНГЛОВ, И ЛЮДОВИКЕ, КОРОЛЕ ФРАНКОВ
Генрих, король Англии, отец матери того Генриха, что ныне царствует, муж предусмотрительный и приверженец мира, в сражении при Жизоре разбил и обратил в бегство короля Франции Людовика Толстого с его горделивой ратью. Вернувшись победителем, он замирил Англию[780]780
Возможно, отсылка к битве при Бремюле (несколько миль к северо-западу от Жизора) 20 августа 1119 г., в которой Генрих I разбил Людовика VI (ср.: Генрих Хантингдонский 2015, 340). См.: Hinton 1923, 462f.
[Закрыть], завоеванную его отцом Вильгельмом Незаконнорожденным, но ни самим Вильгельмом, ни сыном его и преемником Вильгельмом Рыжим не приведенную к миру, затем что старинные ее обитатели, отнюдь не сносящие своего изгнания равнодушно, тревожили пришлецов, и по всей державе свирепствовал мятеж. Но этот Генрих, о котором у нас речь, устраивая браки меж обеими сторонами, и другими способами, какими мог, соединил оба народа в твердом согласии и долгое время счастливо правил Англией, Уэльсом, Нормандией и Бретанью, к славе Божией и великому благоденству и непрестанной радости подданных. Кроме того, он возвел Клюнийскую обитель[781]781
Большая церковь в аббатстве Клюни была заново отстроена в конце XI– начале XII в.; аббат Петр Достопочтенный свидетельствует, что Генрих I и король Альфонсо были ее главными жертвователями: «Хотя почти триста лет чуть ли не все латинские короли любили Клюнийскую церковь и возвеличивали и осыпали ее движимыми и недвижимыми дарами Бога ради, однако среди всех блаженной памяти король англов и герцог норманнов Генрих, сын Вильгельма Первого, герцога, а затем короля, почитал ее с особою любовью. Превосходя всех помянутых многочисленными и великими дарами, он и большую церковь, начатую королем испанцев Альфонсо, дивной и несравненной постройкой возвысил между почти всеми церквами всего мира» (перевод по: Hinton 1923, 461f.). См.: Walter Map 1983, 436.
[Закрыть] от основания, которое король испанцев Альфонсо заложил на своем иждивении и едва поднял над уровнем почвы, а потом из-за скаредности отступился от своего намерения. Это здание, хотя и было величественнейшее и прекраснейшее, вскоре после того, как строители отвели от него руки, целиком рухнуло. Но когда возвестили об этом королю перепуганные клюнийцы, виня во всем работников, он оправдал их, сказав, что длань Господня сотворила это, чтобы он не воздвигал свое на той основе, что заложил король, побежденный скаредностью. Послав туда лучших своих строителей, он велел вырыть из земли все, что заложил Альфонсо, и возвел здание дивной величины, дав монахам сто фунтов стерлингов годовых навечно, чтобы поддерживали его в целости.
Хотя король держался посередине между скупостью и расточительностью, так что не мог бы быть ближе к расточительности, не впав в этот грех, он был счастливо окружен всяческим изобилием и процветал среди благоденства людей и дел во всей державе. Обычаи его дома и челяди, как он их установил, были у него записаны[782]782
Возможно, отсылка к Constitutio domis regis Генриха I, написанной около 1136 г. и известной ныне из «Красной Книги Казначейства» и «Малой Черной Книги Казначейства» (XIII в.).
[Закрыть]: дома – чтобы всегда обиловал всяким припасом и чтобы была точная очередность, задолго предусмотренная и до всех доведенная, где ему останавливаться и откуда двигаться, и чтобы каждый именитый человек этой земли, коих зовут баронами, приходя к нему в дом, имел бы установленные льготы от королевской щедрости; челяди – чтобы никто не нуждался, но каждый получал определенные дары. Говорят, что, насколько позволяет этот мир, жил его двор без заботы, дворец – без гама и смятения, а это редкость; и если позволительно верить отцам, мы можем назвать его век Сатурновым, а наш – Юпитеровым[783]783
…мы можем назвать его век Сатурновым, а наш – Юпитеровым. – Т. е. его век – золотым, а наш – железным. О золотом веке под властью Сатурна см.: Вергилий. Георгики. II. 536—540; Энеида. VIII. 319—327; Овидий. Метаморфозы. I. 89—114.
[Закрыть]. Стекались, говорят, отовсюду ко двору люди – не только наши, чтобы облегчить свои заботы, но и чужеземцы приходили и находили множество торговцев и товаров: ибо был здесь, так сказать, рынок, следующий за королем, куда бы он ни выступил, так твердо установлены были его пути и места широко провозглашенных остановок. Зрелые летами или мудростью всегда перед обедом – при дворе с королем, и голос глашатая призывал тех, кто добивался слушания по своему делу; после полудня и сна допускали тех, кто искал развлечений, и так до полудня был королевский двор школой добродетелей и мудрости, а после – учтивости и пристойного веселья.
Но кто умолчал бы о легких шутках этого человека, столь приятного и благодушного, не столько императора или короля, сколько отца Англии – даже хотя мы не в силах описать важные? Его постельничий Пейн Фитцджон[784]784
Пейн Фитцджон – барон с валлийской границы, наместник Херефордшира и Шропшира при Генрихе I; убит в 1137 г. Нет других свидетельств, что он был постельничим Генриха.
[Закрыть] обыкновенно на каждую ночь нацеживал по секстарию вина, чтобы утолять королевскую жажду, а король спрашивал его раз или два в год, а то и ни разу. Потому Пейн и пажи спокойно выпивали его досуха, и часто в самом начале ночи. Случилось, что король в полночь спросил вина, а его не было. Поднимается Пейн, будит пажей, ничего не находят. Король застает их, охотящихся на вино и не находящих; подзывает Пейна, дрожащего и испуганного, и говорит: «В чем дело? Разве не всегда при вас есть вино?» Тот робко отвечает: «Да, господин, на каждую ночь мы нацеживаем по секстарию, а поскольку вы уж давно не пьете и не спрашиваете вина, мы часто выпиваем его вечером или когда вы уснете, и вот мы признались во всем по правде и просим у вашей милости прощения». Король: «Ты нацеживал не больше секстария на ночь?» Пейн: «Не больше». «Это было мало для нас двоих; впредь бери у виночерпиев на каждую ночь по два, один тебе, другой мне». Так правдивое признание избавило Пейна от заслуженного страха и уняло гнев короля; это было в духе королевской снисходительности и щедрости – вместо свары и гнева воздать весельем и выгодой. Лучшего стиля, пространнейшей речи был бы достоин этот король, но он из новых, и древность не придала ему важности.
Король Франции, помянутый выше Людовик Толстый, был человек, огромнейший телом и не менее того – делами и умом[785]785
…и не менее того – делами и умом. – Мап покидает Людовика VI и делает обзор французской истории с IX в., основанный на шансон де жест. По его мнению, французская монархия была сильна при Карле Великом, а после него ослабела и впала в анархию, которая начинается с событий двух жест – «Рауль де Камбре» и «Гормон и Изембар». Рауль, племянник Людовика (возможно, Заморского, но не Людовика Благочестивого, как у Мапа), погиб в битве при Ориньи, близ Вервена (у Мапа – apud Euore).
[Закрыть]. Людовик, сын Карла Великого, лишился почти всей знати Франции и всего войска франков при Эворе из-за глупой гордыни своего племянника Рауля Камбрейского. С этого дня он в прискорбном положении правил королевством франков вплоть до прихода Гурмунда и Изембарда, против коих он с остатками франков начал битву в Понтье[786]786
…вплоть до прихода Гурмунда и Изембарда, против коих он с остатками франков начал битву в Понтье. – Джеймс считал, что эта битва описана у Гальфрида Монмутского (История бриттов. XI. 184). Бредли замечает, что Гальфрид (абсурдно переместивший историю Гурмунда и Изембарда в VI в. и сделавший Гурмунда королем африканцев) вообще не упоминает об этой битве: его рассказ о делах Гурмунда и Изембарда заканчивается опустошением, учиненным ими в Британии; он даже не говорит, что они пересекли море, чтобы вторгнуться во Францию. Источником Мапа был, конечно, не Гальфрид, но кто-то лучше знакомый с хронологией. Эту историю рассказывает Гвидо Шалонский (цитируемый в «Хронике» Альберика, XIII в.), но в отличие от Мапа относит ее не к Людовику Благочестивому, а к Людовику Заике (Bradley 1917, 399).
[Закрыть]. Истребив большую часть врагов, он вернулся победителем, но с весьма малой свитой, и вскоре умер от ранений и тягот сказанной битвы, на горе и слезы всей Франции. После кончины того Людовика не отступал меч от Франции[787]787
…не отступал меч от Франции… – 2 Цар. 12: 10.
[Закрыть], пока Господь не сжалился и не послал этого Людовика. В юности он не мог выйти из парижских ворот дальше третьего милевого камня без позволения или сопровождения соседних князей, и ни один из них не слушался и не страшился его повелений. От этого его высокая душа накопила великий гнев, не стерпев, что ее запирают в тесных рубежах. Разбудил его, как спящего, Господь[788]788
Разбудил его, как спящего, Господь… – Ср.: Пс. 77: 65.
[Закрыть] и дал ему решимость для битвы, а вскоре и милость победы, и довершил труды его полным единством и миром всей Франции.
Наследовал ему Людовик, сын его[789]789
Наследовал ему Людовик, сын его… – Людовик VII (1137—1180).
[Закрыть], христианнейший и кротчайший из людей, и по благодати Христовой обладал миром, который его отец стяжал оружием, во все дни своей жизни, без сомнений уповая на Господа, который никогда не оставляет надеющегося на Него[790]790
…на Господа, Который никогда не оставляет надеющегося на Него. – Иф. 13: 17.
[Закрыть]. Говорю о том, что видел и знаю. Будучи человеком такой благости и столь простодушной кротости, оказывая ласку каждому нищему, и своему, и чужому, так что мог казаться слабоумным, был он весьма строгий судья и совершитель правосудия, хотя часто проливающий слезы, непреклонный с гордецом и беспристрастный с кротким.
Случилось, как я слышал от многих великих мужей, дивное дело, которое может небезосновательно показаться невероятным. Один человек на границах Галлии, маркиз, могучий, но жестокости чрезмерной, ежедневно донимал свирепым насильством соседей и чужеземцев; ввергал в темницу странников, которых или пытками изнурял до смерти, или, ограбив, отпускал полумертвыми. Будучи не ниже Катилины в коварствах и Нерона в беззаконии, он имел жену, превосходившую родом, красой, благонравием и ближних, и дальних. С ужасом отвращаясь от тирании порочного мужа, она противопоставила любовь Христову его ужасным делам, так что не боялась при каждом представлявшемся случае разрешать связанных, выводить пленных, всех отпускать на свободу, нагружая их какими могла дарами, и не радовалась, пока не проводит их радостными. При всяком свирепстве господина своего она плакала и по любви Христовой сострадала несчастным с великою скорбью, и что ни доставалось ей из награбленного тираном или из должных выплат держателей, все расходовала на ограбленных и других нуждающихся. По этой причине, где бы ни распространялся слух о жестокости и бесславии мужа, сопровождало его милосердие и добрая слава жены, и тем светлей она блистала, чем больше ее ясность лучилась во мраке ее мужа. Тиран этот, не слушавшийся ни совета доброй жены, ни порицаний благочестивейшего Людовика, был им захвачен и, во всем признавшись, осужден и веден на виселицу. И вот та добрая женщина, о которой я говорил, жена его, хотя и беременная, хотя и на сносях, презрев всякую опасность как для чрева, готового рожать, так и для рождающегося чада, бросается к ногам сострадательного судии, со слезными воплями молит о милосердии, просит ради уважения к ее доброму имени, и слезные вздохи сокрушают судью, коего ни война не смутила бы, ни золото не прельстило. И тем блистательней была сия просительница, что уже свободная, уже от пагубного тирана не зависящая, из-за верности супружеству она хотела вновь быть связанной. И хотя счастливая своей независимостью и одиночеством, она не думает ни об утрате свободы, ни о тяготе рабства, ни о безмерности кары, не боится быть битой былыми скорпионами, ни снова попасть под бичи[791]791
…не боится быть битой былыми скорпионами, ни снова попасть под бичи… – Ср.: 3 Цар. 12: 11, 14.
[Закрыть], но усердно приемлет всею душою всю строгость супружеской верности. Итак, связанного преступника ведут от места наказания назад во дворец, а чтобы злоба его не казалась совсем избежавшею унижения и взыскания и не похвалялась совершенной безнаказанностью, король велит отсечь ему правое ухо. Тут случается примечательная диковина: четырех дней не прошло, как родился у этого тирана от его избавительницы сын, не имеющий правого уха. Было бы меньшим дивом, будь он зачат после усекновения отца, но то, что он, уже живой и полностью образовавшийся в утробе, явился потом на свет искалеченным, – это знак высочайшего сострадания.
Это была одна из милостей Людовика; следующая такого рода. Валеран из Эффрии был рыцарь неграмотный, однако весьма приятного красноречия, известный и любезный королю. Были у короля три служителя[792]792
Были у короля три служителя… – Вальтер де Вильбеон, камергер Людовика VII; Бушар Ле Вотр (Le Vautre, «охотничий пес»; Мап переводит это классическим Molossus), один из главных советников; Гильом де Гурне появляется как один из парижских прево в 1154 г. Валеран не идентифицирован; предположения см.: Hinton 1923, 462. Недавно было замечено, что Валеран, придворный остроумец, и именем, и положением похож на своего автора, Вальтера Мапа, и эту историю стали толковать как «аллегорию писательства» (Edwards 2007, 284f.; ср.: Levine 1988, 96). Можно прибавить к этому, что загадочная Effria, откуда он происходит, – анаграмма лат. effari, «говорить, вещать».
[Закрыть], стоявшие над всей Францией, – Вальтер камергер, Бушар Молосс, а по-галльски veautur, и Гильом де Гурне, прево Парижский. Вальтер пожинал почти все плоды Франции по своему усмотрению, Бушар, стоявший ниже него, – некоторую их часть, Гильом – немногие, а Людовик по простоте своей – то, что ему позволяли. Валеран, видя это и зная, что делается, печалился, что из-за власти рабов причиняется такой огромный урон казне, и сочинил песенку на галльском языке с такими словами:
Когда песенка разошлась, они увидели, что их тайные дела обнаружились и сговор их раскрыт; они вознегодовали и вооружились для мщения: они собирают всех, кто может навредить Валерану, строят ковы и обвиняют его в преступлении против короля, коего неустанными наветами отвращают от приязни. Наконец некая дама, знатная и весьма богатая, но со скользкой славой, в великой злобе и спеси безумствуя, обвиняет Валерана пред королем, что он распевал непристойные песни и о ней, и о короле. Король, уязвленный этим, говорит: «Валеран, я терпеливо сношу брань на свой счет, но поносить мою сродницу непозволительно, ибо она моя кровь и один из моих членов». Отвечает Валеран: «Этот член у тебя хворый», что по-галльски остроумнее: De ce member es tu magrinez. Даже это словцо король стерпел кротко. Другие засмеялись, но женщина, раздосадованная насмешкой, сказала: «Господин король, доверь наказать его мне; я ему покажу. Я знаю, как проучить шута; я найду трех шлюх, которые отделают его бичами, как следует». Тут Валеран: «Госпожа, твое дело спорится, осталось найти лишь двух». Тогда она слезно просит отомстить эти обиды, и те трое, коих он уязвил, присоединяют свои жалобы и добиваются, что несчастный был изгнан. Валеран искал убежища у нашего господина, короля Англии, и был ласково принят. Вальтер между тем снес его дома, выкорчевал виноградники, вырубил рощи, повалил его ограды, все разорил. Наш господин дважды своими письмами и трижды собственными устами просил господина Людовика, чтоб тому все вернули, но безуспешно. Видя, что никакое заступничество не вернет ему прежнего состояния, и зная Людовика как человека весьма сострадательного, Валеран прибег к помощи его сострадательности. Когда помянутые короли вели беседу на широком поле, окруженные большим сонмом ратников, Валеран, предупредив о своем замысле нашего короля, появился, восседая на маленьком вороном коне, обезображенном худобой, сам в убогом виде – в платье, изодранном от ветхости, небритый и немытый, шпоры свисают с пяток, башмаки тесные и дырявые, во всем подобный последнему из людей. Желая, чтоб его увидели, он показался пред королем Людовиком и нашим: его погнали оттуда палками, как нищего, и он ускакал. Короли одни беседовали в круге, обсуждая мир меж королевствами. Но Людовик, заметив появление Валерана, испугался, что дело, сделанное с благонамеренным лукавством, было без притворства и от настоящей нужды. Он почувствовал такое отвращение к своей чрезмерной суровости, что в одиночестве отошел от короля, чтобы приблизиться к Царю Небесному, и поспешил умирить небо, пренебрегая земным покоем. Наш король терпеливо ждал, зная, что происходит; но Людовик, подойдя к своим людям, отозвал Вальтера и сказал: «Я избрал тебя от народа и сделал князем в надежде, что ты будешь разумным и верным правителем всего королевства; я всегда открывал для тебя мой слух, желая, чтобы ты вливал в меня мед своей мудрости, ради мира народного и моего благоденствия. Но ты влил отраву, присоветовав, чтобы я согрешил против Господа и брата моего Валерана; за слово надобно было наказать словом, а не битьем и изгнаньем. Увы! сколь безжалостным я себя обнаружил только что, увидев, сколь жалким я его из-за тебя сделал. Он удалился в ту сторону; быстро ступай за ним и приведи назад». Вальтер, испуганный, кидается в толпу, находит, приводит, возвращает ему все, и чтоб он впредь не сетовал, прибавляет больше, чем отнял, и когда Валеран приносит благодарность за восстановление в прежнем состоянии, король благочестивой и смиренной мольбой добивается, чтобы тот его простил.
Случилось мне провести много времени в Париже с королем[794]794
Случилось мне провести много времени в Париже с королем… – Вероятно, в 1170-х гг., поскольку ниже Мап говорит, что «примерно в ту же пору» ехал на Латеранский собор (1179). Та же история с небольшими отличиями рассказана Гиральдом Камбрийским (Giraldus VIII, 317—318); возможно, Гиральд слышал ее от Мапа.
[Закрыть], и среди прочего он говорил со мною о сокровищах королей и сказал: «Богатства королей неодинаковы и многоразличны. В драгоценных камнях, львах, пардах и слонах – богатство индийских владык; золотом и шелковыми платьями похваляются византийский император и сицилийский король; но у них нет людей, умеющих вести что-нибудь, кроме разговоров; в делах военных они никчемны. Римский император, которого называют императором Германии, располагает людьми, годными для войны, и боевыми конями, но не золотом, не шелком и не другими богатствами, ибо Карл Великий, отвоевав эту землю у сарацин, все, кроме укреплений и замков, отдал архиепископам и епископам, коих водворил в обращенных городах. А господин твой, король Англии, у которого ни в чем нет недостатка, располагает людьми, конями, золотом и шелком, самоцветами, плодами, дичью и всем прочим. Мы же во Франции не имеем ничего, кроме хлеба, вина и веселья». Это слово я себе заметил, ибо оно остроумное и правдивое.
Примерно в ту же пору, когда я по приказанию господина короля Англии спешил на собор в Риме, созванный при папе Александре Третьем[795]795
…спешил на собор в Риме, созванный при папе Александре Третьем… – Ср.: I. 31.
[Закрыть], принял меня радушно граф Шампанский, Генрих, сын Тибо[796]796
…граф Шампанский, Генрих, сын Тибо… – Генрих Щедрый, граф Шампани (1152—1181), сын Тибо IV, муж Марии Шампанской, дочери Людовика VII и Алиеноры; его двор в Труа был видным культурным центром.
[Закрыть], самый щедрый из людей, так что многим он казался расточительным, ибо всякому просящему давал[797]797
…всякому просящему давал. – Ср.: Лк. 6: 30.
[Закрыть]. За беседою он хвалил Рено де Музона[798]798
…хвалил Рено де Музона… – Рено де Бар (или де Муссон), епископ Шартрский (1182—1217), сын Рено II, графа Бара, и Агнес, дочери Тибо IV Великого, графа Блуа и Труа.
[Закрыть], своего племянника, во всем, за исключением чрезмерной щедрости. Я же, зная, что сам граф столь щедр, что кажется расточителем, с улыбкой спросил, известны ли ему самому границы щедрости. Тот отвечал: «Где уже не остается, что дать, там и граница; ибо постыдными средствами разживаться, чтоб было что даровать, – это не щедрость». Мне это показалось остроумным; ведь если ты дурно добываешь, чтобы раздавать, то становишься алчным ради щедрости.
